Фашизм переходит к действиям

1

Политическая борьба в Веймарской республике усиливалась год за годом. «Враг находится справа», — заявил с трибуны рейхстага министр иностранных дел Й. Вирт после убийства его предшественника В. Ратенау. Канцлер Г. Штреземан создает в 1923 г. правительство большой коалиции, объединяя против реакции партии, способные отстоять республику, — от «народной партии» до социал-демократов. Его «курс соглашения» временно облегчает преодоление кризиса, инфляции, укрепляет республиканскую систему.

Но правые силы, используя мощное покровительство — явное и скрытое, ведут упорное, нарастающее по силе наступление на, казалось бы, установившуюся буржуазную демократию. «Соглашение» их не устраивало да и не могло удовлетворить ни в какой мере.

В феврале 1925 г. умер президент Эберт. Города и села покрылись плакатами «Избирайте Гинденбурга!». Он получает на выборах большинство. Кайзеровский фельдмаршал, глава и символ милитаризма, «герой Танненберга», любивший говорить, что война для него — курортное лечение, становится во главе республики. Торжественно маршируя, обходит он 9 мая, в день своего вступления в должность, идеальные шеренги солдат, выстроенных в его честь на площади перед рейхстагом. Как в лучшие времена!

Это был крупный и теперь уже официальный сдвиг вправо в политической жизни республики. Но он казался незначительным Гитлеру и его единомышленникам. В то самое время, когда фельдмаршал праздновал торжество, Адольф Гитлер, осужденный на пять лет тюрьмы за мюнхенский путч и стараниями высоких покровителей выпущенный досрочно через шесть месяцев, проводил в одной из мюнхенских пивных заседание руководства «новой» партии, созданной взамен разгромленной.

Среди штандартов и знамен со свастикой в президиуме восседали «боевые друзья» — Розенберг, «идеолог» партии, Гиммлер, служитель ее «политики безопасности» и будущий главный экзекутор, Штрейхер, фанатичный «теоретик» расизма и антисемитизма. Здесь они выразили полное единодушие в намерениях добиться власти.

Тем временем на фоне общей стабилизации капитализма США проводят широкомасштабную политику установления своего экономического, политического и военного влияния в Европе. Их цель — превратить Западную Европу, прежде всего Германию, в мощный военно-политический противовес левым силам, главным образом Советскому Союзу, обеспечить приложение капиталов и добиться преобладания в европейской экономике.

Гитлеровская партия получает растущую материальную поддержку. Сначала шли частные пожертвования. Согласно данным исследователя этого вопроса В. Хегнера, первые вклады были сделаны швейцарскими и французскими покровителями нацистов в сумме 33 тыс. швейцарских франков. Затем последовали вклады бумажного фабриканта Зейдлица, фабрикантов Бехштайна, Борзига, Ауста. Руководитель «Ферайнигте штальверке» Ф. Тиссен сделал крупный взнос — 300 тыс. марок. К 1924 г. казначей нацистской партии располагал 170 тыс. золотых марок¹. Но это было лишь начало.

Решающая помощь пришла из США. После принятия «плана Дауэса» американские и английские займы широким потоком хлынули в германскую экономику. По данным А. Нордена, за период 1924—1930 гг. общие вложения в германскую промышленность достигали 63 млрд. марок, из них более 30 млрд. марок приходилось на займы, полученные от США.

Если в 1926 г. американские инвестиции в промышленность Германии составили 4,1 млрд. марок, то в 1929 г. они достигли 11,7 млрд. «Планы Дауэса и Юнга» обеспечивали преобладающее влияние английских и американских монополий. Происходило все более тесное объединение промышленных концернов Германии, США и Англии. Соглашения с американскими и английскими химическими компаниями заключил ставший затем скандально известным своими связями с фашизмом концерн «И. Г. Фарбениндустри». По договору, подписанному в 1926 г., мировой рынок пороха был поделен между ним, американским концерном Дюпона и английским «Империалкэмикл индастрис»².

Громадной американской фирме «Стандарт ойл» принадлежало почти 90% всех капиталов Германо-американской нефтяной компании. Большинство германских автомобильных заводов Оппеля перешло к американскому «Дженерал моторе». Морган овладел значительной частью капиталов возрождавшихся германских авиационных заводов. Знаменитая и богатейшая германская Всеобщая электрическая компания контролировалась американскими и английскими фирмами. Банки Англии и США не скупились на кредиты для развития немецкой экономики. Так, лондонский банк Шредера в 1924—1928 гг. вложил в германскую промышленность около 24 млн. долл. Пушечный король Крупп только в 1924 г. получил от двух нью-йоркских фирм на развертывание военного производства 10 млн. долл. Английские займы, официально предоставленные в 1924— 1928 гг. Германии, достигали суммы 187,5 млн. долл., что составляло 11,5 % общей суммы иностранных кредитов³.

Фирмы тяжелой и военной индустрии, прежде всего рурские, постепенно переходили на привычный, военный режим работы, как будто не существовало ни версальских ограничений, ни других обязательств. Уже в 1927—1929 гг. заводы «Рейнметалл» во все возрастающих размерах стали выпускать пушки и пулеметы. Цейс расширял производство артиллерийских оптических приборов. Та же «И. Г. Фарбениндустри» снабжала рейхсвер взрывчатыми веществами, смазочными маслами, синтетическим горючим. Многочисленные филиалы авиационных фирм Хейнкеля, Юнкерса и Дорнье, расположенные в Швеции, Испании, Дании, Швейцарии и других странах, изготовляли военные самолеты. Автомобильные и мотостроительные заводы переключали часть своих мощностей на выпуск бронеавтомобилей, а позже и танков.

Своим обычным ремеслом занялся Крупп, подписавший выгодные картельные договоры с «Дженерал электрик» и с американской стальной корпорацией. В 1926 гг. «пушечный король» изготовлял под видом тракторов танки, правда в незначительном количестве. В 1941 г. он откровенно рассказывал: «Если Германия... когда-нибудь захочет или сумеет сбросить с себя цепи Версаля, то Крупп должен быть готовым... Я хотел и должен был сохранить на будущее предприятие "Крупп" в замаскированном виде... Даже везде шнырявшие союзнические комиссии были обмануты: навесные замки, молочные бидоны, кассовые аппараты, машины по изготовлению кувшинов, мусорные автомашины и другой "мирный хлам", который мы изготовляли, действительно не вызывал подозрений»⁴. К 1929 г. фирма Крупна отказалась от производства непривычного для нее «мирного хлама» и вновь перешла на выпуск тяжелых пушек, танков, брони, пулеметов, авиабомб. Филиалы заводов Крупна изготовляли военную продукцию в Швейцарии, Австрии, Голландии и в некоторых других странах.

Заводы БМВ и «Даймлер-Бенц» непрерывно увеличивали выпуск автомобилей. В 1929 г. в Германии было продано 120 тыс. автомашин. Быстрая «автомобилизация» значительно облегчила впоследствии создание моторизованных соединений гитлеровской армии — вермахта.

К 1929 г. многие промышленные предприятия Германии производили вооружение под руководством скрытого генерального штаба. В конце концов побежденная, «строго ограниченная» в области вооружений статьями Версальского договора Германия в 1929 г. становится поставщиком оружия для ряда стран Европы и Америки, в том числе и для некоторых стран-победителей.

Можно написать десятки книг по поводу политики США и Англии в тот период, когда они и тайно и открыто «укрепляли» после-версальскую Германию в экономическом, политическом и военном отношениях. Европа должна была «возродиться», чтобы стать мощным плацдармом против столь пугающих процессов «полевения» и, конечно же, в первую очередь против Советского Союза. И не может быть сомнений, что все большее укрепление консервативных сил в Веймарской республике, возрождение армии, приход на пост главы государства «героя Танненберга» — все это представляло собой не только результат внутренних процессов, особенностей расстановки социальных сил в Германии и межпартийной борьбы, но прежде всего итог глобальной политики и стратегии могущественных держав империалистического мира, использующих Германию для противоборства с новой общественной системой.

К 1929 г. германский империализм вернул утраченные в результате войны мировые экономические позиции. По ряду показателей промышленного производства он обогнал Англию. В 1929 г. Англия выплавила 9,8 млн. т стали и 7,7 млн. т чугуна, а Германия — соответственно 16 и 13,2 млн. т и заняла второе место в мире, Германия быстро увеличила выработку электроэнергии, которая к 1928 г. более чем в 5 раз превзошла довоенный уровень. Автомобилестроение по сравнению с 1913 г. увеличилось в 7 раз, производство алюминия — в 32 раза. В 1929 г. экспорт германских товаров превзошел импорт и по своему объему занял третье место в капиталистическом мире после США и Англии. Дешевые германские товары успешно конкурировали на европейских и восточных рынках с английскими. К началу 30-х годов Германия, возрождаемая Америкой и Англией, опять стала их конкурентом.

Во Франции репарации не вызвали ожидаемого процветания: колониальные войны в Марокко и Сирии, рост милитаризации ослабляли страну. А на горизонте — вновь германская опасность. С юга грозит Италия, где Муссолини с помощью чрезвычайных законов устанавливает неограниченную диктатуру. На другом конце света японское правительство разрабатывает широкие планы экспансии в Юго-Восточной Азии и Тихом океане.

Это были так называемые «золотые 20-е годы».

В то же самое время социалистическая Россия вступает в эру глубочайшей перестройки и подъема. Советский Союз ценой громадных усилий преодолевает разруху, последствия империалистической и гражданской войн. Восстанавливаются промышленность, сельское хозяйство, транспорт. Укрепляются финансы. Страна приступает к реконструкций экономики. Растёт производство. Строятся электростанции. Наступает эра социалистической индустриализации. Из аграрной страна становится индустриальной. Заняв по производству машин теперь первое место в Европе, СССР быстрыми темпами разливает энергетику, черную металлургию, самые современные отрасли.

Так постепенно в послевоенной Европе идет перераспределение сил. Советский Союз становится крупным центром политического влияния, в то время как в Западной Европе укрепляются преимущественные позиции США, затем Англии. В то же время Франция постепенно утрачивает надежды на европейскую гегемонию, а Германия преодолевает последствия катастрофы и опять выдвигается в ряды ведущих держав. Так возникает новая политическая картина Европы.

Меняющееся распределение сил выдвигает потребность в иных политических структурах. То, что произошло на знаменитой международной конференции в Локарно (октябрь 1925 г.), означало важный политический успех Германии, хотя и связывало ее дополнительными обязательствами относительно западных держав.

Заключенный здесь общий гарантийный договор между Германией, Францией, Бельгией, Англией и Италией и двусторонние гарантийные договоры должны были подтвердить солидарность, в том числе территориальную, между капиталистическими странами Европы. Отступник — Германия — снова принимается в «семью». Германия отныне рассматривается как политически полноправная великая держава. Она приглашена в Лигу наций. Правда, взамен ей пришлось подтвердить неприкосновенность границ с Францией и Бельгией, определенных Версальским мирным договором, а также условия относительно демилитаризованной Рейнской зоны. Франция получала дополнительно гарантии своей исторически опасной германской границы в условиях, когда сосед быстро восстанавливал силы. Но и Франция распрощалась с надеждами отторгнуть германские западные территории, а ее союзникам Польше и Чехословакии Германия никаких гарантий не давала. Словом, складывался, применяя традиционный термин, новый «европейский концерт». Все, казалось бы, налаживается. Однако очень скоро эта конструкция рассыпалась в прах. Первое, что стало очевидным, — нельзя строить (европейские отношения, игнорируя Советский Союз или против него.

«Мир в западном семействе» сочетался с полным молчанием (относительно Востока. Там Германию ни к чему не обязывали и ни с чем не связывали ей рук.

2

Новое потрясение капиталистической системы произошло очень скоро. Экономический кризис 1929—1933 гг. охватил весь капиталистический мир, особенно США и Германию. Промышленное производство сокращается более чем на треть. Резко нарушились международные хозяйственные связи. Финансы снова приходят в расстройство. Опять разрушается валютная система. Заводы и фабрики замирают. Уничтожены громадные запасы продовольствия, сырья. Сжигаются посевы. В капиталистических странах 26 млн. безработных. Материальный ущерб приближается к потерям мировой войны.

В США промышленная продукция за годы кризиса сократились на 46%. Остановлены тысячи фабрик и заводов. Национальный доход падает более чем вдвое. Массовое разорение фермеров. Англия резко снижает промышленное производство. Выплавка чугуна и стали уменьшается наполовину. Резко снижается внешнеторговый оборот. Десятки тысяч человек двигаются в горестных «голодных походах» и демонстрациях по улицам притихших городов.

Франция сокращает внешнюю торговлю более чем в два раза. Производство машин почти прекращается. В Италии наполовину уменьшен выпуск продукции. Разоряются мелкие фирмы. Охвачены кризисом страны Центральной и Юго-Восточной Европы.

В Германии кризис достигает кульминации к 1932 г.: 68 тыс. предприятий терпят крах. Более 6 млн. промышленных рабочих — без работы. Распроданы десятки тысяч крестьянских хозяйств. Массовые стачки охватывают страну.

Повсюду в капиталистическом мире снова нарастает политическая напряженность. Острые классовые бои напоминают революционную ситуацию. И вместе с тем усиливается национально-освободительное движение в колониях и полуколониях.

Все произошло слишком быстро после катаклизмов мировой войны и революций, чтобы из сознания правящих классов могли изгладиться кошмары предыдущего опыта. И они заблаговременно готовили : термидорианскую реакцию. Особенно там, где потрясения могли оказаться наибольшими. Таким эпицентром, конечно, опять-таки была Германия. Здесь кипение борьбы и страстей не угасало. Левые силы оставались многочисленными и организованными, компартия, возглавляемая Э. Тельманом, сильной, влияние революционного опыта большим, а рядом находился источник новых социальных импульсов — Советский Союз.

С другой стороны, нацистское движение, оставшееся до поры до времени резервом правых сил, теперь опять призывалось стать их авангардом.

История 1929—1933 гг. снова продемонстрировала, что усиление правой реакции, тоталитаризм, милитаризация и военная угроза — неизбежные спутники кризисов, поражающих капиталистическую систему. Всесокрушающий кризис на рубеже 20—30-х годов вызвал к власти крайнее порождение империалистической реакции — германский фашизм.

Мы здесь не ставим своей задачей писать историю прихода нацистов к власти, подробно рассказывать о деятельности в 20-е годы крупного капитала, королей индустрии — той могущественной силы, которая подняла Гитлера на гребень волны и внесла в политическую действительность Германии и Европы. Об этом превосходно написано во многих трудах историков-марксистов, и нам нечего добавить к тем фактам и тем заключениям, которые они сделали. Для нас важно подчеркнуть: один кризис капитализма вызвал к жизни фашизм. Другой — привел его к власти. На выборах 1932 г. вторично победил Гинденбург. Канцлер Брюнинг восторженно сказал о нем: «Первый на войне, первый в мире, первый в сердцах своих соотечественников». Но «первый повсюду» становился лишь фасадом. «Мы берем судьбу нации в свои руки», — провозгласили фашисты. Их упорно подталкивали к власти.

Курт Бахман пишет: «В конце мирового экономического кризиса нацистская партия наилучшим образом отвечала стремлениям самых реакционных сил германского финансового и монополистического капитала подавить с помощью террора революционное рабочее движение, равно как и их стремление к вооруженной экспансии, их вечному "Дранг нах Остен...", стремление к господству в Европе»⁵. Изменившаяся обстановка в Германии растущая безработица, падение заработной платы, распродажа с молотка крестьянских хозяйств, сокращение оборота мелких торговцев и ремесленников, болезни в связи с недоеданием и плохим жильем, рост числа самоубийств — все это было на руку фашистам. Гитлер изображал себя мессией, явившейся спасти немецкий народ, избавителем, прошедшим, как Христос, через мучения и страдания.

И хотя он, по сути своей, как справедливо пишет К. Бахман, был антиличностью, бездарным неудачником и демагогом, он понадобился крупной буржуазии. В годы кризиса нацисты усиливали террор, нападали на социал-демократов, коммунистов, профсоюзных лидеров, срывали собрания своих противников, врывались в их квартиры. Террор становился составной частью их пропаганды «сильной личности» с сильной политикой, импонировавшей и мелкобуржуазным слоям, и крупному капиталу. Курт Бахман: «Примечательно, что Гитлер и НСДАП подвергали резким нападкам то или иное имперское правительство, но не как приказчиков капитализма, кем они на самом деле были, а как якобы поборников "марксизма" и как людей с социалистическими принципами»⁶.

Власть имущие использовали также созданный им вокруг себя ореол «человека из народа»: перед войной он не имел никакой профессии, социальной опоры, в годы войны не продвинулся дальше окопного ефрейтора. Бескорыстный, отказавшийся от семьи «во имя служения народу» и т. п. — таким его малевала геббельсовская пропаганда. Подобную личность, с успехом обманывавшую народные массы, и хотели иметь крупные капиталисты и землевладельцы. Выйти из кризиса путем террора, гонки вооружений и завоеваний — могло ли быть что-нибудь лучшее?

Выступая в клубе промышленников 27 января 1932 г., Гитлер говорил: «Если нас упрекают в нетерпимости, то мы с гордостью в ней признаемся: да, мы приняли непреклонное решение вырвать до последнего корня марксизм в Германии»⁷. В бесчисленных статьях, меморандумах, обращенных к промышленникам, фюрер обещал ликвидировать рабочее движение и привлекать рабочие массы к нацизму. И эти планы были одновременно планами крупного капитала. Гитлер и его партия с самого начала боролись за программу крайних сил германского империализма.

Глава концерна «Тиссен АГ» финансировал Гитлера уже с 1923 г. Геббельс в 1925 г. устанавливает контакты с рурскими магнатами. Он пишет в дневнике 14 ноября: «Оснабрюк. Вечером выступление перед буржуа... Неистовые овации»⁸. Глава союза горнодобывающей промышленности Рура Кирдорф в 1927 г. после долгой беседы с Гитлером становится пропагандистом его взглядов среди крупнейших представителей промышленного капитала. Вступивший в нацистскую партию еще в 1929 г. Тиссен, один из руководителей концерна «Ферайнигте штальверке», не только сделал вступительный взнос в размере 300 тыс. марок, но и совместно с Кирдорфом организовал ряд встреч Гитлера со стальными королями Рура. Нацистский фюрер с предельной ясностью изложил им свои взгляды и планы и получил их полную поддержку. По предложению Кирдорфа угольный синдикат стал отчислять с каждой проданной тонны угля 50 пфеннигов в пользу нацистского движения. Это составило только за 1931 г. 6,5 млн. марок. Владельцы рудников ежегодно вносили в кассу гитлеровской партии 525 тыс. марок. «И. Г. Фарбениндустри» в 1931—1932 гг. сделал ряд крупных денежных взносов. Нескольким членам руководства концерна было поручено поддерживать контакт с Гитлером. Вальтер Функ, доверенный концерна, выдвинулся в руководство фашистской партии. Он стал личным экономическим советником Гитлера⁹.

Руководители «И. Г. Фарбениндустри» так же, как и другие промышленники, видели, что национал-социалистское движение набирает силу. В начале 1932 г. Гитлер дал обещание руководителям этого концерна после прихода к власти предоставить монопольные права на производство синтетического горючего по расширенной программе. На процессе концерна в 1948 г. было установлено, что он субсидировал гитлеровскую партию по 32 каналам.

В 1931 г. связь с нацистской партией установил директор Рейхсбанка Шахт. Через его посредничество нацисты расширили свои контакты с другими крупнейшими промышленниками Германии, в частности с Фликом, который передал в кассу партии вступительный взнос 100 тыс. марок.

Флик стал другом и сподвижником нацистов. Он оказывал им регулярную финансовую и политическую поддержку, предварительно договорившись с Гитлером и Гиммлером о централизации всех взносов различными своими предприятиями. По инициативе Флика был создан так называемый кружок Кепплера, превратившийся вскоре в «круг друзей Гиммлера». С помощью этой неофициальной организации Кепплер — экономический советник Флика — развернул деятельность среди промышленников, направленную на установление власти нацистов.

11 октября 1931 г. представители монополий, высшего генералитета и финансовых кругов договорились с Гитлером о создании единого блока для борьбы за установление диктатуры. 27 января 1932 г. на совещании Гитлера с промышленниками в Дюссельдорфе нацистская партия получила одобрение своей программы: уничтожение демократии, «искоренение марксизма» в Германии, подготовка к войне за «жизненное пространство». На следующий день после совещания Тиссен, Феглер и Пенсген согласовали с Гитлером, Герингом и Ре-мом состав будущего правительства.

3

Среди американских покровителей нацистской партии значились имена Рокфеллера, Моргана, Ламонта, Кун Леба, Уолтера Тигла и других лидеров финансового капитала. И когда летом 1929 г. представители моргановской финансово-промышленной группы на специальном совещании банкиров признали необходимость поддержки «германского нацистского движения», его финансовые проблемы могли считаться решенными. Участник совещания банкир Уорбург отправился в Германию. Он встретился с Гитлером и его финансовым экспертом Хейдтом, директором банка Тиссена. Вскоре нацисты получили от американских промышленников 10 млн. долл.

В 1930 г. вложения США в германскую экономику достигли 5 % их национального дохода. Ставший могущественным «И. Г. Фарбениндустри» создал в 1929 г. американский филиал, членами правления которого сделались Тигл, Уорбург, председатель правления «Стандарт ойл» Э. Форд и др. Вместе с тем столь преуспевающий германский концерн стал участником филиала Форда в Германии. Тесное переплетение интересов крупнейших монополий Германии и США лилось бальзамом на души нацистов.

Осенью 1931 г. представитель моргановской группы Картер созвал совещание крупнейших финансистов для обсуждения запроса Гитлера о новых субсидиях. Все пришли к выводу: нацистская партия — это единственная реальная сила, способная предотвратить социальные сдвиги в Германии и Европе. Снова в Берлин выехал банкир Уорбург. После встречи с Гитлером, Герингом, Штрейхером и другими представителями фашистской верхушки он согласовал вопрос о передаче нацистской партии новой субсидии — в 15 млн. долл. Крупные суммы продолжали поступать от отдельных концернов. Например, «Ройял датчшелл» в 1923—1933 гг. внес в нацистскую кассу около 60 млн. долл.

В 1931 г. по настоянию президента США Гувера прекращаются выплаты Германией репараций. Англия и Франция дают согласие на увеличение вдвое численности рейхсвера. Нью-йоркская биржа отзывается на политические успехи гитлеровцев повышением курса акций фирм, имевших вложения в германскую экономику.

Блок монополий и фашизма стал оформляться вполне определенно. Поворот от формального соблюдения условий Версаля к политике вооружений укрепил позиции военных. Теперь и они сказали свое слово. В 1930 г. глава до поры до времени скрытого германского генерального штаба генерал Сект заявил о безоговорочной поддержке военными участия гитлеровской партии в правительстве. В конце этого же года генерал Шлейхер заключил тайный союз 6 главой штурмовых отрядов Ремом. 11 октября 1931 г. в Гарцбурге вобралась конференция, в которой участвовали 15 генералов, промышленников во главе с Пенсгеном, нацистские вожди, лидеры «Германской национальной партии» и союза «Стальной шлем»: Здесь же находился Ялмар Шахт. Все они провозгласили создание так называемого Гарцбургского фронта и потребовали образовать «подлинно национальное правительство» взамен находившегося у власти кабинета Брюнинга, который своими медленными темпами ремилитаризации и «недостаточными» мерами борьбы с демократическими силами не удовлетворял их.

В конце октября генерал Шлейхер, занявший пост министра рейхсвера, имел беседу с нацистским лидером. Генерал признал необходимым участие фашистской партии в государственных делах и обещал поддержку рейхсвера в захвате власти. Гитлер заверил, что партия не только сохранит, но и расширит влияние и позиции военных в государстве.

Отношения между рейхсвером и нацистской партией стали настолько тесными, что Шлейхер выдал гитлеровцам из фондов рейхсвера 15 млн. марок на предвыборную кампанию. Все больше генералов и офицеров включалось в пропаганду фашистских взглядов, выступая с речами перед солдатами гарнизонов.

Руководители рейхсвера заняли ряд ключевых позиций в пришедшем к власти 1 июня 1932 г. правительстве Папена, которое выражало интересы крупных промышленников и аграриев. Они предоставили военным еще больше, чем в прошлые годы, возможностей для влияния на политику и государственные дела. Шлейхер, военный министр в кабинете Папена, вместе с канцлером открывал путь к власти гитлеровской партии. Новое правительство энергично повело наступление на демократические и социальные права трудящихся. Уже через полмесяца после прихода к власти Папен и Шлейхер отменили существовавшее ранее запрещение нацистских штурмовых и охранных отрядов.

По стране начались бесчинства гитлеровских штурмовиков, направленные против рабочих и коммунистов. С 17 июня по 1 августа 1932 г. штурмовики убили 130 и ранили более 2 тыс. человек. Особенно жестокой была расправа гитлеровцев и полицейских над участниками антифашистской демонстрации в Гамбурге-Альтоне, названная «кровавым воскресеньем 17 июля».

Шлейхер и стоявшие за ним руководители рейхсвера использовали политическую ситуацию в целях дальнейшей милитаризации страны. В октябре 1932 г. создается имперский совет обороны. Вновь открыта Берлинская военная академия. Стали разрабатывать проекты увеличения армии. Министерство рейхсвера активно работало в области военной подготовки молодежи. Оно поручило генералу в отставке Штюльпнагелю возглавить многочисленные военные союзы, замаскированные под спортивные общества, школы и другие им подобные Организации. Формально оставаясь в подчинений министерства внутренних дел, они фактически передавались в ведение министерства рейхсвера. Во главе основных «спортивных» организаций стояли генералы.

На фоне мощного нарастания антифашистского движения, наиболее решительной частью которого была КПГ, нацисты и их террористические формирования выступали как самая жесткая контрреволюционная сила, направленная против рабочего движения. Она приспособила свою программу и политику к потребностям наиболее реакционных сил буржуазии.

Компартия неоднократно предлагала создать единый фронт против фашизма. Но правое руководство СДПГ отклоняло идеи сближения, ориентируясь на сотрудничество с крупным капиталом. Все это мешало созданию единства. Боязнь углубления революционного процесса подтолкнула реакцию к еще более активным действиям.

В начале августа 1932 г. президент Гинденбург предложил Гитлеру возглавить правительство, но с условием, чтобы оно опиралось на большинство в рейхстаге, которым нацисты не располагали. Промышленников такое половинчатое решение не устраивало. От их имени 29 августа Шахт направил Гинденбургу письмо, настаивая на передаче власти Гитлеру без каких-либо условий и чтобы, кроме того, обеспечивалось «решающее участие нацистской партии в правительстве». 19 ноября по инициативе Шахта и банкира Шредера Гинденбургу направлена новая петиция промышленников: призвать к управлению страной нацистскую партию. Демарш подписали рурские магнаты Тиссен, Феглер, Рейш, Росберг, а также Шредер, Шахт, владельцы пароходных компаний Верман, Бейндорф и другие — всего 30 человек. На заседании Союза рурских магнатов раздавались открытые требования установления военной диктатуры и ликвидации версальской системы.

Правительство Папена, не сумевшее справиться с революционным движением в стране, ушло в отставку. 2 декабря 1932 г. канцлером стал генерал Шлейхер. Его кабинет выполнял роль некоего промежуточного правительства для приведения к власти Гитлера. Влияние военных еще более окрепло. Они занимали ключевые посты в государстве: президент — фельдмаршал Гинденбург, глава правительства, он же военный министр — генерал-лейтенант Шлейхер. Рейхсвер становился влиятельной политической силой.

В ноябре 1932 г. Гинденбург дважды встречался с Гитлером, уточняя с ним вопросы передачи власти. Оба решили, что детали надо решить путем переговоров Гитлера с Папеном, который пользовался полным доверием президента и промышленников, фактически выступая от их имени. 4 января 1933 г. на вилле банкира Шредера в Кёльне состоялось решающее совещание Папена с Гитлером. Оно завершилось установлением полного взаимопонимания.

От имени промышленников Папен выдвинул ряд требований будущему правительству нацистов и сформулировал программу действий: усилить борьбу против большевизма, подчинить крупному капиталу мелких и средних предпринимателей, путем обширных государственных заказов «поднять экономическую конъюнктуру», разорвать Версальский договор, сделать Германию сильной в военном отношении. Эти требования нацистские лидеры и положили в основу своей правительственной программы.

Сразу же правая пресса, контролируемая крупными промышленниками и финансистами, развернула кампанию за передачу власти «спасителю Германии Гитлеру и его партии». Нацисты снова получили щедрую финансовую помощь от своих немецких и американских благодетелей.

В середине января 1933 г. Гитлер, Папен и Гугенберг в глубокой тайне договорились о распределении постов в будущем кабинете.

28 января 1933 г. Гинденбург объявил об увольнении в отставку Шлейхера. На следующий день Гитлер и Папен сообщили президенту о достигнутом ими соглашении насчет создания «Правительства национальной концентрации». Берлинские штурмовики приведены в боевую готовность. С ними тесно взаимодействовали войска рейхсвера под командованием генерала Бломберга, получившего должность министра рейхсвера за два часа до вручения власти нацистскому главарю.

4

Гитлер и его партия выдвинулись на острие наступления реакции против демократии. Первая в немецкой истории республика погибла. Мощные консервативные силы, внутренние и международные, не могли допустить установления демократии в Германии или тем более, чтобы она пошла по пути России. Фашизму открыли путь, развязали руки. Он получил свободу действий.

Томас Манн говорил в то время: «Это разве по-немецки? Разве фанатизм, чудовищное безрассудство, оргия отрицаний разума, человеческого достоинства, духовной сущности действительно присущи какому-либо слою души германизма?»¹⁰.

30 января 1933 г. Гитлер стал рейхсканцлером. Вечером потянулось бесконечное факельное шествие штурмовиков и эсэсовцев через центр Берлина от Тиргартена к Бранденбургским воротам. Час за часом шли они с красными и черными знаменами, распевая «Хорст Вессель», другие «боевые песни». Люди прятались в дома перед этой мрачной процессией. Так было отпраздновано создание «третьего рейха».

Гитлер в предельном волнении наблюдал за всем происходящим из окна рейхсканцелярии, в которую уже успел въехать. Потом за ужином в отеле «Кайзерхоф» с Геббельсом, Гессом, Герингом, Ре-мом и Франком, находясь в состоянии безмерной радости и восторга, он обсуждал события последних дней. И заметил: «Сегодня в одной заграничной передаче меня назвали "антихристом". Но единственное "анти", которым действительно я являюсь, — это "антиленинист"».

3 февраля 1933 г. на четвертый день после того, как престарелый рейхспрезидент фон Гинденбург назначил его, 45-летнего фюрера «национал-социалистской рабочей партии», Адольфа Гитлера, рейхсканцлером, состоялась его встреча с высшими военными. Встреча происходила за обедом на квартире начальника управления сухопутных сил генерала фон Хаммерштайна. За столом этого секретного совещания можно было увидеть блестящее общество высокопоставленных генералов и адмиралов рейхсвера во главе с военным министром фон Бломбергом.

После десерта канцлер встал, постучал по своему стакану ложкой и попросил внимания. Все превратились вслух. Фюрер начал говорить. Его двухчасовой монолог присутствующие выслушали с величайшим вниманием.

Главная цель фюрера: завоевание нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация¹¹. Эту главную цель фюрер сформулировал ясно, точно, без малейших сомнений. Ибо она определилась, как мы знаем, давно. И далее: его задача — диктатура, подчинение политики и экономики подготовке войны, максимальное вооружение Германии в последующие пять-шесть лет и, наконец, завоевательная война.

Чтобы правильно оценить первые шаги пришедших к власти нацистов, необходимо не упустить из виду два обстоятельства. Первое: действительно, завоевание «восточного пространства» составляло внешнеполитическую «сверхзадачу» германских фашистов. Второе: они понимали, что для решения этой «сверхзадачи» мало построить новые танки, самолеты и создать многочисленную армию. Надо переделать души людей. Заставить десятки миллионов немцев думать, как они, фашисты, а несогласных — замолкнуть. Иными словами, извратить сознание. Превратить молодежь в свирепых германских воинов-тевтонов. Снова вложить в их руки меч Зигфрида. Выбить из голов моральные ценности. Возможно ли это было в XX столетии?

Оказалось — да. Но для этого потребовалась, во-первых, мощная пропаганда — грандиозная, тотальная, бьющая больше на инстинкты, чем на разум. Ей предстояло заставить если не всех немцев, то возможно большее их число забыть прежние верования или неверия и проникнуться чем-то новым, заманчиво неизвестным. По-новому осмыслить себя и окружающее. Культ войны и победы. Культ смерти. Новый рыцарский орден — эсэсовцы. Мертвые головы на фуражках. Немецкий воин, разрывающий версальские цепи, — на миллионах плакатов. И манифестации. Одна грандиознее другой. И над всем этим — вождь, «фюрер», в которого надо верить и за которым идти.

И во-вторых, террор. Искоренение «внутренних врагов», которых можно увидеть, на которых можно указать пальцем, которых можно строем отправить в концлагеря, где первой фразой, обращаемой к ним эсэсовской охраной, было: «Нация вас отвергла».

Отверженные нацией! С ними можно было делать в застенках все что угодно. Мы видели, что нацисты вышли из террора, мрака и крови первой мировой войны. Насилие они сделали идолом своего поклонения, не видели в этом мире ничего выше силы и поверили, что они всемогущи. Внутри и вовне. И начали с силы, и ею же собирались все кончить. Но вся их история в итоге доказала, что есть нечто более могущественное, чем голая сила.

5

Итак, они начали со «сплочения нации». Использование внешних эффектов, изощренная демагогия — от спекуляции на острых проблемах германской действительности до расового безумия каждодневной пропаганды, воспевание «героической смерти», извращение истории в угоду сиюминутным потребностям, культ фюрера — этим оружием нацистская партия оснастила себя с самого начала. Но теперь все это определяло государственный стиль Германии.

Сопротивление приходу нацистов к власти было весьма серьезным. Лишь в Пруссии и нескольких малых землях они чувствовали себя более или менее уверенно. В других районах было иначе. В Баварии коммунисты призвали молодых рабочих разоружать отряды CA и СС. КПГ выдвинула лозунг борьбы с фашизмом: «Рабочие на баррикады!». Антифашистские выступления последовали в ряде других земель.

Это вызвало у нацистов страх, и они решились на крайние меры. Вечером 27 февраля 1933 г. запылал рейхстаг.

Давно доказано, что поджог рейхстага был подготовлен нацистскими главарями как повод для уничтожения оппозиции. Об этом убедительно и смело заявил на лейпцигском процессе Георгий Димитров. Мировой общественности уже и тогда было ясно, что 24-летний полубезумный голландец Маринус ван дер Люббе, совершивший поджог, был подставным лицом фашистов.

Как только Гитлеру сообщили по телефону, что горит рейхстаг, он завопил: «Это коммунисты!». Немедленно вся нацистская верхушка собралась перед горящей громадой здания, где уже стояла толпа. Прибывший Геринг сразу сказал Гитлеру: «Конечно, это дело рук красных». Он немедленно отдал приказ поднять на ноги всю полицию.

Гитлер хотел, чтобы его версия немедленно разошлась по свету. Он подошел к стоящему вблизи английскому журналисту Сефтону Делмеру и заявил:

— Бог видит, это дело рук коммунистов,

На слова Делмера, что он не убежден, так ли это, Гитлер закричал:

— Вы, господин Делмер, переживаете теперь начало новой громадной эпохи в германской истории. Это пламя — ее начало. Если коммунисты достигли бы власти в Европе, тогда за шесть месяцев — да что я говорю — за два месяца весь континент, как это здание, объяло бы пламя!

Геринг поддержал:

— Это начало коммунистического восстания. Они сейчас начнут наступление. Нельзя терять ни минуты!

Лицо Гитлера стало фиолетовым от возбуждения:

— Каждый коммунистический функционер будет расстрелян на месте, где его задержат! Депутаты-коммунисты должны быть повешены уже сегодня ночью! Социал-демократам тоже не будет пощады!¹²

Весь спектакль разыгрывался на глазах представителей прессы — своей и зарубежной.

Нацисты сразу же постарались создать в стране паническое ожидать немедленного «восстания коммунистов».

Полиция получила приказ: арестовать всех депутатов от компартии — рейхстага, линдтагов и городских парламентов. Все функционеры КПГ были схвачены там, где их удалось застигнуть. Левая пресса сразу же была запрещена.

Состоявшееся на следующий день заседание кабинета министров единогласно согласилось с требованием фашистов «рассчитаться с коммунистами»¹³.

Вечером Гитлер и Папен появились у президента Гинденбурга. Тот без возражений подписал декрет «Об охране народа и государства».

Так фашистский вождь получил чрезвычайные права. Они оставались в силе 12 лет и стали «юридической основой» его политики тарпона и тотальной диктатуры.

По всей стране шли аресты коммунистов, социал-демократов, либеральной интеллигенции, руководителей профсоюзов. Хватали в квартирах, на улицах, в ресторанах — словом, повсюду. Геринг выступил по радио: пожар рейхстага был первой из многих акций, запланированных коммунистами. Но нация может не бояться: «Мы достаточно сильны, чтобы нанести решающий удар».

Однако даже в консервативных кругах западных стран считали, что пожар подстроен самими гитлеровцами. Лондонская «Ньюс кроникл» писала: «Считать, что немецкие коммунисты как-либо причастны к пожару — это тупоумие». В широких дипломатических кругах придерживались того же мнения.

Но самый тяжкий удар лгунам и провокаторам нанес Георгий Димитров на лейпцигском процессе. Задуманный Герингом для «доказательства вины коммунистов», он превратился в разоблачение фашизма. Димитров мужественно раскрыл ложь о «коммунистическом заговоре». Трех коммунистов из четырех обвиняемых вынуждены были освободить. Осудили одного ван дер Люббе. Геринг в заключение сказал Гитлеру: «Фюрер, получилось так, что не мы судили коммунистов, а они нас».

Провокации, жестокость, террор вызвали замешательство в стране. Влияние нацистов стало падать как раз в то время, когда предстояли выборы в рейхстаг.

И здесь снова на помощь двинулись промышленные и финансовые магнаты. 25 руководителей крупнейших концернов и банкиров решили оплатить предвыборную кампанию нацистов. На их собрание прибыл Геринг.

— Ваша жертва окажется тем более для вас приемлемой, что эти выборы, безусловно, будут последними по меньшей мере на ближайшее десятилетие, а может быть, и на столетие!

После этих слов Геринга поднялся банкир Ялмар Шахт:

— Ну, господа, а теперь к кассам!¹⁴

Крупп фон Болен от имени рурских магнатов внес 1 млн. марок. Концерн «И. Г. Фарбениндустри» — 400 тыс. Общая сумма превысила 3 млн. марок.

Нацисты развернули пропагандистскую кампанию. Однако на выборах 5 марта 1933 г. они получили только 43,9 % голосов. Гитлер был в отчаянии. Успех виделся тем менее убедительным, что 81 депутат от компартии находился под арестом.

6

Чтобы поправить дела и сгладить растерянность, вызванную в различных кругах предыдущими событиями, Гитлер решил успокоить и привлечь на свою сторону всех сомневающихся, показав, что является преемником Гогенцоллернов и ничуть не стремится к диктатуре. Он целиком подчинен президенту — «герою войны» «национальному фельдмаршалу» Гинденбургу.

Гитлер назначил акт открытия новоизбранного рейхстага в гарнизонной церкви Потсдама — традиционной резиденции Гогенцоллернов. Здесь собрались высшие представители военных, помещиков, чиновничества.

Сначала Гинденбург прочитал свое заявление: новое правительство стоит перед трудными задачами, от всех требуется подчинение, дисциплина и патриотизм. Потом вышел вперед Гитлер. Он говорил, какое трудное наследство получило его правительство от «навязанной кайзеру и немецкому рейху войны», как оно будет преодолевать безработицу и экономическую депрессию. Гитлер и Гинденбург, взявшись за руки, спустились к гробнице Фридриха II и под артиллерийские салюты возложили венки.

Церемония, которая транслировалась по радио по всей стране, произвела нужное впечатление. Те, кто колебались, боялись перемен и террора, увидели, что Гитлер вовсе не стремится к диктатуре. Он целиком подчинен столь обожаемому всеми Гинденбургу, символу традиций и порядка, верен старым идеалам.

Однако прошло всего лишь два дня, и все, имеющие глаза, могли убедиться, к чему же действительно рвался Гитлер. Открытие нового рейхстага происходило в здании оперы «Кролль». Внутри все было увешано знаменами со свастикой. Повсюду патрулировали эсэсовцы. Гитлера, вышедшего на трибуну, его сторонники, заполнившие зал, встретили громовым ревом.

Изложив программу своего правительства, он в заключение неожиданно потребовал принятия закона о полномочиях, который давал бы правительству и лично ему бессрочно неограниченные права.

Социал-демократы оказались в шоковом состоянии. Они пробовали робко протестовать, в то время как хор штурмовиков и эсэсовцев под окнами здания скандировал: «Мы требуем закона о полномочиях, иначе произойдет взрыв!». Гитлер выскочил на трибуну и обратился к социал-демократам: «Германия должна быть свободной, но не с вашей помощью. Ваш час пробил!». Исполненной демагогией речью ему удалось запугать не только социал-демократов, но и партию Центра. Последняя в конечном счете проголосовала за принятие закона. В итоге оказалось: за — 441, против — 94. Как только президент рейхстага Геринг огласил результаты, нацисты вскочили с мест в буйном приветствии. Здание оперы сотрясалось от громового хора, певшего «Хорст Вессель».

Так «парламентским путем» в руках фашистов оказалась неограниченная диктаторская власть.

Прошло совсем немного времени, и картина Германии стала существенно меняться. Промышленники и банкиры щедро давали деньги, чтобы помочь нацистам начать программу вооружений и ликвидировать безработицу. Назначенный президентом Рейхсбанка опытный и ловкий финансист Ялмар Шахт обещал «предоставить столько денег, сколько необходимо». Стальной магнат Крупп послал Гитлеру приветственное письмо. Он поздравлял его и выражал мнение всех предпринимателей, что наконец-то Германия «создала основу для стабильного правительства».

Коммунисты находились в тюрьмах и концлагерях, туда же отправилась и часть социал-демократов. Остальные замолкли. Берлин наполняли слухи. Рассказывали о бесчинствах и пытках, творимых штурмовиками в казармах и подвалах над арестованными. Смутный страх охватывал людей. В средних и малых городах нацисты проводили массовые митинги и парады. Создавали все новые местные организации своей партии¹⁵.

Начался разгром профсоюзов. Они мешали Гитлеру — противостояли крупному капиталу, промышленным магнатам, а следовательно, подготовке войны. Вместо профсоюзов создавался так называемый «немецкий трудовой фронт». Гитлер объявил 1 мая «Днем национального труда», который должен продемонстрировать «единство труда и государства». На Темпельгофском поле состоялся грандиозный митинг. Собравшиеся услышали очередную речь фюрера. Он обещал массу благ трудящимся, естественно, без профсоюзов, «которые не нужны». Затем последовал пышный, фейерверк.

Во всех городах развевались флаги со свастикой. Нацисты все больше укрепляли свои диктаторские позиции рядом новых и новых законов и распоряжений. Компартия понесла тяжелый урон. Социал-демократическую партию запретили. «Фёлькишер беобахтер» назвала ее «партией государственных предателей». Католическая церковь поддержала нацистов. «Гитлер знает, как нужно управлять кораблем государства», — сказал прелат Каас, вернувшийся после встречи с папой Пием XI¹⁶. Глава католиков дал аудиенцию своему единоверцу фон Папену и заявил ему, что «счастлив видеть в Гитлере личность во главе германского правительства, которая на своем знамени начертала бескомпромиссную борьбу с коммунизмом и нигилизмом». Папский нунций в Берлине ди Торрегросса сказал на аудиенции Гитлеру с улыбкой: «Я долго не мог вас понять. Но долго старался это сделать. Теперь я вас понимаю». Гитлер получал поддержку с разных сторон. Все консервативное, контрреволюционное стало тянуться к нему со все большей симпатией как к борцу против демократии. А для немцев он не оставлял выбора: идти за ним или исчезнуть.

Г.А. Якобсен пишет: «Под "народным обществом" в "третьем рейхе" понимали, что все немцы должны носить одинаковые пиджаки, ездить в одинаковых автомобилях... отдавать одинаковые приветствия, а главное — должны одинаково думать, верить и действовать»¹⁷. 10 мая 1933 г. в огромном костре на площади Оперы в Берлине одетые в коричневую форму студенты сожгли тысячи книг классиков мировой культуры. Розенберг приступил к воспитанию в немецком народе «расового мировоззрения» для «поддержания в чистоте германской нордической крови». В Берлине открылась первая выставка, с помощью экспонатов которой каждый мог определить степень своей «расовой чистоты».

В апреле 1933 г. по инициативе Геринга создано гестапо. Гиммлер стал начальником отборных фашистских отрядов — СС. Одновременно гитлеровцы осуществили «унификацию» буржуазных партий, объявив об их ликвидации или слиянии с фашистской партией. Подлежали роспуску все юношеские и детские организации, а также различные союзы, примыкавшие к буржуазным партиям. Буржуазные органы печати ликвидировались или включались в систему фашистской пропаганды. 14 июля 1933 г. последовал закон, вообще запрещавший в Германии политические партии, кроме нацистской. Государственный аппарат подвергся кардинальной чистке: сотни тысяч служащих заменили «партайгеноссе».

Шла нацификация вооруженных сил. Подавлялось сопротивление, изгонялся прогрессивный дух — наследие Шарнхорста, Гнейзенау. Выдвигались в первые ряды только целиком преданные Гитлеру. Военный министр Бломберг писал в газете «Фёлькишер беобахтер»: вермахт «будет достоин того доверия, которым он пользовался до сего времени, верный своей клятве, данной Адольфу Гитлеру». Среди некоторой части молодежи усиливались стремление преодолеть «республиканскую слабость», принесшую «версальский позор», установить в рейхе «порядок» с «сильным вождем» во главе. Он сбросит оковы Версаля и восстановит попранную честь Германии.

Экономический кризис порождал и усиливал тягу к переменам. Многолетняя безработица, охватывавшая почти 50 % трудоспособного населения, приводила миллионы немцев на грань отчаяния. И они хватались за последнюю надежду: быть может, с Гитлером что-то изменится. Они не изучали «Майн кампф», им просто требовался «кто-то другой». И многие из отчаявшихся людей с надеждой смотрели на лозунг «Боже, благослови Адольфа Гитлера, нашего фюрера».

7

Нацисты приступили к активной внешнеполитической деятельности. До поры до времени, пока не будет подготовлен мощный военный потенциал, они хотели создать впечатление перед внешним миром, будто ничего другого не желают так горячо, как прочного мира и даже разоружения. На послание президента Рузвельта к народам Европы о необходимости сохранить мир Гитлер немедленно ответил: Германия страстно хочет стать гарантом такого мира.

В действительности Гитлер никогда ни на йоту не отходил от плана завоевания Советского Союза и получения за его счет «жизненного пространства». Он надеялся сделать Англию своим «тихим партнером» в «крестовом походе против коммунизма». Формула была такова: Германия господствует на континенте Европы до Урала, Англия господствует на морях и в заморских колониях. До этого он собирался сделать своим союзником Италию, чтобы она «связала» Францию и создала противовес Англии в Средиземноморье. Но обо всем пока что говорили только «в своем кругу». А для внешнего мира речь шла о стремлении рейха к мирным отношениям со всеми. В официальном заявлении новое правительство сообщило, что желает «дружественных отношений» с Советским Союзом и что меры, предпринятые против коммунистов, никак не касаются СССР.

В Берлине знали, что на Западе большинство политиков не принимают их режим всерьез, что Гитлер дает гораздо больше поводов для насмешек, чем для опасений. Одна из британских газет писала: «В то время как в Германии разрастается миф о фюрере, многие независимые газеты и журналы Европы подчеркивают комические аспекты немецкого диктатора. Они представляют Гитлера как комедианта, над которым из-за его серьезности можно еще больше смеяться»¹⁸. Известный английский консерватор лорд Лотиан заявил: жестокость национал-социализма внутри страны вполне объяснима — она является «реакцией на внешние преследования, которым подвергалась Германия со времен войны».

Однако уже осенью 1933 г. нацисты удивили западных наблюдателей: Берлин заявил о выходе Германии из Лиги наций. «Это необходимо сделать, чтобы подчеркнуть полное равноправие Германии». 14 октября радио передало заявление: «третий рейх» покидает продолжающуюся два года в Женеве конференцию по разоружению, а вместе с тем и Лигу наций.

На Всемирной конференции по разоружению германский представитель посол На дольный сделал вдохновенное заявление: «Германия уже разоружилась. Ее армия состоит всего лишь из 100 тыс. человек, флот — из 15 тыс. У Германии нет ни танков, ни тяжелого оружия. У нее нет авиации. Но где, скажите, пожалуйста, разоружение других государств? Где равноправие Германии? До тех пор пока соседи рейха не разоружились в той же мере, Германия беззащитна перед любой агрессией. Лига наций неспособна остановить возможного агрессора. Посмотрите на японскую агрессию против Маньчжурии в 1932 г.! Германия совсем не хочет вооружаться. Но Германия требует, чтобы разоружились и другие!»¹⁹.

Британской делегации сразу же оказались понятны эти «убедительные и достойные» аргументы. Они были вполне в духе политики «баланса сил». Премьер-министр Макдональд представил в Женеве 16 марта мудрый и дальновидный план: разрешить Германии удвоить ее рейхсвер, т. е. довести армию до 200 тыс. человек. И одновременно настолько же потребовать уменьшения численности французской армии. Надо сократить численность и всех других армий Европы, увеличить только германскую.

Это было, повторяем, уже после секретного заседания германского кабинета 3 февраля, где Гитлер потребовал полного перевооружения Германии во имя войны. Но заседание, снова напоминаем, было сугубо секретным, и премьер Макдональд о нем вряд ли знал. Что же касается дара политического предвидения, столь присущего британским политикам, то все это говорило само за себя. Казалось гораздо более важным сделать Германию серьезным противовесом Советскому Союзу, а заодно и Франции.

В 20-х числах марта Гитлер выступает в рейхстаге. Он называет рейхсвер «единственной в действительности разоруженной армией во всем мире» и горячо поддерживает предложение Англии в Женеве, говоря о нем как о «свидетельстве понимания ответственности и признаке доброй воли». Францию он призывает к «примирению» и обещает ей дружбу²⁰.

А в середине мая Берлин делает поистине сенсационное предложение: необходимо «тотальное, всеобщее разоружение!» Германия без промедления будет готова вообще распустить всю свою военную организацию и уничтожить даже те небольшие остатки оружия, которые у нее еще имеются, если и другие нации сделают то же самое столь же решительно. Он снова горячо поддерживает план Макдональда.

Здесь фюреру нельзя отказать в ловкости. Его расчет был двойным: Франция никак не согласится ограничить свою армию тем же количеством войск, которое есть у Германии. Но его предложение будет благоприятно встречено в Англии.

В октябре 1933 г. британский министр иностранных дел Джон Саймон под нажимом Франции выдвигает на Женевской конференции новый план, но теперь уже «с учетом французских интересов». Гитлер с благородным возмущением отзывает германскую делегацию из Женевы. Он не может больше выносить, когда его мирными намерениями так открыто спекулируют, нарушая равноправие Германии!

Однако уже сделан немалый шаг к сближению с Англией. Там найдено понимание. И укреплены позиции внутри страны. В немецком народе росла поддержка «мирной политики нового канцлера». За него и за бюллетень нацистов голосует на выборах в рейхстаг 95,1 % населения. Британский посол в Берлине сэр Эрик Фиппс телеграфирует в Лондон: «Позиция господина Гитлера неуязвима»²¹.

Державы, подписавшие Версальский договор, всегда ожидали с опасением то время, когда Германия снова начнет вооружаться. Они втайне надеялись, что если оно и настанет, то не скоро. Поэтому они испытали серьезную озабоченность, когда в Женеве 18 декабря 1933 г. был получен меморандум из Берлина: «В современных условиях уже нельзя считать вероятным серьезное проведение мер по разоружению»²². Поэтому Германия значительно увеличит численность своей армии и повысит военные расходы на 90 %. Так официально произошло одностороннее нарушение условий Версаля.

Тревога в Женеве сопровождалась гневом в Париже, разочарованием в Лондоне. Повсюду дипломаты пришли в движение. Поворот оказался слишком резким, и Гитлер опять столь же внезапно дает еще одно доказательство своих «мирных намерений». 26 января 1934 г. он заключает пакт о ненападении с Польшей на 10 лет.

Англия снова удовлетворена: значит, господин Гитлер признал границы с Польшей, установленные в 1920 г., оспаривание которых приносило столько забот. Более того, Германия опять дает пример своего миролюбия и своих добрых намерений. Кроме того, мир с Польшей не может не означать угрозы Советскому Союзу, что тоже вполне приемлемо. Британский министр иностранных дел сэр Джон Саймон вновь доволен Германией. Он шлет господину Гитлеру «сердечные поздравления». Лорд Ванситтарт, известный своим недоверием к Германии, также поздравляет германского канцлера, невзирая на то, что пакт о ненападении с Польшей серьезно задевал и французскую систему союзов в Восточной Европе. Когда Берлин отклонил предложение Советского Союза от 28 марта 1934 г. о заключении гарантийного договора, охраняющего независимость и безопасность Прибалтийских государств, стало очевидным, что политической стратегии, изложенной в «Майн кампф», нацисты намерены следовать неуклонно.

Теперь Англия с чистым сердцем дает согласие на трехкратное увеличение германской армии. Ей можно иметь и танки, и тяжелое оружие и т. д. Ведь германское оружие не будет угрожать Западу.

8

Более того, господин Гитлер стал вполне респектабельной личностью в английском высшем обществе. Посол в Берлине Фиппс доверительно передает канцлеру: его визит в Лондон был бы весьма желателен. Для консерваторов сильная Германия во всех отношениях необходима. Она станет барьером против коммунизма в Европе, да и противовесом Франции, позиции которой ослабил германо-польский договор. Германия могла бы оказаться именно той силой, которая вообще уничтожит коммунизм. И не только в России. Ведь и Франция становилась все более подозрительной, все менее надежной из-за усиливающихся левых тенденций, крепнущих контактов с Советским Союзом, неустойчивости власти вследствие постоянных правительственных кризисов, из-за нарастающей угрозы Народного фронта.

Лорд Лотиан, будущий посол Англии в США, называл тогда англо-германскую дружбу «необходимым противовесом франко-русскому преобладанию». Лорд Лондондерри, бывший министр воздушных сообщений говорил: «Мы не должны сделанные миру предложения господина Гитлера рассматривать в духе мелочной придирчивости. Это неверно, когда англичане отказываются верить искренности Германии»²³.

В начале 1934 г. новый рейхсканцлер и его окружение воспринимались в аристократической Англии как удачливые политики, энергичные люди, новаторы, с которыми можно и должно иметь дело.

Лорд — хранитель печати Антони Иден едет с официальным визитом к Гитлеру. Раньше он считал немецкого фюрера демагогом. Но теперь он другого мнения о нем. На прощание он говорит Гитлеру:— Мы, старые солдаты, должны быть последними, кто хотел бы новой войны.

Фюрер воскликнул:

— От всего сердца я согласен с Вами!

Гитлер заявил Идену: Германии ведь надо иметь какие-то силы, чтобы обороняться. Если на этот счет будет достигнуто взаимопонимание, то он, фюрер, готов разоружить отряды штурмовиков²⁴.

После отъезда Идена Гитлер сделал еще один мирный жест: посетил британское посольство, чего не делал никогда относительно зарубежных представительств. За обедом он сказал послу: Германия согласна иметь ВВС, составляющие 30% общего количества авиации соседних государств. В марте 1934 г. он послал мирное и дружественное письмо президенту Рузвельту, содержавшее приветствие и пожелание успеха в его «героических усилиях в интересах американского народа»²⁵.

Итак, не в пример внутренним делам на международной арене Гитлер действовал пока осторожно. Кроме всего прочего, он знал, что в его правительстве сидят старые консервативные сторонники вильгельмовской «империалистической политики» — так называли нацистские чиновники-«революционеры» прежний курс завоевания заморских колоний. Стариков тоже надо было понять. Они, конечно, не возражали, чтобы Германия стала господствующей державой на континенте. Но не следует торопиться с этой «скачкой на Восток», думали они. Прежде всего нужно двинуться за моря и вернуть утраченные колонии. Значит, требуется сильный флот, который неизбежно столкнется с британским.

Но Гитлер считал по-иному. Борьба с Англией слишком трудна. Океаны и далекие земли — не германская стихия. А Восток, заселенный к тому же «неполноценной расой», рядом. «Движение на Восток» — германская традиция. Нужны завоевания до Урала. Он предпринимает ряд ловких шагов, чтобы ослабить позиции своих «консерваторов», прибежищем которых было министерство иностранных дел во главе с фон Нейратом. Как бездумно ведут они дела к столкновению с Англией!

Соглашение с Ватиканом дало ему дополнительный кредит доверия на Западе. Что же касается критики из рядов партайгеноссе за «союз с римским попом», то на нее он плевал. Ему требовалось сблизиться с Англией и развязать руки на Востоке. Одновременно он избавляется от своего главного «консервативного противника» министра хозяйства Гугенберга, который имел неосторожность на всемирной конференции в Лондоне в июне 1933 г. громогласно потребовать у Британии возврата Германии ее колоний. Что такое? Какие колонии? Ведь сам он, Гитлер, за несколько дней до выступления Гугенберга назвал в интервью британскому журналисту Уорду Прайсу вопрос о колониях «второстепенной проблемой». Рейхсминистр иностранных дел фон Нейрат сразу же отмежевался от заявлений Гугенберга. Гитлер взял сторону Нейрата, и Гугенбергу ничего не оставалось, как подать в отставку. Гитлер позаботился, чтобы вся эта история была соответствующим образом отражена в английской прессе.

Теперь фюрер открыл себе путь, так ему, по крайней мере, казалось, к согласию, а еще лучше — к союзу с Англией. Германия предоставит Англии господствовать за морями, а взамен получит от нее карт-бланш на Востоке и поддержку полного «восстановления рейха».

Но впереди стояла еще одна нелегкая проблема. Несмотря на сходство фашистских режимов, Италия сторонилась гитлеровского рейха, опасаясь его экспансии, заигрывания с Англией и открытых претензий на поглощение Австрии.

После неудачного путча нацистов в Вене и убийства австрийского канцлера Дольфуса в июле 1934 г. Муссолини произнес речь в Бари, полную презрения к нацистской Германии: «Тридцать столетий истории позволяют нам с жалостью взирать на определенные идеи по ту сторону Альп». Гитлера он назвал в этой речи «отвратительным сексуальным калекой», а также «опасным дураком и клоуном». В органе фашистской партии газете «Пополо ди Рома» он писал: «Кто же такие эти господа нацисты? Убийцы и педерасты!»²⁶.

Муссолини уже 12 лет был у власти и пользовался на Западе определенным авторитетом. Черчилль еще в 1932 г. льстиво называл его «крупнейшим законодателем современности» и даже «воплощением римского гения». На конференции в Стрезе «римский гений» совместно с Англией и Францией занял непримиримую позицию к Германии.

Но Гитлера это мало смущало. После заключения в 1934 г. советско-французского договора он неустанно создавал легенду об «окружении Германии», рассчитывая, что усиление позиций Франции не может не тревожить Италию, ее давнюю соперницу в Средиземноморье. Союз с Италией был нужен Берлину, чтобы создать противовес Франции, да и Англии. Гитлер хотел присоединить к рейху Австрию, а это также касалось Италии. И вот в Риме появляется доверенный Гитлера Эрнст Ханфштенгель по прозвищу «Пуцци», любимец и баловень фюрера, его доверенное лицо. Муссолини принял обаятельного молодого человека, к тому же музыканта. Посланник предложил встречу фюрера с дуче. Оба любят музыку Вагнера, и это будет прекрасная тема для начала бесед. Кроме того, есть ряд политических вопросов, которые следует обсудить. Дуче после некоторого колебания согласился²⁷.

Встреча состоялась 14 июня 1934 г. в Венеции. Она была довольно прохладной. Говорили без переводчиков, и Муссолини плохо понимал немецкий язык Гитлера с австрийским акцентом, а тот немецкий язык дуче с итальянским акцентом. Тем не менее первый контакт состоялся. И хотя ни один из обсуждавшихся вопросов, прежде всего насчет присоединения Австрии к рейху, не был решен, обоих не покидала мысль, что они еще смогут друг другу пригодиться.

9

Президент фельдмаршал Гинденбург дошивал последние дни. Нацистская верхушка решила, что наступает время, когда Гитлер должен сосредоточить в руках всю власть — и канцлера, и главы государства, и верховного главнокомандующего. Но предварительно следовало искоренить возможную оппозицию в своих собственных рядах. Гитлер связывал ее прежде всего со своим «старым товарищем» — Ремом, который возглавлял штурмовые отряды.

Они стали чересчур самостоятельными и многочисленными: 4 млн. человек — ведь это гораздо больше, чем армия. Склока назревала. Высшие генералы, прежде всего министр рейхсвера Бломберг, интриговали против Рема и его «коричневых рубах». Гитлер боялся за свою власть. Ведь именно армия была его главной опорой для будущих завоеваний, а CA, т. е. штурмовые отряды, уже стали реликтом. Они сыграли свою роль, а теперь оказались в общем-то бессмысленными и ненадежными.

Часы Рема и верхушки CA были сочтены. Гитлеру донесли, что однажды, будучи пьяным, в некой компании Рем сказал: «То, что объявляет этот смешной ефрейтор, — не для нас. Гитлеру нельзя доверять, он должен уйти в отпуск. Если не так — мы сделаем дело без Гитлера». На одной пресс-конференции Рем будто бы заявил: «Каждый, кто внутри партии противостоит CA, — реакционер и буржуазный конформист»²⁸.

Дело шло о «наследии Гинденбурга». Кто будет обладать полнотой власти после смерти фельдмаршала? Все плели интриги друг против друга. 21 июня 1934 г. шеф СС Гиммлер и министр рейхсвера Бломберг приказали скрытно привести в готовность силы СС и армейские гарнизоны. Тем временем Рему Гитлер приказал отправиться для отдыха на баварский курорт Бад-Висзее и собрать там высших руководителей штурмовых отрядов. Фюрер хочет приехать туда же и поговорить с ними.

Как только Рем уехал «на отдых», Гитлер приказал начальнику своей охраны Зеппу Дитриху с двумя ротами следовать в Бад-Висзее и сам вылетел туда же самолетом. Он ворвался к Рему, самолично арестовал его и других руководителей CA. Всех отправили под конвоем в мюнхенский «коричневый дом». Немедленно в Мюнхене и Берлине начались массовые расстрелы штурмовиков, причастных к руководству. Число уничтоженных в лихтенфельдских казармах, в «коричневом доме» и в других местах неизвестно. Много сотен. Когда все кончилось, президент Гинденбург письмом поздравил Гитлера: «Вы спасли немецкий народ от большой опасности». Генерал Бломберг «от имени рейхсвера» поблагодарил фюрера «за солдатскую решительность» в его «мерах против предателей». Он одобрил и убийство генералов Шлейхера и Бредова, подозреваемых в нелояльности. Адмирал Дениц назвал все меры правильными и законными. Генералы считали, что отныне они, и только они будут представлять вооруженные силы рейха. Радовался и Гиммлер. Отныне для СС не будет конкуренции.

Тем временем 1 августа на своей железной походной кровати в поместье Нейдек скончался президент фельдмаршал Гинденбург. Это было представлено как событие всемирного масштаба. Смерть героя! Гитлер немедленно объявил, что принимает на себя титул «фюрера и рейхсканцлера». Он вызвал Бломберга, командующих армией, флотом и авиацией. В кабинете, стоя перед столом Гитлера, под его диктовку, они приняли новую присягу, которая их обязывала беспрекословно служить и подчиняться ему, Адольфу Гитлеру» Не народу и родине, как говорилось в старой присяге, а лично фюреру. Вскоре такую присягу приняли вооруженные силы вплоть до последнего солдата.

Траурные церемонии похорон Гинденбурга длились несколько дней. Звучала музыка из вагнеровской «Гибели богов». По приказу фюрера президент был похоронен не в поместье Нейдек, как он завещал, но на бывшем поле сражения 1914 г. под Танненбергом, что напоминало о войне с Россией. Его гробницей сделали некое грандиозное сооружение с восемью 30-метровыми башнями. По словам французского посла Франсуа-Понсэ, оно походило на крепость германских рыцарских орденов, завоевавших Восток.

В эти дни генерал Бломберг покорнейше просил Гитлера, чтобы тот разрешил всем военнослужащим называть его «мой фюрер». Тот благосклонно согласился.

Только 15 августа было опубликовано «завещание Гинденбурга». В нем говорилось, что армия должна быть символом и главной опорой государства, полностью одобрялась политика Гитлера и указывалось, что он должен стать преемником президента. Сразу же повсюду распространились слухи о том, что «завещание» было фальшивкой. Многие данные говорили об этом.

Но, так или иначе, Гитлер сосредоточил в своих руках теперь абсолютно всю власть. По его требованию принимается закон «О верховном главе государства в германской империи». Оба поста — президента и канцлера — Гитлеру присваиваются пожизненно с официальным титулом «фюрер и рейхсканцлер».

10

Теперь, когда нацистская верхушка полностью развязала себе руки, можно было действовать дальше. И кто мог сомневаться, что сейчас дело пойдет о подготовке к войне?

Но предварительно следовало решить минимум две ближайшие задачи. Первая: добиться абсолютной лояльности всех немцев, их полной веры во все, что делает «фюрер и рейхсканцлер», преодолеть тот страх и даже моральный шок, который вызвало у многих все происшедшее в стране за последние полтора года, подавить еще имеющуюся оппозицию и колебания, «сплотить» партию, вернуть респектабельность за границей. И вторая: ликвидировать военные ограничения Версаля и убыстренными темпами развивать строительство вооруженных сил.

Так был задуман партийный съезд в Нюрнберге. Гитлер поручил приближенному им к себе молодому архитектору Шпееру подготовить небывалый праздник. На громадной площади соорудили нечто вроде гигантского стадиона. Его главная трибуна, похожая на алтарь, имела посредине башню высотой 27 м и шириной 450 м. Ее увенчивал символ — орел с раскинутыми крыльями длиной 33 м. Вокруг этих невероятных сооружений развевались тысячи флагов со свастикой и стояли 130 прожекторов, создававших в вечернем небе световые столбы высотой до 8 км.

Все началось 4 сентября 1934 г. До деталей отрепетированный спектакль довел 30 тыс. приглашенных до полного исступления. На «стадионе» в коридоре между шпалерами идеально выстроенных войск под воинственный марш появился Гитлер. После увертюры из «Эгмонта» выступил гауляйтер Вагнер, заявивший, что «третий рейх» «определяет формы немецкой жизни на тысячу лет». На следующий день на Стадион прибыли 200 тыс. нацистов, которые, несли 20 тыс. флагов. Огни прожекторов, устремленных в вечернее небо, создали, по свидетельству очевидцев, какую-то нереалистическую картину гигантского, повисшего в воздухе зала. Гитлер произнес очередную истерическую речь. «Мы сильны, но будем еще сильнее!» — вопил он в исступлении.

Последний день съезда посвятили вооруженным силам. Перед зрителями провели военные учения, демонстрируя новую технику. Такого еще не видел никто.

Восторги не имели предела. Одна из иностранных журналисток записала выкрики присутствующих: «Гитлер — это бог! Гитлер — это Христос, это он, это он, наш фюрер!»²⁹.

Теперь во всей полноте стоял вопрос о создании вооруженных сил таких масштабов, которые обеспечили бы выполнение «внешнеполитической программы» фюрера. Началась крупная реорганизация армии. Кузница оружия — Рур — вновь работала на полную мощность. Со второй половины 1934 г. германская пропаганда стала шуметь о «равенстве Германии в вооружениях» и о необходимости «отмены версальского диктата».

Это ничуть не отразилось на взглядах, преобладавших в Лондоне. 19 декабря в Берлин прибыло 25 высокопоставленных британских гостей, среди них заядлый антикоммунист лорд Ротермир, издатель «Дейли мейл». Беседы велись настолько дружественно, что, казалось, ничто не может омрачить отношений двух стран.

Но вот наступило 16 марта 1935 г. Была суббота. Внезапно две сотни иностранных журналистов приглашаются в конференц-зал министерства пропаганды. К ним вышел Геббельс. Он зачитал текст указа о введении в Германии всеобщей воинской повинности. Армия мирного времени увеличится до 300 тыс. человек, 12 корпусов и 36 дивизий. Сообщение вызвало эффект разорвавшейся бомбы. На следующий день радио и газеты разнесли весть по всему миру. Бломберг писал в «Фёлькишер беобахтер»: вермахт «будет достоин того доверия, которым он пользуется, и верен клятве, данной Адольфу Гитлеру».

Французский посол Франсуа-Понсэ попросил аудиенции у Гитлера. Он выразил протест: явное нарушение Версальского договора. Фюрер в мягком и дружественном тоне ответил, что меры, принятые Германией, носят чисто оборонительный характер. Франции абсолютно нечего опасаться. «Ваш главный враг не Германия, а коммунизм», — многозначительно произнес он, в упор глядя послу в глаза. Затем последовало настолько убедительное разъяснение, что все это предпринимается против России, что у Франсуа-Понсэ не осталось сомнений: Гитлер отнюдь не собирается чем-либо угрожать Франции или Англии, но вся его решимость направлена на Советский Союз.

Через несколько дней в Берлин прибыла новая высокопоставленная делегация из Лондона: министры Саймон, Иден, посол Фиппс. Англичане усиленно подчеркивали свое стремление к миру. «Англия хочет только мира», — заявил Саймон. Гитлер заметил: он стремится к тому же. Что касается нарушений Версальского договора, то не он ведь его подписывал: «Я лучше бы умер, чем сделал это». И снова прозвучал намек, успокоивший англичан: «Между национал-социализмом и большевизмом сотрудничество полностью исключено!». Гости вполне поняли³⁰.

Переговоры продолжались. Саймон предложил встречу в Лондоне для обсуждения вопроса об увеличении германского флота, но при условии, что его тоннаж не превысит 35 % английского. Гитлер охотно согласился. Более того, он предложил договориться о военном равновесии сил между Германией, Англией и Францией. Все остались друг другом довольны.

На следующий день Гитлер приказал командующему флотом Редеру срочно начать программу морских вооружений. В Лондоне состоялась длительная беседа между германским послом Хёшем и наследником престола принцем Уэльским. Принц сказал, что он, как всегда, проявляет «глубокое понимание к положению и стремлениям Германии»³¹.

И еще одной уступки добился Гитлер во время встречи. Он заговорил об «австрийской проблеме». После нацистского путча в Австрии в июле 1934 г. и убийства канцлера Дольфуса (к чему он, фюрер, конечно же, не имел ни малейшего отношения) Франция совместно с Италией предприняли демарш, чтобы воспрепятствовать возможному будущему немецкому вмешательству в австрийские дела. Какова будет позиция Англии? Ответ Саймона вполне удовлетворил фюрера: «Великобритания не имеет в Австрии таких интересов, как в Бельгии. Мы ограничимся надеждой, что эта проблема может быть решена»³².

Теперь для Берлина уже не представляла волнений начавшаяся 14 апреля конференция трех держав — Англии, Франции и Италии — в Стрезе, тихом курортном местечке на одном из красивейших в Европе озер — Лаго-Маджоре, на швейцарско-итальянской границе. Здесь обсуждались совместные шаги по предотвращению дальнейших действий Германии, нарушающих международные договоры. Но кто и как будет предотвращать? Все уже довольны фюрером и знают, в какую сторону обращены его взоры. И вполне понятно, что итоговое коммюнике оказалось расплывчатым: впредь три державы будут противиться действиям, способным поставить под угрозу европейский мир. Правда, Франция потребовала конкретных санкций против Германии, но Англия отклонила. Однако три державы все-таки давали понять, что нарушение Германией, к примеру, статуса демилитаризованной зоны вдоль Рейна может вызвать совместные ответные действия Великобритании, Франции и Италии.

4 июня 1935 г. в Лондоне" начались переговоры об англо-германском морском соглашении. Представителем Берлина поехал туда не министр иностранных дел или какое-либо официальное лицо, а человек из личного окружения фюрера, доселе неизвестный в дипломатическом мире Иоахим фон Риббентроп. Он слыл знатоком Англии и гордился личными связями с влиятельными англичанами, о чем последние, впрочем, мало догадывались.

На переговорах Риббентроп без особого труда достиг успеха. 18 июня, когда морское соглашение было подписано, Гитлер назвал своим счастливейшим днем.

Париж заявил протест. Антони Иден сказал в нижней палате: «Французы смогли очень хорошо договориться с Германией о 300-тысячной армии. Сейчас они должны довольствоваться тем, что Германия создаст 550-тысячную армию... По крайней мере, теперь все морские державы знают, сколько кораблей построит Германия»³³.

Гитлер понимал, что своим международным успехом он обязан политике Лондона. И он захотел сразу же сделать новый, давно продуманный и подготовленный шаг: тут же начать беседы о союзе с Англией за счет Советского Союза. Он уполномочил Риббентропа предложить новому британскому министру иностранных дел сэру Самюэлю Хору приступить к переговорам на следующую тему: в случае покушения с чьей-либо стороны на единство Британской империи Германия немедленно предоставит британскому правительству любое необходимое число войск, кораблей, самолетов и будет в любой части света сражаться за Англию. Единственной компенсацией за эти услуги должен быть «благожелательный нейтралитет» Англии в случае конфликта между Германией и «ее восточными соседями».

Это предложение в полной мере отражало гитлеровскую внешнеполитическую стратегию на раннем этапе подготовки грядущей войны: изолировать Францию путем союза с Лондоном, получить свободу рук на Востоке при английском нейтралитете. Не предъявляя пока Франции территориальных претензий, обеспечить ее невмешательство, если Германия начнет агрессию на Востоке. Иными словами, с помощью Англии добиться гегемонии на континенте. Однако в Лондоне решили не торопиться. В предложении из Берлина чувствовался слишком сильный антифранцузский привкус. Кроме того, следовало посмотреть, как пойдут дела, и не открывать Гитлеру возможности к чересчур быстрому усилению. До поры до времени предложение отклонили.

11

Тем временем оставался открытым вопрос: где же все-таки настоящий союзник? Морским соглашением с Англией Берлин подорвал единство государств-участников конференции в Стрезе. Гитлер знал, что на этой конференции Муссолини резко выступал против вооружения Германии и ее попыток разорвать Версальский договор. Но он знал также, что для захвата демилитаризованной Рейнской области и будущего присоединения Австрии ему нужно еще больше изолировать Францию, улучшить отношения с Муссолини. И наконец, возник вопрос о налаживании отношений с Японией, готовившейся к широким захватам в Китае и в Тихоокеанском районе. Кто знает — ведь не исключено, что она могла бы стать партнером в войне против СССР и одновременно связать Англию и США.

Весной 1935 г. Берлин устанавливает с Японией первые контакты. В мае представитель Риббентропа Хак встретился с японским военным атташе подполковником Осимой. Они обсуждали вопрос, как и в какой форме Германия и Япония могут заключить военный пакт против Советского Союза. Руководитель отдела по восточным и дальневосточным вопросам в бюро Риббентропа фон Раумер разработал проект «Антикоминтерновского пакта» с Японией, который очень быстро одобрил Гитлер. 9 июня у него состоялась длительная беседа с японским послом Мушакои. Оба согласились с необходимостью «совместной борьбы против большевизма и коммунистических идей».

Несколько недель спустя Гитлер заявил Осиме: «Россия должна быть расчленена на свои исторические части, чтобы мир в конце концов можно было бы успокоить»³⁴. В середине июля 1936 г. японский генеральный штаб предложил включить в договор указание о действиях на тот случай, если Россия нападет на одного из партнеров. 21 сентября готовый проект договора получил одобрение японского правительства, которое надеялось, что сближение с рейхом обеспечит благожелательную позицию Германии в агрессии Японии против Китая и что Берлин прекратит поставку ему оружия. И оно не просчиталось. 25 сентября 1936 г. Риббентроп и Мушакои подписали договор.

Кроме пропагандистского текста насчёт «совместных консультаций о деятельности Коммунистического Интернационала» и о «необходимости сотрудничества в оборонительных мероприятиях», договор содержал секретное приложение, в котором стороны принимали обязательство в случае войны придерживаться благожелательного нейтралитета друг к другу и без согласия другой стороны не заключать договоров с Советским Союзом, «которые не отвечали бы духу соглашения»³⁵.

Все совершившееся столь быстро и без особых трений придавало замыслам нацистов уже не европейскую, а глобальную окраску. Гитлер приобретал партнера на другом конце света и мог демонстрировать объединение разнообразных консервативных, фашистских сил в Европе и Азии. Он мог грозить изоляцией Советскому Союзу, оказывать давление на Англию и теперь уже и на США. А Токио получало все большую свободу действий. В июне 1937 г. Япония напала на Китай.

Что касается Италии, то, как это часто бывало в истории буржуазного общества, авторитет правительств рушится, как только они, возомнив себя могучими, становятся на путь агрессии, нарушающей баланс сил. 3 октября 1935 г. итальянские войска вторглись в Абиссинию.

Попытка Муссолини основать «заморскую римскую империю» означала покушение на колониальные интересы Англии и Франции; угрозу Ближнему Востоку. Лондон и Париж объявили экономические санкции против Италии. Обе державы демонстративно направляют в Средиземное море свои флоты. Лига наций осуждает Италию как агрессора. Муссолини сразу теряет репутацию «римского гения» и признается политическим авантюристом. Его кредит на Западе резко падает. Боязнь оказаться в изоляции заставляет его искать руку помощи в других местах. Вот здесь-то ее и подает Гитлер.

Германия не присоединилась к санкциям против Италии. Она уже свободна от членства в Лиге наций. Берлин, как мы знаем, остро нуждался в европейских союзниках. Контакт с Италией мог дать выгоды. И вот эшелоны с углем один за другим идут из Рура и Силезии в Италию. И вместе с тем Берлин нажимает на Рим с другой стороны. Он хочет глубже втянуть его в абиссинский конфликт, что вынудило бы дуче теснее связаться с рейхом. И он тайно поддерживает оружием негуса Хайле Селассие. Для покупки вооружений у фирм Крупна и «Рейнметалл» негус получает кредит до 6 млн. марок из особого берлинского фонда. Транспортные самолеты доставляют негусу оружие и боеприпасы. Международная изоляция Италии и ее переход к открытой агрессии все больше сближают ее с рейхом.

Муссолини должен оплатить услугу. Он идет на уступки Берлину в «австрийском вопросе». Теперь он дипломатически уклоняется от осуждения Берлина, когда тот разрывает условия Локарно и захватывает демилитаризованную Рейнскую зону. 24 октября с визитом в рейх впервые прибыл итальянский министр иностранных дел Чиано.

В итоговом коммюнике подчеркивалось полное признание Германией «включения Абиссинии в итальянскую империю». В заключение своего визита Чиано заявил: «Я возвращаюсь в Италию с чувством глубокого восхищения всем тем, что смог увидеть в Германии. Это чувство прежде всего вызвано фюрером, которому я передал привет от дуче». Муссолини в речи 1 ноября 1936 г. в Милане впервые упомянул об «оси»: «Это взаимопонимание, эта диагональ Берлин—Рим не есть линия раздела, но ось, вокруг которой могут объединиться все европейские государства, воодушевленные волей к сотрудничеству и миру»³⁶.

Затем «ось» была укреплена визитом министра иностранных дел фон Нейрата в Рим в мае 1937 г. И вот настал день триумфального визита Муссолини в Берлин.

Когда его специальный поезд приближался к вокзалу Шпандау-Вест, слева от него появился другой поезд. В нем ехал Гитлер. Четверть часа оба поезда шли рядом. Недалеко от вокзала поезд фюрера ускорил движение. За несколько секунд до остановки поезда дуче фюрер выпрыгнул из вагона, поспешил на другую сторону платформы и встретил гостя сердечным пожатием обеих его рук.

С вокзала они двинулись в открытом «Мерседесе» среди флагов, под торжествующие вопли толпы к Бранденбургским воротам. Улицы в центре города превратились в оперную сцену: пилоны с дикторскими прутьями, громадные орлы, свастики, толпы с флагами, хоры, поющие фашистские гимны, — все это превращало приезд дуче в грандиозный спектакль.

Следующим вечером на Темпельгофском поле дуче выступил на своем плохом немецком языке перед 100-тысячным строем членов нацистской партии. «Самые великие и подлинные демократии, которые знает сегодня мир, — это итальянская и немецкая!» — заявил он.

12

Наступало время, когда нацисты чувствовали себя как на крыльях. Это был 1936 год. Они уже давно поняли, что под лозунгами «борьбы против советской угрозы» и «защиты Европы от большевиков» могут очень многого добиться от Запада. При этом до поры до времени они не слишком подчеркивали, когда именно наступит время агрессии против Советского Союза. Но и тех намеков, которые они делали то здесь, то там, для западных политиков было достаточно. Они тешили себя иллюзиями, что сами останутся в стороне от гитлеровских агрессивных планов. С фанатической энергией старался Гитлер доказать западным державам, особенно Англии, свой абсолютный антикоммунизм и антисоветизм.

Британские консерваторы стали верить в Гитлера как в спасителя от социальных перемен в Европе. Кроме того, сильная Германия могла стать элементом равновесия на континенте. В Берлин продолжали тянуться именитые гости из Лондона. В начале сентября 1936 г. приехал сам Ллойд Джордж, знаменитость, историческая личность, премьер времен войны. Фюрер сердечно приветствовал его на ступенях своего баварского дворца Бергхоф.

Ллойд Джордж сказал:

— Уже давно хотел я приложить усилия, чтобы развивать хорошие отношения между нашими странами. Эти усилия я начал сразу после войны.

Гитлер ответил:

— С детских лет я мечтаю о таком союзе. Оба наши народа принадлежат к одной и той же расе. Европейской культуре угрожают большевики. И Западная Европа должна объединиться против большевиков. Если все соседние со мной страны станут большевистскими, что тогда произойдет с моей страной?³⁷

Гость вполне согласился с этим мнением. Когда он вернулся в Лондон, его дочь с насмешкой приветствовала его: «Хайль Гитлер», на что экс-премьер вполне серьезно ответил: «Да, "хайль Гитлер", потому что он действительно большой человек!»³⁸.

Далеко не один престарелый английский политик поддался пагубным заблуждениям. Ему предавались и в высших британских правительственных сферах, включая премьера Невиля Чемберлена. «Дейли экспресс» писала о Гитлере как о «прирожденном вожде», который «совершенно один спас Германию». В некоторых американских кругах стали говорить о том, что Гитлеру надо присудить Нобелевскую премию мира. В Европе появились его приверженцы. Во Франции — Шарль Моррас, Андре Мальро, Ля-Рок, в Бельгии — Леон Дегрель, называвший себя «духовным сыном Гитлера», в США возник «Германо-американский союз».

В намерениях «сплотить немецкий народ» он продолжал искусно играть на чувствах обывателей, создавая кратковременную иллюзию благоденствия. Вот фюрер уменьшает безработицу. Вот строит автодороги и даже сам делает первые взмахи лопатой. Налаживает выпуск дешевых автомобилей «фольксваген». Заботится, чтобы трубы заводов не слишком дымили, чтобы на окнах были цветы и т. п. Вот он «дает цель» молодежи, «сплачивает» ее в «гитлерюгенд» — каждый получает кинжал с надписью «кровь и честь». Создается легенда о «народном сообществе». Для затуманивания мозгов Гит-дер создает «национал-социалистскую живопись и архитектуру».

И все больше немцев поддавалось демагогии, даже не представляя себе размеров обмана. Они не догадывались, что стоит за всем этим и что их ожидает в самом ближайшем будущем. А ожидало многое.

Летом 1936 г. был принят «четырехлетний план», согласно которому предстояло повернуть всю экономику на подготовку войны. Переключение громадных средств на военные цели уже в конце 1936 г. вызвало экономический кризис, который все более углублялся. Не хватало продуктов питания, энергоресурсов, особенно нефти, других видов сырья. Стоимость «программы» намного превосходила экономические возможности рейха. Из промышленных и финансовых кругов стали раздаваться тревожные голоса: вооружение в таких темпах истощит все ресурсы. Гитлер объявил «экономическую мобилизацию», которая должна стать частью борьбы расы за существование.

Экономический кризис еще больше убедил нацистскую верхушку: надо скорее переходить к главному. В «Меморандуме об экономической подготовке к войне» (август 1936 г.) Гитлер подчеркивал: «Германия всегда будет рассматриваться как основной центр западного мира при отражении большевистского натиска... Мы не можем уйти в этом отношении от судьбы». В этом меморандуме определились главные контуры политики «тотальной экономической мобилизации»³⁹.

Основная задача, которую выдвигали нацисты, прикрываясь фразеологией антикоммунизма, состояла в том, чтобы превратить вооруженные силы «в смысле боевой подготовки, количества соединений, технического оснащения и в первую очередь идейного воспитания в самую сильную армию мира». Перед этой задачей, уверял Гитлер, все другие требования должны отступить на задний план. И только ее решение сможет обеспечить «существование народа и империи».

Какие же пути предусматривали нацисты для перестройки в кратчайшие сроки германской военной экономики? Анализ меморандума показывает, что решения по этому поводу носили сугубо «волевой», волюнтаристский характер. Гитлер требовал: вести экономическую подготовку к войне «решительно и беспощадно»; самыми ускоренными темпами развивать производство горючего (определялся конкретный срок 18 месяцев); обеспечить массовое производство синтетического каучука (политическое и хозяйственное руководство «не будет ломать себе голову над технологией производства»); создать «крупную собственную экономику в духе автаркии»; увеличить производство железа (о том, как это сделать, фюрер давал «конкретные указания»).

Полное самоснабжение, прежде всего в стратегическом сырье, в Берлине считали главным условием экономической независимости Германии, столь необходимой для войны. Оно вместе с тем рассматривалось как способ сбережения валютных фондов, необходимых в мирное время для закупки и ввоза продовольствия из-за границы.

Вся структура экономики Германии сдвигалась, приобретая уродливые формы. Получалось, что в мирное время все было переключено на военное производство, а продовольствие и сырье закупались за границей. Но поскольку так долго продолжаться не может, война необходима в самом ближайшем будущем. Она приведет к захватам обширных источников и того и другого и решит все экономические проблемы. Оказывалось, что сама структура экономики требует войны. Ставились следующие задачи: через четыре года Германия должна иметь боеспособную армию, а экономика страны должна быть готова к войне⁴⁰.

Четыре года казались нацистским главарям тем сроком, в течение которого, с одной стороны, Германия сумеет вооружить массовую армию, а с другой — еще не наступит кризис в результате диспропорционального развития экономики. Возможности развития германской экономики на основе принципа самоснабжения крайне переоценивались.

Экономическую подготовку к войне возглавил с октября 1936 г. Геринг, ставший «уполномоченным по осуществлению четырехлетнего плана». К тому времени он входил в состав уже всех высших государственных и нацистских партийных инстанций и везде мог давать директивные указания. Геринг заявил Шахту, что за четыре года он «подготовит всю экономику страны к войне». И хотя познания Геринга в экономике равнялись весьма малой величине, нацистскую верхушку это не смущало. С ее точки зрения, руководство военной экономикой являлось исключительно «вопросом воли».

Геринг со своим аппаратом вскоре оказался в том центре, который связывал милитаризм с монополиями и государственным аппаратом. Еще в 1934 г. он говорил Круппу: «Вы даже не имеете представления, как велики те заказы, которые вас ожидают. Ради них стоит сейчас пойти на некоторые жертвы».

13

Принятый в сентябре 1936 г. четырехлетний план подготовки Германии к войне носил отпечаток той некомпетентности в оценках перспектив глобального развития, соотношения социально-политических, экономических и военных сил в Европе и во всем (мире, которыми отличалось мышление нацистской верхушки. План исходил из стратегической концепции ведения кратковременных, молниеносных войн. Поэтому он не предусматривал накопления сырьевых запасов, крупных капиталовложений в промышленность, перспективного расширения фундамента военной экономики и технологического планирования. Все подчинялось непосредственному развертыванию одного мощного эшелона вооруженных сил, одних видов военной техники, которыми предполагали начать и кончить войну, т. е. созданию инструмента «одного сокрушительного удара».

Никто не думая, что надеяться на успех в войне с крупными державами, не создавая мощных экономических резервов, обладая ограниченными ресурсами, сырьевыми запасами и не планируя фундаментального развертывания экономики с большой перспективой, означало впадать в беспросветный авантюризм.

За шесть предвоенных лет на вооружение было израсходовано 90 млрд. рейхсмарок, причем только за 1938—1939 гг. — 18,4 млрд. Заметим, что в течение этих двух лет Англия затратила (в переводе на марки) 4,9 млрд., Франция — 2,3 млрд., Италия — 0,9 млрд. Германские расходы на вооружение к 1939 г. увеличились по сравнению с 1933 г. в 10 раз.

Расширение военного производства происходило за счет однобокого развития экономики. Колоссальный рост государственного долга, усиление налогового пресса, сокращение народного потребления, обострение экономических трудностей — такой ценой Германия форсировала подготовку войны. Наряду с этим росли прибыли монополий, работавших на военное производство. Доходы предприятий Круппа, например, увеличились со 118 млн. рейхсмарок в 1933 г. до 394 млн. тех же марок в 1939 г.; доходы концерна «И. Г. Фарбениндустри» — со 113,2 млн. марок в 1935 г. до 227,3 млн. марок в 1939 г. Чистая прибыль концерна «Ферайнигте штальверке» в 1932—1933 гг. составляла 6,28 млн. марок, а в 1938— 1939 гг. — 27,6 млн. марок.

Несмотря на крайнее перенапряжение экономики и финансов фашистской Германии, она не смогла выполнить четырехлетний план по ряду важных показателей. Ее военные лидеры «выжали» из экономики очень многое — они оснастили мощные вооруженные силы. Но, по выражению начальника управления вооружений генерала Томаса, это были «ударные силы первой волны», пригодные лишь для «стремительного молниеносного удара».

В военно-экономическом отношении Германия сумела подготовиться главным образом к ведению кратковременных, молниеносных войн в Европе. Она не обладала необходимым потенциалом для затяжной войны мирового масштаба. В январе 1937 г. Гитлер совершенно ясно заявил на собрании окружных партийных лидеров: «Я хочу, чтобы наш немецкий народ... был бы самым сильным из европейских народов вообще! Тем самым мы отдадим дань уважения жертвам мировой войны. Ибо в моих глазах это... не последняя страница германской истории, но предпоследняя. Последнюю напишем мы!»⁴¹. Бурные овации сотрясали зал оперы «Кролль».

«Ось» Берлин—Рим скреплена. В тылу Советского Союза Гитлер имел еще одного союзника — Японию. Однако в осуществлении своей заветной мечты — германо-британского союза — он не продвигался столь быстро вперед, хотя уже существовало морское соглашение с Англией.

Лондон, обеспокоенный стремительным германо-итальянским сближением, решил сделать тоже какой-то жест — погрозить Берлину пальцем. 20 ноября 1936 г. министр иностранных дел Иден подчеркнул значение англо-французской солидарности. Он заявил: Англия будет готова помочь войсками Франции и Бельгии в случае агрессии против них. В палате общин 19 января 1937 г. Иден предупредил Германию: следует воздержаться от гегемонистских вожделений в Европе.

В ответ Гитлер выдвинул требования о колониях. На нюрнбергском партийном съезде 7 сентября 1937 г. он заявил: «Немецкое жизненное пространство без колоний слишком мало, чтобы гарантировать надежное, безопасное и долговременное снабжение питанием нашего народа»⁴². Но игра была достаточно ясной и нигде не вызывала особых тревог. В Лондоне решили, что фюрер блефует, пытается оказать нажим.

Ведь Гитлер не был настолько заинтересован в заморских колониях, чтобы долго воевать из-за них с Англией. Но требования «вернуть германские колонии» должны сделать Англию сговорчивее и помочь добиться ее согласия на свободу действий Германии против стран Восточной Европы. «Политикой угрожающего домогательства» назвал это позже историк К. Гильдебранд в книге «Германская внешняя политика с 1933 до 1945 г.»⁴³

14

XX столетие знало немало международных кризисов. Они всегда содержали военную опасность. Если не хотят войны и существует воля к миру, кризисы стараются ликвидировать. Если такой воли нет или ее недостаточно, кризисы опасно развиваются. Два из них привели к двум мировым войнам.

С 1937 г. фашизм сознательно провоцировал международный кризис, который завершился мировой войной. Германскому фашизму нужен был международный кризис не только для осуществления внешних планов, но и для преодоления нараставшего внутреннего кризиса. Гитлеровский режим в общем-то не был вполне прочным изнутри, несмотря на все усилия. Для внутреннего укрепления ему требовалось нечто большее, чем террор и пропаганда. Необходимы были также и внешнеполитические успехи. Этим и объясняется та поспешность, с которой нацисты приступили к «разрыву цепей Версаля».

Первую брешь пробило морское соглашение с Англией. Оно усилило предположения Гитлера, что с Лондоном раньше или позже можно добиться согласия. Но Франция оставалась опасным и непримиримым врагом. Главный победитель первой мировой войны, оккупант Рурской области, она, как писал Гитлер в «Майн кампф», должна «стать объектом окончательного спора».

Однако пока вермахт был еще слаб, гитлеровцы не жалели красок, чтобы расписать свои мирные намерения по отношению к Франции. Гитлер говорил послу Франсуа-Понсэ: «Если я вообще имею тщеславие, то оно заключается в том, чтобы мне когда-нибудь поставили памятник как человеку, который добился германо-французского примирения». В Париже, конечно, хотели услышать что-либо подобное, но уж слишком грубо все это говорилось, особенно когда вспоминали прямо-таки площадную брань в адрес Франции самого фюрера и его прессы по разным поводам и в разное время. Франсуа-Понсэ доносил: «Я думаю, что Германия будет проводить политику примирения лишь до тех пор, пока рейхсвер не почувствует себя в состоянии вести успешную войну».

Тем временем к власти пришло французское правительство «национального единства» Гастона Думерга. Его 72-летний министр иностранных дел Луи Барту, убежденный противник нацизма, развил энергичную деятельность по созданию «новой системы коллективной безопасности». Он ездит в Лондон, Брюссель, Варшаву, Белград, Прагу, Бухарест, ведет переговоры с Литвиновым и создает проекты «Восточного Локарно». В Берлине раздался вопль благородного возмущения: Восточное Локарно без Германии? Но это же снова политика окружения рейха! И опять главная поддержка пришла из Лондона: министр иностранных дел Саймон заявляет в палате общин: «Англия отклоняет любую политику окружения Германии».

Планы Барту не осуществились. Но сам он представлял для Берлина опасность. Его убили 9 октября 1934 г. в Марселе, когда он ехал в открытом автомобиле вместе с только что встреченным в порту югославским королем Александром.

Преемник Барту Пьер Лаваль оказался фигурой совершенно) иного калибра. Он сразу же проявил понимание требований Германии, в частности, о плебисците в Сааре. Один из его эмиссаров: заявил Герингу, чтобы в Берлине не придавали слишком большого» значения недавно заключенному договору Парижа с Москвой. Однако Гитлер считал, что не сможет начать осуществление своих: военных планов на Востоке, пока он связан Локарнским договором, который обязывал Германию соглашаться с демилитаризацией Рейнской области. Выступая 21 мая 1935 г. в рейхстаге по поводу введения воинской повинности, Гитлер похвалил локарнский пакт как; «единственно ясный и ценный обоюдный договор безопасности в Европе». Но никто не знал, что 19 днями раньше он приказал? военному министру Бломбергу начать разработку плана занятия-Рейнской области.

Сначала Гитлер предполагал осуществить его в 1937 г. Но обстоятельства сложились иначе.

Внутри страны росло напряжение. На жизнь Гитлера уже несколько раз покушались. К тому же произошли изменения во Франции. В январе 1936 г. пал кабинет Думерга. Новые выборы были назначены на конец апреля. А пока правил «переходный кабинет» Сарро.

27 апреля французская палата ратифицировала 353 голосами против 164 советско-французский договор. Новый министр иностранных дел Фланден вступил в переговоры с британским коллегой, сообщил ему о готовности Франции предоставить свои вооруженные силы Лиге наций на случай, если Германия вздумает нарушить Локарнский договор. Он призвал Англию сделать то же самое. Складывались предпосылки для совместных англо-французских действий против Германии в случае нарушения последней Локарнского договора.

15

Гитлер решился на отчаянный шаг. 1 марта он приказал Бломбергу начать в субботу 7 марта вступление в Рейнскую зону. Сначала на левый берег перейдут три пехотных батальона. Если Франция начнет ответные действия, им приказывалось немедленно вернуться назад. В качестве повода ремилитаризации Рейнской зоны Гитлер избрал ратификацию французским парламентом советско-французского договора, который является «действием, направленным против безопасности Германии». Франция «сама разорвала Локарнский договор». Поэтому и он, фюрер, теперь не обязан его придерживаться.

На рассвете немецкие батальоны перешли по мостам на левый берег Рейна. В полдень в зале берлинской оперы «Кролль» собрались срочно вызванные сюда «депутаты» рейхстага. Белый как стена от страха и возбуждения, Гитлер объявил о вступлении войск в Рейнскую зону, чтобы там «создать мирный гарнизон», который необходим Германии «для обеспечения элементарного права народа на безопасность его границ».

Гитлера охватил в те часы смертельный ужас. Объяви Франция, к примеру, мобилизацию, пошли она хотя бы один полк в Рейнскую область, немецкие батальоны сразу ушли бы восвояси. Ведь Германия в то время была еще не в состоянии вести войну с Францией даже с минимальными надеждами на успех. Более того, Гитлер знал, что разрыв Локарнского договора, а потом отвод батальонов назад, т. е. политический и военный провал задуманного как в международном, так и внутреннем плане, означал бы провал его режима, а для него самого — быть может, даже политическую смерть. Оппозиция в стране воспрянула бы, его собственные соратники, отговаривавшие его от этой акции, генеральный штаб, министерство иностранных дел потеряло бы доверие к нему, и ореол «гениального фюрера» мгновенно бы исчез. Возможно, даже генералы подняли бы путч и сместили бы его как не оправдавшего надежд. Поэтому следующие 48 часов Гитлер назвал самыми напряженными в своей жизни.

Он предпринимает отчаянные шаги, чтобы задобрить западные державы. Он делает через английского, французского и итальянского послов новое «мирное предложение» — новый мирный договор на 25 лет. Предлагает создать демилитаризованную зону по обе стороны франко-германской границы, заключить новый двусторонний пакт о ненападении и т. д.

Но в Париже — глубокое возмущение. Срочно созван кабинет министров. Обращаясь по радио к французскому народу, премьер

Сарро говорит: «Франция никогда не будет вести переговоры, пока Страсбург и Кольмар находятся в досягаемости немецкой артиллерии». Министр иностранных дел Фланден требует всеобщей мобилизации. Но другие министры сразу выдвигают неопровержимый контраргумент: «За шесть недель до выборов?! Это было бы величайшей глупостью!». И здесь выступает на сцену престарелый начальник генерального штаба Гамелен.

Согласно имеющимся данным, он уже в то время страдал тяжелым заболеванием мозга, находился под наблюдением неврологической клиники и вообще не был в состоянии правильно оценивать политические и военные ситуации. Он отверг прямое военное вмешательство. Для французской армии риск слишком велик. Если уж предпринимать военные акции против Германии, то это должны делать совместно все страны, подписавшие Локарнский договор. Старый маршал говорит политикам: «линия Мажино» надежно гарантирует безопасность Франции.

Фланден вызывает по телефону Лондон: готовы ли там выполнить свои обязательства по Локарнскому договору? Иден после совещания с премьером Болдуином дает французам совет не делать поспешных шагов. Затем он летит в Париж, чтобы сообщить: Англия отвергает всякую военную конфронтацию с Германией. Общественность не поняла бы такой поворот событий. По словам Идена, Германия вовсе не агрессор, она только «предприняла прогулку в собственный палисадник». Все новые предложения господина Гитлера заслуживают изучения.

И вот через 48 часов Гитлер стал понимать: его отчаянный шаг удался. Ни один французский солдат не пересек границу. Франция не объявила мобилизацию. Англия не поддержала ее. А собравшееся 19 марта 1936 г. заседание трибунала Лиги наций отклонило предложения о санкциях против Германии.

Чего же в результате добились нацисты? Прежде всего Гитлер укрепил положение своего режима и свое собственное внутри страны: на выборах в новый рейхстаг он получил 98,8 % голосов. Локарнский договор разорвали, и нацисты получили первую возможность направить агрессию в сторону Восточной Европы. И кроме того, для Гитлера впервые стало очевидным, что соглашательская политика Франции и Англии, отсутствие согласованности действий между ними развязывают ему руки. Вот что таилось за «маленькой прогулкой через Рейн». Так нацисты положили начало длительному международному кризису, который в конце концов привел к войне.

16

После авантюры с Рейнской зоной нацисты воспрянули духом. Им стало казаться, что открываются необозримые возможности. Вооружение шло растущими темпами. Капиталистический мир все больше верил, что Гитлер выполнит свою миссию: защитит Европу от революции. В этом убеждал и «антикоминтерновский пакт», заключенный в ноябре 1936 г. В Испании, где шла гражданская война, уже свирепствовал германский «Легион Кондор», совершая свои беспощадные налеты на «открытые города» (тогда существовало такое понятие).

В Лондоне и Париже «умиротворители» проявляли все большее рвение. Они еще пока не назывались «мюнхенцами» — до появления этого слова, которому суждено будет прочно войти в политический и исторический лексикон, оставался год. Но дело не в терминах. Англия предложила Гитлеру долгосрочные займы и попыталась «согласовать» вопрос о разделении сфер влияния и рынков сбыта. Премьер-министр Невиль Чемберлен и его министр иностранных дел Галифакс упорно трудились над воплощением в жизнь идеи «широкого англо-германского сотрудничества» на базе превращения рейха в мощный, надежный и, конечно, во всем солидарный с Западом антисоветский бастион.

Гитлер принимал к сведению внешнеполитическую ориентацию обеих западноевропейских столиц. Генералы старались учитывать ее в своих оперативных планах. Однако Берлин не собирался связывать себе руки какими бы то ни было соглашениями с Великобританией. Счет уже готов, но предъявить его не торопились.

Военно-стратегические планы фашистского руководства, составлявшиеся весной и летом 1937 г., отражали, с одной стороны, растущую уверенность в своих силах и готовность ко все более крупным акциям, а с другой — понимание, что окончательно час еще не пробил. В Берлине пока опасались прямого военного столкновения с великими державами. Поэтому, намереваясь постепенно начинать захваты в Центральной Европе, там хотели до поры до времени избежать открытой конфронтации с Францией, Англией и Советским Союзом.

Но вместе с тем очень скоро, примерно к концу 1937 г., Гитлер пришел к иному выводу: надо действовать решительно, используя военные методы.

Во-первых, потому что, как мы уже отмечали, в «третьем рейхе» обозначились все более угрожающие диспропорции в развитии экономики, связанные с ее однобоким военным развитием, появились признаки экономического кризиса. Возникла альтернатива: или сокращать гонку вооружений и становиться на путь международного экономического сотрудничества, т. е. менять политику, или искать выхода на пути военных захватов, прежде всего сырья, продовольствия и т. п. Первое исключалось. Фашизм, конечно, мог избрать только второй путь.

Во-вторых, в конце 1937 г. успехи в наращивании военного потенциала Германии стали представляться нацистам достаточными для успешного ведения войны в недалеком будущем.

В-третьих, Англия и Франция достаточно убедительно доказали склонность к сближению с Берлином на антисоветской основе, что давало гитлеровцам множество поводов надеяться на невмешательство Запада во время агрессии в центре Европы.

В-четвертых, Англия и Франция, согласно оценкам Берлина, отстали от Германии в развитии современного вооружение у это временное отставание необходимо было использовать,

На секретнейшем совещании в рейхсканцелярии высших политических и военных чинов «третьего рейха» вечером 5 ноября 1937 г. была дана конкретная установка: быть готовыми к войне в ближайшем будущем. Медлить нельзя. «Непоколебимое решение» состояло в том, чтобы обеспечить захват «жизненного пространства» для Германии «не позднее 1943—1945 гг.» Британская империя внутренне слаба, заявил Гитлер, французская — крепче, но испытывает внутриполитические трудности. Нужно использовать всякую благоприятную ситуацию, вызванную ослаблением обеих держав, чтобы захватить тесно связанные с ними Австрию и Чехословакию.

Включение Австрии и Чехословакии в состав рейха «принесет значительное облегчение в военном и политическом отношении, так как сократит границы и сделает их более удобными, освободит воинский личный состав для других целей и сделает возможным создание новых армий общей численностью примерно до 12 дивизий»⁴⁴. Со стороны Италии не ожидалось сопротивления агрессии. Позиция Польши будет зависеть от быстроты и успеха действий Германии.

В так называемых протоколах Госсбаха от 5 ноября 1937 г. излагается принципиальная установка нацистов о целях внешней политики, данная на этом совещании: «Целью германской политики должна быть безопасность, сохранение народной массы и ее умножение. Поэтому речь идет о проблеме пространства. Германская народная масса насчитывает более 85 млн. человек, которые по количеству людей и целостности пространства для расселения в Европе представляют собой такое крепкое расовое ядро, равного которому нельзя встретить ни в какой другой стране, вследствие чего, с другой стороны, оно имеет право на большее жизненное пространство, чем другие народы... Германское будущее может быть определено исключительно путем решения вопроса о пространстве... Решение германского вопроса будет достигнуто лишь на пути силы, который никогда не был не рискованным»⁴⁵.

Генералы Бломберг и Фрич, выступившие вслед за фюрером, ни в малейшей степени не противоречили его идеям насчет захвата «жизненного пространства». Генералы, правда, опасались, что Франция и Англия могут выступить в защиту Чехословакии. Но Гитлер заявил: Великобритания не станет помогать Чехословакии, он не верит также в возможность военных действий Франции против Германии.

Совещание не давало, конечно, чего-либо принципиально нового в смысле общей агрессивной программы фашизма. Планы захвата европейского и мирового господства формулировались в разных вариантах бесчисленное количество раз и в прессе, и в секретных документах, и в «теоретических изысканиях», на митингах, на открытых и закрытых совещаниях. Но здесь вечером 5 ноября 1937 г. нацистские лидеры дали прямое указание приступить к подготовке войны в ближайшем будущем.

17

Теперь нацисты решили пересмотреть и перетряхнуть руководящие военные кадры. Причин накопилось более чем достаточно. Постоянные интриги, зависть, борьба за более высокое место в военной иерархии, за право быть «личным советником фюрера», иметь чуть больше власти — вся эта обстановка, весьма типичная для руководящей верхушки «третьего рейха», требовала какой-то разрядки. Руководство генерального штаба сухопутных сил проявляло «чрезмерную осторожность» в планах развязывания войны в самом ближайшем будущем. Нужно сменить кое-кого из неугодных.

В представлении нацистских лидеров старый генералитет сухопутных сил принадлежал к тем военным кадрам, которые формировались в 20-е годы при генерале Секте под воздействием его принципа «армия—государство в государстве». Исключительное положение, в которое поставила себя армия, позволяло генералам считать себя в некоторой степени автономными от политической власти. Именно с их стороны все чаще слышались всякие возражения по поводу темпов строительства вооруженных сил, от них исходили претензии на руководящее место в вермахте.

Против Бломберга использовали его женитьбу на женщине легкого поведения. И хотя Гитлер собственной персоной присутствовал на официальной церемонии помолвки, его гневу не было границ, когда он получил от Геринга, видимо состряпанные в гестапо, сведения о том, что будущая жена генерал-фельдмаршала зарегистрирована в полицейском участке. Бломберг ушел в отставку.

Одновременно Геринг, мечтавший стать главнокомандующим армией и всем вермахтом, представил своему фюреру материалы, доказывавшие, что командующий сухопутными силами генерал Фрич — гомосексуалист. Начался скандальный процесс, установивший в конце концов ложность обвинения. Так называемый «суд чести сухопутных сил» вынужден был не только реабилитировать Фрича, но и заявить о «чудовищном оскорблении, нанесенном всей армии». Однако это мало кого трогало. Гитлер твердо решил распрощаться с Фричем и уволил его из-за «слабого здоровья», выразив «глубокую благодарность за выдающиеся успехи в деле восстановления армии» и назначив впоследствии командиром полка. «Кризис Бломберга—Фрича» представлял собой продуманный шаг на пути к полному сосредоточению военной власти в руках фюрера.

Тем временем в Тиши рейхсканцелярии завершалась выработка новой структуры управления вооруженными силами и обсуждались кандидатуры на руководящие посты.

Гитлер решил упразднить военное министерство, а входившее в его состав управление вооруженных сил превратить в свой личный штаб — штаб верховного командования вооруженных сил (ОКБ). Этим актом должен был завершиться цикл организационных изменений в высшем военном руководстве, проведенных в точном соответствии с требованиями доктрины «тотальной войны», фундамент которой составляла военная диктатура.

На должность начальника штаба верховного командования (шефа ОКБ) назначили генерала артиллерии Вильгельма Кейтеля. Когда еще осенью 1935 г. нацист со стажем, обласканный Гитлером командир дивизии генерал Рейхенау получил пост командующего округом, Бломберг назначил Кейтеля на его место. Так началась карьера будущего фельдмаршала, одного из главных советников Гитлера во второй мировой войне.

В последних числах января 1938 г. возник вопрос о новом главнокомандующем сухопутными силами. Имелись две кандидатуры — Рейхенау и Браухич. Оба командовали военными округами. Геринг возражал против Рейхенау. 28 января 1938 г. Кейтель вызвал в Берлин Браухича и спросил его, может ли он «тесно связать армию с государством и образом мышления фюрера, сумеет ли, если потребуется, взять такого же начальника штаба». Ответ был утвердительным. 31 января Гитлер советовался о новой кандидатуре с патриархом военной касты генералом Рундштедтом. «От имени армии» Рундштедт отклонил Рейхенау, но характеризовал Браухича как хорошего военачальника, «которого армия будет приветствовать». Кроме того, выходец из Силезии Браухич — потомственный военный: его род за полтора столетия дал 12 генералов. Гитлер убедился, что послушный, преданный нацизму генерал Браухич станет ему верно служить и сумеет использовать свой авторитет в армии для воздействия на нее в «нужном направлении».

Директива о реорганизации высшего руководства вооруженных сил появилась 4 февраля 1938 г. А на следующий день газеты «третьего рейха» вышли с заголовком: «Фюрер принимает верховное командование над всем вермахтом. Полная концентрация всей власти в руках фюрера».

Этим Гитлер сделал теперь уже самый последний шаг к сосредоточению в своих руках политической и военной власти. Он поставил во главе вооруженных сил лиц, в безоговорочной исполнительности и, конечно, преданности которых был абсолютно уверен. Вместе с тем закрепилась та структура высшего руководства всем вермахтом, которая оставалась неизменной вплоть до конца второй мировой войны. Верховному главнокомандующему и его штабу (ОКВ) подчинялись командования видов вооруженных сил: сухопутных (ОКХ), военно-морских (ОКМ) и военно-воздушных (OKЛ). Главнокомандующие сухопутными силами и ВВС имели свои генеральные штабы. Главнокомандующему флотом подчинялся штаб руководства морской войной.

После отстранения начальника генерального штаба сухопутных сил Бека Гитлер назначил на его место генерала Галь дера, представителя рода потомственных военных. Сухой, педантичный, расчетливый, воплощенный идеал генштабиста, он стал впоследствии одной из центральных фигур планирования «блицпоходов» фашистского вермахта.

Гальдер — баварец, и это отнюдь не всегда помогало его карьере. Баварец — значило немец, но прежде всего — баварец. Выходец из другого немецкого мира. Не из Пруссии. «Баварец» значит, скорее, «австриец», католик, южанин, сепаратист, способный иметь Собственное мнение (впрочем, Гальдер редко его имел). И хотя Галь-дер ничуть не походил на привычный тип баварца и стал столь же верен фюреру, как и остальные, Гитлер, сам австриец, относился с предубеждением к начальнику штаба, несмотря на весь его педантизм и всю исполнительность.

18

Для тех, кто не знал подлинных планов фашистской верхушки, ее политических методов, ее техники развязывания войн, кто все еще не верил, что подобные методы и планы могут существовать, 1938 г. и значительная часть 1939 г. оказались периодом колебаний, сомнений и неопределенности.

Политические лидеры тогдашней Европы демонстрировали умение видеть не то, что существует на самом деле, а то, что они хотели бы видеть. Желание не быть втянутыми в войну принималось за возможность не быть в нее втянутыми. Всепоглощающее стремление руками фашизма уничтожить страну, которую они все вместе ненавидели больше всего, превращалось в убежденность, что подталкиваемый ими Гитлер действительно уничтожит ее.

11 февраля 1938 г. в Бергхоф был приглашен австрийский канцлер Шушниг для «обмена мнениями». «Дух товарищества» оказался настолько сильным, что старый канцлер в шоковом состоянии принял германские требования о всеобщей амнистии осужденным в Австрии нацистам, о разрешении им вести «легальную политическую деятельность». Германский ставленник Зейсс-Инкварт получил пост министра внутренних дел и государственной безопасности Австрии. Нацист генерал Бем сменил на посту начальника генерального штаба Янсона.

Еще 24 июня 1937 г. Бломберг отдал директиву «Об объединенной подготовке к войне всех родов войск». Одной из ее составных частей был «план Отто» — план вторжения в Австрию. «Цель этой операции, — говорилось в нем, — состоит в том, чтобы вооруженной силой заставить Австрию отказаться от идеи реставрации. Надо использовать внутренние политические разногласия в Австрии. Вступление в эту страну произойдет в направлении Вены, и, таким образом, будет сломлено всякое сопротивление»⁴⁶.

Военная подготовка вторжения велась более полугода. Сдержать задуманное могла опять-таки твердая позиция Лондона и Парижа. Свою роль могло бы сыграть несогласие Рима. Но когда после встречи в Бергхофе Щушниг апеллировал к Англии и Франции, он получил «дружеский совет» принять требования Гитлера — ведь «обстановка вскоре все равно изменится». Существует итало-австро-венгерский пакт. Давление Гитлера на Австрию, считали западные политики, вызовет столкновение Германии с Италией, которая будет вынуждена перейти на франко-английскую сторону. Тогда Берлин окажется в изоляции, что не замедлит положительно сказаться и на судьбе Австрии.

Принимая рекомендации западных держав, австрийское правительство назначило на 13 марта плебисцит. И сразу же в Берлине возникли опасения: он даст перевес сторонникам независимой Австрии. Гитлеровцы решили действовать немедленно, тем более что опасения насчет вмешательства западных держав отпадали. Под давлением из Берлина Шушниг отменил плебисцит, но предпринял ряд мер безопасности, что вызвало новое резкое «нет» Берлина. Последовало требование немедленной отставки Шушнига и формирования правительства во главе с германским ставленником Зейсс-Инквартом. Специальный курьер рейхсканцелярии самолетом доставил в Вену список нового австрийского правительства, составленного под диктовку Гитлера. Поскольку австрийский президент Миклас отклонил германские притязания, Зейсс-Инкварт по приказу Геринга и без всяких санкций австрийского президента захватил права ушедшего в отставку Шушнига и вечером 11 марта послал в Берлин продиктованный ему по телефону тем же Герингом текст «просьбы австрийского правительства» к рейху «прислать как можно скорее германские войска». Тем же вечером Гитлер отдал директиву о вторжении в Австрию.

На рассвете 12 марта дивизии вермахта, возглавляемые генералом фон Боком, начали вторжение. Над Веной появились бомбардировщики люфтваффе. 13 марта Австрию объявили германской провинцией.

Советский Союз резко осудил аншлюс как уничтожение независимости Австрии. Бесконечные уступки агрессорам, отмечала «Правда» 14 марта, перерастают, как это видно на примере Австрии, в прямое пособничество, в подталкивание поджигательной войны. Это роковая политика по своим неизбежным последствиям. И те, кто ее проводит, не могут снять с себя ответственности за соучастие в усилении военной угрозы в Европе⁴⁷.

Ни Англия, ни Франция не вмешивались. Италия, на которую в Вене по рекомендации Парижа и Лондона возлагалось столько надежд, и пальцем не пошевельнула. Более того, Муссолини заявил, что отныне Австрия для него «больше не существует». Это вызвало бурную радость в рейхсканцелярии. Как только вечером 11 марта Гитлер узнал о словах дуче, он передал своему послу в Риме: «Скажите Муссолини, что я никогда не забуду этого... Никогда, никогда, чтобы ни произошло... Как только австрийское дело будет завершено, я буду готов с ним идти в огонь и воду. Ничто другое не имеет значения»⁴⁸.

Примечания

1. См.: Broszat S. Der Staat Hitlers. München, 1969, S. 32.

2. См.: Hennig E. Industrie und Faschismus. — Neue politische Literatur, 1970, N 15, S. 441.

3. Сесюли Р.И. Г. Фарбениндустри. М., 1958, с. 91; Розанов Г.Л. Германия под властью фашизма. М., 1961, с. 17—23.

4. Locarno und die Weltpolitik, 1924—1932 / Hrsg. H. Rosier. Göttingen, 1969, S. 79.

5. Бахман К. Кем был Гитлер в действительности? М., 1981, с. 44.

6. Там же, с. 55.

7. Там же, с. 71.

8. Das wahre Gesicht des Nationalsozialismus. Magdeburg, 1929, S. 44.

9. Carsten F. Reichswehr und Republik. Köln, 1965, S. 117.

10. Цит. по: Johann Е., Junker J. Deutsche Kulturgeschichte der letzten Hundertjahre. München, 1970, S. 135.

11. Ganzer К. Das Reich als europäische Ordnungsmacht. — In: 100 Jahre Deutsche Geschichte. München, 1979, S. 163.

12. См.: Toland J. Adolf Hitler. Gladbach, 1977, S. 403—405.

13. Ibid., S. 405, 406.

14. Bultok A. Hitler: Eine Studie über Tyrannie. Düsseldorf, 1969, S. 241.

15. См.: Самсонов А.М. Вторая мировая война. М., 1985, с. 16—17.

16. 100 Jahre Deutsche Geschichte, S. 213.

17. Ibid., S. 178.

18. Literary Digest, 1933, Aug. 26.

19. Zentner Ch. Der Kriegsausbruch. Frankfurt a. M., 1979, S. 48.

20. Ibid., S. 74.

21. Henke J. Hitlers England-Konzeption. — In: Hitler, Deutschland und die Mächte / Hrsg. M. Funke. Düsseldorf, 1977, S. 589.

22. Ibid., S. 592.

23. Zentner Ch. Op. cit., S. 35.

24. Ibid., S. 38.

25. Toland 7. Op. cit., S. 436.

26. Ibid., S. 489.

27. Hanfstaengl Е. Zwischen Weißem und Braunem Haus. München, 1970, S. 330.

28. Zentner Ch. Op. cit., S. 57.

29. Dodd M. My Years in Germany. L., 1938, p. 154.

30. Zentner Ch. Op. cit., S. 48.

31. Ibid., S. 51.

32. Ibid., S. 74.

33. Hitler, Deutschland und die Mächte, S. 569.

34. Toland J. Op. cit., S. 495.

35. Martin В. Die Deutsch-Japanischen Beziehungen warend des Dritten Reiches. — In: Hitler, Deutschland und die Mächte, S. 455.

36. Ciano's Diplomatie Papers. L., 1948, p. 60.

37. Schmidt Р. Statist auf diplomatischer Bühne, 1923—1945. Bonn. 1950. S. 340.

38. Ibid.

39. Zentner Ch. Op. cit., S. 74.

40. Ibid.

41. Kotze H., Krausnik H. Es spricht der Führer. Gütersloh, 1966, S. 123.

42. Zentner Ch. Op. cit., S. 124.

43. См.: Nolte E. Deutschland und der Kalte Krieg. München, 1974, S. 225.

44. Нюрнбергский процесс. М., 1957, т. 1, с. 606—611.

45. Там же.

46. 100 Jahre..., S. 194.

47. СССР в борьбе за независимость Австрии. М., 1965, с. 41.

48. Toland J. Op. cit., S. 591.