Фашистская Германия развязывает мировую войну

«Прежде всего будет разгромлена Польша.., — заявил Гитлер главнокомандующим родов войск на совещании в Оберзальцберге 22 августа 1939 г. — Если война даже разразится на Западе, мы прежде всего займемся разгромом Польши...

Я дам пропагандистский повод для начала войны. Неважно, будет он правдоподобным или нет...

Я только боюсь, что в последнюю минуту какая-нибудь свинья предложит свои услуги для посредничества... Положено начало подрыву английской гегемонии. Теперь, после того, как я провел политическую подготовку, расчищен путь для солдат»¹.

Гитлер выразил абсолютную уверенность фашистского правительства в том, что Англия и Франция не окажут серьезной военной помощи Польше. Он напомнил собравшимся, что когда Польша попросила у западных стран оружие, ей предоставили «смехотворное количество устаревшего снаряжения», что Англия всячески затягивает подписание с Польшей договора о помощи, о котором было объявлено еще в марте. «Решительное наступление (союзников на Западе) невероятно... Польше помощь оказана не будет»², — еще 14 августа записал в своем служебном дневнике генерал Гальдер. «Конечно, — заявил Гитлер генералам, — западные державы попытаются в польско-германском конфликте сохранить лицо. Они, вероятно, отзовут послов, может быть, создадут помехи в торговой сфере»³, но что западные державы не будут серьезно воевать с Германией из-за Польши, в этом у берлинских политиков никаких сомнений не было.

Гитлер сообщил генералам ориентировочную дату нападения на Польшу — 26 августа 1939 г.⁴

На следующий день, 23 августа, в 13 часов в Германии была объявлена тайная мобилизация вооруженных сил. Еще ранее по приказу Редера немецкие подводные лодки заняли боевые позиции в Атлантическом океане, а сухопутные войска под видом подготовки к осенним маневрам перебрасывались к границам с Польшей.

23 августа 1939 г. в Москве был подписан советско-германский договор о ненападении. Зондаж в этом направлении германское правительство вело с весны 1939 года. Гитлеровцы, еще не опьяненные дешевыми военными успехами на Западе, в тот период трезво учитывали мощь Советского Союза, наглядно продемонстрированную в разгроме японских агрессоров у Хасана и Халхин-Гола. К тому же правящие круги фашистской Германии не могли не учитывать того обстоятельства, что война против социалистического государства явилась бы несравненно более опасной для гитлеровской Германии, чем война с западными империалистическими странами. Если война с последними решала вопрос о преобладании тех или иных держав в капиталистическом мире, то война против СССР неизбежно ставила на повестку дня вопросы о ликвидации фашизма и самого империалистического строя в Германии.

Советское правительство, прилагая все силы для того, чтобы создать в Европе эффективный фронт борьбы с гитлеровской агрессией, на протяжении ряда месяцев отклоняло предложения германского правительства. Однако 19 августа министр иностранных дел Польши Бек заявил, что даже в случае германской агрессии Польша не допустит пропуска советских войск через свою территорию⁵. 21 августа правительства Англии и Франции сорвали переговоры, которые они вели с Советским Союзом в Москве.

В этой обстановке вечером 20 августа Гитлер направил Советскому правительству телеграмму, в которой предлагал послать 22 или 23 августа в Москву Риббентропа для заключения пакта о ненападении⁶.

Советский Союз оказался перед выбором: «либо принять в целях самообороны сделанное Германией предложение о заключении договора о ненападении и тем самым обеспечить Советскому Союзу продление мира на известный срок, который мог быть использован Советским государством в целях лучшей подготовки своих сил для отпора возможному нападению агрессора, либо отклонить предложение Германии насчет пакта о ненападении и тем самым позволить провокаторам войны из лагеря западных держав немедленно втравить Советский Союз в вооруженный конфликт с Германией в совершенно невыгодной для Советского Союза обстановке, при условии полной его изоляции»⁷.

Вечером 21 августа, лишь после того как со всей очевидностью вскрылся провал англо-франко-советских переговоров, Советское правительство дало согласие на заключение пакта о ненападении с Германией⁸.

Конечно, Советское правительство, идя на этот вынужденный шаг, понимало, что гитлеровцы были и продолжали оставаться злейшими врагами социалистической державы, что они по-прежнему рассматривали Советский Союз как главное препятствие на пути осуществления своих захватнических планов. Однако «тогда у Советского правительства не оставалось иного выхода, как пойти на переговоры с Гитлером, сознавая, что оно идет на сделку с самим дьяволом»⁹.

Заключение советско-германского договора о ненападении сорвало планы правящих кругов западных стран как в отношении направления немецко-фашистской агрессии против Советского Союза, так и в отношении создания единого антисоветского фронта империалистических держав.

Неудивительно, что вынужденный и вместе с тем оправданный и дальновидный шаг советской дипломатии подвергается злобным клеветническим атакам реакционной буржуазной историографии. Типичным образчиком такой клеветы может служить утверждение западногерманских историков Мау и Краусника о том, что СССР, заключив пакт с Гитлером, только «сделал войну неизбежной».

Более злонамеренного искажения исторических фактов трудно себе и представить. Не заключение советско-германского пакта о ненападении, как в этом пытаются уверить буржуазные фальсификаторы, а отказ англо-французских правящих кругов от коллективной безопасности открыл дорогу для немецкой агрессии и помог Гитлеру развязать вторую мировую войну. Об этом со всей ясностью заявил Н.С. Хрущев в беседе с корреспондентом французской газеты «Фигаро» 19 марта 1958 г.: «Если бы в 1939 году, когда в Советском Союзе была делегация от Франции и Англии, французы и англичане серьезнее отнеслись бы к переговорам, то войны не было бы»¹⁰.

Убедившись, что им не удается разрешить внутренние противоречия империалистической системы за счет СССР, и очутившись перед лицом военного столкновения с Германией, правящие круги Англии, Франции и США развили бурную деятельность, стремясь в последний момент любой ценой повернуть германскую агрессию против Советского Союза.

С одной стороны, английское и французское правительства проводили срочные мероприятия военного характера, чтобы продемонстрировать Германии сбою «силу». Англия 25 августа, наконец, подписала договор о взаимной помощи с Польшей, во Франции 24 августа в армию было призвано большое количество резервистов.

С другой стороны, английское и французское правительства показывали Гитлеру, что ему, собственно, нет нужды в военном захвате Польши: на определенных условиях Польша может быть выдана ему и без боя. Английская и французская дипломатия настойчиво трудилась в конце августа 1939 года над организацией нового Мюнхена — на этот раз за счет польского народа. 22 августа Чемберлен направил Гитлеру письмо, в котором предлагал английское посредничество в германо-польском конфликте¹¹. С предложением «добрых услуг» США 25 августа выступил государственный секретарь Хэлл. Несколько ранее с аналогичным посланием к Гитлеру обратился французский премьер Даладье.

В то же время правительства Англии и Франции настойчиво «рекомендовали» Польше не доводить дела до военного конфликта с Германией. 27 августа они предложили Польше процедуру разрешения германо-польского спора о положении национальных меньшинств, которая как две капли воды напоминала англо-французские действия, приведшие к Мюнхену.

Помимо официальных каналов западные страны широко использовали в переговорах с Германией и своих неофициальных эмиссаров. Один лишь Далерус за период между 24 августа и 1 сентября совершил шесть рейсов между Лондоном и Берлином. Однако после срыва правительствами Англии и Франции переговоров с Советским Союзом никакие маневры уже не могли остановить военную машину германского фашистского империализма.

Роль польских «Судет» была отведена гитлеровцами Данцигу. 23 августа там был произведен фашистский переворот. Через день с «визитом дружбы» в данцигскую гавань прибыл немецкий линкор «Шлезвиг-Гольштейн». Его командир имел приказ поддержать огнем корабельной артиллерии данцигских фашистов в «час икс» (время нападения на Польшу)¹².

25 августа Гитлер принял Гендерсона и, сообщив ему о своем намерении любой ценой решить «проблему Данцига и польского коридора», заявил, что он готов «урегулировать» отношения с Англией при условии, если она удовлетворит колониальные требования Германии. В этом случае Гитлер был готов даже взять на себя «личные обязательства» заботиться о сохранности Британской империи¹³.

А несколько минут спустя после беседы Гитлера с Гендерсоном — в 15 часов 5 минут Кейтель передал в штаб оперативного руководства ОКБ приказ Гитлера: начать общую атаку Польши на следующий день — 26 августа в 5 часов 30 минут утра¹⁴.

Однако выступление пришлось отложить в тот же день. Гитлеровцы рассчитывали, что одновременно в войну вступит фашистская Италия. Это, по их замыслам, еще больше сковало бы западные державы и позволило бы Германии беспрепятственно расправиться с Польшей. Но вечером 25 августа в Берлине было получено письмо Муссолини. Последний сообщал о полной военной неподготовленности Италии и соглашался вступить в войну лишь при условии, если Германия немедленно направит Италии большое количество оружия, 12 млн. т угля и т. д. Разъяренный Гитлер бросил в лицо итальянскому послу обвинение, что «Италия ведет себя, как в 1914 году», и приказал перенести нападение на Польшу ориентировочно на 31 августа.

Приказ Гитлера застал войска на марше к польской границе. До ряда частей его так и не успели довести. Утром 26 августа немецкая штурмовая группа численностью до батальона внезапно захватила Яблунковский перевал — дорогу в Южную Польшу. Крупные столкновения произошли на всем протяжении германо-польской границы¹⁵.

Военные приготовления Германии завершались полным ходом. 27 августа в Германии была введена карточная система. Для координации военных, экономических и политических мероприятий различных фашистских органов на время войны 30 августа под председательством Геринга был создан «совет министров по обороне империи».

В результате переговоров с Муссолини Гитлер согласился 27 августа с тем, что Италия на первом этапе войны займет положение «невоюющей страны», но потребовал от Италии проводить в целях дезинформации Англии и Франции мобилизационные мероприятия.

30 августа 1939 г., когда вооруженные силы фашистской Германии уже заняли исходные позиции для нападения на Польшу, гитлеровское правительство разыграло последний акт дипломатического фарса, призванного доказать немецкому населению «неустойчивость» Польши и «вынужденный» характер войны для Германии. Риббентроп принял Гендерсона и сообщил ему условия, на которых Германия якобы согласна урегулировать немецко-польский конфликт мирным путем. Скороговоркой Риббентроп зачитал пространный документ, содержавший шестнадцать пунктов. Предусматривалось немедленное включение Данцига в рейх, проведение плебисцита по вопросу о государственной принадлежности в так называемом «польском коридоре» и т. д.¹⁶ Риббентроп (факт неслыханный в дипломатической практике!) отказался передать Гендерсону письменный текст меморандума. «Я не поверил своим ушам, — пишет участник встречи переводчик Шмидт, — когда услышал такое заявление Риббентропа»¹⁷.

Впоследствии на Нюрнбергском процессе Риббентроп признал, что сделанные им предложения целиком носили демагогический пропагандистский характер. Гитлер запретил Риббентропу вручать текст меморандума, заявив: «Я нуждаюсь в алиби прежде всего перед немецким народом, чтобы показать ему, что я все сделал, чтобы сохранить мир»¹⁸.

Тем не менее западные страны приняли содержавшиеся в немецком меморандуме условия за основу для урегулирования германо-польского конфликта. На следующий день, 31 августа, в полдень Гендерсон сообщил, что польское правительство согласно на переговоры и поручает вести их своему послу в Берлине Липскому. В 2 часа дня последний позвонил Риббентропу и сообщил, что соответствующие полномочия ему уже отправлены из Варшавы и он ожидает их получения с минуты на минуту. Однако германским фашистам было не до переговоров.

Днем 31 августа Гитлер подписал «директиву № 1 о ведении войны». «Нападение на Польшу, — говорилось в ней, — должно быть проведено в соответствии с приготовлениями, произведенными по «плану Вейс»... День наступления — 1 сентября 1939 г. Начало наступления — 4 часа 45 минут».

Вечером 31 августа английскому и французскому послам в Берлине было заявлено, что ввиду отсутствия польского уполномоченного германское правительство считает, что его предложения отклонены¹⁹. Аналогичное заявление в 21 час было передано по берлинскому радио.

В это время фабрикация пропагандистских поводов для начала войны, которые Гитлер обещал генералам на совещании в Оберзальцберге, шла полным ходом. За одну лишь ночь с 31 августа на 1 сентября 1939 г., по немецким официальным данным, на польско-германской границе произошло «14 пограничных столкновений, из них три тяжелых»²⁰.

Утром 1 сентября все фашистские газеты вышли с огромными заголовками о «польских провокациях» против Германии, якобы имевших место в Глейвице, Оппельне и Гогенлиндене. После второй мировой войны были обнаружены документы, которые позволяют характеризовать эти «пограничные столкновения», послужившие фашистской Германии непосредственным поводом для развязывания второй мировой войны, как грубейшие гитлеровские провокации, подготовленные и осуществленные органами СС. Об одной из этих провокаций, так называемой «операции Гиммлер», подробно рассказал на Нюрнбергском процессе один из ее участников — бывший эсэсовец Альфред Науджок.

«Приблизительно 10 августа 1939 г., — показал он, — шеф полиции безопасности и СД Гейдрих приказал мне лично инсценировать нападение на радиостанцию в Глейвице вблизи польской границы, но представить дело так, будто бы нападение совершено поляками... Отданный мне приказ гласил: овладеть радиостанцией и удерживать ее в течение времени, необходимого для выступления по радио говорящего по-польски немца. Такой человек был предоставлен в мое распоряжение. Гейдрих указал, что в своей речи он должен заявить: настало время свести счеты между Польшей и Германией, поляки должны сплотиться и убивать каждого немца, который окажет им сопротивление. Гейдрих сказал мне тогда же, что нападение Германии на Польшу ожидается в ближайшие дни...

Между 25 и 31 августа я разыскал шефа гестапо Генриха Мюллера, который находился тогда поблизости от Оппельна... Мюллер сказал мне, что он получил от Гейдриха приказ предоставить в мое распоряжение одного преступника для проведения операции в Глейвице. Пароль, которым он называл этих преступников, — «консервы».

Днем 31 августа я получил от Гейдриха по телефону сигнал, что нападение должно быть осуществлено в этот же день в 8 часов вечера. Гейдрих сказал: «Чтобы выполнить этот приказ, обратись к Мюллеру за консервами». Я так и сделал, указав Мюллеру, чтобы он передал мне нужного человека поблизости от радиостанции. Я получил этого человека и велел положить его у входа в радиостанцию. Он был жив, но без сознания... Лицо его было сильно измазано кровью. Он был одет в штатское платье.

Мы заняли, как было приказано, радиостанцию, произнесли трех- или четырехминутную речь, сделали несколько пистолетных выстрелов и удалились»²¹. Спустя некоторое время на месте провокации появились журналисты и фотокорреспонденты, которым полиция показала труп одного из «польских налетчиков».

Столь же циничный характер носила и другая фашистская провокация — в районе Оппельна, подробности которой рассказал на судебном процессе в 1952 году бывший оберфюрер СС Эмануэль Шефер. Он являлся шефом гестапо в Оппельне и получил от Гейдриха приказ инсценировать пограничный инцидент. Вечером 31 августа 1939 г. несколько эсэсовцев подожгли здание таможни в Рауэне. Одновременно была затеяна дикая стрельба. Нескольким убитым заключенным из концлагеря натянули польскую униформу и трупы их положили около таможни. Позднее трупы «поляков» были сфотографированы и фото фигурировали как доказательство ответственности Польши за войну. На все сомнения Гейдрих отвечал: «Как только первый танк перейдет границу, все забудется!»²².

На допросе перед военным судом в Варшаве в 1949 году бывший эсэсовец Иозеф Гржимек снял завесу гитлеровской лжи и с третьего «инцидента», использованного немецкими фашистами в качестве повода для развязывания войны. Гржимек показал, что вечером 31 августа 1939 г. группе эсэсовцев, составленной из говоривших по-польски уроженцев Силезии, приказали надеть польскую униформу, а поверх ее — немецкую. Затем их на грузовике привезли к польской границе в районе Гогенлиндена и спрятали в лесу. С наступлением темноты участникам провокации было приказано: «Говорить только по-польски, немецкую униформу снять, петь польские песни, по-польски ругать немцев и стрелять в воздух». После этого группа ворвалась в немецкую таможню и разгромила ее. Позже группа снова вернулась в лес, где переоделась в немецкую форму. Когда эсэсовцы на обратном пути проезжали мимо здания таможни, показал Гржимек, они увидели несколько трупов в польской униформе, однако «на проверке все наши были налицо. Только позднее я узнал, что эти трупы были доставлены на грузовике неизвестными людьми»²³.

Утром 1 сентября 1939 г. Гитлер выступил в фашистском рейхстаге с лживым и провокационным заявлением. Выдавая инсценированные самими гитлеровцами пограничные инциденты в качестве доказательств агрессии со стороны Польши, он говорил: «Сегодня ночью впервые уже и военнослужащие польской регулярной армии стреляли по нашей территории. С 5 часов 45 минут им отвечают на огонь огнем»²⁴.

Вероломное нападение немецко-фашистской армии на Польшу началось без объявления войны. Вечером 31 августа части вермахта вторглись из Восточной Пруссии в Данциг, а в 7 часов утра фашистский гаулейтер Форстер объявил по радио о присоединении Данцига к рейху.

В 4 часа 45 минут утра 1 сентября 1939 г. стоявший на данцигском рейде немецкий линкор «Шлезвиг-Гольштейн» открыл огонь по польским укреплениям. В тот же час в соответствии с директивой верховного командования части фашистского вермахта с трех сторон обрушились на Польшу.

Даже тогда, когда немецкие войска, сея смерть и разрушения, уже двигались по польской земле, английские и французские мюнхенцы предприняли еще одну попытку договориться с германскими фашистами. Они ухватились за предложение Муссолини о созыве для урегулирования польско-немецкого конфликта международной конференции типа Мюнхенской в составе представителей Англии, Франции, Германии и Италии. Однако фашистская Германия отвергла это предложение. 3 сентября Гитлер ответил Муссолини, что он рассчитывает военными средствами достичь значительно большего, чем путем переговоров. В тот же день правительства Англии и Франции объявили войну Германии.

«История предвоенных лет, — говорит Н.С. Хрущев, — убедительно свидетельствует о том, что западные державы делали Гитлеру одну уступку за другой, толкая его на Восток, на нашу страну. Но дело обернулось так, что тот, кого тогдашние правящие круги Англии, Франции и США вскармливали, как своего цепного пса, намереваясь пустить его против СССР, сорвался с этой цепи и бросился на тех, кто его вскармливал»²⁵.

Фашистская Германия, развязав вторую мировую войну, открыто поставила на повестку дня вопрос о коренном переделе мира в пользу германского империализма. Тем самым германские фашисты предприняли шаг, ради которого их 30 января 1933 г. призвали к власти наиболее агрессивные и реакционные круги немецкого монополистического капитала.

Примечания

1. «Нюрнбергский процесс... Сборник материалов», т. 2, стр. 349—350.

2. «Akten zur deutschen auswärtigen Politik 1918—1945», Serie D, Bd. VII, SS. 463—465.

3. «Dokumente der deutschen Politik und Geschichte», Bd. 5, В., 1959, S. 80.

4. «Süddeutsche Zeitung», 7. Okt. 1959.

5. «Documents on British Foreign Policy 1919—1939», Third Series, vol. VIII, p. 85.

6. «The New York Times», Jan. 22, 1948.

7. «Фальсификаторы истории (Историческая справка)», стр. 53.

8. Последнее заседание военных миссий СССР, Англии и Франции, выявившее полный провал переговоров, закончилось в 17 час. 25 мин. Ответная телеграмма Гитлеру была направлена в 19 час. 30 мин. («Международная жизнь», 1959 г., № 3, стр. 155; «The New York Times», Jan. 22, 1948).

9. Н.С. Хрущев, Речь на собрании представителей общественности Москвы в связи с 20-летием начала Великой Отечественной войны, «Правда», 22 июня 1961 г.

10. Н.С. Хрущев, К победе в мирном соревновании с капитализмом, стр. 151.

11. «Dokumente zur Vorgeschichte des Krieges», S. 289.

12. Н. Bärwald, К. Polkehn, Geheime Kommandosache «Fall Weiss», В., 1960, S. 36.

13. «Dokumente zur Vorgeschichte des Krieges», S. 294.

14. E. Kordt, Wahn und Wirklichkeit, S. 196.

15. Н. Bärwald, К. Polkehn, Geheime Kommandosache «Fall Weiss», S. 52.

16. «Dokumente zur Vorgeschichte des Krieges», S. 304 f.

17. P. Schmidt, Statist auf der diplomatischen Bühne 1923—1945, Bonn, 1949, S. 459.

18. «PHN» Bd. X, S. 311.

19. «Dokumente zur Vorgeschichte des Krieges», S. 305.

20. «Verhandlungen des deutschen Reichstags», 1939, Bd. 460, S. 46.

21. «PHN», Bd. XXXI, Dok. 2751-PS, S. 91f. Еще более подробно сам Науджок поведал о провокации в Глейвице на страницах западногерманского журнала «Дер Шпигель» («Der Spiegel», 1963, Nr. 46.).

22. «Neue Zürcher Zeitung», 8. Okt. 1952.

23. H. Bärwald, K. Polkehn, Geheime Kommandosache «Fall Weiss», S. 109.

24. «Verhandlungen des deutschen Reichstags», 1939, Bd. 460, S. 47.

25. «Правда», 7 декабря 1955 г.