«Барбаросса»

1

Гитлер и его ближайшие военные советники не считали Советский Союз серьезным противником. Такая оценка вытекала не столько из военных, сколько из расово-идеологических установок. Большевики, славяне, не смогут, конечно, устоять под первым же всесокрушающим ударом рейха, покорившего всю Европу. Англия — накануне поражения, бывшие нейтралы выражают чувства преклонения и покорности, внутри страны пропаганда доводит миллионы людей до истерического фанатизма. Мог ли в таких условиях кто-либо устоять под ударом германского меча?

Судя по высказываниям Гитлера и некоторых высших генералов, они, по крайней мере с 1939 г., свыклись с мыслью, что рейх вполне способен быстро победить Советский Союз. Выступая перед руководителями вермахта 23 ноября 1939 г., Гитлер не преминул, между прочим, сказать: Россия в настоящее время опасности не представляет, а ее вооруженные силы имеют низкую боеспособность. Еще раньше, в апреле, он уверял венгерского премьер-министра Телеки: «Россия практически не в состоянии вести войну». Как свидетельствует А. Хилльгрубер, из беседы Гальдера с начальником оперативного отдела штаба сухопутных сил Грейфенбергом 3 июля 1940 г. стало очевидно: начальник штаба «в случае войны на Востоке не видит в Советском Союзе крупного противника, к которому нужно относиться серьезно». Гитлер говорил: «Через три недели мы будем в Петербурге». В другой раз он заявил болгарскому посланнику в Берлине Драганову: «Советская Армия — это не более чем шутка».

10 августа во время беседы в узком кругу Гитлер сообщил о «подробном докладе Гудериана», в котором генерал изложил свои впечатления о «встречах с Красной Армией» в сентябре-октябре 1939 г. в Брест-Литовске и других местах: «Вооружение, особенно танковое, старое». Любопытно, что в своих послевоенных мемуарах Гудериан деликатно умалчивает о такой своей информации. Гитлер делал вывод: «Если этот колосс правильно и решительно атаковать, то он будет разбит быстрее, чем может предполагать весь мир»¹.

Аналогичные мысли в разное время и в различной связи перед нападением на Советский Союз высказывали Кейтель, Йодль, Паулюс, Гальдер. Последний говорил начальнику венгерского генерального штаба: «Советская Россия, как оконное стекло: нужно только раз ударить кулаком — и все разлетится в куски».

Откуда это высокомерие, безапелляционная уверенность в быстрой победе над социалистическим государством, это соревнование в пренебрежительных оценках Советского Союза?

Подобные суждения исходили, безусловно, из неспособности понять силу новой общественной системы — социалистического строя. Но они — и в другом. Старые, традиционные, идущие из прошлых столетий и удивительно стойкие представления о «вековой отсталости России» и ее «технической неспособности», непонимание сущности революционных преобразований в Советском Союзе за 20-летие перед второй мировой войной, недооценка экономического, военного, культурного развития страны — все это перекочевало в рейхсканцелярию, министерства, генеральные штабы, в разведку «третьего рейха».

Германская разведка в период подготовки агрессии против Советского Союза развернула деятельность широкого масштаба. Весь богатый опыт империалистических разведок, все организации секретной службы рейха, все контакты международной реакции, наконец, все известные шпионские центры союзников и сателлитов направлялись теперь на Советский Союз. Бросая сейчас общий взгляд на работу гитлеровской разведки перед «восточным походом», нельзя не видеть, что шло интенсивное наступление против Советского Союза на фронте тайной войны, начавшееся задолго до июня 1941 г.

Но справедливо и другое: предвзятое мнение о «слабости Советского Союза» наложило отпечаток и на выводы разведчиков фашистского рейха.

Сразу же после прихода Гитлера к власти, еще до общей реорганизации вооруженных сил, военное руководство приступило к созданию широкого, разветвленного разведывательного аппарата против Советского Союза. Он охватывал самые различные инстанции и организации — от ведомства Канариса и атташе при посольстве в Москве до «гражданских разведывательных органов», подобно «Восточному исследовательскому институту» при университете Кенигсберга и разведывательных отделов крупнейших монополий и банков. «Отдел иностранных армий Востока» генерального штаба сухопутных сил концентрировал идущие из всех источников материалы и периодически составлял «обзоры», в которых особое внимание обращалось на численный состав Красной Армии, моральное состояние войск, уровень командного состава, характер боевой подготовки и т. д.

Разведку против СССР гитлеровская Германия старалась вести всегда и повсюду. Однако ее интенсивность резко возросла с осени 1939 г., особенно после победы над Францией. Общие задачи военной разведки заключались в том, чтобы уточнить имеющиеся данные об экономике, мобилизационных возможностях, политическом положении Советского Союза, о настроениях населения, а также добыть новые сведения, изучить театры военных действий, подготовить разведывательно-диверсионные мероприятия для первых операций, обеспечить скрытую подготовку вторжения, одновременно дезинформируя об истинных намерениях «третьего рейха».

Абвер использовал немецкую агентуру, засылаемую на территорию СССР, документы бывшей польской, эстонской, литовской и латвийской разведок, сведения дипломатической службы, воздушную разведку и т. д. При засылке агентов через границу руководителя абвера сразу же столкнулись с большими трудностями. Обнаружилось, что советская граница прекрасно укреплена. «Советские посты на границе, — пишет западногерманский исследователь О. Рейле, — отклоняли любые контакты с немецкими солдатами...» Хорошо организованная советская пограничная служба не оставляла сомнений в сложности предстоящей работы германской разведки². Кроме того, требовалась массовая агентура.

На кого же делалась ставка? Гитлеровская разведка сначала стала привлекать белоэмигрантов, осевших в Берлине после Октябрьской революции. Однако устаревшие данные этой сомнительной агентуры представляли собой главным образом «дезинформирующий материал, фальшивые сведения, что способствовало только внесению путаницы»³.

Более серьезными помощниками абвер считал украинских буржуазных националистов. Канарис перед войной установил связь с их «вождем» Коновальцем, а затем с Мельником, занимавшим официальную должность управляющего имениями митрополита Шептицкого во Львове и принявшим после смерти Коновальца функции «вождя». Как только фашистские войска вступили в Польшу, вновь созданный разведывательный центр в Кракове наладил контакт еще с одним лидером украинских националистов — Степаном Бандерой. При помощи этих предателей украинского народа гитлеровская разведка стала усиленно собирать их немногочисленных последователей.

Кроме бывших белогвардейцев и украинских буржуазных националистов, отдел контрразведки привлекал к агентурной работе против Советского Союза самые различные эмигрантские группы, в частности из Прибалтийских республик, которые стекались из всей Европы под крылышко гитлеровского рейха. Абверу помогала японская разведка, принявшая на себя, особенно после заключения советско-германского договора о ненападении, часть финансирования организации Мельника и непосредственные контакты с ней. На вилле японского посольства под Берлином секретно печаталась антисоветская пропагандистская литература.

Но костяк фашистской разведки составляли, конечно, профессионалы, под руководством которых велась вся подготовка агентуры, поставленная с размахом, проводимая в специально созданных 60 школах — «учебных центрах». Один из них находился в малоизвестном отдаленном городке Химзее, другой — в Тегеле, под Берлином, третий — в Квинцзее, близ Бранденбурга. Будущие диверсанты усиленно обучались здесь различным тонкостям своего ремесла.

В Тегеле учили главным образом подрывному делу и способам поджогов на «восточных территориях». В качестве инструкторов трудились не только маститые разведчики, но и специалисты-химики. На полках в лаборатории стояли термосы, консервные банки, канистры для масла, чемоданы — все с двойным дном для переноски взрывчатых веществ. Подготовка шпионов находилась под неусыпным контролем самых высоких государственных органов. В ноябре 1939 г. лабораторию посетил Гиммлер. Оказалось, рейхсфюрер CG захотел внести некоторые «усовершенствования»: предложил изготовлять отравленное вино и мины для уничтожения самолетов.

В идиллической местности Квинцзее располагался хорошо скрытый среди лесов и озер учебный центр Квенцгут, где с большой основательностью готовили террористов-диверсантов «широкого профиля» для войны против СССР. Здесь стояли макеты мостов, пролегали участки железнодорожного полотна, а несколько поодаль на собственном аэродроме — учебные самолеты. Обучение максимально приближалось к «реальным» условиям. Учебное поле в Квинцзее отвечало требованиям новейшей секретной службы, обучения агентов технике и тактике саботажа. Перед нападением на Советский. Союз Канарис ввел порядок: через обучение в лагере Квенцгут должен пройти каждый офицер разведки, чтобы довести свое мастерство до совершенства.

О том, насколько большое значение германский генеральный штаб придавал разведке против Советского Союза, принявшей столь широкие масштабы, свидетельствует факт создания в мае 1941 г. особого штаба руководства разведывательной и диверсионной работой против СССР. «Штаб Валли» во главе с опытным диверсантом и разведчиком Шмальшлегером расположился близ Варшавы и стал центром всей антисоветской шпионской деятельности.

Фашистский абвер старался засылать на территорию СССР большое число диверсионно-разведывательных групп и одиночных диверсантов, получавших задания с началом военных действий разрушать линии связи, взрывать мосты и железнодорожное полотно на основных коммуникациях советских войск, уничтожать военные и промышленные объекты, захватывать в тылу Красной Армии мосты и переправы и удерживать их до подхода передовых частей вермахта. Росла интенсивность воздушной разведки: с октября 1939 г. по 22 июня 1941 г. немецкие самолеты более 500 раз вторгались в советское воздушное пространство. Самолеты гражданской авиации, летавшие по трассе Берлин—Москва на основании соглашений между Аэрофлотом и Люфтганзой, часто «сбивались с курса» и оказывались над военными объектами Советского Союза.

Вдоль границы абвер развернул широкую сеть технических средств разведки. В капитальном труде «Пограничные войска СССР, 1939—июнь 1941» собраны ценные материалы, в частности характеризующие нарастание активности фашистской разведки на западных рубежах Советского Союза и те активные контрмеры, которые предпринимало командование пограничных войск. «В этих условиях западная граница для советских пограничников была постоянно действующим фронтом», — пишут авторы в предисловии к труду, приводя затем многочисленные документы об активности гитлеровской разведки и мужестве советских пограничников в охране границ⁴.

Чем активнее велась подготовка нападения на СССР, тем энергичнее Канарис старался включить в разведывательную деятельность союзников. Он дал указание центрам абвера в странах Юго-Восточной Европы усилить работу против СССР.

С разведкой хортистской Венгрии абвер издавна поддерживал довольно тесные контакты. «Результаты работы глубоко выдвинутой на Балканы венгерской разведывательной службы, — пишет П. Леверкюн, — составляли очень ценное дополнение разведывательной службе абвера»⁵. В Будапеште постоянно находился офицер связи гитлеровской разведки, который осуществлял обмен данными.

Столь же тесными были контакты с румынской сигуранцей. С согласия шефа румынской разведки Моруцова и при помощи нефтяных фирм, находившихся в зависимости от немецкого капитала, на территории Румынии, главным образом в нефтяные районы, прибыла немецкая агентура. Разведчики маскировались под «горных мастеров», а солдаты диверсионного полка «Бранденбург» — под «охранников». Абвер обосновался в нефтяном сердце Румынии и отсюда совместно с сигуранцей стал раскидывать свои сети дальше на восток.

В январе 1940 г. Канарис начал создавать активный центр в Софии. Болгарию гитлеровцы также хотели превратить в один из опорных пунктов своей разведывательной сети. Эмиссары Канариса активно действовали и в Финляндии. Они вербовали буржуазных националистов, бежавших из Прибалтийских государств. Для обучения их на полуострове Секо в 40 км западнее Хельсинки абвер создал шпионский учебный центр.

Сотрудничество с японской разведкой имело старые и глубокие корни. Перед второй мировой войной Канарис заключил соответствующее соглашение с Осимой, будущим главой японских разведчиков, а тогда военным атташе в Берлине и фактическим начальником японской разведывательной службы в Европе. Японцы имели развитую сеть политической и военной разведки, простиравшуюся от Лиссабона до Анкары, с секретным центром в германской столице. Здесь японская миссия была заполнена многочисленными офицерами агентурной службы, прилежно изучавшими нацистские методы и собираемые данные. По определению Леверкюна, в сотрудничестве двух разведок против СССР «немцы были дающей, а японцы берущей стороной».

Подготовка фронтовой разведки для «восточного похода» проводилась в Вене. Весной 1941 г. здесь были сосредоточены специалисты, имевшие опыт действий на Западе, Севере и Юго-Востоке Европы. Из них в течение нескольких недель формировались по приказу ОКВ отряды, которые в начале июня отдел иностранных армий абвера прикомандировал к трем группам армий, наступающим на Советский Союз. 21 июня штабы армий направили эти отряды в танковые дивизии, с которыми они начали поход.

Но сумела ли эта широко раскинутая опытнейшая фашистская сеть выполнить возложенные на нее задачи?

2

В германских военных кругах с середины 30-х годов имелись две оценки военных возможностей Советского Союза. Большинство высших офицеров, непосредственно примыкавших к фашистскому политическому руководству, поддались влиянию его «авторитета» и прежде всего безапелляционным суждениям Гитлера. Эти офицеры вслед за фюрером склонялись к преуменьшению советской военной мощи. Маннергейм в мемуарах пишет, что для Гитлера, как следует из его заявления, сделанного в 1942 г., вооружение русских оказалось «величайшей неожиданностью». Когда генерал Гудериан перед войной сообщил однажды о наличии в Советском Союзе большого числа танков, его осмеяли и назвали паникером.

Другая группа офицеров, чей авторитет в политических кругах рейха был весьма незначительным, но которая по разным причинам знала возможности Советского Союза лучше первой, предостерегала высшее руководство от недооценки будущего противника и от поспешных выводов. Посол в Москве Шуленбург, военный атташе Кёстринг, некоторые сотрудники посольства, генерал Гаммерштейн считали войну в России трудным и опасным предприятием.

Шуленбург прилагал усилия, чтобы не усугублять отношения с Советским Союзом. Весной 1941 г. он, советник Хильгер и военный атташе Кёстринг составили меморандум, чтобы предостеречь Гитлера от недооценки оборонной мощи Советского Союза и доказать колоссальный риск войны против СССР. Шуленбург считал, что война обернется катастрофой для Германии. Он сам поехал в Берлин, чтобы изложить свое мнение Гитлеру. 30 апреля 1941 г. посол вернулся в Москву. Своим друзьям он сказал: «Жребий брошен. Война неизбежна».

Властители, которым улыбнулся призрачный успех, окруженные только поддакивающими вассалами, способны, как учит история, одним словом или росчерком пера принимать далеко идущие решения, оказывающиеся катастрофическими. Сообщники Гитлера так и делали. Они лишь развивали фантасмагорические идеи и представления своего фюрера. По словам авторитетнейшего свидетеля, перед нападением на Советский Союз в германское посольство в Москве приехал под видом представителя химической промышленности Вальтер Шелленберг, будущий начальник отдела политической разведки имперского управления безопасности.

«Ориентируя» сотрудников посольства, он заявил: любое сопротивление советских войск будет просто сметено. Через три недели Москва, Ленинград и Украина окажутся в немецких руках. Военный атташе Кребс, сменивший с января 1941 г. Кёстринга, считал, что у Советского Союза есть только три длинноствольных орудия. Немногочисленные трезвые голоса тонули в хоре бравурного оптимизма фашистских лидеров, считавших, что непрерывные победы не только подняли их на гребень волны истории, но и позволили диктовать ее ход.

3

Гитлеровский абвер в предвоенные годы не смог создать разведывательную сеть внутри СССР. По заключению Рейле, абвер накануне войны «оказался не в состоянии покрыть Советский Союз хорошо действующей разведывательной сетью из удачно расположенных секретных опорных пунктов в других странах — в Турции, Афганистане, Японии или Финляндии»⁶. Империалистическая разведка не сумела найти нужную для себя социальную базу в Советском государстве. Леверкюн пишет: «Как трудно было вести разведку в России, можно видеть при просмотре материалов польской разведки, попавших в руки немцев в период польского похода. Хотя у Польши имелось значительно большее пограничное соприкосновение с Советским Союзом, сведения, которыми она располагала, были ненамного обширнее, чем те, которые имелись у немцев»⁷.

Оказалось, что методы разведки, давшие крупный стратегический эффект против капиталистических государств, малопригодны против социалистического государства. Начальник отдела иностранных армий Востока Кинцель 4 июля 1940 г. докладывал Гальдеру о состоянии Красной Армии: информация о ее силах и группировке «была чрезвычайно скудной»⁸. Историк из ФРГ Карелль пишет: «Как обстояло с немецким шпионажем против России? Что знало немецкое руководство от секретной службы? Ответ в двух словах: очень мало!.. Германская разведка ничего не знала о военных тайнах русских... Мы насчитывали перед началом войны в Красной Армии 200 дивизий. Через 6 недель после начала войны мы вынуждены были установить, что их было 360»⁹. Кёстринг незадолго до начала вторжения в СССР в кругу видных фашистских генералов говорил: «Какова сила Красной Армии, я не знаю, но предупреждаю, не недооценивайте ее». Кейтель 17 июня 1945 г. на допросе сказал: «До войны мы имели очень скудные сведения о Советском Союзе и Красной Армии, получаемые от нашего военного атташе. В ходе войны данные нашей агентуры касались только тактической зоны. Мы ни разу не получили данных, которые оказали бы серьезное воздействие на развитие военных операций»¹⁰.

Гёрлиц в этой связи пишет: «Германская разведка неправильно оценивала силы Советского Союза... Полное неведение отмечалось со стороны Германии и в вопросе о производственной мощности русской индустрии»¹¹.

Бывший сотрудник оперативного отдела генштаба сухопутных сил Фейерабенд признал после войны: «Германская разведка почти не заметила происходившее в это время перевооружение Красной Армии. Я считал еще кавалерийскими бригадами такие соединения, которые в действительности были оснащены танками»¹². Абвер не сумел компетентно определить размеры военно-промышленного потенциала Советского Союза, в огромной степени недооценив значение новых промышленных центров, созданных в Сибири и на Урале.

Силы Красной Армии определялись в 150 стрелковых дивизий, 32—36 кавалерийских дивизий, 6 мотомехкорпусов и 36 мотомехбригад. Численность армии мирного времени — в 2 млн. человек. В случае войны, по мнению ОКХ, Советский Союз мог в принципе отмобилизовать 11—12 млн. человек, однако нехватка командных кадров и техники, полагало гитлеровское командование, не позволит ему сделать это. Реальной считалась мобилизация 6,2 млн. человек. Советский Союз в состоянии выставить при всеобщей мобилизации 209 дивизий, иными словами, прибавить к уже существующим 59 дивизий. В действительности же только летом 1941 г. Ставка Верховного Главнокомандования Красной Армии направила на фронт более 324 дивизий!

Данные о стратегических резервах оставались неясными, а вооружение считалось устаревшим. Общие оценки Красной Армии оставались весьма невысокими. Гитлеровскую армию считали стоящей во всех отношениях гораздо выше. Единственное, что германский генеральный штаб безусловно и твердо признавал за советским военным искусством, — разработку методов массированного использования подвижных войск. В заметках генерального штаба сухопутных сил (ОКХ) от 18 февраля 1941 г. читаем о назначении генерала армии Г.К. Жукова на должность начальника Генерального штаба: «Он был первым применившим массированно танковые соединения в боях во Внешней Монголии. На озере Хасан он впервые руководил крупным танковым соединением против японцев».

Сопоставляя оценки, дававшиеся германской разведкой Красной Армии в 1940—1941 гг., с действительной численностью и мощью Советских Вооруженных Сил, нельзя не прийти к заключению о крупном просчете гитлеровских разведывательных органов, ставшем впоследствии одной из причин поражения вермахта. Так, германская разведка преуменьшала число имеющихся в Красной Армии стрелковых дивизий в 1,3 раза, самолетов — в 2,8 раза; она не имела сведений о количестве танков, которыми располагала Красная Армия.

Гитлеровские разведчики не только ошиблись в определении численности Красной Армии в целом, в количестве войск в европейской части СССР и вблизи германских границ. Они не смогли определить организационной структуры основных соединений советских войск: не знали, что бронетанковые войска состоят не из мотомехбригад, а из механизированных корпусов, не имели представления об их организации, преувеличили число кавалерийских дивизий и т. д.

Германская разведка смогла дать близкие к достоверным сведения о числе соединений Красной Армии, о дислокации ее войск и штабов, но только на глубину планируемой первой операции, т. е. до линии рек Западная Двина—Днепр, а не в масштабе всей страны. Гитлеровская разведка оказалась не в состоянии предвидеть характер борьбы, которую будет вести Советский Союз. Она считала, что победа над первым стратегическим эшелоном Красной Армии, т. е. до Днепра и Двины, будет равнозначна победе над Советским Союзом вообще, и думала, что страна полностью прекратит сопротивление, как только немцы дойдут до Киева и Москвы.

Они допустили принципиальную и решающую недооценку советского военного потенциала в целом. Просчитались в определении возможности перестройки советского народного хозяйства на военный лад. Глубоко ошиблись в оценке сил Красной Армии, военного искусства ее полководцев. Недооценили мобилизационные возможности Советского Союза, темпы мобилизации Красной Армии, преуменьшили способность советского командования быстро развернуть стратегические резервы в первых кампаниях войны и перебросить их из внутренних округов на театр военных действий. Германские разведчики считали, что резерв Верховного Главнокомандования Красной Армии составляют лишь 4 дивизии, в действительности же он был несравненно большим.

С другой стороны, советские разведчики сумели своевременно добыть многочисленные данные о подготовке германских вооруженных сил к нападению на Советский Союз. «Небезынтересно отметить: через 11 дней после принятия Гитлером окончательного плана войны против Советского Союза (18 декабря 1940 г.) этот факт и основные данные решения германского командования стали известны нашим разведывательным органам»¹³. Советские контрразведчики в предвоенные годы обезвредили попытки создать гитлеровскую шпионскую сеть. Они «нанесли ряд ударов по агентуре империалистических разведок внутри СССР, в том числе и по немецко-фашистской агентуре»¹⁴. Но вместе с тем значительную часть фашистской агентуры, проникшей на территорию СССР, пришлось обезвреживать уже в ходе войны. Несмотря на тщательную подготовку и большой размах тайной войны против СССР, фашистской разведке не удалось собрать информацию о военном потенциале Советского Союза. Идеологическая и политическая доктрина фашизма, прусское высокомерие, национализм не могли служить основой для объективной оценки Советского Союза. Германское руководство просчиталось в оценке характера и природы социалистического государства. Эти просчеты оказались для гитлеровского рейха роковыми.

Забегая несколько вперед, скажем, что даже Гитлер был вынужден в одной из бесед со своими сотрудниками — это было 17 мая 1942 г. — признать, что Советский Союз «полностью превзошел» нацистов в области разведки.

4

Когда что-то в громоздком государственном и военном механизме запущено, механизм начинает двигаться с нарастающей скоростью, большей частью невзирая на новые события и сведения, на какие-либо попытки остановить его.

После того как 31 июля на совещании в своем запрятанном в горах баварском дворце Бергхоф Гитлер уже официально заявил нацистской верхушке, что предстоит война с Советским Союзом, всему громоздкому аппарату высшего военного руководства не потребовалось слишком много времени, чтобы повернуться на Восток. Он был готов давно, а события последних недель вполне ясно говорили, в какую сторону теперь направится агрессия. В строжайшей тайне генеральный штаб приступил к организационной работе, связанной с подготовкой нового похода.

Чтобы лучше понять характер и результаты этой работы, нужно иметь в виду то психологическое состояние, в котором теперь находилась гитлеровская военная элита. У нее не вызывало сомнения, что во всей человеческой истории никогда не существовало столь могучей, такой идеально организованной и руководимой армии, как «непобедимый вермахт», и что неизбежно, чуть ли не автоматически, становится обреченным любое государство, на которое обрушится «меч фюрера». Не учитывая мании величия, охватившей за малым исключением всех высших генералов, а также политиков, порой прямо-таки невозможно представить себе, как могли эти профессионалы военного ремесла сконструировать стратегические идеи, с которыми на рассвете 22 июня 1941 г. вермахт ринулся в Советский Союз и дальнейшая судьба которых достаточно хорошо известна.

Уже на следующий день после совещания у Гитлера Гальдер собрал в своем кабинете руководящий состав генерального штаба сухопутных сил и приступил к подробному обсуждению задач, поставленных фюрером.

Генштабисты с рвением взялись за дело. Прежде всего они принялись подробно изучать Россию. Ведь нельзя было, в самом деле, оставаться профанами, как случалось в прошлую мировую войну, когда, например, один весьма крупный лидер Антанты, слывший знатоком России, долгое время считал, что Харьков — это русский генерал.

Все засели за изучение походов в Россию Карла XII и особенно Наполеона. Читали Достоевского, особым вниманием пользовались мемуары тогдашнего французского посла в Петербурге Коленкура. В книгах старательно выискивались детали военно-оперативного порядка, характеризующие театр военных действий, особенности снабжения, организации обозов и т. д. Но как-то само собой разумеющимся оказалось полное невнимание к тем политическим, социальным и национальным проблемам опыта прошлого, которые относились к поражению обоих завоевателей.

История оказалась непонятой в главном: в отрицании самой идеи возможности завоевания России. Арман Коленкур 129 лет назад нашел в себе мужество прямо сказать Наполеону: поход на Россию может оказаться гибельным. В известной продолжавшейся семь часов подряд беседе 5 июня 1811 г. он говорил: «Это не будет мимолетной войной. Придет время, когда ваше величество вынужден будет вернуться во Францию, и тогда все выгоды перейдут на сторону противника». Наполеон высказал мысль, что Россия подпишет мир после одного-двух проигранных сражений. Коленкур ответил, что император ошибается: «У русских чувство патриотизма преобладает над всеми другими чувствами, оно крепко сплотит их и доведет до героизма».

Ничто подобное, повторяем, не интересовало сейчас тех, кто старался вникнуть в историю похода Наполеона. Все вращалось вокруг таких понятий, как большие пространства, русская зима, трудности снабжения. Никто из военных, штудировавших историю 1812 г., не мог и подумать, чтобы в результате своих изысканий поднять голос против самоубийственного решения вообще. Они удивительно хорошо продемонстрировали, как бывает опасно брать из истории только то, что хочется, и не воспринимать ее целиком. Позже мы еще увидим, насколько педантично воспроизводили немецкие генштабисты некоторые схемы подготовки вторжения, выработанные в те далекие времена, и как, повторяя эти схемы, дублировали и просчеты, в них заложенные.

5

Задача наступления определялась так: «Конечной целью операции является выход на рубеж Архангельск—Волга... В случае необходимости оставшаяся у России последняя промышленная область на Урале может быть парализована с помощью авиации»¹⁵.

Обратим внимание: на Урале у Советского Союза — «последняя промышленная область». Последняя! А за Уралом? А в Сибири? А в Средней Азии? А возможности перебазирования в эти районы промышленного потенциала из западных областей? Ничто не принималось во внимание. В документе генерала Томаса говорилось: «Если удастся в общем и целом уничтожить индустрию Урала, то военная промышленность, оставшаяся в азиатской части, больше не будет иметь никакого значения». После занятия европейской части Советского Союза в его распоряжении, согласно подсчетам штаба Томаса, останется в «азиатской России» лишь 2 % промышленности, производящей вооружение, 4 % танковой промышленности, 5 % промышленности боеприпасов и т. д.

Поскольку выход к, Волге означал бы с этой точки зрения захват всей советской индустрии, конечный рубеж наступления и определялся Волгой.

Но известно, что еще в годы первой пятилетки в СССР началось комплексное развитие экономики восточных районов страны. Здесь создавался второй угольно-металлургический центр, и к середине 1941 г. сложилась мощная металлургическая база. Росла добыча железной руды, выплавка чугуна, стали, расширялось производство проката черных металлов. Здесь воздвигалась крупная топливно-энергетическая база, производились многие виды машиностроительной продукции, имевшие первостепенное военно-экономическое значение.

Не поняв все это, не сумев учесть этих обстоятельств, нацистская военно-политическая и экономическая стратегия допустила настолько крупный промах, что его можно без преувеличения считать одной из главных причин проигрыша Германией войны.

Когда рассматривали вопрос, в каком направлении нанести главный удар, Гитлер был однозначен. Его, конечно же, больше всего интересовали «фланги». «У него была идея занятием Ленинграда устранить политико-моральный центр советской мощи. Но прежде всего он видел своей целью Украину и Кавказ как важнейшие хозяйственные области, т. е. самое главное — завоевание областей, дающих хлеб, руду, уголь и нефть»¹⁶. Паулюс пишет: «Базируясь на эти области, Гитлер надеялся воздвигнуть господство в Европе и добиться конечной стабилизации. Он связывал... с этим надежды, что тогда Англия увидит бессмысленность дальнейшего упорства в войне с Германией и будет готова заключить мир»¹⁷.

Предварительные варианты стратегического плана составляли разные штабные офицеры из ОКХ. Затем эти наметки поступали к генералу Паулюсу, назначенному 3 сентября 1-м обер-квартирмейстером генерального штаба сухопутных сил и одновременно заместителем начальника генерального штаба. Ему предстояло обобщить разные точки зрения и завершить работу.

Свои мысли Паулюс изложил 17 сентября Гальдеру, после чего приступил к суммированию имевшихся вариантов и 29 октября представил записку под названием «Основы русской операции». Она была использована оперативным отделом для разработки «Директивы по развертыванию "Ост"». Затем штаб сухопутных сил сосредоточил внимание на уточнении вопросов распределения сил и на постановке оперативных задач. С этой целью под руководством Паулюса состоялись три штабные игры: 29 ноября, 3 и 7 декабря. В них участвовали, помимо офицеров генерального штаба сухопутных сил, офицеры, которым предстояло участвовать в «восточном походе» на высоких штабных должностях.

Учения показали, что при успешном развитии операций на театре военных действий, «который расширяется к востоку наподобие воронки», немецкие силы «окажутся недостаточными, если не удастся нанести решающее поражение русским до линии Киев— Минск—Чудское озеро». При всех обстоятельствах полную победу над Красной Армией следовало одержать западнее Днепра.

Иными словами, намерение разбить главные силы Красной Армии обязательно в западных районах Советского Союза определялось также боязнью его обширных пространств. «По ту сторону линии Днепр—Западная Двина пространство угрожает поглотить каждую операцию, проводимую на широком фронте». Предстояло одержать решающую победу до этой линии, а затем быстро захватить исходную базу, или, как ее стали называть, «сухопутный мост», — район Смоленска — для наступления на Москву, «чтобы занять ее еще до осенней распутицы»¹⁸.

Задачи сухопутных сил определялись следующим образом: при поддержке авиации любой ценой уничтожить лучшие кадры русской армии, чтобы тем самым «сорвать планомерное и полноценное использование главных русских сил». Успех «очень быстро развить, прежде чем русские смогут развернуть свои оборонительные силы». После прорыва необходимо «всеми средствами разбить русские силы по частям», до того как советскому командованию удастся создать новый фронт.

Если подобное решение не приведет к окончанию войны, продолжал Паулюс, то вое. же следует предполагать, что тогда Россия ни с точки зрения личного состава, ни материальных средств не будет в состоянии продержаться длительное время, не говоря уже о том, чтобы осуществить поворот событий.

Командование считало, что в сражении под Москвой будут разбиты последние резервы Красной Армии, которые советское командование выставит для обороны столицы, и война закончится до наступления осени.

6

Уже вечерело, когда машина, в которой находились Браухич и Гальдер, проехав дождливыми берлинскими улицами, остановилась у рейхсканцелярии. Как всегда, пройдя длинными коридорами, они оказались в приемной. Ровно в 15 часов дверь под барельефом «АГ» распахнулась и появившийся шеф-адъютант Шмундт произнес привычную фразу: «Фюрер просит». Оба прошли в громадную пустоту и полумрак «рабочего кабинета».

Ровно три года и месяц назад в этих же стенах принималось решение начать войну за мировое господство, столь счастливо проводимое теперь в жизнь. Полтора года назад, в мае 1939 г., фюрер излагал здесь свои стратегические планы. Как много вдохновляющего связано у генералов с этим местом! Здесь фюрер давал указания о новых походах, вручал им награды, отсюда они уходили в полной уверенности, что сделан еще один шаг к величию «третьего рейха» и их самих.

Сегодня, 5 декабря 1940 г., предстояло обсудить особенно важное решение. В портфелях Браухича и Гальдера находилась, они не сомневались в этом, судьба России на много лет вперед. Жестом руки фюрер пригласил обоих к широкому из мрамора столу, на котором аккуратно лежали карты.

Гальдер сделал доклад о подготовленном генеральным штабом плане нападения на Советский Союз. Весь восточный театр разделяется Припятьскими болотами на северную и южную части, заявил он. Наиболее хорошая сеть дорог находится в северной части, на направлении Варшава—Москва. Поэтому северная часть более благоприятна для крупных маневренных действий.

Далее начальник штаба перешел к подробной характеристике расположения советских войск, каким оно ему представлялось.

— Немецкие оперативные замыслы должны заключаться в том, — резюмировал Гальдер, — чтобы выброской вперед сильных танковых клиньев воспрепятствовать созданию Красной Армией сплошного фронта к западу от Днепра и Двины.

Оптимизмом и твердой уверенностью дышала каждая фраза начальника генерального штаба, когда он излагал фюреру, каким образом, по мнению «штабной науки», вермахт победит Советский Союз.

Выслушав Гальдера, Гитлер, как всегда в подобных случаях, произнес длинную речь, в которой развернул свой анализ обстановки и дал указания, как нужно вести войну на Востоке. Он начал издалека, чтобы анализ получился, как в таких случаях говорили его клевреты, «всеохватывающим».

Фюрер сделал несколько общих замечаний относительно борьбы с Англией. Она не падет вследствие воздействия какого-либо одного средства. Разгрома Англии можно достигнуть лишь в результате многочисленных ударов авиации, подводного флота, в результате блокады ее внешних коммуникаций. Решающим фактором было бы падение Гибралтара — символа величия Британии. Кроме того, Гибралтар следует захватить, чтобы поправить дела итальянцев, поражение которых имеет большое психологическое значение. Из Гибралтара нужно вторгнуться в Марокко для давления на правительство Виши в вопросе его сближения с Италией.

Оба генерала внимательно слушали, иногда вглядываясь в карты. Гитлер перешел к главному.

— Вопрос о гегемонии в Европе решится в борьбе против России, — заявил он. — Цель нашей операции — уничтожить жизненную силу России. Не должно оставаться никаких политических образований, способных к возрождению.

Одобрив план, представленный генералами, Гитлер затем развернул картину молниеносного завоевания Советского Союза и превращения его в главную германскую колонию. Необходимо сосредоточить крупные силы в южной группе армий. Русские войска должны быть разбиты западнее Днепра. «Все, что русские имеют западнее Днепра, должно быть уничтожено!» — заявил фюрер.

Все более воодушевляясь, он поочередно обеими руками наносил рубящие удары по лежащей на столе карте.

— Противник должен быть рассечен ударами сильных фланговых группировок севернее и южнее Припятьских болот и окружен в нескольких котлах аналогично операциям в Польше! Прибалтику отрезать! Для этого там достаточно будет иметь лишь слабые дивизии ландвера! — Фюрер с полной убежденностью рисовал перспективу легкой победы.

— Следует ожидать, что если русской армии нанести один удар, она пойдет навстречу еще большему поражению, чем Франция в 1940 г.! Русские уступают нам в вооружении в той же мере, что и французы! Они располагают небольшим количеством современных полевых артиллерийских батарей. Наш танк T-III явно превосходит русский танк. Русская армия не имеет настоящих командиров! Весной мы будем иметь явное превосходство в командном составе, материальной части, войсках! У русских все это будет более низкого качества. Если по такой армии нанести мощный удар, ее разгром неминуем! Итак, — закончил фюрер, — необходимо в соответствии с принципиальными положениями плана в полном объеме развернуть подготовку к его осуществлению. Предполагаемый срок начала наступления — конец мая.

Что касается операции по высадке в Англии, то о ней больше речь не идет. Отпадает и операция в Ливии.

Как и на большинстве подобных совещаний, которые мы воспроизводим по материалам дневника ОКВ, обсуждений не последовало. Генералы были довольны, что их проект не вызвал возражений, а фюрер остался довольным полным взаимопониманием с генералами. Он отпустил их после семи вечера.

7

«Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии... Приказ о стратегическом развертывании вооруженных сил против Советского Союза я отдам в случае необходимости за восемь недель до намеченного срока начала операций. Приготовления, требующие более продолжительного времени, поскольку они еще не начались, следует начать уже сейчас и закончить к 15.5.41 г.» Эти известные фразы первого раздела директивы № 21 (такой номер достался по делопроизводству военной канцелярии Гитлера плану «Барбаросса») означали приказ о дальнейшем усилении подготовки агрессии против СССР. Теперь весь гигантский, широко разветвленный военный аппарат «третьего рейха» включался в создание идеальных предпосылок для удара на Востоке¹⁹.

На совещании 9 января 1941 г. в Бергхофе с Браухичем в присутствии Кейтеля, Йодля и других высших руководителей вермахта Гитлер сделал очередную «оценку общего положения». Он подчеркнул, что всегда придерживался принципа: «Чтобы сделать шаг вперед, надо разбить важнейшие позиции противника. Поэтому теперь необходимо разбить Россию». Гитлер сказал далее, что после победы над СССР Германия будет продолжать борьбу с Англией в более благоприятных условиях, а Япония «сможет повернуть все силы

Против США». И Гитлер закончил речь словами: «Когда начнется эта операция, мир затаит дыхание».

Именно идее нанести удар по Советскому Союзу «крупнейшими силами» отвечала подготовленная генеральным штабом сухопутных сил и утвержденная 31 января 1941 г. директива по сосредоточению войск. Завершая длительный этап планирования, она давала самые детальные указания о ведении операций. «Расколоть фронт главных сил русской армии... быстрыми и глубокими ударами подвижных группировок... уничтожить разобщенные группировки вражеских войск... Только таким образом можно будет воспрепятствовать своевременному отходу сил противника и уничтожить их западнее линии Днепр—Западная Двина»²⁰.

Теперь все больше и больше высший нацистский аппарат охватывал ажиотаж «блицкрига». Забыты давние советы кумиров германского национализма Бисмарка и Мольтке об осторожности и расчетливости, стерты из истории горькие уроки первой мировой войны. Все находились в абсолютной убежденности, что никто не сможет устоять перед всесокрушающим «блицем». Начальник генерального штаба — это, по традиционным представлениям старых германских военных, воплощение военной мудрости — представал как один из главных носителей авантюрных планов и доктрин.

Пригласив к себе командующего армией резерва, начальника вооружений и других генералов, Гальдер поучал: надо «разгромить Россию в ходе быстротечной военной кампании... Быстрота! Никаких задержек! Не ожидать железных дорог! Достигать всего, используя мотор!.. Безостановочное проведение операции зависит от снабжения, базирующегося на моторе. Почему необходима безостановочная операция? Мы должны разгромить русскую армию, не позволив ей задержаться на рубеже Днепр—Двина; 500 км — до целей в северной части России и еще 500 км — до других целей: в итоге — 1000 км»²¹.

Честь захвата Украины Гитлер решил предоставить Рундштедту, которого он особенно ценил и к которому питал чувства личной симпатии и абсолютного доверия. Фельдмаршал, осыпанный почестями, наградами, пользующийся непререкаемым авторитетом, получивший за «польский поход» высшую награду «Рыцарский крест», а за поход во Францию — высшее воинское звание, с точки зрения Гитлера, представлял собой наилучшую кандидатуру, чтобы возглавить группу армий «Юг», которой предстояло своими 63,5 дивизиями, включая 1-ю танковую группу Клейста; ударом на Киев, а затем вдоль Днепра к юго-востоку накинуть огромную петлю на всю Правобережную Украину, занять Донбасс и открыть путь на Кавказ.

Другой «мастер блицкрига», генерал-фельдмаршал фон Бок, командовал группой армий «Центр». На 62-м году жизни он подошел к зениту карьеры. Подчиненные ему войска (51 дивизия) включали 2-ю и 3-ю танковые группы генералов Гудериана и Гота. Их Бок поставил на фланги, чтобы в первом же сражении концентрическими ударами на Минск осуществить «Канны», т. е. сражение, которое сразу сделает решающий шаг к победе и к быстрому движению на Москву.

С «Востоком» фон Бока связывали особые воспоминания. В первую мировую войну его, еще майора, назначили в штаб фельдмаршала Макензена на русском фронте. Он участвовал в Горлицком прорыве и с тех пор считал себя знатоком «Восточного театра». Так думали и другие, и никто в генеральном штабе не сомневался, что группа армий «Центр» выполнит задачу.

Нацистскую военную среду несколько удивило назначение командующим группой «Север» старого генерал-фельдмаршала фон Лееба. И дело заключалось не в том, что ему шел уже 66-й год. Все знали, что фон Лееб находился в числе тех генералов, которые в свое время подняли голос против наступления на Западе и написали по этому поводу записку Браухичу. После этого Лееба отправили в отставку. Кроме того, Лееб — авторитет в области обороны, а не «блицкрига». Его даже называли «самым выдающимся специалистом и стратегом обороны в немецкой военной истории». Он работал над созданием «Восточного вала», написал несколько трудов о позиционной войне и оборонительных сражениях.

Но мало у кого из фельдмаршалов была столь блестящая в смысле консерватизма и активной контрреволюционности биография. Еще в молодые годы он отличился во время подавления «боксерского восстания» в Китае в составе «Германского восточно-азиатского корпуса». Служа затем долгое время в баварском генеральном штабе, он находился в числе тех, кто поддерживал нацизм в его мюнхенской колыбели, активно участвуя в борьбе против спартаковского движения и в подавлении Баварской Советской Республики. Если к этому прибавить, что в годы первой мировой войны Лееб — тоже участник боев на Востоке, то становится ясно, насколько подходящей оказалась эта фигура для похода на СССР. С 29 дивизиями, включая 4-ю танковую группу Гепнера, Леебу предстояло захватить Прибалтику и Ленинград.

Широкую подготовку вторжения, включая создание плацдарма и стратегическое развертывание вооруженных сил на Востоке, германское командование, как мы помним, начало очень рано, уже летом 1940 г. На территории оккупированной Польши развернулось строительство дорог и мостов, возводились склады, готовились запасы, улучшалась система связи, противовоздушной обороны. Вместе с тем расширялся выпуск военной техники для сухопутных сил. Велась подготовка войск к стремительному наступлению с учетом обширных пространств «Восточного театра».

8

Война против Советского Союза была задумана как тотальный геноцид. В конце февраля 1941 г., когда военная подготовка агрессии шла полным ходом, Гитлер заявил своим советникам: он полон решимости рассматривать и вести предстоящий поход как «расово-идеологическую войну на уничтожение». 4 марта он приказал штабу верховного командования готовить эту войну как «нечто большее, чем просто вооруженная борьба». Ее надо вести как противоборство двух идеологий. «Советский Союз должен быть уничтожен».

Здесь мы встречаемся со вторым поколением германских милитаристов XX в. Один из наиболее видных его представителей, — начальник штаба планирования штаба верховного главнокомандования (ОКБ) Йодль отдает директиву о «необходимости немедленно обезвреживать всех большевистских руководителей и комиссаров». Силы СС предстояло ввести в зону действий армии, а тесное сотрудничество между полевыми войсками и СС устанавливалось «соглашением» от 26 марта. Речь шла о совместных действиях по выполнению «особых задач» в зоне военных действий, т. е. о массовых казнях.

Приказ начальника штаба ОКБ фельдмаршала Кейтеля от 13 марта гласил: «В районах операций сухопутных сил рейхсфюрер СС (Гиммлер. — Д.П.), согласно распоряжению фюрера, получает особые задания для подготовки системы политического управления, вытекающие из необходимости доведения до конца борьбы двух противоположных политических систем. В рамках этих задач рейхсфюрер СС действует самостоятельно и на собственную ответственность... Детали верховное командование сухопутных сил согласовывает непосредственно с рейхсфюрером СС». 17 марта генерал Гальдер записывал в дневнике: «Созданная Сталиным интеллигенция должна быть уничтожена. Руководящий механизм русской империи должен быть уничтожен». Это станет предпосылкой для установления длительного германского господства и создания нацистской «Восточной империи»²².

Главная установка последовала 30 марта. Гитлер собрал в рейхсканцелярии около 250 генералов и офицеров, которые должны участвовать в «предприятии Барбаросса», т. е. в войне против СССР. Он заявил: «Предстоящую войну с Советским Союзом нельзя вести по обычным военным законам. Это будет война на уничтожение, борьба двух мировоззрений». Гальдер отметил в дневнике цитаты из речи Гитлера: «Коммунизм — это чудовищная опасность для будущего... Дело идет о борьбе на уничтожение... Борьба будет отличаться от войны на Западе. На Востоке жестокость — благо для будущего»²³.

Указ «О подсудности в районе "Барбаросса"» определял: приговоры о «преступлениях враждебных гражданских лиц» должны выноситься не военными судами, а офицерами, начиная от капитана. Он решает, должны ли «подозреваемые» быть расстреляны или нет. «Преступлениями» считалось распространение листовок, «неисполнение немецких распоряжений» и т. п. Любые жестокости солдат вермахта освобождались от наказаний.

Директива Кейтеля от 13 мая гласила: «Рассмотрение преступлений вражеских гражданских лиц в дальнейшем изымается из функции судов. Партизаны истребляются войсками в бою или при бегстве. Все другие враждебные действия вражеских граждан против вермахта, его служащих, пресекаются войсками на месте чрезвычайными мерами вплоть до уничтожения нападающих. Там, где мероприятия такого рода не будут проведены или станут невозможными, подозреваемые элементы должны быть препровождены к офицеру. Тот решает, надо ли их расстрелять... Против населенных пунктов, из которых были предприняты коварные действия или атаки в тыл, необходимо немедленно по решению офицера в ранге не менее командира батальона применять силу в массовых размерах (т. е. уничтожать всех жителей. — Д.П. )»²⁴.

Между армейским генерал-квартирмейстером Вагнером и шефом главного рейхсуправления безопасности Гейдрихом 28 апреля состоялось соглашение о действиях «эйнзатцгрупп» (отрядов палачей) в зоне военных действий «по выполнению их задач для экзекуций гражданского населения». Главнокомандующий сухопутными силами Браухич утвердил соглашение без возражений. Единственная оговорка: массовые казни не должны совершаться на глазах войск — это «может повлиять на их боевую мораль».

«Приказ о комиссарах» требовал немедленного расстрела всех пленных политработников. Последними из этой серии приказов были так называемые «принципиальные указания о поведении войск в России». Там говорилось: «1. Большевизм — смертельный враг национал-социалистского немецкого народа. Германия ведет борьбу против этого разлагающего мировоззрения и его носителей. 2. Эта борьба требует беспощадных и решительных действий против большевиков, партизан, саботажников, евреев и полного устранения любого активного или пассивного сопротивления»²⁵.

Вся военная подготовка агрессии исходила из предпосылки, что Красная Армия будет побеждена в течение шести недель в колоссальных битвах на окружение. Самое позднее «до наступления зимы» должна быть достигнута линия Архангельск—Волга—Астрахань.

После этого будут решены четыре главные задачи. Первая: «уничтожение руководящих слоев» государства и «их биологических корней», подразумевая под этим партийно-государственную систему, интеллигенцию, военных, истребление евреев. Вторая: резкое сокращение славянского населения. Третья: создание четырех «рейхскомиссариатов» («Остланд», «Украина», «Московия», «Кавказ») для охраны германского господства. У оставшегося населения «воспоминания о великом русском государстве должны постепенно полностью исчезнуть». Четвертая: создание автаркического «великого пространства», которое «могло бы противостоять перманентной блокаде».

Так должны были складываться основы нового непобедимого «Германского рейха немецкой нации». Это неизбежно «обрекало на голод миллионы людей». Но здесь, считали нацисты, заключено благо: «биологическая сила славянства» будет подорвана. Уже в мае 1941 г. были отданы указания о создании «экономического штаба Восток», который будет руководить тотальным разграблением Советского Союза. И наконец, произойдет «завоевание пространства» для поселения германских колонистов в самых плодородных, а в политическом и стратегическом отношениях важнейших областях.

Гитлер питал тайное восхищение Англией: как она управляет своей колонией Индией, как демонстрирует при этом превосходство белой расы! И у него постоянно возникали некие аналогии. Завоеванная Россия будет для Германии тем же, что Индия для Англии. А Индия — главный источник британской национальной гордости.

14 июня Гитлер, для того чтобы дать последние установки, собрал в рейхсканцелярии «Большое совещание», на котором присутствовали командующие группами армий, армиями, танковыми группами и равные с ними по рангу командиры флота и авиации, главнокомандующие видами вооруженных сил, руководители из ОКВ со своими сотрудниками.

Доклады проходили раздельно, по участкам фронта, в отдельных группах, представители которых, персонально названные, к установленному времени были собраны Гитлером в зале старой рейхсканцелярии. В 14 час. военная часть совещания прервалась и все собрались за общим обеденным столом, чтобы выслушать «всеохватывающую политическую речь фюрера», в которой он еще раз «обосновал» решение о войне против Советского Союза, повторяя и повторяя свои идеи завоевания великой социалистической державы. Как сообщает Варлимонт, «у собравшихся господствовало уверенное настроение».

Теперь все завершилось. В войска передан пароль «Дортмунд», означавший вторжение.

В подготовку удара гигантской силы, который обрушился на Советский Союз, немецко-фашистское верховное командование вложило всю военную мощь Германии и завоеванной Европы, созданную за два десятилетия, весь опыт войны, навыки, все умение тщательно подобранной военной касты.

В предрассветной мгле 22 июня 1941 г. у советских границ стояла в полной готовности самая могущественная армия из всех, которые когда-либо доселе создавал империализм.

Примечания

1. Hillgruber A. Hitlers Strategie. Frankfurt a. M., 1965, S. 212—227.

2. Reile О. Geheime Ostfront. München, 1963, S. 293—294.

3. Leverkuehn P. Die geheime Nachrichtendienst der deutschen Wehrmacht im Krieg. Frankfurt a. M., 1957, S. 129.

4. Пограничные войска СССР, 1939—июнь 1941. М., 1970.

5. Leverkuehn P. Op. cit., S. 40.

6. Relie О. Op. cit., S. 295.

7. Leverkuehn P. Op. cit., S. 128.

8. Hillgruber A. Op. cit., S. 213.

9. Carell P. Unternehmen Barbarossa. Frankfurt a. M., 1963, S. 122.

10. Воен.-ист. журн., 1961, № 9, с. 87.

11. Görlitz W. Paulus: «Ich stehe hier auf Befehl!». Frankfurt а. M., 1960, S. 107.

12. Das Parlament, 1960, Bd. 11/60, S. 172.

13. Гречко А.А. 25 лет тому назад. — Воен.-ист. журн., 1966, № 6. с. 8.

14. История Великой Отечественной войны Советского Союза, 1941—1945 M., 1965, т. 6, с. 140—141.

15. KTB/OKW, Bd. I, S. 831.

16. Görlitz W. Paulus: «Ich stehe hier auf Befehl!». Frankfurt а. M., 1960, S. 115.

17. Ibid.

18. Philippi A., Heim F. Der Feldzüg gegen Sowjetrussland, 1941 bis 1945. Stuttgart, 1962, S. 31.

19. Поражение германского империализма во второй мировой войне / Под ред. Н.Г. Павленко. М., 1960, с. 200.

20. Там же, с. 203—204.

21. Гальдер Ф. Военный дневник. М., 1969, т. 2, с. 337.

22. Streit Ch. Keine Kameraden. Stuttgart, 1978, S. 137.

23. Ibid., S. 164.

24. Ibid., S. 172.

25. Ibid., S. 190.