1. Брожение в партийных рядах и слом тоталитарной модели государства в 1956 году

Середину 1950-х годов принято считать временем пересмотра ценностей для значительной части польской интеллигенции. Революционный энтузиазм послевоенных лет, захвативший молодое поколение и позволявший не замечать некоторых «перекосов» социалистического строительства, сменился определенным отрезвлением, когда стало понятно, что даже революция не избавляет от проявлений социальной несправедливости и произвола, иначе говоря — от «искажений». Начинавшаяся «оттепель» нашла живой отклик в польском обществе, не имевшего за плечами долгой школы тоталитаризма, а потому сохранившего тяготение к таким ценностям демократического устройства как: плюрализм мнений, многопартийность и т. д. Многих поляков оскорбляло также положение «младших братьев» Советского Союза, особенно унизительное после двадцати лет подчеркнутого национализма II Речи Посполитой. Все это, вкупе с осознанием своей принадлежности к западной культуре и разворачивавшимся экономическим кризисом, который явился результатом ускоренной индустриализации, породило вскоре после смерти И.В. Сталина брожение в обществе. Уровень жизни, повысившийся после освобождения страны от фашистской оккупации, вновь начал падать, особенно в среде рабочих, занятых на строительстве крупных промышленных объектов. Люди все меньше верили идеологическим слоганам и все громче выражали недовольство тяжелыми условиями труда. XX съезд КПСС и неожиданная кончина первого секретаря ЦК ПОРП Б. Берута, последовавшая 12 марта 1956 г., явились непосредственными толчками к началу процесса преобразований в стране, разбудившему общественную активность и приведшему к созданию организованных центров независимой мысли, которые в условиях отсутствия полноценных демократических институтов играли роль политической оппозиции.

Хотя польское общество середины 1950-х годов не исповедовало в большинстве своем социалистических идеалов, нельзя сказать, что оно было настроено и против них. Скорее, имело место сочетание традиционных ценностей с некоторыми воззрениями, привнесенными официальной пропагандой. Это порождало значительный диссонанс в мыслях и чувствах людей. Бытовой эгалитаризм переплетался в сознании народа с антисемитизмом и национализмом, когда евреев обвиняли в том, что они принесли на польскую землю враждебный русский коммунизм. Однако при этом собственная правящая партия пользовалась в обществе значительным доверием, причем не только в среде рабочих, но также и в среде интеллигенции, — как новой формации, так и той, чья деятельность началась еще задолго до войны. Редакция популярной молодежной газеты «По просту» в 1956 г. в качестве непреложного факта высказывала утверждение, что в послевоенный период, когда у руля Польской рабочей партии стоял В. Гомулка, власть носила истинно народный характер¹, а участники антиправительственных выступлений в Познани, вышедшие на манифестацию протеста 28 июня 1956 г., пели государственный гимн и религиозные песни, и наряду с лозунгами типа «Долой коммунизм!» скандировали «Даешь Гомулку!»².

События 1956 г. в Польше — ослабление тоталитарного режима, массовые выступления рабочих и студентов, внутрипартийная борьба — позволяют говорить о кризисе общественно-политической системы ПНР, который на короткий промежуток времени позволил действовать таким общественным силам, которые в других условиях никогда бы не имели возможности говорить в полный голос. Тем не менее, годы утверждения новой власти и коммунистической пропаганды создали положение, при котором даже в условиях кризиса откровенно антикоммунистические силы не могли действовать столь же активно, как общественные течения, признающие легитимность послевоенного режима, поэтому естественным образом в авангарде всего общенационального движения 1956 г. встали деятели левого толка, воспитанные на ценностях социализма.

После смерти Сталина польское партийно-государственное руководство провело некоторые реформы, касавшиеся прежде всего органов безопасности. В какой-то мере этому способствовало бегство за рубеж в декабре 1953 г. заместителя начальника X департамента Министерства общественной безопасности (МОБ) Ю. Святло. X департамент занимался борьбой с контрреволюционной деятельностью внутри ПОРП, в частности именно он осуществлял аресты обвиненных в так называемом «правонационалистическом уклоне», жертвой чего стали В. Гомулка и его соратники. Объявившись в Вашингтоне, Ю. Святло во всеуслышание принялся рассказывать о беззакониях, творившихся в Польше. Этот побег в значительной степени ускорил процессы политической «оттепели», в частности, преобразования в органах польской госбезопасности.

Изменился подход к культуре. Если раньше, невзирая на постоянные заверения членов Политбюро в важности литературы и искусства в деле построения социализма, и то и другое фактически приносилось в жертву ускоренной индустриализации страны, а сами деятели культуры подвергались непрерывному идеологическому и политическому давлению со стороны партийных органов, то начиная с 1954 г. правящая элита несколько изменила свою культурную политику. Цели остались те же (воспитание борцов за социализм), но методы воздействия на творческих работников (а через них — и на общество) были уже иные. Вместо подавления каждого несанкционированного властью высказывания начали поощрять критику (если она исходила из собственного лагеря) с целью убедить сомневающихся в правильности линии партии. Иначе говоря, власть отказалась от механического навязывания решений правительства и Политбюро и взяла курс на утверждение среди деятелей культуры коммунистического мировоззрения как сознательного выбора. Секретарь ЦК ПОРП Е. Моравский так сформулировал эту политику: партия выступает за свободу слова и творческие споры, но чтобы при этом побеждала партийная, коммунистическая точка зрения³. На заседаниях Союза польских литераторов и других творческих объединений часто критиковалось руководство первичных парторганизаций, сами парторганизации и некоторые их деятели, в особенности те, кто слыл сталинистом. Появилась также критика некоторых постановлений правительства предыдущих лет. Главными причинами недовольства деятелей культуры были административные методы управления творческим процессом, засилье метода соцреализма, плачевная экономическая ситуация в культурных учреждениях и сообществах⁴. Партийные функционеры хотя и с подозрением смотрели на некоторые заявления, считая их проявлением «безответственности», а иногда даже наступлением «враждебной идеологии», сам факт обмена мнениями характеризовали положительно⁵.

Изменилось отношение к прессе. Ее стали рассматривать как источник пробуждения общественной активности. Воспользовавшись ослаблением цензуры, пресса начала все смелее критиковать положение в стране. По мнению социолога В. Едлицкого причиной цензурных послаблений было то, что ряд высокопоставленных партийных чиновников смотрел сквозь пальцы на разворачивавшуюся критику негативных сторон социалистической действительности, подготавливая тем самым общественное мнение к грядущим переменам. Но, по его же словам, начало этому процессу было положено в марте 1956 г. после визита Н.С. Хрущева в Польшу в связи с похоронами Б. Берута⁶. Сейчас мы знаем, что на самом деле цензурные вожжи стали отпускать раньше, по крайней мере начиная с 1954 г. Напрашивается вывод, что в данном случае мы имеем дело с изменением общей атмосферы во взаимоотношениях власти и прессы. Руководство ПОРП не могло не замечать перемен, происходящих в Москве, и реагировало на них соответствующими изменениями партийного курса.

Наиболее заметным явлением в сфере польской прессы стал еженедельник «По просту», который преобразовался в сентябре 1955 г. из органа Союза польской молодежи в издание «студентов и молодой интеллигенции», поставив перед собой цель оживить общественную жизнь в провинции и поддержать там молодых сторонников марксизма. Для этого редакция газеты предлагала создавать в провинции клубы молодой интеллигенции. Газету тревожил факт постепенной «деградацию) молодой марксистской интеллигенции, когда, по ее словам, даже партийные активисты начинали посещать церковь и венчаться по католическому обряду⁷.

Клубы интеллигенции были одной из форм внедрения в общество марксистской идеологии. Они образовались почти сразу после окончания войны, но вскоре были распущены. Когда скончался И.В. Сталин, власть решила возродить их, чтобы противопоставить клубам, создаваемым некоммунистическими деятелями.

Возникли новые журналы о культуре. Первым из них, созданным в порядке эксперимента, была «Лодзь литерацка» («Литературная Лодзь»)⁸. Популярность журнала поощрила власть к дальнейшим шагам, и в течение года (лето 1955 — лето 1956 гг.) появилось еще несколько периодических изданий, освещавших проблемы культуры, главным образом в провинции. На важность вопроса культурной периодики указывает создание в аппарате ЦК ПОРП специальной комиссии с участием известных партийных писателей Я. Бохеньского и Л. Пшемского⁹.

С разных, порой противоположных, точек зрения изображалось в художественных произведениях социалистическое строительство в Польше. Уже в 1954—1955 гг. приобрели широкую известность рассказы и повести К. Брандыса и М. Хласко, но наибольший резонанс вызвала публикация в 1955 г. в еженедельнике «Нова культура» «Поэмы для взрослых» Адама Важика (о главной стройке Народной Польши — металлургическом комбинате в Новой Хуте). Автор, еще недавно — один из главных ревнителей соцреализма, обрушился с градом обличений на партийную пропаганду, вскрыв ее лживость и пустоту, описал нужду трудящихся масс и пренебрежение местных властей интересами рабочих. Главный редактор «Новой культуры» П. Хоффман поплатился за публикацию поэмы своим постом, а само произведение подверглось разносу, причем не только со стороны партийных консерваторов, но также и со стороны тех, кого в будущем стали относить к реформаторскому крылу ПОРП. Произведение было расценено критиками как антипартийный выпад, его текст отправили в Москву для ознакомления советского руководства с положением дел в польской культуре. «Я считаю, — писала в сентябре 1955 г. Н.С. Хрущеву Ванда Василевская (известная писательница, одна из создательниц Союза польских патриотов в период войны), — что в Польше неблагополучно обстоит дело на культурном фронте. Под лозунгом "свободы индивидуальности", "свободы творчества", "свободы критики" ведется постоянная враждебная агитация против марксизма, против строя народной Польши, против Советского Союза»¹⁰.

Появление сразу нескольких крамольных произведений польской литературы отразило процесс постепенного высвобождения мысли от оков тоталитаризма и выразило стремление посмотреть правде в глаза и попытаться непредвзято оценить итоги развитие страны за истекшее десятилетие.

Руководство ПОРП беспокоила возросшая независимость деятелей культуры. В апреле 1955 г. ЦК направил в первичную парторганизацию Союза польских литераторов письмо, где предостерегал писателей от опасности «правой идеологии». Летом же партийные органы развернули так называемое «наступление» в первичных парторганизациях. Нападкам подверглись взгляды, якобы завоевавшие тогда популярность среди деятелей культуры: отрицание руководящей роли партии в культурном процессе; теория имманентного зла в социализме; убеждение, что марксизм не является сам по себе достаточной «интеллектуальной системой» для описания мира; недооценка правой опасности как таковой. Сами партийные писатели отнеслись к «наступлению» с большой опаской, боясь возрождения сталинских традиций¹¹. Деятели культуры, в том числе состоявшие в ПОРП, все активнее стремились выйти из жестких рамок соцреализма. «Проблемы марксистской эстетики не имеют большого веса», — с тревогой отмечалось в одной из записок Отдела культуры ЦК ПОРП в октябре 1955 г., а затрагивание таких понятий как космополитизм и конформизм и вовсе «считается в среде партийных мастеров бестактностью»¹². В январе 1956 г. на совещании партактива мастеров изобразительных искусств соцреализм как единственный творческий метод подвергся открытой критике. Участников этого собрания можно разделить на две группы: тех, кто признавал определенные просчеты прежней культурной политики, но выражал беспокойство «нарастающей безыдейностью», и тех, кто именно в критике видел условие обновления и возврата к правде в искусстве. «Тесно мне было в том, что я сама провозглашала», — призналась одна из представительниц партактива, усиленно внедрявшая некогда соцреалистический метод¹³.

XX съезд КПСС подорвал существовавшие до той поры в Польше взаимоотношения между ПОРП и деятелями культуры. Известный писатель-коммунист Ю. Стрыйковский утверждал, что до XX съезда КПСС он питал «слепое доверие» к партии, а свою идеологию выводил из работ Сталина. Но поскольку партия сама признала, что способна совершать ошибки, продолжал Стрыйковский, следовательно, можно ее критиковать¹⁴. Теперь уже не власть оказывала идейное давление на деятелей культуры, а наоборот, писатели и художники требовали свободы творчества и политических реформ. Партийная верхушка устами Е. Моравского вынуждена была по сути отказаться от политики усиленного внедрения соцреализма и признать ценность других направлений искусства¹⁵. Однако для деятелей культуры, в том числе и являвшихся членами ПОРП, этого уже было недостаточно. Культурная политика власти рассматривалась ими теперь как часть общей политики режима в отношении общества в сталинский период. На этой основе начала нарастать критика правящей элиты как таковой и требование вернуть В. Гомулку в руководящие органы партии. Именно такой настрой характеризовал, например, резолюции первичной парторганизации варшавского отделении СПЛ, направлявшиеся на протяжении 1956 г. в ЦК ПОРП¹⁶.

В 1988 г. польский философ Л. Колаковский вспоминал о том периоде: «В большинстве своем мы рассматривали сталинскую систему как достаточно монолитный политический организм, прочно спаянный изнутри, в силу чего следовало искать корни зла не в «ошибках» или пороках Сталина, но в самой природе коммунистической власти. Тем не менее, некоторое время мы верили, что сталинизм можно реформировать в том смысле, чтобы обновить либо «замаскировать» коммунизм, не выходя за его рамки»¹⁷. Сталинизм был для этих людей политической системой, воплотившей все основные черты тоталитаризма: единовластие и вождизм, ортодоксальность идеологии, императив «цель оправдывает средства» и верховенство власти над народом¹⁸. Казалось, если от них избавиться, то расчистится дорога к подлинному, неизвращенному социализму.

Поскольку «вражеское окружение» и безошибочность партии были поначалу одними из главных постулатов официальной пропаганды, то когда повеяло «оттепелью» и зазвучала осторожная критика некоторых явлений в жизни Народной Польши, критика эта не была направлена против ПОРП, а, наоборот, высказывалась от имени партии и общества. Воплощением всех темных сторон строительства социализма стала так называемая бериевщина, под которой понималось то, что потом получило название сталинизма. Различие однако заключалась здесь не только в определениях. Если бериевщина рассматривалась как явление, совершенно чуждое коммунистическому движению, то развенчание сталинизма означало разрыв с целой традицией и низвержение основополагающих принципов мировоззрения коммунистов.

В марте 1956 г., после того как в Польше и других странах социалистического лагеря стало известно содержание секретного доклада Н.С. Хрущева на XX съезде КПСС, политическая ситуация в ПНР начала стремительно накаляться, приобретая все черты социально-политического кризиса. Его признаками явились борьба за власть в правящей партии, разворачивающаяся в прессе критика сталинизма, активизация общественных движений. XX съезд КПСС и осуждение культа личности стали переломным моментом для левых радикалов, после чего они были вынуждены искать другую точку опоры для своих идейных позиций. Для редколлегии еженедельника «По просту», который служил главным идейным рупором молодых польских коммунистов в 1956 г., такой точкой послужили работы молодого К. Маркса. Таким образом, деятели этого направления, с одной стороны, не вышли за границы официальной идеологии, с другой — дали выход своей революционной энергии. Эта линия, впрочем, быстро привела их к неприятию всего политического наследия послевоенной Польши и критике партийно-государственного аппарата как класса, оторванного от народа. В связи с этим общественное движение 1956 г. оценивалось деятелями этого направления как еще одна революция, которая должна была свергнуть господство нового эксплуататорского класса и передать власть трудящимся массам. Приблизительно то же самое говорил в марте 1956 г. соратник В. Гомулки В. Беньковский, что указывает на популярность подобных взглядов среди польских коммунистов¹⁹. Целью молодых левых радикалов было низвержение власти партийной бюрократии и установление системы советов. Иначе говоря, они старались в 1956 г. воплотить лозунг, выдвинутый некогда большевиками. Не случайно молодые польские коммунисты проявляли особенный интерес к ленинским работам 1917—1918 годов²⁰.

Примечания

1. См.: Władyka W. Na czołówce. Prasa w październiku 1956 roku. Warszawa-Lódz, 1989. S. 367.

2. Choniawko A. Przebieg wydarzeń czerwcowych w Poznaniu // Wydarzenia czerwcowe w Poznaniu w 1956. Pod red. E. Makowskiego. Poznań, 1981. S. 37, 41.

3. Rykowski Z., Władyka W. Polska próba: Październik 56. Kraków, 1989. S. 160.

4. Fijałkowska B. Polityka i twórcy (1948—1959). Warszawa, 1985. S. 360—361; AAN. PZPR KC. 237/XVIII-107. K. 6—10, 57—62, 120—123, 150—153, 200—207, 265—266.

5. AAN PZPR KC. 237/XVIII-107. K. 6—10, 150—153, 200—207.

6. Jedlicki W. Chamy i żydy // Kultura (Paryż), 1962, № 12. S. 12.

7. Władyka W. Op. cit. S. 119—120.

8. AAN. PZPR KC. 237/XVIII-142. K. 13.

9. Ibid. K. 12.

10. Цит. по: Орехов А.М. Советский Союз и Польша в годы «оттепели»: из истории советско-польских отношений. М., 2005. С. 52.

11. Fijałkowska B. Op. cit. S. 375; AAN. PZPRKC. 237/XVHI-107. K. 42—62,144—146, 150—153; AAN. PZPR KC. 237/XVIII-108. K. 1—21.

12. Fijałkowska B. Op. cit. S. 375; AAN. PZPR KC. 237/XVIII-107. K. 223.

13. Fijałkowska B. Op. cit. S. 362; AAN. PZPR KC. 237/XVIII-108. K. 49—56.

14. AAN. PZPR KC. XI/961. K. 54—55.

15. Jarosz D. Polacy a stalinizm. 1948—1956. Warszawa, 2000. S. 180.

16. AAN. PZPR KC. 237/XVIII-153. K. 82—104.

17. Kołakowski L. Główne nurty marksizmu. Londyn, 1988. S. 1156.

18. Tyrmand L. Sprawa Piaseckiego // świat, 1956, № 47.

19. AAN. PZPR KC 237/XVIII-108. K. 46—47.

20. Friszke A. Opozycja polityczna w PRL. Londyn, 1994. S. 94.