О «белых» или черных пятнах

Не рассмотрев подробно некоторых последствий сталинской диктатуры в отношении поляков, мы не сможем понять причины и истоки появления в 1980 г. многомиллионного польского национального движения под названием «Солидарность». Советско-польская история в глазах как поляков, так еще больше — советских людей нуждается в новом прочтении, в извлечении из нее необходимых уроков. В польском сознании и политических эмоциях, как считает известный польский историк В. Тыбура, всегда присутствует Восток. Именно на этом направлении поляки видят самое большое количество исторических загадок, в том числе мрачных, охваченных страстью, здесь концентрируется особенно много обид, которые формировались на почве прошлого. Не раз приходилось слышать полные беспокойства слова, что весь комплекс этих проблем, особенно это касается политики восточного соседа в период 1939—1945 гг., необоснованно нарушает баланс нашего трагического опыта и придает ему одностороннее направление.

В этот период произошли драматические события, отразившиеся на судьбах миллионов людей, и вполне естественно, что они занимают важное место в истории Польши, в биографии сотен тысяч поляков, биографий в большинстве своем драматических, часто и трагических. А правда об этих событиях существовала в коллективном сознании народа в форме рассказов самих участников пережитого. Одновременно как бы в стороне функционировала приукрашенная правда или голая ложь, нередко подкрепленная молчанием.

Это длилось довольно долго и не могло не оставить следов в историческом сознании нации, в том числе и в виде обид. Сформировался своеобразный комплекс Востока. В то же время историки, изучающие события в другом направлении — западном, могли получить в распоряжение все материалы, источники практически без каких-либо трудностей политического характера. Стремление узнать истину о преступлениях, совершенных гитлеровцами, не встречало никаких препятствий ни в их установлении, ни в разглашении. Этого, однако, нельзя сказать об истории советско-польских отношений.

И вот сейчас, после нескольких десятилетий, такие возможности открываются. Наконец историки могут, правда еще в ограниченной степени, пользоваться источниками, печатать то, что уже удалось установить в некоторых фрагментах истории. Именно это не только накаляет эмоции в кругах, интересующихся историей, но и создает впечатление односторонности исследований. Все это будет продолжаться так долго, как долго придется ждать публичного выяснения многочисленных еще тайн и драматических событий в истории советско-польских отношений.

Будут уменьшаться и обиды, которые сегодня еще живы. Недаром говорят, что горечь, лишенная возможности стать достоянием гласности, оставляет глубокие следы в психике людей, в том числе и целых народов. А провозглашенная публично, она становится собственностью времени. Конечно, это не означает, что она освобождает от долга памяти. Но зато освобождается история от непосредственного нажима эмоций. Только так можно освободиться от тяжкого груза сталинизма.

«Трагедия и вера» — под таким заголовком газета «Трибуна люду» (17.08.1988) опубликовала статью, посвященную 50-й годовщине со дня роспуска Коммунистической партии Польши:

«16 августа 1938 г. Исполком Коммунистическою интернационала на основании ложных и провокационных обвинений принял официальное решение о роспуске Коммунистической партии Польши. Тяжелый удар обрушился на польских коммунистов и рабочее движение в стране. Ведь КПП играла большую роль в истории народа, особенно в последние годы своей деятельности.

Преодолевая в своих собственных рядах догматические и сектантские тенденции, КПП обретала все большее влияние среди рабочего класса, крестьянства и интеллигенции. Ее инициативы находили поддержку у тех социалистов, которые стояли на позиции единого фронта, радикальных крестьянских деятелей и прогрессивных демократов. Именно поэтому особой трагедией польских коммунистов было то, что она была распущена именно в этих условиях.

Сегодня мы уже имеем больше данных, связанных с этим решением, хотя и не знаем еще всего. Исследования в этом направлении начаты и продолжаются советскими и польскими историками. Но и тех знаний, которыми мы располагаем, достаточно, чтобы оценить важность постановлений 1956 г. В феврале 1956 г. решение о роспуске КПП было аннулировано. Руководство четырех партий, главы которых участвовали в принятии решения о роспуске КПП, и руководство ПОРП выступили с заявлением по этой проблеме. Таким образом, было восстановлено и подтверждено доброе имя Коммунистической партии Полыни и ее руководителей. Была создана также возможность во весь голос сказать о трагедии, которая в результате несправедливого решения Исполкома Коминтерна стала уделом польских коммунистов.

Следует напомнить, что КПП была одним из учредителей Коминтерна, одним из наиболее боевых его отрядов. Ее руководители внесли большой вклад в выработку тактики и политической линии Коминтерна. Фамилии многих из них находятся в числе ближайших соратников В.И. Ленина. Есть среди них и участники строительства первого в мире государства рабочих и крестьян.

Несчастье, которое в результате решения тогдашнего Исполкома Коминтерна обрушилось на КПП, неразрывно связано с эпохой сталинизма. Среди тех, кто пал жертвой такой практики, были деятели КПП. Решению Исполкома Коминтерна предшествовали аресты почти всех руководителей и ведущих деятелей КПП, находившихся на территории СССР. Аресты и репрессии против них начались еще в 1933 г. Наивысшая их волна приходилась на 1936 и 1937 и Сегодня уже известно, что приговор Сталина о роспуске КПП был вынесен в конце 1937 г. Позднейшее решение Исполкома Коминтерна было лишь дополнительной формальностью.

Необходимо сказать, что польские коммунисты, большинство которых в глубине души не верили или не могли поверить в обвинения в адрес партии, не прекращали борьбы как перед лицом угрозы гитлеровской агрессии, так и осенью 1939 г., а затем в годы немецкой оккупации. На базе богатого, зачастую противоречивого опыта польских революционеров родилась программа КПП, воплотившая в себе идеалы борьбы за социальное и национальное освобождение, за суверенную жизнь польского народа. И хотя во второй половине 1948 г. произошел отход от правильной политической линии КПП, в современных условиях ее продолжает и развивает Польская объединенная рабочая партия.

Важным является и то, что сегодня, особенно после XXVII съезда КПСС, IX и X съездов ПОРП, ПОРП и КПСС связывают очищенные от наслоении и окаменелостей сталинизма отношения, характеризующиеся суверенным партнерством и ленинским духом интернационалистской дружбы. Так претворяются в жизнь чаяния и стремления польских и советских коммунистов, которые даже в самые горькие для себя годы не теряли веры в то, что именно такими должны быть отношения между коммунистами двух наших стран и народами».

В тот же день, 17 августа, агентство ПАП передало:

«Ровно полвека назад Исполком Коминтерна принял в Москве решение о роспуске Коммунистической партии Польши. Это один из наиболее противоречивых фактов в истории Польши с начала XX века. Свое мнение относительно этого решения высказал в газете «Штандар млодых» научный сотрудник Института исследований проблем рабочего класса Академии общественных наук при ЦК ПОРП Ю. Кещиньский.

Процесс ликвидации КПП начался еще в 1933 г. и продолжался несколько лет. Уже тогда в Советском Союзе начали обвинять некоторых деятелей КПП в агентурной деятельности, пишет он. Массовые аресты начались в 1936 г. В СССР находилось больше всего польских политэмигрантов. Среди них были коммунисты, немногочисленные группы левых социалистов и радикальных крестьянских деятелей. В общей сложности — около 18 тыс. человек. Значительная часть их проживала в Москве. Польские эмигранты активно участвовали в общественно-политической жизни СССР. Они занимали различные партийные и государственные посты, участвовали в дискуссиях, которые велись в Стране Советов в 20-е и 30-е годы. Раньше всех в Советском Союзе оказались деятели так называемого «большинства» — Вера Кошутская-Костшева, Альфред Варский-Варшавский, Генрих Валецкий, которые не всегда занимали просталинскую позицию, довольно часто подвергали ее обоснованной критике.

Представители этого «большинства» поплатились жизнью за то, что с самого начала делали замечания и возражали против многих форм деятельности Сталина, против применяемых им методов, то есть против подавления любой критики, излишнего вмешательства в дела отдельных коммунистических партий.

Можно предположить, что Сталин еще в 1935—1936 гг. хотел договориться с Гитлером, но КПП преграждала ему путь. Этот вопрос еще нуждается в изучении, однако часть советских историков выдвигают подобный тезис. Якобы существуют документы, свидетельствующие в переговорах посланцев Сталина с Германией в 1935 и 1936 гг. Быть может, речь шла о разделе Польши и таким образом Сталин хотел направить внимание Гитлера на Запад.

Именно этими причинами объясняются действия Сталина, который подсунул председателю Коминтерна Димитрову сфабрикованные документы, говорившие о руководстве КПП как об агентах Пилсудского и т. п.

Я занялся изучением того, как выглядела система репрессий против членов и кандидатов в члены ЦК КПП в 1936—1938 гг., пишет Ю. Кещиньский Мною подсчитано, что 58 из 91 человека были сразу же расстреляны либо отправлены в лагеря и бесследно исчезли. Но это не окончательные цифры. Несомненно, погибло больше».

Еженедельник «Пшегленд католицки» (27.01.1989) опубликовал интервью историков Польской академии наук М. Каминьского и М. Захариаса о советско-польских отношениях в период 1918—1939 гг. Поводом для беседы послужила статья эстонского ученого Арумяэ о секретном пакте Риббентропа — Молотова в 1939 г. о разделе советско-германских сфер влияния в Восточной Европе.

Польские ученые в этой связи утверждают, что статья частично приподняла занавес с руководимой Сталиным советской внешней политики, однако эстонскому ученому не удалось избежать некоторых стереотипов, касающихся Польши. Он, в частности, пишет, что польское правительство в 1918—1938 гг. проводило близорукую и честолюбивую политику, направленную против Советского Союза. Во-первых, эта политика, по утверждению польских историков, была очень перспективной, а ее главной целью являлась безопасность независимого польского государства. Концепция федерации Пилсудского была направлена к тому, чтобы Польша была отделена от любой России — «белой» или «красной» — буфером маленьких государств, лишь бы на Востоке не остаться с глазу на глаз со своим великим соседом. С точки зрения Пилсудского, эта политика была правильной. Он также хорошо понимал, что если Польше приходится существовать между двумя великими державами — Россией и Германией, то необходимо их каким-то образом от себя отдалять. При этом он считал, что более широкое поле деятельности открывается на Востоке. Нельзя также согласиться с утверждением эстонского историка, что политика Польши была направлена против Советского Союза. Ведь Польша не требовала ничего от СССР, просто обе страны имели разные интересы. При этом даже сегодня некоторые советские историки не скрывают, что Советское государство стремилось к внешней экспансии. Это не была экспансия в традиционном смысле слова. Речь шла не о расширении территории СССР, а скорее о мировой революции, создании «семьи пролетарских народов». Поэтому многое, что делал Советский Союз на международной арене, он делал с пропагандистскими целями, и не случайно советская дипломатия в своих действиях часто пользовалась мирной фразеологией для достижения своих политических целей.

На XVII съезде ВКП(б) в январе 1934 г. Сталин подверг критике Германию и Гитлера, однако считал возможными контакты коммунистического государства с фашистской страной, в данном случае с Италией Муссолини. Подобные мысли высказывали многие советские дипломаты, и скорее всего результатом этих действий и стал пакт Риббентропа — Молотова.

Пилсудский хорошо понимал, что немцы до прихода Гитлера к власти опасности не представляли, в то же время СССР со своим человеческим потенциалом, сосредоточенной у границы Польши армией, значительно превышающей численность всех польских войск, был грозной силой. Именно это и диктовало политику Пилсудского, определяло ее антисоветский характер, сознание того, что диспропорция сил требует любыми мерами избегать влияния русского государства.

Не лучшим образом складывались отношения Польши и с другими соседями — Литвой и Чехословакией. Однако если в отношении Чехословакии нежелание установить контакты было обоюдное, то с Литвой Польша хотела установить дипломатические отношения. Как известно, когда обе страны обрели свою независимость, остались нерешенными приграничные вопросы. Литва требовала возвращения исторически принадлежавших ей территорий — Вильнюса и Вильнюсского края. Однако, утверждают польские историки, не всегда исторические аргументы являются решающими, а в связи с тем, что Польша была сильнее в военном отношении, выиграв войну с Россией, она и диктовала свои условия. Несмотря на это, Польша стремилась к дипломатическим отношениям с Литвой, потому что эта страна в довоенный период была объектом игры СССР против Польши, а одновременно «троянским конем» среди Прибалтийских стран, с которыми Польша увязывала свои политические планы.

Имелись также реальные возможности подписать договор с немцами, конечно, на диктуемых ими условиях. В этом случае Германия скорее всего не искала бы путей к соглашению с СССР. Однако польская дипломатия была убеждена в том, что сотрудничество с Советским Союзом в те годы не имело шансов на существование. Некоторые рассуждали так, что если Польша установит контакты с немцами, то потеряет только независимость, а договор со Сталиным грозил потерей души, что означало потерю не только независимости внешней, но и внутренней. Однако Сталин, по-видимому, не был намерен искать Дружбы с Польшей, о чем наглядно свидетельствует пакт Риббентропа — Молотова, который подписал смертный приговор для Польши, считают польские историки.

Другим ударом по Польше было участие СССР вместе с фашистской Германией в так называемом IV разделе Польши 17 сентября 1939 г. (Так поляки называют эту очередную потерю государственной независимости в ряду предыдущих разделов в 1772, 1793 и 1795 гг., в которых принимала участие царская Россия.) Абстрагируясь от политических интересов СССР в тот период, особенно после того как польское правительство отвергло советское предложение о совместной военной коалиции против Германии, участие в этом акте ничем не было оправдано, а высказывание тогдашнего советского премьера В. Молотова о Польше как «ублюдочном порождении Версальского договора» было просто оскорбительным. Обоснование этого шага — как это делали позднее советские историки — передвижением границы на запад для выигрыша во времени не выдерживало критики, особенно после того, что произошло 22 июня 1941 г., когда советские укрепления на границе рухнули от первых же ударов вермахта. Последовало в 1939 г. и ничем не оправданное переселение поляков с занятых территорий, сотнями тысяч вывозились они в лагеря, в отдаленные районы Советского Союза или на принудительные работы в гибельных для них климатических условиях.

Все это было трагично для поляков, как и сам факт того, что гитлеровские и советские войска, сомкнувшись на польской территории, устроили, совместный военный парад в Бресте (!), о чем советская сторона никогда не упоминала публично до 1989 г. Повторялась лишь время от времени достаточно справедливая мысль о том, что в 1939 г. СССР лишь вернул себе те земли, которые принадлежали ему ранее.

В советских учебниках истории результаты военной акции СССР от 17 сентября 1939 г. квалифицировались как воссоединение Западной Украины и Западной Белоруссии с родиной, как необходимость защиты белорусского и украинского населения на территориях, захваченных в результате войны 1920 г. Поляки относительно вышеописанных событий 17 сентября 1939 г. высказывались куда более остро: «Нож в спину!» В тех же самых польских кругах не составляла секрета суть опубликованной на Западе версии о содержании секретного приложения к советско-германскому пакту о ненападении, заключенном в августе 1939 г. А ведь был еще и советско-германский договор о дружбе и границах, который успешно претворялся в жизнь.

Какими бы ни были «польские прегрешения» в глазах Сталина, его карательная политика в отношении поляков оказалась несоразмерно масштабной и жестокой. К такому выводу можно прийти, проштудировав, в числе других источников, книгу американского профессора социологии Я. Гросса «Революция из-за границы. Покорение СССР польской Западной Украины и Западной Белоруссии», вышедшую в 1988 г. в издательстве Принстонского университета (США). Его перу принадлежит также исследование «Польское общество в годы германской оккупации: генерал-губернаторство (1939—1944 гг.)». Гросс также редактировал книги «Польская самоограничивающая революция» и «Война глазами детей».

По признанию Гросса, его книга — результат случайной находки в Гуверовском институте войны, революции и мира. Изучая там относящиеся к истории германской оккупации Польши в период второй мировой войны документы, Гросс натолкнулся на рукописные свидетельства поляков, в которых описывалась их жизнь в период «советской оккупации» восточной части страны начиная с сентября 1939 г. «В архивах Гуверовского института, как я позже узнал в итоге своего целенаправленного поиска дальнейших сведений по данному вопросу, — рассказывает автор, — содержатся многие тысячи подобных личных свидетельств, позволивших провести подробное изучение политики СССР на территории оккупированной Польши». По словам Гросса, знакомого с архивными материалами, хранящимися в Англии, Франции, ФРГ и Израиле, гуверовский архив содержит наиболее богатое собрание документов.

Предыстория упомянутых свидетельств такова: «В сентябре 1939 г. СССР, связанный договором с гитлеровской Германией, оккупировал более 50% территории польского государства. В течение двадцати одного месяца советского правления в этом районе — с момента нападения Красной Армии на Польшу 17 сентября 1939 г. и до начала войны между СССР и Германией 22 июня 1941 г. — советские власти депортировали около 1,2 млн польских граждан (приблизительно 9% численности местного населения) в разные части Советского Союза. Затем, после нападения Гитлера на СССР, польско-советские дипломатические отношения были восстановлены и между двумя странами был подписан договор. Соглашение призывало к амнистии (то есть освобождению) всех польских граждан, содержавшихся в Советском Союзе, и сформированию на территории СССР польской армии. В 1942 г. около 120 тыс. солдат только что созданной польской армии и их семьи были эвакуированы в Иран. Их попросили написать свидетельства о своей жизни при советском режиме. Около 20 тыс. подлинников хранится в Гуверовском институте». Эта книга и явилась плодом изучения автором упомянутых документов.

Говоря о советско-германском договоре о ненападении, подписанном в Москве 23 августа 1939 г., Гросс дает следующую трактовку «секретному приложению» к упомянутому документу: «Секретный протокол устанавливал цену, которую СССР запросил за свой добродушный нейтралитет в предстоящей войне: Бессарабия, Эстония, Латвия и большая часть Польши, включая половину ее столицы — Варшавы. Первый проект содержит примечание, которое эзоповским языком устанавливает советские претензии на Польшу: «Настоящий договор вступает в силу лишь в случае одновременного подписания с ним специального Протокола, в котором затрагиваются моменты, к которым Договаривающиеся Стороны проявляют заинтересованность в области внешней политики». Таким образом, дополнительный протокол, как указывал Гитлер в своем ответе Сталину, был «желателен для правительства Советского Союза». В случае территориальной и политической трансформации территорий, принадлежащих польскому государству, говорилось в пункте 2 Секретного Дополнительного Протокола, сферы интересов как Германии, так и СССР разграничиваются приблизительно по линии рек Нарев, Висла и Сан. Установленная в спешке, очевидно без наличия под рукой точных карт, предполагаемая советско-германская граница оставляла брешь протяженностью в несколько километров в месте, где река Писа была ошибочно принята за верхние притоки Нарева. Несколько дней спустя после церемонии подписания по настоянию Молотова (советские дипломаты заметили ошибку) наименование Писа было введено в положение пункта 2 Секретного Дополнительного Протокола. И все же, проявляя щепетильность при работе с картой Польши, советские руководители предоставили вермахту возможность реализации задачи по военному завоеванию».

Гросс дает следующую оценку «советской кампании» против Польши в сентябре 1939 г.: «Польские вооруженные силы, окруженные в середине сентября на западном фронте и удивленные советскими действиями, не смогли оказать Красной Армии организованного сопротивления. Прежде чем бежать в Румынию с остатками польского правительства, верховный главнокомандующий отдал приказ не оказывать сопротивления советским войскам. Это распоряжение мало что дало: система командования и линии коммуникаций были уже сломаны, старшие офицеры, оказавшиеся на театре военных действий Красной Армии, не имели иного выбора, кроме как импровизировать и действовать скорее на основе слухов, нежели приказов. И в самом деле, в ходе двухнедельной кампании, принесшей СССР территорию площадью 200 тыс. квадратных километров, 13,5 млн новых граждан и 250 тыс. военнопленных, Красная Армия, согласно приведенным Молотовым данным, потеряла менее чем 3 тыс. человек — 737 человек убитыми и 1862 ранеными».

Гросс утверждает, что действия советских войск на территории Польши сопровождались насилием: «Убийства, избиения и уничтожение собственности имели место на всей территории Восточной Польши на протяжении нескольких Дней, прежде чем Красная Армия фактически занимала конкретный район, и после этого продолжались еще несколько дней. Этническая ненависть глубоко укоренилась в украинской и белорусской сельской местности, и она заполнила кровью вакуум, образовавшийся в результате краха польской администрации. Поляки, составлявшие численное меньшинство в районе и обычно селившиеся в больших городах и лишь незначительно представленные в сельской местности, подвергались жестокому обращению. Тысячи были убиты, часто с примитивной и преднамеренной жестокостью».

Значительное место в книге Гросс отводит описанию арестов, допросов, условий содержания польских заключенных, действий сотрудников НКВД и применения таких античеловечных методов воздействия, как пытки. «Советский аппарат службы безопасности в своей работе принял на вооружение два взаимодополняющих стратегических приема, действуя по принципу «пылесоса», депортируя широкие категории граждан без изучения подробностей их биографических данных, он одновременно тщательно следил и избирательным образом устранял лиц, которых он называл врагами народа. НКВД представлял собой профессиональную организацию и имел в своем распоряжении достаточные людские ресурсы для выполнения рутинных полицейских функций. Многие из депортированных лиц и бывших заключенных трудовых лагерей рассказывают о практически идентичных обстоятельствах своего ареста. Будучи предупрежденными о возможности ареста, они бежали из своего дома и скрывались в отдаленных местах порой на протяжении целых месяцев. Но если они возвращались домой хотя бы на одну ночь или даже несколько часов, чтобы попрощаться, прежде чем пересечь границу, или взять что-нибудь необходимое, например зимнюю одежду, или же передохнуть, будучи больными, — через несколько часов появлялась милиция, чтобы произвести арест». «...Быстро стало заметно, — продолжает автор, — что НКВД хорошо знает биографические данные жителей недавно присоединенных территорий, и это неудивительно. Большая часть архивов, личных дел и официальных документов политических организации, всевозможных добровольных ассоциации и местных органов управления оказалась в руках у советских властей, которые тут же стали заводить личные дела на каждого жителя этой территории. Многочисленные регистрации, приказ о проведении которых был отдан непосредственно после вступления частей Красной Армии в данный район, равно как и захваченная документация, давали необходимые сведения. Постоянно в ходе допросов людям задавали конкретные вопросы об их жизни два десятилетия назад, вплоть до начала польско-русской войны 1920 г. Многие получили срок просто за то, что вели активный образ жизни как граждане независимого суверенною государства в 20—30-е годы».

Гросс приводит данные о численности депортированных в СССР поляков, почерпнутые им из меморандума МИД лондонскою эмигрантского правительства Польши от 15 марта 1944 г.: «Численность польского населения, депортированного в СССР в 1939—1941 гг., — 1,25 млн человек». Одни из них выехали в СССР добровольно в поисках работы, другие были призваны в Красную Армию и размещены по службе в отдаленных районах страны; третьи содержались в лагерях для военнопленных после сентябрьской кампании 1939 г; около 900 тыс. человек было вывезено на восток, примерно половина — в качестве заключенных (конечным пунктом следования был трудовой лагерь) и половина как «специальные поселенцы», то есть депортированные».

Помимо депортации людей, как пишет Гросс, имела место повсеместная широкая конфискация и транспортировка в СССР со всех оккупированных территорий всевозможного оборудования и материалов — «от целых предприятий до облицовочной плитки, дверных замков и ручек от дверей правительственных учреждений».

Польские ученые лишь начинают освоение тематики «белых пятен» в истории отношений их страны с восточным соседом. В 1987 г. в польской печати эти публикации часто сопровождались ссылками на принятую тогда Декларацию о советско-польском сотрудничестве в области идеологии, науки и культуры, которая поистине стала свидетельством доброй воли и намерений обеих стран провести совершенно новые исследования или дать новую публичную интерпретацию многим фактам, явлениям и процессам в истории польско-советских отношений.

Реакция президиума Главного правления Польского общества историков, президиума Комитета исторических наук при ПАН, дирекции и научного совета Института истории свидетельствовала о том, что в Польше есть достаточно много компетентных и старательных исследователей, которые справились бы с трудностями ломки стереотипов в историографии польско-советских отношений. Похоже, что они сумеют справиться со сторонниками фальшивой принципиальности, схематизма, догматизма, разного рода парадных интерпретаций интернационализма. То есть с явлениями, которые причинили столько вреда и продолжают вредить польским гуманитарным наукам, и особенно новейшей истории.

Дискуссии, статьи, интервью в Советском Союзе, например профессора Ю. Афанасьева и академика А. Самсонова, создают новый климат вокруг исторических исследований, формулируют как бы их новые принципы. Например, хотел бы сослаться на мнение этих ученых, с которыми полностью согласен: нельзя познать сути многих наиболее существенных фактов в новейшей истории, в том числе также польско-советских отношений, без понимания и исследования того, чем был сталинизм, чем была политика И.В. Сталина. Тем временем, как говорил в одном из интервью Ю. Афанасьев, на эту тему, по существу, нет ни одной крупной работы. Эта точка зрения нашла отзвук и в выступлениях М.С. Горбачева. Он отмечает необходимость создания новой, честной и смелой книги по истории КПСС и СССР. Ее должны написать прежде всего советские историки. Без этого невозможно исследование Польско-советских отношений.

Важным моментом в деле реализации Декларации является работа совместной комиссии ученых, которые занимаются вопросами ликвидации «белых пятен» в польско-советских отношениях. На призыв польского еженедельника «Политика» к читателям назвать те моменты в истории отношений между двумя странами, которые требуют выяснения, в редакцию пришло огромное количество писем. Проблема «белых пятен» вызвала весьма широкий интерес в обществе. Авторы писем считают, что все эпизоды польско-советских отношений, в том числе и наиболее драматичные, должны быть выяснены до конца. Еженедельник отмечает, что западные радиостанции уже составили свой список «белых пятен», куда включили проблему роспуска в 1938 г. Коммунистической партии Польши, советско-германский договор 1939 г., вступление советских войск в сентябре 1939 г. на территорию Польши; вопрос, касающийся судьбы польских солдат, которые были взяты в плен Красной Армией осенью 1939 г., также проблему захоронения польских офицеров в Катыни, о котором гитлеровское радио сообщило 13 апреля 1943 г.

Практически по всем этим основным проблемам в польской печати уже появились материалы. К ним добавились также исторические статьи и исследования о войне Польши с Россией в 1920 г. В рамках кампании по ликвидации «белых пятен» еженедельники активно поднимают тему сталинизма, его влияния на исторические судьбы Польши.

Польские ученые, публицисты значительное внимание уделяют историческим деталям, личностным характеристикам отдельных государственных, военных, политических деятелей СССР, находившихся на руководящих постах в так называемый сталинский период. При этом многие оценки даются на базе собственных польских, а также западных источников. Причем наряду с обилием цитат и фактов ссылки на источники встречаются редко. Весьма показательна в этом отношении книга польского историка Т. Ковальского «Пакт Риббентроп — Молотов», отрывки из которой печатались в десяти номерах краковского общественно-политического еженедельника «Жиче литерацке» (1987 г.). Автор подвергает в ней резкой критике содержание пакта между СССР и Германией 1939 г., а также пропагандистскую кампанию в Советском Союзе, последовавшую за заключением этого документа. Он обвиняет И.В. Сталина, советских руководителей того периода в отходе от ленинских принципов ради сиюминутных политических интересов, в антипольской фразеологии. Т. Ковальский дает понять, что советская историография по данному вопросу бедна, некоторые материалы и документы в СССР никогда не публиковались, однако они были обнародованы на Западе. В качестве примера он приводит текст секретного приложения к советско-германскому договору о ненападении 1939 г.

Польский историк М. Марчиньский, выступивший с комментарием о ходе польско-советской войны в 1920 г. в еженедельнике «Одродзене» (10.09.1987), заявил, что в польской научной литературе по данному вопросу основополагающими фактологическими материалами служат работы Ю. Пилсудского, генерала Сикорского и других непосредственных участников событий. Из советских авторов М. Марчиньский называет только лекции маршала Тухачевского, прочитанные им в Москве слушателям военных академий в 1923 г. На исследование данного вопроса, указывает историк, в послевоенный период оказывала влияние известная политическая атмосфера. Считалось, что разработка этой темы может бросить тень на советско-польские отношения. На исследованиях в СССР отразилось также то обстоятельство, что Тухачевский в своей работе недвусмысленно обвинил в неудачах Сталина.

Активно поднимает проблему «белых пятен» также католическая печать. Как сообщил католический еженедельник «Недзеля» (5.10.1987), примас католической церкви в Польше кардинал Ю. Глемп, выступая в Риме на ужине для польских и украинских епископов, в частности, сказал: «Сегодня мы обращаем наши мысли к Украине. К краю, где живет великий народ, история которого не может быть отделена от жизни поляков. Мы не хотим в данный момент затрагивать историю, в которой на первый план выдвигаются болевые точки (сейчас имеется такая тенденция смотреть на нашу общую историю). Может быть, когда-нибудь мы откроем в ней и добрые страницы, потому что были и такие. Были в нашей истории украинцы, которые любили поляков, и были поляки, которые любили украинцев. Однако сегодня нас гнетет как бы привычка к жалобам, предубеждениям, воспоминаниям о слезах и даже о крови. Нельзя нам начинать подсчитывать, кто кому больше сделал зла; это ни к чему не приведет. Особенно нам, духовным пастырям, необходимо сознавать, что не следует трогать гноящиеся раны. Необходимо задуматься над тем, что мог быть кто-то третий, кто нас взаимно сталкивал друг с другом, чтобы добиться обеспечения собственных интересов». Справедливы слова польского кардинала.

Последние три года характеризуются оживлением дискуссии на тему польско-советских отношений. Все чаще говорят о том, что необходимо основывать отношения с нашим восточным соседом на фундаменте исторической правды. До сих пор содержание как учебников истории, так и официальных выступлений производило впечатление, что сторонники польско-советского союза боятся фактов. Считалось, что говорить обществу всю правду не стоит, учитывая его политическую незрелость и податливость к манипулированию. Поэтому это был своеобразный подсчет потерь и выигрышей, хотя и проводился он весьма неудачно. Дошло до ситуации, о которой только и мечтали сторонники антисоветской ориентации. Историческая правда становилась инструментом в их руках: они получили на нее монополию в силу добровольного отказа от нее государственной пропаганды. Последствия этой ошибки глубоко укоренились в сознании многих слоев.

Та часть патриотически настроенных поляков, которые стоят за союз с СССР, не должна бояться даже наиболее болезненных исторических фактов. Их замалчивание лишь ставит под сомнение ее общественное доверие. Есть немало аргументов, достаточно убедительных для каждого здравомыслящего человека, — как исторических, так и современных, — чтобы показать отсутствие разумной альтернативы тесному сотрудничеству с Советским Союзом и возможность увеличения вытекающей из него взаимной выгоды. Это должно приблизить ситуацию, при которой никому не придет в голову использовать полную историческую правду для того, чтобы ставить под вопрос требования зрелого патриотизма и здравого рассудка.

А интерес в Польше к национальной истории огромен. Спрос намного превышает предложение. Согласно данным социологического исследования, проведенного летом 1988 г. варшавским Центром по изучению общественного мнения о спорных моментах польской истории, более 60 процентов опрошенных определили свою заинтересованность этой темой как очень сильную и среднюю. Молодежь проявила большую осведомленность в этих вопросах. Большинство опрошенных считают, что «белые пятна» относятся только к новейшей истории, и в качестве главных из них назвали «катынское дело», Варшавское восстание, советско-польскую войну 1920 г. и деятельность Армии Крайовой во время второй мировой войны.

Каждая новая публикация на эти темы становится событием. Так было и с мемуарами Юзефа Бека, известного польского политика. Согласно пожеланию Юзефа Пилсудского в ноябре 1932 г. он был избран главой внешнеполитического ведомства страны и занимал этот пост до 30 сентября 1939 г., то есть до момента образования правительства Владислава Сикорского во Франции. 18 сентября 1939 г., находясь в Румынии, он был интернирован. Три последних месяца своей жизни провел в деревне близ Бухареста. Скончался 5 июня 1944 г.

«Последний доклад» — это первое полное издание оригинального польского текста очерков, написанных Юзефом Беком в Румынии. В январе 1988 г. их выпустил в свет Государственный издательский институт (КИВ). «Как известно, политика Юзефа Бека, — отмечало агентство ПАП, — была одной из причин сентябрьского военного поражения Польши. Она подвергнута резкой критике публицистов и историков». Во вступлении к нынешней публикации Мариан Войцеховский пишет, в частности: «Бек, готовя «Последний доклад», как будто не замечал последствий осуществления своих положений польской внешней политики. Ее принципы он, правда, определил. В них говорится, что Польша не должна связываться многосторонними договорами, вступать в близкие отношения ни с одним крупным соседом. Все это нашло свое выражение в политике равного расстояния Варшавы от Берлина и Москвы. В период между двумя войнами Польша торпедировала проект восточного пакта, который в своей первой версии был направлен против немцев. Это антинемецкое острие затем было притуплено, — пишет М. Войцеховский, — в результате переговоров, продолжавшихся многие месяцы. Ю. Бек последовательно не хотел также вступать в Антикоминтерновский пакт, острие которого было направлено против Советского Союза. Начиная с 1937 г. немцы многократно уговаривали Ю. Бека принять такое решение. Последний раз — еще в марте 1939 г., но Ю. Бек отказался».

В издательском примечании обращается внимание на то, что могут поражать некоторые замечания Ю. Бека, особенно вытекающие из его негативного отношения к СССР. Источником этого была, несомненно, принципиально антисоветская ориентировка автора и политических кругов, из которых он происходил.

Начало 1989 г. было отмечено серией материалов о сталинизме в польской религиозной печати. В частности, журнал гданьской епархии «Гвязда можа» поместил статью А. Халла «Истоки сталинизма». Еженедельник «Зожа» в серии номеров начал публиковать впервые в Польше часть списка польских военнопленных, которые были интернированы в СССР в 1939 г. и до сих пор считаются пропавшими без вести. «Воркута» — так озаглавлена статья в еженедельнике «Лад». Ее автор Э. Махула делится своими воспоминаниями о пребывании в лагере. «Тыгодник повшехны» печатает отрывки из книги С. Свяневича «В тени Катыни», выпущенной в Париже.

Постепенно со страниц польских журналов историческая тема продвинулась на более высокий общественный уровень. В ходе дискуссии по внешнеполитическим проблемам, которая состоялась в начале марта 1989 г. в Сейме ПНР, ряд депутатов затронули проблему так называемых «белых пятен» в истории польско-советских отношений.

Председатель польской части совместной советско-польской комиссии ученых-историков Я. Мачишевский, в частности, заявил: «Огромны области незнания, умолчания и даже неправды. К этому добавляются эмоции, особенно по обеим сторонам границы, о чем часто забывают. Историю нельзя изменить, но историю надо уметь преодолевать во имя настоящего и будущего.

Эта напряженная исследовательская работа не должна напоминать ни сведения счетов, ни каталог жалоб и обид. Во многовековом соседстве между нами и нашими восточными соседями были ведь и прекрасные страницы, которые сейчас представляются достойными для подчеркивания корней нашей дружбы. Все проблемы должны быть прояснены всесторонне. Благодаря политическим решениям, принятым ПОРП и КПСС, мы смогли начать работу в столь широком масштабе.

Часто раздаются призывы действовать быстрее, что действительно нужно. Комиссия, кстати, работает весьма интенсивно. Первая группа уже исследованных проблем касается 1917—1921 гг. Еще одна группа тем, где мы уже далеко продвинулись, — это трагедия польских коммунистов, связанная с роспуском КПП в августе 1938 г., а также с гибелью многих ее руководителей.

Приблизились мы к решению комплекса проблем, связанных с событиями 1938—1939 гг., включая советско-германский договор от 23 августа 1939 г., а также соглашения от 28 августа того же года. Думаю, что скоро выйдет в свет обширный совместный материал о событиях 1938—1939 гг. Уже есть авторитетное и компетентное заявление председателя советской части комиссии относительно характера войны 1939 г. со стороны Польши, признанной с самого начала войной справедливой, войной оборонительной со всеми вытекающими отсюда подтекстами и последствиями. Есть также необычайно важное заявление не только о недопустимом и оскорбительном для польского народа характере высказываний Вячеслава Молотова осенью 1939 г., но и о том, что формулировка, будто польское государство перестало существовать, была неверной, вредной и оскорбительной для польского народа.

Еще один круг проблем, который нужно исследовать, — это перемещения (судьбы польского населения в СССР в 1939—1941 гг. Я использовал термин «перемещения», поскольку это был сложный процесс, охватывавший пять или даже шесть потоков перемещений польскою населения, включая депортацию разного типа. Еще одна крупная проблема для исследования — перемещения и депортация, связанные с комплексом проблем Армии Крайовой 1944—1945 гг. Здесь речь идет не только об изложении хода событий, связанных с этим, но и о фактах, забытых или малоизвестных, прекрасного боевого сотрудничества партизан АК, Батальонов Хлопских с Советской Армией. Нам необходимо заполнить все «белые пятна», в том числе и те, которые касаются корней нашей дружбы.

Мы стараемся исследовать проблемы всесторонне. Крупной проблемой, поставленной советской стороной, является, например, судьба военнопленных, бывших советских солдат, на территории Польши, помощь им со стороны польского населения, их участие в польских и советских партизанских отрядах.

Никто из членов комиссии не обходит молчанием одно из самых трагичных слов — «Катынь», — продолжал Я. Мачишевский. — Но слово это символизирует только часть проблемы, причем более широкой, чем «катынское дело». Эта проблема — судьба офицеров, унтер-офицеров и солдат, интернированных в трех лагерях: Козельск-1, Старобельск и Осташков. Здесь, как и в любом другом вопросе, необходима научная точность. Одни полуправды нельзя заменять другими. Это не та проблема, в которой можно публично оперировать гипотезами. Это столь трагичное дело, что здесь должны быть проведены необычайно тщательные, точные исследования источников.

При рассмотрении всех этих тем необходимо помнить, что недовольство бытует не только по нашу сторону границы, но и по другую, что также оправдано. Горько мне, как поляку, говорить о том, что на последнем заседании комиссии я передал советской стороне список офицеров и солдат Красной Армии, павших на польской земле от рук поляков, причем не в ходе случайных или неслучайных сражений, а, скажем, при расформировании, при попытках разоружения партизанского отряда где-нибудь близ Люблина или дальше на восток, близ Мехова, Кельце и даже на возвращенных землях. Это обширный список. Но если мы хотим открыть правду, то ее надо открыть в полном виде. Со своей стороны советские товарищи выдвигают в наш адрес некоторые требования, например увековечить память около миллиона советских граждан, которые погибли на нашей земле от рук гитлеровских оккупантов.

Обоюдному сближению и взаимовыгодному сотрудничеству в международной области Польши и СССР будет служить устранение «белых пятен» со страниц нашей истории. Хорошо, что работает комиссия польских и советских историков по этим проблемам. Но не надо никого убеждать в том, что для устранения «белых пятен» исследователям нужны политические решения. Они открывают архивы, выявляют недоступные пока документы, касающиеся сложных, замалчивавшихся и хранившихся в секрете событий нашего прошлого».

«В этой высокой палате, — сказал Р. Бендер, — должно прозвучать слово «Катынь» — этого требует честь польского народа, его мученическая история в годы последней войны. Произношу это слово с убеждением в том, что компетентные правительственные органы проследят за тем, чтобы все обстоятельства, касающиеся Катыни, были как можно быстрее глубоко, с заботой о правде выяснены. Выяснить следует также весь клубок дел, связанных с пактом Риббентропа — Молотова от 23 августа 1939 г., с его трагическими для Польши последствиями 17 сентября 1939 г., с вывозом в Сибирь многотысячного контингента поляков, продолжавшимся вплоть до 1941 г. В этой палате есть лица, которые болезненно ощутили на себе это».

Религиозная пресса в Польше оказалась в числе тех публичных институтов, которые больше всего выиграли от проводимой ПОРП и Другими прогрессивными силами страны курса на обновление. Польская перестройка преобразила национальную прессу, и некоторые статьи, а подчас и целые номера ксерокопируются и передаются из рук в Руки.

Еженедельник «Пшеглёнд католицки» (9.02.1989) опубликовал статью Ежи Эйслера «Неофициальная истина», посвященную «белым пятнам» в новой истории Польши. В ней, в частности, говорится:

«Уже почти год, как «белые пятна» в польской истории снова стали популярной темой, занимают важное место в публицистике Отличительной чертой большинства этих материалов является то, что они носят описательный характер, а их авторы не стремятся проанализировать конкретные исторические случаи. Создается впечатление, что все пишущие на эту тему ждут окончательных результатов совместной комиссии советских и польских историков. Следует с удовлетворением отметить, что многие материалы все меньше подвергаются цензурной правке. Трудно поверить, что девять лет назад статьи и книги, посвященные Армии Крановой, можно было сосчитать на пальцах, а материалы, посвященные операциям этой армии во время второй мировой войны в восточных районах, запрещались вообще.

«Белые пятна» в истории Польши периода второй мировой войны являются очень важными для выяснения советско-польских отношений в это время. В этом случае, как правило, на первое место выдвигаются пакт Риббентропа — Молотова и его секретный протокол о разделении сфер влияния в Центральной Европе между Сталиным и Гитлером. Достоверность данного документа, опубликованного на Западе сорок лет назад, как известно, оспаривает СССР. Однако это еще не означает, что этот документ фальшивый и его вообще не было. Давайте спросим: что об этом думают польские историки, специалисты других стран? Что о нем знает польская общественность? Что об этом думают простые люди, которые еще помнят события 1939 г.? Когда речь идет о советско-польских отношениях во время второй мировой войны, как правило, появляется дата 17 сентября 1939 г. и все, что с ней связано: одни ее называют советской агрессией против Польши, другие — освобождением Красной Армией Западной Украины и Белоруссии. И снова молодые читатели нашей истории не могут понять, что такие понятия, как «лагерь», «ссылка», «депортация поляков в глубь СССР», появились совсем недавно, а драма судеб нескольких сот тысяч, а может быть, и миллионов людей определялась всего несколькими словами: «дороги войны завели их в глубь СССР». Сейчас же в некоторых книжках уже появляется термин «советская оккупация».

Наконец, когда речь идет о советско-польских отношениях во время второй мировой войны, появляется «самое белое из белых пятен» или «самое черное из черных» — Катынь. О том, что это место для поляков является символом, свидетельствует тот факт, что в польских городах появляются на стенах надписи: «Помним Катынь!» А что же помнят авторы этих подписей? Перед тем как ответить на этот вопрос, попробуем выяснить, можно ли изолировать группу или даже целое общество от правды. Думается, что можно. Так утверждать позволяют факты: миллионы молодых поляков никогда даже не слышали о погроме в Кельцах в июле 1946 г. Как могло случиться, что почти четверть века спустя многие молодые поляки не знают о событиях 1956 г., уличных событиях в Познани?

Однако для миллионов поляков Катынь всегда была священным местом. Так неужели нет ни одного свидетеля, ни одного факта, документов, которые позволили бы историкам установить, кто несет ответственность за это преступление? Конечно, этого быть не может. Правда, пока не появился ни один живой свидетель убийства польских офицеров в этом смоленском лесу.

Необходимо также уяснить себе, что вопрос Катыни, как и других «белых пятен» в советско-польских отношениях второй мировой войны, скорее относится к политической сфере, чем к истории. Следует также помнить, что государственная монополия на информацию принадлежит прошлому. И поэтому придет время, когда правда, какой бы она ни была, станет открытой».