2. Москва: второй тур переговоров
Авторитет В. Гомулки в Польше еще более возрос после переговоров партийно-правительственных делегаций ПНР и СССР, состоявшихся 15—18 ноября 1956 г. в Москве. К ним польская сторона подготовила проект декларации о взаимоотношениях ПОРП и КПСС, в которой обобщались и систематизировались в порядке приоритетов вопросы, обсужденные на межпартийном уровне во время бельведерской дискуссии 19 октября1. Проект рассматривался 10 ноября на заседании Политбюро ЦК ПОРП, и было признано, что принятие межпартийной декларации нецелесообразно. Обоснование такого решения в протоколе заседания отсутствует. Возможно, польскому руководству стало известно, что советская сторона намеревалась придать предстоявшим переговорам самый высокий статус. Это должны были быть переговоры на межгосударственном уровне, что требовало от итогового документа иной юридической формы. Поэтому Политбюро ЦК ПОРП поручило А. Рапацкому, Р. Замбровскому и Е. Моравскому подготовить для встречи в Москве «обширное сообщение [для печати] о ходе переговоров с представителями СССР»2. Однако подготовленный ими текст «информационного сообщения» был по неизвестным причинам отклонен в Кремле и в печати так и не появился.
Польскую делегацию на переговорах возглавил В. Гомулка, члены делегации: Ю. Циранкевич, А. Завадский, С. Ендрыховский (все — члены Политбюро ЦК ПОРП); в составе польской делегации участвовали также член ЦК ПОРП Э. Шир, заместитель министра финансов ПНР В. Тромпчиньский, генеральный директор МИД ПНР М. Верна и генеральный директор Министерства финансов ПНР Г. Котлицкий. В советскую делегацию входили: Н.С. Хрущев (глава делегации), К.Е. Ворошилов, Н.А. Булганин, первые заместители председателя Совета Министров СССР А.И. Микоян и М.З. Сабуров (все члены Президиума ЦК КПСС); с советской стороны участвовали также кандидат в члены Президиума ЦК КПСС маршал Г.К. Жуков, министры СССР Б.П. Бещев, А.Г. Зверев, И.Г. Кабанов, начальник Главного управления по делам экономических связей со странами народной демократии К.И. Коваль, заместитель министра иностранных дел СССР Н.С. Патоличев, посол СССР в Польше П.К. Пономаренко, 1-й заместитель начальника Генерального штаба СССР, начальник штаба Объединенных вооруженных сил стран Варшавского договора генерал армии А.И. Антонов, заведующий Договорно-правовым отделом МИД СССР Г.И. Тункин3. Иными словами, в Москве встретились первые лица политического и государственного руководства Советского Союза и Польши, что подчеркивало важность межгосударственных проблем, которые предполагалось рассмотреть и принять необходимые решения, определяющие перспективу взаимоотношений двух соседних стран.
Подлинный протокол четырехдневных заседаний, находящийся, очевидно, в российских архивохранилищах, пока недоступен для изучения. Но в Польше не так давно опубликована не имеющая официального статуса запись переговоров, составленная переводчицей польской делегации4. Данный документ в силу своего неофициального происхождения, вероятно, не вполне адекватно передает ход дискуссии, тем не менее он, бесспорно, свидетельствует о главном: это были переговоры равных партнеров. Таким образом, польское руководство достигло (формально, по крайней мере) важного и реального успеха на пути урегулирования взаимоотношений двух стран. Впоследствии В. Гомулка (на встрече с представителями Объединенной крестьянской и Демократической партий 22 ноября) очень высоко оценил московскую встречу: по его мнению, не было ни одного поставленного поляками в ходе переговоров вопроса, который бы не был «рассмотрен по существу, глубоко» и решен «позитивно и с пользой» для польской стороны5. Это не означало, что обсуждение поднятых проблем проходило гладко. Напротив, временами дискуссия напоминала бурный спор, нередко уводивший в сторону от основной темы. Сквозь суховатый текст рабочих записей составителя документа видны необузданный темперамент Н.С. Хрущева, твердая уверенность в своей правоте В. Гомулки и С. Ендрыховского, несдержанность Г.К. Жукова и М.З. Сабурова. Когда польская сторона, не устававшая выдвигать все новые и новые претензии к советским руководителям, упрекнула их в том, что СССР больше помогает ГДР, чем Польше, А.И. Микоян не выдержал и разразился следующей тирадой: «Мы понимаем ваши экономические нужды. Но мы не согласны с односторонней постановкой вопроса. Такая позиция питает корни антисоветских отношений. Из того, что вы говорили, следует, что мы вас почти угнетали. Претензии только к нам. А ведь 500 тысяч солдат Советской Армии погибло в Польше, 1,5 млн было раненых. Мы давали обмундирование и кормили польскую армию. Мы защищали ваши западные земли. Наши издержки на польских землях составили 34 млрд рублей, но нам даже в голову не приходило, чтобы обращаться с претензиями о возвращении издержек».
Для советских людей, вынесших на своих плечах все тяготы войны с германским фашизмом, аргументы Микояна не были пустым звуком, во всяком случае, неприкрытая горечь в его словах была оправданна. «Из того, что вы говорите, — продолжал он, — следует, что все экономические трудности в Польше были вызваны поставками репарационного угля, а ведь [у вас] были серьезные трудности в вашей экономике»6. Здесь Микоян имел в виду напряженность польского пятилетнего плана, то есть не только слишком высокие темпы для его выполнения, но прежде всего несоответствие плановых заданий возможностям их реального выполнения, а также перегруженность польской экономики военными заказами.
Тот же документ позволяет уяснить, какие проблемы советско-польских отношений в тот момент считались первоочередными и поэтому находились в центре общего внимания. Таких проблем было три: во-первых, расчеты по транзитным торговым перевозкам за период 1945—1954 гг.; во-вторых, соотношение злотого и рубля и, в-третьих, поставки в СССР польского угля по льготным ценам, установленным на основе советско-польского договора от 16 августа 1945 г. (о чем так много спорили в ходе дискуссии в Бельведере). Все эти проблемы рассматривались взаимосвязанно, а на их основе — все остальные, как то: вопросы репараций, польской оборонной промышленности (главным образом военных поставок из СССР), строительство стратегических объектов на польской территории (военные аэродромы, железнодорожные линии и т. п.).
На третий день переговоров (17 ноября) в дискуссию включились Н.С. Хрущев (его выступление записано не было) и В. Гомулка. Последний высказался по всему кругу обсуждавшихся вопросов, причем особенно подчеркнул, что в мирное время было бы целесообразно войска государств-участников Варшавского договора подчинить «национальным командованиям». Этот тезис явно противоречил советской военной доктрине, однако отражал стремление польской стороны к укреплению собственного суверенитета. Далее Гомулка, ссылаясь на советские заявления, адресованные международному сообществу, высказал пожелание, чтобы СССР сократил численность своих войск в Польше. Дискуссия сразу же обострилась (выступили Гомулка, Хрущев, Жуков, Завадский, Булганин). Поляки быстро сообразили, что данной темы лучше не касаться. Разговор по этому вопросу исчерпал себя сам собой, и польский лидер перешел к очередной проблеме: репатриации поляков из СССР.
Для современного исследователя советско-польских отношений очень существенно, однако, было следующее: в ходе обсуждения и то разгоравшихся, то затухавших споров Г.К. Жуковым, а затем и Н.С. Хрущевым впервые была названа общая численность советских войск в Польше: две танковые и две авиационные дивизии7. Много это или мало? Вот как ответил на этот вопрос В. Гомулка. Выступая 22 ноября перед представителями Объединенной крестьянской и Демократической партий, он невольно обмолвился: «Ну, мы первоначально думали, что на территории Польши расквартировано больше [советских] войск, <...> оказывается, что этих войск очень мало»8. Между прочим, слова польского лидера можно интерпретировать так: в октябре 1956 г., когда ожидалось вторжение советских войск в польскую столицу, на деле оказавшееся мнимым, фактически имела место не реальная оценка ситуации, а ее излишняя драматизация.
В последний день переговоров первый секретарь ЦК КПСС и председатель Совета Министров СССР с одной стороны, первый секретарь ЦК ПОРП и председатель Совета Министров ПНР — с другой, подписали «Совместную декларацию» по вопросу советско-польских отношений9. Она была одновременно опубликована в польской и советской печати на следующий день после подписания.
Декларация рассматривала проблемы, в высокой степени волновавшие поляков. Стороны заявили, что межгосударственные отношения СССР и ПНР будут покоиться на принципах полного равноправия, незыблемости территориальных границ, независимости и суверенности субъектов договора, невмешательства в дела друг друга. Тем самым подтверждались базовые основы, о которых делегации ЦК ПОРП и ЦК КПСС договорились в ходе дискуссии в Бельведере и которые затем были еще раз названы в Декларации правительства СССР от 30 октября 1956 г.10 Как признал В. Гомулка, новая Декларация явилась «выражением коренного перелома в практике отношений между Польшей и Советским Союзом», а также между ПОРП и КПСС11. Эти слова были произнесены в день подписания документа на приеме в польском посольстве. В ответном слове Н.С. Хрущев без тени сомнения посчитал необходимым подчеркнуть: «Иногда можно слышать голоса, что Советский Союз извлекает какие-то экономические выгоды от дружбы со странами народной демократии и, в частности, с Польшей. Это неверно в корне. Если бы мы преследовали такие цели, мы вели бы совершенно иную политику»12. Трудно понять, что тут имелось в виду: может быть, желание задним числом оправдать свое некорректное поведение в Варшаве в день прилета и в ходе дальнейших ожесточенных споров с поляками. Ведь шеф КПСС был не из тех, кто забывал о поражении на следующий день. Характерные штрихи его прямолинейной натуры передают воспоминания Т. Пюро, присутствовавшего на приеме; он обратил внимание на следующую колоритную сцену: «Центральной фигурой [на приеме] был, конечно, Хрущев, в тот период основательно укрепившийся на своей первой в Советском Союзе позиции, что проявлялось в его манере поведения, в каждом жесте. <...> Он излучал первобытный темперамент и уверенность, что в любой ситуации и в любом окружении не кто-нибудь, а он является центром внимания. После нескольких соответствовавших обстоятельствам тостов он почувствовал себя как дома и с присущей ему бесцеремонностью заявил Гомулке: "Вы все еще имеете к нам какие-то претензии, но как только вам нужно будет убегать из Польши, то куда? На Запад? Нет, убегать — к нам, в Уфу"»13. Чтобы по достоинству оценить реплику Хрущева, надо помнить, что в Уфу в начале Отечественной войны был эвакуирован аппарат Коминтерна, а в межвоенный период многие деятели Союза польских патриотов в СССР прошли политическую и идеологическую подготовку в различных коминтерновских школах и курсах.
Центр внимания теперь, в московской декларации, переносился на урегулирование экономических взаимоотношений СССР и ПНР, определение статуса советских войск на территории Польши и дальнейшую репатриацию поляков, оказавшихся в СССР после окончания Второй мировой войны. Весьма болезненно воспринимавшаяся поляками проблема неравноправия экономических отношений между ПНР и СССР, и в первую очередь пресловутая «угольная проблема», в результате достигнутых соглашений снималась, так как образовавшаяся задолженность Польши по советским кредитам (по состоянию на 1 ноября 1956 г.) подлежала аннулированию.
В ходе переговоров В. Гомулка обратился к советским руководителям с просьбой увеличить в 1957 г. поставки в Польшу зерна на 300—400 тыс. тонн, поскольку запрошенных в свое время 1 млн тонн оказалось недостаточно (польскими экономистами, добавил Гомулка, «были плохо проведены подсчеты»)14. В устах польского лидера это прозвучало довольно странно, но тем не менее достигло цели. В качестве жеста доброй воли правительство СССР согласилось предоставить Польше 1 400 000 тонн зерна. Кроме того, полякам предоставили долгосрочный кредит (700 млн руб.) для покрытия стоимости доставляемых из Советского Союза товаров.
Без дискуссии был решен вопрос о репатриации. Советская сторона брала на себя обязательство разрешить данный вопрос во всех его составных частях и аспектах15.
Что касается вопроса о пребывании советских войск на территории Польши, то договаривавшиеся стороны констатировали: советские войска продолжали дислоцироваться в ПНР в связи с обострившейся международной обстановкой (ближневосточный конфликт, активизация западногерманского реваншизма и др.), при этом все передвижения советских военных частей по польской территории, так же как их количественный состав и места расположения, должны были строго согласовываться с польскими властями. Советским войскам вменялось уважать и соблюдать польское законодательство, не вмешиваться во внутренние дела Польши. Принятие же отдельного польско-советского соглашения по данному вопросу откладывалось на более поздний срок, так как требовало основательной предварительной проработки со стороны уполномоченной совместной комиссии.
Польская делегация возвращалась на родину поездом, и по тому, как спонтанно и радушно приветствовали ее на всем пути следования по польской территории, можно было сделать вывод, что польское политическое руководство завоевало доверие самых широких слоев населения. Урегулированные проблемы польско-советских межгосударственных, экономических и межпартийных отношений способствовали консолидации нации вокруг обновленного руководства ПОРП. В глазах общественности В. Гомулка в Москве отстаивал национальные интересы своей страны и добился в этом очевидного, впечатляющего успеха16. На вокзале в Варшаве его встретили овациями и традиционным пением «Сто лят». Это означало, что первый секретарь ЦК ПОРП мог чувствовать себя триумфатором.
Уже 20 ноября Ю. Циранкевич выступил на заседании Сейма ПНР с информацией о ходе и итогах польско-советских переговоров. Обращаясь к национальным чувствам польского народа (московскую декларацию «осознал каждый поляк своим национальным инстинктом», декларация «попала в наиболее чувствительную, самую впечатлительную струну национального сознания каждого поляка»), премьер высоко оценил встречи в Кремле, подчеркнул оказанную советской стороной реальную помощь Польше с целью преодоления ею экономических трудностей, в категорической форме заявил о необходимости дальнейшего пребывания Северной группы советских войск на польской территории в связи с опасностью возрождения западногерманского милитаризма и угрозы польским западным границам17.
Это было последнее заседание польского Сейма первого созыва (21 ноября 1952 — 20 февраля 1957 г.), впереди была требовавшая от ПОРП немалых организационных усилий новая избирательная кампания. И новые политические проблемы.
Примечания
1. Текст проекта с поправками и дополнениями В. Гомулки см.: AAN. PZPR. КС. Sygn. XIA/71. T. I. К. 199—202; Tajne dokumenty Piura Politycznego: PRL ZSRR 1956—1970. Wstęp A. Paczkowskiego. Londyn, 1998. S. 13—15.
2. Centrum władzy... S. 226.
3. См.: Правда. 19.11.1956.
4. См.: Bez serwilizmu. Nieznana notatka z rozmów delegacji polskiej z kierownictwem ZSSR w listopadzie 1956 r. / Oprac. E. Szyr // Dziś (Warszawa). 1993. № 7. S. 72—90.
5. Tajne dokumenty... S. 27.
6. Bez serwilizmu... S. 83.
7. Ibidem. S. 87.
8. Tajne dokumenty... S. 26 (Выделено мною. — А.О.).
9. Текст декларации см.: Правда. 19.10.1956; Dokumenty i materiały do historii stosunków polsko-radzieckich. T. XI: styczeń 1956 — grudzień 1960. Warszawa, 1987. S. 88—93.
10. В разделе первом Декларации, отражавшем отношение руководителей ПНР и СССР к текущим международным проблемам, читаем: «Делегации обменялись взглядами по вопросу событий в Венгрии. Обе делегации выражают убеждение, что венгерский рабочий класс и весь венгерский народ найдут в себе достаточно сил, чтобы защитить завоевания народно-демократического строя» (Dokumenty i materiały... S. 90).
11. Правда. 19.10.1956.
12. Там же.
13. Pióro T. Op. cit. S. 258—259.
14. Bez serwilizmu... S. 88.
15. См.: Ruchniewicz M. Repatriacja ludności polskiej z ZSSR w latach 1955—59. Warszawa, 2000. S. 132—135.
16. Генеральный консул СССР в Гданьске Н.К. Талызин, изучая реакцию населения города на совместное декларацию партийно-правительственных делегаций СССР и ПНР, встретился с мнением, что «наряду с положительной оценкой [заявления] имеют место враждебные СССР высказывания о том, что выгодные для Польши условия заявления были достигнуты вопреки желанию делегации СССР благодаря твердой позиции Гомулки» (АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 40, 1956 г. П. 336. Д. 10. Л. 151). Подобная реакция, как правило, присуща массовому сознанию.
17. Trybuna Ludu. 21.11.1956; Stosunki polsko-radzieckie w latach 1945—1972: Dokumenty i materiały / Oprac. E. Basiński i T. Walichnowski. Warszawa, 1974. S. 327—334.