Глава 13. Зеркало «Танненберга»

И вот теперь мы подошли наконец к теме польских пленных в СССР: что с ними сделали, когда, а главное — почему и зачем? Вопрос мотивации вообще один из самых сложных в истории. Надо влезть в головы и души тех людей, научиться мыслить, как они, чувствовать, как они. Надо видеть историю не как ровное шоссе уже сбывшегося, а как цепь перекрестков, и от каждого из них отходит множество дорог возможного, будущих миров, из которых реализуется лишь один — но мы не знаем, какой...

В последнее десятилетие опубликовано два толстенных тома документов НКВД, посвященных польским пленным¹. Учитывая, что в своей секретной внутренней переписке наркомат совершенно не нуждался ни в каких умолчаниях и иносказаниях, мы вправе были бы ожидать, что они прольют свет на судьбу пленных поляков. Эти чаяния не сбылись, но кое по каким мифам подлинные бумажки все-таки основательно врезали.

«Катынь» Юзефа Мацкевича — одна из самых известных и эмоциональных книг «другой стороны» о судьбе польских военнопленных в СССР. Написанная в 1988 году, когда еще были закрыты массивы советских документов, она произвела сильное впечатление — не столько, правда, фактами, сколько страстью, хотя отчасти и фактами тоже. Там был напечатан, хоть и в сокращенном виде, доклад доктора Бутца и другие немецкие документы. Материалы комиссии Бурденко обойдены молчанием, и понравилось нам, как автор лихо расправился одним махом со всей сотней свидетелей — привел общеизвестные ложные показания времен 1937 года про чью-то встречу с Троцким — и развел руками: мол, чего же вы после этого хотите от советских свидетелей...

Ладно, вернемся к военнопленным.

«Жизнь польских военных в советском плену, ввиду ее исключительных особенностей, относится скорее не к истории польско-советской войны, а к мартирологии польского народа. Судьбу польских военнопленных в СССР невозможно сопоставить с чем-либо в прежней истории. Советский Союз не признает Женевской конвенции 1929 г., исходя из предпосылки, что постановления капиталистических стран, касающиеся области этики, лишены всякого смысла».

Юзеф Мацкевич. Катынь

Вот прямо-таки ни с чем? Что, неужели судьба наших пленных в польских лагерях счастливей? Они не поляки — но они ведь людьми были, а не обезьянами! Или для пана Мацкевича «москаль» — не человек?

Советский Союз действительно не подписывал Женевскую конвенцию о военнопленных, и действительно по чисто этическим причинам, о которых читатель узнает на следующей странице. Однако Российская империя подписывала в 1907 году Гаагскую конвенцию, а декретом СНК от 4 июня 1918 г. было объявлено, что РСФСР признает и будет соблюдать все международные конвенции и соглашения, касающиеся Красного Креста и признанные Россией до октября 1915 года. Более того, в начале Великой Отечественной войны Советский Союз известил Германию, что намерен на основах взаимности выполнять Гаагскую конвенцию 1907 года, на нее же ссылался в ноте протеста против жестокого обращения с советскими военнопленными, датированной 26 ноября 1941 г. и, в конце концов, соблюдал ее в одностороннем порядке. 19 марта 1931 г. в СССР было принято Положение о военнопленных, тоже мало отличающееся от международных соглашений.

Что же не понравилось нашим в Женевской конвенции, совпадающей в основных принципах с Гаагской и ее развивающей? Какие этические принципы молодое советское государство сочло для себя неприемлемыми?

Заключение консультанта Малицкого по проекту постановления ЦИК и СНК СССР «Положение о военнопленных». 27марта 1931 г.

«27 июля 1929 г. Женевская конференция выработала конвенцию о содержании военнопленных. Правительство СССР ни в составлении этой конвенции, ни в ее ратификации участия не приняло. Взамен этой конвенции выработано настоящее Положение, проект которого был принят СНК Союза ССР от 19 марта с. г.

В основу проекта этого положения положены три мысли:

1) создать для военнопленных у нас режим, который не был бы хуже режима Женевской конвенции;

2) издать, по возможности, краткий закон, не воспроизводящий деталей всех тех гарантий, которые дает Женевская конвенция, с тем, чтобы эти детали составили предмет исполнительных к закону инструкций;

3) дать вопросу о военнопленных постановку, соответствующую советским принципам права (недопустимость льгот для офицеров, необязательное привлечение военнопленных к работам и т. д.)

Таким образом, это Положение основано в общем на тех же принципах, как и Женевская конвенция, как-то: воспрещение жестокого обращения с военнопленными, оскорблений и угроз, воспрещение применять меры принуждения для получения от них сведений военного характера, предоставление им гражданской правоспособности и распространение на них общих законов страны, воспрещение использовать их в зоне военных действий и т.д.

Однако в целях согласования этого Положения с общими принципами советского права в Положении введены следующие отличия от Женевской конвенции:

а) отсутствуют льготы для офицерского состава, с указанием на возможность содержания их отдельно от других военнопленных (ст. 3);

б) распространение на военнопленных гражданского, а не военного режима (ст. 8 и 9);

в) предоставление политических прав военнопленным, принадлежащим к рабочему классу или не эксплуатирующему чужого труда крестьянству, на общих основаниях с другими находящимися на территории СССР иностранцами (ст. 10);

г) предоставление [возможности] военнопленным одинаковой национальности по их желанию помещаться вместе;

д) так называемые лагерные комитеты получают более широкую лагерную компетенцию, имея право беспрепятственно сноситься со всеми органами для представительства всех вообще интересов военнопленных, а не только ограничиваясь получением и распределением посылок, функциями кассы взаимопомощи (ст. 14);

е) воспрещение носить знаки различия и неуказание на правила об отдании чести (ст. 18);

ж) воспрещение денщичества (ст. 34);

з) назначение жалованья не только для офицеров, но для всех военнопленных (ст. 32);

и) привлечение военнопленных к работам лишь с их на то согласия (ст.34) и с применением к ним общего законодательства об охране и условиях труда (ст. 36), а равно распространение на них заработанной платы в размере не ниже существующей в данной местности для соответствующей категории трудящихся и т.д.

Принимая во внимание, что данный законопроект устанавливает режим для содержания военнопленных не хуже, чем Женевская конвенция, что поэтому принцип взаимности может быть распространен без ущерба как для СССР, так и для отдельных военнопленных, что количество статей положения сведено к 45 вместо 97 в Женевской конвенции, что в Положении проведены принципы советского права, к принятию данного законопроекта возражений не усматривается»².

Интересно, какого именно пункта не стерпели этические принципы горячего шляхтича?

Это положение действовало до 1 июля 1941 г., когда было принято другое. В некоторых вопросах оно стало ближе к Женевской конвенции — например, выделило из общей среди офицеров, — в некоторых с ней расходилось... К нашей теме этот вопрос не относится совершенно. Зато относится одно маленькое расхождение советского Положения 1931 года с Женевской конвенцией.

Если читатель еще помнит первую часть — то немцы без труда определяли звание расстрелянных. Как? А по знакам различия! И в отчете доктора Бутца, и в некоторых свидетельских показаниях упоминается о звездочках на погонах убитых. Но, согласно советскому положению о военнопленных 1931 года, ношение знаков различия им было запрещено. Так что погоны со звездочками никак не могли оказаться на мундирах пленных, расстрелянных НКВД в 1940 году. Носить в плену знаки различия было разрешено лишь новым Положением, принятым 1 июля 1941 года. Разрешалось оно и Женевской конвенцией.

Откуда же взялись эти погоны в катынских могилах? Либо немцы и вправду порылись в воинских захоронениях — что менее вероятно, либо, скорее всего, сами поляки после того, как их захватили немцы, достали и надели припрятанные в багаже погоны, с которыми их и расстреляли. А фальсификаторы доктора Геббельса, знавшие Женевскую конвенцию и, возможно, новые правила содержания пленных в СССР, этот момент (как и многие другие) попросту зевнули.

Однако существует еще одно, промежуточное «Положение о военнопленных». Проект его был представлен 19 сентября 1939 года. На одной из копий имеется пометка о том, что оно было принято Экономическим советом при Совнаркоме, однако утвержденного экземпляра в архивах не обнаружено. Но что интересно, оно выполнялось!

Существенных различий с прежним Положением (равно как и с последующим) в этом документе два. Первый касается трудоустройства:

«21. Военнопленные рядового и унтер-офицерского состава могут привлекаться к работе вне лагеря в промышленности и сельском хозяйстве Союза ССР на основании особых правил, разрабатываемых Управлением по делам о военнопленных Наркомвнудела СССР.

Офицерский и приравненный к нему состав к работам вне лагеря привлекается по особому распоряжению Управления по делам о военнопленных Наркомвнудела СССР».

До того, как мы помним, пленных в СССР нельзя было заставлять работать без их согласия. Но по советским понятиям 1939 года то, что страна должна бесплатно кормить здоровенных мужиков, было равноценно плевку в лицо советскому строю. СССР был единственной страной мира, где труд являлся обязанностью граждан (по крайней мере мужского пола), и в Положении о военнопленных это отражено. На практике, как рассказывал комиссии комендант лагеря, пленные от подполковника и выше к работам не привлекались — но, с другой стороны, в почти двадцать лет не воевавшей армии старшие офицеры обычно находятся в таком возрасте, когда толку от них на ремонте дорог все равно никакого.

Еще один пункт касался переписки. Это было очень серьезное нарушение всех международных норм, так что вводилось оно, скорее всего, под некую операцию... но это мы пока можем только предполагать.

«16. Почтовая корреспонденция (закрытые и открытые письма, денежные переводы и письма с объявленной ценностью), отправляемая и получаемая военнопленными, пересылается бесплатно в количествах, определяемых Управлением по делам о военнопленных Народного комиссариата внутренних дел СССР».

То есть согласно этому пункту НКВД мог ограничить, а мог и вовсе запретить своему контингенту переписку. Зачем?

Есть версия, но о ней — потом...

Пленные в СССР: сказки и быль

Управление по делам военнопленных при НКВД было создано 19 сентября 1939 года. К тому времени первые колонны пленных уже шли по дорогам Польши. Формально их положено было конвоировать до границы, причем так, чтобы они не мешали движению войск, и там передавать НКВД. Это согласно приказу, но жизнь внесла коррективы. Никто не ждал, что польская армия посыплется с такой скоростью. Уже 21 сентября замнаркома обороны Кулик докладывал, что пленных очень много, кормить их нечем, они разбегаются по деревням, дороги размыты, для конвоирования требуется много людей, и предложил пленных из числа украинцев и белорусов распустить по домам. Что и было проделано — в итоге безоружные солдаты запрудили дороги, и без того забитые войсками и техникой, да еще раскисшие от дождей. Тогда освобождение прекратили, и вся эта масса рухнула на плечи НКВД.

«Польские военнопленные в СССР, не только офицеры, но и рядовые, были лишены основных прав, принадлежащих каждому военнопленному, не совершившему преступления. Здесь советский подход резко противоречит положениям Женевской конвенции.

Прежде всего, вопреки статье 8-й Женевской конвенции, которая обязывает воюющие стороны уведомлять немедленно заинтересованную сторону о взятых в плен военнослужащих, советские власти не только никого не уведомляли о попавших в плен польских военных, но воспротивились всяким попыткам установления фактического положения.

При таких условиях невозможно было определить точное число военнопленных. Поэтому вопрос о польских военнопленных в СССР окончательно не выяснен по сей день».

Юзеф Мацкевич. Катынь.

Господин Мацкевич, правда, забывает ответить на один существенный вопрос: какую именно «заинтересованную сторону» Советский Союз обязан был уведомить о взятых в плен военнослужащих? Эмигрантское правительство в изгнании? Может быть, для г-на Мацкевича оно и является полномочным представителем польского народа. Однако, скажем, у Гитлера на сей счет могло быть другое мнение — он расценивал поляков как своих подданных. Считает ли г-н Мацкевич, что передача пленных офицеров Германии улучшила бы их положение?

Сведения о точном числе взятых в плен поляков колеблются в весьма широких пределах. Некоторые исследователи-максималисты называют даже 400 тысяч. Откуда получилось это число — ясно: взяли полную численность польской армии, отняли убитых, ушедших за границу и попавших в немецкий плен, и всех оставшихся приписали большевикам. Забывая, что значительная часть армии просто-напросто разбежалась по домам. Поляки называют 250 тысяч, немцы, ссылаясь на газету «Красная Звезда» — 180 тысяч.

Истина, как всегда, скучна и неромантична. Документы, опубликованные в последние десять лет, сообщают, что всего польских военных, захваченных нашими частями, а также интернированных, доставленных позднее из Прибалтики, было 130242 человека.

НКВД не готовился к столь скорому окончанию германо-польской войны и таким сокрушающим для поляков результатам. У нас ведь даже снег зимой каждый год идет как в первый раз, а уж особенностей немецкого блицкрига и подавно никто не учитывал... Само УВП было организовано лишь 19 сентября, и даже при совершенно феноменальных талантах наркома внутренних дел требовалось какое-то время на то, чтобы начать работать. Время требовалось и для организации лагерей на такое огромное количество пленных. Поэтому УПВ всеми силами старалось уменьшить их число.

Уже 3 октября Берия направляет Сталину записку с предложениями, которые в тот же день были одобрены решением Политбюро. За вычетом отдельных неважных для нас пунктов, там говорится следующее:

«I. Военнопленных солдат-украинцев, белорусов и других национальностей, родина которых на территории Западной Украины и Западной Белоруссии — распустить по домам...

3. Выделить в отдельную группу военнопленных солдат, родина которых находится в немецкой части Польши, и содержать их в лагерях до переговоров с немцами и решения вопроса об отправке их на родину.

4. Для военнопленных офицеров организовать отдельный лагерь. Офицеров в чине от подполковника до генерала включительно, а также крупных государственных и военных чиновников, содержать отдельно от остального офицерского состава в особом лагере.

5. Разведчиков, контрразведчиков, жандармов, тюремщиков и полицейских содержать в отдельном лагере.

II. Разместить военнопленных в следующих лагерях:

а) генералов, подполковников, крупных военных и государственных чиновников и всех остальных офицеров поместить на юге (в Старобельске);

б) разведчиков, контрразведчиков, жандармов, полицейских и тюремщиков — в Осташковском лагере Калининской области;

в) пленных солдат, родина которых находится в немецкой части Польши, содержать в Козельском лагере Смоленской области и Путивльском лагере Сумской области».

Разгрузить перенаселенные лагеря надо было как можно быстрее. НКВД справился с этой задачей за два месяца, избавившись тем или иным путем от двух третей военнопленных. Всего было отпущено по домам 42 400 человек и передано немцам по обмену — 42 492 человека (взамен они передали взятых ими пленных родом с новых советских территорий). По состоянию на 19 ноября в распоряжении УПВ насчитывалось 125 тысяч пленных. Осталось около 40 тысяч человек. Кто были эти люди?

а) 8500 офицеров и 6500 обитателей Осташковского лагеря — итого 15 тысяч человек, которые освобождению не подлежали.

б) 10400 человек работали на предприятиях Наркомчермета и 14600 в Ровенском лагере строили дорогу — Берия успел отправить их на работу, пока не были приняты эпохальные решения. Совершенно не прояснен принцип отбора этих людей. Кто они такие?

Согласно документам НКВД, большая их часть — жители новых советских территорий. По какому принципу их отбирали — непонятно. То ли просто по спискам, то ли брали самых здоровых, а может быть, имелись и какие-то оперативные соображения. Этих людей, если они не были антисоветски настроены, достаточно быстро освобождали с тем условием, что они заключат трудовой договор с заводами и шахтами и останутся там работать в качестве вольнонаемных. То же относилось и к организациям, занимавшимся ремонтом дорог.

Однако были среди направленных на работы и люди родом с территорий, отошедших к Германии. В справке, датированной 3 октября 1941 года, говорится, что на германскую территорию отправляли только тех, кто изъявил согласие туда выехать. Насколько это соответствовало истине? По-видимому, в какой-то степени соответствовало — иначе откуда бы взялись в 1940 году в СССР польские пленные с территории генерал-губернаторства? Хотя известно, что некоторых пленных, которые просили оставить их в Союзе, отправляли насильно. Так что темновата вода во облацех... К счастью, рядовые имеют к нашей теме лишь касательство, и не более того...

Теперь об условиях содержания.

«Особенно трудными были для военнопленных два периода. Первый — начало плена, когда все военнопленные попали в совершенно неподготовленные лагеря, проходили через исключительные мытарства и испытывали хронический голод. Тогда только здоровые и сильные могли выжить, а раненые и больные поголовно умирали. Примером может служить лагерь в Шепетовке, где из-за недостатка уборных всюду была грязь, и многочисленные раненые и больные, несмотря на самоотверженные усилия польских санитарок, буквально лежали в нечистотах...»

Юзеф Мацкевич. Катынь.

По данным на 3 октября 1941 г., за все время умерли в лагерях 389 человек (около 1% от оставшихся в лагерях). Хотя чекисты, конечно, в своем докладе Сталину безбожно врут. Мацкевич лучше знает.

Вот еще документ: доклад УПВ о неудовлетворительном состоянии лагерей для военнопленных на середину ноября (кто хочет, может сравнить с 9-й главой).

«I. Оборудование помещений и размещение военнопленных

Лагеря к моменту прибытия военнопленных не были подготовлены, так как имеющиеся здания по своей вместимости не соответствовали количеству прибывших военнопленных, построить же дополнительные здания (бараки), вследствие ограниченных сроков и неимения на местах строительных материалов в первые дни организации лагерей, не представлялось возможным.

В результате с прибытием военнопленных в помещениях лагерей получилась большая переуплотненность, скученность, военнопленные размещались тесно, в некоторых лагерях строились 3- и 4-ярусные нары.

В Путивльском лагере на площади в 20 кв. м размещалось по 40 человек.

В Осташковском лагере 728 человек совершенно не имели места.

В Юхновском, Козельщанском и Оранском лагерях часть военнопленных была размещена в нежилых зданиях: конюшнях, свинарниках и сараях.

В ряде лагерей военнопленные были размещены в летних помещениях. Наступившее похолодание резко ухудшило условия, в помещениях холодно, печи отсутствовали.

Военнопленные в Путивльском лагере ночью уходили из летних бараков в утепленные, помещающиеся в последних приходящих не пускали, вследствие чего между военнопленными происходили недоразумения. Был случай, когда военнопленные принесли в барак котел и в нем развели костер, поставили без трубы печь и затопили ее.

И лишь благодаря тому, что через непродолжительное время был разрешен вопрос об отпуске на родину военнопленных солдат, жителей Западной Украины и Западной Белоруссии, а затем и солдат территорий, отошедших к Германии, напряженное состояние с размещением военнопленных было ликвидировано.

II. Питание

Оторванность лагерей от основных баз снабжения продуктами на 30—40 и более км, отсутствие путей сообщения (бездорожье), отсутствие достаточного количества средств передвижения в ряде лагерей вызвали перебои в питании горячей пищей и снабжении хлебом.

Из-за неприспособленности лагерей к такому большому количеству людей, которое было направлено в них, почти во всех лагерях не хватало воды не только для мытья, но и для кипятка.

Особенно острый недостаток воды ощущался в Оранском лагере, где военнопленные для утоления жажды употребляли снег, и в Путивльском лагере, в котором военнопленные офицеры первые дни пребывания в лагере даже не умывались.

Из-за порчи водопроводной сети имел место недостаток воды в Козельщанском лагере, не подавала достаточного количества воды водокачка в Козельском лагере.

Перебои в снабжении хлебом происходили из-за отсутствия пекарен, так например, пекарня в Осташковском лагере выпекает 2 т хлеба в сутки, при потребности в 7,5 т, в Козельском лагере при потребности в 7 т выпекалось 2,5 т, в Путивльском — при потребности в 6 т выпекается 40%. Перебои с хлебом имели место также в Оранском, Козельщанском и других лагерях.

Из-за недостаточного количества кухонь в Козельщанском лагере не все военнопленные получали горячую пищу.

В Путивльском лагере из-за постоянной задержки хлеба завтрак почти ежедневно выдавался в 12—13 час, а обед в 17—18—19 час. Причем на обед всегда готовился только суп в очень незначительном количестве и в большинстве из чечевицы; мяса до 15/Х закладывалось 50% нормы. Овощей до 15/Х в Путивльском лагере совершенно не было, вследствие чего у военнопленных появлялись цинговые заболевания.

III. Санитарное обслуживание

Карантин военнопленные ни в одном лагере не проходили, так как поступали большими партиями, и организовать карантин было невозможно.

Прибытие больших партий военнопленных поставило санитарную часть лагерей в затруднительное положение с санобслуживанием вообще. Все военнопленные, как правило, прибывали в лагерь будучи по 30—40 дней без бани и смены белья. Имеющиеся в лагерях бани с очень низкой пропускной способностью, например, в Вологодском лагере — на 3450 человек имелась баня с пропускной способностью 15—20 чел., а имеющиеся две бани в Путивльском лагере с пропускной способностью в 400—500 чел. в сутки не могли быть максимально использованы из-за отсутствия воды.

В Старобельском лагере, при наличии свыше 7 тыс. военнопленных, совершенно не было бани, прачечной, водопровода, умывальников, благоустроенных уборных и выгребных ям. Санобработка проходила в городской бане. Пропускная способность — 25 человек в смену. При нагрузке лагеря баня пропускает до 500 человек ежедневно. Следовательно, при правильной организации, пропуск через баню в течение 10 дней возможен не более 4—5 тыс. человек.

Таким образом, задержка с санобработкой и переуплотненность привели к появлению вшивости среди военнопленных, но путем пропуска через дезкамеры белья и одежды всех военнопленных, организации бань вшивость была быстро ликвидирована (а соответственно, пресечена возможность эпидемии сыпного тифа. — Авт.).

Оборудование санитарных пунктов и стационаров было развернуто параллельно с санобработкой и быстро было налажено санобслуживание военнопленных. Так, в Козельском лагере организован стационар на 100 коек; в Старобельском лагере 21 человек помещен в горбольницу, 18 человек — в стационаре лагеря и ежедневно на приеме у врача проходят 300—400 человек; в Путивльском лагере были организованы 4 медпункта на участках и оборудован стационар на 75 коек. Больных очень большое количество, так, например, 275 случаев заболевания гриппом и ангиной в Путивльском лагере объясняется наличием некоторого количества бараков летнего типа, температура в них низкая, а много военнопленных было без верхней одежды.

Не совсем благополучно обстояло в Козельщанском лагере, где врач не смог организовать санобработку, не было ни бани, ни дезкамеры, появилась большая вшивость, заболеваемость доходила до 27 случаев в день. Были приняты меры — создан отряд по уборке лагеря, дезот-ряд, мобилизованы врачи из военнопленных и распределены по жилым помещениям, привезены и установлены 4 душа, дезкамеры, оборудован стационар на 40 коек.

В Старобельском лагере с 28/IX-39 г. по 13/Х-39 года через амбулаторию прошло свыше 30% военнопленных (2736 чел.), в среднем 171 чел. в день. Через стационар прошло 122 чел., в среднем коечных больных ежедневно имелось до 30 человек. Медикаментами санитарная часть обеспечена.

На медицинских пунктах и стационарах для обслуживания больных были привлечены врачи из военнопленных не только в Козельщанском, но и в остальных лагерях.

Для помещения на длительное лечение тяжелобольных заключены договоры с местными больницами.

Санитарный отдел Управления неплохо организовал работу по оказанию помощи на местах и путем своевременной дачи соответствующих указаний, а также посылкой врачей для проведения организации санитарной службы и непосредственной помощи на месте. Со стороны отдельных руководителей лагерей было подчеркнуто, что санитарный отдел Управления на местах чувствуется неплохо.

По состоянию на 15/ХI с. г. среди военнопленных зарегистрировано 34 случая смерти. Из них: в Путивльском лагере — 7, в Юхновском — 6, в Южском — 6, в Осташковском — 5, в Старобельском — 3, в Козельском — 3, в Оранском — 3 ив Козельщанском — 1.

На основе произведенных анализов при вскрытии трупов установлено, что основными болезнями, в результате которых наступала смерть, являлись: воспаление легких — 8 случаев, кровавый понос — 6, прободные язвы желудка — 5, туберкулез легких — 5, воспаление мозговых оболочек — 2, общее заражение крови — 2. От других болезней умерло 6 человек.

V. Режим содержания военнопленных

...В большинстве лагерей военнопленные при приеме личному обыску не подвергались, в связи с чем у них на руках оставались крупные суммы денег, ценности и даже оружие, как, например, в Осташковском лагере в уборной были обнаружены ручные гранаты; в Старобельском лагере военнопленный Шабрин Ю.Л. 12/Х-39г. предложил продать револьвер системы "Смит-Вессон" с 124 боевыми патронами рабочему-печнику лагеря; последний заявил об этом в особый отдел, после чего оружие было изъято.

VI. Политработа среди военнопленных и политико-моральное состояние

В лагерях, которые были созданы на базе быв[игих] домов отдыха, и в Путивльском имелся библиотечный фонд и киноустановки. Большинством лагерей на местах закуплены настольные игры (шахматы, шашки и домино). Вологодский лагерь при отправке военнопленных в Западную Украину и Белоруссию снабдил этими играми каждый вагон.

Почти все лагеря организовали просмотр кинокартин: "Мы из Кронштадта", "Глубокий рейд", "Ленин в 1918 году", "Чапаев", "Щорс", "Выборгская сторона» и другие. В Козельском лагере военнопленные, просмотрев с большим интересом и вниманием кинокартины: "Ленин в Октябре" и "Великоезарево", заявляли: "Мы впервые видели и слышали звуковое кино, это возможно только в Советской России, вот теперь будет что дома рассказать, вот много новостей".

...

В Старобельском лагере взаимоотношения военнопленных между собой выражаются в кастовости и резком национализме, а против евреев — в наличии антисемитизма. Например, группа офицеров всеми средствами старается обособиться от рядового состава, полиция от офицеров и солдат, солдаты ненавидят тех и других. Группа польских солдат враждебно относится к украинцам и белорусам, одно воеводство враждебно настроено против другого. По отношению евреев как офицерские массы, так и солдаты-поляки относятся враждебно, по адресу евреев, в отдельных случаях, говорят: "Вы продали Польшу Германии"».

Это — самый «страшный» документ, в дальнейшем положение в лагерях улучшилось, поскольку пленных осталось совсем мало. Уже 22 февраля проверяющие состояние Осташковского лагеря пишут:

«Помещения в основном оборудованы удовлетворительно. Кровати выданы только старшему командному составу, начиная с майора. Остальные располагаются на 2-ярусных нарах. Поскольку комнатная система, то нары [построены] по одну сторону, в большинстве своем на 10—15 человек. Матрацы и одеяла выданы всем пленным. Командному составу выданы, кроме того, подушки и простыни. В лагере нет ни одного пленного, который не имел бы постельной принадлежности. Полезной площади на каждого военнопленного приходится около 2-х кв. м».

Что касается произвола, убийств пленных «просто так», которого так много было в польских лагерях, то вот чрезвычайно показательная история рядового, который в один прекрасный день решил удрать из лагеря. И вот смотрите, что происходит:

Из донесения комиссара Старобельского лагеря Киршина. 11 октября 1939 г.

«11.10.39 г. в 17.30 военнопленный рядовой солдат Августов перелез через каменную стену высотою 1 1/2 м и бросился бежать. Часовые поста № 6 и 7 кр-цы 135-го конв. полка тт. Кузьминов и Григорьев неоднократно останавливали, окликами "Стой" и предупредительными выстрелами. Военнопленный продолжал бежать, тогда часовой тов. Кузьминов на расстоянии 400 м от поста убегающему перерезал дорогу и предложил военнопленному следовать в лагерь. Военнопленный, вместо того, чтобы исполнить приказание часового, набросился на него и пытался обезоружить часового.

Часовой тов. Кузьминов выполнил устав караульной службы, применил в дело оружие и немедленно убил наповал.

Произведенное следствие особым отделением показало, что часовой действовал правильно, и дело прекращено».

Начальник ГУПВИ Супруненко сообщил об инциденте лично Берии — но этим дело не закончилось. Было назначено еще одно расследование, и лишь месяц спустя Супруненко доложил Берии, что информация подтвердилась. Если такую бодягу разводят из-за убийства одного солдата, то о каком произволе может идти речь?

«Военнопленным в СССР приходилось работать в условиях, полностью противоречащих постановлениям Женевской конвенции. На работу посылали не только физически здоровых (ст. 27—30), но также слабых и больных. Рабочий день доходил иногда до 16—18 часов, выходных почти не было».

Юзеф Мацкевич. Катынь.

Берия, наверное, очень бы удивился и наверняка посадил по этому доносу кого-нибудь из директоров. Потому что рабочий день устанавливал не НКВД — согласно советскому Положению о военнопленных, на них полностью распространялось законодательство об охране труда, в том числе и нормы продолжительности рабочего дня. А попробуйте-ка заставить советского рабочего трудиться 16—18 часов без выходных!

«Женевская конвенция в специальном разделе (ст. 31—32) оговаривает запрещенные для военнопленных виды работ — те, которые связаны с ведением войны или же с нездоровыми и опасными для жизни условиями. Большинство лагерей польских военнопленных в СССР предназначалось для производства работ, связанных с военными нуждами.

Пять крупных бригад из лагерей в Донецком бассейне и в районе Кривого Рога работали в шахтах по добыче угля и железной руды. Руда и уголь, добываемые руками польских военнопленных, шли до середины 1941 года в Германию. Это стало причиной забастовки военнопленных лагеря в Марганце, так как они не хотели работать на пользу Германии».

Юзеф Мацкевич. Катынь.

Логика железная. А по дорогам, которые строили пленные, могут ездить не только грузовики, но и танки. А если их посадить, допустим, за швейные машинки, то ведь кальсоны, которые они станут шить, могут предназначаться для солдат. Хорошо, пусть шьют детские платьица! Но тогда освободятся другие швеи-мотористки, которые будут шить кальсоны для солдат. Нет, единственная работа, которую, согласно данной логике, могут выполнять пленные — это околачивать столбы лагерной ограды. А страна должна их кормить. Это называется нейтралитетом.

А с забастовкой в Марганце получилось совсем обидно. Польза Германии тут была совершенно ни при чем. Причины оказались куда более прозаическими.

Из спецсообщения об отказе от работы и голодовке военнопленных, занятых на работе трестов «Никополь-Марганец» и «Октябрьруда».

«Отказавшиеся 20 декабря на шахте им. Орджоникидзе треста "Никополь-Марганец" 300 человек военнопленных до 3 января к работе не приступали.

С 24 по 28 декабря большинство военнопленных не принимали пищу.

Поводом для прекращения работы явился отказ столовой выдать 20 декабря военнопленным завтрак, причем директор Никопольского треста "Нарпит" тов. Нюренберг категорически запретил выдавать военнопленным питание вплоть до погашения задолженности трестом "Никополь-Марганец".

2 января, в связи с переходом на платное питание, военнопленные на шахте им. Ворошилова треста "Никополь-Марганец" отказались получать денежные авансы, теплые бушлаты и организованно не вышли на работу.

Установлено, что администрация рудоуправления не создала военнопленным необходимые бытовые условия, задержала выплату зарплаты и допустила случаи обсчета хорошо работающих военнопленных...

Поводом к массовым отказам как по тресту "Никополь-Марганец", так и по тресту "Октябрьруда" послужили также письма от родных с извещением о том, что большинство военнопленных солдат уже вернулись домой».

Так что перед нами стандартный трудовой конфликт, которых было множество в те годы. Пленных абсолютно не волновало, куда идет руда. И не могло волновать, поскольку большая часть работавших была с новых советских территорий. Они могли обижаться на советское правительство, но вот к какому государству эти люди не испытывали ни малейшей симпатии — так это к Польше, и вовсе не собирались мстить разгромившей ее Германии.

Что же касается отправки домой — то здесь все было сложнее. Во-первых, не подлежали освобождению пленные с отошедших к Германии территорий, которые выразили желание остаться в СССР. Причина предельно проста — это был самый удобный способ перебросить в СССР шпионов и диверсантов. А те, кто родом с Западной Украины и Западной Белоруссии... Скорее всего, это были люди, которые, согласно данным внутрилагерных осведомителей, являлись антисоветски настроенными и которых по этой причине освобождать было нельзя. В СССР имелись специальные меры для таких случаев — Особое совещание, имевшее право приговаривать «социально опасных» к ссылке, высылке или сроку до 8 лет.

Была ли работа на рудниках наркомчермета каторгой? Смотрите сами.

Из директивы наркома черной металлургии Ф.А. Меркулова и замнаркомавнудел В.В. Чернышева о порядке использования военнопленных на предприятиях отрасли.

«Всех трудоспособных военнопленных использовать на основных работах, переведя их на сдельную оплату труда наравне с вольнонаемными рабочими.

Неполноценную рабочую силу из числа военнопленных использовать на хозяйственных работах как внутри лагеря, так и в промышленности, установив для них повременную оплату, существующую в данной отрасли промышленности. В случае невозможности использовать часть этого контингента на подсобных работах, предоставить им бесплатное питание по нормам, установленным для рядовых военнопленных, впредь до особого распоряжения Управления НКВД СССР по делам о военнопленных.

Немедленно разверните работу по выявлению тех военнопленных, которые как в части производственной квалификации, так и политической могут быть закреплены на постоянную работу в Вашем предприятии.

Создайте необходимые производственные (постоянные места работы, систематический инструктаж и т. д.), культурно- и жилищно-бытовые условия. Проведите разъяснительную работу, которая бы обеспечила выполнение производственных норм всеми военнопленными.

Списки военнопленных, систематически перевыполняющих производственные нормы, после специальной их проверки, представить в Управление НКВД СССР по делам о военнопленных для разрешения их расконвоировать.

Военнопленные, являющиеся жителями территории, отошедшей к Германии, будут находиться у Вас на работе продолжительное время. Необходимо изжить нездоровые настроения о скорой отправке военнопленных.

По мере выявления представить Управлению НКВД по делам о военнопленных списки военнопленных, отобранных для постоянной работы на предприятии, с подробными производственными и политическими характеристиками за подписью руководителя предприятия, начальника и комиссара лагеря».

Кстати, имелась у «принудительного труда» и другая сторона. Тогдашние солдатики были далеко не теперешними призывниками с десятью классами образования и мечтой о брокерстве и менеджерстве. Это были крестьянские парни, в основном малообразованные, а часто и неграмотные, которых теперь насильно перемещали в элиту рабочего класса, где были совсем другие заработки, да и другие условия жизни. Такой «социальный лифт» мог поначалу не нравиться — но это не было плохо. Примерно в то же время безработные города Львова, горожане, между прочим, буквально ломились на шахты Донбасса — на те же зарплаты и в те же условия.

Конечно, многие пленные не пришли в восторг от того, что вместо отправки по домам их загнали на шахту, но надо учитывать еще, что передовики производства зарабатывали до 30—40 рублей в день при прожиточном минимуме 5 рублей, и получали на руки или на книжку всю зарплату, за вычетом денег на свое содержание. В крестьянском хозяйстве им такие заработки и не снились.

Естественно, были и «волынщики». Одни просто не хотели работать, полагая, что их все равно будут даром кормить, так зачем надрываться, другие полагали, что если они не будут работать, их отправят домой. Однако отправили их в Осташковский лагерь, а потом в ГУЛАГ по соответствующей статье за саботаж, и было таких совсем немного.

По состоянию на 8 апреля 1940 года в лагерях Наркомчермета насчитывалось 10167 чел., а в Ровенском лагере, на строительстве дороги — 12702 чел. Какие-то пленные из рядового состава оставались в СССР и использовались на работах до самого июня 1941 года. Однако нас интересует судьба тех 15 тысяч человек, которых отправили в офицерские лагеря в Козельске и Старобельске, и в спецлагерь в Осташково, поскольку утверждается, что именно эти люди были расстреляны — в Харькове, в Медном под городом Калинином и в Катыни.

Что же с ними стало?

«Классовый подход» особого рода

Под «мошеннической операцией» господин Мацкевич имеет в виду взятие на учет и последующие арест или депортацию офицеров, осадников, служащих корпуса лесной стражи (лесников), крупных государственных чиновников, помещиков и тому подобных лиц. Притом он совершенно точно понимает цели этой операции, более того, ничуть не сомневается, что так и будет: сперва укроются, а потом начнется подпольная борьба. Интересно, а как, по его мнению, должно было поступить советское правительство с этими людьми? Переписать и отпустить — пусть организовывают банды?

Нет уж, поищите дураков в другом ауле!

...3 декабря было утверждено предложение НКВД об аресте всех взятых на учет кадровых офицеров бывшей польской армии на новых советских территориях. На следующий день, 4 декабря, принято еще одно решение с подачи НКВД: о выселении всех проживавших в западных областях Украины и Белоруссии осадников вместе с семьями, а также семей офицеров бывшей польской армии, полицейских, жандармов и пр. — всего около 25 тысяч семей. Тех, кто был замечен в антисоветской деятельности, следовало арестовать и судить Особым совещанием. Естественно, считается, что сделано это было по классовым причинам. Можно сказать и так — да, по классовым. Однако особого рода.

...Итак, 17 сентября 1939 года польское государство перестало существовать. Однако польское правительство с этим не согласилось. Интернированный в Румынии президент Игнатий Мосцицький 25 сентября назначил себе преемника. Им стал сначала посол Польши в Италии Болеслав Веняв-Длугошовский, а потом Владислав Рачкевич. 30 сентября последний начал формировать польское правительство в изгнании, назначив премьером Владислава Сикорского.

Этот 58-летний уроженец Галиции еще в 1908 году являлся одним из борцов за независимость Польши. В данном случае речь идет о независимости исключительно от Российской империи — поскольку он выступал за воссоздание Польши под патронатом Австро-Венгрии, а после начала Первой мировой войны занимался вербовкой поляков в австрийскую армию.

Поражение Австро-Венгрии в войне сделало эти расчеты неактуальными, и Сикорский стал служить в польской армии. В апреле 1921 года он сменил Пилсудского на посту главнокомандующего, а с 16 декабря 1922-го по 26 мая 1923 года являлся даже премьер-министром. Затем его карьера пошла на убыль, вплоть до командующего округом во Львове. В 1928 году он поругался с Пилсудским, оставил свой пост и уехал во Францию. Формально Сикорский считался находящимся в распоряжении военного министра, однако никаких официальных постов не занимал.

Итак, второй уже раз после Комитета национального спасения польское правительство обосновалось в Париже. Во главе его стоял человек, множеством нитей связанный с Австрией, а следовательно, и с фашистской Германией. История повторяется — назначенный главнокомандующим польских вооруженных сил, Сикорский создал во Франции польскую армию численностью в 84 тысячи человек. После разгрома Франции правительство и остатки армии переправились в Великобританию, где обосновались уже надолго. Но это еще только будет, а пока польское правительство в изгнании сидит в Париже, причем далеко не бездействует.

27 сентября 1939 года в сражающейся Варшаве, за день до ее падения, по приказу командующего обороной города генерала Юлиуша Роммеля была создана конспиративная организация под названием «Служба победе Польши». Ее начальником стал генерал Михал Токажевский-Карашевич. Задачей «СПП» являлось восстановление польского государства в границах до 1939 года. В принципе любая организация, ослаблявшая Гитлера, была выгодна СССР, но вот с «границами до 1939 года» ни Москва, ни население Западной Украины и Белоруссии согласиться никак не могли.

13 ноября 1939 года на основе «Службы победе Польши» был создан «Союз вооруженной борьбы», впоследствии, 14 февраля 1942 г., реорганизованный в «армию Крайову». Формально СВБ был подчинен правительству, сидевшему в Париже, но поскольку руководить борьбой из-за границы затруднительно, в январе 1940 года СВБ разделили на две части — «немецкую», с центром в Варшаве, и «советскую» — во Львове. Причем Токажевский-Карашевич был назначен руководителем последней — это к вопросу о приоритетах. Первой командовал полковник Стефан Ровецкий — это тоже к вопросу о приоритетах, ведь Токажевский-Карашевич был генералом. Общее руководство обеими частями осуществлял сидевший в Париже генерал Казимеж Соснковский.

...26 февраля 1940 года при нелегальном переходе советско-румынской границы пограничники задержали эмиссаров СВБ братьев Жимерских, захватив при этом шифрованную переписку. Среди бумаг оказался один из программных документов СВБ:

«Инструкция для доверенных лиц № 1. 4 декабря 1939 г.

Основные указания в деле отношения польской общественности к оккупантам.

Методы сопротивления:

а) Обязательный политический и товарищеский бойкот оккупантов. Опыт до настоящего времени показывает, что польский народ с негодованием отвергает какой бы то ни было контакт с оккупантами, как с немецкими, так и с большевистскими. Польские семьи, женщины, даже дети, должны отгородиться от грабителей каменной стеной равнодушия, презрения и ненависти. Грабители должны почувствовать, насколько позорна их роль мучителей и насильников вольности народа, независимо от того, действуют ли они добровольно или по принуждению.

б) В борьбе с оккупантами следует использовать все формы организаций легальных, культурных, просветительных и союзных. Все проявления общественной жизни должны быть проникнуты духом веры в предстоящее освобождение и расчетов с оккупантами, а массовое выступление организаций или общественных групп с выражением протеста против оккупантов должны принимать такую форму, которая бы в наименьшей степени давала поводы для прямых репрессий. Поль-екая общественность самоотверженностью и выдержкой окажет гигантские услуги народному делу.

в) Не противоречит интересам новой Польши то, что поляки будут служить в школьных, административных, торговых, промышленных, сельскохозяйственных, лесных, железнодорожных, почтовых и санитарных учреждениях, постольку поскольку такое положение даст им возможность совмещать выполнение условий работы с политическими обязательствами.

г) При случае без всякого смущения допустимо сотрудничество поляков с оккупационными властями в общественных организациях, имеющих своей целью помощь населению.

д) Польским немцам следует дать понять, что им будут отомщены все прежние кривды в отношениях к гражданам. Коммунистам польским следует напомнить, что их деятельность на территории оккупантов носит характер насилия, что насилие это будет отплачено, что коммунисты, которые сотрудничают с оккупантами, на своей собственной спине испытывают, что с улучшением внутренних дел они будут навсегда потеряны для польской общественности и заклеймены.

е) Шпионы и провокаторы, в случае доказанной вины, будут наказаны смертью, документы об их вине следует пересылать польскому правительству.

Необходимо высылать в комитет документации жестоких репрессий оккупантов в Польше — имена застреленных и увеченных, краткое их описание, фотографии и т.п.

Политическое руководство оккупации будет сотрудничать с польским правительством во Франции. Формы этого сотрудничества зависят от условий и возможностей. Польское правительство со своей стороны приложит все усилия, чтобы обеспечить моральную и материальную поддержку тайным политическим организациям страны...

...Организации действующего сопротивления создаются в настоящее время самопроизвольно и должны объединяться между собой под военной командой на следующих принципах: тайная военная организация и «Союз вооруженной борьбы» составляют составную часть вооруженных сил польской республики. Главный комендант тайной военной организации подчиняется верховному командующему польских войск».

Сказано, конечно, красиво — но с реализацией общей части инструкции неминуемо должны были возникнуть трудности. Всеобщий бойкот «оккупантов» не мог состояться уже по той простейшей причине, что для большинства населения оккупантами являлись не русские, а как раз поляки. Что же касается польской части населения Западной Украины и Западной Белоруссии, то и среди него у советской власти оказалось достаточно сторонников — в первую очередь бедняки, которые слишком много выиграли от установления новой власти, чтобы сожалеть о прежней. А бедноты на депрессивных территориях «восточной Польши» хватало. Принадлежность к «титульной нации» давало моральное удовлетворение, но что касается материальных выгод, тут все было сложнее... Да и прочее трудовое население в общем-то ничего не потеряло: поляков в СССР не преследовали, им дали возможность культурной автономии, с работой тоже хуже не стало. Ну а перспективы, учитывая, что Польша была в экономическом отношении депрессивной страной, а СССР развивался невероятными темпами, смотрелись и вовсе радужными. Проиграла только верхушка общества, которая и стала социальной базой для СВБ. В какой мере она могла служить выполнению его целей?

«Цели организации:

а) Путем объединения в конспиративные союзы старательно подобранных единиц создать центр действующего национального сопротивления, противопоставляющего угнетению моральные силы польской общественности.

б) Совместно действовать в восстановлении государства путем вооруженной борьбы, а с момента вступления польских войск в страну организация подлежит роспуску и вступает в ряды регулярной армии.

Формы и пути действия:

а) Информировать польскую общественность о политической и военной ситуации, а также вести борьбу с немецкой и большевистской пропагандой на ослабление моральных сил народа.

б) Поддерживать чувства ненависти к оккупантам и требовать мести».

Все это упиралось в ту же проблему: незаинтересованность большинства поляков в сотрудничестве с СВБ. Но вот следующие пункты списка могли быть реализованы уже малыми силами.

«в) Дружеские, политические и организационные связи польского населения с оккупантами будут рассматриваться польским правительством как измена Польше, и лица, замеченные в этом, будут караться.

г) Проведение боевой и диверсионной деятельности на территории страны в период оккупации — определяется указаниями коменданта "Союза вооруженной борьбы". Последний назначает время, характер и размер этих действий в соответствии с указаниями верховного вождя.

д) Военная подготовка кадров для вооруженного восстания в тылах оккупационных армий, которое должно вспыхнуть в момент вступления регулярных польских войск в страну, — производится средствами "Союза вооруженной борьбы"».

Дальше идет несколько абзацев об организационной структуре СВБ, и потом два совершенно замечательных пункта, показывающих, что шляхтич всегда остается шляхтичем и абсолютно уверен в абсолютной ценности для всего мира себя и своей нации. До сих пор речь шла о польском населении, а в конце документа к борьбе милостиво разрешили присоединиться и людям других национальностей.

«з) Основой солидарности всех граждан польского государства, невзирая на языки и вероисповедание, в настоящие тяжелые минуты должна быть активная совместная борьба с оккупантами.

и) Польское правительство подтверждает требование народа о необходимости урегулирования вопроса национальных меньшинств»³.

Украинцам, белорусам, русским, евреям предложили эти туманные обещания некоего «урегулирования вопроса», чтобы они выступили против государства, которое первое, что сделало, получив территории, так это уравняло в правах все население. До чего же прелестно!

Ни нацменьшинства, ни значительная часть польского населения на эти призывы, естественно, не прореагировали. Но вот террор и диверсии, а также разведка большой социальной базы не требовали. С октября 1939-го по август 1940 г. в Западной Белоруссии было совершено 93 теракта, в ходе которых убито 54 и ранено 39 советских и партийных работников, на Западной Украине — 96 терактов. По ходу борьбы с вооруженным подпольем органы НКВД до начала войны обезвредили 568 организаций, арестовав 16758 человек. В ходе этой деятельности был изъят неплохой арсенал: 44 пулемета, 1 миномет, 1826 винтовок, 1009 револьверов, 675 гранат, более 100 тысяч патронов, не считая холодного оружия⁴. И это при том, что органы НКВД так и не дали развиться полномасштабному сопротивлению. Что же началось бы на Украине и в Белоруссии, если бы генерал Соснковский смог полноценно реализовать свои планы?

...Итак, в ноябре 1939 года польское правительство создало организацию, целью которой являлось ведение подпольной борьбы на бывшей польской территории, в том числе и отошедшей к СССР. Естественно, НКВД, имевший огромное количество агентов в Париже, с самого начала был в курсе этой многообещающей деятельности. И если текст инструкции чекисты получили лишь в феврале (и то не факт — могли и раньше разжиться), то описанные в ней цели и методы, естественно, были известны с самого начала.

Опыт по борьбе с разного рода подпольными организациями НКВД имел огромный. Чекисты отлично знали, что гоняться по лесам за бандами можно до умопомрачения и совершенно без толку, и что эффективны только удары по социальной базе. И вот вопрос: на кого собирался опираться СВБ в своей деятельности?

Ответ ясен и прост: конечно же, на поляков. На каких поляков? Ответ опять же ясен и прост: тех, которые не выиграли от прихода большевиков. Потому что едва ли польские бедняки-крестьяне, получившие землю и помещичий инвентарь, или городские безработные, получившие работу, 8-часовой рабочий день, приличную зарплату и охрану труда, станут ностальгировать по прежней Польше. А проиграли от прихода большевиков кто? Помещики, шляхта, осадники, специально переселенные на запад Польши, чтобы стать опорой правительства в полонизации края.

А еще естественной опорой СВБ и всех связанных с этой организацией разведок — французской, британской, а с учетом прошлых связей Сикорского, возможно, и германской, были, как совершенно правильно заметил г-н Мацкевич, офицеры и унтер-офицеры разбитой польской армии. Тут надо учитывать еще и специфический менталитет кадрового офицера. Мобилизованных солдат, не испытывавших ни малейшего восторга от перспективы умереть на поле боя, можно было спокойно распустить по домам, но восприятие присяги у офицеров несколько иное. Если они согласятся с тем, что парижское правительство является правопреемником варшавского, они будут считать себя по-прежнему связанными присягой, и эмиссары СВБ станут не вербовать таких людей, а просто приказывать им. А другого правительства у них не было.

Это первый фактор. Второй — настроения в среде польских пленных офицеров. О нем, прочитав все предыдущие главы, надо ли много говорить? Польский офицерский корпус был настроен даже не антисоветски — эти настроения вполне преодолимы и были преодолены у сотен царских офицеров, которые потом верой и правдой служили новой власти. Польский офицер был настроен антироссийски, и эта вековая вражда не позволяла сомневаться, как поступит его большинство, обретя свободу. Среди пленных офицеров около половины были родом с территории Западной Украины и Западной Белоруссии, и освободить их — значило подарить Сикорскому готовую подпольную боевую организацию. Делать это, естественно, никто не собирался, даже ценой нарушения международных договоренностей. Конвенции конвенциями — но надо же и голову на плечах иметь.

Отдельный вопрос о судьбе офицеров с территорий, отошедших к немцам. Что было с ними делать? По букве закона — отпустить, выслать, передать немцам.

Отпустить их и позволить жить на территории СССР нельзя — по только что изложенным причинам. Сейчас считается, что следовало разрешить пленным выехать в Англию и Францию, чтобы они могли принять участие в войне, как того требовала от них присяга. Да, можно, и это было бы даже выгодно СССР — если бы не пакт о ненападении: «В случае, если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом военных действий со стороны третьей державы, другая Договаривающаяся Сторона не будет поддерживать ни в какой форме эту державу». Польские офицеры подчинялись парижскому правительству, парижское правительство признавало союзнические обязательства перед Англией и Францией, Англия и Франция находились с Германией в состоянии войны. Всё. Вопрос закрыт. Когда немцы вторгнутся на советскую территорию — а это вопрос месяцев — Советскому Союзу жизненно необходимо быть безупречным во всем, что касается соблюдения пресловутого пакта.

Что оставалось? Передать их Гитлеру. Германия аннексировала польские земли, а значит, их население считалось германскими подданными, и немецкий фюрер был властен над их жизнью и смертью. Это и проделали с большинством рядовых солдат. Но офицеров Сталин отдавать не собирался, хотя Гитлер, например, их Советскому Союзу передавал.

Во-первых, в Германии полным ходом разворачивалась операция «Танненберг» — массовое уничтожение польской элиты. Гитлер, говоря о будущем польского народа, был весьма откровенен.

2 октября 1940 года на квартире Гитлера состоялась беседа между ним и Борманом о будущем польского народа. Простые поляки должны были трудиться в Рейхе на тяжелых и неквалифицированных работах за мизерную плату, оставив семьи в Польше и по окончании сельскохозяйственного сезона возвращаясь к ним. Эту систему мы знаем. А что же непростые поляки?

«Фюрер подчеркнул еще раз, что для поляков должен существовать только один господин — немец, два господина один возле другого не могут и не должны существовать, поэтому должны быть уничтожены все представители польской интеллигенции. Это звучит жестоко, но таков жизненный закон»⁵.

Подготовленные еще до начала войны списки насчитывали около 60 тысяч политиков, интеллигенции, ученых и пр. Операция проводилась сразу после захвата немцами Польши, в сентябре — октябре 1939 года — тогда было расстреляно около 20 тысяч человек. Офицеры, как люди образованные, тоже входили в контингент «Танненберга», и те из них, кто был настроен антигермански, прямым ходом попадали под нож. Отдавать на расстрел тех, кто мог бы стать союзниками в будущей войне? Чтобы потом парижские или лондонские поляки еще и кричали о тысячах соотечественниках, выданных Москвой немцам не верную смерть?

Второе: кто мог в то время гарантировать, что немцы не предпримут очень простой маневр, опробованный еще в ходе Первой мировой войны? Решив напасть на Советский Союз, они вполне могли пообещать восстановить после победы независимость Польши, договориться с парижским правительством и сформировать польские легионы для похода на восток или сделать то же самое уже от себя. Как вы думаете, кому в этом случае стали бы служить те польские офицеры, что были настроены антирусски и антисоветски, да еще и побывавшие в советском плену? Конечно, они гордо отказались бы сотрудничать с оккупантами, в этом нет ну просто никакого сомнения! Точно так же, как легионы Пилсудского отказались сотрудничать с правительством Австро-Венгрии!

И в-третьих, уже в 1940 году Берия начал подготовку к формированию, после начала советско-германской войны, будущей польской армии. И глупо было, имея в руках готовый офицерский корпус, так просто отдавать его Гитлеру.

То есть ясно, что правительство, имевшее хоть каплю государственного разума, при таких обстоятельствах сохранило бы офицеров у себя, наплевав на все международные договоренности — тем более что гражданства эти люди не имели, и вступиться за них, кроме Гитлера, было некому. А правительство СССР имело государственного разума далеко не каплю, и ясно было, что пленных офицеров оно не отдаст. Самим нужны.

А вот кто бы объяснил, какой смысл их расстреливать? Особенно с учетом того, что после начала советско-германской войны большинство врагов из-за колючей проволоки превратится в союзников — как оно в реальности и произошло?

Тайна областных управлений

До сих пор не опубликовано ни одного расстрельного списка, куда были бы включены офицеры из тех, что похоронены под Катынью. Доказательства у российских историков точно те же самые, что у геббельсовского эксгуматора доктора Бутца: отсутствие присутствия документов, проясняющих судьбу пленных офицеров. Но ведь директивы, рапорты и прочая внутренняя документация НКВД — не предвыборная листовка, где избирательный штаб старательно обходит все неудобные вопросы. Люди там работали далеко не слюнявые. И если офицеров действительно расстреляли, то какого лешего начальник УПВ Супруненко посылает начальнику 2-го отдела ГУГБ НКВД, «главному контрразведчику» страны Федотову в совершенно секретном порядке следующую бумажку, судя по дате, предназначавшуюся для Сталина:

Справка о быв. военнопленных польской армии, содержавшихся в лагерях НКВД. 3 октября 1941 г.

1. Всего поступило быв. военнопленных, захваченных частями Красной Армии и интернированных, доставленных из Прибалтики 130 242 [чел.].

2. Отпущено из лагерей и отправлено в западные области УССР и БССР в 1939 году — 42400 ч[ел].

3. Изъявивших согласие выехать на оккупиров[анную] территорию немцами в октябре и ноябре м[есяце] 1939 г. жителей террито[рии] Польши, отошедш[ей] к Германии — 42492 ч[ел].

4. Передано немцам в 1940—1941 гг. инвалидов, жителей территории быв. Польши, отошедшей Германии, лиц немецкой национальности, а также по запросам немецкого посольства в 1940—1941 гг. 562 ч[ел].

5. Отправлено в распоряжение УНКВД в апреле-мае 1940 г. через 1-й спецотдел 15131 ч[ел].

6. Отправлено в пункты формирования польской армии в IX—X 1941 г. 25115ч[ел]...» и т. д.

Что за секреты во внутренней переписке? Или Супруненко полагал, что если написать о расстрелах открытым текстом, Федотов, став нечаянно причастным тайне, от стыда застрелится? До того и после того в документах НКВД при необходимости совершенно спокойно писали аббревиатуру ВМН или ее синоним «1 категория», и вдруг, когда речь зашла о поляках, Супруненко стыдливо потупил глазки и проблеял: «отправлены в распоряжение УНКВД»; Федотов, надо полагать, засмеялся и пальчиком погрозил: вот ведь что придумал, пра-а-ативный!

Более того, расстрел нескольких тысяч человек остался тайной и для внутренней статистики ведомства. Согласно данным Олега Мозохина, в 1940 году было вынесено 1863 смертных приговора (в 1939 году — 2601). Кто бы ни приговаривал поляков, кто бы их ни расстреливал — в любом случае это внутренняя операция НКВД, а значит, она вошла бы в показатели. Получается, поляков казнили настолько тайно, что засекретили эти казни даже от собственной статистики?

Так что, невзирая на скрежет зубовный, придется признать, что «отправить в распоряжение УНКВД» означало именно отправить в распоряжение УНКВД, и более ничего. Зачем — это уже второй вопрос. Что потом с ними стало — третий. Но почему обязательно на расстрел? Ничто другое в голову не приходит? Тогда надо меньше читать на ночь «демократическую» литературу — а лучше и вообще ее не читать.

...Что же, согласно имеющимся документам, произошло с теми военнопленными, которых не отпустили и не выслали в Германию еще в 1939 году?

Забегая вперед, скажем, что ни в одном из сборников опять же нет ни одного, даже косвенного свидетельства о расстреле военнопленных офицеров. То ли их плохо искали, то ли искали хорошо, но нашли не то, что хотели... Так что тема собственно расстрела полностью вынесена в комментарии: мол, написано «отправили в распоряжение тов. Токарева», а понимать следует так, что убили... Почему именно так следует понимать? Ну а как же еще-то? Это ведь все знают, и президент признал...

Зато при внимательном прочтении документов находится несколько проскользнувших свидетельств о нерасстреле. И мы их непременно предъявим...

...Итак, кроме трудовых лагерей для рядовых и унтерофицеров, используемых на работах, в начале 1940 года существовали три «спецлагеря»: офицерские — Козельский и Старобельский и Осташковский. Начнем с последнего, поскольку о нем известно больше всего. Каковы его функции?

Из докладной записки начальника 1-го отдела УВП НКВД А.В. Тимкова. 9 декабря 1939 г.

I. Характеристика контингента

Из общего количества 5963 чел. — 1919 чел. проживали на территории, отошедшей к Советскому Союзу, 196 чел. — в Виленской области и 3848 чел. — на территории, отошедшей к Германии.

Основную массу так называемого запаса полиции составляют рабочие и крестьяне, никогда ранее в полиции не служившие, а вследствие пожилого возраста или недостаточных физических данных для службы в армии приписанные к полиции.

Среди солдат и мл. начсостава много из КОПа и стражи граничной. Солдаты этой категории в основной своей массе ничем не отличаются от других солдат польской армии, зато среди мл. начсостава много сверхсрочников, служивших в КОПе по 9—15 лет. Многие плютоновые и сержанты были начальниками стражниц и при их участии происходили переброски польских шпионов на нашу территорию.

Наиболее разношерстная категория — это штатские. Среди них имеются рабочие, крестьяне, адвокаты, студенты, служащие магистратов и др.

Есть лица, называющие себя членами Коммунистической партии.

Среди офицеров имеется значительная категория запасников, по профессии учителей, врачей, фармацевтов и т. п. Эти люди по окончании средней школы были призваны на действительную военную службу и после прохождения годичной школы подхорунжих получили звание подпоручиков запаса.

Дальнейшее задержание в качестве военнопленных лиц, относящихся к запасу полиции, рядовых КОПа и стражи граничной, а также офицеров запаса из числа трудовой интеллигенции (советской территории), считаю нецелесообразным.

Освобождение этих категорий следует, однако, проводить после повторного персонального опроса и проверки сомнительных лиц по местожительству, т. к. среди них есть лица, скрывающие свою действительную принадлежность к кадрам полиции и КОПа.

Мл. начсостав КОПа сверхсрочной службы без тщательной фильтрации и агентурной проработки освобождать не следует».

Уже из этой докладной ясно, какой контингент собирали в Осташковском лагере. Это люди, которые по своему служебному положению могли быть причастны к довоенной работе против СССР — шпионажу, переброске банд — а также к преследованиям польских коммунистов, карательным акциям и пр. Кроме того, в полицию, естественно, отбирали идеологически устойчивых граждан — а значит, настроенных резко антисоветски. На допросах они все, конечно, стали взятыми по мобилизации и аполитичными, однако следователи им не верили, и были правы.

Вскоре в Осташков стали отправлять саботажников, отказников, антисоветски настроенных пленных из других лагерей. Почему туда? Все просто: это был единственный лагерь, где работали следственные бригады НКВД. По крайней мере, в документах нет упоминаний о следствии, которое проводилось бы в других лагерях.

По состоянию на 8 апреля 1940 года в Осташковском лагере находилось 6364 чел. Из них:

К тому времени 443 человека уже были отправлены из лагеря. Стало быть, к моменту принятия решения пленных там числилось несколько больше — 6879 человек.

Что могла инкриминировать этим людям советская власть?

На полицейских, жандармов, тюремщиков распространялась статья 58-13: «Активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственной или секретной (агентура) должности при царском строе или у контрреволюционных правительств в период гражданской войны (от 3 лет до ВМН).

Сотрудникам разведки и пограничной стражи могли инкриминировать и 58-6 — шпионаж (те же меры).

На отказников, организаторов «волынок» на производстве распространялась ст. 58-14 — «контрреволюционный саботаж» (от года до ВМН).

Тем, кто был причастен к переброске банд на советскую территорию, светила 58—8 и 58-9 (терроризм) — очень серьезная статья, по которой в СССР было много смертных приговоров.

И наконец, для резко антисоветски настроенных пленных, не скрывавших своих взглядов, существовала самая массовая 58-10 — «антисоветская пропаганда и агитация» (от шести месяцев).

Кроме того, в СССР существовал еще контингент «социально опасных», на которых никакие статьи не распространялись, однако их тоже могли репрессировать в превентивном порядке, с учетом предвоенного времени.

Следующий вопрос: если следовать логике времени, что могла сделать с этими людьми советская власть?

Существует несколько более поздний документ — докладная записка Супруненко, касающаяся 1525 польских полицейских, интернированных в Латвии и Литве и после присоединения этих государств к СССР переданных в Козельск. Написана она год спустя, в марте 1941 года. Там говорится:

«По полученным материалам из местных органов НКВД установлено, что многие полицейские, содержащиеся в Козельском лагере, при бегстве в Латвию и Литву уничтожили материалы полиции. Часть полицейских вступала в карательные отряды и жестоко расправлялась с населением, встречавшим части Красной Армии.

В процессе агентурной разработки интернированных в лагере установлено, что основная масса полицейских, жандармов и других служащих карательных органов относятся враждебно к мероприятиям Советского правительства.

Многие из них высказывают, что по освобождении из лагеря будут бороться за восстановление Польши и мстить тем, кто лояльно относится к Советской власти.

Отдельные полицейские высказывают намерения бежать из лагеря с наступлением весны...

Учитывая, что перечисленные категории интернированных являются активными и непримиримыми врагами Советской власти, считаю необходимым...»

Что, расстрелять?! Не совсем так...

«...на всех их, по имеющимся учетным делам и агентурным материалам, оформить заключения для рассмотрения на Особом совещании».

Но ведь Особое совещание — это значит расстрелять?

Опять же — не совсем так...

Согласно положению об Особом совещании при НКВД СССР, оно имело право в отношении тех людей, которые были признаны общественно опасными, применять ссылку и высылку, а также заключать их в исправительно-трудовые лагеря. Тех, кого подозревали в шпионаже, вредительстве, диверсиях и террористической деятельности, отправляли в тюрьму. По сути, это было превентивное заключение и плохо увязывалось с презумпцией невиновности — но обстановка в стране хронически не вылезала из чрезвычайности, и советское правительство достаточно долго пользовалось этим наследством Российской империи (Сталин, например, ни разу не был предан суду — все свои ссылки и тюрьмы он прошел исключительно по решению Особого совещания при МВД РИ). В то время Особое совещание имело право приговаривать к заключению сроком до 8 лет — то есть пленные, дела которых шли через ОСО, гарантированно оставались в живых.

...Еще нам известно, что 4 декабря в Осташковский лагерь выехала следственная бригада НКВД. К 30 декабря было оформлено 2000 следственных дел, из них на Особое совещание — 500, или 25%. А остальные? Непонятно... То ли не успели, то ли не на ОСО. А куда?

В самом начале марта начальник особого отделения Осташковского лагеря Корытов рассказывал начальнику особого отдела УНКВД по Калининской области Павлову о совещании в УПВ по поводу «разгрузки» Осташковского лагеря. В числе прочего он сообщал следующее:

В Москву я был вызван, как уже Вам сообщал, телеграммой начальника Управления по делам военнопленных т. Сопруненко. По приезде на место т. Сопруненко заявил, что он вызвал меня по требованию начальника 1-го спецотдела по вопросу организации отправки в[оенно] пленных после вынесения решений Особым совещанием...

...В начале совещания мне предложили высказать точку зрения О[собого] о[тделения], как бы мы мыслили организовать отправку.

Исходя из настроений в[оенно]пл[енных], их численности, а главным образом, имея в виду, что весь этот контингент представляет из себя активную к[онтр]р[еволюционную] силу, я свои соображения высказал:

1. Подготовку к отправке производить в том же духе, как производили ранее при отправке в Германию и районы нашей территории, т. е. соблюдая принцип землячества, что будет служить поводом думать осужденным, что их подготавливают к отправке домой.

2. Решение Особого совещания здесь у нас, во избежание различного рода эксцессов и волынок, ни в коем случае не объявлять, а объявлять таковые в том лагере, где они будут содержаться. Если же в пути следования от в[оенно]пленных последуют вопросы, куда их везут, то конвой им может объяснить одно: "На работы в другой лагерь"...

...Как скоро мы будем разгружаться.

Из представленных нами 6005 дел пока рассмотрено 600, сроки 3—5—8 лет (Камчатка), дальнейшее рассмотрение наркомом пока приостановлено».

Стало быть, дела большей части заключенных все-таки в итоге отправили на Особое совещание. Что логично: они с их антисоветскими настроениями идеально вписывались в понятие «социально опасны», особенно с учетом СВБ. Камчатка, конечно, место не слишком радостное, да и лагерь — не санаторий, но, как отчетливо видно из этого документа, речь о расстреле не идет вообще. Да и не факт, что осуждали всех. Как мы помним, еще в первом донесении говорилось, что некоторые категории заключенных целесообразно вообще освободить, и какие в отношении этих людей были приняты решения, мы опять же не знаем...

Что было с пленными из Осташкова дальше? Известно, что их передали в распоряжение УНКВД по Калининской области. Самым надежным свидетельством того, что заключенные Осташковского лагеря были расстреляны, считаются донесения начальника Калининского УНКВД Токарева, состоявшие зачастую из нескольких слов, вроде следующего:

«14/IV [по] восьмому наряду исполнено 300».

В комментариях к этим записочкам пишут: «отправка в Калининское УНКВД, т. е. на расстрел». Почему пресловутый «восьмой наряд» означал расстрел, а не, скажем, посадку картошки на совхозных полях, известно только составителям сборника. Да и как бы то ни было, «исполнено» было менее трех тысяч, а отправлено Токареву — шесть. Где остальные?

Итак, судя по вышеприведенным документам, тех заключенных Осташковского лагеря, которые были признаны социально опасными, отправляли в лагеря на срок от 3 до 8 лет. Надо полагать, кого-то и освобождали или переводили в обычные лагеря для военнопленных — например, тех же рядовых пограничников. Но неужели же в руки НКВД не попал ни один человек, заработавший себе более суровую кару, чем 8 лет лагеря? Такие преступления, как пытки и казни коммунистов, убийства мирных жителей во время карательных экспедиций, переправка банд на советскую территорию, измена Родине (отыскались среди осужденных и бывшие советские граждане, в свое время перебежавшие к полякам) — их не могло не быть. А значит, имели место и соответствующие приговоры. Ну и где же эти люди?

Тех, кто совершил конкретные преступления по уже упоминавшимся пунктам 58-й статьи, должна была судить Военная коллегия или трибуналы военных округов. В донесениях из лагеря об этом нет ни слова. Но 22 февраля вышла директива замнаркома внутренних дел, которая позволяет бросить лучик света на эту тайну:

«По распоряжению народного комиссара внутренних дел тов. Берия предлагаю всех содержащихся в Старобельском, Козельском и Осташковском лагерях НКВД бывших тюремщиков, разведчиков, провокаторов, осадников, судебных работников, помещиков, торговцев и крупных собственников перевести в тюрьмы, перечислив их за органами НКВД.

Все имеющиеся на них материалы передать в следственные части УНКВД для ведения следствия».

В общем-то все правильно: выездная следственная бригада сортирует заключенных и оформляет маловажные дела, а людьми, которые могут быть причастны к серьезным преступлениям, занимаются в тюрьмах, и следствие там ведут не в пример более вдумчивое. И тех, кто имел шансы за прошлые дела либо попасть в заключение на длительный срок, либо быть приговоренным к ВМН, отправляли в тюрьмы.

Много ли было тех, кого отправили согласно директиве от 22 февраля? К тому времени по всем трем лагерям — около 200 человек. Естественно, далеко не все из них получили высшую меру. Кто-то, конечно, получил. Кроме того, в директиве шла речь только об обитателях лагерей для военнопленных, — а многих ведь арестовывали по месту жительства и отправляли сразу в тюрьмы. Сколько же было расстрельных приговоров? В любом случае не больше, чем 1863 минус бывший нарком Ежов с подельниками.

Очень серьезный исследователь Катынского дела Сергей Стрыгин полагает следующее⁶:

«Абсолютное большинство "расстрельных" приговоров (ориентировочно 98—99%) — по различным составам 58-й статьи. Очень многие шли по ст. 58-13 УК РСФСР (и аналогичным ст. 54-13 УК УССР, ст. 70 УК БССР). Также весьма популярна была ст. 58-6 "Шпионаж". От 50 до 100 человек расстреляли по "бытовым" статьям УК (разбой, бандитизм, групповые изнасилования).

Но были и весьма экзотические уголовные дела. Например, расстрел свыше 20 человек (насчитал в базе данных 22 человека, но выловил далеко не всех) по обвинению в принадлежности к Русской фашистской партии, как написано в справке по этому уголовному делу, "...нелегально существовавшей на территории бывшей Польши" (самое крупное отделение в гор. Здолбунов Ровенской области). Фамилии расстрелянных польских граждан соответствующие: Волков, Калашников, Иванов, Пресман и т. д. Очень хорошо иллюстрирует обвинения против СССР в "геноциде польского народа"!»

А также выложил он фрагменты расстрельных списков — поскольку все приговоры к ВМН в то время утверждались на Политбюро.

Протокол № 20 заседания комиссии Политбюро по судебным делам. 19 марта 1940 г.

«20. ВЫСОЦКИЙ Казимир Иванович постановлением военного трибунала Киевского военного округа от 21 декабря 1939 г. приговорен к расстрелу по ст.ст. 54-6 ч.1 и 80 УК УССР за вооруженные нелегальные переходы на территорию СССР с целью шпионажа в пользу иностранного государства.

[ПОСТАНОВИЛИ:] Согласиться с применением расстрела к Высоцкому К.И.

29. ВЕРТОГРАДСКИЙ Алексей Павлович постановлением военного трибунала войск НКВД Киевского округа от 23 декабря 1939 г. приговорен к расстрелу по ст. 54-1 "б" УК УССР.

Военная Коллегия Верхсуда СССР приговор о расстреле Вертоградского оставила в силе, изменив квалификацию его преступления со ст. 54-1 "б" на ст. 54-6, 206-7 п. "б" и 206-14 п. "в" УК УССР за дезертирство из погранотряда, побег на территорию бывшей Польши и шпионаж в пользу последней.

[ПОСТАНОВИЛИ:] Согласиться с применением расстрела к Вертоградскому А.П.

34. ВАВИЛИН Сергей Никифорович постановлением военного трибунала войск НКВД Киевского округа от 23 декабря 1939 г. приговорен к расстрелу по ст. 54-1 "б" УК УССР.

Военная Коллегия Верхсуда СССР приговор о расстреле Вавилина оставила в силе, изменив квалификацию его преступления со ст. 54-1 "б" на ст. 54-6 ч.1, 206-7 п. "б" и 206-14 п. "в" УК УССР за дезертирство в 1930 г. из Ямпольского погранотряда, побег с оружием в руках на территорию быв. Польши и шпионаж в пользу последней.

[ПОСТАНОВИЛИ:] Согласиться с применением расстрела к Вавилину С.Н.

38. КОНДРАШОВ Федор Иванович постановлением военного трибунала войск НКВД Киевского округа от 27 ноября 1939 г. приговорен заочно к расстрелу по ст. 54-1 "б" УК УССР за дезертирство из Ямпольского погранотряда и побег с оружием на территорию быв. Польши.

[ПОСТАНОВИЛИ:] Согласиться с применением расстрела к Кондрашову Ф.И.».

(РГАСПИ, ф. 17, оп. 166, д. 622, лл. 6—19)

Протокол №23 заседания комиссии Политбюро по судебным делам. Май 1940 г.

ШОФЕР Юзеф Юзефович приговором выездной сессии Станиславского облсуда от 22 февраля 1940 года приговорен к расстрелу по ст. 54-13 УК УССР за то, что будучи зам. коменданта Хотимирского полицейского участка, бывшей Польши, производил облавы и аресты коммунистов и комсомольцев, применяя к последним пытки и избиения, вынуждая их давать показания о революционной деятельности.

[ПОСТАНОВИЛИ:] Согласиться с применением расстрела к Шоферу Ю.Ю.

...

9. МАСТАЛЕРШ Казимир Иосифович приговором Станиславского облсуда от 6 февраля 1940 года приговорен к расстрелу по ст. 54-13 УК УССР за то, что будучи зам. руководителя польской фашистской партии— "Партии народного воссоединения" вел активную борьбу против коммунистического, революционного движения бывш. Западной Украины, направленную на захват и присоединение Советской Украины к бывшему польскому государству.

[ПОСТАНОВИЛИ:] Согласиться с применением расстрела к Масталерш К.И.

10. БЫК Ульян Иванович приговором Львовского облсуда от 26—28 февраля 1940 года приговорен к расстрелу по ст. 54-4 УК УССР за то, что будучи членом а/с фашистской организации "Луги" по заданию немцев арестовывал евреев в момент захвата Яворова. Накануне вступления РККА в Яворов отдал распоряжение о сожжении всех архивов полиции и списков всех легальных и нелегальных партий.

Бывший подофицер польской армии.

[ПОСТАНОВИЛИ:] Согласиться с применением расстрела к Бык У.И.

12. ПОЛИЩУК Иван Терентьевич приговором Волынского областного суда от 27 февраля 1940 года приговорен к расстрелу по ст. 54-13 УК УССР за то, что являясь руководящим работником комсомола Западной Украины выдал 60 человек комсомольцев и коммунистов, которые были осуждены.

В прошлом судим польским судом.

[ПОСТАНОВИЛИ:] Согласиться с применением расстрела к Полищук И.Т».

(РГАСПИ, ф. 17, оп. 166, д. 624, л. 82)

Протокол №30 заседания комиссии Политбюро по судебным делам. 19 августа 1940 г.:

«...8. ЛУЖНЫЙ Михаил-Николай Юльянович постановлением военного трибунала 12 Армии Киевского военного округа от 26 мая 1940 года приговорен к расстрелу по ст. 54-6 ч. 1 УК УССР за активный шпионаж в пользу Венгрии и представителей кр. элементов бывшей Польши.

[ПОСТАНОВИЛИ:] Согласиться с применением расстрела к Луж-ному Михаилу-Николаю Юльяновичу.

9. КРЕМЕНСКИЙ Альбин Юльянович постановлением военного трибунала Белорусского особого военного округа от 31 мая 1940 года приговорен к расстрелу по ст. 68 п. "а" УК БССР за активный шпионаж в пользу бывшей Польши. В прошлом судим за кражу.

[ПОСТАНОВИЛИ:] Согласиться с применением расстрела к Кременскому А.Ю.

14. ТУРЯНСКИЙ Роман Владимирович постановлением Военной Коллегии Верхсуда СССР от 16 июля 1940 года приговорен к расстрелу по ст.ст. 58-6 ч.1 и 58-11 УК РСФСР за шпионаж в пользу Германии и бывш. Польши и участие в украинской военной организации, ставившей своей целью отторжение УССР от СССР. Кроме того, с 1924 по 1928 г., будучи членом ЦК КПЗУ проводил раскольническую деятельность внутри партии. В прошлом судим за к.р. деятельность.

[ПОСТАНОВИЛИ:] Согласиться с применением расстрела к Турянскому Р.В.

23. ЯКУБОВСКИЙ Стефан Феликсович постановлением военного трибунала 5 Армии Киевского особого военного округа от 13 мая 1940 года приговорен к расстрелу по ст. 54-6 УК УССР за шпионаж в пользу бывш. Польши за денежное вознаграждение.

[ПОСТАНОВИЛИ:] Согласиться с применением расстрела к Якубовскому С.Ф.

24. КАЛИТА Мечеслав Томашевич, ЛЯУТЕРБАХ Тадеуш Викторович, ЖИБУР Збигнев Иосифович, ДАЛЬМАН Марьян Рудольфович и ГРАНОВСКИЙ Мечеслав Владиславович постановлением военного трибунала 12 Армии Киевского особого военного округа от 16—19 апреля 1940 года приговорены к расстрелу по ст.ст. 54-6 ч.1, 54-2 и 54-11 УК УССР за активный шпионаж в пользу бывш. Польши и участие в повстанческой к. р. организации. [ПОСТАНОВИЛИ:] Согласиться с применением расстрела к Калита М.Т. Ляутербах Т. В., Жибур З.И., Дальман М.Р. и Грановскому М.В.».

(РГАСПИ, ф. 17, оп. 166, д. 628, лл. 110—136)

Как видим, все это персонажи чрезвычайно характерные, состав преступления налицо, судебный приговор имеется и по всем правилам утвержден. Теперь мы получили представление, за что в реальности расстреливали в СССР польских граждан. По расчетам Стрыгина, таковых было около 1000 человек. С учетом того, что всего в 1940 году было казнено 1863 человека, наверное, еще меньше.

Все это вполне соответствует логике времени — в том, что касается тяжести преступлений, масштабу репрессий тех лет, советскому Уголовному и Уголовно-процессуальному Кодексам, а в самих документах вполне выдержан стиль того времени. Но вот беда — все это не имеет ни малейшего отношения к польским офицерам из Козельского и Старобельского лагерей.

Что же сталось с офицерами?

По состоянию на 8 апреля в Козельском и Старобельском лагерях содержалось (согласно сводке УПВ НКВД):

Итого 8493 человека. В течение апреля — мая 1940 года их, как говорится в официальных документах, отправили в распоряжение УНКВД. Согласно данным, приведенным в справке, датируемой примерно серединой мая 1940 года, из Осташковского лагеря в распоряжение Калининского УНКВД было направлено 6287 чел., в Юхновский лагерь — 112 чел., из Козельского лагеря в распоряжение УНКВД по Смоленской области — 4404 чел, в Юхновский лагерь — 205 чел.; из Старобельского лагеря в распоряжение УНКВД по Харьковской обл. — 3896 чел., в Юхновский лагерь — 78 чел.

На каких основаниях?

Если воспользоваться аналогией, можно было бы предположить, что те, кого отправили в Смоленское и Харьковское УНКВД, тоже прошли через Особое совещание и получили аналогичные приговоры. Но, во-первых, мы не знаем, всех ли обитателей Осташковского лагеря проводили через Особое совещание. А во-вторых, 20 февраля начальник УПВ НКВД направил Берии следующее предложение касательно Козельского и Старобельского лагерей.

«В целях разгрузки Старобельского и Козельского лагерей, прошу Вашего распоряжения на проведение следующих мероприятий:

1. Всех тяжелобольных, полных инвалидов, туберкулезников, стариков от 60-ти лет и выше, из числа офицерского состава, которых насчитывается около 300 человек, отпустить по домам.

2. Из числа офицеров запаса, жителей западных областей УССР и БССР — агрономов, врачей, инженеров и техников, учителей, на которых нет компрометирующих материалов, отпустить по домам.

По предварительным данным из этой категории может быть отпущено 400—500 человек.

3. На офицеров КОПа (корпус охорони погранична), судейско-прокурорских работников, помещиков, актив партии «ПОВ» и «Стрелец», офицеров 2-го отдела бывш. польглавштаба, офицеров информации, (около 400 человек), прошу Вашего разрешения оформить дела для рассмотрения на Особом совещании при НКВД.

Следствие по этим категориям желательно вести в наркоматах внутренних дел БССР и УССР, а в случае невозможности сосредоточить всех перечисленных в Осташковском лагере, где и вести следствие».

А остальные? Едва ли обычные армейские офицеры более «социально опасны», чем офицеры пограничной стражи или разведчики. И если последние удостоены всего лишь Особого совещания, то первые, получается, и на него не наработали. Так что все еще больше запутывается.

Вроде бы есть сведения, что какое-то количество из отправленных в Калинин и Харьков расстреляли. Сколько? В книге «Харьковская Катынь» ее автор С. Заворотнов приводит показания единственного оставшегося в начале 90-х годов в живых свидетеля — бывшего работника внутренней тюрьмы Харьковского УНКВД М.В. Сыромятникова.

«Примерно в мае 1940 года во внутреннюю тюрьму НКВД начали прибывать большие группы польских военнослужащих. Как правило, это были офицеры польской армии и жандармы. Как нам тогда объяснили, эти поляки попали в плен Красной Армии при освобождении в 1939 году западных областей Украины и Белоруссии. Откуда они прибывали в Харьков, мне об этом не известно. В Харьков их доставляли по железной дороге в специальных вагонах. С УНКВД выезжали машины, на которых поляков доставляли в здание УНКВД... Как правило, в тюрьме они находились недолгое время: день-два, а иногда и несколько часов, после чего их отправляли в подвал НКВД и расстреливали. Расстреливали их по приговорам или указам судебным решениям, мне об этом не известно. Мне приходилось несколько раз сопровождать их в подвал, и я видел, что в подвальные помещения их заводили группами. В подвале находился прокурор, кто именно я уже не помню и комендант Куприй... и несколько человек из комендатуры. Кто именно расстреливал поляков, мне об этом не известно.

...Расстрелы поляков производились по мере их поступления в УНКВД. Сколько их было доставлено в УНКВД по Харьковской области я не знаю, и примерно сказать не могу, так как я заболел и попал в госпиталь...»

Однако при повторном допросе Сыромятников все же вспомнил, сколько было поляков:

«Вопрос. Уточните, когда поляков привезли?

Сыромятников. Да в начале 1940 г. весной. Привезли их из Ворошиловградской области, там лагерь есть. Привезли их в Харьков... Сколько их привезли? Машины 2—3».

Две-три машины — это максимум около 60—80 человек.

Сыромятников участвовал и в похоронах расстрелянных. Он говорил, что их хоронили в лесопарковой зоне, где были вырыты две-три большие ямы. Насколько большие?

«Вопрос. А яма-то глубокая была?

Сыромятников. Ну как обычно окопы делали противотанковые.

Вопрос. Но Вы вот говорили, что яма одна такая была большая, что туда машина заезжала?

Сыромятников. Машина заезжала. Это такая яма, что танк туда становится.

Вопрос. Сколько, примерно, в машину грузили трупов?

Сыромятников. Сколько положено — двадцать пять...

Вопрос. Сколько Вы там дней работали, напомните пожалуйста?

Сыромятников. 6 по-моему был, а затем заболел. Шесть поездок сделали. Машин по одной было, а потом по две. Это мне говорили»⁷.

(Каким образом из вышеприведенного следует, что в Харькове расстреляли 3900 польских офицеров — знает, наверное, только автор книги.)

Но это именно «вроде бы», поскольку Сыромятников не знал, откуда были казненные офицеры — из лагеря или, может быть, из тюрем, где велось следствие...

Что сталось с остальными? Считается, что их отправили прямым ходом в распоряжение УНКВД и там сразу же расстреляли. Но вот смотрите, какая интереснейшая бумажка!

Справка о составе военнопленных, содержащихся в Севжелдорлаге⁸. Июнь 1940 г.

Кадровые военнослужащие, призванные из запаса и из отставки — это, по армейской терминологии, разделение для офицерского состава. Но ведь других офицеров, кроме тех, что содержались в Козельске и Старобельске, в советском плену не было — по крайней мере, исчисляемых тысячами. Неужели мы нашли их в июне 1940-го — тех, которые, согласно официальной версии, были вот уже два месяца как мертвы? Или это какие-то другие пленные?

Есть и другие. 10 мая 1940 года замнаркома внутренних дел Чернышев приказывает всех польских военнопленных, работавших на предприятиях Наркомчермета, отправить на станцию Котлас, в распоряжении СВЖД. Это были рядовые и унтер-офицеры. Эшелоны отправлялись с 20 по 24 мая — но когда они добрались до места? По нашим дорогам да по нашим пересылкам можно ведь долго странствовать...

Год спустя, 22 апреля 1941 года, Сопруненко докладывает:

«В... Севжелдорлаге НКВД с июля 1940 г. находятся на работах 7772 человека военнопленных рядового и младшего начсостава быв. польской армии, жителей территории СССР — 3970 человек и жителей территории, отошедшей к Германии — 3802 человек».

Получается, что пленные из Наркомчермета попали в СЖДЛ только в июле? А ведь справка относится к июню. Опечатка? Но разделение-то — офицерское! Остальных в УПВ не разбивали по категориям: «кадровые», «из запаса», «из отставки», а просто писали: «рядовые и младший начсостав».

Да и цифры другие. И не просто другие — в конце концов, их уменьшение можно объяснить заболеваемостью, откомандированием и пр. Но число пленных с территории, отошедшей к Германии, при общем уменьшении числа, увеличилось!

Зато совпадает другая цифра. Давайте-ка вспомним показания майора Ветошникова из первой части:

Из стенограммы заседания CK. 23 января 1944 г.

«...Потемкин. Какое количестве находилось в трех названных лагерях?

Ответ. У меня в лагере было 2932 человека, в лагере № 3 — более 3 тысяч, в лагере №2 — примерно полторы, максимум 2000».

Получается примерно 7500—8000 человек.

Да, но как они вместо Смоленска оказались на севере? И как оттуда попали обратно в Смоленск?

Об этом мы можем только гадать. Но гадать-то — можем!

Итак, представим себе самую стандартную из стандартных ситуаций. Северо-Печорская дорога — стратегическая (в этом регионе все дороги стратегические). План напряженный, сроки жесточайшие. Берия срочно приказывает откомандировать туда пленных из Наркомчермета — но пока еще они доберутся... Зная советские темпы и бардак, месяца через два. А в Смоленске ситуация тоже типичная: людей надо отправлять, а лагеря не готовы. И тогда нарком приказывает офицеров из Козельска, назначенных к отправке в Смоленск и, возможно, тех из назначенных в Харьков, кто помоложе и посильнее, отправить на СВЖД заткнуть дырку до прибытия постоянного контингента.

Возможна ли такая ситуация? Не просто возможна — она стандартна. В воспоминаниях лагерников постоянно появляются такие краткосрочные командировки: отправили куда-нибудь строить дорогу на месяц-другой, потом снова вернули в лагерь.

Неужели мы нашли их живыми?!

Зеркало «Танненберга»

...Итак, единственное, что пока можно с достоверностью сказать о судьбе обитателей спецлагерей — это что они были отправлены в распоряжение трех УНКВД, причем так основательно, что данные о них полностью исчезли из документов УПВ. За что, почему, зачем, что с ними потом сталось? Ответа на все эти вопросы опубликованные документы не дают. Но ни одного доказательства того, что эти люди были расстреляны, из них также не следует. Так что, как тот барон фон Гринвальдус, сидим на камне все в той же позиции, с нулем доказательств вины НКВД. Раз так вышло, придется заняться умозаключениями — может, что и прояснится.

Итак, зачем НКВД понадобились эти сложные эволюции? Почему было тупо не соблюсти международные конвенции и собственное положение о военнопленных? Что помешало?

Помешать, в общем-то, могло только одно. Польско-германская война закончилась, и пленные офицеры с территории, отошедшей к немцам, должны быть возвращены «по принадлежности» — то есть в Третий Рейх. А у тех, кто родом с территории, отошедшей к СССР, еще не решен вопрос о гражданстве — по крайней мере, у поляков, и они могут выбирать, оставаться в СССР или отправиться в Германию. Отпускать же их туда никоим образом не входило в планы советского правительства, вне зависимости от того, являлись ли эти люди потенциальными союзниками или потенциальными врагами.

О том, что дело вовсе не такое простое, как кажется, свидетельствует очень странный приказ Берии начальникам всех трех спецлагерей. 7 марта 1940 года он направил начальнику УПВ майору Сопруненко директиву, в которой приказал составить точные списки содержавшихся в лагерях офицеров, полицейских, жандармов и пр., сгруппировав их по месту жительства, при этом указать точный адрес и состав семьи каждого пленного. Причем не только тех, чьи родные жили на Западной Украине и в Западной Белоруссии — это-то понятно, — но и на отошедших к Германии территориях. А это зачем? Отправлять советских разведчиков «с приветом от мужа»?

Более того, по ходу работы Центр еще и напоминает: внимательнее подходить к делу, проверять, потому что многие семьи, например, ушли с нашей территории на германскую сторону. Создается такое ощущение, что для НКВД эти адреса очень важны. Но зачем?

А вот еще страннее: 16 марта начальник 2-го отдела УПВ Маклярский, находившийся в то время в Осташковском лагере, докладывает в Москву о ходе составления списков — и вдруг выдает фразу, которая поставит в тупик кого угодно.

«На холостых я списки не составляю, прошу сообщить, следует ли после окончания семейных списков составлять на холостых. Я лично считаю, что этого делать нецелесообразно, ибо они никому не нужны будут».

Это как? Кому и зачем нужны семейные и почему не нужны холостые?

В любом случае это явно как-то связано с предстоящей рокировкой. Но как?

Через неделю, 15 марта, всем польским пленным была запрещена переписка. Зачем — непонятно, и без директивного письма наркома не разобраться — а письма нет. В Старобельском лагере, например, после разгрузки лагеря всю оставшуюся от пленных переписку, как входящую, так и исходящую, приказано было сжечь. Новые письма время от времени подвергали той же экзекуции или же они возвращались отправителям с пометкой «адресат выбыл». На запросы родных и Красного Креста просто ничего не отвечали.

«Почтовое молчание» длилось около полугода. В начале сентября пленные из Грязовецкого лагеря решили объявить голодовку. В донесении начальника особого отдела лагеря есть несколько странных пунктов.

«...B общей сумме отрицательных настроений среди военнопленных превалируют недовольство на отсутствие переписки с родными. Каждодневно с этими жалобами к нам обращаются целые группы военнопленных, требуя ответа, почему им нет писем от их семей.

К нашим заявлениям о том, что в их адрес письма не поступают, они относятся скептически и считают, что письма задерживаются нами.

В июне и июле месяце, чтобы вызвать некоторое успокоение в среде военнопленных, мы дали им возможность писать письма, однако последние нами не направлены по адресам и хранятся у нас. В августе месяце, в связи с получением от Вас официального подтверждения о запрещении переписки, писать письма военнопленным мы возможности не предоставили. В настоящее время у нас хранится до 200 писем на имя содержащихся в лагере военнопленных, поступившие из других лагерей, но таковые военнопленным не вручаются. Все эти письма исходят от жителей территории, отошедшей к Германии.

О том, что переписка им запрещена, военнопленным не объявлено».

Как видим, все еще больше запутывается. Оказывается, сами пленные о запрещении переписки не знали. Письма просто перехватывали. Но самое любопытное — это 200 писем, полученных «из других лагерей». Кто мог писать офицерам, содержащимся в этом лагере? Нижние чины или унтера с шахт Донбасса и дорожного строительства?

В конце сентября начальник УПВ Супруненко докладывал замнаркома ВД Меркулову:

«С марта месяца 1940 г. военнопленным быв. польской армии, содержащимся в лагерях НКВД, запрещена всякая переписка.

За этот период в действующих лагерях накопилось большое количество исходящих и входящих писем, а также заявлений от родственников военнопленных, интересующихся местонахождением последних.

На почве прекращения переписки среди военнопленных, особенно Грязовецкого лагеря, зафиксированы случаи проявления недовольства.

Оперативные отделы ГУГБ заинтересованы в разрешении переписки.

В связи с этим считаю целесообразным разрешить всем военнопленным, содержащимся в лагерях НКВД, посылку писем следующим порядком:

а) военнопленным и интернированным, содержащимся в Грязовецком, Козельском, Суздальском, Ровенском, Юхновском и Севжелдорлаге — по одному письму в месяц...»

О том, была ли разрешена переписка «пропавшему» контингенту, в этом документе ни слова не говорится. Эти люди числятся по другому ведомству. Про них вообще ничего не известно, кроме того, что какие-то слабые контакты с волей все же существовали — об этом свидетельствуют обрывки писем, найденные нашими судмедэкспертами. Скорее всего, если писать и разрешили, то лишь тем, чьи семьи находились на советской территории. Едва ли люди, лишенные статуса военнопленных, имели право на переписку с заграницей.

«Почтовое молчание» явно тоже как-то связано с рокировкой. Но как?

В документах есть упоминание о том, что в Юхновском лагере содержится некий «особый контингент». Вот те, кого перевели в Юхнов, (а позднее в Грязовец), оставив а ведении УПВ.

Справка о военнопленных, содержащихся в Юхновском лагере НКВД. Конец мая — начало июня 1940 г.

а) Подчеркнуто от руки красным карандашом.
б) Вычеркнуто от руки красным карандашом.
в) Вписано под строкой красным карандашом.

Интересно, чем эти люди особые? Как видим, первые четыре пункта — это либо те, кого ищут или будут искать немцы и литовцы — то есть те, кто «засвечен» в международном розыске по дипломатической линии — или те, в ком заинтересован 5-й, он же Иностранный отдел ГУГБ, внешняя разведка. Остальные непонятны: что за распоряжение, кто такие «прочие»? Жаль, что не указано семейное положение — вдруг это те холостые, которые, по мнению Маклярского, «никому не нужны»?

Итак, дело ясное, что дело темное. Для задуманной НКВД операции понадобилось составить тщательные и проверенные списки семей, негласно запретить переписку, наконец, изъять пленных из УПВ, подальше от глаз Красного Креста, в ту область, где он никаких прав не имел. Что же это была за операция? Если пленных не расстреляли, то, стало быть, их прятали — иначе к чему запрещать переписку, да еще негласно?

От кого могло прятать поляков советское правительство?

Тут возможны три ответа: от правительства Сикорского и его СВБ, от Международного Красного Креста и от Германии. Со вторым пунктом все ясно: что известно МКК, будут знать и в Париже, и в Берлине. Так что если соблюдать секретность, его запросы в первую очередь должны оставаться без ответов.

От правительства Сикорского — может быть, но зачем? Оно не имело никаких формальных прав на пленных поляков. Мало ли кто усядется в Париже и назовет себя полномочным представителем польского народа? Парализовать же СВБ можно было, удерживая его потенциальный актив на положении интернированных, сославшись на пакт о ненападении. Вот только шуму будет! Впрочем, если эти люди просто пропадут, шуму будет еще больше.

Пункт третий — Германия. Именно она имела формальные права как минимум на часть пленных и могла требовать их выдачи. Более того, у большинства пленных поляков был не прояснен вопрос гражданства, так что даже те, чьи семьи находились на территории СССР, могли требовать, чтобы их выдали Германии.

Скажете, безумие желать такого? Не спешите... Гитлеровский режим в то время еще не показал себя таким, какой он есть, зато про большевиков двадцать лет газеты всего мира писали кровавые ужасы. Многие офицеры, слишком многие считали немцев людьми более цивилизованными и искренне полагали, что по прибытии в Германию их отправят к семьям или, по крайней мере, поместят в лучшие условия. Про операцию «Танненберг» они не знали, а узнали бы — не поверили: мол, большевистская агитация.

Итак, если и был резон прятать польских офицеров, то от немцев. Причем именно от немцев был резон прятать их именно таким образом. Несколько тысяч польских офицеров исчезают неизвестно куда, ответом на все запросы служит глухое молчание... Наткнувшись на такой казус, что подумали бы в Берлине? Да, вот именно: что там подумают спустя два с половиной года после начала массовых репрессий в СССР и через полтора года после их окончания? При том, что все европейские газеты кричат о жутком кровавом НКВД, исчезающих неизвестно куда людях и пр.? Правильно, то самое и подумали бы — а что еще? Если в СССР так поступают со своими, тем более не станут церемониться с чужими, ведь правда? Тем более у немцев шла операция «Танненберг», и уничтожение Сталиным военной элиты злейшего многовекового противника России в Берлине восприняли бы как совершенно естественную вещь. Немцам поставили зеркало, они увидели в нем то, что делали сами и... поверили?! По крайней мере, в этом вопросе Гитлер бы понял Сталина, и даже спасибо сказал бы: советский лидер избавил немецкие спецслужбы от грязной работы, которую иначе пришлось бы выполнять им самим...

Если НКВД хотел создать ощущение, что этих людей расстреляли, ему это удалось. Поневоле поверишь, даже при том, что нет доказательств расстрела, нет никаких следов ни в документах, ни в статистике, а в Катыни стреляли явно немцы. Все равно каким-то уголком мозга думаешь: «А ведь мог НКВД, мог...»

Зачем советскому правительству польские офицеры? На этот вопрос ответить легко. Уже в 1940 году Берия активно занимался подготовкой к созданию на нашей территории польской армии — естественно, после начала советско-германской войны. Как оно и было, кстати, сделано сразу после ее начала. Но ее созданию препятствовал мощный фактор — семьи этих людей оставались заложниками в руках Гитлера. Как минимум четыре — пять тысяч семей офицеров с отошедших к Германии территорий. Вычислить их, пока не началась война, немцам было легче легкого — по переписке, которая хоть и слабо, но шла в первые месяцы плена. Что бы стало с ними после начала формирования польской армии? С таким обременением не повоюешь...

А нет офицеров — нет и заложников. Семьи уничтоженных злобными большевиками пленных — сами по себе, а формируемая польская армия — сама по себе.

А до кучи к якобы уничтоженным офицерам приписали и тех, чьи близкие находились на советской территории. Заложничество их семьям не грозило — до Казахстана, куда выслали большинство из них, Гитлеру было не дотянуться. Но, во-первых, они поддерживали переписку с оставшимися дома родными, и информация все равно просачивалась и в Польшу. А во-вторых, оставался еще СВБ — пусть он тоже никого не ищет.

На первый взгляд объяснение весьма фантастическое. Когда познакомишься с реальными играми спецслужб, оно кажется уже менее фантастическим — НКВД и не такие операции закручивал. Но, по крайней мере, в нем есть и смысл, и мотив, и логика времени. И оно намного более правдоподобно, чем то, что Сталин с Берией внезапно, ни с того ни с сего решили расстрелять 14 тысяч человек, не заморачиваясь конкретной виной, при этом оставив в живых пленных финнов, бывших польских полицейских и других людей, которые являлись куда большими врагами советской власти. Причем расстреляли их до такой степени тайно, что это не вошло даже в статистику НКВД...

Примечания

1. Чтобы не утяжелять и без того нелегкий текст постоянными ссылками, даем общую ссылку на оба сборника документов, посвященных судьбе польских военнопленных в СССР, которые использованы в этой главе. — Катынь. Пленники необъявленной войны. М.,1999; Катынь. Расстрел. Судьбы живых. Эхо Катыни. М., 2001.

2. Цит по: Иванов Д. Повлияло ли неподписание СССР Женевской конвенции на участь советских военнопленных? http://www.statehistory.ru/36/Povliyalo-li-nepodpisanie-SSSR-ZHenevskoy-konventsii-na-uchast-sovetskikh-voennoplennykh

3. http://www.hrono.ru/dokum/194_dok/19400311beri.php

4. Мельтюхов. Советско-польские войны. С. 612.

5. Немцы в Катыни. Документы о расстреле польских военнопленных осенью 1941 года. М., 2010. С. 26.

6. http://vif2ne.ru/nvk/forum/arhprint/1878208

7. Цит. по: Заворотнов С. Харьковская Катынь. 2004. http://www.katyn-books.ru/kharkov/kharkovkatyn.htm

8. Севжелдорлаг — строительство Северо-Печорской железной дороги.