Заключение

Агрессией «третьего рейха» в апреле 1941 г. против Югославии и одновременно против Греции и их захватом при участии Италии, Венгрии и Болгарии¹ процесс подчинения Восточной Европы нацистской Германией, в том числе на самом юге региона — совместно с фашистским режимом Муссолини, в основном завершился. За исключением небольшого района Турции, расположенного на балканской стороне проливов, все восточноевропейские страны от Балтийского до Адриатического и Эгейского морей либо оказались оккупированными — Польша, чешская часть Чехословакии, Югославия, Греция, Албания, либо были включены в Тройственный пакт на положении гитлеровских сателлитов — Венгрия, Румыния, Болгария, не говоря уж о созданном под эгидой Берлина при ликвидации Чехословакии марионеточном государстве в Словакии².

Столь значительные результаты фашистской экспансии в Восточной Европе, пришедшиеся в решающей мере на период, рассматриваемый в монографии, были следствием сложного переплетения множества факторов. Конкретно-исторический анализ исследуемых в книге событий наглядно свидетельствует о том, что по своему характеру эти факторы группируются в три основных комплекса.

Один из них — та в первую очередь военная, а тем самым и военно-политическая мощь, которой в канун второй мировой войны достигли державы «оси» в Европе. Точнее, мощь, достигнутая нацистской Германией и позволившая Гитлеру сделать прямую агрессию либо угрозу применения силы важнейшим средством своей политики в ходе установления господства над восточноевропейскими странами. Собственных военных возможностей Италии, стремившейся к активной роли прежде всего в Юго-Восточной Европе, хватило там только на самостоятельный захват Албании в апреле 1939 г., а при столь же самостоятельном нападении в конце октября 1940 г. на Грецию Муссолини потерпел неудачу, преодолеть которую смогла лишь германская агрессия в апреле 1941 г. Тем не менее альянс «третьего рейха» с Италией не только все-таки несколько дополнял немецкий военный потенциал итальянским, но и, что было политически важным, значительно увеличивал в ряде восточноевропейских столиц впечатление доминирующей позиции фашистских держав, преобладания их объединенной мощи по крайней мере на европейской сцене. Это впечатление серьезно влияло на правящие круги государств Восточной Европы и всячески эксплуатировалось Берлином и Римом в качестве средства давления, игравшего важную роль в том, чтобы заставить страны региона уступить напору фашистской экспансии и подчиниться требованиям Германии и Италии. А в случаях, когда устремления держав «оси» и особенно Германии вдруг наталкивались по каким-то причинам на решительное противодействие со стороны тех или иных восточноевропейских стран и применение мер давления оказывалось безрезультатным, на эти страны обрушивалась гитлеровская военная машина. Так было с Польшей, руководство которой в предвоенный период нерасчетливо втягивалось в опасное сотрудничество с «третьим рейхом», надеясь использовать его как противовес Советскому Союзу, и стало из-за своих территориальных притязаний соучастником раздела Чехословакии, но в итоге сочло невозможным удовлетворить стремление Берлина к тому, чтобы Польша присоединилась к фашистскому блоку и превратилась в гитлеровского сателлита, а заодно согласилась бы на германский контроль над Данцигом и коммуникациями между ним и Германией через Польский коридор. Так было и с Югославией, когда переворот 27 марта 1941 г. поставил под вопрос происшедшее перед тем присоединение страны к Тройственному пакту. Так поступил Гитлер и с Грецией, когда та дала успешный отпор нападению Италии. Во всех трех случаях военное вторжение и оккупация, с одной стороны, были для фашистских агрессоров средством достижения их целей в отношении непокорных стран Восточной Европы, а с другой — оказывали мощное воздействие на остальные государства региона, демонстрируя им, казалось, не знавшую препятствий силу нацистского натиска.

Другим важным комплексом факторов, способствовавших успеху фашистской экспансии в отношении восточноевропейских стран, явилось положение в самой Восточной Европе. Почти все главы книги выразительно показывают, сколь активно державы «оси», прежде всего Германия, использовали в своих целях острые территориальные противоречия между большинством государств региона. Особенно активно эксплуатировалось при этом стремление тех из них, которые после первой мировой войны оказались в положении побежденных, к ревизии версальских границ. Манипулирование по поводу Трансильвании, которому в монографии посвящена специальная глава, или маневры, связанные с проблемой Македонии, были лишь наиболее рельефными, но типичными в ряду территориально-политических комбинаций, сыгравших весьма существенную роль в реализации гитлеровских планов в Восточной Европе. Установлению господства держав «оси», прежде всего Германии, в этом регионе во многом способствовали и такие факторы, как, например, напряженные межнациональные отношения внутри некоторых восточноевропейских стран; заинтересованность ряда государств, в первую очередь в Юго-Восточной Европе, в тесных экономических связях с Германией; присущая большей части тогдашней восточноевропейской политической элиты боязнь Советского Союза и направляемой им деятельности компартий; склонность влиятельных политических сил региона к авторитаризму, а то и в известной мере к тенденциям тоталитарного характера, что в некоторых случаях влияло на создание почвы для сближения с фашистскими режимами.

При всей важности факторов как первого, так и второго из указанных комплексов их реальная действенность в очень большой, если не в решающей, степени зависела, однако, от третьего комплекса факторов — общего развития ситуации и соотношения сил на международной арене, в первую очередь, разумеется, в Европе. Исследование, проведенное в данной монографии, не оставляет в этом сомнения. Положение на общеевропейской международно-политической сцене и позиции выступавших на ней главных персонажей, в том числе их практические действия в отношении восточноевропейских стран, во многом определили тот ход событий, который привел к установлению фашистского господства над Восточной Европой.

В треугольнике тогдашних главных действующих лиц в Европе, одной стороной которого были фашистские державы, прежде всего Германия, другой стороной — сначала англо-французская коалиция, а затем, после поражения Франции, лишь Англия, пользовавшиеся поддержкой США, и третьей стороной — Советский Союз, соотношение сил и внешнеполитических устремлений между сторонами на протяжении 1939—1941 гг. претерпевало, как мы видели, определенные изменения.

Мюнхенский сговор, в огромной мере повлиявший на обстановку, которая сложилась в 1939 г., и ставший, по сути, преддверием второй мировой войны, явился результатом сочетания агрессивных домогательств «третьего рейха», поддержанного Италией, и политики умиротворения, проводившейся западными державами. На деле решение, о котором Англия и Франция договорились с Германией и Италией в Мюнхене, попустительствовало наступлению фашистских держав на Восточную Европу. Вместе с тем, будучи принято без советского участия, при фактическом игнорировании СССР, оно создавало прецедент решения актуальных международных вопросов в Европе и, в частности, восточноевропейских проблем, без Советского Союза. Последний выразил отрицательное отношение к мюнхенскому соглашению.

В послемюнхенских условиях Гитлер продолжил свой курс предпринятой в середине марта 1939 г. новой агрессивной акцией, которая привела к ликвидации Чехословакии и положила начало предвоенному политическому кризису в Европе. Советская сторона, поставленная вследствие Мюнхена в значительной мере в положение внешнеполитической изоляции, судя по некоторым новым архивным материалам, в начале 1939 г. реанимировала имевшие место еще с середины 1930-х годов, но пока остававшиеся безрезультатными попытки значительно активизировать отношения с Германией. Но на предпринятые Москвой шаги Берлин не отреагировал. Между тем в марте—апреле 1939 г. в связи с захватом чешских земель и ликвидацией Чехословакии Советский Союз публично осудил нацистские действия и выступил сторонником соглашения о взаимной помощи против агрессии, которое охватывало бы СССР, Англию и Францию, а также Восточноевропейские страны наряду с государствами Прибалтики и Турцией. В свою очередь, Лондон и Париж ввиду гитлеровской агрессивной акции в отношении Чехословакии были принуждены к корректировке их мюнхенской позиции, к декларированию гарантий ряду восточноевропейских стран и проявили заинтересованность в том, чтобы некоторым из этих стран были предоставлены советские гарантии.

Начавшиеся в условиях такого рода изменений со второй половины марта 1939 г. англо-франко-советские контакты по поводу возможной координации либо объединения усилий против нацистской угрозы, прежде всего в Восточной Европе, не приводили, однако, к реальному результату. Несомненно, важную роль тут играло то обстоятельство, что возникшие в англо-французской коалиции тенденции к определенному противостоянию фашист-ской агрессии сочетались, особенно в британской позиции, с продолжавшими сохраняться тенденциями, свойственными политике умиротворения. Большое тормозящее влияние на Лондон и Париж оказывал тогдашний имидж СССР: сталинские чистки, положение в стране после них и состояние ее вооруженных сил вызывали у западных держав более чем серьезные сомнения в военных возможностях Советского Союза, в стабильности его политики, в его надежности как партнера, в целесообразности связывать себя с ним взаимными обязательствами. С другой стороны, новые архивные данные порождают вопрос о том, насколько в ходе начавшихся англо-франко-советских контактов Сталин действительно рассчитывал на создание системы коллективной безопасности против нацистской агрессии, а насколько советские предложения были тактикой, призванной вывести СССР из состояния внешнеполитической изоляции, вернуть ему необходимую роль в системе лавирования и закулисных комбинаций на международной арене. Очевидная неполнота имеющихся пока в распоряжении историка документов, которые бы отражали соображения и планы Кремля, весьма затрудняет выяснение истинного положения дел. Но как бы то ни было, когда медленно тянувшиеся переговоры между Москвой, Лондоном и Парижем, фактически прервавшись на рубеже апреля — мая 1939 г. ввиду позиции англо-французской стороны, по инициативе последней возобновились месяц спустя, уже шли начавшиеся поздней весной советско-германские переговоры относительно возможной интенсификации отношений и сближения между «третьим рейхом» и СССР. Вместе с тем, параллельно начались и англо-германские переговоры. Все они фокусировались прежде всего на проблемах, касавшихся Восточной Европы в связи с перспективой дальнейшего гитлеровского наступления в этом регионе, в первую очередь возможной агрессии в отношении Польши.

В этой обстановке закулисных комбинаций и интриг всех против всех обнаружились, однако, ключевые тенденции, которые и определили развязку. Гитлеру, принявшему на рубеже весны — лета 1939 г. окончательное решение о нападении на Польшу и нацелившемуся на военное столкновение с западными державами, для осуществления его замыслов стало необходимо соглашение с СССР, которое обеспечило бы по крайней мере благожелательный в отношении «третьего рейха» советский нейтралитет. Сталин, в свою очередь, счел предпочтительным соглашение с Германией, позволявшее советской стороне остаться вне войны и к тому же извлечь выгоды в виде территориальных приращений и получения сфер влияния. Советско-германский пакт от 23 августа 1939 г., а особенно секретный протокол к нему стали, помимо других последствий, основой взаимодействия двух тоталитарных режимов в ликвидации польского государства и разделе его территории. Содержащееся в монографии конкретное исследование фактического материала позволяет в значительной мере выявить как генезис такого взаимодействия, реальное место Польши в той сложной политико-дипломатической игре между Москвой и Берлином, которая предшествовала советско-германским договоренностям, так и важные аспекты механизма практической реализации этих договоренностей, последовавшей уже в условиях начавшейся мировой войны, чьей первой жертвой и оказалась Польша.

Зафиксированное в августовском секретном протоколе советско-германское соглашение по поводу Польши, а также Прибалтики и Бессарабии и особенно практическое объединение усилий Гитлера и Сталина в ликвидации польского государства и разделе его территории, закрепленное затем Договором о дружбе и границе между Германией и СССР от 28 сентября 1939 г. и секретными протоколами к нему, означали, что советское руководство пошло гораздо дальше того, чтобы занять в войне просто позицию нейтралитета. Фактически Москва вступила на путь своеобразного, хотя и определенным образом ограниченного альянса с Берлином, который был заинтересован в таком временном тактическом решении в обстановке войны с англо-французской коалицией. Возникновение этого альянса, окрашенного антизападной направленностью и сочетавшего в себе совпадение одних интересов его участников с противоположностью других, являлось фактором, который, помимо прочих своих проявлений и последствий на международной арене, должен был после захвата Польши особенно затронуть восточноевропейские государства, еще остававшиеся на политической карте и в наибольшей мере подверженные воздействию как с германской, так и с советской стороны.

Падение Польши резко сузило реальные в тот момент политико-географические рамки Восточной Европы по сути до размеров территории стран балкано-дунайского региона. Если же учесть, что к тому времени уже определилось место не только Словакии, но и в значительной степени Венгрии рядом с Германией, то фактически можно говорить скорее о государствах Юго-Восточной Европы как о тех, которые в условиях начавшейся второй мировой войны еще сохраняли некоторую свободу маневра. Она была более заметна в период «странной войны» и, как видно из соответствующих глав монографии, в той или иной мере отразилась на характере провозглашенного этими государствами нейтралитета, к которому все они субъективно стремились. Им более или менее удавалось удерживаться в подобной позиции, пока «третий рейх» и англо-французская коалиция были преимущественно заняты друг другом. В этот период в Юго-Восточной Европе влияние западных держав, продемонстрировавших свою неспособность противостоять нацистской агрессии и оказать действенную поддержку восточноевропейским странам, продолжало падать, а Германия, хотя и не оставляла усилий по расширению своих позиций в указанной зоне, была, однако, сосредоточена прежде всего на подготовке, а с весны 1940 г. на непосредственном проведении наступления сначала в Скандинавии и затем на западе.

Вместе с тем отличительной чертой того периода стало резкое возрастание влияния СССР в Юго-Восточной Европе. Его не смог остановить даже моральный и политический ущерб имиджу Советского Союза, который был нанесен советско-финской войной. Специфическое положение СССР, сочетавшее как его своеобразный альянс с демонстрировавшей свою мощь Германией, так и советское неучастие в войне и роль независимого центра силы, которую всячески изображала Москва, делало Советский Союз в глазах значительной части официальных кругов и общественности балканских стран важным фактором, способным содействовать расширению поля для внешнеполитического маневрирования этих стран, а тем самым и приобретению ими больших возможностей для удержания некоторой дистанции по отношению к обеим воюющим сторонам и сохранения относительной самостоятельности. При этом, однако, желательная степень дистанцирования от той или другой из воюющих сторон была у разных государств Юго-Восточной Европы отнюдь не одинаковой, так же, как не во всем одинаковой была и степень настороженности по поводу целей самого СССР в данной геополитической зоне, проявлявшаяся в политике различных расположенных здесь государств.

Положение в Юго-Восточной Европе и в более широких пределах балкано-дунайского региона существенно изменилось с поражением Франции. Теперь у Гитлера были развязаны руки для более решительных действий, направленных на полное подчинение всех стран региона. Здесь для реализации этой цели, которая в сложившихся условиях заняла особенно важное место среди внешнеполитических приоритетов «третьего рейха», нацистское руководство, приступившее к созданию «нового порядка» на европейском континенте, сосредоточило с середины 1940 г. наибольшие усилия. Вместе с тем в обстановке, вызванной разгромом Франции, свою политику в отношении государств балкано-дунайского региона резко активизировала Москва, начавшая с того, что поспешила воспользоваться советско-германской договоренностью по поводу Бессарабии, а заодно принудила Румынию уступить также Северную Буковину. Преимущественно в этот период большинство стран Юго-Восточной Европы в силу своего геополитического положения и развития стратегической ситуации оказалось непосредственно зажатым между Германией и СССР, между устремлениями Гитлера и Сталина.

На сей раз эти устремления совпадали только в одном — в направленности против какого-либо британского влияния на Балканах, которое после поражения Франции и без того оказывалось еще более скромным. Во всем же остальном усилия Берлина и Москвы в Юго-Восточной Европе были по своим целям противоположны друг другу: каждая из сторон рассматривала страны, о которых идет речь, как зону своих особых интересов и, соответственно, стремилась установить в данной зоне собственный контроль и воспрепятствовать подобного же рода усилиям другой стороны. Фактически здесь со второй половины лета 1940 г. и вплоть до начала апреля 1941 г. развернулось прямое германо-советское противоборство, прошедшее ряд этапов. В монографии на основе большого документального материала прослеживаются конкретный ход и характерные черты такого противоборства на каждом из этапов применительно к различным балканским государствам, раскрываются практический механизм и реальные результаты того воздействия, которое старались оказать на эти государства как Германия, так и Советский Союз. При этом рельефно проступают ключевые моменты, определившие характер происходившего и обусловившие итог.

Один из таких моментов заключался в совершенно разных стартовых позициях и степени готовности Германии и СССР в развернувшемся противостоянии. Гитлер предпринял свой натиск после только что достигнутого крупнейшего успеха в Западной Европе, в значительной части попавшей под его контроль, а тем самым — в условиях резкого усиления военно-политического положения «третьего рейха», опираясь на которое он мог приступить к осуществлению следующей фазы своего стратегического плана: полному подчинению балкано-дунайского региона державами «оси» при главенстве Германии. Напротив, для советского руководства стремительное поражение Франции и установление нацистского господства на западе континентальной Европы, в огромной мере изменявшее всю международную обстановку и оставлявшее СССР на континенте один на один с фашистскими державами, было фактически неожиданным, противоречившим расчетам Сталина, когда он сделал выбор в пользу соглашения с Гитлером. Согласно тому, что записал в своем дневнике генеральный секретарь ИККИ Г. Димитров, 7 сентября 1939 г. Сталин в беседе с ним прогнозировал, что в начавшейся войне «двух групп капиталистических стран» обе они будут ослаблять друг друга, а Советский Союз, заинтересованный в этом, сможет маневрировать, подталкивая то одну, то другую сторону и тем самым способствуя их взаимной борьбе и истощению. В данной связи Сталин сказал, что советско-германский договор от 23 августа 1939 г. в известной мере помогает Германии, но выразил намерение в следующий момент подтолкнуть, т. е. в какой-то степени поддержать, другую сторону³. Из подобных высказываний следовало, что Кремль не предполагал слишком большого и тем более быстрого перевеса сил Германии над англо-французской коалицией либо наоборот, а рассчитывал на длительную войну между ними. Это представлялось советскому руководству выгодным, дающим Москве возможность проводить различные сменяющие друг друга внешнеполитические комбинации в течение достаточно долгого времени. Но такие замыслы опрокидывались поражением Франции и вызванным им резким изменением ситуации на европейской сцене. Для советской стороны это означало более чем серьезное ухудшение ее внешнеполитического положения, особенно ввиду того, что в военном отношении она так и не была должным образом подготовлена к силовому столкновению с Германией, в чем Сталин отдавал себе отчет. При подобном обороте дела руководство СССР вынуждено было на ходу приспосабливаться к неожиданно изменившейся обстановке, находясь в заведомо слабой позиции.

С этим был тесно связан и другой весьма важный момент: в стремительном развитии событий, развернувшихся с середины 1940 г. в балкано-дунайском регионе, инициатива, как правило, находилась в руках Берлина, между тем как Москва, за исключением случая с советским ультиматумом Румынии по поводу Бессарабии и Северной Буковины, почти все время оказывалась в положении бегущей вслед за происходившим. А отдельные попытки Кремля в той или иной степени перехватить инициативу, примерами чего были прежде всего советское предложение в ноябре 1940 г. Болгарии относительно заключения пакта о взаимопомощи, а отчасти — подписание договора между СССР и Югославией в начале апреля 1941 г., оканчивались полной неудачей.

Еще одним чрезвычайно существенным моментом являлось то, что Гитлер предпринял свой натиск в балкано-дунайском регионе в условиях, когда им уже было принято принципиальное решение относительно вероятной следующей фазы фашистской агрессии — нападения на СССР. Соответственно, фюрер практически не считался с выражавшимся все в большей мере недовольством Москвы действиями Берлина, которые, как подчеркивала советская сторона, не учитывали интересов СССР и нарушали договоренности о партнерстве, лежавшие в основе пакта 1939 г. В противоположность этому Кремль, по крайней мере до начала 1941 г., упорно стремился к тому, чтобы урегулировать советско-германские противоречия путем достижения партнерского соглашения о разделе сфер влияния в Юго-Восточной Европе. Такого рода попытки советского руководства, в том числе в связи с переговорами Молотова в Берлине в ноябре 1940 г. и с предпринятым там нацистами маневром выдвижения носившей маскировочный характер идеи глобального раздела сфер интересов между державами «оси» и Советским Союзом, были во многом следствием иллюзий Сталина о якобы все еще сохранявшихся возможностях добиться новых договоренностей между Германией и СССР как ее партнером. На самом деле Гитлер уже не рассматривал советскую сторону в качестве такового и реализовывал свои цели в спорной зоне при фактическом игнорировании возражений Москвы и ее попыток найти согласованное компромиссное решение. В лучшем случае он лишь прибегал к некоторым уловкам тактическо-камуфляжного характера, а в целом шел, по сути, напролом.

Фашистское наступление в Юго-Восточной Европе и сопровождавшее его германо-советское противоборство отличались также тем, что усилия «третьего рейха» и СССР были неравноценны с точки зрения методов, использовавшихся сторонами. Германия пустила в ход самый широкий набор средств политического, экономического, пропагандистского воздействия и прямого нажима на страны региона, фактического вмешательства в их внутренние дела, а главное — демонстрировала готовность подкрепить все это, если понадобится, непосредственным применением военной силы и концентрировала в регионе войска, причем, когда считала необходимым, — совершала вместе со своими союзниками прямую агрессию, как было сделано в отношении Югославии и Греции. Что же касалось советских действий в Юго-Восточной Европе, то, за исключением угрозы употребления силы при предъявлении Румынии ультиматума по поводу Бессарабии и Северной Буковины, они осуществлялись дипломатическими методами с использованием для их усиления каналов Коминтерна (самым ярким примером последнего была кампания, развернутая компартией Болгарии в поддержку советского предложения относительно заключения пакта о взаимной помощи). Находясь в слабой позиции неготовности к военному конфликту с Германией, руководство СССР было крайне осторожным, опасаясь чрезмерного обострения отношений с нацистским рейхом, а тем более возможности силового столкновения.

Ограниченный характер Советских усилий по сравнению с немецкими проявлялся и в том, что нацистское руководство последовательно проводило линию на тотальное подчинение балкано-дунайского региона, между тем как Кремль в ходе фактического советско-германского противостояния, развернувшегося во второй половине 1940 г., стал добиваться признания своих интересов преимущественно лишь в восточной части Балкан, примыкавшей к СССР и Черному морю, а в итоге свел на деле советские притязания к тому, чтобы получить контроль над особенно важной для Советского Союза зоной черноморских проливов и Болгарией с ее ключевым положением по отношению к проливам с балканской стороны. Но слабость советской позиции в сложившейся к тому времени международной обстановке сделала тщетными предпринятые Москвой попытки торга и достижения нового соглашения с Гитлером, которое по меньшей мере продолжило бы своеобразный альянс, возникший в 1939 г., если не повело бы дальше.

Наряду со всем этим немаловажное значение имело то характерное обстоятельство, что для правящих кругов балканских государств, ставших объектом как германского, так и советского воздействия, перспектива чрезмерного сближения с СССР, а тем более установления в том или ином виде советского контроля была, как правило, еще более пугающей, особенно после того, что произошло с прибалтийскими государствами, нежели угроза попасть в подчинение Германии путем присоединения к «оси». Соответствующим было и их поведение в условиях советско-германского противостояния. Единственным исключением стала позиция сил, вставших во главе Югославии в результате переворота 27 марта 1941 г. Но воспользоваться такой позицией советская сторона уже не могла.

Наконец, обращает на себя внимание и тот существенный момент, что в ходе событий в балкано-дунайском регионе в контексте германо-советских отношений Москва рядом своих действий невольно подыгрывала там нацистским устремлениям. Один из особенно выразительных примеров — ультимативная акция СССР по поводу Бессарабии и Северной Буковины и та поддержка, которую для подкрепления своих интересов в данном вопросе советская сторона оказывала территориальным претензиям Венгрии и Болгарии к Румынии. Этим тут же в полной мере воспользовалась Германия, еще крепче привязавшая к себе Венгрию с помощью «арбитражного» решения о Трансильвании, как бы симметричного тому, что сделал Советский Союз, а одновременно ставшая «гарантом» для Румынии ввиду территориальных потерь последней и выступившая в роли благодетеля по отношению к Болгарии в решении проблемы Южной Добруджи. Другой не менее, если не еще более значимый пример — советские усилия против британского влияния на Балканах и упорный отказ от какой-то координации устремлений Москвы и Лондона к поощрению балканских стран противостоять натиску «оси». В сущности, этим Кремль способствовал гитлеровским целям в регионе. Помимо редких частичных отступлений от такой позиции, как было, например, в случае с английской инициативой, приведшей к советскому заявлению от 9 марта 1941 г. о благожелательном нейтралитете СССР в отношении Турции, если та подвергнется агрессии, более многообещающая перемена проявилась лишь во время советско-югославских переговоров в начале апреля 1941 г. Однако она наметилась слишком поздно: через пару дней нападением нацистской Германии на Югославию и Грецию вопрос об установлении фашистского господства на Балканах был решен.

Теперь следующей целью нацистской агрессии становился сам Советский Союз.

Примечания

1. В отличие от Италии и Венгрии, которые вместе с Германией участвовали и в агрессии против Югославии и Греции (Италия — в обоих случаях, Венгрия — в случае с Югославией), и в оккупации соответствующих жертв нападения, Болгария, как уже отмечалось выше, не присоединилась к военным действиям, но с ее территории произошло германское вторжение в Югославию и Грецию, а после разгрома последних она приняла участие в их оккупации и разделе между победителями.

2. Захват Югославии в апреле 1941 г. сопровождался созданием под эгидой Берлина и Рима так называемого Независимого государства Хорватия, во многом подобного Словацкой Республике и ставшего в середине июня 1941 г. членом Тройственного пакта. Однако степень марионеточного характера этого государства оказалась еще большей, чем в случае со Словакией, а территория, которую отвели ему Гитлер и Муссолини, была, как и другие районы Югославии, оккупирована германскими и итальянскими войсками, причем часть ее находилась в немецкой оккупационной зоне, а часть — в итальянской.

3. Димитров Г. Дневник 9 март 1933 — 6 февруари 1949). София, 1997. С. 181—182.