Глава 8. Коммивояжеры Гитлера

Фашистский переворот, совершенный Пилсудским в Польше в мае 1926 года, отнюдь не был изолированным явлением на политической арене Европы. Это было еще одним звеном цепи, в которую монополистический капитал стремился после спада революционной волны 1918—1923 годов заковать народы Европы, вдохновленные победой Октябрьской революции. В условиях общего кризиса капитализма, перед лицом успешного развития первого в мире социалистического государства капиталистический мир все явственнее переходит от «либерально-парламентских» форм диктатуры буржуазии к явной, самой грубой, террористической форме этой диктатуры — фашистской.

Фашизация внутренней жизни Польши после майского переворота происходила одновременно с развитием фашистских методов ее внешней политики. Несмотря на те или иные маневры (как, например, заключение в 1932 году договора о ненападении с СССР), санация с каждым годом все более явно и открыто брала курс на сотрудничество с самыми реакционными элементами в Европе. Приход к власти Гитлера облегчил Пилсудскому осуществление его старой концепции сотрудничества с реакционной Германией или, точнее выражаясь, присоединения к «восточным» планам германского империализма.

Не подлежит сомнению, что непосредственная агентурная связь лагеря пилсудчины с германской разведкой, начало которой было положено еще в период первой мировой войны, оказывала влияние на установление курса внешней политики Пилсудского и его лагеря. Еще в 1919 году Пилсудский готов был пойти на соглашение с Германией и взять, как он сам об этом писал, «...Либаву и Ригу в качестве верной компенсации за сомнительный Гданьск». Эта концепция была воскрешена в период Локарно.

Когда в скором времени после этого был совершен майский переворот, Пилсудский, естественно, не упустил случая, чтобы сделать попытку договориться с Германией по указанному вопросу.

В мемуарах и записках министра иностранных дел Германии Штреземана, которые мы уже неоднократно цитировали, есть заметка, представляющая исключительный интерес. Это — запись беседы между Штреземаном и одним из тогдашних лидеров ППС, Германом Диамандом, выступавшим в качестве неофициального эмиссара Пилсудского. Вот отрывок из записи Штреземана о ходе беседы, состоявшейся в Берлине 28 июля 1926 года, всего два месяца спустя после майского переворота:

«Он [Диаманд. — М.С.] заметил, что господин Пилсудский весьма заинтересован в установлении дружественных отношений с Германией, ибо вся его ориентация является антирусской, и он был бы очень рад, если бы ему удалось установить лучшие отношения с Германией.

Пилсудский сам, заметил д-р Диаманд, как-то сказал, что чем больше государство, тем оно сильнее, но в Польше, в частности, слишком много населения иностранного происхождения, и в определенных условиях было бы лучше отказаться от части территории, чтобы таким путем создать более прочное однородное государство».

Трудно было, особенно в условиях того времени, яснее выразить предложение о передаче Германии части западных территорий Польши! Чтобы, однако, не возникло каких-либо сомнений, польская сторона постаралась сделать еще одно, более ясное, хотя и менее официальное, заявление.

15 декабря 1927 года Штреземан заносит в свой дневник полученную от польской стороны информацию, что «господин Пилсудский значительно более заинтересован в Клайпеде, чем в Гданьске».

В свете планов агрессии на Востоке, с которыми упорно носился Пилсудский, все эти предложения не вызывают никакого удивления. Но политику сотрудничества с Германией можно было осуществить лишь несколько позже: для этого нужно было, во-первых, чтобы немецкий империализм укрепился настолько, что мог взять в свои руки инициативу борьбы с «большевистской опасностью», а во-вторых, чтобы в Германии наступила внутренняя «стабилизация», сопровождающаяся приходом к власти крайне реакционных политических группировок.

В 1927 году Пилсудский заявил о польско-германских отношениях следующее:

«Эти отношения в настоящее время весьма прохладны. Я, однако, не сомневаюсь, что через несколько лет к власти в Германии придет какой-либо великий государственный деятель, который поймет, что Германия и Польша, имея в виду свои общие и европейские интересы, должны стремиться к добрососедским отношениям, основанным на взаимном доверии и уважении».

«Великий государственный деятель» явился в 1933 году. Приход Гитлера к власти в 1933 году соответствовал двум приведенным выше условиям, и неудивительно, что с этого момента начинается период тесного сотрудничества санации с Германией.

Инициативу в вопросе о польско-германском соглашении проявила польская сторона. «Канцлер благодарит маршала [Пилсудского. — М.С.] за инициативу, направленную на укрепление безопасности в польско-германских отношениях», — так было заявлено польскому посланнику в Берлине Высоцкому в мае 1933 года. Уже 15 февраля 1933 года (30 января Гитлер стал канцлером Германии!) Бек сделал в сейме заявление, которое открыло путь к соглашению с Германией. 2—4 мая 1933 года посланник Высоцкий имел беседу с Гитлером в Берлине, а одновременно посланник фон Мольтке вел в Варшаве переговоры с Беком. Полуофициальный комментарий по поводу этих бесед, опубликованный 5 мая 1933 года в «Газете польской», содержал, между прочим, следующее важное место:

«Знаменательные изменения, происшедшие в последние месяцы во внутренней жизни Германии, склонили польское правительство к тому, чтобы... принять меры, направленные на выяснение точки зрения компетентных инстанций Германии».

«Знаменательные изменения во внутренней жизни Германии», то есть приход к власти Гитлера, вызвали неслыханно быстрое развитие польско-германской «дружбы». Прикрываясь наивным аргументом, будто атмосфера, способствующая достижению соглашения с Германией, наступила в результате того, что... гитлеровские вожаки в большинстве своем происходили не из Пруссии, где ненависть к Польше была традицией (Гитлер — австриец, Геринг — баварец, Гесс — сын немца из Египта, Геббельс — рейнский немец), санация шла на сотрудничество с гитлеровской Германией, видя в гитлеризме классового союзника и силу, способную осуществить ее мечты об экспансии на Украине и в Белоруссии. Гитлер великолепно понимал, какое большое впечатление производят на Пилсудского и его клику антисоветские лозунги Третьего рейха. Поэтому он неустанно предлагал санационным деятелям фантастические планы завоеваний на Украине, рассматривая, кстати говоря, Польшу не как своего союзника, а лишь как орудие, нужное до поры до времени. Старые и новые связи германской разведки с санационной «двойкой» давали ему при этом возможность контролировать польскую политику и оказывать на нее влияние в соответствующем направлении.

В первый период сотрудничества с Германией санационное правительство пыталось прикрыть свою прогитлеровскую политическую линию при помощи всякого рода маневров, впрочем, весьма примитивных (например, предложение, сделанное в 1933 году Франции относительно «превентивной войны» против Германии, поездка Бека в Москву в феврале 1934 года и т. д.). Дело в том, что необходимо было ликвидировать существовавшие тогда в Польше настроения (подавляющее большинство польского народа явно враждебно относилось к идее сближения с Гитлером), а также получить некоторые козыри в дипломатической игре.

Позже, однако, в период успехов фашистской политики агрессии, на первом ее этапе, санация, а вместе с ней и другие группировки польской реакции очертя голову бросились в предательские объятия Гитлера, совершенно забыв о необходимости соблюдения хотя бы внешнего приличия.

Французский посол в Варшаве в 1935—1939 годах Ноэль в своей книге «Германская агрессия против Польши» писал:

«Таким образом, в отношениях между польским правительством и правительствами других [реваншистских. — М.С.] государств, и в первую очередь гитлеровским государством, создалось нечто вроде того, что в свое время в рейхстаге в межпартийных соглашениях именовалось как «содружество по работе». Тот факт, что не было другого польско-германского договора, кроме соглашения 1934 года, зачастую не имел большого значения, поскольку на практике все происходило в преобладающем большинстве случаев так, будто это сотрудничество определялось тайными соглашениями».

А вот хроника этого санационно-гитлеровского «содружества по работе».

2—4 мая 1933 года — беседы Высоцкого с Гитлером и Бека с фон Мольтке;

14 октября 1933 года — подписание в Варшаве польско-германского экономического соглашения (в тот же день Германия вышла из Лиги наций);

26 января 1934 года — подписание в Берлине польско-германского соглашения;

7 марта 1934 года — польско-германский протокол, ликвидирующий так называемую «таможенную войну»;

13—15 июня 1934 года — визит Геббельса в Варшаву и прием его Пилсудским;

25 октября 1934 года — преобразование польской миссии в Берлине и германской миссии в Варшаве в посольства;

3 июля 1935 года — Бек направляется с визитом в Берлин, где его принимает Гитлер;

7 марта 1936 года — германские войска вступают в Прирейнскую область, и Гитлер одновременно делает заявление о дружественных отношениях с Польшей;

27 июня 1936 года — польское правительство отменяет санкции по отношению к Италии (санкции применялись в связи с нападением Италии на Абиссинию);

11 января 1937 года — польское правительство ставит Италию в известность о том, что компетенция генерального консула в Риме распространяется также и на Абиссинию (что фактически является признанием захвата Абиссинии Италией);

16 февраля 1937 года — Геринг и президент Польши Мосцицкий охотятся в Беловежской пуще;

11 мая 1937 года — санационный министр юстиции Грабовский едет с визитом в Берлин;

13 декабря 1937 года — с визитом в Берлин едет командующий польским военно-воздушным флотом генерал Райский.

Это сопоставление фактов можно было бы продолжить. Но мы не ставим своей целью написать хронику польско-германских дипломатических отношений этого периода. Важно установить несомненный факт последовательного сближения между санацией и Гитлером, сближения, которое становилось все более тесным по мере того, как Германия нарушала международные соглашения. Следует при этом заметить, что, по общему мнению европейских дипломатов, санационный министр иностранных дел Бек просто-напросто исполнял роль коммивояжера Гитлера. Как в Лиге наций, так и во время своих поездок в различные европейские столицы Бек помогал Гитлеру в осуществлении его политических планов, подрывал основы коллективной безопасности, склонял своих партнеров к установлению дружественных отношений с Германией и т. д. Об этом недвусмысленно пишет Ноэль в цитированной выше книге:

«По существу Бек постоянно оказывал ценные политические услуги фюреру. Сотрудничество между ними все развивалось. Польская дипломатия при каждом удобном случае поддерживала маневры Германии, направленные против Лиги наций, коллективной безопасности, а также против многосторонних договоров о взаимной помощи. Польская дипломатия вместе с Германией яростно нападала на Малую Антанту, и прежде всего на Чехословакию. Она подчеркивала также свое абсолютное безразличие перед лицом угрозы, нависшей над Австрией».

Одновременно Бек выступал против каждого мероприятия советской дипломатии, направленного на создание многосторонней системы безопасности, в которую вошла бы и Польша. Это касалось прежде всего заключения так называемого восточного пакта. Визит в Варшаву французского министра иностранных дел Барту (1934 год) по этому вопросу закончился полным провалом. Пилсудский отказался присоединиться к восточному пакту. Дальнейшие переговоры по этому вопросу также не дали никаких результатов. 16 декабря 1934 года Бек телеграфировал посольству Польской республики в Париже:

«Французскому послу, вызванному в Париж для доклада Лавалю по вопросу о восточном пакте, я заявил следующее: польское правительство не уверено в том, что проектируемая система могла бы быть полезной, в частности для Польши».

Почему польское правительство «не было уверено» в полезности для Польши пакта, который обеспечивал ей помощь СССР в случае агрессии? Потому, что оно «было уверено» в полезности чего-то совсем иного. Вот что заявил в тот период польский посол в Берлине Липский французской журналистке Табуи:

«Отныне Польша не нуждается во Франции... О восточном Локарно сейчас не может быть и речи. Это было бы признанием слабости по отношению к Москве. Германская экспансия пойдет в другом направлении, и мы в безопасности. Теперь, когда мы уверены в планах Германии, судьбы Австрии и Богемии не касаются Польши».

«Германская экспансия пойдет в другом направлении» — вот тот магнит, который притягивал санационных политиканов к гитлеровской колеснице. Чем более агрессивными по отношению к Советскому Союзу были речи Гитлера, тем большее воодушевление царило в польских правящих кругах и инспирированной ими печати.

Когда 30 января 1937 года Гитлер произнес очередную речь, содержавшую злобные выпады против Советского Союза, официальный орган «Польская политическая информация» опубликовал 5 февраля 1937 года специальную статью. В этой статье подчеркивалась «...логическая и последовательная линия канцлера, который совместно с великим маршалом Польши явился творцом нового курса польско-германской политики...» Статья заканчивалась следующими словами:

«Польское общественное мнение оценило речь канцлера Гитлера как положительный факт в области международной политики. Эта меткая оценка — яркое доказательство того, что и в Польше растет понимание большого значения по-новому сложившихся польско-германских отношений».

Полагая, что антисоветские выпады помогут осуществить план привлечения на свою сторону санационной Польши, Гитлер не скупился на эти выпады: он прибегал к ним почти перед каждым более или менее важным шагом в своей агрессивной политике.

Незадолго до захвата Австрии, 14 января 1938 года, Гитлер принял Бека в Берлине. За две недели до того как германские войска вступили в Вену, 22—25 февраля, Геринг был на очередной «охоте» в Беловежской пуще. Как сообщает Ноэль, Геринг долго и пространно разглагольствовал в беседе с Рыдз-Смиглы о дружественном отношении Германии к Польше, о слабости русской армии, о большевистской опасности и необходимости устранения этой опасности. Ноэль пишет:

«Итак, германские лидеры щедро давали польскому правительству гарантии и заверения в дружбе. Все это нужно было гитлеровцам для того, чтобы устранить по возможности на более длительный период всякие подозрения. Задача состояла в том, чтобы усыпить бдительность польских патриотов в тот момент, когда подготовка к аннексии Австрии вошла в решающую стадию».

Санационное правительство постаралось «усыпить бдительность польских патриотов» в момент, когда аннексия Австрии вошла в решающую стадию. 11 марта 1938 года был спровоцирован инцидент на польско-литовской границе, который санационная пропаганда раздула до неслыханных размеров, желая этим путем отвлечь внимание общественного мнения от того, что происходило в Австрии. Под аккомпанемент истерических призывов, обращенных к Рыдз-Смиглы («Веди нас, вождь, на Ковно!»), Гитлер вступил в Вену.

23 февраля 1938 года (за две недели до аншлюсса) польский посланник в Будапеште Орловский вел следующий разговор с венгерским министром иностранных дел Каниа:

«Дальше г-н Каниа спросил меня, нет ли у нас в Польше известного опасения в связи с осуществлением программы Гитлера. После аншлюсса придет, очевидно, черед судетских немцев, после чего в соответствии с первоначальной программой Гитлера должна наступить очередь «коридора» и Гданьска. Я ответил, что у нас господствует убеждение, основанное на большом опыте, что пока у власти Гитлер и его люди, такая опасность исключена. Г-н Каниа заметил, что еще в прошлом году в Берлине два германских министра сказали ему, что, несмотря на самые хорошие отношения с Польшей, Германия не может отказаться от «коридора» и Гданьска. Я ответил, что, по моему мнению, это именно те министры, которые вместе с группой генералов, возглавляемой Фричем, были уволены Гитлером 4 февраля, поскольку они являлись сторонниками соглашения с Россией».

Такого рода суждения содержались не только в высказываниях санационных политиков. Все без исключения группы польской реакции буквально захлебывались от восторга, говоря о Германии, где «у власти стоит Гитлер и его люди». Приведенные выше (см. главу 4) «теории» о непрусской политике гитлеризма развивала санационная газета «Курьер поранны» после изменений в составе правительства Третьего рейха, произведенных в феврале 1938 года. Ей вторил во весь голос главный орган эндеков «Варшавски дзенник народовы», который 8 февраля 1938 года в статье под заголовком «Правительство и армия в Германии» писал:

«Мы все знаем, что прусская политика, следующая указаниям Бисмарка, основывалась на соглашении между Германией и Россией и тем самым по своей сущности была антипольской политикой. Следовательно, можно сделать вывод, что воспитанные в духе этой традиции военные лидеры Третьего рейха были, несмотря на происшедшие в России изменения, сторонниками возвращения к идее соглашения с Россией.

Совершенно иные цели, пути и методы избрал канцлер Гитлер... Не подлежит никакому сомнению, что эти цели отличаются от целей, путей и методов старопрусской политики».

От эндеков и санации не отставали, конечно, и реакционные круги духовенства. Еще 3 января 1937 года газета «Пшеглёнд католицки» призывала польских католиков оказать поддержку политике сближения с Гитлером, поскольку такова позиция папы римского. «Пшеглёнд католицки» утверждал, что существует необходимость «беспристрастного отношения к официальной политике канцлера Гитлера, являющейся, огромным шагом вперед по сравнению с политикой бесславной памяти Веймарской республики... Для ориентации католической Польши авторитетной может быть лишь ориентация Ватикана. Последняя же не оставляет никаких сомнений...»

Издаваемая католическими кругами газета «Малы дзенник» 9 января 1938 года, накануне оккупации Австрии, писала:

«...Стоит ли мобилизовывать весь международный аппарат на защиту государства, в котором большинство населения жаждет утраты независимости в пользу национального объединения?»

Процесс вожака эндеков Добошинского, бывшего агентом германской разведки за № II-3129, показал, между прочим, что все без исключения реакционные политические группировки в Польше, начиная с ОНР (Обуз Народово-радыкальны — Национально-радикальный лагерь) и кончая вожаками ВРН (Вольность, рувность, неподлеглость — Свобода, равенство, независимость), так или иначе, прямо или косвенно делали все для того, чтобы воздействовать на польское общество в духе одобрения прогитлеровской политики санации. Эндеки, оэнэровцы и санация совершенно открыто превозносили Гитлера. Что же касается правых лидеров тогдашней ППС, то они в то время проводили особенно яростную кампанию против Советского Союза и народного фронта в стране, готовя почву для господ Бека и Рыдз-Смиглы. Еще в 1934 году в органе ППС — газете «Роботник» — можно было прочесть следующее высказывание, характерное для позиции, которую занимали правые лидеры ППС и санационные агенты типа Пужака, Зарембы, Арцишевского и иже с ними: «Германия, по всей вероятности, не разоружена, но никто не скажет, что это горючий материал такой же взрывной силы, как в 1914 году. Зато советский милитаризм... представляет собой большую опасность для мира».

Такую же позицию занимали и правые лидеры партии «Стронництво людове» (крестьянская партия).

В Польше, как и во всем мире, голоса предостережения, призывающие к борьбе с фашизмом и к защите свободы народа, независимости государства, раздавались из лагеря прогресса и демократии. Наиболее ясную и решительную позицию в этом вопросе занимала Коммунистическая партия Польши, стремившаяся к объединению народных масс под знаменем борьбы против войны, против фашистских покушений на нашу независимость, против санационного правительства — правительства социального гнета и национальной измены. Коммунисты разоблачали внешнюю политику Бека, со всей силой подчеркивая, что Польша должна искать опоры в лице Советского Союза.

«Советский Союз, — писал нелегальный журнал «Новы пшеглёнд» в 1935 году, — является единственным защитником мира, защитником независимости народов, особенно малых и слабых. Польская буржуазия своей политикой войны, своей политикой блока с кровожадным германским фашизмом может создать угрозу независимости».

В первомайском воззвании Центрального Комитета КПП в 1938 году говорилось:

«Империалистические агрессивные притязания Гитлера непосредственно направлены против Польши. Гитлер хочет захватить у Польши Поморье с Гдыней, Познанские земли, Верхнюю Силезию и урезанную таким образом Польшу сделать своим вассалом. Серьезность положения тем бо́льшая, что в лице двух основных группировок правящих классов (санация и эндеки) Гитлер имеет своих союзников.

Объединим же всех, кто живет трудом рук своих и своего ума, всех честных и патриотически настроенных членов нашего общества в демократический народный фронт, фронт спасения Польши!

Долой ненавистный санационно-эндецкий режим, режим предателей Польши! Правительство Рыдз-Смиглы, Складковского и Бека — палачей народов и агентов Гитлера — в отставку!»

Центральный профсоюз горняков в резолюции своего съезда в 1938 году дает следующую оценку политике правительства:

«Принимая во внимание, что гитлеровская Германия угрожает миру войной, что она после захвата Австрии протягивает свои захватнические руки и к Чехословакии, съезд требует от польского правительства изменения политики по отношению к гитлеровской Германии и изменения неопределенной политики по отношению к демократическим государствам.

Съезд выражает протест против бесчестной античехословацкой пропаганды польского радио, санационной печати, а также различных санационных деятелей; съезд выражает протест против поддержки таким путем захватнических устремлений Гитлера в отношении Чехословакии.

Нужно быть слепым, чтобы не видеть и не понимать, что захват Чехословакии влечет за собой непосредственную угрозу нападения Германии на Польшу».

В 1935—1938 годах по Польше прокатилась мощная волна выступлений рабочих и крестьян против внутренней и внешней политики фашистского правительства. Однако благодаря помощи правых лидеров ППС и «Стронництво людове» санация смогла удержаться у власти и продолжала свою предательскую политическую линию.

Особенно ярким доказательством тесной связи санации с гитлеровцами является позиция, занятая польским правительством в момент захвата Германией Чехословакии.

Германия была заинтересована в активном выступлении Польши против Чехословакии и в том, чтобы санация выразила свое отрицательное отношение к помощи Советского Союза Чехословакии. То, что Польша выдвинула территориальные требования под тем же предлогом, что и Германия («угнетение нацменьшинств»), в значительной степени облегчило Гитлеру объяснение своих действий; угроза удара со стороны Польши на Чехословакию увеличивала эффективность немецкого шантажа; наконец, Польша, поддерживающая Германию, играла роль барьера, отделяющего Чехословакию от Советского Союза. Вот почему Гитлер приложил все усилия к тому, чтобы обеспечить содействие Польши. Как обычно в таких случаях, в ход были пущены прежде всего намеки на перспективу совместного похода против СССР.

В донесении польского посла в Берлине Липского Беку от 11 августа 1938 года дается следующий отчет о беседе с Герингом:

«На вчерашнем приеме у итальянского посла в честь маршала Бальбо я имел возможность обменяться мнениями с генерал-фельдмаршалом Герингом. Геринг сказал, что хотел бы в самое ближайшее время обстоятельно поговорить со мной и обсудить при этом — конечно, как обычно, в конфиденциальном и неофициальном порядке — возможности дальнейшего польско-германского сближения в некоторых вопросах. Он сослался на возможность взаимного прекращения шпионской деятельности и на возможность известного обмена информацией относительно русской и чешской проблем.

Относительно русской проблемы он в общих чертах сказал, что она после решения чешского вопроса станет актуальной. Он вернулся к своей мысли, что в случае советско-польского конфликта Германия не могла бы остаться нейтральной и не предоставить помощи Польше. Он опроверг слухи, что якобы Германия хотела идти на Украину, подчеркивая, что заинтересованность рейха сконцентрирована прежде всего на том, чтобы положить конец большевистским действиям. Тем не менее Польша, по его мнению, может иметь известные интересы непосредственно в России, например на Украине».

20 сентября 1938 года Липский имел беседу с Гитлером и Риббентропом, в ходе которой он сделал запрос о поддержке Германией польских территориальных претензий к Чехословакии. Гитлер обещал Беку «полную поддержку», вплоть до оказания вооруженной «поддержки».

«Канцлер совершенно конфиденциально, подчеркивая, что я могу сделать из этого надлежащие выводы, довел до моего сведения, что уже сегодня, в случае если между Польшей и Чехословакией дело дойдет до конфликта на почве наших интересов в Тешине, рейх станет на нашу сторону (думаю, что подобное заявление канцлер должен был также дать венгерскому премьеру, хотя мне об этом не было сказано). Канцлер советует, чтобы при таких обстоятельствах начало наших действий последовало бы лишь после занятия немцами Судетских гор, так как тогда вся операция была бы более короткой.

В дальнейшем во время беседы канцлер настойчиво подчеркивал, что Польша является первостепенным фактором, защищающим Европу от России».

В конце беседы Риббентроп занялся согласованием вопросов, связанных с координацией действий Германии и Польши против Чехословакии:

«Риббентроп, со своей стороны, просил, чтобы я узнал у Вас, не пожелали ли бы Вы сделать заявление по вопросу о польских требованиях относительно Чехословакии, по примеру того, как это сделал премьер Венгрии, чтобы это могло быть использовано при переговорах с Чемберленом. Кроме того, Риббентроп заверил, что германская пресса будет как можно шире освещать наши действия в отношении Чехословакии».

В согласовании действий гитлеровцев и санации в совместной кампании против Чехословакии не было ничего нового. Еще 20 апреля 1938 года польский посланник в Праге Казимир Папэ (ныне «посол» лондонского «правительства» при Ватикане) писал Беку:

«Во всяком случае, Германия, Польша и Венгрия должны договориться заблаговременно и поделить сферы своих интересов. Венгрия должна бы понять, что механическое решение словацкого вопроса сегодня уже невозможно. Это бы нас ослабило, а ведь речь идет о создании в будущем общего фронта против России».

27 мая 1938 года Лукасевич заявил Боннэ, что, считая русских врагами, его правительство силой воспрепятствует всякому проходу вооруженных частей и всяким перелетам в Чехословакию.

Из беседы Липского с Гитлером и Риббентропом явствует, что польское правительство согласовало с Германией все детали своих агрессивных действий против Чехословакии, оказав ей при этом весьма существенные услуги. Это согласование имело место уже после того, как Гитлер сказал Липскому, что «он считал бы также желательным сделать дальнейший шаг и не только исключить возможность применения силы в наших взаимоотношениях, но и произвести окончательное установление границ. Тут он выдвинул, — пишет Лидский, — уже известный Вам проект автострады, соединяющейся с железнодорожной линией».

Эта беседа имела место 20 сентября 1938 года, то есть до «решения» вопроса о Чехословакии, до Мюнхена! 20 сентября 1938 года Липский пишет Беку по вопросу об экстерриториальной немецкой автостраде через Поморье в Восточную Пруссию как о вопросе, известном Беку (а это было одним из наиболее серьезных требований Гитлера по отношению к Польше). И тем не менее посол «дальше не углублял» вопроса, а санационное правительство и дальше услужливо помогало Гитлеру в захвате Чехословакии.

30 сентября 1938 года посланник Папэ вручил правительству Чехословакии польскую ноту по вопросу о немедленной передаче Польше Тешина. Эта нота была фактически двадцатичетырехчасовым ультиматумом. В заключительной части ноты говорилось:

«Польское правительство ожидает недвусмысленного ответа, в котором бы принималось или отвергалось сформулированное в настоящей ноте требование до полудня 1 октября 1938 года. В случае если это требование будет отвергнуто или же ответ не будет получен, всю ответственность за последствия польское правительство возлагает исключительно на чехословацкое правительство».

Чехословацкое правительство, как известно, уступило, тем более, что на мюнхенской конференции по требованию Гитлера основные претензии Польши и Венгрии были признаны. На следующий же день после занятия германскими войсками так называемой первой полосы Судетов Рыдз-Смиглы отдал группе генерала Бортновского составленный в высокопарных выражениях приказ занять Тешинский округ.

Санационные дипломаты впоследствии неоднократно ссылались в беседах с Гитлером на услуги, которые они ему оказали в период чехословацкого кризиса. 24 октября 1938 года Липский просит Риббентропа, чтобы тот соблаговолил выразить согласие на установление общей польско-венгерской границы, и в качестве аргумента, в частности, приводит следующее:

«...Кроме того, для Польши общая польско-венгерская граница имеет большое значение как барьер против Востока. Слухи о том, что создается блок, направленный против Германии, лишены всякого основания, и позиция Польши по отношению к Советской России в период кризиса [чехословацкого. — М.С.] была явным опровержением этих слухов».

В ответ на это Риббентроп выдвинул... вопрос о Гданьске и «коридоре», причем такой решительной форме, что даже Липский понял, что на сей раз необходимо будет «углублять вопрос». 19 ноября 1938 года Липский вновь посетил Риббентропа, чтобы сообщить ему о точке зрения Бека относительно беседы от 24 октября. Бек также ссылался на свои заслуги перед Германией. Вот отрывок из записи, сделанной Риббентропом об упомянутой выше беседе:

«Министр иностранных дел Бек придерживается того мнения, что польско-германские отношения в общем и целом выдержали испытание. В период чехословацкого кризиса подтвердилось, что польско-германское соглашение было построено на прочной основе. Министр иностранных дел Бек верит, что прямолинейная политика Польши была полезна для Германии при получении Судетов и существенным образом содействовала тому, что решение этого вопроса в соответствии с желаниями Германии прошло гладко. Польское правительство в эти критические дни оставалось глухим к голосам, раздававшимся с известной стороны».

Риббентропа не тронула поэтическая метафора Бека относительно «голосов», хотя он и соизволил признать, что Польша действительно «облегчила положение Германии». Зато он решительным образом повторил требование, выдвинутое в беседе от 24 октября, указав вместе с тем на «заслуги» Германии перед Польшей:

«Я ответил г. Липскому, — пишет Риббентроп, — что я также считаю, что германо-польское соглашение оказалось в состоянии отразить удары. Благодаря действиям, предпринятым фюрером против Чехословакии, Польше представилась возможность получить Тешин и удовлетворить некоторые другие пограничные требования. Я, впрочем, согласен с ним в том, что позиция Польши также облегчила положение Германии».

Еще раз Липский пытался тронуть Риббентропа «заслугами» Польши в беседе от 21 марта 1939 года:

«Я напомнил ему, — пишет Липский, — что в момент, когда на практике осуществлялся принцип полного равноправия Германии, мы сохранили позицию, полную понимания. Такую же позицию мы сохраняли в период, когда решался австрийский вопрос».

Несмотря на то, что старые заслуги не очень, как мы видим, щедро оплачивались, санационные лакеи Гитлера лезли из кожи вон, чтобы даже в этот период приумножить свои заслуги. В конце 1938 года и в первые месяцы 1939 года санационное правительство старалось любой ценой сохранить прежний политический курс.

Когда в декабре 1938 года Боннэ подписал с Риббентропом франко-германскую декларацию о ненападении, которая фактически означала предоставление Германии свободы рук на Востоке, Бек дал следующую инструкцию польскому послу в Стокгольме:

«В вопросе об улучшении отношений между Францией и Германией мы заняли благосклонную позицию, поскольку наши договоры с Францией имеют законную силу. Реакция Советов была отрицательной.

На территории Гданьска имеют место трудности в еврейском вопросе, которые используются крайними элементами. Но я не чувствую напряжения, могущего угрожать нарушением особого положения вольного города. Тем не менее ввиду сложности положения я заявил верховному комиссару, что более широкая негативная или позитивная инициатива Лиги в отношении вольного города не кажется нам желательной».

5 января 1939 года Бек низко кланялся Гитлеру в Берхтесгадене (опубликованный тогда в газетах снимок, на котором Бек был изображен согнутым в три погибели перед Гитлером, вызвал в Польше огромное возмущение). Правда, Гитлер во время беседы опять пустил в ход антисоветскую приманку, но от своих требований по вопросу о Гданьске и «коридоре» не отказался.

25 января 1939 года, накануне пятой годовщины заключения польско-германского соглашения, в Варшаву прибыл Риббентроп. Несмотря на то, что проходившие во время пребывания Риббентропа в Варшаве переговоры даже отдаленно не напоминали собой идиллию («гость» настойчиво продолжал требовать «решения» вопроса о Гданьске и Поморье), выступления реакционной польской прессы были выдержаны в самом дружественном тоне. Орган санационных военных кругов, газета «Польска збройна», напоминая о высказываниях Пилсудского времен 1927 года, писала 24 января 1939 года:

«Пилсудский еще в 1927 году сказал о польско-германских отношениях:

«Эти отношения в настоящее время весьма прохладны. Я, однако, не сомневаюсь, что через несколько лет к власти в Германии придет какой-либо великий государственный деятель, который поймет, что Германия и Польша, имея в виду свои общие и европейские интересы, должны стремиться к добрососедским отношениям, основанным на взаимном доверии и уважении».

А канцлер Гитлер в годовщину подписания польско-германской декларации заявил:

«Нам удалось в надлежащий период внести одну из наиболее веских исторических поправок. Мы исправили ошибочное мнение, будто между обоими народами постоянно существовали неизменно враждебные отношения как своего рода наследственность».

В связи с визитом Риббентропа в Варшаву советская печать снова предостерегала польские правящие круги, указывая, что «германский фашизм пользуется по отношению к Польше теми же методами, какими он в свое время пользовался по отношению к Чехословакии». Газета «Комсомольская правда» 27 января 1939 года в статье, озаглавленной «После Чехословакии — Польша», писала:

«Поездка польского министра иностранных дел Бека в Германию и встреча его с Гитлером вызвали было некоторые надежды в польских правящих кругах, которые все еще раболепствуют перед Гитлером. Однако результаты этой встречи разочаровали многих.

Есть все основания полагать, что г. Бек чувствовал себя в гостях у Гитлера в Берхтесгадене весьма неважно. Он вынужден был униженно выслушать германские требования. А они, как известно, касаются не только Карпатской и Западной Украины, но и Польского коридора и Данцига, в котором уже фактически хозяйничают фашисты.

...Правящие круги Польши, тесно сотрудничающие с Гитлером, немало поработали над тем, чтобы ослабить фронт мира. Они даже покрывали и покрывают подрывную деятельность агентов германского фашизма в своей стране. Правда, более дальновидные политики в Польше и ранее предупреждали об опасности ориентации на Берлин. Тогда еще говорили в Варшаве, что разгром и расчленение Чехословакии отнюдь не в интересах Польши и что нельзя верить ни одному слову Гитлера, поскольку основой внешней политики германского фашизма является разбой, порабощение народов и империалистические захваты чужих земель. Как известно, после расчленения Чехословакии фашистская Германия значительно «пододвинулась» к Карпатской и Западной Украине. Угроза Польше стала более реальной».

Санация пропускала мимо ушей все эти предостережения и, несмотря на то, что требования Гитлера становились. все более и более отчетливыми, продолжала вести самоубийственную для Польши политику. Несколько дней спустя после отъезда Риббентропа с визитом в Варшаву прибыл министр иностранных дел фашистской Италии Чиано. 2 марта 1939 года Варшаву посетил румынский министр иностранных дел Гафенку, который вынес из беседы с Беком следующее впечатление:

«Бек в эти весенние дни не проявлял никакого беспокойства. Впечатление такое, что он сохраняет полное доверие к словам германского канцлера. Бек заявил мне тогда: «Мое доверие к германскому канцлеру основано на большом опыте. Все, что мне сказал Гитлер, начиная с 1935 года, было правильным и правдивым: факты никогда не опровергали этих слов. Я беседовал с ним, как человек с человеком и как солдат с солдатом».

Что же удивительного в том, что, когда две недели спустя перестала существовать Чехословакия, Бек также продолжал оставаться невозмутимым. Больше того, тот факт, что Гитлер бросил венгерским фашистам подачку в виде Закарпатской Украины, был раздут санацией до таких размеров, что выдавался за огромный успех, поскольку «наконец установлена» польско-венгерская граница, которая, по мнению тупых санационных политиканов и стратегов, должна была явиться одним из «основных элементов безопасности Польши». Шум вокруг «исторической» встречи с Венгрией Хорти был предназначен для того, чтобы заглушить царившее в Польше всеобщее чувство страха перед фактом окружения Польши с юга.

Несмотря на то, что «независимая» Словакия (созданная в момент превращения Чехословакии в германский «протекторат») тотчас же отдалась под покровительство Гитлера и «пригласила» германские войска, которые быстро разместились вдоль польской границы, санационное правительство первым в Европе признало это новое «государство» и установило с ним дипломатические отношения.

Санационная печать приветствовала исчезновение Чехословакии с карты Европы с таким энтузиазмом, что ей могли позавидовать гитлеровские газеты.

«Курьер поранны» 16 марта 1939 года писала:

«Мы являемся свидетелями окончательной ликвидации Чехословакии. Чехословацкая республика, созданная в 1918 году, перестала существовать. Не выдержало также испытания уродливое творение, созданное на мюнхенском съезде четырех держав в сентябре прошлого года. У него не хватило ни моральных, ни жизненных сил, чтобы противостоять всякого рода трудностям. Логика жизни оказалась сильнее построенных на бумаге концепций, на которых основывалось существование Чехословакии в первом и втором издании. На руинах Чехословакии будет существовать как отдельное и независимое государство только Словакия... Польский народ с удовлетворением встречает этот факт.

...Польша может не волноваться по поводу происходящих в Средней Европе событий».

Эти слова даже трудно комментировать. Неизвестно, чего в них больше — безнадежной глупости или предательства? Не подлежит сомнению, что было и то и другое.

Следует также иметь в виду, что санация старалась «выслужиться» не только перед гитлеровской Германией. Она старалась выслужиться и перед другими партнерами «оси» Берлин — Рим — Токио. Кокетство с Муссолини практиковалось издавна. 4 апреля 1939 года (уже после английских «гарантий» Польше и обострения отношений с Германией) польский посол в Токио Ромер писал Беку:

«...Нашу политику, если исключить ее русский участок, здесь никогда должным образом не понимали. Ключевая позиция Польши в Европе является для японцев неожиданностью и наполняет их чувством уважения. Вместе с тем они проявляют все большее беспокойство... по поводу нашего возможного конфликта с Германией...

Я старался и продолжаю стараться рассеять эти опасения, понимая, что сотрудничество с Японией на почве совместных действий против России является важным элементом нашей политики, даже если мы будем вынуждены пересмотреть нашу тактику на Западе. Поэтому я старался рассеять у японского правительства сомнения, возникшие под влиянием враждебной пропаганды в связи с польско-советской декларацией от 27 ноября 1938 года, а затем подчеркнул нашу готовность по-прежнему сотрудничать с Японией в наблюдении за СССР. В обстановке напряжения в японо-советских отношениях в связи с вопросом о рыбной ловле мне представилась возможность благодаря полученной из Варшавы информации передать министру Арита ценные сведения, освещающие положение в России, что произвело на него большое впечатление и за что он выразил глубокую благодарность польскому правительству».

Арита, конечно, был заинтересован в получении информации о Советском Союзе и его военной мощи, поскольку японский империализм готовился тогда к нападению на Монгольскую Народную Республику, которая с 1936 года была связана с СССР договором о взаимопомощи. Информация Ромера, которая, очевидно, не очень отличалась от существовавшего в кругах пилсудчиков мнения об СССР, как о «колоссе на глиняных ногах», вероятно, настроила Арита оптимистически. Каково же должно было быть разочарование японских империалистов, когда они, вторгнувшись 11 мая 1939 года на территорию Монголии в районе реки Халхин-Гол, встретили Советскую Армию, которая пришла на помощь Монголии в соответствии с договором от 12 марта 1936 года и в результате боев, имевших место в течение лета и осени 1939 года, нанесла сокрушительное поражение японским войскам. Советский Союз еще раз продемонстрировал всему миру как свою верность заключаемым им соглашениям, так и свою способность оказать вооруженное сопротивление агрессии.

Санационная клика, равно как и империалисты Англии, Франции и Америки, не хотела сделать выводов из этих очевидных фактов. Даже тогда, когда Гитлер весной 1939 года окончательно отклонил лакейское заигрывание санации и открыто взял курс на войну, реакционные правители досентябрьской Польши остались верны своей политике.