Поможете?

Когда наступило отрезвление и Владислав Гомулка в том же самом Дворце культуры и науки, перед столь же большой аудиторией осенью 1967 г. старался как-то смягчить антисемитские страсти, повторилась ситуация, имевшая место несколько месяцев тому назад, с той только разницей, что часть зала, организованная теми же людьми с Воли, сперва начала скандировать: «Смелей!», а поскольку это не возымело эффекта, заменила это слово другим: «Герек!», «Герек!» Тогдашний первый секретарь воеводского комитета ПОРП в Катовицах был известен как практик, под его руководством Шлёнск развивался динамичней, уровень жизни там был несколько выше, чем в других местах. Гомулка и ближайшие его соратники сумели нормализовать отношения с ФРГ — то была давнишняя острая проблема. Договор подписали в декабре 1970 г., а спустя несколько дней (это было похоже на провокацию, потому что случилось перед самым рождеством, когда поляки по традиции делают большие закупки) правительство объявило о резком повышении цен на продовольствие и товары первой необходимости. Рабочие запротестовали против таких методов, требуя отменить повышение цен. Сперва начались забастовки, которые официальная пропаганда нарекла «простоями» или «перерывами в работе». 14 декабря 1970 г. на Гданьской судоверфи состоялся митинг, на который собралось около 3-х тыс. человек. В полдень митингующие покинули судоверфь и направились в центр, к зданию воеводского комитета партии. В ходе переговоров со вторым секретарем (первый был на пленуме ЦК в Варшаве) в толпу въехал милицейский автомобиль с радиоустановкой. Демонстранты захватили его и объявили, что властями арестована делегация судостроителей и это требует решительного ответа, то есть забастовки. Уличные столкновения, поджог общественных помещений и т. д. продолжались три дня. 17 декабря был опубликован указ Совета Министров ПНР об обеспечении безопасности и общественного порядка в Гданьске и на территории Побережья, где были уже раненые и убитые.

В последующие дни благодаря переговорам властей с рабочими, а также самооценке партии в вопросе повышения цен и уровня жизни общества забастовки начинают угасать. Тогдашний первый секретарь воеводского комитета партии Алоиз Каркошка публично заявил: «Мы имели дело с подлинными выступлениями рабочего класса. Причиной явилось недовольство экономическим положением. А непосредственным поводом к выступлениям рабочих было повышение цен на продовольственные товары...». В Гданьск прибыл член Политбюро ЦК ПОРП и вице-премьер в одном лице Станислав Кочолек, который обратился к жителям Побережья с призывом в понедельник 21 декабря всем рабочим коллективам приступить к нормальной работе. Обращение транслировалось по телевидению и радио и выслушано было с большим вниманием. Кочолека знали — совсем недавно он занимал здесь пост первого секретаря воеводского комитета. Когда рабочие, откликнувшись на призыв, отправились утром на работу, в Гдыне военные открыли по ним огонь. Так завершился последний акт трагедии политика, который еще 12 лет тому назад, в октябре 1956 г., пользовался безусловным доверием и авторитетом в обществе. Комиссии, созданные с целью выяснения ответственного за издание преступного приказа, по сегодняшний день ответа на это не дали.

Поможете? Таким кличем закончил митинг в январе 1971 г. на территории Гданьской судоверфи Эдвард Герек, новый Первый секретарь ЦК ПОРП, который после анализа ошибок прежнего руководства (выступление передавалось по польскому телевидению) пообещал впредь вести диалог с обществом по всем вопросам, касающимся жизни страны, выявить имена виновных в декабрьской трагедии и сурово наказать их, кроме того, поднять жизненный уровень людей труда, исходя из понимания роли науки для будущего развития Польши. Трудно было в то время не поверить в эти обещания, особенно зная о благоприятной ситуации в Шлёнске (Силезия). Слова Герека казались тем более искренними, что ближайшие его соратники тоже клялись будто о приказе, положившем начало декабрьской трагедии, они либо не знали, либо не могли предотвратить события. Вот почему по всей Польше из конца в конец прокатился ответ рабочих: «Поможем!».

Как всегда бывает в таких случаях, в новый поезд истории стали забираться случайные люди, карьеристы, подхалимы и бывшие сталинисты. Наиважнейшим критерием было силезское или эмигрантское (франко-бельгийское) происхождение. Впрочем, все это мало трогало рядового поляка, жаждавшего спокойствия, приличной оплаты своего труда и перспектив стабилизации. Поэтому в первые годы возросло промышленное производство, поправилась ситуация в сельском хозяйстве, выросла роль Польши на международной арене (Герек в Париже, Герек в Вашингтоне и т. д.). Политики Запада, во всяком случае многие из них, тоже были заворожены «польским феноменом» и склонны поддерживать его для усиления своего влияния в социалистическом мире. И поплыли из Западной Европы, Соединенных Штатов, Японии, из арабских и других государств кредиты для Польши. Правительство Герека — Ярошевича без колебаний влезало в заграничные долги, а заграничные лицензии не всегда соотносились с потребностями страны.

Импортируемым установкам и машинам зачастую не находилось нужной производственной базы — цехов, зданий, квалифицированных специалистов. Складированные под чистым небом, они портились, не принося стране никакой пользы. Это состояние дел превосходно описал польский журналист Ришард Капустинский в своей книге «Шахиншах» (Варшава, 1975). Действие, правда, происходило в Иране, но все хорошо понимали, какую страну имел в виду автор. Семейнокомпанейскую ситуацию стали использовать люди из близкого и дальнего окружения Герека-Ярошевича. Они тоже хотели что-то урвать для себя из ссудно-кредитного эльдорадо и делали это достаточно явно. Создавались виллы-дворцы из нечестных источников и даже целые поселки, в которые рядовой человек не имел доступа. Государственные премии, как правило, вручались тем же людям (троекратно получали их оба сына Герека), наглость властей достигла столь высокой степени, что запланировано было выгородить в Татрах часть Национального парка, который стал бы анклавом для избранных, чтобы «работягам» вход туда был закрыт. Культ Первого секретаря в органах пропаганды достиг невообразимых размеров. Все телевизионные новости начинались словами: «...Первый секретарь ЦК ПОРП товарищ Эдвард Герек...». Рабочим, правда, в первые четыре года значительно полегчало.

О последствиях неограниченных займов за рубежом, а также о необходимости рационального их использования говорили и ученые. Их мнением, как правило, пренебрегали, а тем временем приближались сроки выплаты платежей и процентов по ним. Стало очевидным, что кредиты только обременяют польскую экономику, она продолжает оставаться слабой; огромные капитальные вложения не сулили быстрого выхода продукции. А это непосредственно сказывалось на уровне жизни граждан, которые жили теперь под обманчивым «кредитным» лозунгом: «Построим другую Польшу!» Рядовой поляк вынужден был отказаться и от маленького «фиатика» для себя и своего семейства, и от улучшения своих жилищных условий, и от заграничных экскурсий (в 1971 г. были открыты границы в социалистические государства, а теперь их спешно закрывали из соображений экономии). Поляка надо было хотя бы подготовить к этому, а он пребывал в неведении, поскольку обязательной по-прежнему оставалась пропаганда успехов, которая затушевывала всякого рода недостатки, кумовство и бюрократизм. Кое-кто в Польше спустя годы назовет это волюнтаризмом — намерения, мол, были хорошие. Но мне кажется, у нас было точное отражение того, что в СССР называется сегодня годами застоя (там «Малая земля» Брежнева, у нас книжка о подвигах Герека в Бельгии), — явление для нас еще более грозное, поскольку польская экономика была в десятки раз слабее советской, и потому ничто не предвещало выхода из кризиса.

И вот с 1975 г. партия и правительство начали уже не раз скомпрометированное «регулирование» норм и зарплаты, прикрываясь при этом общественным «обсуждением» вопроса о повышении цен. Рабочие снова почувствовали себя обманутыми, тем более что о комиссии по расследованию обстоятельств расстрела рабочих в Гданьске в декабре 1970 г. и ее работе никто уже и не вспоминал. Похоже, было предано забвению и обещание Э. Герека о том, что выборные должности можно занимать не более двух сроков. В Радоме, Урсусе и еще кое-где снова начались массовые выступления рабочих, которые предвещали забастовки, если власти не откажутся от объявленного повышения цен. И власти уступили! Об этом проинформировал общественность по телевидению премьер Ярошевич. Страна еще раз вздохнула с облегчением, но теперь все были убеждены: с власть имущими надлежит говорить только с позиции силы. Этот тезис позднее в Польше тоже имел трагические последствия...

Тем временем партийная бюрократия и административный аппарат решили привлечь к суду организаторов выступлений рабочих. Во всех крупных городах Польши спешно собирались митинги, на которых выступавшие клеймили рабочий класс и солидаризировались с Первым секретарем ЦК Э. Гереком. В ходе этих жалких мероприятий публично, перед всей страной — все это показывалось по телевидению — было нанесено оскорбление труженикам, которых унизительно обзывали «смутьянами». Рабочие не могли не почувствовать возмущения. Ведь это их руками страна была поднята из развалин, благодаря им в Польше произошла историческая смена государственного строя, они превратили страну из некогда отсталой, аграрно-промышленной в промышленно сильную европейскую державу, благодаря их труду, наконец, выросли в Польше отряды талантливой, хотя и не используемой в полной мере интеллигенции. И за свой самоотверженный труд они снова ощутили наглое, пренебрежительное отношение к себе властей. И рабочие стали искать новых союзников, что было не так легко, поскольку не забылось еще обидное столкновение с интеллигенцией в марте 1968 г.

Нашлись, однако, люди, которые взяли на себя труд выступить перед прокуратурой и судом в защиту невинно осужденных. Сперва это выражалось в форме бесплатных юридических советов, защитительных речей, писания петиций и обращений к властям, но со временем приняло формы более организованные, поскольку начиная с 1976 г. лавина кризиса в Польше захватила самые разнообразные сферы жизни. Сформировались различного рода гражданские представительства, такие, как Комитет защиты рабочих, Движение защиты прав человека и гражданина, связанное с хельсинкскими соглашениями, и другие. Наивно было бы думать, что представившимися шансами не воспользуются противники социализма в Польше и за границей, что к существующей ситуации не захотят «примазаться» антикоммунистические диверсионные центры, скомпрометированные политики, обманутые в своих амбициях разного рода «мессии», а также люди, издавна мечтающие свести счеты с народной Польшей.

Почву для этого они имели благодатную, поскольку, несмотря на все перемены, происходившие в Польше после войны, сталинизм не был выкорчеван до конца. Современная публицистика часто задается вопросом, был ли у нас польский Сталин, забывая, что именно ближайшие соратники Берута — Берман, Минц, Радкевич и другие были исполнителями преступных замыслов. То же можно сказать о периоде Гомулки и Герека. Да и в наши дни, в 1989 г., в административном аппарате, в средствах массовой информации и в других местах можно встретить фамилии (часто на ответственных должностях) прежних прокуроров и судей, которые пользовались дурной славой не только в 50-е годы, но и в 1976 г., когда судили рабочих Радома и Урсуса. И даже чуть позже, в начале 80-х годов, этим людям хотелось стукнуть кулаком по столу, вывести войска на улицы и пролить кровь так, как это было сделано в Гданьске в декабре 1970 г., или прибегнуть к военной помощи извне, как это произошло в ноябре 1956 г. в Венгрии и в августе 1968 г. в Чехословакии.

Любопытная, пусть и злопыхательская, как принято было когда-то говорить в таких случаях, статья Майкла Кауфмана появилась в газете «Нью-Йорк Таймс» (21.04.1987):

«Варшава. По словам перебежчика из польского генерального штаба, советские, чехословацкие и восточногерманские войска дважды готовились к вторжению в Польшу на протяжении шестнадцати месяцев, перед тем как польское правительство сокрушило движение «Солидарность».

Польский эмигрантский журнал «Культура», выходящий в Париже, только что поместил пространный и подробный отчет об этом периоде за подписью Рышарда Куклинского, который в то время готовился к введению военного положения, тайно сообщая Соединенным Штатам о военных планах. Куклинский, который сейчас живет где-то в Соединенных Штатах, пишет, что советские генералы в тот период обосновались в Польше, запугивая и унижая польских руководителей, требовали сокрушить движение «Солидарность» и грозили полномасштабным вторжением, аналогичным вторжению в Чехословакию в 1968 г.

Перебежчик, бывший полковник, сказал, что он и другие военнослужащие польского командования начали разработку планов подавления «Солидарности» путем введения военного положения как раз в тот период, когда польские должностные лица встретились с руководителем профсоюза Лехом Валенсой на Гданьской верфи, чтобы подписать соглашения, гарантирующие права профсоюзов и свободы в области культуры.

Поляки с большим вниманием слушают часто заглушаемые радиопередачи, посвященные этой статье объемом свыше 50 страниц.

Ежи Урбан, официальный представитель правительства, который первым сообщил о существовании Куклинского в июне прошлого года, сказал на этой неделе, что он прокомментирует статью в парижской «Культуре».

Куклинский, которого вывезли из Польши вместе с семьей за месяц до введения военного положения 13 декабря 1981 г. и который впоследствии был приговорен к смертной казни в Польше, пишет в статье, что он участвовал в нападении на Чехословакию в 1968 г. и что именно этот опыт подсказал ему возможность аналогичных событий в Польше.

На протяжении всей статьи 57-летний перебежчик, который почти наверняка прошел детальный допрос в Соединенных Штатах, попытался выставить себя патриотом, которому пришлось шпионить из-за грубых попыток Москвы установить свое господство над Польшей и из-за воспоминании о 1970 годе, когда польские вооруженные силы подавили протесты против повышения цен, убив 44 человека.

«Когда в 1980 г., десять лет спустя, история стала повторяться и когда вновь во имя спасения власти элиты, поставившей себя над страной, начали предприниматься попытки применить вооруженные силы против собственных рабочих и молодежи страны, я просто сказал: нет, — пишет он. — Я увидел весьма типичную ситуацию, в которой солдат не только не должен, но просто не может выполнять приказы, противоречащие его совести».

Куклинский характеризует генерала Войцеха Ярузельского, который тогда был командующим польской армией, а сейчас является руководителем Польши, как человека, который часто переживал по поводу происходящего, приходил в отчаяние и пытался тянуть время, когда советские генералы требовали подавления зачатков профсоюзного плюрализма, которые они называли контрреволюцией.

Согласно этой статье, генерал Ярузельский, который тогда командовал польской армией, был глубоко расстроен и не мог убедить русских даже изъять из их планов участие восточногерманских войск, чье вторжение, как он настаивал, без лишней нужды ущемило бы национальную гордость поляков.

В тот момент генерал Еугениуш Мольчик, один из сторонников жесткой политической линии, выступил против генерала Ярузельского и просил советское Министерство обороны разрешить польским вооруженным силам расправиться с «Солидарностью». Перебежчик назвал генерала Мольчика «известной марионеткой Москвы».

Куклинский указывает, что после этой просьбы, но, возможно, и вследствие Решительных заявлений об обеспокоенности Западной Европы и администрации Картера планы вторжения были заморожены.

Затем начался долгий период, в течение которого тайная полиция наметила свыше 6 тыс. оппозиционных деятелей для арестов и держала еще несколько сот человек под наблюдением. Тем временем, пишет Куклинский, армия затягивала осуществление своих планов.

Весной 1981 г., говорится в статье, когда генерал Ярузельский все еще настаивал, что время для военных мер не пришло, маршал Куликов приехал в Польшу во главе с группой из тридцати сотрудников КГБ и Советских Вооруженных Сил, чтобы подтвердить планы введения военного положения. В статье говорится, что они потребовали массовых арестов и приговоров без суда.

Той же весной по требованию Советского Союза были устроены срочные учения Варшавского Договора с участием 150 тыс. солдат, которые Куклинский считал возможным прикрытием для вторжения. В учениях участвовало лишь 30 тыс. польских солдат, войска других стран остались в стране и после предварительно намеченной даты их вывода. Когда польские офицеры стали задавать вопросы по этому поводу, маршал Куликов, как пишет Куклинский, ответил, что «учения продолжаются, поскольку в Польше возникла контрреволюция».

Куклинский сообщает, что в некоторых польских городах были созданы советские командные пункты, а группы советской военной разведки вели наблюдение за фабриками, шахтами и университетами.

Угроза применения военной силы была использована вновь для того, чтобы заставить генерала Ярузельского подписать указы, позволяющие ввести военное положение в любой момент. 13 апреля 1981 г. польский генерал встретился с маршалом Куликовым и отказался подчиниться, пишет перебежчик.

Отношение Куклинского к генералу Ярузельскому представляется несколько двусмысленным. Как указывает неназванный журналист, бравший у Куклинского интервью, его рассказ о событиях свидетельствует о том, что генерал Ярузельский и даже Станислав Каня пытались как можно дольше тянуть с введением военного положения. С другой стороны, Куклинский отвергает мнение о том, что, когда 13 декабря 1981 г. генерал Ярузельский наконец ввел военное положение, он стоял перед выбором либо военного положения, либо гораздо более сурового и пагубного советского вторжения.

По мнению Куклинского, с самого начала был и другой вариант: если бы политическое и военное руководство Польши решительно выступило против русских, как это сделал Владислав Гомулка в 1956 г. перед лицом угрозы вторжения со стороны Никиты Хрущева, русские бы вновь отступили, а страстные сторонники «Солидарности» смягчили бы свои требования.

К зиме 1980 г., пишет перебежчик, советские военные руководители разработали планы военного вторжения под прикрытием учений стран Варшавского Договора. Маршал Куликов, командующий силами Варшавского Договора, находился в это время в Варшаве, где, по словам Куклинского, он пытался сформировать новое польское правительство из числа просоветски настроенных сторонников жесткой линии. В целом, сообщает перебежчик, 18 советских, чехословацких и восточногерманских дивизий должны были подготовиться к вторжению в Польшу 8 декабря, а советский и восточногерманский балтийские флоты должны были объявить военно-морскую блокаду.

Когда польское правительство впервые сообщило о существовании Куклинского, Урбан, официальный представитель правительства, ответил, что поляки готовы пережить унижение и признать, что в их высшем командовании действовал шпион, чтобы разоблачить цинизм правительства Соединенных Штатов. Вашингтон, сказал он, не предупредил «Солидарность» о военном положении, хотя был в курсе всех подробностей благодаря Куклинскому».

Панорама полувековой польской истории новейшего периода впечатляет. И хотя обзор этот дан в сокращении, он все же охватывает все аспекты национальных проблем, которые позже использовала «Солидарность». И лишь после такой вводной главы можно приступить, как того хочет доктор Георгий Вачнадзе, к подробному рассмотрению польского кризиса 80-х годов.