Глава 3. Международный союз торговцев смертью

Препятствием на пути к осуществлению планов «крестового похода» против Советского Союза и использованию германских милитаристов в качестве главной ударной силы в этом походе была ясная и решительная внешняя политика СССР, опирающаяся на быстрый рост могущества страны социализма. Агрессивным планам империализма препятствовало также решительное сопротивление народных масс капиталистических стран. Против планов новой мировой бойни выступал германский рабочий класс, который в ходе событий все более начинал понимать предательскую роль руководителей германской социал-демократии, активно сотрудничавших в подавлении революционного движения в 1918—1923 годах. Рост сознательности, боеспособности и организованности германского рабочего класса находил выражение в постоянно возраставшем влиянии Коммунистической партии Германии, руководимой такими людьми, как Эрнст Тельман, Вильгельм Пик, Вальтер Ульбрихт. Компартия шла в авангарде борьбы за миролюбивую и демократическую Германию.

Германская буржуазия и юнкерство, а также их заграничные союзники и покровители отдавали себе отчет в том, что условием осуществления их агрессивных планов является срыв сопротивления рабочего класса, раскол рабочих организаций и, прежде всего, лишение народных масс их боевого авангарда — коммунистической партии. Стремление к фашизации страны, отчетливо проявлявшееся уже в 1918—1923 годах, особенно усилилось позднее, когда магнаты Рура и прусское юнкерство поняли, что при помощи «старых» буржуазно-парламентских методов правления их цели не могут быть осуществлены.

Со времен кризиса 1929 года главным козырем германской реакции стал гитлеризм — наиболее гнусная форма террористической диктатуры финансового капитала.

Путь Гитлеру к власти прокладывали правые лидеры социал-демократии (такие, как Вельс, Гильфердинг, Браун, Зеверинг и др.). Путь Гитлеру к власти прокладывали различные «христианско-социальные» группы и прежде всего так называемый католический центр, во главе которого стоял питомец Ватикана, рейхсканцлер в 1930—1932 годах, Брюннинг. Путь Гитлеру к власти прокладывали крупные монополистические объединения, которые, помимо политической поддержки, оказывали Гитлеру значительную материальную помощь.

Роль, которую сыграл монополистический капитал в приходе Гитлера к власти, хорошо известна. Нет необходимости вдаваться в подробности этого дела. Достаточно вспомнить хотя бы конференцию в Бад-Гарцбурге в 1931 году, на которой присутствовали представители крупнейших германских монополистических объединений и юнкерской аристократии. Под покровительством этих кругов возник тогда формальный союз между гитлеровцами и «германской национальной партией» Гутенберга. В 1932 году в Дюссельдорфе состоялась встреча Гитлера с представителями крупного германского капитала. Эта конференция, на которой была согласована политическая тактика и Гитлеру была гарантирована дальнейшая материальная поддержка, явилась одним из важнейших этапов на пути гитлеровцев к власти. Наконец 4 января 1933 года в вилле банкира Шредера в Кёльне состоялась встреча Гитлера с Папеном, а также с представителями Стального треста. Непосредственным результатом этого совещания была передача Гитлеру должности рейхсканцлера в тот момент, когда фашистская партия переживала острый кризис (на выборах в рейхстаг в 1932 году гитлеровская партия потеряла 2 миллиона голосов).

Гитлеровская диктатура осуществила по указке германского и иностранного монополистического капитала расправу с германским рабочим движением. В застенках гестапо погибли тысячи германских борцов за свободу. Десятки тысяч были приговорены к медленной смерти в концентрационных лагерях. Рабочие организации были ликвидированы. Подпольное движение сопротивления, которое под руководством коммунистов действовало в течение всего периода существования гитлеризма, беспощадно подавлялось.

Гитлеровская диктатура принесла германским монополиям безраздельное господство над экономикой страны, баснословные прибыли от производства вооружений. Она означала подготовку и проведение войны за мировое господство, за эксплуатацию порабощенных народов. Все, начиная с чехословацких, польских французских и других промышленных предприятий и вплоть до газовых камер Освенцима, гитлеровцы превратили в источник миллиардных прибылей германских монополистических объединений.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что в течение всего периода своего существования гитлеризм пользовался значительной поддержкой крупного капитала и германского юнкерства, что германские монополисты явились организаторами черной гвардии Гиммлера — СС. Важные показания по этому вопросу дал 5 декабря 1944 года один из столпов гитлеризма, упоминавшийся выше банкир Курт фон Шредер, который заявил:

«Внутри этой группы [германских капиталистов, поддерживавших гитлеровское движение задолго до 1933 года. — М.С.] родилась идея организации всего промышленного и финансового мира по образцу фашистской партии. С приходом Гитлера к власти эта идея была законодательно осуществлена... Примерно в 1935—1936 годах «покровителем» группы стал Гиммлер. С этого момента вплоть до 1944 года эти круги предоставляли Гиммлеру средства на выполнение «специальных заданий». Эти суммы вносились участниками группы или предприятиями, в которых они занимали руководящие должности, на специальный счет «С» банка Штейна [совладельцем этого банка был Шредер. — М.С.].

Ежегодно я писал Гиммлеру, чтобы проинформировать его о суммах, внесенных отдельными лицами или компаниями, а Гиммлер со своей стороны посылал благодарственные письма каждому, кто вносил эти пожертвования. В течение года сумма таких поступлений достигла почти миллиона марок».

В заключение Шредер по памяти составил список членов группы в количестве 36 человек. Здесь не место, конечно, приводить весь этот список, наглядно показывающий срастание верхушки монополистического капитала, гитлеровской партии и государства. Достаточно сказать, что в этом списке фигурируют такие фамилии, как Флик (Стальной трест), Буттефиш («И.Г. Фарбениндустри»), Раше («Дрезднер банк»), Бингель («Сименс-Гальске»), Оллендорф (министр хозяйства), граф фон Бисмарк, Шахт, Поль (руководитель административного управления СС) и другие.

19 октября 1946 года в лондонской газете «Санди экспресс» было опубликовано небезинтересное высказывание капитана американской армии Джилберта, который посетил в нюрнбергской тюрьме Шахта:

«Шахт рассмеялся, когда услышал, что германские промышленники будут обвинены в вооружении Германии. «Если вы хотите наказать промышленников, которые помогали Германии вооружаться, — сказал он, — то вы должны также посадить на скамью подсудимых ваших собственных. Предприятия «Опель», принадлежащие «Дженерал моторс», не производили ведь ничего, кроме военного оборудования».

Трудно в этом случае не согласиться с гитлеровским «чудотворцем». Выражение «сотрудничество» является чересчур мягким для определения той роли, которую американские, английские, французские и другие монополии играли в подготовке Германии к войне.

«Сотрудничество» иностранного и германского капиталов не было, конечно, случайным явлением. Несмотря на типичные для империализма столкновения и борьбу между отдельными капиталистическими группами, это «сотрудничество» существовало задолго до первой мировой войны и развивалось по мере роста удельного веса могущественных монополистических объединений. Война 1914—1918 годов внесла существенные изменения в соотношение сил, значительно усилив американские монополии. На базе этого нового соотношения сил выросли новые формы международных монополистических союзов.

Уже примерно в 1925 году многие крупные германские предприятия перешли полностью или частично в руки американских концернов. Именно в тот период «Дженерал моторс» завладел одним из крупнейших автомобильных предприятий в Европе — фирмой «Адам Опель» с капиталом в 60 миллионов марок. Акционерное общество «Форд мотор» в Кёльне с капиталом 20 миллионов марок было своего рода совместным владением американского «Форда» и германского «И.Г. Фарбениндустри». В 1929 году американская компания «Дженерал электрик компани» владела 25—30 процентами акций германской «Альгемейне электрицитетс гезельшафт», а одновременно также 16 процентами акций крупнейшего в Европе завода электроламп «Осрам». Две пятых германской продукции телекоммуникационного оборудования принадлежало уже тогда могущественной «Интернэшнал телефон энд телеграф компани» (группа Моргана). Из 63 миллионов марок капитала германского нефтяного концерна «Дейче петролеум гезельшафт» около 55 миллионов оказалось под контролем рокфеллеровской «Стандард ойл». Точно так же под влиянием «Стандард ойл» оказалась «Дейче вакуум ойл», а также «Дейче газолин» (вместе с германским «И.Г. Фарбениндустри» и англо-голландской «Ройял Датч шелл»). Необходимо отметить, что все указанные выше германские общества занимались прежде всего производством синтетического бензина.

Англо-американский банкирский дом Шредера (о котором будет еще идти речь) финансировал германский стальной трест «Ферейнигте штальверке». Значительное участие в финансировании «Ферейнигте штальверке» принимал также крупный нью-йоркский банк «Диллон, Рид энд компани», директором которого в течение ряда лет бы небезызвестный Форрестол.

Американский капитал имел также «интересы» в германской угольной промышленности, приобретенные при посредничестве фирмы «Гуго Стиннес корпорейшн оф Мэриленд» (известный концерн Стиннеса, после смерти его основателя и крупного банкротства был «перенесен» в Соединенные Штаты Америки).

Конечно, участие иностранного капитала в германской промышленности не было единственной формой сотрудничества германских, американских, английских и французских монополистов. В послеверсальский период, как грибы после дождя, вырастают европейские и «трансконтинентальные» картельные соглашения.

Еще в 1920 году германские промышленники пробовали возобновить контакт с «коллегами» из лагеря Антанты. При этом характерно, что они начали с... французов. На конференции в Спа Гуго Стиннес открыто предложил тогдашнему премьер-министру Мильерану¹ сотрудничество промышленников Франции и Германии. Проблема соединения рурского угля с лотарингской рудой не переставала волновать обе стороны и позднее. В 1922 году происходили переговоры о совместном владений западногерманской угольной и стальной промышленностью. Переговоры эти не привели тогда к желаемым результатам (французы требовали соотношения капитала 60: 40 в свою пользу, а немцы предлагали 50: 50). Впоследствии возник упоминаемый выше конфликт из-за Рура.

Летом 1924 года в Эссене, Париже и Брюсселе начались переговоры между германскими и французскими промышленниками. Переговоры, происходившие одновременно с дипломатическими, привели к заключению ряда важных хозяйственных соглашений. Заключение этих соглашений совпало с локарнскими соглашениями и вступлением Германии в Лигу наций. В результате этого лотарингская руда явилась наряду с американскими долларами базой развития германской тяжелой промышленности, а французский картель тяжелой промышленности «Комите де Форж» был непосредственно заинтересован в росте германских вооружений...

Уже тогда крупный французский капитал стремился к организационному объединению французской промышленности Лотарингии с германской промышленностью Рура. Эти планы пропагандировал один из «могильщиков Франции», ставший позднее премьер-министром, Поль Рейно. Сегодня этот же самый Поль Рейно является одной из американских марионеток во Франции и участвует в осуществлении тех же самых «планов» под гегемонией крупных монополий США (например, «плана Шумана»)...

С германской стороны активнейшими участниками картельных соглашений были Фриц Тиссен и Арнольд Рехберг, который еще в 1919 году в своей книге «Сколько стоит мирный договор Антанте» предлагал англичанам и французам 30 процентов акций в германской промышленности в уплату за передачу русской промышленности (понятно, после свержения советской власти) в совместную эксплуатацию.

Переговоры между капиталистами обеих стран явились еще до их окончания основой франко-германского политического сближения. Особую активность в этом направлении проявил французский министр иностранных дел Аристид Бриан. Переговоры Бриана со Штреземаном представляют собой исключительно интересную и характерную страницу истории французской дипломатии и ее отношения к Германии. Поэтому имеет смысл несколько подробнее рассказать о них.

Исходным пунктом переговоров между министрами явилось, как мы отмечали выше, соглашение промышленников. 5 августа 1926 года Штреземан заявил представителю Бриана, профессору Теснарду:

«Министр иностранных дел [Штреземан] надеется, что договоренность между крупной промышленностью Франции, Бельгии, Люксембурга и Германии окажет весьма большое влияние на развитие экономического сотрудничества между Францией и Германией».

Уже 22 августа 1926 года французский поверенный в делах в Берлине Лабулайе мог сообщить Штреземану ответ своего начальства. Бриан не только с радостью приветствовал относительно сдержанные слова Штреземана, но и открыто выражал удовлетворение по поводу успехов в деле франко-немецкого сближения.

«Господин Бриан с радостью приветствует это соглашение [промышленников. — М.С.]... Он [Бриан] разговаривал недавно с одним из руководителей германской промышленности Фрицем Тиссеном, который высказался за дальнейшее германо-французское сотрудничество, и он [Бриан] полностью поддерживает эту мысль».

В конце беседы Лабулайе зачитал Штреземану заключительную часть письма Бриана. Содержание этого обширного документа представляется по записям Штреземана в следующем виде:

«Господин Бриан доказывает, что его позиция в вопросе германо-французских отношений не подверглась никаким изменениям и что он, сохраняя симпатию к политике германского министра иностранных дел и к нему лично, просит, однако, меня [Штреземана], чтобы я принял во внимание границы его возможностей, с тем чтобы наши отношения не омрачились в результате чересчур быстрого осуществления [подчеркнуто в оригинале. — М.С.] германских стремлений».

Яснее этого уже нельзя было сказать! Бриан отчетливо давал здесь понять Штреземану, что речь идет не о существе дела, а исключительно о том, чтобы чересчур быстрые темпы не вызвали преждевременного возмущения во Франции. Штреземан с полным пониманием отнесся к этому заявлению Бриана, однако, почувствовав почву под ногами, не замедлил предъявить мелкое («для начала») территориальное требование (Эйпен и Мальмеди), а также напомнить Бриану его другое знаменательное заявление:

«Именно г-н Бриан выражал мысль, что общеевропейская договоренность должна опираться на германо-французскую договоренность. Еще восемь дней тому назад г-н Бриан заявил г-ну Фрицу Тиссену, что если бы сегодня провести во Франции плебисцит по вопросу о наиболее выгодном союзе, какой Франция могла бы заключить, то 85 процентов французов голосовало бы за союз с Германией».

10 сентября 1926 года германская делегация торжественно вошла в зал заседаний Лиги наций, встреченная овацией присутствовавших делегатов. 17 сентября Бриан и Штреземан, ускользнув от корреспондентов, покинули Женеву и провели секретные переговоры в швейцарской деревушке Туари. Встреча в Туари, которая несколькими днями позже стала крупнейшей европейской сенсацией, протекала следующим образом. Предметом бесед был главным образом вопрос об участии Германии в... стабилизации французской валюты. Конкретно речь шла о том, чтобы Германия заплатила Франции за досрочное освобождение Рейнской области и за Саарские угольные шахты. Штреземан в весьма грубой форме ставил политические условия и даже территориальные вопросы. Вот несколько интересных моментов из этих переговоров:

«Штреземан. Как обстоит дело с ликвидацией военного контроля [над Германией. — М.С.]?

Бриан. Сегодня происходят переговоры между Массильи [тогдашний директор департамента французского министерства иностранных дел. — М.С.] и Вейсманном и Пюндером [представители Германии. — М.С.]. Я думаю, что остались только мелочи. Вы, со своей стороны, проследите, чтобы было сделано все, как полагается. Тогда я немедленно дам инструкцию французскому представителю в совете послов отозвать военную контрольную комиссию».

Как одну из «мелочей» Бриан затронул вопрос о разраставшихся в Германии полувоенных организациях. «Мои генералы не дают мне с этим покоя», — жаловался он своему германскому коллеге. Штреземан не замедлил отвести этот вопрос как не имеющий значения:

«Генерал фон Сект никогда не делал секрета из того, что хочет иметь дело с настоящими солдатами и отбрасывает прочь всякую игру в солдатики... Люди просто любят краски, радость, движение — этим объясняются успехи «Стального шлема», с одной стороны, и Рейхсбаннера [социал-демократическая военизированная организация. — М.С.] — с другой».

Бриан согласился очень быстро:

«Я тоже так думаю. Это действительно должно производить впечатление, если кто-либо наденет себе на голову стальной шлем и изобразит профессионального вояку. Я также не придаю большого значения этому вопросу».

Такая форма аргументации вообще была характерна для Штреземана. Полтора месяца спустя, в беседе с французским послом Маржери, Штреземан вновь характеризовал «Стальной шлем» и другие подобные организации просто как невинное занятие немецких обывателей. Единственной действительно опасной для дела мира организацией, по мнению Штреземана, был... «Рот фронт» (коммунистическая организация):

«Я считаю, что, кроме «Рот фронта», в Германии нет организации, которая проводила бы регулярные военные занятия. Это относится к двум большим союзам — «Стальному шлему» и «Юнгдейтчер орден». «Стальной шлем» в значительной степени состоит из людей женатых, а, кроме того, большинство его членов — это купцы, служащие и рабочие. Откуда же эти люди возьмут время на военные занятия?»

Французским дипломатам говорилось то, что... они хотели услышать.

В ходе дальнейшей беседы Штреземан начал высказывать свои замечания относительно состава... французского правительства. Не нравился ему, в частности, премьер-министр Пуанкаре, которого в широких кругах считали ярым врагом Германии. Штреземан заявил, что он охотно окажет помощь в деле стабилизации франка, но не хотел бы приобщаться к стабилизации кабинета Пуанкаре. Бриан с необычайной «лояльностью» проявил свое отрицательное и даже пренебрежительное отношение к премьеру и заявил, что он не верит, чтобы кабинет Пуанкаре долго продержался. Вслед за этим он произнес знаменательные слова:

«Впрочем, ведь это прекрасная шутка истории, что вступление Германии в Лигу наций и франко-немецкое соглашение совершилось именно в момент, когда этот человек [Пуанкаре] является премьером Франции».

Такие «шутки» история преподносила Франции не в первый и не в последний раз. Пуанкаре считался врагом германского империализма. Но Пуанкаре был реакционным политиком, и это именно определяло его деятельность. «Антинемецкие» настроения всех реакционных французских политиков, начиная от Тьера, всегда в конечном счете развеивались как дым и превращались в сотрудничество с германской реакцией. На алтарь своих классовых интересов реакция, не колеблясь, приносила национальные интересы Франции. Не иначе было и в Туари. Французская реакция рассматривала сближение французских и германских империалистов как исходный пункт для дальнейших закулисных махинаций. Вот одна из записей Штреземана:

«Бриан заявил, что Тиссен намеревается, кроме соглашения о Стальном тресте, заключить с Францией также и другие договоры. Когда я ему сказал, что Фриц Тиссен является наиболее известным членом националистической партии [немецкая националистическая партия была тесно связана с гитлеровской партией. — М.С.] из среды промышленников, Бриан рассмеялся и сказал: «Если бы мы имели таких «националистов», было бы значительно легче прийти к соглашению».

Переговоры в Туари были одобрены французским правительством. Официальное французское коммюнике гласило:

«Совет министров одобрил отчет министра иностранных дел о позиции французской делегации в Женеве и его переговорах со Штреземаном в Туари».

Английский министр иностранных дел Остин Чемберлен заявил Штреземану еще в Женеве:

«Я знаю, что Вы будете беседовать с Брианом в Туари. Знаю также, что он будет Вам предлагать; приветствую такое разрешение. Дальнейшее развитие вопроса будет касаться нас всех».

Действительно, дальнейшее «развитие вопроса» касалось монополий всех капиталистических стран. Кроме созданного в 1926 году стального картеля, картеля по производству железнодорожных рельсов и картеля предприятий, производящих трубы, в 1927 году был создан европейский картель, объединявший предприятия, производящие проволоку; было создано международное объединение по производству цемента; создан синдикат по производству стеклянных изделий; организована международная федерация по производству искусственного шелка, в которой главную роль играл германский «И.Г. Фарбениндустри»; было заключено международное соглашение предприятий химической промышленности.

Если говорить о немецко-американских связях, то, кроме указанных уже картелей, необходимо отметить соглашение между «И.Г. Фарбениндустри», американским трестом «Дюпон де Немур» и английским трестом «Империал кемикл индастрис», а также между «Стандард ойл» и «Ройял Датч шелл» в области продукции искусственного топлива, в военной промышленности — между американской фирмой Ремингтон и германским Рейнско-Вестфальским обществом по производству пороха и динамита и т. д. и т. п. Огромную роль в этих соглашениях играло совместное использование патентов.

Германские концерны проявляли также значительную активность на американском континенте. «И.Г. Фарбениндустри» создал в Америке ряд зависимых от себя фирм, как, например, «Дженерал дайстафф корпорейшн» — краски и взрывчатые вещества, «Агфа Анско корпорейшн» — производство фотографических материалов, «Кемикал анилайн уоркс» и другие. «И.Г. Фарбениндустри» контролировал также крупную компанию «Магнезиум дивелопмент корпорейшн» и др. АЭГ — германский электрический трест — кроме Европы контролировал также южно-американские рынки, действуя через свой филиал «Компани испано-американа де электрицидад».

Мы привели только несколько фактов, которые могут осветить рассматриваемый вопрос лишь частично. Но и это проливает свет на причины такой политики западных государств по отношению к Германии после первой мировой войны. Международные монополистические союзы оказывали значительное влияние на изменение как внутриполитических отношений в Германии в направлении фашизации страны, так и на развитие событий на международной арене. Нетрудно установить совпадение дат заключения соглашений между картелями и очередными этапами политики «умиротворения» агрессора. От Локарно, которое «случайно» совпало с созданием европейского стального картеля, вплоть до марта 1939 года (занятие Праги), когда был заключен известный германо-английский промышленный договор в Дюссельдорфе, тянется одна большая цепь соглашений между монополистами, определяющими политику своих (в полном смысле слова своих!) правительств.

Приход Гитлера к власти не прервал, конечно, связей в «хозяйственных сферах». Наоборот, по вполне понятным мотивам сотрудничество монополистического капитала систематически укреплялось.

Американским «химическим королем» является трест «Дюпон де Немур», связанный с германским «И.Г. Фарбениндустри». Уже в феврале 1933 года Дюпон пришел к выводу о том, что гитлеровская Германия имеет одно большое достоинство: она готова покупать боеприпасы и взрывчатые вещества. В связи с этим Дюпон не упустил случая начать переговоры и даже заключить с гитлеровским агентом Гера контракт (что было разоблачено позднее в сенате) на поставку Германии взрывчатых веществ. Дюпон не был в этом отношении исключением. Полковник Бен, председатель «Американской телеграфной и телефонной компании», входящей в состав концерна Моргана, посетил в 1933 году Гитлера и согласовал с ним список лиц, которые должны войти в состав правлений германских промышленных компаний. В состав руководства одного из таких предприятий «Лоренц» вошли между прочим: известный уже нам Курт фон Шредер, генерал Курт Лизе из департамента вооружения, Эмиль Мейер из правления «Дрезднер банк» и другие лица, фигурировавшие преимущественно в упоминаемом выше списке «опекунов СС». Председателем наблюдательного совета «Лоренц» был назначен Герхард А. Вестрик — гитлеровский агент в США, а также доверенное лицо американских концернов.

В 1937 году фирма «Лоренц», 98,8 процента акционерного капитала которой принадлежало американскому телефонному тресту, закупила 30 процентов акций известного авиационного завода «Фокке Вульф» в Бремене. Иначе говоря, американский трест непосредственно финансировал германскую военную промышленность. Получал он за это, конечно, в стократном размере, — прибыли росли из года в год. Входившие в состав треста предприятия охотно жертвовали средства в фонд Гиммлера. В списке вносивших пожертвования были фирма «Лоренц», «Микс и Генест» и другие. Годовой взнос этих фирм в гиммлеровский фонд составлял 20 000 марок.

Особого внимания заслуживает история банкирского дома Шредеров. Банкир Курт фон Шредер, происходивший из Кёльна, был уже неоднократно предметом нашего внимания. Мы знаем его как совладельца банкирского дома Штейна, как одного из активнейших гитлеровцев. Банкирский дом Штейна был представлен в правлении германского Стального треста, который имел, конечно, многочисленные интересы в Америке и Англии. «По случайному совпадению» представительство интересов этого треста было поручено двум банкирским домам, владельцы которых носят фамилию Шредер. Речь идет здесь о лондонском и нью-йоркском банкирских домах Генри Шредера. Лондонско-ньюйоркские Шредеры и кёльнские Шредеры происходят от одних предков. Основателем лондонского банкирского дома был Бруно Шредер (родившийся в 1867 году в Гамбурге), который эмигрировал в Англию.

Может быть, родственные связи и не играли здесь решающей роли, однако, во всяком случае, несомненно, что ньюйоркско-лондонский (банкирский дом Шредеров стал представителем Стального треста, немецкой агентурой в США. Между прочим, банк Шредеров финансировал общество «Шеринг корпорейшн» в Блумфилде (штат Нью-Джерси), принадлежавшее известному германскому химическому концерну Шеринга.

Одним из директоров нью-йоркского филиала банка Шредеров является Аллен Даллес, бывший во время войны руководителем американской разведки в Европе. Аллен Даллес является братом советника государственного секретаря США Джона Фостера Даллеса, одного из инициаторов современной «долларовой дипломатии». Джон Даллес является главой адвокатской фирмы «Салливен и Кромвел», которая представляет интересы ряда американских концернов, а также банка Шредеров.

Наконец, представителем фирмы «Салливен и Кромвел» в Германии был упомянутый выше Герхард А. Беотрик — председатель наблюдательного совета «Лоренц», торговый атташе Германии в Вашингтоне, обвинявшийся в 1940 году американскими властями в шпионаже.

Читатель простит нас за это, может быть, чересчур продолжительное, но, несомненно, поучительное привлечение его внимания к банкирскому дому Шредеров вместе с его ответвлениями. Эта сложная история, несомненно, проливает свет на тот факт, что друга Гиммлера и генерала СС кёльнского банкира Курта фон Шредера денацификационный суд в американской зоне оккупации Германии приговорил... к штрафу в 10 000 марок (!) и выпустил на свободу.

Со Шредером нелегко, однако, закончить. Английское отделение банка Шредера принадлежало основателю «Общества англо-германской дружбы». Это общество, между прочим, «имело честь» принимать у себя в качестве гостей Риббентропа, маршала фон Бломберга и ряд других видных лиц гитлеровской Германии. Общество зачисляло в список своих членов не только физических лиц, но также и фирмы. Так, например, в обществе состояли крупные сталелитейные заводы «Виккерс стейнлес стил», тесно связанные с военным концерном «Виккерс-Армстронг». Членом общества был также лорд Мак-Гаун, председатель «Империал кемикал индастрис», крупного химического треста, связанного с «И.Г. Фарбениндустри» значительным капиталом (11 миллионов фунтов), вложенным в совместно контролируемые предприятия. Акционером этого химического треста был, между прочим, один из творцов пресловутого мюнхенского соглашения Невиль Чемберлен.

Коллективным членом «Общества англо-германской дружбы» состоял также мировой концерн мыла и маргарина «Левер энд юнилевер». Этот концерн контролировал перед войной ¾ европейской продукции маргарина и ⅘ мировой продукции мыла. Концерну принадлежало 10 заводов в Германии, а также крупная германская фирма в Чехословакии (имевшая перед войной также заводы в Польше) «Шихт». Шихт, который являлся членом наблюдательного совета концерна «Левер энд юнилевер», был одним из главных опекунов «фюрера» судетских гитлеровцев Конрада Генлейна. Шихт был во время войны руководителем всех филиалов «Левер энд юнилевер» в Германии и в оккупированных странах. Необходимо еще отметить, что председатель «Левер энд юнилевер» и член правления общества англо-германской дружбы Купер в 1939 году был назначен Чемберленом членом «комиссии шести» по вопросам вооружения².

В мюнхенский период много шума было поднято вокруг лорда Ренсимена, который в качестве личного представителя Чемберлена исследовал положение в Чехословакии и меморандум которого стал документом, обосновывающим политику Англии в вопросе о чешско-германском конфликте. Сын лорда Ренсимена, Уолтер Ренсимен, принадлежал к числу руководителей «Общества англо-германской дружбы», являясь также членом правления одного из крупнейших английских финансовых центров «Ллойд банка».

Поскольку мы затронули вопрос о Мюнхене, то важно рассмотреть так называемое «дюссельдорфское соглашение».

В начале 1939 года, когда Гитлер готовился к окончательному захвату Чехословакии, в Дюссельдорфе происходили переговоры между представителями Федерации британской промышленности и руководством Германской имперской промышленной группы. В тот же день, когда гитлеровские войска вступили в Прагу, весь мир узнал о заключении соглашения между руководителями английской и германской промышленности. Это соглашение предусматривало прекращение взаимной конкуренции и даже совместные действия английского и германского правительств против промышленников другой страны, которые угрожали бы германо-английской промышленной унии. Вот выдержка из этого соглашения:

«Обе организации с радостью приветствуют открывшуюся благодаря этим переговорам возможность дальнейшего укрепления существующих уже в течение многих лет дружественных взаимных отношений.

...Обе организации стоят на той точке зрения, что желательно прекращение разорительной взаимной конкуренции при помощи заключения промышленных договоров...

Обе организации полностью отдают себе отчет в том, что польза от соглашений между обеими странами может быть сведена на нет в результате противодействия со стороны какой-нибудь третьей страны, которая не желает присоединиться к договору. В таких случаях организации могут быть вынужденными искать помощи у своих правительств. Обе организации договариваются в каждом таком отдельном случае просить указанной помощи у своих правительств.

...В целях обеспечения успеха этой политики... создан постоянный комитет из представителей обеих организаций. Комитет будет собираться через определенные промежутки времени и контролировать состояние переговоров [между отдельными отраслями промышленности. — М.С.]».

Под давлением общественного мнения английские капиталисты (правда, с большим промедлением) вынуждены были в дальнейшем отказаться от этого соглашения, так как весь мир был слишком обеспокоен другим соглашением, заключенным в тот же самый день, — «соглашением» между Гитлером и президентом Чехословацкой республики Гаха, в результате которого германские войска маршировали уже по улицам Праги...

Не состоялась также предусмотренная в Дюссельдорфе поездка германских промышленников в Англию летом 1939 года. Германский империализм, заботливо взращенный союзниками, начал осуществлять свои планы. Танки и автомашины, на поставке которых Германии зарабатывали американские и английские монополисты, двинулись не только по дорогам Польши, но также и по дорогам Франции. Самолеты, на поставках которых зарабатывала «Дженерал моторс», снабженные бензином, на котором зарабатывали «Стандард ойл» и «Империал кемикал индастрис», начали сбрасывать бомбы, на которых зарабатывал Дюпон, не только на Варшаву, но также на Лондон и Ковентри.

Вчерашний воспитанник стал слишком опасным соперником, чтобы можно было разрешить дальнейший рост его сил.

Сотрудничество империалистических групп всегда является в то же время борьбой. В отдельные периоды доминирует одна или другая тенденция, но никогда, даже в периоды полного согласия, не прекращается соперничество, точно так же, как никогда, даже в периоды открытой борьбы, не исчезает стремление к сотрудничеству. Период второй мировой войны может служить классическим примером этого явления. Сотрудничество американских, английских, французских и германских монополистических объединений фактически не прекращалось и во время войны. Оно подверглось лишь определенному ослаблению и приобрело новые формы.

В 1942 году заместитель министра юстиции США Арнольд довел до сведения подкомиссии сената ряд данных, касающихся связей между «Стандард ойл» и «И.Г. Фарбениндустри» во время войны.

На основе соглашения между обеими монополистическими группами «Стандард ойл» передала «И.Г. Фарбениндустри» данные о методах производства синтетического каучука, сохраняя их в то же время в секрете от американского правительства. 26 марта 1942 года Арнольд заявил в сенате:

«Стандард ойл» задерживала производство каучука-буна, потому что гитлеровское правительство, руководс вуясь стратегическими соображениями, не хотело развития здесь [в США. — М.С.] этой продукции».

В 1940 году «Стандард ойл» отказалась передать американским фирмам патент на производство толуола, в то время как Германия получила этот патент без всяких затруднений.

Известно, какую огромную роль как в экономическом, так и в военно-политическом отношении имели для гитлеризма позиции германских монополий в Южной Америке. Еще в 1941 году «Стандард ойл» точно выполняла соглашение о недопущении «третьей» силы в Южную Америку, которая рассматривалась как сфера влияния «И.Г. Фарбениндустри». В течение всей войны итальянская авиационная линия «Лати» поддерживала регулярное сообщение с Южной Америкой, оказывая большие услуги гитлеровскому правительству как в создании шпионских организаций и обеспечении их связей с центром, так и в доставке исключительно важных со стратегически-экономической точки зрения материалов. Между прочим, на самолетах «Лати» доставлялось в Германию значительное количество алмазов, предназначенных для промышленных целей. Линия «Лати» имела возможность в течение всей войны поддерживать регулярное сообщение с Южной Америкой только благодаря непрерывным поставкам бензина фирмой «Стандард ойл».

Жидкое топливо было вообще лучшим «видом связи» между «И.Г. Фарбениндустри» и англо-американскими монополиями. Еще в 1938 году между «И.Г. Фарбениндустри», «Стандард ойл» и англо-голландским нефтяным трестом «Ройял Датч шелл» было заключено соглашение, в силу которого создана была совместная организация «КРА» по производству синтетического бензина. Соглашение обязывало «И.Г. Фарбениндустри» не экспортировать производимого в Германии синтетического бензина, взамен чего «И.Г. Фарбениндустри» получала наравне со «Стандард ойл» право участвовать в прибылях от производства авиационного бензина в США. После начала войны «И.Г. Фарбениндустри» должна была формально выйти из этого нефтяного «интернационала», фактически, однако, все пункты заключенного договора соблюдались и выполнялись даже позднее. Каждый литр бензина, который сжигали самолеты союзников, бомбардируя Германию, приносил доходы «И.Г. Фарбениндустри». Если помимо этого принять во внимание то обстоятельство, что большинство предприятий «И.Г. Фарбениндустри», а также здание ее центрального управления во Франкфурте-на-Майне «чудом» уцелели от бомбардировок, то польза, которую приносил этот договор концерну, станет совершенно очевидной.

Взаимное регулирование расчетов было, конечно, во время войны затруднено. Участники нефтяного соглашения нашли, однако, выход и из этого положения. Франк Говард, вице-председатель «Стандард ойл», открыто заявил в 1942 году на заседании патентной комиссии сената:

«Наш филиал в Германии «Дейче-американише петролеум гезельшафт» продает производимые «И.Г. Фарбениндустри» материалы. Германские филиалы «Стандард ойл» имели значительные доходы от продажи гитлеровскому правительству собственных и принадлежащих «И.Г. Фарбениндустри» материалов. При помощи этих именно доходов регулировались замороженные в США прибыли «И.Г. Фарбениндустри», причитающиеся в силу соглашения о «КРА».

Впрочем, как «Стандард ойл», так и другие сотрудничавшие с германскими монополиями американские и английские концерны имели совместную финансовую организацию, которая беспрепятственно функционировала во время войны, оказывая всем заинтересованным сторонам неоценимые услуги. Речь идет здесь о пресловутом Банке международных расчетов в Базеле (Швейцария).

Банк международных расчетов был основан в 1930 году как один из важнейших инструментов мирового финансового капитала. В этом банке были представлены интересы всех более или менее важных монополистических объединений мира. В состав руководства банка входили, между прочим: Яльмар Шахт, которого заменил позднее гитлеровский министр хозяйства Вальтер Функ, многократно уже упоминавшийся банкир Курт фон Шредер, председатель «И.Г. Фарбениндустри» Герман Шмитц. Со стороны Англии решающую роль в руководстве банка играл известный германофил, главный директор Английского банка Монтегю Норман. Представителем американского финансового капитала был Томас М. Киттрик, связанный с известным «Нэшнл сити банк оф Нью-Йорк», а в последнее время с «Чэйз нэшнл бэнк». Пайщиками Банка международных расчетов были также японские, итальянские, французские, швейцарские, бельгийские, голландские и другие капиталисты.

Банк международных расчетов еще до войны являлся важнейшим кредитором гитлеровской Германии. В 1939 году банк без малейшего колебания передал в распоряжение Германии суммы, принадлежавшие Чехословакии, в размере 6 миллионов фунтов стерлингов золотом. Эта сумма была депонирована в Английском банке, руководство которого (Монтегю Норман!) немедленно выполнило поручение Банка международных расчетов, передав в мае 1939 года чехословацкое золото Германии. Во время войны, как мы уже упоминали выше, банк функционировал нормально, оформляя дела всех контрагентов и являясь своеобразным центром, соединяющим разделенный линиями фронтов капиталистический «интернационал». Представители финансового капитала обеих сторон в полном согласии сотрудничали между собой в Банке международных расчетов, заботясь прежде всего о регулярной выплате дивидендов пайщикам, что осуществлялось бесперебойно.

Банк международных расчетов играл также роль хранилища золота и ценностей, награбленных гитлеровцами в оккупированных странах Европы. В самый последний момент перед капитуляцией Германии, в апреле 1945 года, Рейхсбанк передал Банку международных расчетов значительную часть своего золотого запаса, среди которого, по всей вероятности, находились различного рода ценности и золотые зубы, привозимые из лагерей смерти.

12 октября 1939 года, то есть через полтора месяца после начала войны, один из директоров «Стандард ойл» писал о состоявшейся за несколько дней до этого конференции с представителями «И.Г. Фарбениндустри» в Гааге (письмо это цитировал в 1942 году упоминавшийся уже нами заместитель министра юстиции США Арнольд):

«Мы делали все, чтобы разработать «модус вивенди», которое сохранило бы свою силу на весь военный период, независимо от того, вступят ли в войну Соединенные Штаты или нет».

Участники этих переговоров могли с чистой совестью заявить, что они «добросовестно» придерживались установленной в свое время программы действий. Правда, формы связи между монополиями государств-противников должны были, по вполне понятным соображениям, измениться, но они никогда не разрывались. Английские и американские монополии видели цель войны в ликвидации угрозы со стороны чересчур энергичного конкурента, в новом переделе сфер влияния и т. д. Но их целью никогда не был действительный и окончательный разгром германского империализма, который, даже будучи военным противником, не переставал быть одновременно союзником, особенно ввиду растущего авторитета Советского Союза и усиливающегося национально-освободительного движения во всем мире.

* * *

Мы привели лишь немногие факты о сотрудничестве германского, а также американского и западноевропейского монополистического капитала.

Нам кажется, что ознакомление даже в самой общей форме с этим вопросом является необходимой предпосылкой для понимания дальнейшего хода международных событий, особенно в период установления гитлеровской диктатуры в Германии, а также во время второй мировой войны и после ее окончания.

Примечания

1. Мильеран — бывший «социалист», впоследствии президент Франции, был тесно связан с французским картелем тяжелой промышленности «Комите де Форж». — Прим. автора.

2. Попутно важно отметить, что бывший английский посол в Варшаве Кавендиш-Бентик после бесславного окончания своей дипломатической карьеры получил, по данным, проникшим в печать, должность представителя концерна «Левер энд юнилевер» в Германии. — Прим. автора.