4. Москва: «Вопросы Польши»

20 октября на рассвете делегация КПСС покинула Варшаву, а днем VIII пленум ЦК ПОРП — знаковый не только в истории польского коммунистического движения, но и, смело можно сказать, в истории Польши — продолжил свою работу. В исторической литературе анализ событий, как правило, обрывался на избрании нового польского руководства и варшавском митинге 24 октября. Дальнейшее описание касалось только внутренних польских сюжетов. Исследователи не располагали необходимой информацией о том, что происходило в Москве в ближайшие дни после отбытия советской делегации из Польши. Теперь лакуну можно заполнить. Кое о чем рассказал впоследствии Н.С. Хрущев, но его воспоминания в силу конкретных причин неполны, о чем-то вполне сознательно умалчивают, а многие факты, важные для нынешних исследователей, вероятно, просто забылись. Зато сохранился очень ценный документ — упоминавшиеся не раз черновые протокольные записи заседаний Президиума ЦК КПСС, или так называемые «заметки» В.Н. Малина. Они-то и являются в данном случае незаменимым источником и свидетельствуют о том, что в тот непродолжительный период «польская проблема» для советской политической элиты выдвинулась на передний план. Лобовое столкновение 19 октября в Бельведере показало — время безропотной уступчивости партнеров по Варшавскому пакту своему «старшему брату» отходило в прошлое пусть постепенно, но с фатальной неизбежностью.

20 октября — в день возвращения в Москву — Н.С. Хрущев созвал Президиум ЦК КПСС, чтобы информировать об итогах встречи с руководителями ПОРП. В своих заметках В.Н. Малин зафиксировал довольно непосредственную, нервную реакцию участников заседания на польские события: «Выход один — покончить с тем, что есть в Польше». Судя по имеющемуся в протоколе перечню выступавших, это — высказывание Н.С. Хрущева. Следует ли его слова понимать буквально (если мысль Хрущева адекватно передана автором «заметок»)? На мой взгляд, речь здесь идет о таких «мероприятиях» в отношении ПНР, которые бы повлияли, по мнению советского руководства, на стабилизацию положения в стране и в том числе решили неурегулированные проблемы советско-польских отношений. При этом обращает на себя внимание жесткая критическая оценка деятельности посла П.К. Пономаренко, а именно допущенная им «грубая ошибка <...> в оценке Охаба и Гомулки»¹. Что конкретно говорилось в сообщениях советского посла, какими характеристиками удостаивал он того и другого — этого пока сказать нельзя ввиду отсутствия соответствующих шифртелеграмм и информационных записок из Варшавы. Можно, например, высказать предположение, что Э. Охаб в его глазах выглядел политическим деятелем, поставившим своей целью сориентировать Польшу в сторону западных стран. А что посол думал о В. Гомулке? Пока это вопрос остается открытым.

Единственный пункт повестки дня заседания Президиума ЦК КПСС на следующий день (21 октября) был сформулирован предельно кратко: «Вопросы Польши». Уже одно это говорило о значимости рассматривавшихся проблем. Заседали с перерывом. Сначала обсуждали (выступило 10 человек) дилемму: «Какую линию вести: а) влиять и следить за событиями [в Польше]; б) или пойдем по пути вмешательства». Так зафиксировал «для себя» в своих заметках В.Н. Малин. Очевидно, имелся в виду возможный политический прессинг на польское руководство. К этому моменту участникам заседания уже было известно содержание программного выступления В. Гомулки на VIII пленуме ЦК ПОРП, с которым он выступил 20 октября; ситуация начала проясняться. Высказывания нового польского коммунистического лидера об актуальном состоянии и перспективах польско-советских отношений уже не вызывали острой обеспокоенности в Кремле, и Н.С. Хрущев позволил себе заявить категорически: «Учитывая обстановку, следует отказаться от вооруженного вмешательства. Проявить терпимость». После этих слов в протокольной записи следует ремарка В.Н. Малина: «Все согласны»². Так был выработан важный принцип стратегии советско-польских отношений на ближайший период.

22 октября утверждается текст письма ЦК КПСС на имя В. Гомулки о решении упразднить институт советских советников при Комитете общественной безопасности ПНР, отзыве их из Польши, а равно и советских офицеров и генералов, служивших на разных ответственных должностях в Войске Польском³. Таким образом, предварительные шаги по данному вопросу, сделанные на встрече Охаб — Микоян в Москве 11 сентября, получили свое продолжение. В духе идеологических догм того времени было принято решение не публиковать в советской печати программного выступления В. Гомулки, чтобы не вызывать «лишних вопросов» в обществе. Н.С. Хрущев объяснял это так: «В Советском Союзе выступление товарища Гомулки не станут публиковать, так как оно требует комментариев, а они повели бы к дальнейшим дискуссиям, что нежелательно»⁴. Вот в этом все дело. Исследователи располагают рядом ценных свидетельств⁵, показывающих неподдельное внимание и заинтересованность, с которыми — в частности, в Москве — гуманитарная и научно-техническая интеллигенция, а также студенчество, следили за событиями в Польше, насколько это позволяли довольно скупая на польскую проблематику советская центральная печать и поступавшая в СССР в розничную продажу и подписчикам польская пресса. Не трудно представить, какую содержательную информацию для размышления дала бы тогдашнему советскому читателю речь В. Гомулки на VIII пленуме ЦК ПОРП.

Государственное издательство политической литературы, стоявшее на страже коммунистической ортодоксии, не включало программного выступления польского лидера в его сборники статей и речей, которые с конца 50-х гг. начали издаваться в СССР в переводе с польского. Правда, поляки сами проявили инициативу, оперативно опубликовав русский перевод в виде отдельной брошюры, но она осталась тогда советскому читателю неизвестной, а в некоторых советских специализированных библиотеках если и имелась, то только на особом хранении.

Запланированное совещание партийно-государственных деятелей соцстран состоялось 24 октября в усеченном составе, так как албанцы и румыны его проигнорировали, венграм было не до поездок, а поляков первоначально даже вообще не поставили в известность о совещании и его целях и лишь после того, как ПОРП возглавил В. Гомулка и определилась программа его действий на ближайшую перспективу, приглашение ему было направлено, но он сообщил по телефону 23 октября, что может приехать в Москву не ранее 8 ноября. Совещание приняло фактически статус расширенного заседания Президиума ЦК КПСС. Прибыли представители Болгарии (первый секретарь ЦК БКП Тодор Живков, член Политбюро, председатель Совета Министров НРБ Антон Югов, член Политбюро, председатель Национального собрания НРБ Георгий Дамянов), ГДР (первый секретарь ЦК СЕПГ Вальтер Ульбрихт, член Политбюро, председатель Совета Министров ГДР Отто Гротеволь и его заместитель, член Политбюро Вилли Штоф), Чехословакии (первый секретарь ЦК КПЧ Антонин Новотный). Китай представляла делегация в составе четырех человек: члена Политбюро ЦК КПК, заместителя председателя ЦК КПК Лю Шаоци, генерального секретаря ЦК Дэн Сяопина, кандидата в члены Политбюро ЦК Лу Дина и заведующего отделом ЦК Ван Цзесяна⁶. Любопытно, что с китайскими представителями члены Президиума ЦК КПСС встретились несколько раз на отдельных заседаниях. Что бы могли означать такие сепаратные переговоры — выяснение позиции руководителей КПК в связи с кризисом в Польше, отношение их к советскому военному демаршу в канун и в ходе работы VIII пленума ЦК ПОРП? Пока достаточного полного ответа на эти вопросы, подкрепленного необходимыми документальными материалами, дать нельзя.

«Заметки» В.Н. Малина о заседании 24 октября («Информация о положении в Польше и Венгрии») чрезмерно скупы, совсем не содержат сведений о содержании выступления Н.С. Хрущева, зато упоминают о самом главном, что было сказано приглашенными иностранными гостями. Иное дело записка-отчет А. Новотного, составленная его личным помощником-секретарем Яном Свободой; она, по-видимому, достаточно подробно пересказывает информацию Н.С. Хрущева⁷. Открывая заседание, он первоначально намеревался проинформировать только о поездке делегации КПСС в Польшу, но, подчеркнул Хрущев, «за это время произошли тревожные события в Венгрии, и потому он считает необходимым» рассказать о ситуации, сложившейся в этой стране. Имелось в виду национально-освободительное восстание в Будапеште, выросшее из демонстраций молодежи в поддержку студенческих митингов в Польше 23 октября. Касаясь польских аспектов, Хрущев отметил узловые моменты дискуссии в Бельведере: напряженная атмосфера польско-советских переговоров, марш советской танковой дивизии на Варшаву, «угольная проблема», вопрос о советских советниках в польском ведомстве общественной безопасности и советских военнослужащих в Войске Польском, кадровые перестановки в польских партийных верхах. Далее Хрущев подчеркнул, что на VIII пленуме ЦК ПОРП «большинство ораторов выступало за дружбу с Советским Союзом и странами народной демократии», из чего он сделал такой вывод: «У ЦК КПСС сложилось мнение, что в отношениях с Польшей следует избегать нервозности и торопливости. Надо помочь польским товарищам выработать уравновешенную партийную линию и все сделать в интересах того, чтобы связи между Польшей и СССР, а также между Польшей и другими странами народной демократии, снова упрочились». В ходе обсуждения информации П.К. Пономаренко доложил о выступлении В. Гомулки на многотысячном митинге варшавян 24 октября, когда он призвал перейти от манифестаций к труду на благо своего отечества. «По мнению товарища Хрущева, эта речь товарища Гомулки обнадеживает в том отношении, что Польша взяла курс на исправление сложившейся нежелательной ситуации», — так заключает составитель документа ту часть записки, которая касалась польских проблем⁸.

Реакция иностранных участников заседания была весьма умеренной, даже осторожной. В. Ульбрихт посчитал правильными предложения ЦК КПСС относительно дальнейшей тактической линии на польском направлении, А. Новотный пожаловался на то, что поляки недодают Чехословакии половины обещанного угля, а Т. Живков и А. Югов согласились с общей оценкой положения в Польше и Венгрии⁹. Этим, собственно, повестка дня была исчерпана.

В тот же день состоялось заседание Президиума ЦК КПСС совместно с Лю Шаоци, который, как сказано в конспективной записи его выступления (выполнена В.Н. Малиным) целиком одобрил «мероприятия ЦК [КПСС] по Польше»¹⁰. На заседаниях высшего советского партийного руководства Лю Шаоци выступал еще дважды — 26 и 30 октября, причем по указанию Мао Дзедуна, полученному непосредственно из Пекина по специальной связи, заявил, что советские войска ввиду сложившихся обстоятельств «должны остаться в Венгрии и в Будапеште»¹¹.

Примечания

1. Президиум ЦК КПСС 1954—1964. T. 1: Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы / Глав. ред. А.А. Фурсенко. Отв. составитель В.Ю. Афиани. Составители: 3. К. Водопьянова и др. М., 2003. С. 174.

2. Там же. С. 175.

3. СССР и Польша... С. 185—186.

4. Советский Союз и венгерский кризис... С. 361. Записка А. Новотного, подготовленная Я. Свободой.

5. См.: Косинова Т. События 1956 г. в Польше глазами советских диссидентов // Корни травы. Сб. статей молодых историков / Под ред. Л.С. Ереминой и Е.Б. Жемковой. М., 1996. С. 193—214.

6. См.: Хрущев Н.С. «Если сказал "да", то надо говорить и "б"». Стенограмма собрания партийного актива 4 ноября 1956 г. // Источник. 2003. № 6. С. 66.

7. Записка Я. Свободы хранится в бывшем Архиве ЦК КПЧ. В переводе на венгерский и английский языки опубликована Т. Хайду и М. Кремером соответственно в 1992 и 1995 гг. В переводе на русский — в кн.: Советский Союз и венгерский кризис... С. 359—365.

8. Советский Союз и венгерский кризис... С. 361.

9. СССР и Польша... С. 187.

10. Президиум ЦК КПСС... Т. 1. С. 178—179.

11. Там же. С. 188. Некоторые подробности пребывания делегации КПК в Москве см.: Источник. 2003. № 6. С. 66—67.