1. Берут, Охаб и другие (консерваторы и либералы)

В Польше настроения критицизма еще более усилились после того, как в Москве 14—25 февраля 1956 г. состоялся XX съезд КПСС. В польской историографии давно уже утвердилось мнение, что это было крупнейшее событие не только в истории СССР и международного коммунистического движения, но и послевоенной польской истории; оно стало мощным импульсом и катализатором многих перемен в общественной жизни Польши. В отчетном докладе Н.С. Хрущева говорилось о необходимости политических реформ в СССР и восточноевропейских странах, связанных с ним Варшавским договором. Первый секретарь ЦК КПСС парадоксальным образом подверг критике культ личности без упоминания имени И.В. Сталина¹. Возможно, именно поэтому внимание заинтересованных наблюдателей не только в СССР, но и за его пределами было приковано преимущественно к теоретическим проблемам, которые рассматривались на съезде. Особенно привлекали три тезиса, представленные московским коммунистическим форумом, а именно: мирное сосуществование возможно и необходимо; в современных условиях война не является неизбежной; социализм может быть достигнут парламентскими методами, а не исключительно на пути революции, как было принято считать в теории марксизма. Тогда это был прорыв в официальной идеологии и тоталитарном мышлении, свойственных коммунистическим элитам социалистических стран Восточной Европы.

Делегация ПОРП направилась в Москву в составе пяти человек: Б. Берут, Я. Берман, Ю. Циранкевич, А. Завадский и Е. Моравский. Накануне отъезда Б. Берут выступил на страницах «Правды» со статьей «Под победоносным знаменем марксизма-ленинизма»², а 16 февраля, уже в ходе работы коммунистического форума — с приветственной речью, обращенной к его участникам³. Никаких сенсаций ни статья, ни выступление не предвещали. И не удивительно. Ведь почти никому не было известно, что 13 февраля пленум ЦК КПСС, проходивший в условиях строгой засекреченности, принял постановление, в соответствии с которым Н.С. Хрущеву поручалось выступить на заключительном, закрытом заседании съезда с докладом «О культе личности и его последствиях»⁴. И потому предвидеть то, что затем случилось и в Советском Союзе, и в Восточноевропейском регионе, и в западноевропейском рабочем движении в целом, прогнозировать какие-либо факторы долговременного действия, было вряд ли возможно.

В ходе работы съезда в варшавской «Трыбуне люду» 19 февраля и в московской «Правде» 21 февраля было опубликовано заявление пяти коммунистических партий (КПСС, ПОРП, компартий Болгарии, Италии и Финляндии) о политической реабилитации Коммунистической партии Польши, распущенной в 1938 г. Исполкомом Коминтерна по сфабрикованным в Москве обвинениям. Руководство ПОРП еще в декабре 1954 г. поставило перед КПСС вопрос о возможности реабилитации КПП: тогда Б. Берут обратился со специальным письмом к Н.С. Хрущеву⁵. По поручению последнего компетентные советские органы подготовили записку «о реабилитации группы бывших руководящих работников Компартии Польши» (датирована 18 февраля 1955 г.), на основе которой Беруту отдельным письмом за подписью Хрущева сообщалось, что следственные дела арестованных в 1937—1938 гг. видных деятелей коммунистического движения Польши пересмотрены, что все репрессированные подлежат политической реабилитации, так как установлено, что «они были в тот период вражеским руководством НКВД арестованы и осуждены необоснованно»⁶. Польская общественность встретила известие о реабилитации с большим волнением, вне зависимости от политических симпатий и антипатий.

24 февраля, в самый канун закрытого заседания XX съезда КПСС, в Московском университете на встрече с польскими студентами и аспирантами, обучавшимися в советской столице, состоялось последнее публичное выступление Б. Берута⁷. В этом вполне рутинном выступлении внимание современного исследователя могут привлечь, пожалуй, лишь два сюжета. Во-первых, явное нежелание обсуждать вопрос об ответственности руководителей ПОРП за политику, которая в конечном итоге привела польское общество в состояние прогрессировавшего всеобщего недовольства. Очевидно, информация, ставшая достоянием гласности в ходе работы XX съезда, требовала по-новому истолковывать период истории Польши, к становлению которого Б. Берут был лично причастен в очень высокой степени. Во-вторых, польскому коммунистическому лидеру пришлось пояснить свое отношение к так называемому правонационалистическому уклону в ПОРП. На эту тему своим слушателям он поведал следующее: «Гомулковщина была правонационалистическим уклоном в нашей партии. Что же мы тут должны пересматривать? Мы преодолели этот правонационалистический уклон, и дело с концом. <...> Гомулковщина и борьба с ней были не ошибкой, а большой заслугой, большим достижением нашей партии»⁸. Тем самым еще раз со всей решительностью подчеркивалось — обратная дорога в большую политику В. Гомулке прочно закрыта, несмотря на то, что он уже более года находился на свободе и вызывал живой интерес как харизматическая, знаковая фигура польского коммунистического движения послевоенного периода.

Обсуждение на XX съезде КПСС актуальных вопросов внутренней и внешней политики СССР, принятые там решения приковали к себе огромное внимание мировой общественности. Не рискуя впасть в преувеличение, можно сказать, что во всех слоях польского общества — в руководящих и низовых структурах ПОРП, крестьянской и демократической партий, в массовых общественных организациях, на промышленных предприятиях, в высших учебных заведениях, в армии, в средствах массовой информации — словом, повсюду обсуждались новые идеи, провозглашенные Н.С. Хрущевым. Лишь на селе активность населения была менее интенсивна. Мнения высказывались смелые и разнообразные, в том числе такие, которые коммунистам-ортодоксам казались самыми крайними. Вот только два весьма характерных примера. Известный деятель ПОРП Л. Касман на одном из дискуссионных собраний в Союзе польских писателей вступил в спор с известным литератором А. Слонимским. Это было в самом конце февраля 1956 г. По словам партийного функционера, в ответ на опубликованные в печати материалы XX съезда Слонимский выразился так: «Что вы говорите о смене курса, о смене политики, о смене форм управления?! Меняйте людей, которые стоят во главе партии. С этого надо начинать! <...> Если машинист стоял возле машины, когда она сломалась, то, чтобы поправить дело, нужен другой машинист»⁹. Сходная мысль в тот же период времени была высказана в Кракове: «На собрании воеводского партийного актива, — читаем в информации консульства СССР «Об откликах и настроениях населения Краковского воеводства после XX съезда КПСС», — с демагогической речью выступил депутат Сейма профессор Дробнер, который заявил, что руководство ЦК ПОРП себя скомпрометировало, и потребовал созыва внеочередного съезда партии для избрания нового руководства ЦК»¹⁰. Подобного рода радикальные высказывания звучали отнюдь не только в кругах интеллигенции, профессионально занимавшейся политикой или проявлявшей интерес к ней. Они, как представляется, отражают примечательный момент в деятельности ПОРП, а именно явно ощущаемый отрыв группы высших партийных руководителей, во главе которой стоял Б. Берут, от широкой партийной базы. Состояние самоизоляции руководства предвещало в ближайшей перспективе кризис партийных верхов, первоначально в форме конфликтов, столкновения различных группировок, в том числе и с целью овладения высшим партийным постом.

Вслед за Н.С. Хрущевым, не побоявшимся представить некоторые, самые тяжелые проблемы сталинизма на суд общественного мнения Советского Союза, а затем и всего мира, руководители ПОРП также предприняли действия исключительной значимости в том же направлении. Ни одна из коммунистических партий социалистического лагеря, кроме КПСС и ПОРП, не решилась публично обсуждать сталинизм, включая преступные деяния коммунистического вождя, хотя и ограничившись лишь самой общей информацией, адресованной членам партии. Если бы не последовавшая вскоре неожиданная кончина Б. Берута — этого польского обер-сталиниста (К. Сыроп), — в Польше до столь решительных шагов вряд ли бы дошло¹¹.

26 февраля делегация ПОРП возвратилась в Варшаву. В Москве остался тяжело больной Б. Берут. В его отсутствие 3—4 марта состоялось закрытое совещание центрального партийного актива, на котором с краткими и, в сущности, малосодержательными сообщениями о XX съезде КПСС выступили сначала Я. Берман, а вслед за ним Ю. Циранкевич и Е. Моравский. Нелишне подчеркнуть, что в этот момент подавляющее большинство участников совещания пока еще не имели ни малейшего представления о том, что под занавес съезда Н.С. Хрущев выступил со специальным докладом о культе личности и его последствиях; информированы были только члены Политбюро ЦК ПОРП, которые имели возможность познакомиться с текстом доклада¹². Однако весь ход дискуссии, прозвучавшие на совещании чрезвычайно решительные, нервные критические выступления показали, что сторонникам Б. Берута рано или поздно придется оставить активную политическую деятельность. Стенограмма совещания свидетельствует о том, что особой остротой выделялась критика, с которой, открывая дискуссию, выступил первый секретарь Варшавского городского комитета ПОРП Стефан Сташевский. Громом среди ясного неба прозвучали его жесткие оценки сталинской диктатуры, реально существовавшего в СССР репрессивного, тоталитарного режима. Благодаря революции в России налицо большие социальные достижения, и этого никто не отрицает, говорил он, «но мы не хотели смотреть правде в глаза <...> на тот основной факт, что рядом с этим был период крупных ошибок, извращений, искажений, что без этого нельзя понять нынешнего этапа, что это был также период многих преступлений, совершенных над революцией, над ее сыновьями и дочерьми. Ведь бериевщина — так, как мы о ней говорим и то, что мы о ней знаем, — это было чудовищное, преступное извращение, и оно ведь было естественным, но чудовищным плодом, было следствием того режима, того порядка, какой ввел в партии Сталин»¹³. Основной пафос выступления С. Сташевского заключался в призыве реабилитировать всех коммунистов, осужденных за мнимые политические прегрешения, и восстановить в партии, если они того пожелают.

В ряде выступлений вновь говорилось о В. Гомулке и М. Спыхальском, причем стенограмма позволяет твердо установить как их сторонников, так и недоброжелателей. Руководителям партии, участвовавшим в совещании, пришлось выслушать немало упреков за блокирование известных решений III пленума ЦК ПОРП, за бюрократизм и склонность к авторитарным способам руководства¹⁴.

Сразу же обо всем доложили в Москву Б. Беруту. Сохранился документ, который приоткрывает завесу над тем, каким образом лидер польской партии воспринял ход указанного совещания (запись беседы сотрудника аппарата ЦК КПСС Я.Ф. Дзержинского с Берутом; беседа состоялась 5 марта 1956 г.). Реакция была весьма нервозная. Берут остался крайне недоволен тем, что «собрание актива прошло не так, как оно должно было быть проведено. В выступлениях активистов ПОРП о решениях XX съезда КПСС говорилось очень мало на том "основании", что эти решения и так ясны. Вместо обсуждения задач, стоящих перед ПОРП в связи с XX съездом КПСС, выступавшие обрушились с острой критикой на руководство ЦК ПОРП, обвиняя его, в частности, в запаздывании с постановкой и решением ряда вопросов (например, о необоснованности роспуска КП Польши) и в половинчатости при решении некоторых других вопросов. Правильно говоря о том, что решения III пленума ЦК ПОРП <...> о соблюдении ленинских норм партийной жизни выполняются еще недостаточно, выступавшие на активе пытались всю ответственность за это положение возложить на руководство ЦК ПОРП». Выступление С. Сташевского вызвало неодобрение Берута потому, что тот взял под защиту А. Шаффа¹⁵, который решил в публичной форме заявить не только «о наличии застоя в марксизме», но и «по существу отрицал значение партийного руководства общественными науками». Берут, далее, считал, что слишком много внимания на совещании актива было уделено М. Спыхальскому, генералу В. Комару и некоторым другим недавно реабилитированным военачальникам. При этом Берут считал необходимым сообщить, что в Политбюро ЦК ПОРП «в отношении этих лиц имеются разногласия». Лично Берут придерживался мнения, что надо «провести закрытый судебный процесс над Спыхальским», но не находил в этом поддержки своих коллег. Что касается генерала В. Комара, то он был освобожден еще в конце 1954 г. и теперь, подчеркивал Берут, многие члены Политбюро ЦК настаивают на восстановлении его в партии, хотя сам Берут категорически возражал против этого. «Вообще, сказал тов. Берут, в партии нарастают тенденции либерализма, что видно было еще в 1955 г. на фактах допущения антипартийных выступлений на страницах польской печати, — читаем в документе. — Тов. Берут сказал, что, по его мнению, в Польше нарастает угроза правого уклона, подобно проявившемуся недавно в Венгрии». Заключительный вывод автора документа должен был привлечь внимание руководителей КПСС к внутренним проблемам ПОРП: «Из высказываний т. Берута, сделанных в очень осторожной форме, можно понять, что в Политбюро ЦК ПОРП имеются разногласия по ряду принципиальных вопросов»¹⁶. Именно в связи с такой тревожащей констатацией запись беседы Я.Ф. Дзержинского с польским партийным лидером была согласно начертанной В.М. Молотовым резолюции разослана в порядке информации всем членам Президиума ЦК КПСС и Секретариата ЦК¹⁷. Судя по документам, верхушка советской компартии относилась к Б. Беруту с большим доверием, Н.С. Хрущев даже как-то в шутку сказал, что в советском руководстве существует «культ личности»¹⁸ Берута.

6 марта Политбюро ЦК ПОРП обсудило итоги работы актива и признало критику в адрес политического руководства справедливой. М. Спыхальского решено было из-под стражи освободить, а специальной комиссии во главе с Э. Охабом поручалось принять меры по ускорению восстановления в партии тех, кто был уже на свободе (в частности, В. Комар и другие военные, проходившие с ним по одному обвинению)¹⁹. Состояние умов во всех звеньях ПОРП было таково, что дальнейшее лавирование и бездействие партийной верхушки уже не могло найти никакого оправдания.

В эти же дни распространилась информация, связанная с докладом Н.С. Хрущева «О культе личности и его последствиях». Дело было так. Е. Моравский выступил перед партийными активистами Комитета общественной безопасности с сообщением о работе XX съезда КПСС, в ходе выступления секретарю ЦК среди прочих был задан вопрос, правда ли, что Н.С. Хрущев выступил с закрытым докладом. Неожиданно слово взял известный деятель КПП З. Окрэнт и заявил, что доклад — это свершившийся факт. Моравскому ничего не оставалось, как подтвердить его слова²⁰.

10 марта газета «Трыбуна люду» опубликовала редакционную статью под интригующим заголовком «О культе личности и его последствиях». Как видим, это точное повторение заголовка закрытого доклада, с которым выступил Н.С. Хрущев. Как вскоре выяснилось в партийных кругах, вопрос о публикации статьи не согласовывался в ЦК ПОРП. В низовых партийных организациях, не подготовленных к такого рода чрезвычайной информации, она вызвала форменное замешательство. Очевидно, именно потому статья была оценена посольством СССР в Варшаве как «ошибочная»²¹.

Но тут произошло событие, ускорившее движение к неотвратимо надвигавшемуся кризису в Польше: 12 марта 1956 г. в Москве скончался Б. Берут. Тотчас же по Варшаве пополз зловещий слух — эта неожиданная смерть в столице коммунистической империи не может быть случайной, не приложили ли к этому руку служители хорошо известного ведомства, расположенного в самом центре Москвы, откуда рукой подать до Кремля? Появился среди множества других и такой слух: Берут устранен в Москве, чтобы открыть путь к власти В. Гомулке²². В Краковском воеводстве спецслужбы обнаружили листовку и надпись на стене здания, содержавшие обвинения руководителей КПСС в смерти Берута «и клеветнически утверждающие, что смерть эта не была естественной». А один из сотрудников аппарата президиума рады народовой в Сталиногруде (Катовице) выразился прямиком: «Тов. Берут был убит по приказу КПСС. Это случилось после XX съезда, так как тов. Берут был, по-видимому, неудобным»²³.

20 марта собрался VI пленум ЦК ПОРП, чтобы избрать нового лидера партии. На вакантное место первого секретаря ЦК претендовали несколько кандидатов, но главными (по версии польских исследователей) считались Р. Замбровский и З. Новак, причем последний в стремлении скомпрометировать своего конкурента не брезговал аргументами антисемитского свойства²⁴. П. Махцевич, исследователь общественного сознания в Польше середины 1950-х гг., на основе изучения документов польских спецслужб, наблюдавших за настроениями населения как раз в этот период, пишет, что на уровне массового сознания в качестве возможных кандидатов на роль лидера ПОРП тогда назывались Я. Берман, А. Завадский, З. Новак, Э. Охаб, даже, как ни странно, К. Рокоссовский, но чаше всего фигурировал В. Гомулка; кружили также слухи, будто он уже ведет переговоры о своем возвращении во властные структуры и даже находится в Москве, где обсуждает с руководством КПСС условия своего возвращения на польский партийный Олимп²⁵. И тому подобные небылицы, свойственные обществу, лишенному необходимой информации и едва пробуждавшемуся после продолжительной спячки. В партийной элите о единстве мнений по вопросу избрания нового лидера не могло быть речи.

Руководство КПСС, само собой разумеется, следило за развернувшейся в ЦК ПОРП борьбой. Информация в Кремль и ЦК КПСС направлялась прежде всего по дипломатическим каналам, а также по каналам спецслужб. Тем не менее недоверчивый Н.С. Хрущев решил лично, так сказать «на месте», выяснить, кому же в конечном итоге отдать свое предпочтение. Тем более повод для официального появления в Варшаве представлялся вполне естественным — на 16 марта были назначены похороны Б. Берута. Предварительно 14 марта на заседании Президиума ЦК КПСС был рассмотрен вопрос о поездке. Обсуждение открыл первый секретарь ЦК КПСС, потом выступали Н.А. Булганин, Л.М. Каганович, К.Е. Ворошилов, А.И. Микоян, М.Г. Первухин, М.А. Суслов, М.З. Сабуров и Г.К. Жуков, но, к сожалению, в черновике протокольной записи заседания, которой с недавних времен располагают исследователи, состоявшийся обмен мнениями не зафиксирован. Зато есть такая запись всего из трех слов: «Завадский, Охаб (кандидатуры)»²⁶. Истолковать ее нетрудно: очевидно, упомянутые персоны — это те деятели польского политического руководства, на которых советская партийно-правительственная элита делала ставку в обозримой перспективе. Действительно, А. Завадский издавна был тесно связан с Советским Союзом, а Э. Охаб, помимо того, что тоже годы войны провел в СССР, подкупал ортодоксальностью марксистских взглядов, уравновешенностью и, как тогда казалось, предсказуемостью. «Для СССР было далеко не безразлично, кто окажется в польском руководстве», — пишет Н.С. Хрущев и далее сообщает следующее: «У нас не имелось никаких возражений против Охаба. То был товарищ, проверенный в борьбе, прошедший польскую тюрьму и настоящий коммунист». Но все же лично Хрущеву в тот момент, по его словам, «больше импонировал Завадский»²⁷.

В польской столице Н.С. Хрущев находился с 15 по 21 марта во главе советской партийно-правительственной делегации. Достоверно известно, что он встречался с членами польского Политбюро и — в этом можно не сомневаться, — в той или иной форме обсуждал с ними возможные кандидатуры на роль лидера ПОРП²⁸, хотя сам имел на этот счет особое мнение. Дело в том, что на уровне высшего политического руководства в ПОРП давно уже проявляло себя скрытое соперничество между поляками и евреями, поскольку последние занимали некоторые ключевые позиции, и это вызывало недовольство части членов ЦК и партийного аппарата, о чем откровенно и довольно подробно рассказывает в своих воспоминаниях Н.С. Хрущев. Он считал, что первым секретарем ЦК ПОРП должен быть только поляк («руководить Польшей должны поляки», — выразился он прямодушно, в несколько другое, правда, время)²⁹. К этому нужно добавить, что для него важно было также, чтобы новый лидер партии не придерживался авторитарно-диктаторских методов партийного руководства³⁰. На пленуме же Хрущев в своем импровизированном выступлении не стал высказываться по поводу избрания нового лидера, а лишь по персональному составу секретариата ЦК и функциям этого руководящего всей организационной работой партийного органа³¹.

Пленум единогласно избрал Эдварда Охаба — деятеля польского коммунистического движения (в КПП вступил в 1929 г.), в санационной Польше познавшего репрессии за свою нелегальную деятельность. В годы Второй мировой войны Охаб находился в СССР, где в 1943—1944 гг. служил на офицерских должностях в польских вооруженных формированиях, занимаясь политико-воспитательной работой. В 1944 г. вступил в ППР и затем в ПОРП. В декабре 1948 г. был избран в ЦК ПОРП и кандидатом в члены Политбюро ЦК; членом Политбюро стал в марте 1954 г. Будучи в 1950—1956 гг. секретарем ЦК ПОРП, курировал в аппарате ЦК отделы пропаганды, просвещения, науки, культуры и истории, работу центральных партийных органов печати, молодежное и профсоюзное движение³². Как видим, это действительно был сформировавшийся, опытный партийный функционер высокого ранга, прошедший суровую жизненную школу и доказавший свою преданность коммунистическим идеалам. Он обладал также некоторым опытом государственной деятельности в Польском комитете национального освобождения и в ранге министра общественной администрации (1944—1945). Но ведь такую же или почти такую биографию имели и другие члены Политбюро. Что же перевесило чашу выбора? По мнению советского политического руководства, сильным аргументом в пользу Э. Охаба было несомненно то, что он был среди тех, кто в годы войны активно участвовал в деятельности Союза польских патриотов — организации, появление которой было одобрено И.В. Сталиным. Вероятно, выдвижение Э. Охаба на первую роль в политической элите можно объяснить тем, что он не входил ни в одну из противоборствовавших в ЦК ПОРП группировок, какие тогда уже давали о себе знать, занимал как бы центристскую позицию³³. И еще одно. Охаб по складу характера не был чрезмерно амбициозным, не ставил своей целью достичь самых высоких ступеней партийной иерархии, а это в той конкретной ситуации для Н.С. Хрущева и советского партийного руководства было очень важно. «В кандидатуре Охаба нас ничего не беспокоило, он был нашим другом и правильно понимал смысл этой дружбы», — подчеркивал Хрущев в своих воспоминаниях³⁴.

Что касается А. Завадского, то он по своим личным качествам не имел никаких шансов возглавить ПОРП, совсем не подходил на роль лидера, волевого и твердо знающего, как добиваться поставленной цели. Был начисто лишен харизмы. Кроме того, он не мог рассчитывать на поддержку со стороны наиболее влиятельных членов польского руководства³⁵. А кандидатуру Р. Замбровского забаллотировали в том числе и с «помощью» лидера КПСС³⁶. Замбровский был давно известен Н.С. Хрущеву, который, не отрицая его недюжинных организаторских способностей, всегда считал неподходящим на роль куратора кадровой политики ПОРП именно из-за его национальной принадлежности³⁷. Нажим советского лидера невозможно было скрыть от участников пленума. Некоторые члены ЦК ПОРП (Ю. Ольшевский, С. Сташевский, Л. Касман) критически высказывались в связи с его присутствием на столь ответственном пленарном заседании, «расценивая это как вмешательство ЦК КПСС в дела ЦК ПОРП»³⁸. И с этим трудно не согласиться.

Начинать деятельность на высшем партийном посту Э. Охабу выпало в непростой обстановке как в ПОРП, так и в стране в целом: в обществе назревало глухое недовольство экономическим и социальным положением широких кругов, а в правящей партии ширилось, и вполне справедливо, осуждение верхов, которые в стремлении сохранить стабильность в стране чрезмерно полагались на органы общественной безопасности, погрязшие в беззакониях. 21 марта 1956 г. после продолжительных споров Секретариат ЦК ПОРП принял решение тиражировать текст закрытого доклада Н.С. Хрущева, чтобы познакомить с ним партийных активистов всех уровней³⁹. Надо сказать, принятое решение шло вразрез с требованием XX съезда КПСС сохранять содержание текста доклада в тайне. Но в тот момент — в последнюю декаду марта — и в самой КПСС созревало понимание того, что сохранить в тайне закрытый доклад не удастся. Ведь утечка информации уже имела место и вызывала разные толки, порой самые невероятные. Непонятно только одно: почему столь важное для ПОРП политическое решение не обсуждалось на заседании Политбюро ЦК. По свидетельству самого Э. Охаба, он считал необходимым в открытую сказать о преступлениях политического режима в СССР в годы, когда страной диктаторски правил И.В. Сталин, прекрасно понимая, что это неизбежно вызовет негативную реакцию всего польского общества, что как в руководящих структурах, так и в низах правящей партии возобладают смятение и полярные мнения⁴⁰. Охаб отдавал себе отчет в том, что лично сам он на этом много потеряет. И действительно, споры вокруг доклада, с одной стороны, дали мощный импульс углублению общепольской дискуссии о судьбах социализма в Польше, о сущности и роли тоталитарного режима, об ответственности тех, кто допустил грубые ошибки в формировании политической линии партии и государства, о путях демократизации общества; а с другой — способствовали осознанию глубокого кризиса, в который погружалась правящая партия. Партийные инстанции созывали всевозможные совещания для рассмотрения создавшегося положения и соответствующего инструктажа, но вместо реализации предписанной партийной линии на деле происходило углубление дезинтеграции. Очевидно, это означало неадекватность мер, предлагавшихся партийной элитой. Но дело не только в недостаточности проводившихся организационных и идеологических мероприятий. Прогрессировавшие кризисные явления в ПОРП (в частности, острые противоречия среди членов ЦК, выход внутрипартийной дискуссии за пределы партии и др.) следует рассматривать как составной элемент кризиса международного коммунистического движения, пребывавшего в состоянии потрясения от всего того, что произошло на XX съезде КПСС. Прошло едва три недели, и 10 апреля Секретариат ЦК ПОРП принимает решение основательно сузить круг читателей доклада Н.С. Хрущева — знакомиться с текстом теперь разрешалось лишь представителям партийных инстанций и секретарям низовых партийных организаций. Рядовые члены партии информировались только о «принципиальных проблемах», содержавшихся в докладе⁴¹. Но это был паллиатив, ведь часть беспартийных и членов Крестьянской и Демократической партий успели выслушать полный текст доклада. Однако было уже поздно: по всей Польше пронеслась волна собраний, стихийных и организованных дискуссий.

4 мая 1956 г. Политбюро ЦК ПОРП проанализировало «ошибки и извращения в партийной и государственной работе, имевшие место в минувшие годы». Помимо этого критически была рассмотрена деятельность Я. Бермана в тех областях, которые он курировал в качестве члена высшего партийного руководства. В результате Берман подал в отставку с постов члена Политбюро и заместителя председателя Совета Министров ПНР⁴².

Впервые публично в роли первого лица правящей партии Э. Охаб предстал 6—7 апреля 1956 г. на совещании активистов ПОРП г. Варшавы и Варшавского воеводства. Вместе с ним прибыли также премьер-министр Ю. Циранкевич, кандидат в члены Политбюро ЦК А. Рапацкий, члены Секретариата ЦК Е. Альбрехт и Е. Моравский. Тем самым как бы подчеркивалось особое политическое значение проводимого мероприятия. С установочным докладом выступил Э. Охаб. Замысел его не отличался оригинальностью: в ситуации нараставшего брожения в ПОРП, а равно и в других политических партиях, следовало отчетливо заявить о том, какой шефу коммунистов представлялась актуальная идеологическая ситуация в стране. На следующий день газета «Жиче Варшавы» сообщала: доклад «стал основой чрезвычайно оживленной и полемической дискуссии, которая завязалась во время прений. <...> В выступлениях отдельных участников дискуссии доминировали проблемы укрепления связи партии с массами, необходимости полной открытости политической жизни, проблемы внутрипартийной демократии и правопорядка в нашей стране. Обсуждалось вредное влияние культа личности на партийную и государственную жизнь»⁴³. В переводе на партийный, «идеологически выдержанный» пропагандистский язык здесь названы все узловые проблемы, которые волновали тогда все польское общество.

Подлинной сенсацией явилось заявление Э. Охаба о том, что подвергшийся опале В. Гомулка находится на свободе (уже почти полтора года!) и что с него снято обвинение в пособничестве вражеской агентуре, враждебной и диверсионной деятельности. В то же время первый секретарь ЦК подчеркнул — обвинения Гомулки в правонационалистическом уклоне сохраняли и сохраняют свою актуальность⁴⁴. Вообще говоря, в докладе Э. Охаба вопросу о Гомулке и так называемой «гомулковщине» было уделено довольно много внимания. В частности, значительную часть заключительного слова он вновь посвятил этой теме⁴⁵. Помимо того, Э. Охаб заявил об освобождении из заключения, полной реабилитации и восстановлении в партии 26 других известных деятелей, заключенных по ложным обвинениям в 1953 г., среди них сторонников Гомулки генералов Е.-М. Кирхмайера и В. Комара. Многие тезисы доклада уже выглядели анахроничными и не воспринимались аудиторией. В массовом сознании определилась явная тенденция моральной поддержки создателя концепции «польского пути к социализму».

В Польше речь Э. Охаба полностью не публиковалась. Московская же «Правда» поместила на своих страницах сокращенный текст, при этом о В. Гомулке, М. Спыхальском и правонационалистическом уклоне говорилось достаточно подробно⁴⁶. Вероятно, кремлевским идеологам это понадобилось для того, чтобы поддержать имидж нового польского лидера в глазах советской общественности.

19 апреля в Варшаве объявлено было, что Совет Министров освободил от обязанностей министра сельского хозяйства Станислава Радкевича, недавно бывшего министром безопасности. В тот же день средства массовой информации сообщили еще о двух важных событиях: в отставку были отправлены генеральный прокурор ПНР Стефан Калиновский и главный военный прокурор бригадный генерал Станислав Зараковский, оба по одной и той же причине — за нарушения законности в ходе расследований. Специальная комиссия Политбюро ЦК ПОРП, рассмотрев следственные материалы «группы Татара — Кирхмайера», пришла к выводу, что осужденных по данному делу следует реабилитировать. Тем самым кардинально пересматривалась точка зрения, высказанная Э. Охабом на совещании варшавского партийного актива 6—7 апреля, согласно которой предлагалось лишь помиловать членов названной «группы». 21 и 25 апреля лишились своих высоких постов министр юстиции Генрык Свёнтковский и его заместитель Генрык Чесьлюк; 23 апреля арестованы и отданы под следствие бывший заместитель министра общественной безопасности Роман Ромковский и бывший директор X департамента (военная контрразведка) Анатоль Фейгин. В сообщении для печати говорилось, что «они ответственны за лишение свободы многих невиновных людей и в применении в подчиненных им структурах МОБ недозволенных методов следствия»⁴⁷. И как бы заключительным аккордом прозвучало сообщение об отставке Я. Бермана, который курировал по линии Политбюро ЦК ПОРП вопросы правопорядка, правоохранительные органы и органы общественной безопасности, а также идеологические вопросы⁴⁸. Все это уже было серьезной заявкой на кардинальные перемены в сфере соблюдения законности и особенно в ее практической реализации.

23 апреля принимается закон об амнистии. Под его действие подпадали около 80 тыс. человек, в том числе более 9 тыс. осужденных за политические преступления. Реально же до последней декады мая освободили из соответствующих учреждений лишь 34 644 человека, в том числе 5847 человек, осужденных по политическим мотивам⁴⁹. На свободу вышли около 30 тыс. солдат Армии Крайовой, социалистов, людовцев, народовцев. Политбюро ЦК ПОРП приняло решение о реабилитации невинно осужденных по политическим делам бывших членов партии, что открывало В. Гомулке путь к пересмотру обвинения, касавшегося его лично.

С 21 апреля по 5 мая 1956 г. в Варшаве находился референт отдела ЦК КПСС по связям с иностранными компартиями Я.Ф. Дзержинский — наиболее квалифицированный эксперт аппарата ЦК по польским вопросам. Его перу принадлежит записка (датирована 9 мая 1956 г.), озаглавленная «О некоторых вопросах внутриполитического положения в ПНР», составленная по итогам поездки. Цель последней состояла в организационной подготовке обсуждения польскими учеными рукописи третьего тома коллективного труда Института славяноведения АН СССР «История Польши». Но автор записки занимался не только научно-организационными вопросами. Он имел беседы с Э. Охабом и членом Политбюро, секретарем ЦК ПОРП Ф. Мазуром — одним из давних негласных информаторов высшего советского руководства. Вышеназванный документ поможет нам выяснить, как именно внутреннюю ситуацию в Польше оценивали эти высокопоставленные партийные деятели («срез» ситуации по состоянию на первые числа мая 1956 г.).

Итак, первоначально в ЦК ПОРП обсуждение материалов XX съезда КПСС решили начать «с общих вопросов и лишь затем перейти к вопросу о культе личности И.В. Сталина». И сперва на местах все шло так, как было задумано. Но потом, начиная с совещания актива ПОРП 3—4 марта в Варшаве, «вопрос о культе личности стал преобладающим в обсуждении итогов съезда и почти совершенно вытеснил все другие вопросы XX съезда КПСС». Автор записки далее пишет: «Обсуждение вопроса о культе личности И.В. Сталина и линия партии на дальнейшую демократизацию жизни страны, на всемерное развертывание критики и самокритики были использованы западной печатью, а также враждебными элементами в Польше для усиления пропаганды против народно-демократического строя и польско-советской дружбы». Причем, если сравнивать с другими социалистическими странами региона, в Польше ситуация осложнилось в связи с опубликованием в ходе XX съезда КПСС заявления пяти коммунистических и рабочих партий о необоснованности роспуска КПП, а также сменой лидера ПОРП в связи с кончиной Б. Берута. Непосредственным следствием разоблачений Сталина было появление «серьезных идеологических колебаний среди части польской интеллигенции, главным образом литераторов, журналистов и студенчества, а также среди определенной части партийного актива ПОРП». Э. Охаб сообщил референту ЦК КПСС, что «имеется группа литераторов и журналистов, которые хотели бы оторвать Польшу от СССР, а Польскую объединенную рабочую партию — от КПСС. Борьба с ними осложняется наличием немногочисленной, но крикливой группы активистов ПОРП, работающих в Институте общественных наук и партийных школах при ЦК ПОРП, а также на других участках идеологического фронта, которые выступают за смену руководства ПОРП, за введение Гомулки в состав ЦК и за скорейший созыв в этих целях III съезда партии. Об этом свидетельствует собрание Варшавского городского и воеводского партактива, проведенное 6—7 апреля с.г., на котором имелись антипартийные выступления, направленные на подрыв тесных отношений между ПОРП и КПСС».

Э. Охаб и Ф. Мазур с возмущением говорили о многочисленных фактах «антипартийных и антисоветских выступлений польской печати». Их собеседник в связи с этим пришел к заключению, что «одной из главных причин вопиющих недостатков в польской печати и радио является слабое руководство идеологическим фронтом со стороны Центрального Комитета ПОРП, который в первые дни после XX съезда выпустил из своих рук руководство печатью и радиовещанием, в результате чего выправить положение теперь стало гораздо более трудным делом». С удивлением Я.Ф. Дзержинский отмечал: «До настоящего времени секретари ЦК ПОРП недостаточно в курсе того, что пишет печать и вещает польское радио; о некоторых антисоветских и антипартийных статьях они узнавали от работников совпосольства или от меня». Прекрасно понимая, что его слова будут переданы советским партийным руководителям, Э. Охаб заверил, что руководство ПОРП «полно решимости положить конец антипартийным и антисоветским выступлениям на страницах печати»⁵⁰. Но эту задачу удалось решить только к III съезду ПОРП (март 1959 г.), причем лишь на непродолжительный период.

Примечания

1. См.: Пыжиков А.В. Проблема культа личности в годы хрущевской оттепели // Вопросы истории. 2003. № 4. С. 51.

2. Правда. 13.02. 1956.

3. Там же. 17.02. 1956.

4. XX съезд КПСС и его исторические реальности / Под общ. ред. В.В. Журавлева. М., 1991. С. 38. Текст постановления см.: Аксютин Ю.В., Пыжиков А.В. Постсталинское общество: проблема лидерства и трансформация власти. М., 1999. С. 100—101. Материалы пленума 13 февраля 1956 г. см.: Доклад Н.С. Хрущева о культе личности Сталина на XX съезде КПСС. Документы / Отв. ред. К. Аймермахер. Сост.: В.Ю. Афиани, З.К. Водопьянова, А.В. Головёнкина, А.М. Панин, А.В. Постников, М.Ю. Прозуменщиков, О.Р. Хайретдинова. М., 2002. С. 239—242.

5. AAN. PZPR. КС. Sygn. XIA/71. T. I. К. 15—18.

6. Текст записки см.: Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы. Март 1953 — февраль 1956 / Сост. А.Н. Артизов, Ю.В. Сигачев, И.Н. Шевчук, В.Г. Хлопов. М., 2000. С. 189—190. Текст проекта телеграммы Б. Беруту: Там же. С. 402. Подлинник, датированный 25 марта 1955 г., см.: AAN. PZPR. КС. Sygn. XIA/71. T. I. К. 61. 10 декабря 1955 г. ЦК КПСС письменно предложил ЦК ПОРП заявить о реабилитации КПП при участии компартий Италии, Болгарии и Финляндии, поскольку они, совместно с ВКП(б), подписали постановление президиума ИККИ о роспуске КПП (AAN. PZPR. КС. Sygn. XIA/71. T. I. К. 170—173). Б. Берут 24 декабря в письме на имя Н.С. Хрущева согласился с этим, предложив новую концовку документа (Там же. Л. 174).

7. Выступление Б. Берута было записано Всесоюзным радио на пленку, переведено на русский язык и в машинописном виде сохранилось в архивах Москвы (АВП РФ и РГАНИ) и Варшавы (Архив новых актов). См.: РГАНИ. Ф. 5. Оп. 28. Д. 396. Л. 21.

8. АВП РФ. Ф.0122. Оп. 38, 1956 г. Д. 720. Л. 106—107.

9. AAN. PZPR. КС. Sygn. III/18. К 1173. Стенограмма заседаний VII пленума ЦК ПОРП. Выступление Л. Касмана 26 июля 1956 г.

10. Доклад Н.С. Хрущева... С. 665.

11. См.: Machcewicz Р. Polski rok 1956. Warszawa, 1993. S. 17; Сыроп К. Весна в октябре: Польская революция 1956 года / Пер. с англ. Нью-Йорк, 1961. С. 37.

12. Документально установлено, что руководители западных и восточноевропейских компартий, не присутствовавшие на закрытом заседании XX съезда, текст доклада Н.С. Хрущева получили 27 февраля в отделе ЦК КПСС по связям с иностранными компартиями. Сохранился список выдачи специально отредактированной и отпечатанной малым тиражом брошюры с текстом доклада; в списке значится среди прочих и Б. Берут. См.: Доклад Н.С. Хрущева... С. 252.

13. AAN. PZPR. КС. Sygn. 237/V-231. К. 65.

14. См.: Rykowski Z, Władyka W. Polska próba. Październik'56. Kraków, 1989. S. 119—121.

15. См. стенограмму совещания: AAN. PZPR. КС. 237/V-231. К. 63.

16. АПРФ. Ф. 3. Оп. 66. Д. 140. Л. 112—115.

17. Там же. Л. 111.

18. См.: Torańska Т. Oni. Warszawa, 2004. S. 177. Интервью с С. Сташевским 1982 г.

19. Centrum władzy. Protokoły posiedzeń kierownictwa PZPR. Wybür z lat 1949—1970 // Dokumenty do dziejüw PRL. Zeszyt 13 / Opr. A. Dudek, A. Kochański, K. Persak. Warszawa, 2000. S. 150—151.

20. Ptasiński J. Drugi zwrot: Gomułka u szczytu powodzenia. Warszawa, 1988. S. 16—17.

21. См.: РГАНИ. Ф. 5. Оп. 30. Д. 169. Л. 106—107.

22. Machcewicz P. Op. cit. S. 42—45. См. также: РГАНИ. Ф. 5. Оп. 30. Д. 169. Л. 32—34.

23. РГАНИ. Ф. 5. Оп. 30. Д. 169. Л. 33.

24. См.: Raina Р. Władysław Gomułka: Życiorys polityczny. Londyn, 1969. S. 75—76.

25. Machcewicz P. Op. cit. S. 50.

26. Президиум ЦК КПСС 1954—1964: Т. 1. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы / Гл. ред. А.А. Фурсенко. М., 2003. С. 114.

27. Хрущев Н.С. Время. Люди. Власть. (Воспоминания в 4-х кн.). Т. 3. М., 1999. С. 231—232.

28. AAN. PZPR. КС. Sygn. III/15. К. 39—40. Выступление Н.С. Хрущева на VI пленуме ЦК ПОРП 20 марта 1956 г. Неавторизованный текст на русском яз.

29. См. беседу Н.С. Хрущева с делегацией Итальянской коммунистической партии, состоявшуюся 10 июля 1956 г. в Москве (Источник. 1994. № 2. С. 86). Там речь шла среди прочего о пребывании Хрущева на VI пленуме ЦК ПОРП. См. также: Хрущев Н.С. Указ. соч. С. 228—231.

30. Jedlicki W. Klub Krzywego Koła. Paryż, 1963. S. 26—27.

31. Текст выступления Н.С. Хрущева (в польском переводе публикатора документа) см.: Wystąpienie N.S. Chruszczowa na VI plenum КС PZPR (1956 г.) / Oprac. В. Brzeziński // Z pola walki. 1989. № 1. S. 131—135.

32. Подробные биографические данные Э. Охаба см.: Mołdawa Т. Ludzie władzy 1944—1991: Władze państwowe i polityczne Polski według stanu na dzień 28 II 1991. Warszawa, 1991. S. 404—405. Ср. биографические данные об Охабе за межвоенный период и годы войны, подготовленные аппаратом ЦК для членов Секретариата ЦК ВКП(б): РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 374. Л. 34 и об. «Справочник на политических деятелей Польши» (составлен в декабре 1946 г.).

33. Это вытекает из слов Э. Охаба в его интервью Т. Тораньской 1981 г.: Torańska T. Op. cit. S. 78.

34. Хрущев Н.С. Указ. соч. С. 232.

35. См., в частности: АПРФ. Ф. 3. Оп. 66. Д. 14. Л. 88—90. Шифртелеграмма посла СССР в Польше Г.М. Попова — Г.М. Маленкову и Н.С. Хрущеву 25 января 1954 г.

36. АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 40, 1956 г. П. 336. Д. 10. Л. 70.

37. Хрущев Н.С. Указ. соч. С. 229—230.

38. АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 40, 1956 г. П. 336. Д. 10. Л. 57. Из беседы советского дипломата с 1-м секретарем воеводского комитета ПОРП в Кракове С. Бродзиньским 11 августа 1956 г.

39. Rykowski Z., Władyka W. Op. cit. S. 127. Ср.: Skrzypek A. Mechanizmy uzależnienia: Stosunki polsko-radzieckie 1944—1957. Pułtusk, 2002. S. 363. См. также: O kulcie jednostki i jego następstwach. Referat 1 Sekretarza КС KPZR tow. N.S. Chruszczowa na XX Zjezdzie Komunistycznej Partii Związku Radzieckiego 25 lutego 1956 roku. Warszawa, 1956. На титульном листе указано, что брошюра издана ЦК ПОРП и предназначена исключительно для пользования партийными организациями. Подлинный экземпляр брошюры хранится в Архиве новых актов в Варшаве.

40. Torańska T. Op. cit. S. 78.

41. Rykowski Z., Władyka W. Op. cit. S. 129—130.

42. См. подробнее: Centrum władzy... S. 161.

43. Życie Warszawy. 7.04.1956.

44. Ibidem.

45. Заключительное слово Э. Охаба не публиковалось. В переводе на русский представлено П.К. Пономаренко в 4-й Европейский отдел МИД СССР, см.: АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 40, 1956 г. П. 340. Д. 52. Л. 29—62. Частично цитировалось в кн.: Ptasiński J. Op. cit. S. 18—21.

46. См.: Охаб Э. Итоги XX съезда КПСС и задачи Польской объединенной рабочей партии // Правда. 10.04.1956.

47. Rykowski Z., Władyka W. Op. cit. S. 144—146.

48. Trybuna Ludu. 6.05.1956. См. также: Centrum władzy... S. 160—161; Stąpień J. «Ustąpienie» Jakuba Bermana z Biura Politycznego w świetle protokołu BP КС PZPR z 2—5 V 1956 r. // Teki archiwalne. Seria nowa. Warszawa, 1997. T. 2(24). S. 198—212.

49. Rykowski Z., Władyka W. Op. cit. S. 143. Ср.: Skszypek A. Wpływ polityki Nikity Chruszczowa na wydarzenia w Polsce roku 1956 // Przełomowy rok 1956: Poznański Czerwiec... Poznań, 1998. S. 57.

50. АПРФ. Ф. 3. Оп. 66. Д. 140. Л. 136—141.