Глава 1. Версаль — зародыш сентября

Десятью миллионами убитых, десятками миллионов сирот и калек, руинами и пепелищами заплатило человечество за первую мировую войну (1914—1918 годов). Эта страшная бойня была развязана единственно и исключительно во имя захватнических интересов двух империалистических блоков, боровшихся за установление мирового господства. Главной силой государств Антанты (коалиции) был англо-франко-американский империализм, который втянул в орбиту своего влияния также царскую Россию. На другой стороне стоял кайзеровский германский империализм вместе с главными своими союзниками — габсбургской Австро-Венгрией и Турцией.

В круг наших задач не входит анализ причин первой мировой войны, характеристика противоречий между обоими блоками и внутри каждого из них и т. д. Тем не менее необходимо со всей силой подчеркнуть, что, вопреки распространявшимся у нас в межвоенный период утверждениям о якобы благородных, справедливых намерениях некоторых воюющих государств (прежде всего это старались отнести к Франции и Соединенным Штатам Америки), война имела с обеих сторон захватнический характер, причем каждый из ее главных участников стремился к возможно большим завоеваниям не только за счет противников, но и за счет союзников. Это полностью относится также к американским империалистам, которые в первый период войны оставались «нейтральными», стремясь ослабить обе воюющие стороны, и извлекали сказочные прибыли из военных поставок. Соединенные Штаты Америки намеревались вступить в войну в последний момент с тем, чтобы продиктовать условия воевавшим державам. Некоторое ускорение вступления Америки в войну (6 апреля 1917 года) было вызвано опасением, что добыча может ускользнуть из ее рук. Политика американского правительства с первого и до последнего дня войны была направлена к одной цели: осуществлению империалистических планов мирового господства. Это явствует из слов и действий ведущих американских политиков того времени с президентом Вильсоном во главе. Это особенно ясно видно из позиции американской делегации на Парижской мирной конференции (о чем будет сказано ниже).

Первая мировая война закончилась поражением германского империализма и победой Антанты. Однако мы совершили бы существенную ошибку, если бы рассматривали этот факт как главную особенность международного положения, создавшегося после окончания войны. Из первой мировой войны вышел побежденным не только немецкий империализм. Поражение потерпел весь империалистический лагерь. Важнейшим моментом всемирно-исторического значения явилась победа Великой Октябрьской социалистической революции в России, победа, означавшая первый и решающий прорыв в цепи мирового империализма. «...Империалистическая война и ее последствия усилили загнивание капитализма и подорвали его равновесие... капитализм уже не представляет единственной и всеохватывающей системы мирового хозяйства... наряду с капиталистической системой хозяйства существует социалистическая система, которая растет, которая преуспевает, которая противостоит капиталистической системе и которая самым фактом своего существования демонстрирует гнилость капитализма, расшатывает его основы»¹.

Победа Октябрьской революции означала поражение мирового империализма в том смысле, что одним ударом она лишила его возможности эксплуатировать огромную территорию, составляющую шестую часть земного шара. Победа Октябрьской революции означала — что особенно важно — коренное поражение мирового империализма, заключающееся в том, что в результате этой победы наряду с империалистическим лагерем эксплуатации, угнетения и войны вырос новый, социалистический лагерь социальной справедливости, национальной свободы и мира. Борьба этих двух лагерей на международной арене стала с тех пор основным элементом современной истории, основным фактором, определяющим весь комплекс политических отношений.

Это положение нашло полное подтверждение уже с первого момента существования советской власти.

Советская республика сразу же выставила лозунг мира. При этом, в противоположность фальшивым буржуазным декларациям о мире, Советская Россия создала для народов России, как и других народов земного шара, реальные условия мирного сосуществования.

Первым декретом советского правительства был декрет о мире (8 ноября 1917 года). Советское правительство обратилось ко всем воюющим странам с предложением немедленного прекращения военных действий. В связи с тем, что государства Антанты игнорировали этот исторический призыв, советское правительство самостоятельно заключило мир с Германией в Брест-Литовске, выведя тем самым Россию из войны. Одновременно на основании декрета о мире советское правительство порвало с империалистическими методами тайной дипломатии и в течение 5—6 недель опубликовало секретные документы царского министерства иностранных дел. Эти документы, среди которых находились также тайные договоры между Францией, Англией и царской Россией о послевоенном разделе мира, а также материалы о дипломатической деятельности послов США, Англии и Франции в России, раскрыли перед всем миром истинный, грабительский характер войны.

Первые шаги новой, советской дипломатии произвели огромное впечатление во всем мире. Народные массы, которых до сих пор официальная пропаганда и правые социалисты пичкали ложью об оборонительном, справедливом характере войны, полностью осознали империалистические устремления правительств, посылавших на бойню миллионы людей.

Заключение мира, путь к которому указала Советская Россия, должно было оказать и действительно оказало влияние на рост антивоенных настроений, на рост революционного сознания широких народных масс. Убедилось в этом и немецкое командование, когда оно попыталось перебросить часть солдат на западный фронт. Прибытие этих солдат, «заразившихся» в результате соприкосновения с русским революционным антивоенным духом, не только не принесло ожидаемого усиления немецкой армии на Западе, а, наоборот, значительно ослабило ее.

Установление советской власти, ее первые шаги в области внешней политики и вызванные этим результаты породили значительное беспокойство в лагере империалистов. Правительства империалистических государств, которые не хотели примириться ни с фактом свержения в России власти буржуазии и помещиков, ни тем более с выступлениями советского правительства за установление мира, поспешно начали искать средства к спасению. Инициативу в этой области взяли на себя Соединенные Штаты Америки, становившиеся уже тогда во главе мирового империалистического лагеря.

Президентом Соединенных Штатов Америки был в то время Вудро Вильсон, профессор истории и теории государства. Вильсон слыл либералом, человеком, стремившимся к всеобщему равенству и свободе. Такое именно мнение о Вильсоне как о либерале и благородном мечтателе-утописте пыталась закрепить буржуазная историография. В действительности же это был типичный представитель интересов крупных монополий, последовательный исполнитель планов экспансии американского империализма. Период пребывания Вильсона на посту президента характеризовался особенно жестокими преследованиями рабочего класса (разгромы профсоюзов, заключение в тюрьму руководителей рабочего класса, в том числе Евгения Дебса, кровавое подавление забастовок и т. п.).

Именно в тот период развило свою деятельность пресловутое ФБР (Федеральное бюро расследований), которое стало американским гестапо и снискало позорную славу в борьбе против так называемой «антиамериканской деятельности». 1 августа 1919 года был создан так называемый «антирадикальный отдел», который быстро превратился в «общий разведывательный отдел». Руководство этой ячейкой, которая стала основным звеном ФБР, взял на себя Эдгар Гувер, нынешний руководитель ФБР, кандидат на роль американского Гиммлера. В 1919—1920 годах ФБР провело первую крупную кампанию поистине фашистских преследований, известных под названием «облав Пальмера», имевших целью отпугнуть американских граждан от участия в прогрессивных организациях. «Облавы Пальмера», во время которых было арестовано более 10 000 человек, проводились с небывалой жестокостью. Именно тогда ФБР произвело также незаконный арест (а несколько лет спустя казнь) двух итальянских рабочих — Сакко и Ванцетти, — единственным преступлением которых были прогрессивные убеждения. Это преступление американского «правосудия» отдалось громким эхом по всему миру. ФБР зверски расправлялось также с бастовавшими рабочими (например, подавление крупных забастовок горняков и железнодорожников в 1920 году). Уже в период пребывания Вильсона на посту президента ФБР протянуло свои щупальцы за границу, устанавливая, между прочим, контакт с тогдашней польской полицией.

Так выглядела деятельность «либерального» президента Вильсона на внутренней арене. Так же выглядел этот «либерализм» во внешней политике.

В 1915 году «благородный защитник мира» послал карательную экспедицию на остров Гаити, население которого выступило против американского господства. В 1916 году в результате вооруженной интервенции Мексика была вынуждена подчиниться американским нефтяным королям. Вторично избранный президентом в 1916 году (под лозунгом сохранения «нейтралитета» США в войне), Вильсон несколькими месяцами позже выступил за участие в войне на стороне Антанты, что соответствовало интересам крупных монополий, которые вложили свои капиталы в займы, предоставленные государствам Антанты, а также в военную промышленность.

8 января 1918 года, когда советское правительство начало публиковать секретные документы, Вильсон выступил со своей программой мира, которая должна была явиться противовесом ясно сформулированным в декрете II съезда Советов положениям о мире «без аннексий и контрибуций». Эту программу он изложил в форме «14 пунктов», которые были разрекламированы буржуазными историками как «начало новой эры в международных отношениях»². В действительности туманная «демократическая» форма, в которой были изложены «14 пунктов», должна была служить средством маскировки действительных целей империализма вообще и американского империализма в частности; «14 пунктов» выражали, во-первых, стремление к созданию платформы для объединения сил империалистов в целях борьбы против Советской России, во-вторых, стремление облегчить американскому империализму борьбу за мировое господство вопреки интересам его союзников, прежде всего Англии (например, пункт 2, трактовавший о «свободе морей», открыто направленный против английских интересов). Сам Вильсон следующим образом характеризовал свои «14 пунктов»: «Яд большевизма, — говорил он своему секретарю, — только потому получил такое распространение, что являлся протестом против системы, управляющей миром. Теперь очередь за нами, мы должны отстоять на Мирной конференции новый порядок, если можно — добром, если потребуется — злом!»

Истинный характер пресловутых «14 пунктов» особенно ярко проявился по отношению к России. Пункт 6 высокопарно гласил, что России будет обеспечена полная свобода выбора системы правления; одновременно же Вильсон заявил, что «большевизм является единственным врагом, против которого необходимо мобилизоваться», и приступил к широко запланированной интервенции против Советской России.

«В период после октябрьского переворота в России, когда царские реакционные генералы, окопавшись на окраинах России, рвали Россию на части, правительство США вместе с правительствами Англии, Франции и некоторых других государств вмешалось во внутренние дела Советской страны, выступило на стороне реакционных царских генералов, чтобы не допустить объединения нашей Родины под эгидой Советского правительства. Правительство США также не остановилось перед вооруженной интервенцией, послав свои войска на Советский Дальний Восток и в район Архангельска. Американские войска, вместе с войсками некоторых других стран, активно помогали русским царским генералам — Колчаку, Деникину, Юденичу и другим — в их борьбе против советской власти, расстреливали русских рабочих и крестьян, занимались грабежом населения»³.

Еще за десять месяцев до окончания войны с Германией американские империалисты разработали планы использования немецких войск в борьбе против Советской России. Американская комиссия по изучению условий будущего мира писала в меморандуме от 22 декабря 1917 года: «В настоящее время ввиду поражения России направлением наиболее легкого продвижения Германии является восток. Данный момент предоставляет Германии шансы воспользоваться открывшимися здесь для нее возможностями. Это вполне может побудить ее решиться на жертвы на юго-востоке, на западе, на других континентах и на отдаленных морях с тем, чтобы обеспечить контроль над Россией».

Таким образом, уже в то время был намечен план, который мировой империализм, в первую очередь англо-американский империализм, осуществлял в течение всего межвоенного двадцатилетия и которого он придерживается также сегодня: не уничтожать немецкий империализм, а оказывать ему помощь в экспансии на Восток под руководством западных государств с Соединенными Штатами Америки во главе.

Первый конкретный шаг в этом направлении был сделан при выработке условий перемирия.

В момент капитуляции Германии германские войска находились далеко на востоке, ведя в нарушение Брест-Литовского договора вооруженную борьбу против Советской России по всему фронту. Германия оккупировала Украину, намеревалась захватить кавказские нефтяные источники, угрожала Петрограду. Войска генерала фон дер Гольца оккупировали Прибалтику, подавляли революцию в Латвии, Эстонии и Финляндии, активно помогали русским белогвардейцам.

11 ноября 1918 года в вагоне в Компьене (близ Парижа) были подписаны условия перемирия между воюющими сторонами. От имени союзников выступал главнокомандующий, французский маршал Фердинанд Фош.

Условия перемирия, подписанные 11 ноября 1918 года, не означали безоговорочной капитуляции. Германия капитулировала на определенных условиях, которые сводились, главным образом, к передаче известного количества вооружения, транспортных средств и некоторых типов машин, а также к эвакуации германских войск с чужих территорий, занятых к моменту перемирия. Если говорить о последнем пункте (к некоторым другим мы еще вернемся), то он был сформулирован таким образом, чтобы обеспечить участие Германии в интервенции против Советской России. Германия должна была немедленно вывести свои войска с территорий, занятых ею на Западе (при этом часть немецкой территории — Рейнская область — подлежала даже оккупации войсками союзников). Предусматривался также немедленный вывод германских войск из Австрии, Венгрии, Румынии и Турции. Вместе с тем в отношении России статья 12 условий перемирия гласила: «Все германские войска, которые ныне находятся на территориях, до войны входивших в состав России, должны равным образом вернуться в пределы Германии... как только союзники признают, что для этого настал соответствующий момент, приняв во внимание внутреннее положение на этих территориях». Эта формулировка означала не что иное, как военный союз Соединенных Штатов Америки, Англии, Франции и других стран Антанты с Германией для борьбы против Советской России. Всякие сомнения в этом вопросе рассеивает совершенно ясное высказывание тогдашнего государственного секретаря США Лансинга, заявившего: «...Союзные и объединенные державы являются на основе перемирия союзниками Германии в Прибалтийских провинциях». Более того, как сообщала американская газета «Нью-Йорк таймс» от 4 января 1919 года, Соединенные Штаты Америки, Англия и Франция предъявили Германии «ультиматум о том, что германские войска должны не только предотвратить дальнейшее наступление большевиков, но и одновременно вновь захватить ряд городов в Прибалтике». Ленин говорил в ноябре 1918 года: «Мы знаем, что правительство Вильсона засыпали телеграммами с просьбой о том, чтобы оставить немецкие войска в Польше, на Украине, Эстляндии и Лифляндии, потому что, хотя они и враги германского империализма, но эти войска делают их дело: они подавляют большевиков»⁴.

В соответствии со статьей 12 условий перемирия, в Прибалтике была оставлена вся 6-я германская армия, насчитывавшая 75 000 солдат и офицеров под командованием упоминавшегося уже генерала фон дер Гольца. О задачах этих войск писал один из членов американской военной миссии на этих территориях: «Соединенные Штаты, Англия и Франция, враждебно относящиеся к большевизму, согласились на пребывание германских войск в прибалтийских странах на основании статьи 12 условий перемирия, которая специально предусматривает необходимость пребывания германских войск в этих странах... для борьбы против большевиков». В ноябре 1918 года по требованию Антанты германские войска, находившиеся на Ближнем Востоке, были переброшены на Украину и на Кавказ. К началу января 1919 года в Николаеве (порт на юге Украины) находилось 8 000 германских солдат и офицеров, на Кавказе — более 25 000.

Американские военные миссии заботились о снабжении германских войск, боровшихся против Советской России. Глава американской военной миссии в Прибалтике подполковник Грин писал 11 апреля 1919 года в рапорте из Либавы:

«Поскольку Германия, в соответствии с условиями перемирия, держит в боевой готовности войска для борьбы против большевиков, главная задача состоит в том, чтобы ей были предоставлены соответствующие возможности для снабжения этих войск».

Именно так использовала Антанта статью 12 условий перемирия.

Но этим, конечно, вопрос не был исчерпан. Чтобы использовать кайзеровскую германскую армию для борьбы против Советской России и подавления революционного движения в Европе, необходимо было обеспечить победу сил реакции в самой Германии, необходимо было утопить в крови борьбу германского народа, который хотел на руинах империи создать действительно свободное, демократическое, миролюбивое государство.

С самого начала правительства Соединенных Штатов, Англии и Франции, опираясь на германскую военную клику и правых руководителей социал-демократии, делали все, чтобы Веймарская республика стала инкубатором обновленного германского империализма. Поэтому условия перемирия отнюдь не предусматривали демобилизации и разоружения германской армии. Напротив: германские войска с западного фронта должны были в полном составе вернуться в Германию, чтобы подавить там революционное движение.

Командование армии союзников с маршалом Фошем во главе упорно противилось всяким попыткам демобилизации и разоружения германской армии. Германская армия возвратилась в страну как сила, готовая для борьбы. (Прусские милитаристы в связи с этим сочинили и распространяли миф о том, что германская армия не была побеждена на поле битвы, а была вынуждена капитулировать в результате... «удара ножом в спину», нанесенного революцией.) Более того, представители Германии моментально выразили готовность служить Антанте и использовали это для дальнейшего смягчения условий перемирия. Как писал сотрудник французского премьера Клемансо на мирной конференции Андрэ Тардье, Фош согласился на ряд уступок, в том числе и в вопросе о вооружении, которое Германия должна была передать союзникам. «По техническим соображениям, — пишет Тардье, — маршал Фош сделал Эрцбергеру [руководитель немецкой делегации. — М.С.] три уступки: вместо 30 000 пулеметов согласился на передачу 25 000; вместо 2 000 самолетов — !!!1 700; вместо 10 000 грузовых автомашин — 5 000».

Постепенно Эрцбергер получал от Фоша дальнейшие уступки, причем мотивы потворства были отнюдь не «технического» характера. Вот один характерный эпизод, рассказанный Эрцбергером:

«Я отправился в 11 часов к маршалу Фошу на вокзал, где сообщил противникам только что полученное известие об убийстве Либкнехта и Розы Люксембург. Это сообщение произвело на всех присутствующих глубокое впечатление. Я тотчас же заявил, что выдача сельскохозяйственного материала до 1 марта 1919 года невыполнима: она разрушила бы немецкое сельское хозяйство и сделала бы невозможной будущую жатву».

Фош согласился. Германская дипломатия обменяла кровь Либкнехта на машины.

3 сентября 1919 года тогдашний военный министр Германии, социал-демократ Носке, «прославившийся» кровавым подавлением революции, заявил в Дармштадте, что, принимая во внимание угрозу «беспорядков», союзники согласились отсрочить ликвидацию германской армии. Месяцем позднее Клемансо заявил в парламенте, что с согласия генерального штаба он удовлетворил просьбу Носке относительно оставления в распоряжении германской армии большего количества пулеметов. Будущий министр иностранных дел Франции Барту сразу же расшифровал эти слова Клемансо, заявив, что речь идет о 5 000 пулеметов. По данным парижской газеты «Тан», берлинский гарнизон насчитывал в то время 50 000 человек, в то время как в период империи насчитывал не более чем 12 000.

Один из видных французских политических деятелей Пенлеве следующим образом оценил позднее последствия позиции, занятой США, Англией и Францией в момент капитуляции Германии:

«Если бы германские солдаты вернулись домой без единого орудия, без единого пулемета, как толпа демобилизованных, то это явилось бы ошеломляющим подтверждением поражения, понесенного на поле боя, неопровержимым доказательством, что доктрина прусского милитаризма привела Германию к капитуляции и позору... Почему не сделано этого? Потому, что у наших тогдашних руководителей дух консерватизма взял верх над духом демократии. Потому, что опасались силы революционных республиканцев. Одним словом, потому, что опасались немецкого большевизма».

Германские реакционеры хорошо поняли смысл политики западных империалистов и сделали из нее недвусмысленные выводы. Так, например, реакционный немецкий военный историк Ганс Дельбрюк писал уже в марте 1919 года в связи с создавшимся положением:

«Мы снова обретем силу... Наступит день и час, когда мы потребуем возврата всего того, что у нас отобрано».

В ожидании этого «дня и часа» германская реакция всю свою активность направила на подавление революции, пользуясь при этом всесторонней помощью правительств союзных государств. Помощь эта была разнообразна; оказывалась, в частности, экономическая помощь. Несомненно, однако, что наибольшее значение имела подчеркнутая выше передача армии в распоряжение германской реакции (и ее социал-демократических марионеток), благожелательное отношение к различным фашистским милитаристским организациям и т. д.

Вот несколько фактов для иллюстрации этого положения. В 1924 году одна из консервативных немецких газет выступила против тогдашнего президента Германской республики, правого социал-демократа Эберта, обвиняя его в соучастии в германской революции 1918 года. Эберт возбудил дело против автора статьи на том основании, что последний... обесчестил его. Во время судебного заседания в качестве свидетеля выступал в числе других военный министр Веймарской республики, один из руководителей рейхсвера, генерал Грёнер, который сыграл немаловажную роль в подавлении революции. Защищая Эберта от «бесчестия», Грёнер рассказал о своем закулисном сотрудничестве с оскорбленным руководителем социал-демократов:

«Мы стали союзниками в борьбе против большевизма... Ежедневно между 11 часами и часом ночи мы поддерживали телефонную связь по секретному кабелю, соединявшему главное командование с канцелярией президента республики. Речь шла о том, чтобы вырвать власть в Берлине из рук Советов рабочих и солдат. 10 дивизий должны были войти в Берлин. Эберт согласился с этим, дав одновременно согласие на стрельбу боевыми патронами. Мы разработали программу, которая предусматривала очищение Берлина после вступления в него войск. Этот вопрос также обсуждался с Эбертом, которому мы особенно благодарны».

Эберт и другие руководители социал-демократии активно поддерживались американскими империалистами. Небезызвестный агент американского монополистического капитала Буллит, специально направленный Вильсоном в Германию для обеспечения успешной борьбы с революцией, доносил своим хозяевам: «Если мы не окажем достаточной поддержки правительству Эберта, Германия станет большевистской». Государственный секретарь США Лансинг также требовал оказания немедленной помощи «правительствам Пруссии и Баварии, которые находятся в руках социал-демократов». Союз американских империалистов, реакционной юнкерско-военной клики и правых руководителей социал-демократии образовал бронированный кулак, который со всей силой обрушился на германский народ, жестоко подавляя революцию.

Подавлением революции в период 1918—1923 годов занялись специально отобранные части бывшей императорской армии, возглавляемые такими людьми, как известный руководитель монархистов генерал фон Лютвиц, Росбах (позднее один из активнейших гитлеровцев), фон Пфеффер (позднее командующий отрядами СА), фон Анлок (произведенный Гитлером в генералы), фон Эпп (гитлеровский наместник в Баварии) и т. п. Руководителями похода против революции были главари юнкерства и крупного капитала, среди которых постоянно находились такие люди, как Крупп, Тиссен, Стиннес и другие. Союзнические власти всеми средствами помогали контрреволюции.

Полковник Хант, один из ответственных политических руководителей американских вооруженных сил в Германии, писал в своем отчете об оккупации Кобленца в 1919 году:

«Для Германии было счастьем, что удалось сорвать планы независимых социалистов. Большинство прежних императорских офицеров осталось на своих должностях. В оккупированных районах по условиям перемирия было разрешено дальнейшее пребывание их на своем посту... В результате оккупационная армия располагала хорошо подготовленной группой офицеров для проведения в жизнь своих приказов и желаний. Во многих случаях эти офицеры встречали с радостью наше прибытие, видя в нем укрепление своего авторитета, подорванного революцией».

Одним из главных инспираторов политики союзников был Уинстон Черчилль, тогдашний военный министр английского правительства. По требованию Черчилля в Берлин был направлен в качестве английского посла лорд д'Абернон, который играл видную политическую роль в начале послевоенного периода. 7 ноября 1920 года лорд д'Абернон записал в своем дневнике:

«Считаю французское требование о полном разоружении организации гражданской обороны [крайне националистическая милитаристская организация. — М.С.] и подобных ей организаций сумасшествием. Это значит подрубать сук, на котором сидишь. Кульминационная точка военной опасности пройдена, и единственной реальной опасностью, которая угрожает Германии, являются коммунистические беспорядки».

23 ноября того же года находим следующую запись:

«Организация гражданской обороны и «Оргэш» [так называемая «организация Эшериха» — вторая крайне националистическая организация. — М.С.] являются в основном монархическими и милитаристскими... Я, однако, считаю опасность, угрожающую со стороны левых, значительно большей, чем со стороны правых.

...Эти организации могут, безусловно, оказать помощь в поддержании порядка».

Суждения лорда д'Абернона, который шел вместе с Уинстоном Черчиллем и другими, безусловно, не остались без последствий как в тот, так и в последующий период. В тесной связи с попытками удушить германскую революцию находились, как мы видели, такие решения союзников, как обеспечение полной свободы действий националистическим воинским частям, разрешение возвратиться в Германию всей армии, игнорирование факта существования «черного рейхсвера», ставшего позднее основой гитлеровской армии. Нетронутым оставался генеральный штаб во главе с создателем милитаристской концепции германского реваншизма генералом Сектом.

Но зато от Германии была отодвинута опасность «большевизма», зато погибли от рук офицеров фон Лютвица Карл Либкнехт и Роза Люксембург, зато генерал Сект разгромил при помощи социал-демократов демократические правительства Саксонии и Тюрингии в 1923 году. Веймарская республика, «спасенная» таким образом от революции, не ликвидировала, конечно, ни экономических, ни политических основ германского империализма. Нетронутые общественно-экономические отношения в городе и деревне, фактически нетронутый государственный аппарат, засилье военной клики — вот почва, на которой могли развить свою деятельность руководители крупного капитала и юнкерства: тиссены, стиннесы, шредеры, гинденбурги. Это была почва, на которой вырос впоследствии гитлеризм.

Именно таким образом государства Антанты готовились к мирной конференции, которая должна была, по их планам, заменить империалистическую войну империалистическим миром. За столом конференции в Париже империалисты приступили к новому разделу мира.

В мирной конференции в Париже (18 января — 28 июня 1919 года) формально принимали участие 27 государств. Однако руководство конференцией было сосредоточено в руках так называемого Совета десяти, состоявшего из глав правительств и министров иностранных дел пяти государств: США, Англии, Франции, Италии и Японии. Практически принимаемые решения исходили от так называемой «большой тройки» — президента США Вильсона, премьер-министра Англии Ллойд Джорджа и премьер-министра Франции Клемансо. Другие государства участвовали в конференции, собственно, в качестве шахматных пешек, передвигаемых по воле «большой тройки», или в роли просителей, ожидающих милостивых решений со стороны государств «большой тройки». Так выглядело «равноправие», которое провозглашал Вильсон, так выглядел демократизм конференции, которая должна была якобы положить начало новой эры в мировой истории.

Советская Россия вообще не была допущена к участию в конференции. Империалистические заправилы безоговорочно лишили представительства народ, который понес огромные жертвы в войне против кайзеровской Германии. Этот факт сразу же определил характер конференции и характер Версальского договора, послужившего наглядным опровержением лицемерных лозунгов о прочном и справедливом мире.

Парижская конференция с первого же момента явилась ареной острой борьбы, она стала возмутительным сборищем торгашей, на котором члены «большой тройки» перепродавали друг другу целые страны и народы, перекраивая карту мира и яростно борясь между собой за каждую позицию. Противоречия между США и Францией (а также Италией и Японией) настолько обострялись, что неоднократно нависала угроза срыва конференции.

Американский империализм доказал на конференции свою агрессивность. За пышной фразеологией президента Вильсона скрывалась программа борьбы за мировое господство. Война в значительной степени укрепила позиции американского империализма. США из страны, ввозившей капитал, превратились в крупнейшего экспортера капитала, в главного кредитора капиталистического мира, в том числе также и в кредитора Англии. Располагая большой и свежей (ибо она прибыла в Европу только в последней фазе войны) армией, Соединенные Штаты намеревались на конференции попросту продиктовать свои условия. Однако они натолкнулись на яростное сопротивление со стороны своих контрагентов, в особенности Англии, которая сама претендовала на роль гегемона.

Парижская конференция со всей силой подчеркнула англо-американские противоречия. Однако одновременно на конференции проявились также тенденции к объединению англо-саксонских империалистов против остальных конкурентов, особенно против Франции. Опасаясь чрезмерного роста могущества Франции в Европе, англичане выступали в защиту германского империализма, находя в этом отношении поддержку со стороны США, поскольку американский капитал, тесно связанный с германским капиталом, был заинтересован в сохранении империалистической Германии как партнера и выгодного опорного пункта для своей экспансии в Европе.

Франция, для которой немецкая экспансия являлась непосредственной угрозой, выступала на Парижской конференции поборником расчленения Германии, лишения ее ряда территорий в Рейнской области, обложения репарационными платежами и т. д. Однако французская делегация не осуществила своих намерений и, в конечном счете, активно сотрудничала в разработке договора, который явился исходным пунктом возрождения германского империализма вопреки национальным интересам Франции и других народов Европы. Клемансо подобно Вильсону и Ллойд Джорджу фактически оказал активную поддержку усилиям германских реакционеров в их борьбе за максимальное сохранение сил и за подготовку исходных позиций для новой агрессии.

В чем заключалась причина того непонятного, на первый взгляд, явления, что, несмотря на острые взаимные противоречия, все три западных империалистических государства в конечном счете сотрудничали между собой в проведении политики сохранения и возрождения германского империализма? Существенную роль сыграл, несомненно, тот факт, что как американский и английский капитал, так и капитал французский были связаны узами непосредственных интересов с крупными германскими монополистическими объединениями. Взаимоотношения между монополистами обеих борющихся сторон не прекращались ни на минуту во время войны, а после ее окончания эти связи заметно укрепились.

Однако решающим фактором, определившим характер самого Версальского мирного договора и политику западных государств в послеверсальский период, был так называемый «русский вопрос», под которым империалисты понимали как борьбу против Советской России, так и борьбу против всего революционного движения в капиталистических странах и национально-освободительного движения в колониальных и зависимых странах. Ненависть к борющимся за свое освобождение народным массам, и прежде всего ненависть к стране, в которой победил народ, к Советской России, вот что руководило политикой США, Англии и Франции, вот что, в первую очередь, заставляло их идти на возрождение агрессивной империалистической Германии как силы, которая должна была задержать растущую волну народных движений и сокрушить Советский Союз.

Шесть лет спустя Габриэль Пери, один из руководителей французской коммунистической партии и движения сопротивления, убитый гитлеровцами в период оккупации, писал о положении на другой конференции (в Локарно):

«В час открытия конференции у дипломатических представителей есть лишь одна общая черта: их ненависть к большевизму и к Советскому государству».

Эти слова можно полностью отнести также к Парижской конференции. Противоречия между государствами Антанты, как и противоречия между лагерем победителей и побежденной Германией, обнаружились со всей силой, но они отступали на задний план перед необходимостью борьбы с общим врагом, которого эти страны видели в лице Советского Союза и всего международного лагеря прогресса.

Парижская конференция была посвящена вопросу мирного договора с Германией. Советская Россия, как мы знаем, даже не была допущена на эту конференцию. Но, несмотря на это, можно без всякого преувеличения заявить, что вопросом, который доминировал в Париже, был именно «русский вопрос». Этой проблеме было подчинено, по существу, все.

Вот что говорит один из английских участников конференции Диллон:

«Во время мирной конференции большевизм занимал видное место среди международных вопросов. Некоторые из делегатов боялись его, как чорта; другие использовали этот вопрос как орудие, третьи — как угрозу. Если когда-нибудь кто-либо из делегатов одной из меньших стран чувствовал, что теряет почву под ногами за столом переговоров о мире и что требования его страны могут быть урезаны как чрезмерные, он начинал многозначительно указывать на определенные признаки распространения большевизма на его родине и характеризовал их как неизбежные результаты разочарования народа. Поэтому представители почти каждой страны, имевшей в своей программе территориальные вопросы, заявляли, что эта программа должна быть проведена в жизнь, если хотят избежать победы большевизма. «Или это, или большевизм» — этими словами заканчивались выступления многих из делегатов».

Хотя Германия и не принимала непосредственного участия в конференции, тем не менее совершенно ясно, что в первую очередь германское правительство использовало этот прием по отношению к «большой тройке». Такое положение вещей с двух точек зрения отвечало интересам германской реакции: во-первых, потому, что германские, точно так же как и другие империалисты были заинтересованы в борьбе против Советской России и революционного движения; во-вторых, потому, что стремление к борьбе против Советской России было в руках теоретиков и практиков германского реваншизма излюбленным средством шантажа, применяемого ими постоянно и с полным успехом как во время Парижской конференции, так и в течение всего периода между двумя мировыми войнами. Реакционный германский политик Вальтер Ратенау давал следующие советы ближайшему сотруднику Вильсона полковнику Хаузу: «В будущем Германия явится единственной страной, на чью дружбу США смогут рассчитывать». Поэтому Ратенау считал, что представители США должны «резко настаивать на своем, стучать кулаком по столу и требовать, чтобы Германия не была ослаблена».

Как Вильсон, так и Ллойд Джордж и Клемансо явно руководствовались этими и подобными мотивами. Ллойд Джордж счел даже целесообразным подробно изложить свою точку зрения в специальном меморандуме, разосланном делегациям США, Франции и Италии. В этом меморандуме, известном под названием «документа из Фонтенбло», Ллойд Джордж следующим образом сформулировал главные цели будущего договора:

«Наибольшей опасностью в настоящий момент, по-моему, является то, что Германия может связать свою судьбу с большевизмом и отдать свои ресурсы, свой мозг, свои организационные таланты в распоряжение революционных фанатиков, которые мечтают о завоевании всего мира большевизмом при помощи оружия.

...Целесообразно было бы предложить Германии мир, опирающийся на наши справедливые требования, но одновременно такой, который для всех благоразумных людей [в Германии] был бы вещью лучшей, чем большевизм... Мы должны сделать все, что только можно, чтобы поставить германский народ снова на ноги.

...Если мы хотим противопоставить разрешение вопроса о европейском мире большевизму, мы должны создать Лигу наций, которая являлась бы одновременно защитой для государств, готовых добросовестно относиться к своим соседям, и предостережением для тех государств, которые стремятся нарушить права этих соседей...

...Я убежден, что бесцельно навязывать Германии длительное ограничение в деле вооружений, если мы не собираемся навязать сами себе такого ограничения...

Я хотел бы спросить, почему Германия, если она принимает условия, признанные нами правильными и справедливыми, не может быть принята в Лигу наций, по крайней мере после того, когда к власти придет устойчивое и демократическое правительство? Разве принятие Германии в Лигу наций не явилось бы для нее стимулом к одобрению наших условий, а одновременно к сопротивлению большевизму?

...Самообманом является предположение, что Мирная конференция может спокойно закончить свою работу и что принятый ею мирный договор с Германией будет иметь какое-либо значение, если оставить Россию в ее сегодняшнем состоянии».

В том же самом духе высказывались и другие руководители конференции, в том числе и представители Франции, которые в официальных заявлениях энергично подчеркивали свою решимость не допустить возрождения германского империализма. Несмотря на острые противоречия между Францией, с одной стороны, и Англией и США — с другой, французская реакция поддерживала англо-американскую линию в «русском вопросе», выдвигаясь даже на первое место в антисоветском блоке. Именно мотивами борьбы против Советской России руководствовалась Франция, когда создавала буферные государства в Восточной Европе как орудия агрессии против СССР (это касалось, в первую очередь, Польши). Теми же мотивами руководствовалась Франция, одобряя англо-американские планы сотрудничества с Германией, где, правда, уже не было императора, но остались генералы...

Вот что сообщал 19 февраля 1919 года полковник Хауз президенту Вильсону о предложениях маршала Фоша:

«Если таким образом удастся установить условия предварительного мирного договора с Германией, союзники смогут обратить свое внимание на русскую проблему, решение которой потребует времени. Маршал считает, что союзники могут проиграть войну, если им не удастся найти удовлетворительного решения русской проблемы; ...он стоит за такое решение, которое было бы на руку всем антибольшевистским элементам в России и всем соседям России, сопротивляющимся большевистскому вторжению. Он даже готов пойти на сотрудничество с Германией после подписания прелиминарного договора о мире и считает, что такое сотрудничество может оказаться весьма ценным».

Почти дословно повторяет содержание этого заявления Фоша английский генерал (Дюкейн) в записке на имя Ллойд Джорджа.

В письме к одному из «королей» германской промышленности и впоследствии одному из главных покровителей Гитлера, Арнольду Рехбергу, Фош писал:

«Сделать ничего нельзя до тех пор, пока Франция и Германия не будут единодушны. Прошу вас передать от меня привет генералу Гофману, горячему стороннику антибольшевистского военного союза».

Генерал Гофман, один из виднейших военных руководителей германского империализма, автор Брест-Литовского мирного договора и первый организатор интервенции против Советской России, в этом отношении полностью соглашался с маршалом Фошем. Лорд д'Абернон записал следующие впечатления от беседы с генералом Гофманом в 1923 году:

«Все его мысли подчинены главной идее о том, что ни один вопрос в мире не может быть разрешен до тех пор, пока цивилизованные западные государства не объединятся для уничтожения советского правительства... На вопрос, верит ли он в возможность какой-либо договоренности между Францией, Германией и Англией для нападения на Россию, он ответил: «Это жизненно необходимо». (Гофман даже разработал конкретный план нападения на Советский Союз силами немецко-франко-англо-итало-польской коалиции.)

Конечно, поддержка германского империализма как орудия борьбы против СССР отнюдь не имела на Парижской мирной конференции платонического характера и не ограничивалась словами. Руководители конференции, и прежде всего Вильсон, пошли на ряд уступок Германии как в экономических, так и в территориальных и военных вопросах.

Представители США (главным образом Гувер) и Англии упорно сопротивлялись присоединению к Польше Верхней Силезии. По требованию Соединенных Штатов Америки Верховный совет конференции пересмотрел свое прежнее решение о присоединении Верхней Силезии к Польше и оставил значительную часть этого важного промышленного центра в пределах Германии. Точно так же президент Вильсон добился оставления за Германией района Ратибора. Американские империалисты уже тогда выступали за присоединение Австрии к Германии. Особую активность в этом направлении развил эксперт американской делегации, а ныне советник Ачесона и один из главных поджигателей войны Джон Фостер Даллес.

В результате давления США, Англии и Франции территориальные проблемы в Европе были решены таким образом, чтобы направить германскую экспансию на Восток. Этой цели было подчинено сохранение Восточной Пруссии как форпоста немецкой агрессии на Востоке. Этой цели служило искусственное создание ряда пограничных проблем между Германией и Польшей, Чехословакией и Литвой. Этой цели (хотя в иной форме) служила аннексия Польшей Западной Украины и Западной Белоруссии, Румынией — Бессарабии и т. д. Версальский договор создавал, таким образом, очаг новой войны ясно указывая при этом ее направление — против СССР.

Эта тенденция проявилась еще отчетливее в момент рассмотрения военных статей договора. Вначале американская делегация добивалась, чтобы Германии оставили все вооружение, находившееся в ее распоряжении. Вильсон считал, что Германия должна иметь такое количество вооружения, чтобы «в течение короткого времени вооружить шестьдесят дивизий, а не тридцать». Представители США горячо поддерживали предложение об оставлении в Германии кадровой армии (рейхсвера), причем требовали, чтобы численность рейхсвера составляла 200 000 человек, а не 100 000, как предполагалось ранее. При этом Вильсон без всякой маскировки обосновывал эти требования «внешней угрозой со стороны большевиков, с которыми, возможно, Германия столкнется на своих восточных границах». Вильсон требовал, чтобы германские войска, а также войска восточноевропейских государств, прежде всего Польши и Румынии, находились в состоянии готовности «продолжать войну против максималистской России всеми имеющимися в их распоряжении средствами». Вильсон был также против запрещения производства в Германии самолетов, против контроля над соблюдением запрета производства отравляющих газов, против контроля над военной промышленностью и т. д.

Вильсон безоговорочно поддержал Ллойд Джорджа, когда 24 января 1919 года последний заявил, что Германия «должна иметь достаточное количество солдат для разгрома спартаковцев и других революционных партий». 7 марта 1919 года Ллойд Джордж попытался вообще устранить всякие постановления об ограничении германских вооружений, заявляя, что «постоянное ограничение вооружения является иллюзией». Английские генералы высказались за сохранение германских крепостей в Восточной Пруссии, поскольку «они могут служить защитой против большевизма».

Фош также не выступал против этих тенденций. На заседании Верховного совета 5 марта 1919 года, когда рассматривались военные статьи договора, Фош зачитал меморандум германской делегации, участвовавшей в заключении перемирия. Вот некоторые отрывки из этого меморандума:

«О большевизме и о необходимости помощи со стороны Антанты. Необходимы, во-первых, поставки продовольствия, а затем оказание помощи в открытии фронта против большевистского наступления, ожидаемого весной. Германское военное командование ставит перед Антантой следующий вопрос: заинтересованы ли правительства Антанты в том, чтобы наши войска участвовали в борьбе против большевизма? Если да, то необходимо разрешить переброску войск в район Либавы, чтобы провести линию фронта через Восточную Пруссию».

В результате военные статьи Версальского договора предусматривали лишь запрещение всеобщей воинской повинности в Германии и запрещение иметь наступательные виды оружия (танки, авиацию, тяжелую артиллерию). Постоянная германская армия (рейхсвер) должна была насчитывать 100 000 солдат, причем договор не препятствовал тому, чтобы рейхсвер стал кадровой армией, которую в любой момент можно было бы превратить в большую агрессивную армию (рейхсвер имел большое количество офицеров, на каждую тысячу солдат приходился один генерал, в руководстве рейхсвера насчитывалось 922 офицера генерального штаба, то есть на 303 офицера больше, чем в германском генеральном штабе накануне первой мировой войны, и т. д.). Версальский договор не запрещал также создания полувоенных организаций (вроде «Стального шлема» или позднее СА и СС), которые фактически проводили регулярную военную переподготовку. Договор не предусматривал почти никаких ограничений военно-промышленного потенциала Германии. Даже лаборатории и экспериментальные отделы военной промышленности беспрепятственно работали, подготавливая материальные условия для будущей агрессивной войны. Если к этому добавить, что даже эти постановления Версальского договора фактически никогда не выполнялись, что государства Антанты смотрели сквозь пальцы на явные и бесцеремонные нарушения постановлений договора германскими милитаристами, то станет ясным, что цель, изложенная в приведенных выше высказываниях Вильсона, Ллойд Джорджа и Фоша, была полностью достигнута.

Точно так же обстояло дело с постановлениями договора по экономическим вопросам, которые будут рассмотрены во второй главе.

Составной частью Версальского договора был так называемый устав Лиги наций, который предусматривал создание Лиги наций — международной организации, имеющей целью прежде всего обеспечение коллективной безопасности. Создание Лиги наций было главным лозунгом Вильсона, предназначенным для того, чтобы убедить весь мир, что Антанта с Соединенными Штатами Америки во главе несет «новую эру в международных отношениях».

В действительности же Лига наций была предназначена служить орудием реализации американских планов мирового господства и прежде всего орудием организации антисоветского блока. Мы видели выше, что так именно понимал задачи Лиги наций Ллойд Джордж в своем «документе из Фонтенбло», Так же представлял себе этот вопрос Вильсон.

В одном из первоначальных вариантов устава Лиги, который Вильсон принял за основу для разработки окончательного текста, среди задач Лиги ясно предусматривалась «интервенция в Россию всех стран». Американская газета «Ивнинг стар» писала 16 января 1919 года:

«По существу, Лига наций, когда она будет создана, должна будет расправиться с Россией и восстановить порядок...»

Более того, авторы первоначального варианта Устава не ограничивали задачи Лиги только антисоветской интервенцией, но и давали ей правомочия также в вопросах дележа «завоеваний».

«...Поскольку дело касается народов и территорий, ранее принадлежавших России, Австро-Венгрии и Турции, Лига наций должна рассматриваться как наследница их прав в самом общем смысле и обладать правом конечного распределения...»

Лига наций должна была стать жандармом международной реакции, новой формой реакционного «святого союза». Вся практическая деятельность этой бесславной памяти организации с несомненностью доказала, что именно этого добивались ее создатели. Ее функции сводились к роли ширмы, которая должна была прикрыть подготовку новой агрессивной войны.

Версальский договор (а также дополнявшие его договоры, заключенные в 1922 году на Вашингтонской конференции и касавшиеся, главным образом, Дальнего Востока) явился одним из краеугольных камней международных отношений в период после первой мировой войны. Как видно хотя бы из вышеприведенной беглой характеристики самого договора и намерений его авторов, это был не предвестник прочного мира, а зловещий план новой империалистической войны. Заключенный без Советского Союза и против Советского Союза, Версальский договор должен был явиться исходным пунктом подготовки ко второй мировой войне, к гитлеровской агрессии, которая угрожала истреблением народов Европы и всего мира. Дальнейший ход событий в период межвоенного двадцатилетия, поскольку дело касается политики США, Англии и Франции, был логическим развитием основ, заложенных в Версальском договоре.

Примечания

1. И.В. Сталин, Соч., т. 12, стр. 246.

2. Пункт 13, касающийся Польши, будет рассмотрен во второй части книги. — Прим. автора.

3. Заявление А.А. Громыко об американской вооруженной интервенции в Корее. «Правда», 4 июля 1950 года.

4. В.И. Ленин, Соч., т. 28, стр. 129.