Срывать или не срывать переговоры?

Протоколы состоявшихся в те дни заседаний внешнеполитического комитета английского правительства наглядно свидетельствуют о том, что у британских правящих кругов по-прежнему не было желания заключать с СССР эффективное соглашение против агрессии. Если Советское правительство стремилось к скорейшему подписанию конкретного и эффективного соглашения, то Э. Галифакс внес на заседании внешнеполитического комитета 4 июля 1939 г. предложение совершенно иного характера. Он представил на рассмотрение два возможных решения, которые исходили из совершенно иных соображений:

1) срыв переговоров;

2) заключение ограниченного пакта.

Галифакс высказывался за то, чтобы переговоры не срывать, но он не считал нужным заключать с СССР и действительно эффективный пакт. Обосновывая свою позицию, он сказал: «Наша главная цель в переговорах с СССР заключается в том, чтобы предотвратить установление Россией каких-либо связей с Германией»¹.

Западногерманский исследователь Г. Нидхарт в результате изучения британских правительственных архивов также констатирует, что к началу июля 1939 года цель переговоров с английской стороны «все больше сводилась лишь к тому, чтобы воспрепятствовать заключению германо-советского соглашения»².

Предложения Галифакса раскрывают всю глубину пропасти, которая лежала между позициями СССР и Англии. Если Советский Союз выступал за всеобъемлющее эффективное соглашение, то английский министр иностранных дел не считал возможным идти дальше «ограниченного пакта», а точнее, как уже говорилось, «пустой бумажки».

Что же касается заявления Галифакса о существе «главной цели» английского правительства в переговорах с СССР, то оно нуждается в некотором пояснении. Приходится сделать небольшой экскурс в историю и вспомнить о событиях 20-х годов.

Английская и французская дипломатия делала в те годы все возможное для создания единого блока капиталистических стран в целях борьбы, в том числе и вооруженной, против первого в мире социалистического государства. Все эти усилия оказались бесплодными в значительной степени в результате того, что Советскому правительству удалось заключить в 1922 году с Германией договор (в Рапалло), который сделал невозможным создание этого блока и на основе которого вплоть до 1932 года между СССР и Германией осуществлялось широкое и взаимовыгодное сотрудничество. Британские и французские дипломаты хорошо помнили тогдашние советско-германские отношения.

После прихода фашистов к власти в Германии расстановка сил в Европе существенно изменилась, хотя и не во всем. Вражда реакционных правящих кругов Англии и Франции к первому в мире социалистическому государству отнюдь не ослабла. Но если в 20-е годы они стремились привлечь Германию к возглавлявшемуся ими самими антисоветскому блоку, то теперь они отводили фашистской Германии роль главной ударной силы в борьбе лагеря империализма против Советского Союза.

Однако летом 1939 года английских и французских государственных деятелей немало смущало одно обстоятельство. Им было известно, что германский империализм предполагал после захвата Польши сначала разгромить своего основного противника на Западе, то есть Францию, и лишь потом направить свою военную машину на Восток, против СССР, так как одержать победу над ним представлялось значительно труднее.

В Лондоне сделали определенные выводы также из того, что, несмотря на все попытки английского правительства прийти к соглашению с Германией, гитлеровцы уклонялись от него. В то же время оно получало все больше сведений о стремлении Берлина помешать заключению англо-франко-советского союза, о проявлениях с его стороны заинтересованности в примирении с СССР.

Поэтому английское и французское правительства уже не сомневались в том, что, саботируя заключение договора с СССР, они идут на огромный риск. Они понимали также, что если Советское правительство окончательно убедится в тщетности всех его попыток договориться с Англией и Францией, то у него не останется иного разумного выхода, как откликнуться на зондажи со стороны Германии и согласиться на определенную нормализацию отношений с ней, используя опыт заключения в 1922 году Рапалльского договора.

Н. Чемберлен был в такой степени одержим стремлением договориться с фашистской Германией, что был готов на любой риск. Вместе с тем каждый раз, когда в английском правительстве формулировался очередной отрицательный ответ на советские предложения, неизменно вставал вопрос: не окажется ли этот ответ той каплей, которая переполнит чашу терпения советских руководителей, не приведет ли он к возрождению Рапалльского договора? Поэтому английское правительство, не желая заключать с СССР эффективное соглашение, считало необходимым продолжать «поддерживать переговоры» с ним, чтобы предотвратить возможную нормализацию отношений между Германией и СССР.

На одном из заседаний английского кабинета Э. Галифакс отмечал, что «отклонение предложения России может бросить ее в германские объятия». Военный министр Л. Хор-Белиша, разделяя его опасения, добавил: «Хотя это в настоящее время кажется невероятным, элементарная логика подсказывает, что не исключена договоренность между Германией и Россией». Министр колоний М. Макдональд добавил к этому, что в случае войны создалось бы серьезное положение, если бы Россия оставалась нейтральной и поставляла Германии продовольствие и сырье³.

Для того чтобы предотвратить срыв переговоров с СССР, фактически зашедших в тупик, Галифакс 10 июля 1939 г. предложил на заседании внешнеполитического комитета английского правительства дать согласие на одновременное подписание политического и военного соглашений и начать переговоры о содержании военного соглашения. Давая понять, что он имеет в виду лишь создание условий, позволяющих продолжать «переговоры ради переговоров», Галифакс заметил, что «военные переговоры затянутся на очень длительный период». Кроме того, военное соглашение могло бы и не быть очень существенным по своему содержанию. Такой же позиции придерживался и Чемберлен. Министр координации обороны лорд Четфилд, однако, был вынужден признать, что Советское правительство придает военным переговорам первостепенное значение и желает иметь соглашение с конкретными обязательствами его участников.

Завершая обсуждение, Галифакс повторил: «Несмотря на начало военных переговоров, большого прогресса не будет. Переговоры будут едва двигаться с места... Таким образом мы выиграли бы время и нашли бы лучший выход из создавшегося положения. Комитет одобрил намеченный Галифаксом очередной дипломатический ход⁴.

Высказывания английских политиков на этом заседании комитета свидетельствовали о намерениях правительства лишь продолжать тянуть время, все еще надеясь достигнуть соглашения с гитлеровцами. Это обрекало переговоры в Москве на безрезультатность.

Французское правительство не согласилось с намеченным Лондоном курсом, то есть не соглашалось начинать военные переговоры, считая необходимым сначала подписать какой-то политический договор. Оно заявило англичанам, что во время военных переговоров сразу возникнут серьезные трудности, так как необходимо будет получить согласие Польши и Румынии на проход советских войск через их территории⁵.

Осуществление разработанного англичанами хода пришлось отложить. На следующий день лорд Галифакс направил У. Сидсу шифртелеграмму о том, что он должен «отклонить оба главных предложения Советского правительства»⁶, то есть как предложение об одновременном подписании политического и военного соглашений, так и советский проект определения косвенной агрессии.

Хотя переговоры продолжались, британское правительство самым обстоятельным образом изучало вопрос, не следует ли с ними кончать. Большое внимание уделялось, в частности, поискам предлога их срыва.

Еще 8 июня Н. Чемберлен признавал в беседе с американским послом Дж. Кеннеди, что не исключена возможность того, что он «положит конец» переговорам с СССР⁷. Даже в беседе с японским послом М. Сигемицу в конце июня Чемберлен не скрывал своего «сокровенного желания разорвать переговоры с СССР»⁸.

С начала июля вопрос о срыве переговоров неоднократно рассматривался и на заседаниях внешнеполитического комитета английского правительства. Ж. Бонне отмечал в те дни в беседе с польским послом Ю. Лукасевичем, что «англичане хотят прекращать переговоры» с СССР⁹.

Позиция английского и французского правительств неотвратимо обрекала переговоры в Москве на безрезультатность. Советское правительство все более убеждалось в том, что у английских и идущих за ними французских руководящих деятелей нет действительного стремления к успешному завершению московских переговоров.

Подвергая самой резкой критике английских и французских политиков, В.М. Молотов телеграфировал 17 июля советским полпредам в Лондоне и Париже, что они «прибегают к всевозможным жульничествам и недостойным уверткам... Видимо, толку от всех этих бесконечных переговоров не будет»¹⁰.

К этому времени стало проявлять беспокойство и французское правительство. 19 июля французскому послу в Лондоне Ш. Корбену было дано указание подчеркнуть в беседе с Галифаксом, что колебания британского правительства могут привести к срыву московских переговоров. Поэтому необходимо «взвесить меру ответственности», которую возьмут на себя за срыв переговоров Англия и Франция. «Вся наша система безопасности в Европе будет подорвана, эффективность помощи, обещанной нами Польше и Румынии, будет скомпрометирована». Исход переговоров решит, будет в ближайшие недели война или нет¹¹.

Анализируя в письме в Форин оффис от 20 июля состояние дел в переговорах, английский дипломат У. Стрэнг, прибывший в Москву для оказания в них помощи У. Сидсу, отмечал, что недоверие Советского правительства и подозрение относительно планов англичан не исчезают. Тот факт, писал он, что Англия затрудняет переговоры, создает у Советского правительства впечатление отсутствия у английской дипломатии серьезных намерений заключить соглашение. Относительно вопроса о срыве переговоров Стрэнг полагал лучше сохранить «неопределенную ситуацию», нежели «окончательный срыв переговоров сейчас». Он отмечал, что Германия может воспользоваться срывом переговоров для начала агрессии. Кроме того, срыв переговоров «может вынудить Советский Союз встать на путь изоляции или компромисса с Германией». Поэтому Стрэнг высказался за военные переговоры, но такие, которые «не дают немедленных конкретных результатов»¹².

Резкое усиление потока сообщений, что в Германии проводится мобилизация и началось передвижение войск к польской границе, а также, по-видимому, опубликование 21 июля сообщения о начале торговых переговоров между СССР и Германией побудило англичан и французов дать 23 июля согласие на одновременное вступление в силу политического и военного соглашений. Через два дня они сообщили и о своем согласии начать переговоры с целью согласования текста военного соглашения между тремя державами¹³.

Но все это отнюдь не означало, что в Лондоне наконец решили сделать шаг вперед. 30 июля Н. Чемберлен записал в своем дневнике: «Англо-советские переговоры обречены на провал, но прерывать их не следует; напротив, надо создавать видимость успеха, чтобы оказывать давление на Германию»¹⁴. Таким образом, английская и французская дипломатия по-прежнему вела с СССР лишь «переговоры ради переговоров». В частности, они должны были служить средством давления на Германию, чтобы побудить гитлеровцев в конце концов дать согласие на заключение англо-германской империалистической сделки.

Примечания

1. Public Record Office. — Cab. 27/625. — P. 236—237.

2. Niedhart G. Grossbritannien und die Sowjetunion. S. 418—419.

3. См. Public Record Office. — Cab. 23/99. — P. 129—130.

4. Public Record Office. — Cab. 27/625. — P. 254—270.

5. См. DBFP. — Ser. 3. — Vol. 6. — P. 328; DDF. — Sér. 2. — Т. 17. — P. 276.

6. DBFP. — Ser. 3. — Vol. 6. — P. 335.

7. См. FRUS, 1939. — Vol. 1. — P. 272.

8. I document! diplomatic! italiani. — Ser. 8. — Vol. 12. — P. 311—314.

9. Papers and Memoirs of Juliusz Lukasiewicz. — P. 247.

10. СССР в борьбе за мир... — С. 496.

11. Archives Daladier (Paris). — 2. — DA6. — Dr. 5.

12. DBFP. — Ser. 3. — Vol. 6. — P. 423, 425—426.

13. См. Ibid. — P. 457; СССР в борьбе за мир... — С. 515.

14. Feiling K. The Life of Neville Chamberlain. — P. 409—410.