1. От октября к ноябрю
Реализация заявленной В. Гомулкой новой политической линии началась с радикальных изменений в военном ведомстве. Еще 23 октября генерал К. Виташевский, давно зарекомендовавший себя открытой приверженностью к методам «завинчивания гаек», был смещен с должностей заместителя министра национальной обороны ПНР и начальника Главного политического управления Войска Польского. На следующий день в принудительный отпуск отправили К. Рокоссовского, с тем чтобы 13 ноября в ходе реорганизации Совета Министров ПНР освободить с постов министра национальной обороны и вице-премьера, после чего он почти сразу отбыл в Москву (как уже говорилось, все усилия некоторых членов ЦК ПОРП ввести его в новый состав Политбюро на VIII пленуме потерпели неудачу). Что касается официальных кругов Москвы, то здесь предпринятые польским руководством шаги не могли встретить понимания, в особенности устранение К. Рокоссовского из партийных и государственных органов.
На волне всеобщего недовольства подлежал ликвидации исчерпавший себя институт военных советников из СССР, сменились руководители политорганов и пр. На первые роли в военном ведомстве вернулся интеллигентный, но, как свидетельствуют хорошо знавшие его высокопоставленные военные деятели, нерешительный М. Спыхальский1, который тем не менее в скором времени занял пост министра национальной обороны. Все проведенные кадровые мероприятия имели определенный политический смысл: во-первых, они отвечали чаяниям представителей польского среднего и высшего командных звеньев, в подавляющей своей массе считавших в то время уже излишним присутствие в Войске Польском советских советников и офицеров; во-вторых, были необходимы для успокоения патриотических настроений рядовых польских граждан, далеко не всегда разбиравшихся в хитросплетениях политических противостояний или относившихся к политике достаточно индифферентно.
«Казалось, VIII пленум развяжет все проблемы, — читаем в монографии З. Рыковского и В. Владыки. — Через несколько дней было уже ясно видно, что он едва выявил глубину политического кризиса и уровень напряженности в обществе. На Гомулке концентрировались не только надежды. Концентрировалась также ответственность за реальную политику. Он полностью осознавал это, когда разрешал дилеммы времени. <...> Кризис был глубокий, трудности нагромождались, вызовы ситуации были огромные. Общество митинговало и добивалось выполнения требований. Аппарат власти разлагался. А вдобавок лилась кровь в Венгрии, вспыхнула война на Ближнем Востоке. И снова все между собой повязалось. И снова нужно было все проблемы разрешать одновременно. Так пробовал это делать Гомулка. В течение первых трех месяцев после VIII пленума в многочисленных выступлениях он представлял главные принципы своей политики. На их основе можно воссоздать как общий контур его политической философии, так и предпосылки безотлагательных диагнозов и решений. Самым важным вопросом он считал защиту государства и польских государственных интересов, а также в тесной связи с этим защиту строя Польши. <...> Основной задачей должно было быть возвращение власти способности управлять. Это должно было в первую очередь означать усмирение стихийности общественного движения, придание ему дисциплины и контролируемости. Именно в неконтролируемости общественного поведения Гомулка видел самую большую угрозу для суверенности и безопасности Польши. Развитие событий в Венгрии, казалось, подтверждало такой образ мышления»2.
Думается, здесь верно выделены приоритеты программы выхода из кризиса, предложенной В. Гомулкой.
В ПОРП многочисленные замены партийных руководителей воеводского уровня, не всегда, впрочем, в должной мере обоснованные, вызывали нервозность и раздражение. Достаточно было прослыть сторонником (подлинным либо мнимым) лагеря натолинцев или, скажем, высказаться публично о целесообразности польско-советского союза, чтобы подвергнуться нападкам и быть освобожденным с занимаемой должности на ближайшем пленарном заседании воеводской партийной организации3. В Кремле подобные меры вызывали недоумение.
В высшие органы законодательной и исполнительной власти ввели представителей Объединенной крестьянской и Демократической партий, хотя даже в сумме их доля не шла ни в какое сравнение с представительством ПОРП; и все же заметный прогресс по сравнению с еще совсем недавним прошлым был налицо. К руководству политическими партиями (стронництвами) приходили люди, не скомпрометированные поддержкой режима, олицетворявшегося Б. Берутом и его самым близким окружением. Таким образом, политический механизм ПНР претерпевал позитивные изменения.
Учитывая выраженные в печатных средствах массовой информации конструктивные предложения, высшее политическое руководство страны согласилось с необходимостью принять меры по повышению законотворческой роли Сейма4.
Принимая во внимание глубокие традиции католицизма в стране, его широкое распространение среди населения, В. Гомулка пошел на прямые контакты с католическими группировками, в том числе с обществом светских католиков ПАКС, разрешил открыть клубы католической интеллигенции (в Варшаве, Кракове, Вроцлаве, Люблине, Лодзи, Торуни и др.), вернул краковский еженедельник «Тыгодник повшехны» его основателям, а в январе 1957 г. позволил создание в Сейме фракции беспартийных католиков «Знак» — как бы официально узаконенной оппозиции в польском парламенте (которая, впрочем, публично заявила о своем нежелании вмешиваться в политику). Как дальновидный политик новый лидер ПОРП прекрасно понимал, что в тот момент — в октябре 1956 г. — следует пойти на самую важную уступку верующим-католикам, несколько лет остававшимся без своего верховного духовного пастыря, и распорядился об освобождении примаса Польши кардинала С. Вышиньского. 8 ноября была создана совместная комиссия для рассмотрения отношений между государством и католической церковью (член Политбюро ЦК ПОРП Е. Моравский, министр без портфеля, глава Управления по делам вероисповеданий Совета Министров ПНР Е. Штахельский, лодзинский епископ М. Клепач и секретарь епископата Польши епископ З. Хороманьский). Подобные политические шаги польская общественность оценила по достоинству, что сыграло немаловажную роль в январе 1957 г. в период новых выборов в Сейм.
Стабилизацию положения замедлили, однако, трагические события в Венгрии. Их начало имеет прямую связь с митингами польского студенчества. Дело в том, что 23 октября студенты высших учебных заведений Будапешта вышли на улицу, желая тем самым выразить свою солидарность со студенчеством Варшавы. Но манифестация в поддержку поляков переросла в вооруженное восстание против тоталитарного режима. Оно было беспощадно подавлено вторгшимися в Венгрию советскими войсками. В Польше интервенция вызвала новый всплеск эмоций антисоветского, антирусского характера5. На массовом митинге в варшавском Политехническом институте 30 октября, в котором участвовали члены ЦК ПОРП А. Старевич и М. Нашковский, по поручению партийного руководства побывавшие в Будапеште для изучения ситуации, была принята резолюция, выражавшая «полную поддержку революционным силам Венгрии» и протест «против участия советских войск в подавлении восстания»6.
В связи с польскими и венгерскими событиями советское политическое руководство в последней декаде октября выступило со специальным заявлением. Оно называлось «Декларация Правительства Союза ССР об основах развития и дальнейшего укрепления дружбы и сотрудничества между Советским Союзом и другими социалистическими странами» (датирована 30 октября и на следующий день опубликована в советской печати; тогда же ее опубликовала и польская пресса). Целью предпринятого Кремлем хода было объяснить международному сообществу, что, по мнению советского руководства, происходит в Восточноевропейском регионе. Сама идея документа возникла спонтанно, точнее — ее диктовало развитие событий сначала в Польше, а с конца октября — в Венгрии. Утром 30 октября на заседании Президиума ЦК КПСС Н.С. Хрущев выступил с информацией «О беседах с китайскими товарищами» и сообщил о точке зрения делегации КПК, находившейся еще в Москве, по вопросу о ситуации в Венгрии и Польше, а именно: «Принять декларацию сегодня о выводе войск из стран н[ародной] демократии (обсудить эти вопросы на сессии Варшавского пакта) с учетом мнения той страны, в которой наши войска находятся». Причем в протокольной записи заседания подчеркивалась следующая констатация первого секретаря ЦК КПСС: «На такой позиции стоит всё Политбюро ЦК КПК»7. Далее со слов Н.С. Хрущева выяснилось, что речь, собственно, должна идти о двух документах — один должен быть обращен к венграм, а другой — к участникам Варшавского пакта. Вокруг этого на заседании и развернулся обмен мнениями. Выступили (в порядке предоставления слова) Булганин, Молотов, Ворошилов, Каганович, Шепилов, Жуков, Фурцева, Сабуров и в заключение — Хрущев. Наиболее важное было сказано Молотовым и Шепиловым. Первый ратовал за немедленные переговоры с венграми о выводе советских войск, второй считал, что в первую очередь следует разработать некий свод общих принципов взаимоотношений социалистических стран в Восточноевропейском регионе. Шепилов говорил: «Ходом событий обнаружился кризис наших отношений со с[транами] н[ародной] демократии]. Антисоветские настроения широки. Глубинные причины вскрыть. Основы остаются незыблемыми. Устранить элементы командования, не дать сыграть на д[анной] ситуации, ряд мер продумать в наших отношениях. Декларация — первый шаг. Обращение к венграм [делать] не следует». При этом Шепилов считал обязательным вывод советских войск из Венгрии8. Когда проект Декларации был подготовлен, в обсуждении его участвовали Булганин, Хрущев, Каганович, Молотов, Жуков. Существенное дополнение в текст внес Н.С. Хрущев. Он считал важным подчеркнуть, что в большинстве восточноевропейских стран советских войск нет, а в Польше, Венгрии и Румынии они находятся «с согласия их правительств и в интересах этих пр[авительст]в и народов»9. Каганович, Молотов, Жуков рекомендовали сослаться также на Потсдамские соглашения, чтобы подкрепить обоснованность пребывания Северной группы советских войск в Польше международными правовыми актами.
Окончательная версия Декларации включала в себя как бы два тематических блока. Сначала излагались общие принципы взаимоотношений социалистических стран, хорошо известные из подобного рода идеологических выкладок советской политической элиты, причем бросается в глаза, что эта часть явно навеяна не самыми приятными воспоминаниями о польско-советской дискуссии в Бельведере. Во-первых, в документе признавалось, что взаимоотношения социалистических стран впредь должны основываться на равноправии, уважении территориальной целостности, государственной независимости и суверенитета, невмешательстве во внутренние дела друг друга (так называемая «панча шила» — идея Д. Неру и индийской дипломатии). Во-вторых, был сделан упор на необходимость учитывать историческое прошлое и национальные особенности каждой страны. В-третьих, выказывалась готовность обсудить меры по обеспечению развития экономических связей между странами блока на основе взаимной выгоды и равноправия в экономических отношениях. В-четвертых, ставился вопрос о ликвидации института советских специалистов-советников, и не только в Польше. В-пятых, Советский Союз соглашался рассмотреть совместно с заинтересованными сторонами вопрос о выводе советских войск, дислоцированных в социалистических странах. Относительно советских войск в ПНР указывалось, что они находятся там на основании решений Потсдамской конференции и Варшавского договора10. Эти актуальные для советско-польских межгосударственных отношений вопросы после октября 1956 г. игнорировать было уже невозможно. Второй тематический блок Декларации касался событий в Венгрии11.
В выработке политической линии советского руководства на венгерском направлении существенную роль сыграла негласная встреча высших советских и польских руководителей, состоявшаяся 1 ноября 1956 г. Принципиальное решение о встрече (в районе Бреста) было принято на заседании Президиума ЦК КПСС днем раньше, причем согласие польских руководителей было получено заранее в телефонных переговорах12. Встреча состоялась в обусловленное время: с советской стороны в ней участвовали Н.С. Хрущев, Г.М. Маленков и В.М. Молотов, с польской — В. Гомулка, Ю. Циранкевич и Э. Охаб13. Никаких протоколов или рабочих записей встречи, видимо, не велось, однако известно, что центральным был вопрос о повторной интервенции советских войск в Венгрию. Необходимо было выработать согласованную политическую линию стран социалистического лагеря, как утверждает Н.С. Хрущев14. По его же свидетельству, В. Гомулка высказал мнение, что в сложившейся ситуации присутствие советских войск в Венгрии было оправданно, но при этом, подчеркнул Гомулка, они не должны прибегать к оружию15. К единому мнению стороны не пришли. Н.С. Хрущев впоследствии так описывал ход встречи: «Изложили мы свою точку зрения товарищам Гомулке и Циранкевичу. Они выслушали молча. Мы поставили вопрос: "Как быть?". Гомулка высказался в том смысле, что хотя ситуация очень сложная, все-таки применять вооруженную силу не следует. <...> Надо дать возможность правительству, занявшему контрреволюционные позиции, разоблачить себя. Тогда венгерский рабочий класс сам свергнет его»16. Конечно, ручаться за дословность рассказа Н.С. Хрущева трудно, но иных документальных свидетельств по данному вопросу у исследователей пока нет. Важно, что позиция поляков вполне устроила представителей КПСС, так как фактически развязывала руки руководству СССР в проведении дальнейших военных акций в Венгрии. Советско-польская встреча в Бресте была, очевидно, скоротечной, поскольку Хрущеву и Маленкову надо было торопиться дальше по намеченному маршруту (Бухарест и о. Бриони в Югославии), а Молотов вернулся в Москву, чтобы проинформировать Президиум ЦК КПСС о ходе состоявшейся беседы.
Польские руководители и в данный момент, и в дальнейшем отстаивали собственное видение венгерской ситуации. В протокол заседания Политбюро ЦК ПОРП от 1 ноября по итогам встречи в Бресте была внесена такая запись: «Политбюро высказалось негативно по вопросу вооруженной интервенции СССР в Венгрии». Было принято постановление о подготовке соответствующего документа, обращенного к гражданам Польши17. Утром 2 ноября в газете «Трыбуна люду» можно было прочитать текст обращения ЦК ПОРП «К рабочему классу, к польскому народу», в котором советское военное вмешательство в венгерские дела безоговорочно подвергалось осуждению: «Мы придерживаемся той точки зрения, что вопросы защиты и удержания народной власти и завоеваний социализма в Венгрии могут решать внутренние силы — венгерский народ во главе с рабочим классом, а не интервенция извне»18. В советской печати текст обращения публиковался в сильно искаженном виде: процитированный выше фрагмент был, естественно, изъят, сам текст документа дан в изложении, ни слова не было сказано о причинах, по которым советские войска оставались на территории Польши19. Тем самым менялся политический смысл обращения ЦК ПОРП. Данная в нем квалификация вторжения Советской Армии в Венгрию как интервенции была для советского политического руководства совершенно неприемлема. Польская же общественность увидела в этом стремление В. Гомулки на деле добиваться подлинного суверенитета для стран социалистического лагеря, для Польши — в частности. Это был один из тонко рассчитанных ходов В. Гомулки, чтобы привлечь на свою сторону как можно больше сторонников в стране. Парадокс ситуации заключался, однако, в том, что трагически развивавшийся кризис в Венгрии отвлек внимание польского общества от собственных, внутрипольских проблем.
Ментальности поляков были близки чаяния венгерских повстанцев, выступивших за свободу своей страны. Можно сказать, тут видна была историческая традиция, восходившая ко временам «весны народов» 1848 г. Моральная и материальная помощь венграм в 1956 г. проявлялась в разных формах. Население Вроцлава едва ли не в подавляющем своем большинстве выразило негативное отношение к советской интервенции. Местная печать 29 октября опубликовала воззвание городского комитета ПОРП, призывавшее сдавать кровь для раненых участников освободительной борьбы в Венгрии. Денежные пожертвования призывали делать комитеты Народного Фронта. Начались также сборы одежды. Медицинские работники заявили о готовности направиться в Будапешт для оказания медицинской помощи повстанцам. В патриотических гражданских акциях морально-политической и материальной поддержки большую роль сыграло студенчество университета и институтов20.
В городах Польши не было недостатка в разных формах протеста. Например, в начале ноября, когда советские войска повторно вошли в Венгрию, в педагогическом училище г. Ополе состоялось собрание молодежи. Как только там появился 1-й секретарь ВК ПОРП Павел Вояс (член ЦК ПОРП), в зале раздались возгласы: «Требуем отставки бюро воеводского комитета ПОРП!», «Требуем вывода советских войск из Венгрии и из Польши!». Вояс попросил слова для выступления, но аудитория ему отказала21. Обструкция городским руководителям стала выражением протеста против советского вторжения в Венгрию. В начале того же месяца (ранее 9 ноября) в Эльблонге, как сообщали советские дипломаты в Центр, «началась широкая кампания по оказанию помощи венгерскому народу. Интеллигенцией города (в основном врачами, учителями и артистами) создан специальный комитет, который и организует сбор от населения денег, продовольствия и медикаментов. <...> Отношение к советским гражданам за последнее время резко ухудшилось. Как частные, так и официальные лица используют любой повод, чтобы сказать русским о выезде в свою страну»22. В беседе с сотрудниками посольства СССР председатель воеводской рады народовой Познани Франчишек Щербаль рассказывал: в первых числах ноября были организованы студенческие демонстрации «с требованием прекращения вмешательства советских войск во внутренние дела Венгрии»; в знак солидарности с восставшими венграми на всех зданиях высших учебных заведений города были вывешены венгерские национальные флаги, а на улицах возле здания университета организован сбор «денежных средств в помощь венгерским трудящимся, пострадавшим во время военных событий»23.
Провенгерские демонстрации в разных формах выражения солидарности прекратились лишь после 14 ноября, когда вооруженное сопротивление венгерских повстанцев было окончательно сломлено и на повестку дня встали иные проблемы.
В такой тревожной обстановке население Польши с одобрением наблюдало за переменами в общественно-политической жизни. С обновлением кадрового состава органов юстиции началась новая волна реабилитации участников движения сопротивления периода Второй мировой войны. 3 ноября Секретариат ЦК ПОРП принимает решение создать комиссию под председательством И. Лёги-Совиньского, которой поручалось рассмотреть заявления бывших членов ППС, не принятых в ПОРП в 1948 г. До 1958 г. в объединенную партию было принято более 2 тыс. бывших членов социалистической партии24. Примерно в это же самое время в Демократической партии создается комиссия для пересмотра приговоров по персональным делам (политическим обвинениям) членов партии25. 8 ноября реабилитационная комиссия ОКП сняла все политические обвинения с ряда известных людовских деятелей26.
Еще один важный политический ход сделали власти, когда были пересмотрены приговоры, вынесенные осужденным участникам волнений в Познани, поскольку в речи на VIII пленуме ЦК ПОРП В. Гомулка возложил всю ответственность на партийно-государственное руководство, заявив: «Причины познаньской трагедии и глубокого недовольства всего рабочего класса таятся в нас, в руководстве партии, в правительстве»27.
Идя навстречу общественным ожиданиям, в первую очередь рабочих заводов и фабрик, Сейм принял 19 ноября закон о рабочих советах на предприятиях. Тем самым предпринималась попытка соединить принцип государственной собственности и централизованного планирования с рабочим самоуправлением. Впрочем, довольно скоро выяснилась, что сама идея рабочих советов и самоуправления, позаимствованная поляками из опыта югославских рабочих, на практике осуществлялась с большим трудом, не встречая понимания администрации производственных предприятий и испытывая сопротивление регионального партийного аппарата.
В Советском Союзе любая информация о попытках создания рабочих советов в Польше замалчивалась, так как не соответствовала идеологическим представлениям и практике коммунистической партии. На судостроительном заводе в Гдыне 22 ноября 1956 г., в канун заводского отчетно-выборного партийного собрания, местный «рабочий совет разослал всем рабочим завода обращение, в котором сообщалось, что рабочий совет входит с предложением в городской комитет ПОРП о роспуске заводского комитета ПОРП потому, что последний якобы не пользуется доверием коллектива. В обращении выражалось также недоверие заводскому комитету профсоюза»28. Понятно, что такие действия рабочего совета оценивались советскими партийными аппаратчиками только как контрреволюционные.
В Польше предпринимались также усилия по совершенствованию административно-управленческой системы, в том числе по ликвидации излишних бюрократических звеньев. Просто новаторским выглядело создание Экономического совета, в задачу которого входило оппонирование политике государственных органов в хозяйственной сфере. В его рамках виднейшие ученые-экономисты страны организовали широко освещавшуюся в прессе дискуссию по вопросам предполагаемой модели экономического развития Польши.
Пристальное внимание наблюдателей, в том числе в странах социалистического лагеря, вызывала аграрная политика, провозглашенная на VIII пленуме ЦК ПОРП. Правящая партия поворачивалась лицом к индивидуальному хозяйству, частному сектору на селе. В политических кругах СССР столь решительный шаг был расценен как отступление от ленинского кооперативного плана. И в этом нет ничего удивительного, если обратиться к количественным показателям: из 10 203 производственных кооперативов, зарегистрированных 30 сентября 1956 г., на селе до 31 декабря того же года осталось только 1528, то есть 15%29. Массовый выход крестьянства из кооперативов принял необратимый характер. Политика коллективизации сельского хозяйства потерпела полный крах как нежизнеспособная в конкретных польских условиях.
Примечания
1. Характеристику М. Спыхальского см. в книге воспоминаний генерала Тадеуша Пюро — в описываемое время представителя Войска Польского в Генеральном штабе Объединенного командования вооруженных сил Варшавского договора, хорошо знавшего нового министра обороны ПНР (Pióro Т. Armia ze skazą: W Wojsku Polskim 1945—1968 (wspomnienia i refleksje). Warszawa, 1994. S. 260—262.
2. Rykowski Z., Władyka W. Polska próba: Październik'56. Kraków, 1989. S. 268—269.
3. См., например: РГАНИ. Ф. 5. Оп. 28. Д. 398. Л. 236—237. Из записи беседы советника посольства СССР в Варшаве Ю.В. Бернова с заместителем заведующего международным отделом ЦК ПОРП Т. Стшалковским 2 ноября 1956 г.
4. Только в ведущих варшавских периодических изданиях («Трыбуна люду», «Жыче Варшавы», «Тыгодник демократычны», «Нова культура», «По просту») по вопросам совершенствования работы польского парламента опубликовано более десяти статей.
5. См., например: АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 40, 1956 г. П. 336. Д. 10. Л. 93, 128, 133—134.
6. Sztandar Młodych. 31.10.1956.
7. См.: Советский Союз и венгерский кризис 1956 года: Документы / Редакторы-составители Е.Д. Орехова, В.Т. Середа, А.С. Стыкалин. М., 1998. С. 457—458.
8. Там же. С. 458—459. Некоторая несвязность текста выступления министра иностранных дел объясняется тем, что это — запись В.Н. Малина, который, присутствуя на заседании с целью подготовки протокола заседания, торопливо делал заметки «для себя».
9. Там же. С. 461.
10. См.: Орехов А.М. События 1956 года в Польше и кризис польско-советских отношений // Советская внешняя политика в годы «холодной войны» (1945—1985): Новое прочтение / Отв. ред. Л.Н. Нежинский. М" 1995. С. 235—236.
Никаких резолюций, меморандумов и других специальных документов по вопросу о пребывании советских войск на польской территории в послевоенный период Потсдамская конференция не рассматривала и не принимала. Согласно директиве Ставки Верховного главнокомандования от 10 июня 1945 г. 2-й Белорусский фронт был преобразован в Северную группу войск (СССР и Польша: 1941—1945. К истории военного союза. Документы и материалы // Русский архив. Т. 14, 3(1). Великая Отечественная. М., 1994. С. 432). 31 июля 1945 г. на заседании глав правительств И.В. Сталин пояснил, что эти войска обеспечивают коммуникации Советской Армии, идущие в советскую зону оккупации Германии (Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны, 1941—1945 гг.: Сб. документов. Т. 6. Берлинская (Потсдамская) конференция руководителей трех союзных держав — СССР, США и Великобритании (17 июля — 2 августа 1945 г.). М., 1984. С. 241).
Подробнее о Северной группе войск см.: Krogulski M.L. Okupacja w imię sojuszu: Armia Radziecka w Polsce 1944—1956. Warszawa, 2000.
11. Известия. 31.10.1956.
12. Советский Союз и венгерский кризис... С. 479, 481, 510.
13. Источник. 2003. № 6. С. 68.
14. Хрущев Н.С. Время. Люди. Власть. (Воспоминания в 4-х кн.). Кн. 3. М., 1999. С. 255—256.
15. См.: Хрущев С.Н. Никита Хрущев: кризисы и ракеты. Взгляд изнутри. Т. 1. М" 1994. С. 251.
16. Хрущев Н.С. Указ. соч. С. 255—256.
17. Rewolucja węgierska 1956 w polskich dokumentach / Oprac. J. Tischler. Warszawa, 1995. S. 130.
18. Подлинный текст обращения см.: Ibidem. S. 134—135.
19. Ср.: Правда. 3.1 1.1956.
20. См. подробнее: Ciesielski S. Wrocław 1956 / Acta Universitatis Wratisla-viensis, № 2167. Historia CXXXVIII. Wrocław. S. 140—142.
21. АВП РФ. Ф.0122. Оп. 40. 1956 г. П. 336. Д. 10. Л. 134. Из записи беседы советских дипломатов с П. Воясом 15 ноября.
22. Там же. Л. 103. Из беседы советского дипломата с очевидцем событий.
23. Там же. Л. 128. Беседа состоялась 15 ноября.
24. Centrum władzy: Protokoły posiedzeń kierownictwa PZPR. Wybór z lat 1949—1970 / Oprac. A. Dudek, A. Kochański, K. Persak. Warszawa, 2000. S. 224; 100 lat polskiego ruchu robotniczego: Kronika wydarzeń. Warszawa, 1978. S. 314.
25. Tygodnik Demokratyczny. 7—13.11.1956. № 45. S. 2.
26. Zielony Sztandar. 18.11.1956.
27. Гомулка В. Речь на VIII пленуме ЦК ПОРП 20 октября. Варшава, 1956. С. 15.
28. АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 41, 1957 г. П. 350. Д. 66. Л. 51. Из справки 4-го Европейского отдела МИД СССР «Рабочие советы на предприятиях Польши» от 27 июня 1957 г.
29. Jarosz D. Polityka władz komunistycznych w Polsce w latach 1948—1956 a chłopi. Warszawa, 1998. S. 152.