«Я на вас рассчитываю»

Встреча Леха Валенсы со студентами и преподавателями Ягеллонского университета в Кракове в 1989 г. (стенограмма для прессы, подготовленная польским журналистом Гжегожем Пшебиндой):

«9—10 февраля председатель «Солидарности» Лех Валенса побывал в Кракове. 9 февраля он встретился с прихожанами костела в Мистшеёвицах. 10-го его принял архиепископ Краковский кардинал Махарский, после чего Валенса поехал в старейший польский университет на встречу с университетской общественностью, которая была верна демократическим идеалам «Солидарности» в течение всех прошедших лет. В актовом зале Леха Валенсу приветствовал ректор А. Кой.

Лех Валенса начал встречу вступительным словом.

— Я всего лишь рабочий и чувствую себя очень нервно. Надеюсь, однако, что вам удастся влить свою мудрость мне и нам, чтобы мы могли сделать для страны как можно больше. Вы в лучшем положении, чем я: вы обо мне почти все знаете из печати и телевидения, которые в последнее время, к моему изумлению, постоянно обо мне говорят. Я о вас знаю не очень много: я недостаточно ходил в школу. Как Лех Валенса, как лауреат Нобелевской премии мира, я ищу мест и обстоятельств, чтобы в Польше наступили мир, спокойствие и согласие. Согласие строит, разногласие разрушает. Многие люди на встречах со мной говорили так: «Пане Леху, в 80-м году вы тоже так говорили, и что сделали с вашей наивностью? Теперь будет то же самое». А я отвечаю: «В 80-м году я никому не верил и теперь никому не верю». (Бурные аплодисменты.) Но вам я тоже скажу: «Не верьте и пройдохам вроде Леха Валенсы. Верьте в себя и верьте в культуру». «Круглый стол» может только создать плюралистические возможности, а ваша мудрость должна помочь употребить их в дело. Вы должны верить в себя, выстроить структуры, которые введут Польшу в Европу и мир. Этого не сделает ни Лех Валенса, ни его группа. Вам, вам самим нужно поверить в себя, чтобы вырваться из системы, в которой вам пришлось жить. Партийная, экономическая и профсоюзная монополия привела к тому, что Польша сегодня тормозит развитие мира. Польшу сегодня надо преобразовывать, и этого не сделают одни рабочие. Ваша мудрость должна выстроить другую, лучшую Польшу! А если вы этого не сделаете, тогда начнется рукопашная, тогда-то и вы, поскольку не сделали этого, заплатите, как и все общество, цену, которой можно избежать.

Переходный период — это самая тяжкая проблема: теоретически — как с правительственной стороны, так и с общественной — проклюнулись какие-то возможности, но превратить их в действия очень трудно. Опять-таки вы должны, ваш ум и опыт должны особенно потрудиться, чтобы помочь всем тем людям, которые разрабатывают программы, чтобы сделать это спокойно, хорошо, а в то же время и безопасно, и творчески, чтобы Польша стала нашей Польшей.

Перед тем как отвечать на вопросы, Лех Валенса еще сказал:

— Теперь я хотел бы перейти к прямому разговору с вами не потому, что я не в состоянии говорить дальше, но потому, что я хочу, чтобы вы влили в меня вашу мудрость, ставя вопросы и проблемы, а я постараюсь эту мудрость употребить на общее благо. Чтобы мы могли хорошо работать, мы должны понять друг друга; когда будет понимание, тогда и труд наш принесет результаты. Должно быть ясно, чего мы хотим, что делаем, настолько ли мы серьезны, чтобы на нас делали ставку, чтобы нас тоже сменили, когда настанет необходимость, во имя того, что Польша не принадлежит ни Леху Валенсе, ни генералу, ни Службе безопасности, а при надлежит всем нам, как принадлежала нашим предкам и будет при надлежать нашим детям.

Затем представитель студентов поблагодарил Леха Валенсу за то, что он за «круглым столом» выступил в поддержку Независимого союза студентов. После этого начались вопросы.

— Отдает ли себе отчет Общепольская исполнительная комиссия в том, что правительство ПНР намерено использовать присутствие «Солидарности» за «круглым столом» для успокоения общественных настроений?

— Мы отдаем себе отчет, но, как я сказал вначале, я верю в вас! Верю в вашу мудрость и верю, что вы не поддадитесь! Мы лишь должны привести к такой ситуации, в которой вы сможете сорганизоваться, чтобы не случилось так, как кто-то в этом вопросе предвидит... Верю в вас, в структуры, которые защитятся и не позволят манипулировать обществом или снова оставить его ни с чем.

— Правительственная сторона много говорит об ответственности общества за судьбы страны. Однако отвечать можно только за свои действия. Можно ли принимать ответственность за монопольно правящую партию, на которую мы не имеем влияния? Целью «Солидарности», ради блага демократии, должно стать обретение серьезного участия в законодательной и контрольной власти в Польше.

— Вспоминаю свои слова, сказанные в начале заседаний «круглого стола»: «Доля ответственности такова, какова доля участия». Сейчас я везде слышу: «Проведем действительно свободные выборы, и в Польше будет лучше!» А я, практик, отвечаю: «Будет в десять раз хуже». Потому что свыше сорока лет мы жили без плюрализма, программ и организаций. Сегодня на свободных выборах мы злобно предъявим счет и всех их попросту вышвырнем. И придут люди замечательные, но не имеющие представления обо всей стране, а к этому еще прибавится злоба тех, с кем так обошлись за их столь замечательное сорокалетнее правление... Сегодня нам приходится с огорчением сказать, что мы не можем, как раньше, говорить о бой коте выборов, сегодня мы можем заменить нескольких нехороших людей хорошими, создать программы и только организованным путем, через сколько-то там лет, когда хорошо узнаем друг друга, сможем претендовать на лучшее управление страной, чем сегодня. Эти «осколочные» организации, такие, как КНП (Конфедерация независимой Польши. — Пер.) и другие, я называю организациями «назло». Однако они не могут претендовать на то, что возьмут в свои руки власть в стране. Для этого надо годами воспитывать людей.

Впервые я не могу сказать «бойкот выборов», потому что за бойкот у меня нет аргументов. Власть говорит так: «Мы открываем плюралистические возможности. Вы можете организоваться почти во все структуры». Дают места в парламенте. Сегодня мы в состоянии выдвинуть в 13 воеводствах людей, в которых можем быть уверены. В других местах тоже есть хорошие люди, но мы их не знаем. Вдобавок, как профсоюз мы не имеем права, мы не политическая партия, мы сделаем это плохо... Если они хотят нас обмануть, то будем быстро выжимать плюрализм объединений, плюрализм политический и профсоюзный, экономический и на нем строить, обучать людей и только тогда преобразовывать Польшу в лучшую Польшу.

Молодежь часто отвечает мне: «Пане Леху, с нас хватит, пора браться за камни». А я говорю: «При хорошей организованности можно сделать революцию, такую, как сделали 13 декабря. То есть забрать все у владельцев и фабрикантов, все забрать, поставить сержантов, пересажать, то есть ввести систему типа нашей. Обратный ход не может идти революционным путем. Нельзя навязывать, кому быть пекарем, портным, ученым, это будет строить только жизнь, когда мы создадим возможности. Революционный путь лишен логики. Программу несет жизнь, если созданы возможности. Если мы пойдем путем молодежи, претензии которой справедливы, мы все равно придем к тому, что говорит Валенса, только с набитыми шишками от камней...».

— Видите ли вы в будущем целесообразность создания политической партии «Солидарность»?

— «Солидарность» с самого начала была и остается реформой, которая назвала себя «Солидарностью». Эта реформа в разное время выглядела по-разному. В 80-м году были эмоции, забастовки, плакаты, и иначе быть не могло, так как один батальон ЗОМО разогнал бы нас... Можно задавать вопрос, имела ли «Солидарность» шансы перейти от этого отрицания к созданию программы и ее осуществлению. На пути было 13 декабря, и эту реформу остановили. Но не решили никаких проблем. Продолжение должно последовать. 12 декабря, когда меня арестовали, я сказал: «Дорогие господа, на трассе XXI века победили мы — вы победили на трассе XVII века. Встретимся на дороге реформ — на коленях придете». Нехорошо сказал: о коленях было слегка садистски, поздней я от этого отказался, но мы встречаемся на дороге реформ. То, что мы предлагаем, это не выдумка Леха Валенсы, Горбачева, «Солидарности» — это требование времени, эпохи, в которую мы живем. Чем выше развитие цивилизации, тем больше свободы.

Затем слово взял главный редактор «Тыгодника повшехного» Ежи Турович. Он, в частности, сказал:

— Думаю, что присутствие Леха Валенсы среди студентов и преподавателей Ягеллонского университета, который — чем я горд — и моя Алма Матер — символ великого дела, того, что совершилось на Гданьской верфи в августе 80-го года, того союза между миром трудящихся, рабочими и, с другой стороны, интеллигенцией и молодежью. Этот союз был принципиальным элементом силы того большого общественного движения, которое, несмотря на трудности, под руководством Леха Валенсы привело к сегодняшней ситуации, когда легализация «Солидарности» кажется делом ближайшего момента и, пожалуй, также легализация Независимого союза студентов. Думаю, что это поможет нам превратить «реальный социализм» в «социализм с человеческим лицом».

Валенса. Мой социализм выглядит так. Представим, себе три пекарни: государственную, кооперативную и частную, — вот та, что печет лучший хлеб и самые дешевые булочки, и будет социалистической. Это мой практический социализм. Я практик. Вы, теоретики, представляете дело теоретически, и это логично. Как практик, я не могу говорить о коммунизме ни хорошо, ни плохо, потому что я его не знаю, я знаю сталинизм, и о нем могу говорить много, потому что сам его испытал на собственной шкуре.

Вопрос. Оказала ли «Солидарность» влияние на перемены, происходящие в СССР? Считаете ли вы нужной, например, вашу — как представителя польского общества — встречу с представителями властей СССР и как в существующих обстоятельствах видите возможность такой встречи?

— Будучи деятелем, Лех Валенса должен чувствовать себя как тренер. Тяжесть должна соответствовать тренированности. Если тренер при первой встрече заставит молодежь поднимать вес в 500 кг, то одни уронят, другие убегут, а останется мало кто.

Это я, а не, простите, советники Леха Валенсы придумал этот пример: «дробь Валенсы». Во всех странах нашей системы один и тот же «знаменатель», то есть проблемы, связанные с номенклатурой и вообще с беспорядком нашего социалистического устройства. И этот наш «знаменатель» мы все должны сменить. Смена совершается с помощью «числителей», а они в каждой стране разные. У Советского Союза свои «числители», там много проблем великой державы. А у Польши, в «числителе» — независимая Церковь, крестьянство, в большой степени свободное, группа вокруг Валенсы и много чего другого. У ГДР — это ФРГ, которая всегда ей поможет. Можно размышлять, у кого самый интересный «числитель» для реформ. Если бы не психологические комплексы военного типа и другие, лучший «числитель» был бы у ГДР. Если мы хорошо присмотримся, то увидим, что самый интересный «числитель» у Польши, поскольку у нее есть некоторая независимость, много западной культуры, Церковь, крестьянство, папа и т. д. Надо бы постараться, чтобы наши реформы, наша смена «знаменателя» могла быть образцовой сменой. Это не мессианизм и не польский романтизм — это реальность. Когда я был в Париже, у меня был интересный разговор с пани Боннэр и Сахаровым. Они подтвердили то, что я предполагал: что «множитель» Советского Союза очень неинтересный и что люди там не хотят ответственности и не хотят работать. 80% так думают, и не сумеют пользоваться свободой, и не умеют, и не хотят. По моей оценке, у нас около 15% не умеют и не хотят пользоваться свободой. Такие искривления создала система. У меня есть товарищи по работе на верфи, которые тоже не хотят никаких плюрализмов, лишь бы дорваться до пенсии. У нас тоже есть такие проблемы. И поэтому мы должны взяться за работу, создать структуры, которые восстановят нормальное человеческое поведение. Иначе мы станем только «рудником умов», как Ирландия, отсюда будут только уезжать и бежать, этот край будет и дальше рушиться.

Затем слово взял Ян Юзеф Щепаньский. Он, в частности, сказал:

— Я испытываю тревогу, когда речь идет о иерархии проблем, предусмотренных для обсуждения за «круглым столом». Два вопроса капитального значения должны рассматриваться в первую очередь: независимость судов и экология. Для «Солидарности» как профсоюза эта последняя проблема может оказаться хлопотливой, ибо надо закрывать отравляющие предприятия и тем самым входить в конфликт с интересами трудовых коллективов... Шведский туристический путеводитель рекомендует туристу находиться в Кракове не дольше 48 часов! Это, конечно, преувеличение, но небольшое. Думаю, что для наших детей это станет действительно вопросом жизни и смерти.

Валенса. Игра идет командами, и я — капитан команды. А играют все. Решения вопросов должны находить специалисты. Если у вас или у кого-то в этом зале есть что сказать — пожалуйста. Прошу вас, интересы наши общие, Польша наша общая. Где бы вы ни увидели недостатки, ошибки Валенсы и всех нас, сообщайте как можно быстрей через пана Туровича, с которым я в контакте, через Мечислава Гиля, передавайте замечания. Ибо, как я сказал, интересы наши общие, и мы должны этот командный матч хорошо сыграть. Когда-то я сказал: нам угрожает не Варшавский пакт и не НАТО. Я боюсь, как бы мы не встретились в один прекрасный день на облачке и не спрашивали, кто из какого блока, в результате таких опасностей, как Чернобыль, кислотные дожди и т. п.

На эти темы мы будем говорить. Также и на правовые темы, которые мы считаем важнейшей проблемой. Сделаем мы это в первую или во вторую неделю, не имеет особого значения. Столько лет ждали, наверное, еще будет несколько дурных приговоров, лишь бы не на слишком долгие сроки. Надеюсь (Щепаньскому), что вы присоединитесь к нам и поможете решить эти проблемы.

Следующие вопросы относились к Независимому союзу студентов.

Валенса. Я в своей речи подчеркнул проблему ЯСС и считаю ее важной. Однако мне нелегко договориться с молодежью. Одни швыряют камнями, другие меня обзывают, третьи хотят организоваться, четвертые не хотят и т. д. Молодежь попросту очень сильно расшатана. У рабочей молодежи свои проблемы, у студенческой — свои, еще старшеклассники и т. д. Я не могу хорошо это организовать. Не потому, что не хочу, — очень хочу. Но молодежь очень плюралистична. Может, у меня мало контактов, может, времени не было... Однако все мы заинтересованы в том, чтобы у наших детей была возможность организоваться, и о молодежи мы будем говорить за «круглым столом». Не подозревайте нас в плохом отношении.

— У нас будет новая «Солидарность». Но ведь старый устав соответствовал конституции. Как вы на это смотрите?

— Я не имею права принимать решения за съезды, которые примут устав. Я, Лех Валенса, и те, что со мной, должны открыть возможность, чтобы «Солидарность» могла провести свои съезды, но не в костелах и криптах, а на своих рабочих местах, легально и спокойно и чтобы она могла определить свое отношение к уставу и программе. Какая будет «Солидарность»? Не знаю. У меня есть своя точка зрения, но это моя точка зрения! Я исключительно хочу довести дело до съезда, месяцем раньше всюду надо развесить объявления, чтобы никто никого не обманул, не устроил сектантских выборов, чтобы пришли люди борьбы, но не только они. Ибо это будет время, когда откроется больше возможностей труда, чем борьбы. Надо будет тормозить инерцию борьбы и работать не покладая рук. Люди борьбы особенно трудиться не сумеют, поэтому выбирайте хорошо, чтобы мы не только сражались с ветряными мельницами, а прежде всего строили эти мельницы. Вы должны выбрать честно и получше, на другое время. Сейчас мы выбираем только для того, чтобы привести к нормальности, которая определит другие дела. Зато я в этой нормальности принимать участия не буду. Я отдал 18 лет каторжной работе! Я скорее человек борьбы. Это не смирение, не страх, не отсутствие ответственности. Нет, просто я считаю, что есть отличные, замечательные люди, а у меня слишком много накопилось, слишком много я видел, слишком много слышал, это меня отягощает. Я должен открыть дорогу, потому что выхода нет. А вы положите начало, да чтоб это вышло хорошо, потому что мне хотелось бы всему этому радоваться. А если окажется плохо, то придется мне ко всему этому вернуться, конечно, потому что я не позволю. (Аплодисменты).

— По-прежнему продолжается скрытый террор. У нас в университете за последнее время зверски избили и искалечили двух девушек. Можно ли рассчитывать на то, что «круглый стол» не станет эйфорией, за которой исчезнут конкретные сегодняшние человеческие трагедии?

— Я узнал об этих случаях в костеле и обратился: «Господа, укоротите лапки! Мы дознаемся, кто это делает, кто теперь нам мешает в очень трудном положении». Мы обращаемся к «Безпеке» (госбезопасности. — Пер.) и другим: уберите лапки, а то будем наручники надевать! Этого делать нельзя! (Продолжительные аплодисменты.) Мы не хотим рассчитываться, не хотим судить, но одновременно обращаемся: Польша нуждается в спокойствии, но Польша нуждается и в праве, и праву вы должны подчиниться.

— Можно ли указать хотя бы представителю правительства по делам печати (и не только ему), что его наглость и агрессивный тон побуждают «неизвестных преступников» к такого рода действиям?

— Я вчера сказал об этом, и поэтому по телевидению почти не было Валенсы. Я сказал, что представитель по делам печати становится все более непонятным. Пан Урбан, что вы делаете? Вы. провоцируете! И из-за этого я не попал в телепередачи... Но это просто вспышки, все мы изнервничались, не будем ругаться... (Эта фраза, по-видимому, ответ Урбана. — Пер.) Если мы не проведем мирную, эволюционную реформу, то нам грозит революция. Не будем предаваться иллюзиям: молодежь еще чуть-чуть — и выйдет на улицы, будет бить, будет жечь! И поэтому надо сказать, пан Урбан: вас тоже достанут, других тоже достанут, а как Польша мы заплатим дорогой ценой!(Аплодисменты.) Я ко всем и всюду обращаюсь: к рабочим, к учителям, к органам здравоохранения, ко всем людям. В Польше очень тяжко, всякий вправе забастовать... Но в этот момент дадим шанс «круглому столу». Я не знаю, обман ли это. Но в этот момент дадим ему шанс. Если ничего не выйдет, будем бороться вместе, Валенса первым пойдет, но сейчас мы должны сосредоточиться. Снова мне теперь подожгли, известно, конечно, кто поджег, очередную забастовку мне устроили, одну мы погасили, разожгли другую. Правы ли они? Правы! Условия жизни катастрофические! Это правда! Но в этот ли момент, когда мы созидаем, когда хотим навести порядок? Я призываю всех обладающих чувством ответственности людей в этой стране дать шесть недель шансов «круглому столу»! Потом будем бороться, если потребуется. Но организованно. А сегодня не надо бороться, а то раздуем — кто-нибудь скажет, что Валенса, и вот уж мы не на коне! Кто-то хочет нам сорвать реформу! Военное положение ввести из-за этой безалаберности! Где эти герои были в течение семи лет? Где Медович был, а теперь большой герой! (Аплодисменты.) Я не хочу вас обижать, пан Медович. Не хочу обижать членов новых профсоюзов. Хочу, чтоб было место для всех. Это нервы, человек может разнервничаться, Валенса тоже. Я хочу, чтоб был плюрализм, не хочу, чтоб тот профсоюз не существовал, хочу, чтоб было по крайней мере три разных, сильных профсоюза, чтобы мы конкурировали, но не конфронтировались! И в этот момент, пан Медович, обуздай своих людей, я постараюсь — своих, попробуем реформировать и договориться, попробуем, созидать Польшу как можно скорей, как можно лучше. И не будем провоцировать, а то все за это заплатим, и вы, пан Медович, и я тоже!

— Вы сели за «круглый стол» с теми, кто вам — и не только вам — нанес обиды (об одном, Урбане, тут говорилось). Готовы ли вы сесть за «круглый стол» с той оппозицией, которая в настоящий момент этого не одобряет?

— Готов. Польша принадлежит всем, в том числе и тем, кто не согласен. Мало того, я не могу сказать, что они не правы. Если «круглый стол» будет огромным мошенничеством, то окажется, что я был не прав. Я — лауреат Нобелевской премии мира, я ищу всех вас, до самых малых, чтобы было согласие! Я этого не стыжусь и не со страху это делаю! Но в то же время я осторожно отношусь к тем, кто не верит, у кого такой опыт, как у них. Они имеют право, да только я могу быть каскадером сам в одиночку (и не раз бывал), но не могу из вас делать каскадеров. Я должен спросить, проконсультироваться внутри и снаружи, увидеть, какие грозят опасности, использовать все шансы. Но я должен тоже искать решение проблем. У других нет этой нагрузки, но это не значит, что они не правы... Лишь бы боролись не между собой, пусть не борются с единством, пусть не мешают.

Я занимаюсь «круглым столом», а смотрите, что мне устроила молодежь в воскресенье (в Гданьске. — Пер.)! Кто-то здешний мне сказал, что была демонстрация против Валенсы. А вот, извините, она была не против Валенсы! А молодежь, поскольку я им сделал внушение за то, что не платят штрафы (ксендз Янковский отказался продолжать выплачивать штрафы, назначенные административными судами молодым демонстрантам. — Г.П.), закричала: «Анджея Гвязду — за «круглый стол»!» Да ведь Анджей Гвязда — противник стола, так как мне его посадить за стол, когда он это считает ошибкой?! И поэтому, дорогая молодежь, сначала надо послушать программы. Я знаю, что никто не любит лидеров, никто не любит первых. Валенса — первый, но нечего сразу на меня.

Следующий вопрос касался того, как гарантировать за «круглым столом» интересы тех, кто отказывается от службы в армии. Спрашивали также, займется ли «круглый стол» вопросом о помехах отправлению религиозного культа в армии.

— Я борюсь за то, чтобы все течения нашли для себя место. За «круглым столом» уже был епископ, есть два священника. Но одновременно повторяю. Моя вера — мое личное дело, ее нельзя никому навязывать, у каждого своя свободная воля. В профсоюзе, который я возглавляю (это и не левацкий профсоюз, и не правый), я молебнов не буду служить, а в церковь хожу. Но это мое дело. Я буду строить костелы, но в частном порядке. Каждого, у кого другая вера, я уважаю, и с этим у меня не будет никаких проблем, если речь идет о Валенсе. Как вы знаете, очень близко от меня — люди другой веры, мне это не мешает, пусть себе верят: ни они мне не мешают, ни я им. Чего я хочу — это использовать всякую мудрость для Польши. Если кто-нибудь умен, то почему я его как инаковерующего не использую для строительства Польши? Я это делаю и буду делать!

А те дела, думаю, Церковь устроит, у нее долгие традиции! Я рад, что вы этот вопрос затронули, но надо помнить, что я не хочу быть большим католиком, чем сам папа. Я — Лех Валенса, электрик, и я вынужден быть профсоюзным деятелем, а то оставляю людям умным, которые за это отвечают и знают, что делать.

Следующие вопросы касаются Конфедерации независимой Польши.

— Я знаком с паном Лехом (Лешеком Мочульским. — Пер.), отношусь к нему с уважением... Только повторяю: КПП — организация больше «назло» этой власти. Их программа не имела времени стать серьезной программой. Меня пригласили на 3-й съезд КНП, который проходил за день до «круглого стола». Милые мои, я все понимаю, тем не менее, когда Лех Валенса, когда большинство общества приглашены за «круглый стол», то надо дать ему этот шанс. Надо было уст роить это раньше или позже. А сейчас это очень опасно, и тут я, пан Лех Мочульский, обращаю ваше внимание публично, что так поступать нельзя... Я хочу, чтобы вы действовали, свобода должна вам это гарантировать. Но дадим шанс другим течениям, не будем устраивать коллизий, вступать в конфронтацию, а то, если бы власть посадила всех (участников съезда КНП. — Пер.), «круглый стол» рухнул бы... Вы создали очень нехорошую ситуацию, очень невыгодную, и так коллеги не поступают. Я благодарю за приглашение, на следующий съезд постараюсь приехать, лишь бы он не конкурировал с другими делами, за которые я отвечаю. (Аплодисменты.).

— Реально ли ожидание, что народ выдержит длительный переходный период, притом в нынешнем экономическом положении? Не было бы потрясение единственным способом вызвать перелом в настроениях усталого и ни во что уже не верящего общества?

— Простите, я как слышу «потрясение». Это значит сколько людей застрелить — тысячу, пять тысяч? Вот что такое потрясение. Всякое иное потрясение мы уже пережили, даже военное положение. Об этом и подумать нельзя! Тогда о каком потрясении идет речь? Забастовки? Тоже умеем уже устраивать и большие, и малые. Так что это потрясение было бы крайне опасным, и я хотел бы его избе жать. Умных и сознательных людей в Польше много, только надо, чтобы они поверили в себя, чтобы больше почувствовали свою миссию и ответственность за тех, кто думает нехорошее, — мы все вместе в этом повинны. Не допустим этого, ибо если наступит потрясение, то посмотрим, кого из нас не будет на следующей встрече. Такие дела не выбирают... скорей случайных людей берут. Поэтому мы не нуждаемся в таких потрясениях. Нам нужно быть более солидарными: там, где это возможно, быть вместе, но там, где хотим отдельно, иметь такую возможность, и чтоб друг другу не мешать... И поэтому повторяю: я очень верю, что нам. удастся, потому что иного пути нет, потому что даже после этого потрясения, после этих синяков и шишек мы все равно окажемся в том же месте и надо будет решать те же проблемы.

Потом был передан привет от гуралей и приглашение в Татры, «чтобы и заспавшихся рыцарей под Гевонтом разбудить».

— Два года подряд я ездил в Закопане... горы меня приняли... И в этом году хотел поехать, но не было снега, да и условия, «круглый стол» не дали мне покататься. Думаю, в будущем году уже будут профсоюзы, будете уже нормально организованы, а я тогда возьму отпуск и буду кататься с гуралями...

Последний вопрос задал студент от имени НСС. Он спрашивал о смысле нового закона о высшей школе и предлагал ликвидировать деление культуры на официально разрешенную, подпольную и эмигрантскую, чего, по его мнению, можно достичь отменой предварительной цензуры и радикальным пересмотром закона о печати.

— Будете в своей группе и должны эти темы затронуть! Я верю, что там есть умные люди, которые разбираются в проблемах цензуры... Я на этот вопрос тоже обращу внимание, но думаю, что пан Турович, который с цензурой много имел дела, сделает это лучше, чем я.

В заключение встречи Валенса, в частности сказал:

— Договоримся, что я всегда в вашем распоряжении. В то же время очень прошу: либо отвергните то, что я говорю, либо поддерживайте путь, смысл которого в том, что Польша нуждается в согласии. Согласие строит, разногласие разрушает. Мы все ответственны за Польшу. Не время устраивать трибуналы и не время устраивать битвы. Время нам как можно скорее договориться и взяться каждому в пределах своих возможностей, взяться за Польшу, чтобы оставить ее нашим детям лучшей. Нет другой дороги. Это необходимость, это патриотический долг. Я в это верю, я верю, что разум победит, что нам хватит сил на строительство Польши — впервые — по-другому. Мы должны найти польскую модель согласия, приспособления, перестройки. Чтобы как можно больше строить, чтобы удержать молодежь, у которой жуткие условия жизни и создания семьи... Они бегут из страны, к родине относятся как к мачехе, крестьяне бросают землю. На вас лежит ответственность пробуждать патриотизм и обучать ему. Здесь кровь наших предков, здесь место наших детей. Мир убегает, а мы вовсе не глупей и не хуже, только у нас была дрянная система, система порабощения. Но и сами мы поддались безвольно всему этому. Конечно, была страшная цена, многие ее заплатили, но тем больше это обязывает нас все силы изыскать для Польши, ибо она в этом нуждается.

Если я кого-нибудь обидел, я этого не хотел, прошу прощения. Прошу прощения у тех, кому втык сделал, прошу прощения у тех, кого невольно уколол. Я все хочу отдать Польше. И думаю, что не будем обижаться, подумаем, как из этого лучше выйти. Чтобы Польша доехала до Европы и не была этим больным ребенком Европы. Всего доброго!».