В зеркале Нюрнберга

Будучи уверенной, что статья 21 Устава Международного военного трибунала обязывает суд принимать без доказательства доклады правительственных комиссий, расследовавших злодеяния гитлеровцев, советская сторона настояла на включении в обвинительное заключение тезиса об ответственности гитлеровцев за расстрел в Катыни. Причем если в тексте обвинительного заключения, подписанного всеми главными обвинителями на английском языке, стояла цифра 925 убитых, то в тексте на русском языке — уже 11 тыс. Однако на этот раз трибунал пошел навстречу требованиям защиты вызвать свидетелей, что чрезвычайно встревожило Москву. Там уже работала Правительственная комиссия по Нюрнбергскому процессу, возглавлявшаяся генеральным прокурором К.П. Горшениным. Однако ведущая роль принадлежала в ней Вышинскому, заместителю наркома иностранных дел СССР. В работе комиссии участвовали нарком госбезопасности Меркулов, заместители Берии В.С. Абакумов и Б.З. Кобулов, министр юстиции И.Т. Голяков, председатель Верховного суда Н.М. Рычков, другие ответственные лица. О том, как комиссия руководила делегацией, свидетельствует инструкция, которая была направлена в Нюрнберг главному обвинителю от СССР Р.А. Руденко.

«В связи с решением Трибунала от 12 марта Трибуналу следует направить от имени обвинения письмо следующего содержания:

«12 марта Трибунал удовлетворил ходатайство защитника подсудимого Геринга д-ра Штамера о вызове свидетелей в опровержение обвинения в совершенных немцами массовых убийствах польских пленных офицеров в Катынском лесу близ Смоленска в сентябре 1941 г.

Указанное обвинение было подтверждено советским обвинителем путем представления сообщения спец[иальной] правительственной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров^I.

Согласно ст. 21 Устава Международного Военного Трибунала, «Трибунал также будет принимать без доказательств официальные правительственные документы и доклады Объединенных Наций, включая акты и документы комитетов, созданных в различных союзных странах для расследования военных преступлений».

Упомянутое выше решение Трибунала является прямым нарушением этой статьи Устава.

Допуская оспаривание доказательства, считающегося, согласно ст. 21, бесспорным, Трибунал превышает свои полномочия, так как Устав является для Трибунала законом, обязательным к исполнению.

Только четыре правительства, по соглашению между которыми был принят Устав Трибунала, компетентны вносить в него изменения.

Допущение возможности для защиты представлять доказательства в опровержение бесспорных доказательств, предусмотренных ст. 21, лишает эту статью всякого значения. Очевидно, что в таком случае обвинение будет вынуждено предоставлять другие доказательства в подтверждение доказательств, упомянутых в ст. 21, тогда как весь смысл этой статьи в том, что указанные в ней документы правительственных органов Объединенных Наций принимаются Трибуналом без доказательств.

Этот вопрос имеет большое принципиальное значение для всего процесса, а решение Трибунала от 12 марта составляет крайне опасный прецедент, так как оно дает защите возможность бесконечно затягивать процесс путем попыток опровергнуть доказательства, считающиеся, согласно ст. 21, бесспорными.

Независимо от изложенных принципиальных соображений, имеющих для данного вопроса основное и решающее значение, нельзя обойти молчанием и тот факт, что Трибунал счел возможным вызвать в качестве свидетелей таких лиц, как Арнес^II, Рекст, Хотт и др., которые, как видно из представленного Трибуналу сообщения, являются непосредственными исполнителями злодеяний, совершенных немцами в Катыни, и, согласно Декларации глав трех правительств от 1 ноября 1943 г., должны быть судимы за свои преступления судом той страны, на территории которой эти преступления были совершены.

Вследствие изложенного, я считаю необходимым настаивать на пересмотре упомянутого выше решения Трибунала, как прямо нарушающего Устав Международного Военного Трибунала».

Руденко необходимо предварительно переговорить с другими обвинителями, делая при этом упор на принципиальное значение допущенного Трибуналом процессуального нарушения и на возможность использования защитой решения Трибунала от 12 марта в качестве прецедента, который может серьезно повлиять на весь дальнейший ход процесса. Всего лучше было бы, если бы удалось добиться того, чтобы приведенное выше письмо было направлено Трибуналу от имени комитета обвинителей. Если этого добиться не удастся, желательно заручиться поддержкой хотя бы некоторых из обвинителей.

Если Трибунал все же оставит в силе прежнее решение, Руденко должен будет заявить Трибуналу, что Советское обвинение ограничилось оглашением одних только выводов из сообщения Специальной Комиссии, так как это доказательство, в соответствии со ст. 21 Устава, является бесспорным.

Поскольку Трибунал стал на другую точку зрения, Советское обвинение будет вынуждено на основании ст. 24, п. «е», Устава:

1. Просить Трибунал приобщить к делу все постановление Специальной Комиссии и 2. Предоставить Трибуналу со своей стороны дополнительные списки свидетелей и экспертов, допрос которых будет являться необходимым при тех условиях, которые создались в результате принятого Трибуналом решения.

Если Лоуренс^III спросит, кого Советское обвинение намерено вызвать и когда оно представит списки своих свидетелей и экспертов, Руденко должен ответить, что он наводит справки о местонахождении лиц, подлежащих допросу, и по получении таких справок немедленно представит список Трибуналу.

Выясните подробнее и сообщите, какое отношение к делу имеют указанные в заявлении Штамера генерал-майор Оберхаузер^IV и старший лейтенант Берг. Получение подтвердите»¹.

По-видимому, обвинители от США, Великобритании и Франции уклонились от участия в протесте по поводу обсуждения катынского дела, поскольку 18 марта Руденко внес его только от своего имени. 6 апреля Трибунал вновь рассмотрел вопрос о ходатайстве Штамера и оставил свое прежнее решение в силе.

Тем временем комиссия Горшенина начала срочно «готовить» свидетелей. В Болгарию был командирован сотрудник госбезопасности, чтобы «поработать» с болгарским экспертом в Международной комиссии, посетившей Катынь в апреле 1943 г., профессором М. Марковым. Проследить за этим должен был В.С. Абакумов, преемник Берии на посту министра госбезопасности. Польских свидетелей поручили готовить Горшенину через Сазонова и Савицкого. Подготовкой документального фильма о Катыни должен был руководить Вышинский, отбором документов, найденных при эксгумации тел, и подготовкой немецкого свидетеля — Меркулов. С теми, кто давал показания в Комиссии Бурденко, работали Райхман и один из обвинителей на Нюрнбергском процессе, будущий председатель Верховного суда СССР Л.Н. Смирнов. Всю относящуюся к делу документацию отбирали Райхман, Л.Р. Шейнин и А.Н. Трайнин². Однако Международный военный трибунал решил, что перед ним будут давать показания лишь по три свидетеля со стороны защиты и обвинения. От первой были допрошены командир 537-го батальона связи, расквартированного в 1941—1942 гг. в Катынском лесу, Ф. Аренс, начальник связи группы армий «Центр» генерал-лейтенант Оберхойзер и референт по телефонной связи при этом же штабе Р. фон Эйхборн, подтвердившие, что батальон Аренса не получал приказов о расстреле кого бы то ни было, а сам Арене прибыл туда лишь в ноябре (расстрел же, по версии обвинения, был осуществлен где-то в сентябре).

От обвинения выступил в качестве свидетеля профессор Б. Базилевский, заместитель обер-бургомистра Смоленска в период оккупации, ссылавшийся на высказывания Меньшагина, бургомистра, о будто бы известном ему факте расстрела немцами польских офицеров (в своих воспоминаниях Меньшагин, проведший 25 лет в советских тюрьмах, притом большую часть — в одиночных камерах, опроверг слова своего бывшего соратника). Двумя другими были судебно-медицинский эксперт, директор НИИ судебной медицины В.И. Прозоровский, осуществлявший эксгумацию тел, и болгарский профессор М. Марков, отказавшийся от своих оценок, зафиксированных в протоколе Международной комиссии, созванной немецкими властями в апреле 1943 г. Судя по репликам судей, они не поверили ни свидетелям защиты, ни свидетелям обвинения³. В приговоре факт расстрела 11 тыс. польских офицеров зафиксирован не был. Правда, в разделе о преступлениях против военнопленных, занимающем всего две с небольшим страницы, перечисляются в основном общие приказы об обращении с военнопленными и приводятся лишь два конкретных случая о расстреле офицеров в лагере Саган. Не упоминаются в нем расстрелы в «Гросс-Лазарете» в Славуте, Орле, Майданеке и многие другие преступления против военнопленных, доказанные обвинением с исчерпывающей полнотой. И все же, если бы судьи были уверены в правоте обвинения, они нашли бы возможность выразить мнение по данному вопросу.

Характерно, что еще задолго до Суда народов в Нюрнберге была предпринята попытка организовать в Болгарии «процесс против участников (болгар) в Катынском и Виницком делах с тем, чтобы приговор по этому делу был вынесен одновременно с приговором по двум центральным процессам», т.е. по процессам над членами болгарского правительства и регентами. Об этом сообщил Георгий Димитров Сталину и Молотову 19 декабря 1944 г., сославшись на сообщение министра юстиции Болгарии. Однако процесс не состоялся, по-видимому в связи с тем, что паталогоанатом Марков, посетивший с международной комиссией экспертов в 1943 г. Катынь, согласился дать нужные Москве показания на Нюрнбергском процессе⁴.

Все последующие 45 лет ЦК КПСС, советское правительство и правоохранительные органы не признавали свою вину за это страшное преступление. Более того, предпринимались меры по сокрытию следов преступления. Предлагая уничтожить 21857 дел расстрелянных, Шелепин писал Хрущеву в марте 1959 г.: «Для советских органов все эти дела не представляют ни оперативного интереса, ни исторической ценности. Вряд ли они могут представлять действительный интерес для наших польских друзей. Наоборот, какая-либо непредвиденная случайность может привести к расконспирации проведенной операции со всеми нежелательными для нашего государства последствиями»⁵.

В дальнейшем Политбюро ЦК КПСС продолжало придерживаться и отстаивать версию комиссии Бурденко, хотя все генеральные секретари ЦК КПСС были в курсе принятого 5 марта 1940 г. постановления Политбюро и его реализации. Зная правду, они тем не менее заявляли протесты правительствам тех стран, общественность которых воздавала дань памяти катынским жертвам сталинизма. Так, 12 апреля 1971 г. министр иностранных дел СССР А.А. Громыко вошел в ЦК КПСС с запиской относительно кампании в Англии, заявив о необходимости сделать представление правительству Великобритании. Спустя три дня Политбюро утвердило следующее указание советским послам в Лондоне и Варшаве: «Посетите МИД Англии и заявите следующее: "По имеющимся у посольства сведениям, телевизионная компания Би-Би-Си намеревается показать подготовленный ею враждебный Советскому Союзу фильм о так называемом «Катынском деле». К этому же времени приурочено опубликование в Англии клеветнической книги о Катынской трагедии. Английской стороне хорошо известно, что виновность гитлеровцев за это преступление неопровержимо доказана авторитетной Специальной комиссией, которая провела на месте расследование этого преступления тотчас же после изгнания из района Смоленска немецких оккупантов. В 1945—46 гг. Международный военный трибунал в Нюрнберге признал главных немецких военных преступников виновными в проведении политики истребления польского народа, и в частности в расстреле польских военнопленных в Катынском лесу. В этой связи не может не вызвать удивления и возмущения стремление некоторых кругов в Англии вновь вытащить на свет инсинуации геббельсовской пропаганды с тем, чтобы очернить Советский Союз, народ которого своей пролитой кровью спас Европу от фашистского порабощения. Посольство ожидает, что Министерство иностранных дел и по делам Содружества примет надлежащие меры к недопущению распространения в Англии упомянутых выше клеветнических материалов, рассчитанных, по замыслу их авторов, на то, чтобы вызвать ухудшение отношений между нашими странами"».

Изменившаяся коренным образом обстановка в стране, набирающий обороты процесс демократизации дали возможность историкам войти в двери, ранее наглухо закрытые для них. Найденные мной, Ю.Н. Зорей и В.С. Парсадановой документы из фонда УПВИ дали неопровержимые доказательства виновности сталинского режима за это преступление. К сожалению, Ю.Н. Зоря поспешил сообщить о наших находках ЦК КПСС, и в частности В. Фалину. 22 февраля 1989 г. начальник Международного отдела ЦК КПСС написал М.С. Горбачеву: «Рядом советских историков (Зоря Ю.Н., Парсаданова В.С., Лебедева Н.С.), допущенных к фондам Особого архива и Центрального государственного архива Главного архивного управления при Совете Министров СССР, а также Центрального государственного архива Октябрьской революции, выявлены ранее неизвестные материалы Главного управления НКВД СССР по делам военнопленных и интернированных и Управления конвойных войск НКВД за 1939—1940 годы, имеющие отношения к т.н. Катынскому делу». Изложив характер найденных материалов, Фалин заключил: «Таким образом, документы из советских архивов позволяют даже в отсутствие приказов об их расстреле и захоронении проследить судьбу интернированных польских офицеров... На базе новых документальных фактов советскими историками подготовлены материалы для публикации. Некоторые из них уже утверждены редколлегиями и приняты в производство. Выход в свет планируется на июнь—июль. Появление таких публикаций создавало бы в известном смысле новую ситуацию. Наш аргумент — в госархивах СССР не обнаружено материалов, раскрывающих истинную подоплеку катынской трагедии, — стал бы недостоверным. Выявленные учеными материалы, а ими, несомненно, вскрыта лишь часть тайников, в сочетании с данными, на которые опирается в своих оценках польская сторона, вряд ли позволят нам дальше придерживаться прежних версий и уклоняться от подведения черты». Вопрос рассматривался на Политбюро и всем трем авторам и редакциям было категорически запрещено публиковать их статьи. Тем не менее я не сочла возможным подчиниться Фалину и К° и предоставила «Московским новостям» свои материалы. Они были опубликованы в «Московских новостях» (№ 12 от 25 марта 1990 г.). Лишь через три недели последовало официальное заявление ТАСС от 14 апреля. Президент М.С. Горбачев передал ряд архивных документов по катынской проблеме президенту Республики Польша В. Ярузельскому. Осенью 1992 г. президенту Л. Валенсе были вручены материалы из архива Президента Российской Федерации.

В настоящее время завершает расследование катынского преступления Военная прокуратура СССР. Ее заключение явится официальным юридическим обвинительным актом. Историкам же предстоит дальнейший поиск и исследование проблемы, розыск и подъем новых архивных пластов. В настоящее время готовится российско-польская четырехтомная публикация документов, которые позволят восстановить в деталях драматические события полувековой давности.

Комментарии

I. Имеется в виду выступление заместителя главного обвинителя от СССР Ю.В. Покровского о преступлениях гитлеровцев против военнопленных 13—14 февраля 1946 г. В качестве доказательства он предъявил сообщение Специальной комиссии Н.Н. Бурденко.

II. Так в тексте. Правильно — Аренс.

III. Лоуренс Джефри — представитель Великобритании в МВТ, избранный председателем Трибунала.

IV. Так в тексте. Правильно — Оберхойзер.

Примечания

1. ГАРФ, ф. 7445, оп. 2, д. 391, л. 61—63. Подробнее о комиссии Горшенина см.: Н.С. Лебедева, Ю.Н. Зоря. 1939 год в Нюрнбергских досье. — «Международная жизнь», № 9, 1989.

2. ГАРФ, ф. 7445, оп. 2, д. 6, л. 256—257, оп. 1, д. 26255, л. 161—176. См. также: Катынская драма, с. 160.

3. IMT. Vol. XVII, р. 282—544; см. также: Катынская драма, с. 159—169; Абаринов В. Катынский лабиринт, с. 142—181.

4. РЦХИДНИ, ф. 495, оп. 74, д. 98, л. 8—9.

5. «Известия», 14 апреля 1990; Катынская драма, с. 202.