IV.2. XX съезд КПСС. Начало перемен. Беспорядки в Познани. VII пленум ЦК ПОРП

В дни работы советского партийного форума, 14—25 февраля 1956 г., сразу после отчетного доклада ЦК КПСС, зачитанного Н.С. Хрущевым, стало ясно, что в Москве происходит событие исторического значения. Обсуждавшиеся там вопросы внутренней и внешней политики СССР, положения в партии, проблемы развития промышленности и сельского хозяйства, разных путей к социализму, мирного сосуществования социалистической и капиталистической систем и т. п. приковали к себе внимание всей мировой общественности, и Польша не была исключением. Во всех партийных структурах, в массовых общественных организациях, на промышленных предприятиях, в высших учебных заведениях, армии, средствах массовой информации — словом, во всех слоях польского общества обсуждался доклад советского лидера. Агентурные сведения, собранные в это время польскими спецслужбами, свидетельствовали о чрезвычайном многообразии высказывавшихся суждений. Однако несопоставимо больший резонанс в польском обществе произвел другой, секретный, доклад Н.С. Хрущева — «О культе личности и его последствиях», довольно быстро ставший известным в Польше. Содержание доклада для подавляющего большинства делегатов съезда и его гостей оказалось совершенно неожиданным: первый секретарь ЦК КПСС подверг деятельность Сталина беспрецедентной критике, обвинив бывшего вождя в кровавых репрессиях против сотен тысяч ни в чем неповинных людей, в поражениях на фронтах Великой Отечественной войны, грубых ошибках при проведении национальной политики в СССР и т. п. После всего этого прогнозировать дальнейший ход развития событий ни в Советском Союзе, ни в странах советского блока, ни в международном коммунистическом и рабочем движении вряд ли кто-либо мог отважиться. Тем не менее, политические руководители Польши также предприняли действия исключительной значимости: единственная из правивших партий социалистического лагеря, кроме КПСС, ПОРП решилась публично осудить сталинизм.

26 февраля польская делегация, присутствовавшая на съезде КПСС, вернулась в Варшаву, оставив в Москве тяжело заболевшего Б. Берута. 3 и 4 марта на совещании руководителей отделов ЦК ПОРП и первых секретарей воеводских комитетов делегаты выступили с отчетом о своей поездке. Обсуждение отчета превратилось в тотальную критику репрессивного режима в СССР и «команды» Берута. Раздавались требования реабилитировать всех коммунистов, осужденных за мнимые политические прегрешения, и восстановить их в партии, если они того пожелают. В ряде выступлений поднимался вопрос о несправедливости преследования В. Гомулки и его соратника по подпольной работе М. Спыхальского, о разблокировании решений III пленума ЦК ПОРП. Члены Политбюро признали критику в свой адрес справедливой. Специальной комиссии поручалось принять необходимые меры по ускорению восстановления в партии тех, кто уже был на свободе¹.

12 марта 1956 г. в Москве умер Берут. Известие об этом в Польше встретили по-разному. Одни искренне скорбели, о чем свидетельствовали многолюдные траурные собрания. Эти люди находились под обаянием образа Берута, созданного официальной пропагандой, не зная о его подлинной, далеко не во всем позитивной деятельности. Другие искали причину смерти в операции советских спецслужб. Так или иначе, кончина Берута ускорила назревание кризиса в стране и партии. ЦК ПОРП встал перед решением непростой задачи — избрать своего нового лидера. 20 марта собрался внеочередной VI пленум ЦК. На вакантное место первого секретаря партии претендовало несколько кандидатов, между ними началось ожесточенное соперничество, в которое вмешалось и руководство КПСС.

Когда в Москве Президиум ЦК КПСС перед выездом в Варшаву советской партийно-правительственной делегации во главе с Н.С. Хрущевым обсуждал вопрос о желательных кандидатах, были названы А. Завадский и Э. Охаб как политики, проводившие линию на сотрудничество с Советским Союзом. Лично Хрущеву более подходящим казался Завадский, однако пленум ЦК ПОРП отдал предпочтение Охабу — опытному партийному функционеру и государственному деятелю, доказавшему преданность коммунистическим идеалам и союзу с СССР.

Польская общественность без особого энтузиазма восприняла нового главу партии. Он считался неподходящим на роль лидера и вскоре стал героем язвительных политических анекдотов. Мифы вокруг него существуют по сию пору. На самом же деле он, как представляется, не заслуживает встречающихся в научной литературе нелестных оценок. Ведь именно Охаб «пробил» на заседании секретариата ЦК ПОРП 21 марта 1956 г. решение об ознакомлении партийных активистов разных уровней с закрытым докладом Хрущева. При Охабе продолжалась перестройка государственного аппарата, были освобождены от обязанностей генерального прокурора Польши С. Калиновский и главный военный прокурор С. Зарако-Зараковский, запятнавшие себя несправедливыми обвинениями многих людей. Наконец, Охаб настойчиво отстаивал интересы Польши на поприще польско-советских экономических отношений.

Об освобождении Гомулки еще в декабре 1954 г. публично не сообщили, опасаясь превратить этот факт в сенсацию со всеми нежелательными последствиями. В глазах совершенно разных людей «Веслава» окружал ореол заслуженного политического деятеля, который провел несколько лет в подпольной борьбе на оккупированной Германией польской территории, после войны противостоял некоторым внешнеполитическим акциям советского руководства (например, по югославскому вопросу в 1948 г.), а затем, будучи обвиненным в правонационалистическом уклоне и отстраненным от руководства партией, подвергся в 1951 г. несправедливому аресту. Его помнили в партии и как идеолога «польского пути к социализму», политика, пытавшегося противостоять строительству социализма по-советски. «Польский путь» казался тогда либеральной версией социального эксперимента, который пытались осуществить коммунисты. Выйдя на свободу, «Веслав» сначала не помышлял о продолжении своей политической деятельности. Однако ситуация в стране на его глазах столь резко менялась, что изменились и планы опального политика.

В первой половине 1956 г. произошел коренной перелом в отношении польских партийных и государственных властей к Армии Крайовой. Польскую общественность будоражил явно несправедливый подход ППР-ПОРП к этой, безусловно, патриотической, но идейно-политически далеко не сплоченной военной формации. После XX съезда КПСС начался его пересмотр. Определенную роль в данном случае сыграла публикация в апрельском номере журнала «Нове дроги» статьи уже тогда хорошо известного польского писателя Р. Братного «Демобилизационная страница Армии Крайовой», в которой эта военная организация была полностью реабилитирована политически². В годы гитлеровской оккупации Братный был офицером АК и участником Варшавского восстания, и это только усиливало общественную значимость его статьи.

Заметные перемены в политической жизни страны, свидетельствовавшие о том, что активная часть польского общества пришла «в движение», не сопровождались улучшением экономической ситуации, прежде всего городской части населения. Нарастало недовольство материальным положением миллионов людей. Оно вырвалось наружу в одном из крупных промышленных и культурных центров страны г. Познань.

В середине 1950-х годов он считался довольно большим городом, там проживало около 380 тыс. человек. Не случайно именно здесь располагалась постоянная международная ярмарка, в которой участвовали иностранные специалисты, представители различных фирм и специальных служб многих стран. Самым крупным промышленным предприятием Познани был машиностроительный комбинат, принадлежавший в свое время известному польскому предпринимателю Г. Цегельскому, а с 1949 г. носивший название «Предприятия имени Иосифа Сталина — Познань». В 1955 г. на комбинате работало 13 460 человек, из них 77,8% составляли рабочие. Другим крупным промышленным объединением были ремонтные заводы железнодорожного подвижного состава, насчитывавшие 5 000 рабочих. В начале 1950-х годов в городе было семь высших учебных заведений, в том числе Университет им. Адама Мицкевича, Высшая инженерная школа, Высшая экономическая школа, Государственная высшая музыкальная школа и др. Работали духовные семинарии и два военных учебных заведения³.

С полным основанием можно сказать, что Познань был городом рабочего класса и студенчества, отражал их ментальность и стремления. Предприятия города играли важную роль в экономике страны, но социальное и бытовое положение большинства рабочих было незавидным и не соответствовало их реальной общественной роли. Заработная плата уступала другим пролетарским центрам Польши. Чрезвычайно остро стояла жилищная проблема. Не удивительно, что руководители воеводской организации ПОРП чувствовали себя дискомфортно, ожидая неминуемого социального взрыва. О нараставшем недовольстве многих рабочих коллективов в стране Политбюро ЦК ПОРП было осведомлено, но специального внимания информации из Познани не придавало. Открытое проявление недовольства рабочих ожидалось как раз в июне 1956 г., но не в Познани, а среди шахтеров Силезии и текстильщиков Лодзи. Как видно, высшие руководители ПОРП и силовые структуры допустили серьезный промах в оценке общей социальной ситуации, прежде всего в Великой Польше⁴.

Драматические события начались на вагоноремонтном заводе Познани, входившем в разветвленную структуру машиностроительного комбината. Здесь сложилась напряженная социальная обстановка, ибо центральные, а также городские власти, руководители завода, включая организацию ПОРП, проводили неэффективную политику материального вознаграждения, которая вызвала недовольство рабочего коллектива. О том, что положение на заводе чревато взрывом, знали государственные и партийные власти высокого уровня, не говоря уже о городской администрации и местных партийных руководителях, но мер для исправления положения не предпринимали. Конфликт углублялся. На него, наконец, стали реагировать городские власти, отраслевой профсоюз, прокурорский надзор. Между тем некоторые наиболее решительно настроенные рабочие уже призывали к забастовке. 8 июня на предприятии произошел митинг, 16 июня — небольшие перерывы в работе в знак протеста. Вскоре на территории завода были разбросаны несколько листовок с лозунгами антиправительственного содержания. 21 июня рабочие прекратили работу и выдвинули ряд социально-экономических требований. 22 июня состоялась встреча рабочих с комиссией под председательством руководителя польских профсоюзов В. Клосевича, прибывшего из столицы. Собрание проходило в крайне нервозной обстановке. Рабочие выступали решительно, порой агрессивно.

26 июня делегация машиностроительного комбината прибыла в Варшаву, надеясь уладить возбуждавшие коллектив проблемы. С делегацией из Познани встречались чиновники из профсоюза машиностроителей, затем вопрос рассматривался на совещании под председательством министра в присутствии представителей профсоюза металлистов и ЦК ПОРП. Претензии рабочих внимательно выслушали и заверили, что недостатки будут устранены. Домой делегация вернулась вполне удовлетворенной. Однако радость оказалась преждевременной, поскольку премьер-министр Ю. Циранкевич отнесся к визиту познаняков в столицу с неодобрением и не поддержал некоторые их просьбы, ссылаясь на крайне тяжелое финансовое положение страны. Рабочие почувствовали себя обманутыми⁵.

28 июня ситуация в Познани изменилась кардинально. Рано утром несколько тысяч человек собрались у заводских ворот на митинг, затем рабочие организованно, с патриотическими и религиозными песнями направились в центр города, к зданиям, где размещались городские и партийные власти. Они шли спокойно, несли транспаранты с лозунгами о снижении цен и повышении зарплаты, но нередко встречались требования политические, например: «Мы хотим свободных выборов», «Долой москалей», «Долой русских, долой немцев, мы хотим свободной Польши» и т. п. По пути демонстрация разрослась до 10 тыс. человек. Они двигались по традиционному маршруту первомайских рабочих демонстраций межвоенного периода. На центральной площади им. Сталина (ныне Адама Мицкевича), возле городской Рады народовой и воеводского комитета ПОРП, демонстранты задержались, ожидая, что представители власти выслушают их претензии. Постепенно на площади, по подсчетам исследователей, собралось примерно 50 тыс. человек^*. Фактически демонстрация превратилась в мощный общественный протест населения города. Спецслужбы, выполнявшие свою специфическую работу по наблюдению, обратили внимание на многочисленные выкрики антирусского и антисоветского характера, в том числе направленные против маршала Рокоссовского⁶.

Представители местной власти не появлялись. Тогда последовало требование, чтобы в Познань прибыл премьер-министр ПНР либо первый секретарь ЦК ПОРП. Наконец делегация была принята секретарем воеводского комитета по пропаганде, но когда после этого он вышел на площадь и попытался объясниться с собравшимися, ему не дали говорить. На большой, заполненной до краев людьми площади вступили в свои права экстремальные факторы, определяющие поведение толпы, чреватые безрассудными, ничем не контролируемыми поступками. Распространился слух, будто делегаты предприятий после возвращения из Варшавы были арестованы и содержатся в центральной городской тюрьме. Группа демонстрантов бросилась туда, разоружила охрану, освободила заключенных и овладела огнестрельным оружием и ручными гранатами, хранившимися в тюремном арсенале. Оружие немедленно разобрали, большая его часть попала в руки молодежи, подчас несовершеннолетней. Были захваты и других объектов: в помещении городского суда жгли судебные акты, в здании, где находились устройства для глушения западных радиопередач, их демонтировали и выбросили на улицу. Небольшая группа людей попыталась разогнать сотрудников городского комитета ПОРП. Словом, на улицах царили хаос и экстремизм. Около воеводского управления безопасности произошло то, о чем историки-исследователи и участники событий спорят до сих пор: началась перестрелка между демонстрантами и сотрудниками спецслужбы, причем по-прежнему остается неясным, кто первым открыл стрельбу. Выстрелы стали сигналом к началу вакханалии, которая прекратилась только тогда, когда в город прибыли регулярные части Войска Польского — танки, бронетранспортеры и пехота. Во время перестрелки, особенно после того, как по указанию Охаба был отдан приказ в случае необходимости открывать огонь на поражение, погибли люди. Таких было, по уточненным подсчетам, 57 человек. Раненых насчитывались сотни. Это был страшный итог того, что имело место в Познани 28 июня 1956 г.⁷

С 15.00 до 17.00 городской центр находился во власти стихии. Сразу в нескольких местах шла перестрелка. Группы вооруженных людей, как в военной форме, так и в гражданской одежде, сновали по улицам. Врачи и сестры милосердия медицинских учреждений старались оказывать первую помощь раненым и уносили погибших. К этому надо добавить, что на улицах было немало людей, наблюдавших за происходившим. Не удивительно, что в обстановке общего психоза произошло несколько случаев самосуда. К вечеру центральная часть города представляла собой удручающую картину: подожженные нападавшими танки и бронетранспортеры, опрокинутые трамваи, баррикады на некоторых улицах — все это напоминало поле сражения недавно закончившейся войны. Отдельные выстрелы в разных пунктах города слышались еще 29-го, а в пригородах Познани — и 30 июня. Однако в целом удалось стабилизировать положение. Артиллерийская, пулеметная и автоматная стрельба закончилась. Начались следственные разбирательства и судебные процессы над теми, кого, по настоянию прокурорского надзора, обвинили в уголовных преступлениях.

В исторической памяти польского народа события 28 июня 1956 г. оставили глубокий след. В современной историографии они оцениваются по-разному. Одни исследователи считают, что это был антигосударственный бунт, другие называют их всеобщим восстанием против коммунистической системы. Бесспорно только одно: случившийся социальный взрыв не был случайным, тем более — инспирированным извне, как об этом сообщали некоторые средства польской и советской массовой информации. Во многом эти события объяснялись неадекватностью действий высших партийных и государственных органов ПНР. Превентивных мероприятий, направленных на улучшение жизненных условий рабочих, не проводилось. Законодательство ПНР не предусматривало более или менее эффективных мер для урегулирования конфликтов на социально-экономической почве. Улаживание производственных споров возлагалось на профессиональные союзы, но они уже давно и жестко контролировались партийными органами. На злоупотребления администрации предприятий те и другие смотрели сквозь пальцы.

Польские высшие партийные руководители допустили, как выяснилось позднее, ошибки в выстраивании тактической линии по «усмирению» Познани. Уже вечером 28 июня Польское агентство печати опубликовало сообщение, в котором говорилось о том, что «империалистическая агентура и реакционное подполье» использовали экономические трудности на предприятиях города и что «агентам врагов удалось спровоцировать уличные беспорядки». Прибывший в Познань глава польского правительства Циранкевич, выступая вечером 29 июня по радио, также оценил все произошедшее днем раньше как провокацию реакционного подполья. Он угрожал репрессиями в адрес участников манифестаций⁸. Бесспорно, премьеру следовало подыскать более корректные слова в отношении людей, справедливо выражавших свой протест. Однако средствам массовой информации была предложена именно та трактовка событий, которую он озвучил. Она перекочевала затем в печать СССР и некоторых других зарубежных стран. Данная оценка беспорядков в Познани сохранялась еще некоторое время, пока не была дезавуирована в октябре 1956 г., уже в совершенно иной политической обстановке.

Массовые волнения в Познани сыграли значительную роль в дальнейшем развитии общеполитической ситуации в Польше, в частности в размежевании внутри центрального руководства ПОРП. Опасаясь дальнейшего нарастания недовольства в стране, руководство правящей партии решило рассмотреть наиболее актуальные политические и хозяйственные вопросы на пленарном заседании ЦК ПОРП. Оно состоялось 18—28 июля 1956 г. Первоначально предполагалось заслушать доклады Э. Охаба о политическом положении в Польше и Ю. Циранкевича о проблемах хозяйственного развития.

Однако массовые волнения в Познани изменили и сроки проведения, и повестку дня VII пленума. Не многие пленумы ЦК ПОРП в 1950-е годы вызывали столь пристальный интерес поляков, как этот, информация о ходе его работы становилась достоянием не только членов ПОРП, но и Объединенной крестьянской и Демократической партий, молодежных, общественных организаций, армии. Так, стало известно, что помимо внутриполитических и экономических проблем пленум обсуждал возможность реабилитации В. Гомулки и его возвращения к политической деятельности. Естественно, речь шла и о беспорядках в Познани, что более всего волновало всех без исключения граждан страны. Обе эти проблемы требовали скорейших конкретных решений, поскольку широко и пристрастно обсуждались, накаляя общественную атмосферу.

Из зала заседаний поступала информация, свидетельствовавшая о размежевании среди членов Центрального комитета. Противостояли две группировки, которые заявили о себе примерно в 1955 г. Одна из них, в скором времени получившая название «пулавяне» (от названия варшавской улицы Пулавской, где проживало несколько участников группы), высказывалась в пользу реформ в стране и в правящей партии; другая, так называемые «натолинцы» (от названия варшавского пригорода Натолин, где они встречались в старинном особняке), стояла на консервативных позициях, т. е. считала, что не следует ничего менять в курсе и методах управления обществом. Бесспорно, однако, что ни один из участников названных группировок не ставил под сомнение социализм как общество социальной справедливости. Различия имели скорее тактический характер.

По мнению известного политика и историка А. Вербляна, в группировку «пулавян» входили член Политбюро ЦК ПОРП Р. Замбровский, первый заместитель председателя Государственной комиссии экономического планирования, член ЦК Л. Касман, первый секретарь Варшавского комитета ПОРП С. Сташевский, член Секретариата ЦК и главный редактор газеты «Трибуна люду» Е. Моравский и др. В тесном контакте с ними были председатель Совета министров ПНР, член Политбюро ЦК ПОРП Ю. Циранкевич, министр иностранных дел, кандидат в члены Политбюро ЦК А. Рапацкий, заместитель председателя Совета министров, член ЦК С. Ендриховский и, после некоторых колебаний, первый секретарь ЦК ПОРП Э. Охаб. Они были сторонниками умеренной демократизации и независимой политики в отношении СССР. «Пулавяне» полагали, что достаточно внедрить демократические принципы во внутрипартийную жизнь, строго придерживаться выборности партийных властей и их ответственности перед партийными массами, чтобы поставить преграду персональной диктатуре. Они выступали за свободу слова, рабочее самоуправление, либеральную политику в области культуры и науки, экономические реформы, включая элементы рыночной экономики. Это привлекало к «пулавянам» многих молодых членов партии, интеллигенцию и студенчество, а также бывших членов ППС.

«Натолинцами» считались председатель Государственного совета Польши, член Политбюро ЦК ПОРП А. Завадский, первый заместитель председателя Совета министров, член Политбюро ЦК З. Новак, заместитель председателя Совета министров, заместитель министра национальной обороны и начальник Главного политического управления Генерального штаба Войска Польского, член ЦК К. Виташевский, член Политбюро ЦК, председатель Центральной комиссии партийного контроля ПОРП Р. Новак, председатель Центрального совета профессиональных союзов, член ЦК В. Клосевич, министр химической промышленности, кандидат в члены ЦК Б. Руминьский и др. К ним был близок министр национальной обороны, член Политбюро ЦК К. Рокоссовский, их поддерживали многие первые секретари воеводских комитетов ПОРП, например, кандидат в члены ЦК С. Бродзиньский (Краков), кандидат в члены ЦК Я. Труш (Гданьск). Основной идеологический постулат «натолинцев» можно сформулировать так: социализм это то, к чему надо стремиться, невзирая на многие ошибки, допущенные в ходе строительства социалистического общества; в ошибках повинны конкретные люди, изменившие делу социализма, и именно они должны понести суровое наказание⁹.

Пленум заслушал доклад Охаба «О политической и экономической ситуации и об узловых задачах партии». Докладчик начал с анализа июньских событий в Познани, обратил внимание на недостаточные усилия государства в решении социальных проблем, слабое политическое руководство со стороны воеводского комитета ПОРП и низовых партийных организаций, чем воспользовались «смутьяны и демагоги», организовавшие забастовки и демонстрацию, а «контрреволюционное подполье» спровоцировало кровавые столкновения¹⁰. Это была принципиально иная политическая оценка познаньских событий, поскольку первоначально в высших партийных и военных кругах преобладало мнение, будто беспорядки инспирированы зарубежными антипольскими центрами. В дискуссии по докладу выступило 95 человек.

Горячо обсуждался также вопрос о возвращении Гомулки в партию и «большую политику». Накануне открытия пленума Гомулка направил в Политбюро ЦК письма, в которых заявил, что категорически не согласен с решениями партийных инстанций о так называемом правонационалистическом уклоне и требует выслушать его объяснения. В итоге обмена мнениями на пленуме определились две позиции: 1) пригласить Гомулку и выслушать его претензии к партийному руководству; 2) не приглашать, чтобы не усложнять ход заседаний. Абсолютное большинство участников пленума высказалось за его восстановление в ПОРП.

Не менее горячие споры вызвала ситуация в средствах массовой информации, особенно в периодической печати, которая стала себе позволять «слишком много». В центре критики на пленуме оказался даже центральный орган партии газета «Трибуна люду». Но больше всего критических замечаний выпало на долю варшавских еженедельников «По просту», «Нова культура» и «Пшеглёнд культуральны», где то и дело появлялись в публикациях антисоветские акценты, ставилось под сомнение строительство социализма в СССР, поднимались другие, раздражавшие советских партийных и государственных руководителей темы.

Экономические проблемы Польши, рассмотренные в докладах Охаба и Циранкевича, большого интереса у участников заседания не вызвали. Зато эта тема затрагивалась в печати. «Чего ждало общество от пленума? Какие выдвигало требования? — риторически вопрошал студенческий еженедельник "По просту" 5 августа 1956 г. — Оно ожидало прежде всего разработки программы оздоровления нашего народного хозяйства»¹¹. Но такой документ не был подготовлен. Большинство участников пленума возложило ответственность за провал экономической политики на члена Политбюро ЦК ПОРП Минца. Некоторые из выступавших в дискуссии предложили ему уйти в добровольную отставку, что и произошло в октябре 1956 г. VII пленум исключил из состава Политбюро Я. Бермана, главного идеолога и куратора служб государственной безопасности, признанного ответственным за нарушения законности в стране в 1948—1956 гг. В заключение работы пленум произвел персональные перестановки в партийных верхах. Членами Политбюро ЦК ПОРП стали Э. Герек, первый секретарь воеводского комитета партии в Ополе Р. Новак и А. Рапацкий, кандидатами в члены Политбюро — С. Ендриховский и министр легкой промышленности Э. Ставиньский. Членом секретариата ЦК избрали В. Яросиньского. Некоторое обновление политического руководства означало укрепление позиций «пулавян», а также центристов, и в их числе Охаба, что предвещало перевес группировки в ходе подготовки и проведении очередного пленума партии.

VII пленум ЦК ПОРП, споры, которые там ежедневно то разгорались, то ослабевали, усугубили и без того напряженную общественно-политическую обстановку в стране. К этому добавился приезд советской делегации для участия в праздновании годовщины провозглашения 22 июля 1944 г. Манифеста ПКНО. Выступая на торжественном заседании представителей польской общественности, глава делегации председатель Совета министров СССР Н.А. Булганин безапелляционно заявил, что волнения в Познани были спровоцированы «вражескими агентами». В Польше такого рода высказывания были восприняты крайне негативно. Заявление советского премьера не оставил без внимания и дипломатический корпус в Варшаве, посчитавший его высказывания нравоучением по адресу поляков, бесцеремонным вмешательством в их внутренние дела¹².

После VII пленума ЦК ПОРП для многих поляков стало очевидным, что Польша ускоренным темпом продвигается к политическому кризису. Вторая половина октября 1956 г. это подтвердила.

Примечания

*. Некоторые польские историки утверждают, что на площади было «около 100 тыс. человек» (см., например: Albert A. [Roszkowski W.]. Najnowsza historia Polski. 1918—1980. Londyn, 1989. S. 712; Karwat J., Tyschler J. Poznań — Budapeszt. Poznań, 2006. S. 32). На наш взгляд, это явное преувеличение.

1. Dokumenty centralnych władz Polskiej Zjednoczonej Partii Robotniczej marzec-listopad'56 // Seria «Polska mniej znana». Warszawa, 2009. S. 11—152.

2. Bratny R. Karta demobilizacyjna Armii Krajowej // Nowe drogi. 1956. N 4. S. 41—53.

3. Karwat J., Tischler J. Poznań—Budapeszt. Poznań, 2006. S. 18, 16.

4. Torańska T. Oni. Warszawa, 2004. S. 80.

5. См. подробнее: Makowski E. Poznański Czerwiec 1956, pierwszy bunt społeczeństwa w PRL. Poznań, 2001. S. 20—50; Poznański Czerwiec 1956. Poznań, 1990. S. 67.

6. Machcewicz P. Polski rok 1956. Warszawa, 1993. S. 86—88.

7. Karwat J., Tischler J. Poznań—Budapeczt... S. 41—42; Jastrząb Ł. «Rozstrzelano moje serce w Poznaniu». Poznański Czerwiec 1956 г. — straty osobowe i ich analiza. Poznań, 2006. S. 208—225.

8. Trybuna Ludu. 1956. 29 czerwca; Czerwiec'56 // Kronika miasta Poznania. 2006. N 2. S. 145—148.

9. Werblan A. Stalinizm w Polsce... S. 161—167.

10. Protokoły z VI i VII Plenum Komitetu Centralnego Polskiej Zjednoczonej Partii Robotniczej z 1956 г. // Seria «Polska mniej znana». Warszawa, 2007. S. 47—83.

11. Цит. по: Władyka W. Na czołówce. Prasa w październiku 1956 roku. Warszawa; Łódź, 1989. S. 309—310.

12. Правда. 1956. 22 июля; Kula M. Paryż, Londyn i Waszyngton patszą na Październik 1956 г. w Polsce. Warszawa, 1992. S. 89—90.