III.3. Государство и Польская римско-католическая церковь: от содействия возрождению к конфронтации и присяге на верность власти

Монополия ПОРП на политическую власть была установлена в обществе, которое отличалось глубокой религиозностью. Если под монополией понимать власть абсолютную, что, по мнению американского историка Я.Т. Гросса, означает «лишение доступа к ней других сил, ...ликвидацию свободы действий... существующих или потенциальных центров коллективной жизни (или власти), организаций, независимых от организаций, разрешенных государством...», то власть ПОРП не была абсолютной по ряду причин. А. Верблян прав, когда пишет, что «моноцентричный политический строй, господствовавший в ПНР как квази-тоталитаризм в 1948—1955 гг. и позднее как квази-авторитаризм, проистекал отчасти из идеологии правившей партии, а отчасти из зависимости от СССР. Эта зависимость обусловливалась геополитикой, но далеко не все, что происходило в Польше в эти десятилетия, было следствием зависимости страны»¹. Не была прямым следствием внешнеполитической зависимости Польши и церковная политика ее правительства. Она обусловливалась мировоззрением, точнее идеологией, которую исповедовали члены ППР и ПОРП, прежде всего коммунисты, антиклерикальными позициями людовского и социалистического движений.

Прочные позиции в обществе главного национального вероисповедного института — Польской римско-католической церкви, сильного не только мировоззренчески, но и политически противника коммунистов, в первую очередь, диктовали особенности церковной политики рабочих партий. Этот претендент на выражение интересов нации оставался важнейшим фактором общественного бытия и жизни почти каждого поляка. Поэтому стратегия руководства ППР-ППС, затем — ПОРП состояла в оттеснении католической церкви на государственную периферию, превращении в зависимый от власти, а не от Ватикана, контролируемый элемент национального образа жизни. Поставленные задачи решались поэтапно.

Из войны и борьбы за восстановление страны католическая церковь, занимавшая сугубо патриотические позиции, выходила, расширив и укрепив свое влияние. Но с изгнанием гитлеровцев она оказалась в совершенно новых политических обстоятельствах. Налицо было не только решающее участие польских коммунистов в системе власти, но и советское военно-политическое присутствие. Отношение служителей церкви к этим реальностям — от настороженного до открыто враждебного, отражало настроения значительной части польского населения и определялось накопленным веками историческим опытом самой церкви. Помимо национально-политических мотиваций на позиции епископата и духовенства, которым была известна трагедия религиозных институтов в СССР, воздействовали опасения за судьбу католицизма в Польше.

Советское руководство располагало сведениями о масштабе духовного влияния католической церкви в Польше. Накануне вступления Красной Армии на территорию Польши Сталин 28 апреля и 4 мая 1944 г. принимал в кремлевском кабинете американского католического священника польского происхождения С. Орлеманьского. Обсуждались ключевые проблемы страны, будущее советско-польских отношений, церковная политика после освобождения Польши. Сталин, имея в виду политическую ориентацию церкви на правительство в Лондоне и причастность духовенства к антигитлеровскому подполью, дал понять, что будущее церкви зависит от ее же позиции. Одновременно он заверил ксендза, что «никаких религиозных репрессий не должно быть и не будет. Советское правительство предпримет репрессии против тех, кто преследует религию». Эта линия была закреплена 31 августа 1944 г. постановлением Государственного Комитета Обороны № 6282с: командованию советских войск на территории Польши запрещалось, как и в других странах региона, «препятствование исполнению религиозных обрядов и разрушение молитвенных храмов». Советская сторона подчеркивала уважение чувств и прав верующих поляков и свое невмешательство в церковную жизнь при условии соблюдения служителями церкви норм военного времени и непричастности к деятельности подполья. Возвратившись в США, ксендз с согласия своего собеседника обнародовал содержание разговора в Москве и заявил, что советский лидер «весьма расположен по отношению к католической церкви... маршал Сталин не потерпит каких-либо нарушений в этом отношении». Такая информация получила достаточно широкий резонанс в США и странах Европы. Но «сигнал», посланный из Москвы епископату Польской католической церкви и Ватикану, остался без официального ответа².

Сталинская ориентировка на контакты с католической церковью соответствовала пониманию проблемы польскими коммунистами. В Манифесте ПКНО провозглашались свобода и равенство всех вероисповеданий, но отсутствовало положение Конституций 1921 г. и 1935 г. о главенстве и привилегированном положении этой церкви в государстве. Тем не менее, в первые послевоенные годы коалиционная власть демонстрировала стремление к взаимодействию прежде всего с католической церковью и содействовала ее духовенству в выполнении вероисповедных функций. По настоянию коммунистов было сохранено право на обрабатываемые земли, находившиеся в церковном владении до войны. Правительство финансировало религиозную печать и десятки выходивших массовыми тиражами католических периодических изданий, доля которых составляла около 11% всей периодики страны. Правительство оказывало финансовую и материальную помощь духовенству, содействовало восстановлению разрушенных и возведению новых храмов. Дотации на эти цели составляли немалые суммы. Открылись Люблинский католический университет, теологические факультеты в Варшавском и Краковском университетах. Возобновилось обучение в духовных семинариях, преподавание религии в школах. Институт капелланов воссоздавался в детской организации — Союзе харцеров, в больницах, тюрьмах, расширялся в армии. В 1946 г. организационные структуры церкви были восстановлены в новых границах государства. Высшее католическое духовенство представляли 2 кардинала, 4 архиепископа, 30 епископов, а также 5 апостольских администраторов на новых землях. В стране функционировали 22 диоцеза (епархии) и 3 митрополии — Краковская, Гнезненско-Познаньская и Варшавская; насчитывалось около 6 тыс. парафий (приходов) и более 7 тыс. ксендзов. Все это подтверждало, что коалиционная власть, где главные позиции имела партия с атеистической идеологией, воздерживалась от наступления на церковь и стремилась наладить взаимодействие, привлекая ее к участию в восстановлении страны. Такой прагматизм в церковной политике находился в русле тех советов, которые поступали из Москвы в 1944 г. и позднее. Сталин рекомендовал польскому правительству не отталкивать клир, если он ищет контактов, облегчать ему эти поиски³.

Главными фигурами Польской католической церкви были кардинал А. Хлонд, который покинул Польшу в сентябре 1939 г. и возвратился лишь 21 июля 1945 г., и митрополит, архиепископ Краковский, с 1946 г. кардинал А. Сапега, весь период оккупации находившийся в стране. Они определяли политику епископата, общую атмосферу в церкви и католической среде. Иерархи исходили из того, что пребывание коммунистов у власти не продлится долго, и считали нужным «пережить», «переждать», не вступая с правительством в открытый конфликт, но сохраняя независимость от власти и привилегированное место в государстве.

Весной 1945 г. Гомулка определил отношение служителей культа к власти однозначно: «Костел в своей массе не поддерживает временное правительство. Есть только отдельные ксендзы, которые активно участвуют в работе демократической Польши. Но это отдельные случаи». Мнение лидера ППР подтвердилось летом 1945 г., когда епископат не уведомил правительство о прибытии примаса — кардинала Хлонда — в резиденцию в Познани, минуя столицу страны. Сообщение о том, что в этом городе находится папский легат, получили лишь советский комендант(!) и власти воеводства. Первые «шаги» А. Хлонда на польской земле были восприняты в Варшаве как пренебрежительное отношение к правительству. Кроме того, вызвали резкую реакцию последовавшие кадровые решения главы церкви. Располагая чрезвычайными полномочиями, полученными от папы Римского, примас подтвердил временные полномочия прежних апостольских администраторов в пяти диоцезах, располагавшихся на отошедших к Польше территориях Германии. Польское правительство сочло, что церковь таким образом демонстрирует свое отношение как к «временным» и к действующей польской власти, и к новой польско-германской границе. Возникла долгосрочная «болевая точка» во взаимоотношениях польского правительства и епископата. Москва была солидарна с правительством Э. Осубка-Моравского в оценке решений примаса, видя в них проявление враждебной политики Ватикана «против существующего в Польше строя»⁴. За решением по пяти диоцезам на новой государственной территории Польши Варшава обоснованно усматривала согласие Ватикана на такой шаг. Это послужило поводом к разрыву польским правительство 12 сентября 1945 г. отношений с Ватиканом, причем разрыв был инициирован социалистами и людовцами, представлявшими традиционно антиклерикальные движения. Польские коммунисты занимали в этом вопросе более осторожную позицию, но инициативу поддержали. Отказ от Конкордата (договора), заключенного между правительством Польши и Святым престолом в 1925 г., позволял послевоенной светской власти не считать себя связанной данными тогда обязательствами государства перед Ватиканом и видеть Польскую римско-католическую церковь организационно независимой от папы Римского. Как говорил министр юстиции социалист Г. Свентковский, денонсация договора с Ватиканом дает «людям право выбора между религией и атеизмом», помогает расчистить и облегчить продвижение к отделению церкви от государства. Однако последствия разрыва конкордата выглядели не столь однозначными. Святой престол получал дополнительные аргументы в пользу сохранения дипломатических отношений с правительством в эмиграции. Не исчезала и перспектива назначения новых епископов в Польше без согласования с Варшавой. Это были серьезные политические потери, устранить которые Б. Берут пытался в 1945—1946 гг., безуспешно предлагая Ватикану переговоры о восстановлении отношений. Что касается позиции Москвы, то здесь по меньшей мере знали о планах правительства Польши денонсировать Конкордат. Нельзя исключить и согласования этого шага с советским руководством. Дальнейшие события подтверждали, что действия правительства не остановили стремления епископата противостоять намерениям власти ограничить влияние церкви, в первую очередь — в сфере просвещения и воспитания молодежи⁵.

Летом—осенью 1945 г. в результате расширения правительственной коалиции за счет представителей ППС-ВРН и СЛ-РОХ, возвращения примаса Польши из эмиграции в стране складывалась новая политическая ситуация. Быстрое оформление оппозиционной ПСЛ, широкая общественная поддержка, оказанная С. Миколайчику, и стремительный рост рядов этой партии зимой 1945 г. определили политическую ставку епископата на скорое, после выборов в сейм, изгнание коммунистов из правительства и переход власти к ПСЛ. На таком политическом фоне А. Хлонд 28 октября 1945 г. призвал поляков «не бояться новых общественных перемен, если будут уважаться принципы неизменной христианской морали», и предупреждал власть: «Католический народ ожидает, что новая государственность будет овеяна христианской мыслью... Польша раньше, чем другие народы, найдет в своем горячем и христианском патриотизме соединение здравой революционности времени с верой народа»⁶.

Между тем в стране вступали в действие декреты, утверждавшие атрибуты светскости государства. В конце 1945 г. были изданы законы о создании государственных управлений по делам гражданского состояния и введении в качестве приоритетных гражданских браков и разводов; преподавание религии в государственных школах становилось факультативным; чиновники и судьи приносили присягу на верность «польскому демократическому государству», не упоминая при этом Бога. Изменения, внесенные в семейное право и преподавание религии, денонсация Конкордата, с одной стороны, и ориентация иерархов на оппозиционную ПСЛ, с другой, делали неизбежными обострение отношений между властью и епископатом.

Еще с середины 1944 г. выработка политики в отношении церкви находилась в компетенции Политбюро и секретариата ЦК ППР. Исполнительными функциями наделялись соответствующие структуры ПКНО, затем Временного правительства и правительства национального единства. С 1945 г. это были департаменты в Министерстве общественной администрации и Министерстве общественной безопасности и их подразделения на местах. Они должны были обеспечить достижение главной для 19451946 гг. политической задачи: не допустить дестабилизации в стране и изоляции партии в правительстве и обществе. Предстояло удержать епископат от перехода в открытую оппозицию, а рядовое духовенство от прямого участия в борьбе на стороне конкурентов и противников власти рабочих партий. Это была важнейшая проблема, все труднее разрешимая только политическими средствами. По некоторым сведениям в первые послевоенные годы связь с подпольем имели до 300, а под арестом находились до тысячи представителей духовенства. Наиболее активное участие служителей культа в подпольной деятельности отмечалось в Жешовском, Белостокском, Варшавском и Краковском воеводствах.

Главную роль в репрессиях против ксендзов и особенно монахов, причастных к «лесу», исполняла польская госбезопасность. Но первые аресты отдельных ксендзов, «которые активно помогают аковцам в их подпольной деятельности, скрывают нелегалов, помогают выпускать подпольные брошюры и т. д.», были произведены в ноябре 1944 г. советской контрразведкой в связи с «настоятельной необходимостью... исключить использование служителей культа... в политических целях». В 1945—1947 гг., по неполным данным МОБ, госбезопасность выявила около 100 фактов «непосредственного участия ксендзов в нелегальных организациях и террористической деятельности»; амнистией, объявленной властью в те годы, воспользовались лишь 23 из них⁷.

Между тем в церковной политике рабочих партий, наряду с разнообразной поддержкой возрождения религиозной жизни прихожан и служителей церкви, с подавлением связей духовенства с подпольем, обозначилась цель не допустить оформления политических институтов, так или иначе связанных с католической церковью. В 1945 г. была пресечена попытка легализовать правую националистическую партию — Стронництво народове (СН). В 1946 г. не стала реальностью поддерживавшаяся вначале епископатом идея восстановления довоенной христианской демократии как выразительницы интересов церкви и верующих на политической арене. Незначительная ее часть (СП) взаимодействовала с властью, отчасти контролировалась коммунистами, но не считалась важным партнером в деле налаживания сотрудничества со светскими католиками. ППР же была заинтересована в том, чтобы возрождение традиционного в Польше движения светской католической общественности происходило под ее контролем. Уже весной 1945 г. директор издательства «Чительник» коммунист Е. Борейша, формулировавший и активно проводивший политику ППР в сфере культуры, ведущий публицист партии, выполнял миссию посредника между властью и интеллигенцией, в том числе католической. Он убеждал представителей интеллектуальной элиты сотрудничать с властью, встречался с архиепископом А. Сапегой, дважды, правда, безуспешно, беседовал с группой светских католических деятелей, придерживавшихся разных политических взглядов. В беседах участвовали представители эндеции и хадеции межвоенного времени: А. Бохеньский, С. Стомма, Е. Турович, В. Кентжиньский, А. Велепольский и др. Борейша просил их призвать участников подполья выйти «из леса». Они ставили трудные вопросы о советском присутствии в Польше, репрессиях, этатизации общественной жизни, просили о встрече с Берутом. Диалог не сулил власти столь нужные, политически быстрые успехи. Но летом 1945 г. по согласованию и при содействии советских спецслужб польские спецслужбы создали вокруг фигуры в довоенное время радикально правого политика Б. Пясецкого^* подконтрольную ППР группу «прогрессивных» католиков. По мнению польского историка Е. Красуцкого, Е. Борейша «некоторое время являлся опекуном группы Пясецкого», финансово поддерживая еженедельник «Дзись и Ютро». Пясецкий, со своей стороны, считал необходимым включиться в новую политическую жизнь «как один из элементов широко понимаемого правящего лагеря», чтобы «изменить отношение [поляков] к СССР, больше руководствуясь жизненными потребностями, чем велением сердца». По его словам, «идея и реализация социальной революции в Польше принципиально сближала [католиков] с программой Временного правительства». Пясецкий принимал на себя роль «связного» между властью и епископатом, организатора обсуждения в католической среде проблемы «христианского социализма», сосуществования католицизма и коммунизма, сотрудничества «католиков с материалистами». В 1947 г. при поддержке власти появилась ежедневная газета «Слово повшехне»⁸.

Воздействие группы Пясецкого на католическое сообщество оставалось скромным. Большим влиянием пользовались те светские католические деятели, которые группировались в основном вокруг краковского еженедельника «Тыгодник повшехны». Они призывали поляков выйти из «леса» и работать во имя восстановления страны, освоения новых территорий, руководствуясь католической верой и христианской моралью (Е. Турович, Е. Завейский, С. Стомма и др.). Но и они не оказывали серьезного влияния на отношения церкви и государства. Позиции церкви формулировались епископатом, который радел за сохранение своей роли в стране, поэтому действовал с большой осторожностью. Это отчетливо проявилось во время выборов в сейм в январе 1947 г., когда в условиях жесточайшего давления власти на ПСЛ епископат, выступая как «теневой» оппозиционер, не призвал поляков к бойкоту выборов.

Избежав срыва голосования, имея реальные успехи в борьбе с антиправительственным подпольем, власть сочла возможным переходить в наступление на позиции церкви. Появились симптомы приближения нового этапа в государственно-церковных отношениях. Среди них — принятие сеймом Малой конституции. На появление документа, где отсутствовало положение о главенствующей роли католической церкви среди прочих вероисповеданий, епископат отреагировал 14 марта 1947 г. специальным посланием правительству. Церковь настаивала на сохранении христианского облика польского государства, требовала гарантий преподавания религии в школе, независимости от государства института, живущего по собственной юрисдикции⁹.

Отвечая на послание епископата, суть которого Я. Берман определил словами «костел в Польше нагло лезет не в свои дела», правительство не продемонстрировало намерения «полностью разорвать контакт, который установился с костелом во время выборов». Но дело явно шло к обострению отношений. Закончилась неудачей попытка власти в обход польского епископата прозондировать ситуацию в Ватикане: Святой престол требовал полного восстановления своих позиций в Польше. Не дали результатов и встречи представителей епископата с министром общественной администрации, коммунистом В. Вольским. 1 октября 1947 г. вопрос «О костеле» рассматривался в Политбюро ЦК ППР. Следом, 13—15 октября состоялось общегосударственное совещание руководящих кадров госбезопасности, где министр С. Радкевич назвал клир «наиболее организованной реакционной силой, выступающей против лагеря демократии. Это наиболее могущественная сила в Польше, с которой мы еще не потягались. Перед нами стоит трудная задача...». Ю. Брыстигер, руководитель департамента, наблюдавшего за ситуацией в церкви, предложила совещанию развернутую программу действий. В ней преобладали силовые методы, включая репрессии. Предусматривались организация раскола клира, постоянная слежка за духовенством «с целью выявления тех, кто сотрудничал с подпольем..., установление их связей с эндеками, хадеками, ПСЛ и "Вицы"», «систематическая и всесторонняя агентурная разработка» церковной администрации, от епископских курий до приходов и орденов. Особое «внимание» предлагалось уделить деятельности монастырей и светских католических и церковных благотворительных организаций вплоть до их роспуска, «наблюдать и разрабатывать с помощью молодежной агентуры школьных преподавателей катехизиса», «решительно и безусловно противостоять проникновению клира и католических организаций в рабочую среду» и молодежные организации. В конце 40-х годов в реализации этой политики уже были задействованы около 2 тыс. оперативных работников министерства и 4 тыс. информаторов¹⁰.

Это означало принципиальную смену курса партии в конфессиональной сфере. Но опасаясь, что такая постановка вопроса может быть воспринята в низовых структурах госбезопасности как призыв к немедленным действиям, Радкевич разъяснял, что «клир — это не ПСЛ, и с ним так легко дело не пойдет», что нельзя перескочить через определенные этапы, надо постепенно производить аресты и организацию политических процессов, всесторонне исследовать материальную базу клира. Вскоре началась реализация выработанной коммунистами программы действий. В ноябре 1947 г. и в январе 1948 г. премьер-министр Ю. Циранкевич публично предупредил епископат, что правительство не потерпит вмешательства костела в политическую и общественную жизнь. Был закрыт католический еженедельник «Тыгодник Варшавский», арестованы его редакторы во главе с ксендзом З. Качиньским, заблокированы попытки светских и некоторых церковных кругов создать легальную партию, опирающуюся на христианские ценности и национальные традиции. В конце 1948 г. в тюремном заключении по политическим причинам находились от 100 до 400 священнослужителей¹¹.

Вместе с тем коммунисты предусматривали «мирное» направление в церковной политике. В ноябре 1947 г. Политбюро ЦК ППР поручило Я. Берману подготовить платформу для контактов с представителями епископата и делегировать «для предварительных переговоров» В. Вольского. Но этот замысел тогда не получил развития. Польское правительство прекратило попытки восстановить отношения с Ватиканом, отменило некоторые финансовые льготы для церкви, приняло ряд мер к ограничению ее воздействия на верующих.

1 марта 1948 г. папа Римский выступил с Обращением к немецким епископам, где призывал мировое сообщество «прийти на помощь стране в деле ее восстановления», «простить и забыть» военные преступления Германии, которая становится важным элементом формирующегося западного блока. В польском обществе такие призывы ассоциировались с покушением на западные границы и не могли быть приняты. Клерикальное СП констатировало, что «польские католики... в политических вопросах... будут руководствоваться государственными делами, которые представляет польское правительство»¹².

Руководство страны воспользовалось ситуацией, созданной Обращением папы Римского. Развернулась массовая пропагандистская кампания, прошли митинги и демонстрации в поддержку западных границ, папу обвиняли в том, что «он всегда отдавал предпочтение немцам в ущерб полякам». Прозвучал вопрос епископату «С кем идете? С нацией или с папой?». Иерархи, вынужденные маневрировать, ответили, что церковь не против папы, но за западные границы. Откликаясь на призыв президента Б. Берута высказаться «по вопросу о неразрывном единстве возвращенных земель с Матерью-Родиной», примас А. Хлонд 24 мая 1948 г. четко определил позицию церкви: «Не имеют основания утверждения, что Костел поддерживает ревизию границ Польского государства». Одновременно кардинал сделал созвучные массовым общественным «вкусам» политические замечания в адрес ППР и советской стороны: «Костел хотел бы, чтобы мирные договоры не уменьшали бы [территории] Польши, чтобы были предусмотрены ее права на независимое существование, чтобы обеспечивали ей безопасность, а за нанесенный вред справедливую компенсацию»¹³.

Тем не менее диссонанс в позициях по вопросу о западной границе польского епископата и светских католиков, с одной стороны, и Ватикана, с другой, имел место. Попытка кардинала Сапеги его устранить, получив в Ватикане заявление о признании границы по Одре и Нысе, закончилась неудачей. Пий XII отказал, объясняя, что международные решения не входят в его компетенцию, но вскоре поддержал польский епископат, отменив по его просьбе законоположение 1926 г. о подчинении армейских и флотских капелланов директивам военного командования. Такое решение вызвало резкую реакцию ППР. «Чтобы заставить Епископат отказаться от его агрессивности», говорил Я. Берман 5 июня в советском посольстве, правительство намерено «нанести костелу несколько чувствительных ударов». Речь шла о принятых направлениях наступления на церковь: школьном и финансовом. Ставился вопрос и о церковной собственности, прежде всего земельной. Командованию Войска Польского было предписано не признавать новые кандидатуры капелланов. Последовал запрет властью традиционных посещений Рима для всех, за отдельными исключениями, польских иерархов¹⁴. В такой ситуации на фоне заметного ужесточения политики государства в отношении церкви произошла смена руководства в самой церкви.

В конце октября 1948 г. умер А. Хлонд и в начале января 1949 г. на пост примаса Ватиканом был возведен молодой епископ Люблинский Стефан Вышиньский. Хронологически его назначение главой церкви почти совпало с завершением процесса продвижения коммунистов к монопольной власти, с появлением новой политической силы — ПОРП и объявлением в декабре 1948 г. программы построения социализма в Польше. Новый курс в церковной политике был принят к исполнению в 1949 г. как часть этой программы. Преобразование страны по советской модели было невозможно без жесткого контроля партии за духовной сферой общества. Речь шла о превращении Польши, при сохранении свободы совести и убеждений, в светское государство путем отделения церкви от государства, утверждении светского принципа образования и светского характера общественных организаций. В Декларации, принятой на объединительном съезде, подчеркивалось: партия будет «решительным образом пресекать... все тенденции, направленные на использование религиозных чувств верующих..., на подчинение влиянию клира политической и общественной жизни страны». Решения съезда свидетельствовали, что ПОРП намерена добиваться контроля государства за церковью и принуждать епископат признать ее верховную власть. С этого времени, как правомерно считает польский историк Я. Жарын, действия власти были направлены на лишение церкви той общественно-политической роли выразителя национально-государственных и нравственных ценностей, которую она играла во II Республике и за сохранение которой теперь вступил в борьбу католический епископат¹⁵.

Раскол мира на два военно-политических блока, гонка вооружений, нарастание военной истерии, с одной стороны, и утверждение атеизма в качестве официального государственного мировоззрения, с другой, были теми объективными внешне- и внутриполитическими обстоятельствами, которые создавали угрозу сохранению традиционно сильных позиций католической церкви в духовной сфере и сознании поляков. Неизбежные противоречия в государственно-церковных отношениях должны были принять форму противостояния двух тоталитарных систем — католической и коммунистической. Еще в 1947 г. папа Пий XII, ранее официально декларировавший нейтралитет церкви, выступил с антикоммунистическим политическим заявлением: «Церковь не может открыто заключить компромисс с объявленным врагом Бога, [она] будет руководить людьми и народами и направлять их... на соблюдение своих обязанностей по отношению к Богу»¹⁶.

В отличие от А. Хлонда С. Вышиньский определял власть ПОРП как долговременную, поэтому считал необходимым «подобрать соответствующие средства для спасения костела». Он рекомендовал духовенству и верующим «проявлять большую сдержанность в открытом сопротивлении политике государства». «Атакующей» стороной в отношении церкви, как и в других странах советского блока, выступали коммунисты. Так, в протокольной записи вещания лондонского радио от 27 марта 1949 г. указывалось, что «...из Венгрии, Чехословакии и Польши непрерывно поступают сообщения, свидетельствующие о планомерной борьбе против церкви. ...Сообщается о тайной конференции, недавно состоявшейся близ Варшавы, ...[где] обсуждался вопрос о тактике борьбы [власти] против христианства и прежде всего против католической церкви. Было решено вначале избегать всего, что могло бы свидетельствовать о наступлении на религию. Но в то же время было решено предпринимать все, чтобы расколоть католиков и настраивать верующих против священников, а священников — против епископов... Из Польши также поступают сообщения, которые дают основания опасаться открытого конфликта между церковью и государством..., [что] рассматривается как непосредственный результат конференции, состоявшейся вблизи Варшавы». ПОРП располагала поддержкой части общества, политической властью и государственным аппаратом, что позволяло оказывать давление на церковь различными способами, включая принуждение силой. Как информировал Москву в начале 1949 г. посол В.З. Лебедев, отношения между костелом и польским правительством, действительно, обострялись¹⁷.

В январе 1949 г. при Политбюро ЦК ПОРП была создана специальная межведомственная комиссия во главе с членом Политбюро А. Завадским, которая выработала программу конкретных мер по вытеснению церкви из системы образования и воспитания. Отдельные члены «узкого» руководства ПОРП вновь выдвигали в качестве противовеса влиянию церкви идею создания на базе СП достаточно массовой организации, способной оказывать помимо епископата влияние на католические круги и побороться за отрыв католиков от ориентации на папу Римского как на верховную власть. Но единодушной поддержки руководства ПОРП и лидера СП Ф. Виды-Вирского она не обрела. Было признано, что такая партия будет «прибрана к рукам реакционными элементами» и с «первых шагов превратится в орудие польской реакции». Исходя из этих соображений идея была заблокирована, но в Москве интерес к церковной политике ПОРП заметно повысился. Здесь опасались появления в Польше более сильного врага, чем Миколайчик. К борьбе с влиянием церкви активно подключались органы госбезопасности. В феврале 1949 г. последовало развернутое решение секретариата ЦК ПОРП о работе Министерства общественной безопасности. Ведомству вменялась «разработка» католического клира, признанного врагом демократического строя, применение системы разнообразных мер, от средств принуждения до изоляции наиболее активных священнослужителей. По сведениям на ноябрь 1949 г., был арестован и находился в тюрьме 81 ксендз, а за 91, включая нескольких епископов, велось постоянное наблюдение¹⁸.

На изменение положения церкви в Польше Ватикан отреагировал уже в январе 1949 г. Формируя общий курс в отношении католических стран Восточной Европы, Святой престол порекомендовал С. Вышиньскому начать переговоры с польским правительством. В феврале 1949 г. кардинал Сапега, стремясь хотя бы приостановить наступление на позиции церкви, сделал такое предложение президенту Беруту. Правительственная сторона тогда не была заинтересована в официальных переговорах с епископатом, считала момент невыгодным и затягивала с ответом. Предпочтение было отдано фронтальному подавлению влияния церкви. В беседе 25 марта 1949 г. с советским послом Лебедевым Берман утверждал: «Главное, чего мы достигли, это перешли в наступление и притом открыто. Сейчас мы будем активно поддерживать эту линию..., а затем перейдем к другим мероприятиям (административного, финансового и другого порядка), ограничивающим чересчур распоясавшихся деятелей костела». Ряд конкретных решений был принят 25 апреля 1949 г. на заседании секретариата ЦК ПОРП. Комиссии Завадского предлагалось в течение недели собрать информацию об уплате налогов духовенством и о его собственности, подготовиться к конфискации больниц при монастырях и ликвидации Всепольской благотворительной организации «Каритас», находившейся в ведении церкви. Вскоре в ЦК ВКП(б) поступила информация о мерах, которые были запланированы польским руководством против «реакционного духовенства»: постепенное изъятие в пользу государства сети католических школ, детских домов, отторжение земельной собственности и радикальный подрыв экономической базы церкви. 5 июля 1949 г. распоряжением министра финансов вводилось налогообложение духовных лиц. В начале мая премьер-министр Ю. Циранкевич на заседании оргбюро ЦК ПОРП внес еще один акцент в церковную политику партии. Речь шла о «мобилизации широчайших слоев народа на борьбу против антинациональной, антинародной политики католической церкви в Польше, на борьбу за отрыв трудящихся от реакционного духовенства, выполняющего приказы Ватикана». В июне 1949 г. Радкевич на совещании в МОБ развил соображения премьер-министра и назвал основные методы решения «проблемы костела»: разоблачать «реакционную работу» клира, связанного с антиправительственным подпольем, и, главное, вести дело к расколу монолитности духовенства¹⁹.

На ограничение позиций церкви в Польше, как и в других странах Европы, и в особенности на попытки коммунистов создать проправительственные организации среди духовенства и светских католиков Ватикан отреагировал немедленно. 1 июля 1949 г. появился утвержденный папой Декрет об угрозе отлучения от церкви католиков — членов компартий и их добровольных и сознательных сторонников. Его издание ставило национальные епископаты и рядовых католиков в ситуацию неизбежного конфликта с властью. Для польского епископата это означало конфликт не только с властью, но и с той достаточно существенной частью прихожан, которая нашла свое место в новой реальности и вряд ли была готова с ним расстаться. ПОРП на рубеже 1948—1949 г. насчитывала более 1 млн членов, и среди них было немало верующих католиков. Они составляли массовую базу непрерывно расширявшегося госаппарата, служили в армии, милиции, внутренних войсках, органах безопасности, были членами новых профсоюзов, получили новый трудовой и социальный статус. Таким образом, не один миллион поляков был поставлен главой церкви перед моральным и политическим выбором. Вскоре в Ватикане возникли сомнения в продуктивности Декрета применительно к восточноевропейским католикам, осенью последовало его разъяснение: положения Декрета могли применяться к тем католикам, кто были активными партийными функционерами и «только в том случае, если человек высказывает полное согласие с марксизмом»²⁰.

Польское руководство ответило Ватикану готовностью принять вызов и перейти в наступление. В конце июля на очередном заседании актива МОБ обсуждались задачи ведомства «на новом этапе борьбы с клиром». Имелось в виду развертывание агентурной работы среди духовенства, слежка, сбор компромата на духовных лиц, «разработка» военных капелланов. Задача создания агентурной сети в церковной среде была трудной. Тем не менее весной 1950 г. власть располагала 65 агентами из более чем 30 тыс. служителей церкви, не считая информаторов и агентуры в околоцерковных кругах. В дальнейшем численность агентуры возрастала, но достигнуть желаемых результатов все же не удавалось. На заседании Политбюро ЦК ПОРП 23 июля был утвержден план последовательного достижения двух целей: создать среди католического духовенства «инициативную группу» сторонников правительства и добиться от всех ксендзов подписания специальной декларации о лояльности в отношениях с властью. Такие меры, как считалось, должны были привести к дезинтеграции костела и возможному расколу духовенства. Намеченная тактика действий получила поддержку в Москве. Во время встреч Б. Берута и Г. Минца с высшим советским руководством в начале августа 1949 г. Сталин напутствовал польских товарищей: «...не сделаете ничего, пока не добьетесь раскола на две отдельные и противостоящие друг другу группы... массовая пропаганда обязательна, но одна пропаганда не сделает того, что нужно. Без раскола среди клира ничего не выйдет... уголовное право нужно, но не оно решает...»²¹.

Упомянув пропаганду, Сталин имел в виду мощную политическую кампанию в Польше против духовенства, провокативным поводом для которой стало «люблинское чудо». 3 июля в кафедральном соборе г. Люблина была обнаружена плачущая икона Божьей Матери. 4 июля духовенство не признало факт «чуда» и 10 июля уведомило об этом верующих. Но слухи о «чуде» вызвали массовое паломничество в Люблин, произошли давка у собора, гибель и увечья людей. Милиция арестовала «зачинщиков», власти организовали выступления своих сторонников против «чуда»²².

Реагируя на человеческую трагедию, разыгравшуюся перед собором, польское правительство в заявлении 26 июля 1949 г. расценило Декрет Ватикана об отлучении как вмешательство во внутренние дела Польши и попытку противопоставить верующих граждан власти и государству. Епископату не разрешалось распространять текст Декрета на территории страны и исполнять его. В результате в течение лета 1949 г., по мнению правительства, создавалась ситуация, когда церковь была вынуждена обороняться, правительство скорректировало свою позицию, приняв предложение Вышиньского начать переговоры на уровне Смешанной комиссии. Такая комиссия была создана в конце июля 1949 г. Правительственную сторону в ней представляли член Политбюро ЦК ПОРП Ф. Мазур, министр В. Вольский и вице-министр обороны Э. Охаб. Церковь делегировала на переговоры генерального секретаря епископской курии генерального капитульного викария Варшавского архидиоцеза З. Хороманского, епископа Лодзинского, члена Главного совета епископата М. Клепача и епископа Плоцкого Т.Р. Закжевского. Трудные переговоры начались 5 августа 1949 г. Правительство усложнило ситуацию для епископата: в тот же день, 5 августа, был принят закон о защите свободы совести и вероисповедания, откровенно направленный против упомянутого Декрета Ватикана. Он предусматривал суровые тюремные наказания за посягательства на эту свободу. 11 августа у церкви были изъяты метрические книги, фиксировавшие рождение, вступление в брак и смерть прихожан, что ограничило ее юридические права. 18 августа последовало новое законодательное решение: усиливался контроль администрации и органов безопасности за религиозными шествиями и собраниями, в том числе в костелах. В этот период началось постепенное вытеснение религиозных обрядов из армии. Правительственная сторона добивалась поддержки епископатом ее внутренней и внешней политики в обмен на обещания смягчить церковную политику. Переговоры затягивались²³.

Тем временем весной—летом 1949 г. велась и осенью завершилась работа по созданию проправительственной группировки в среде рядового католического духовенства. Группа из 45 «ксендзов-патриотов» зарегистрировалась при организации военных ветеранов — Союзе борцов за свободу и демократию. В группу входили капелланы Войска Польского и рядовые священники, по разным причинам, в том числе под давлением органов госбезопасности, примкнувшие к церковной «оппозиции» епископату. Епископат справедливо увидел назначение этой группы быть орудием в руках властей для раскола церкви и ускорения процесса лишения ее независимости от государства. Численность группы «ксендзов-патриотов» и их сторонников в начале 1950 г. не превышала 1000—1200 человек, или около 10% приходского духовенства, из них активных было 250—300 человек. Расширить свои ряды и влияние в церкви она не смогла²⁴.

Во второй половине 1949 г. правительству удалось существенно ограничить позиции церкви в армии, закрыть начальные католические школы, детские сады и клубы, вынести религиозные символы из государственных учебных заведений, национализировать больницы при костелах, монастырях и церковных благотворительных организациях, а также церковные типографии и издательства, ограничить цензурой католическую печать, закрыть прием студентов в Католический университет в Люблине, удалить священников из тюрем. Под контроль государства переводились доходы храмов и духовенства, отменялись налоговые льготы церкви, вводилась обязательная регистрация монастырей, уставы которых подлежали контролю власти. Не обошлось без устрашающих и репрессивных действий. По данным советского посольства, с начала 1949 г. и до весны 1950 г. прошло свыше десятка судебных процессов, где в качестве обвиняемых фигурировали духовные лица²⁵.

В таких условиях переговоры Смешанной комиссии продвигались с трудом. Правительство, которое добивалось того, чтобы, по словам А. Завадского, «за пределами костела везде было государство», предлагало проект соглашения с епископатом, содержавший политические требования: признание церковью государственного порядка в стране, новой границы на Западе, невмешательство папы Римского в польские дела, разрыв духовенства с подпольем, а также признание того, что «коллективизация не противоречит католической религии». Со своей стороны правительство обязывалось не изменять сложившегося положения с изучением религии в школе, а также уступало по ряду иных вопросов.

Епископат проявил готовность признать «действительность современной Польши» и новую власть в стране основой договоренности с государством, но пункт о коллективизации оставался для церкви неприемлемым. В декабре 1949 г. переговоры прервались. Тем не менее, советский посол В.З. Лебедев констатировал, что «итоги борьбы [власти] с костелом в 1949 г. были вполне положительные»²⁶.

В начале 1950 г. правительство продемонстрировало решимость принудить епископат к отступлению и заставить пойти на соглашение на условиях государства. В январе, по причине обнаруженных финансовых нарушений, было введено принудительное управление в самой массовой, охватывавшей своей деятельностью всю страну, благотворительной организации «Каритас», которую возглавлял кардинал Сапега. Это сопровождалось штрафами и арестами нескольких сотен светских и духовных сотрудников организации. Управление столь авторитетной среди поляков организацией передавалось в руки «ксендзов-патриотов» и католиков, выступавших за взаимодействие с властью. Но на деле «смена караула» в «Каритасе» шла медленно, и к осени 1950 г. в новую организацию не перешли 525 из 1400 учреждений. Почти одновременно был созван съезд, положивший начало движению «ксендзов-патриотов», что должно было продемонстрировать разногласия среди рядового духовенства.

Но переломить ситуацию в церкви власти все же не удавалось. Епископат протестовал и против изъятия «Каритас», и против усилий расколоть единство священнослужителей. Общие итоги противостояния выглядели половинчатыми, что побуждало стороны к возобновлению переговоров. Они протекали в условиях сложных, прежде всего для епископата, который должен был выбирать между заключением компромиссного соглашения с властью и риском оказаться перед волной новых репрессий. Тем не менее компромисс состоялся. 4 апреля 1950 г. на встрече представителей епископата и правительства был согласован окончательный текст документа, который был подписан 14 апреля и опубликован 16 апреля. Епископат признавал власть, обязывался бороться с «преступной деятельностью подпольных банд», подтверждал признание польской принадлежности новых земель, обещал обратиться в Ватикан с просьбой установить здесь постоянную церковную администрацию. Существенными для правительства были две уступки епископата: «не противостоять созданию кооперативов в деревне» и признавать власть папы только в вопросах веры, морали и церковной юрисдикции. Епископат обязывался за внутрицерковными пределами руководствоваться «польскими интересами», соглашался с фактической потерей «Каритас», изъятием части его земельной собственности и с созданием государственного Костельного фонда, который будет «предоставлять соответствующие суммы» в распоряжение глав диоцезов. Этот фонд находился в ведении новой правительственной структуры — Управления по делам вероисповеданий, которое возглавил коммунист с довоенным стажем А. Бида, работавший в тесном контакте с ЦК ПОРП и госбезопасностью. Уступая правительству по принципиальным политическим и экономическим вопросам, епископат рассчитывал установить некие границы вмешательства государства в дела церкви и получить инструмент защиты от дальнейших посягательств на сферу образования и воспитания молодежи. Государство давало обязательства не нарушать сложившейся ситуации с преподаванием религии в школе, сохранить католические школы и университет. Подписанное Соглашение отражало временный компромисс, но с некоторым политическим перевесом в пользу правительства. 15 мая 1950 г. Берут писал Сталину: «На базе этого, полезного для нас компромисса, мы будем развертывать дальнейшее наступление с целью ограничения влияния католической церкви в стране»²⁷.

Следует отметить, что польский епископат подписал Соглашение без предварительного согласия на то Святого престола, который оказывался выведенным за пределы отношений церкви и государства в Польше. Он встретил это событие официальным молчанием. На самом деле его отношение к происшедшему было отрицательным, что выразилось в секретном письме госсекретаря Ватикана Д. Тардини к примасу Польши. Критиковались положения документа, касающиеся определения полномочий папы Римского и производственной кооперации в деревне. Ватикан учел позицию епископата и, не одобряя его действия, тем не менее, не предпринял шагов для разрушения договоренностей, достигнутых в Варшаве²⁸.

После заключения Соглашения установилось кратковременное и относительное затишье в отношениях государства и церкви в сфере образования, часть арестованных ксендзов была освобождена. Но в правительстве не считали политику давления на церковь законченной, поскольку не удалось добиться важной уступки, а именно согласия епископата на участие власти в утверждении кандидатур вновь назначаемых епископов. Не удавалось сразу привлечь церковь к Движению сторонников мира и к кампании по подписанию Стокгольмского воззвания в защиту мира вместе с правительством. В стране, испытавшей ужасы гитлеровской оккупации, миллионы поляков подписывали воззвание. Это ставило епископат, где отдавали себе отчет в политическом, просоветском и прокоммунистическом характере пропагандистского по сути мероприятия, в трудную ситуацию. При определении позиции церкви в данном случае над христианской моралью превалировала политическая мотивация: подписать воззвание означало взаимодействовать с властью, от чего епископат последовательно уклонялся. Вокруг Стокгольмского воззвания между правительством и руководством церкви разгорелась резкая полемика. Несмотря на разные способы давления власти на епископат, его пленарная конференция решила не принимать участия в кампании по сбору подписей и не публиковать информацию, отражающую отношение епископата к воззванию. Тем не менее епископат все же отступил от твердой позиции неучастия в политических делах государства. 22 июня 1950 г. церковь адресовала верующим документ под названием «Заявление епископата по вопросу мирного урегулирования отношений между народами», где говорилось: «Епископат правильно оценивает эту мирную акцию и поддерживает усилия в этом направлении». В конце июня — начале июля 1950 г. Стокгольмское воззвание подписали все епископы, от 50 до 73—75% духовенства и 50% монашествующих. Около 500 ксендзов, отказавшихся подписать воззвание, были отстранены властью от участия в воспитании молодежи²⁹.

Таким образом, власть, принудив епископат принять участие в политической акции на общем с правительством «поле», выиграла важный раунд борьбы за включение римско-католической церкви в новую реальность. Был получен дополнительный аргумент для воздействия на миллионы поляков-католиков. Вскоре последовал еще один успех коммунистов. Летом 1950 г. был подписан договор с правительством ГДР о признании границы по линии Одра-Ныса Лужицкая. В начале 1951 г. заканчивалась совместная работа двух стран по ее демаркации, что позволяло польской власти более решительно подойти к вопросу об установлении постоянной церковной администрации на новых землях. Подписывая Соглашение в 1950 г., епископат взял на себя такое обязательство, но медлил с его исполнением. Власть воспользовалась ситуацией, и правительство по указанию ЦК ПОРП 26 января 1951 г. организовало выборы постоянных капитульных викариев диоцезов в Гданьске, Ольштыне, Гожуве, Ополе и Вроцлаве. Отказы временных администраторов от своих постов были получены давлением власти и угрозами их «репатриации в СССР». Новые руководители избирались на следующий день из числа «ксендзов-патриотов». Приходские ксендзы тоже приобретали статус постоянных управляющих парафиями. Одновременно власть снизила налоговое бремя на духовенство этих территорий³⁰.

Кардинал Вышиньский, «как патриот и представитель папы Римского в Польше», руководствуясь интересом государства (западная граница) и сохранения единства духовенства, «обойдя» Ватикан, официально признал решение правительства о выборах церковной администрации на Западных землях. Он был поддержан епископатом, который 18 февраля 1951 г. уведомил «преподобное духовенство и верующих о предоставлении канонической юрисдикции» викариям, избранным капитульными Советами. Примас согласился и с принесением новыми викариями светской по форме и политической по сути присяги на «верность Польской Республике и ее народно-демократической власти», что произошло 9 февраля 1951 г. Викарии обещали не выступать против «существующего порядка и целостности границ Польши». Но последнее слово оставалось за Ватиканом. 3 февраля 1951 г. примас встретился с Берутом. Вышиньский намеревался (как утверждал Бида) предотвратить начало нового большого наступления на церковь. В польском руководстве сочли, что в интересах власти получить согласие Святого престола на совершенные перемены, и с этой целью предоставили кардиналу возможность поездки в Ватикан, чего он был лишен около трех лет. Взамен Вышиньский обещал «осудить деятельность подполья». Последнее было важно для власти, которую крайне беспокоили сохранявшиеся симпатии и память о подполье в сознании немалой части населения. Кроме того, осуждающая позиция примаса в адрес подполья могла использоваться властью для обоснования серии арестов представителей духовенства и тех расследований, где подследственными были ксендзы, монахи и светские католики. Так, 16—21 января в Кракове шел суд над «бандитами», два ксендза были осуждены на пожизненное заключение. 20 января 1951 г. был арестован «за коллаборационизм в годы войны», «шпионаж в пользу США и Ватикана» епископ Келецкий Ч. Качмарек³¹.

Таким образом, вмешательство правительства в кадровую политику епископата превращалось в реальность, что свидетельствовало о начале качественных перемен в модели отношений государства с руководством римско-католической церкви. В таких условиях епископат искал пути ее выживания как института. Он рекомендовал духовенству занимать такую позицию, которая не давала бы поводов для очередных нападок власти, быть «далеко от всех антигосударственных происков... сторониться подпольных организаций вне зависимости от того, каким целям они служат». Вместе с тем 5 марта 1951 г. З. Хороманьский убеждал члена Политбюро ЦК ПОРП Ф. Мазура в том, что дальнейшее отступление церкви невозможно без «потери лица», и тогда «епископат должен будет сказать и скажет non possumus^** — и дальше этого не пойдет». В ответ прозвучали твердые слова Мазура: «Мы будем устранять приходских священников, которые не хотят работать лояльно. Вы будете говорить, что творится насилие. Мы не отступим. Нам надо помочь, а не мешать. Мы не хотим схизмы, но пойдем на это. Интересы Польши этого требуют. Нужно крепко обо всем подумать. Не сумеет один епископ это сделать — сделают другие. Не суйте пальцы под нож. Разве примас этого не понимает? ...Примас едет в Рим. Но никакое половинчатое решение нас не устроит. Польский епископат должен больше слушать свою совесть, а не монсеньера Тардини». 2 апреля Вышиньский выехал в Рим и был дважды принят папой Римским. По возвращении в Варшаву примас 7 мая уведомил епископов об одобрении Ватиканом Соглашения с правительством и назначения 5 ординариев, то есть постоянных епископов. Такая информация была неточной. На Западных землях, строго говоря, Ватикан сохранял ситуацию «временности» как с точки зрения церковного управления, так и признания этих территорий польскими^***. Вместе с тем Ватикан посчитал нужным несколько сгладить предсказуемую реакцию правительства Польши на итоги визита примаса в Рим. Спутнику примаса кардиналу М. Клепачу было поручено известить польское правительство «о стремлении Ватикана к соглашению не только с правительством Польши, но и с правительствами других стран народной демократии, а также с правительством Советского Союза». С этой целью, сообщил Клепач, «папа мог бы послать своего уполномоченного в Варшаву для переговоров по этому вопросу, в первую очередь с польским правительством». Информация Клепача была доведена до сведения Берута и советского руководства. В итоге переписки между Варшавой и Москвой летом 1951 г. и по рекомендации Сталина правительство Польши известило Вышиньского о согласии принять миссию Ватикана. Документов, отражающих продолжение этого «сюжета», пока не обнаружено, но по косвенным данным можно предположить, что идея не получила развития в Риме³².

Летом и особенно осенью 1951 г. активизировалось наступление на позиции церкви в учебных заведениях: из ведения церкви изымались детские благотворительные учреждения, сокращалось число общеобразовательных школ, где преподавался закон божий. Попытки Пия XII и польского епископата вмешаться и остановить в Польше борьбу «не только с Костелом как таковым, но и с всякими проявлениями религиозной жизни и устремлений человека», были безуспешными. Правительство развивало наступление на позиции церкви в государственных структурах и активизировало поляризацию внутри католического сообщества. С ноября 1950 г. при Общепольском комитете сторонников мира начала работу Комиссия интеллектуалов и католических деятелей, где принимали участие известные ученые, священники и светские католики: декан теологического факультета Варшавского университета профессор Я. Чуй; ректор Ягеллонского университета в Кракове профессор Т. Лер-Славиньский; ксендз, известный толкователь Библии Е. Домбровский; единомышленники Б. Пясецкого А. Мицевский, Д. Городыньский и др. Их усилиями, а также усилиями «ксендзов-патриотов» удалось собрать в декабре 1951 г. во Вроцлаве конференцию, в которой участвовали 1550 ксендзов и 150 светских католиков. Они отстаивали права Польши на Западные земли и требовали от епископата окончательного решения вопроса о церковной администрации на этих территориях. После этой конференции несколько «оживились» «ксендзы-патриоты», представлявшие настроения скромного меньшинства духовенства. Вместе с частью католической светской интеллигенцией и оформившимся в начале 1952 г. «объединением ПАКС (мир)», а также с руководством крайне слабого и непопулярного в польском обществе, к тому же не признававшего приоритет власти папы Римского Польского национального католического костела, они демонстрировали появление некой фронды в католическом сообществе. Несмотря на свою немногочисленность, эта фронда воспринималась правительством как инструмент давления на епископат. Но решительное большинство католического духовенства не имело разногласий с епископатом и стремилось не вступать в политический контакт с властями³³.

Позиция римско-католической церкви, по словам Б. Берута, создавала для правительства «большие затруднения». На рубеже 1951—1952 гг. произошло новое обострение отношений в связи с публикацией 27 января выработанного партийно-государственной Комиссией проекта нового Основного закона страны. В нем предусматривались принципиальные перемены в положении конфессий. Права всех вероисповедных институтов на территории Польши уравнивались, вводился принцип отделения церкви от государства. Власть наносила удар по утвердившимся веками принципам существования этой церкви: подчинение Ватикану, полная автономия от государства и примат церковных законов над общественным порядком. Это подрывало традиционно особое положение римско-католической церкви и ее глубокое проникновение в государственные структуры.

11 февраля 1952 г. последовала реакция епископата. Духовенству и президенту Беруту были направлены конституционные постулаты церкви за подписью Вышиньского и епископов — членов Смешанной комиссии. С точки зрения религиозных сюжетов, содержавшихся в проекте Конституции, этот документ определялся резко отрицательно. Как разрыв с вековой традицией польского народа расценивалось нарушение положения «господствующей национальной религии», решительно отвергался тезис отделения церкви от государства, высказывалось предположение, что за «отделением может скрываться намерение бороться с костелом, как это бывало в других государствах...»³⁴. Намек на СССР, Югославию и Венгрию был очевиден. Вместе с тем в послании епископата содержалось и понимание того, что с принципом отделения придется смириться. Этим объяснялось требование конституционно закрепить положение римско-католической церкви на данный момент. Иными словами, епископат требовал сохранения автономного существования церкви «на соответствующем этапе социально-экономической перестройки и послевоенного восстановления», что отражало его политику выжидания, «выигрыша времени», ухода от жесткого столкновения с властью, которой, по мнению церкви, был отпущен исторически краткий период существования.

Реагируя на послание епископата, польское правительство в апреле 1952 г. сделало еще один, весьма существенный шаг на пути вмешательства в кадровую политику церкви. С. Вышиньский был поставлен в известность об изменении механизма назначения на вакантные посты епископов: «впредь все назначения церковной администрации будут происходить без согласования с Ватиканом». Правительство вводило новую норму. Оно выбирало из представленных епископатом кандидатур одну и тем лишало Ватикан возможности влиять на кадровую ситуацию в Польской римско-католической церкви и стране³⁵.

Кроме того, на заседании секретариата ЦК ПОРП 20 мая 1952 г. был принят ряд конкретных решений, направленных на ограничение влияния монашеских орденов, монастырских семинарий и печати. Для исполнения этих решений в воеводских радах народовых и комитетах ПОРП назначались специальные лица для контактов с епископами отдельных диоцезов. Было принято решение прекратить контакты Вышинского с Берутом, понизив их до уровня члена Политбюро и секретаря ЦК ПОРП Мазура, а также ограничить поездки примаса в Рим. «Впредь все пастырские послания, носящие политический характер», до их рассылки в диоцезы подлежали согласованию с Управлением по делам вероисповеданий³⁶. Такие меры были прямо направлены против автономии церкви, ее независимости от государства и меняли принципы государственно-церковных отношений, что и было закреплено в июле 1952 г. новой Конституцией. Для католической Польши, которая теперь стала называться Польской Народной Республикой (ПНР), знаком утверждения новой модели государственно-церковных отношений была статья, закреплявшая отделение церкви от государства при свободе отправления религиозных обрядов.

Между тем римско-католическая церковь оставалась большой и влиятельной силой в польском обществе. Она располагала 25 диоцезами, 9775 костелами, 2491 монастырем, около 40 монашескими орденами, которые подчинялись только Ватикану. Ее представляли епископат, 10 тыс. приходских священников, более 30 тыс. монахов и монахинь. Церковь имела до 50 печатных изданий общим одноразовым тиражом свыше 600 тыс. экз.³⁷

Наиболее опасными для власти считались члены монашеских орденов. Монастыри, по словам Мазура, являются «местами встреч членов подпольных организаций, банд и шпионов и служат складами оружия». Поэтому предполагалось распустить несколько орденов, в частности иезуитов, бонифратров, бернардинов, альбертинов, паладинов. Еще весной 1952 г. госбезопасность арестовала ряд членов ордена паладинов и интернировала настоятеля ордена. Была задумана и реализована акция выселения монахинь с Западных земель в центральные воеводства и назначения настоятелями монастырей лиц, пользующихся доверием власти. Кроме того, в церковной политике делался упор на активное свертывание системы католического образования и подготовки священнослужителей, прекращение деятельности около половины духовных семинарий при мужских монашеских орденах, ликвидацию нескольких кафедр и увольнения профессуры Католического университета. Усиливалось давление на католическую печать. Средством устрашения являлись аресты священников. Итогом жесткой и многообразной по формам политики против католического духовенства стало сокращение его численности. За 1945—1953 гг. количество священников в диоцезах уменьшилось на 2247 человек, из которых погибли или умерли — 597, были сосланы или изгнаны — 1250, арестованы — 700. Вопреки настроениям верующих власти продолжали наступление на основном для них направлении борьбы с влиянием церкви. Таковым оставалась общеобразовательная и профессиональная школа, откуда за 1950—1951 гг. был уволен почти каждый третий преподаватель религии. Как утверждал Вышиньский в ноябре 1952 г., из 35 тыс. школ в Польше преподавание религии сохранилось в 20 тысячах, главным образом в центральных, восточных и южных воеводствах³⁸.

Столь радикальные меры вызывали протесты как духовенства, так и паствы. В 1952 г. во время крупнейшего католического праздника Ченстоховской Божьей Матери (15 августа — 15 сентября) молебны собирали сотни тысяч верующих, отражая сохранявшийся высокий уровень религиозности поляков и во многом тщетность атеистической пропаганды власти. Выступления в Ченстохове примаса, епископов и ксендзов были весьма резкими. Они содержали как политические заявления («государство, в котором много людей сидит в тюрьмах, негодно для управления вследствие того, что оно управляет без Бога»), так и прямые выпады против власти («Не удержит нас никакая сила, не помешает никакая агитация. Пусть придут и увидят, что победа на нашей стороне»)³⁹.

Реагируя на уведомление ЦК ПОРП Вышиньским о том, что епископат призовет верующих принять участие в предстоявших выборах депутатов сейма и с его стороны не последует отрицательных высказываний на этот счет, правительство временно несколько ослабило жесткий курс борьбы за светский характер школы в Польше. Но оно вовсе не отказалось от своих намерений свернуть преподавание религии в школе, закрыть богословские факультеты в университетах Варшавы и Кракова, упразднить ряд диоцезов в стране, резко сократить число духовных семинарий. Пытаясь противостоять этим намерениям, церковь призвала на помощь родителей школьников. Разразился громкий скандал в Силезии, где требование восстановить уроки религии в школе подписали более 70 тыс. человек. Правительство ответило репрессиями. Епископы Катовицкого диоцеза С. Адамский, Ю. Бенек, Г. Беднож были интернированы за пределами епископства⁴⁰. Катовицким епископом под давлением органов госбезопасности был избран видный деятель движения «ксендзов-патриотов» в Силезии Ф. Беднож. Из опасения дальнейших репрессий примас, которого Пий XII возвел в сан кардинала, признал состоявшиеся перемены в диоцезе. Епископат явно стремился предотвратить агрессивное со стороны власти развитие событий и делал некоторые шаги к примирению. Так, 14 января 1953 г. состоялась продолжительная беседа Вышиньского с Мазуром. Кардинал призывал «остановить атаки прессы и радио на Костел, Епископат и Епископские курии и избавить духовенство от назойливости органов безопасности». Он обещал призвать духовенство «воздержаться от всяких выступлений против государственной и политической власти» и сдержал обещание. Но не был услышан властью. Поздней осенью 1952 г. были арестованы 5 ксендзов Краковской курии, затем лишились свободы архиепископ Любачевский Е. Базяк и его суфраган (помощник) епископ С. Роспонд, обвинявшиеся в создании «шпионского гнезда». Уже в январе состоялся судебный процесс по «делу» Краковской курии. Священнослужителей обвиняли в «нанесении вреда польскому государству и шпионаже в пользу американского империализма и Ватикана». Им были вынесены самые суровые приговоры⁴¹.

Судебный процесс в Кракове создавал напряженную атмосферу, которая была необходима власти для решительного действия. 9 февраля 1953 г. был издан декрет Госсовета ПНР «О назначении священнослужителей на церковные должности». Вводилась как обязательная санкция государственных органов на любое назначение или увольнение в духовной иерархии сверху донизу — от архиепископа до викария, на создание новых или ликвидацию старых духовных постов без ведома властей, становился обязательным принцип принесения духовенством присяги на верность республике в соответствующем органе власти. Нарушение духовным лицом действующих в стране правовых норм влекло за собой освобождение от занимаемых постов. Современный исследователь истории римско-католической церкви в Польше П. Раина лаконично и точно определил суть принятого декрета: «Все указывало на то, что высшей властью в костельной иерархии будет не папа, а правительство, и не епископ будет руководить работой диоцезов, а президиум воеводской рады народовой»⁴².

Польский епископат воспринял декрет Госсовета как сильнейший удар по католической церкви. Последовали безрезультатные протесты Вышиньского, его встречи с Мазуром, обращения к Беруту. В таких условиях епископат принял решение заявить публичный протест. 8 мая на имя главы партии и правительства Берута был направлен документ за подписью примаса церкви кардинала С. Вышиньского, названный «Non possumus. Мемориал Епископата Польши в Совет Министров». Авторы документа, Вышиньский и Хороманьский, констатировали, что «произошло событие, означающее прекращение периода, начало которому положило заключение Соглашения от 14 апреля 1950 г. ...Берут верх бесспорно опасные и отрицательные явления». Епископы призывали правительство к «ревизии основ беспощадной ненависти к религии, Костелу, Богу», отказывались исполнять декрет от 9 февраля 1953 г. и предупреждали духовенство о наказании за его исполнение отлучением от церкви⁴³.

Изменение прав церкви в Конституции 1952 г., узурпация властью кадровых компетенций Ватикана и епископата, введение обязательной для духовенства присяги на верность государству — с одной стороны, и ответ епископата правительству — «Не можем» — с другой, означали предельное напряжение в отношениях двух сил. Епископат твердо дал понять, что время, когда он пытался во имя интересов церкви и верующих выжидать, лавировать, уступать, не доводя дело до конфликта с правительством, истекает. Коммунисты ответили: отступления не будет. Последовали различные мероприятия для принуждения епископата дезавуировать свое заявление и признать решение Госсовета ПНР.

16 июня 1953 г. Политбюро ЦК ПОРП приняло «Тезисы по вопросу политики в отношении костела», где определялась задача-максимум партии на нынешнем этапе: последовательное разоблачение и изоляция «наиболее агрессивной, реакционной и враждебной группы костельной иерархии»; постепенное достижение «политической и организационной независимости костела в Польше от Ватикана». Речь шла о поэтапном сведении роли костела «к чисто религиозной жизни при полном соблюдении принципа свободы совести и вероисповедания»⁴⁴.

Для решения поставленных задач намечался ряд мер, в том числе — предстояло сломить сопротивление части епископата и саботаж правительственного декрета от 9 февраля 1953 г., а к сопротивлявшимся «применять санкции прокурора, подвергать их... аресту сроком на несколько недель или несколько месяцев». Ужесточение политики правительства должен был продемонстрировать намечавшийся на июнь, но состоявшийся в конце сентября показательный процесс по «делу» епископа Келецкого Ч. Качмарека, генерального викария этого диоцеза Я. Ярошевича и других обвиняемых^****. Суд приговорил епископа к 12 годам тюремного заключения^5*. На приговор немедленно отреагировал примас Польши, направив 25 сентября в правительство протест против предъявленных судом обвинений. Но к этому времени Политбюро ЦК ПОРП и правительство уже приняли решение о судьбе самого С. Вышиньского. В ночь с 25 на 26 сентября глава Польской католической церкви был лишен свободы. Вскоре произошли аресты еще нескольких иерархов, в изоляции оказались 6 епископов. Ю. Циранкевич несколько позднее констатировал: «Теперь в Епископате нет руководящей провокационной силы, выполняющей директивы Ватикана». Польское правительство, принимая столь непростое решение, опасалось сильного недовольства верующих, но опасения не оправдались, и как сообщал в Москву посол Г.М. Попов, «мероприятие было проведено в спокойной обстановке и не вызвало каких-либо отрицательных последствий для народного государства». В 1958 г. министр Е. Штахельский, который тогда курировал церковные дела, признал, что «временная изоляция [примаса] создала ему ореол мученика», что соответствовало действительности⁴⁵.

В отличие от Ватикана, который запоздало, но резко протестовал, католический епископат Польши отступил. В специальной декларации он открещивался от антигосударственной деятельности, осуждал «факты, выявленные в процессе епископа Келецкого Чеслава Качмарека», выступал за консолидацию общества во имя «обеспечения силы и стойкости Польши», призывал верующих «молиться за Костел, его Иерархию и Польскую народную республику». Правительство, со своей стороны, обещало заботиться о конституционных правах граждан «в области религиозных свобод и свободы совести»⁴⁶.

Между тем по ультимативному требованию власти и под угрозами арестов епископат 28 сентября был вынужден избрать исполняющим обязанности примаса Польши Лодзинского епископа М. Клепача, человека способного к взаимодействию с государством. 17 декабря 1953 г. члены епископата принесли присягу на верность Польской Народной Республике. Во избежание дальнейших репрессий епископат уступил в самом серьезном вопросе внутренней независимости церкви. Это позволило правительству в 1954—1955 гг. активно вмешиваться в кадровую политику епископата и продолжать наступление на его позиции, прежде всего в школе. Если в 1952/53 учебном г. уроки религии отсутствовали приблизительно в 50% начальных и общеобразовательных школ, то в 1955/56 г. эти цифры составили соответственно около 80 и свыше 90%. Из школ, больниц и тюрем повсеместно исчезали религиозные символы. К середине 50-х годов были упразднены теологические факультеты в Варшавском и Краковском университетах. Закрылась подавляющая часть католических школ при монастырях, разворачивалась ликвидация самих монастырей. Руководство страны запланировало в течение полутора лет заменить власти в 18 из 25 диоцезов и администратур римско-католической церкви, деятельность которой все больше ограничивалась территорией храмов⁴⁷.

Таким образом, ПОРП реализовала в церковной политике задачи, поставленные съездом в 1948 г. Польский епископат во имя сохранения церковного института и выполнения обязанностей перед верующими был вынужден, как и Русская православная церковь в СССР, принимать навязанную ему модель отношений с государством. Потеснив костел на политическом и государственном уровнях, партии удалось ликвидировать многие проявления его реального мировоззренческого и нравственного влияния на нацию. Но костел сохранил сферу национально-духовного общения с верующими, где был сильнее партийной власти, зависимой от Москвы. Он воздействовал на патриотическое сознание прихожан, оберегал глубинные, вековые основы веры абсолютного большинства поляков, их привязанность к католическим ценностям и доверие к духовенству.

Таким образом, рубеж 40—50-х годов стал временем, когда в Польше происходил переход от партийной гегемонии во власти с применением ряда авторитарных приемов (ППР) к полноте обладания ею (ПОРП), к всеохватному, «по Сталину», контролю партии в стране. Феномен политической монополии ПОРП сложился в начале 50-х годов. При содействии СССР были созданы «несущие» элементы советской модели организации общества. Сформировался корпус носителей этой власти — партийно-государственная номенклатура. Была выстроена, подобная советской, структура управления, посредством которой осуществлялась политическая воля партийного клана во главе с высшим руководством. Через подсистему страха создавалась атмосфера относительного гражданского согласия на классовой основе. Устойчивость всей «конструкции» обеспечивал характерный для сталинской модели инструмент воздействия на общество — массовые политические репрессии.

Однако тогда же проявились и существенные отличия польского варианта партийной власти от классического сталинизма. Внедрение советской модели не привело к превращению ПОРП в идеологический монолит, подобный ВКП(б). Власть и управление имели в Польше особые, связанные с историей страны «родовые» черты. Не удалось унифицировать общественные настроения и выковать образ национального вождя. Агитация и пропаганда не замещали многообразия идейной и национально-патриотической убежденности значительной части общества. Не удалось полностью уничтожить частную собственность и индивидуальное крестьянское производство. Не удалось исключить из жизни общества главный вероисповедный институт — Польскую римско-католическую церковь, блокировать ее влияние на массовое сознание. Не удалось идеологически «перековать» принявшую предложенные условия существования интеллигенцию и вытравить традиционные представления о национальных ценностях и интересах страны. Тем самым тотального проникновения партийной доктрины в «толщу» народа, превращения его в управляемую, соответствующую советской модели того времени социальную общность не произошло. Все вместе взятое позволяет считать власть ПОРП не аналогом партийной власти в СССР, а лишь политическим режимом советского типа.

Предложенный ПОРП в качестве общенациональной идеи образ общества социальной справедливости принимался значительной частью населения, так или иначе участвовавшего в создании нового строя и функционировании государства под названием Польская Народная Республика. В конце 40-х — начале 50-х годов поддержка власти поляками, особенно молодежью, была наиболее массовой. Но по историческим меркам этот образ быстро девальвировался нараставшими социально-экономическими трудностями, оборачивался забастовками рабочих, протестами крестьян, ростом недоверия интеллигенции, в том числе партийной. Как фактор долгосрочного действия в общественном сознании присутствовало, в открытом или скрытом виде, стремление к независимости от СССР и признание принципов западной демократии. Сохранялись и интеллектуальные патриотические силы, в том числе в рядах коммунистов и социалистов, затем в ПОРП, способные осмыслить разрушительный потенциал сталинизма.

Примечания

*. В прошлом Б. Пясецкий был лидером «Фаланги», одной из группировок правонационалистического Национально-радикального лагеря, симпатизировал итальянским, но не германским фашистам, высказывался «за католический национализм и тоталитарное государства»; в годы войны возглавлял крайне правую антикоммунистическую организацию «Конфедерация Народа», которая имела целью уничтожение СССР и создание «славянской империи» во главе с Польшей. В ноябре 1944 г. Пясецкий был арестован советской контрразведкой, содержался в польской тюрьме в течение 8 месяцев. В конце 1944 г с ним беседовал генерал И.А. Серов. Состоялась договоренность о содействии Пясецкого укреплению позиций новой власти в Польше и о поддержке польскими коммунистами его деятельности. Так Пясецкий оказался в поле зрения лидера ППР В. Гомулки. В польской историографии нередко говорится о вербовке Пясецкого советскими и польскими спецслужбами. Некоторые польские исследователи считают, что сотрудничество Пясецкого с властью было не агентурным, а политическим, что «прокоммунистический поворот» в его судьбе объяснялся «наследием» «Фаланги». Он вытекал из «радикального отрицания демократии и выступлений за тоталитарное государство, а также из отрицания капитализма и проектов [общественного] устройства на принципах этатизма» (Friszke A. Oaza na Kopernika. Klub inteligencji katolickiej. 1956—1989. Warszawa, 1997. S. 27—28).

**. Non possumus! — Не можем! Так ответили апостолы Петр и Павел на требование прекратить проповедь учения Христа.

***. Послевоенная Польско-германская граница была признана ФРГ в 1970 г. Ватикан признал постоянным церковное устройство на Западных землях и назначил ординарных епископов в июне 1972 г.

****. Изменение даты процесса объяснялось задержкой ответа Москвы на запрос Берута. В Москве сочли процесс «нецелесообразным» из-за отсутствия «таких документов и таких материалов, которые могли бы служить надежной опорой для подтверждения обвинений» (Советский фактор в Восточной Европе. 1944—1953. Документы. Т. 2. 1949—1953. М., 2001. С. 767—768).

5*. В начале 1955 г. Качмарек был освобожден, в конце 1956 г. приговор отменила Генеральная прокуратура Польши. Весной 1957 г. епископ возвратился к месту служения (Dudek A. Państwo i Kościół w Polsce. Warszawa, 1995. S. 49).

1. Gross J.T. Geneza społeczna demokracji ludowych. O konsekwencjach II wojny światowej w Europie Śrókowej // Komunizm. Ideologia. System... S. 53—54; Werblan A. Polska w strefie dominacji radzieckiej // Polska pod rządami PZPR. Warszawa, 2000. S. 290.

2. Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Москва и Восточная Европа. Власть и церковь... С. 504—505; Русский архив. 14.3 (1). Великая Отечественная. 3 (1). СССР и Польша: 1941—1945. К истории военного союза. Документы и материалы. М., 1994. С. 333.

3. ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 3. Д. 133. Л. 178; Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Москва и Восточная Европа. Власть и церковь... С. 507—508.

4. Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Москва и Восточная Европа. Власть и церковь... С. 514—515; Garlicki A. Z tajnych archiwów... S. 45; Żaryn J. Dzieje Kościoła katolickiego... S. 67; Dudek A., Gryz R. Komuniści i Kościół w Polsce (1945—1989). Kraków, 2003. S. 12; ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 3. Д. 50. Л. 27.

5. АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 27. П. 195. Д. 7. Л. 98; Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Москва и Восточная Европа. Власть и церковь... С. 510—511.

6. August Hlond. Prymas Polski. Na straży sumienia Narodu. Warszawa, 1999. S. 265—266.

7. «Из Варшавы. Москва...». С. 81—82.

8. Garlicki A. Z tajnych archiwów... S. 18—19, 22—30; Krasucki E. Międzynarodowy komunista Jerzy Borejsza... S. 128—130.

9. Raina P. Kościół w PRL. Kościół katolicki a państwo w świetle dokumentów 1945—1989. T. 1. Lata 1945—1959. Poznań, 1994. S. 78—81.

10. Dominiczak H. Organy bezpieczieństwa PRL... S. 98—99; Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Москва и Восточная Европа. Власть и церковь... С. 512.

11. Dominiczak H. Organy bezpieczństwa PRL w walce z Kościołem Katolickim 1944—1990. W świetle dokumentów MSW. Warszawa, 2000. S. 54—56, 34; Garlicki A. Z tajnych archiwów. S. 41—52; Żaryn J. Dzieje Kościoła katolickiego... S. 67, 85.

12. АВП РФ. Ф. 56. Оп. 14. П. 295. Д. 86. Л. 78б-82, 83.

13. Raina P. Kościół w PRL... S. 121; August Hłond. Prymas Polski... S. 229—230; Dominiczak H. Organy bezpieczeństwa PRL w walce... S. 35.

14. Raina P. Kościół w PRL... S. 121—124; цит. по: Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Москва и Восточная Европа. Власть и церковь... С. 525.

15. Żaryn J. Kościół a władza w PRL. 1945—1950. Warszawa, 1997. S. 185.

16. Цит. по: Гергей Е. История папства. М., 1996. С. 385.

17. Żaryn J. Kościół a władza... S. 199—200, 209; цит. по: Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Москва и Восточная Европа. Власть и церковь... С. 584—585, 617.

18. Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Москва и Восточная Европа. Власть и церковь... С. 618—619; Восточная Европа в документах... Т. II. 1949—1953. С. 27; Żaryn J. Dzieje Kościoła katolickiego... S. 97.

19. Żaryn J. Kościół a władza... S. 198—199; Dudek A., Gryz R. Komuniści i Kościół... S. 38; цит. по: Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Москва и Восточная Европа. Власть и церковь... С. 621; СССР — Польша. Механизмы подчинения... С. 315, 309, 310, 313; Fiałkowska B. Partia wobec religii i Kościoła w PRL. T. 1. 1944—1955. Olsztyn, 1999. S. 165.

20. Securitas imperii. С. 11. Praha, 2005. S. 301; цит. по: Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Москва и Восточная Европа. Власть и церковь... С. 624.

21. Dominiczak H. Organy bezpieczeństwa w walce... S. 64, 100—104; Grajewski A. Wygnanie. Diacezja katowicka w czasach stalinowskich. Katowice, 2002. S. 69—84; Dudek A., Gryz R. Komuniści i Kościół... S. 42; цит. по: Garlicki A. Bolesław Bierut. Warszawa, 1994. S. 69.

22. См. подробнее: СССР — Польша. Механизмы подчинения... С. 354—362; Represje wobec uczęstników wydarzeń w Katedrze Lubelskiej w r. 1949. Lublin, 1999.

23. Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Москва и Восточная Европа. Власть и церковь... С. 627—629; Dominiczak H. Organy bezpieczeństwa w walce... S. 40—42.

24. См. подробнее: Żaryn J. «Księdzy-patrioci» — geneza powstania formacji duchownych katolickich // Polska 1944/1945—1989. Warszawa, 1995. S. 123—149.

25. ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 3. Д. 78. Л. 288.

26. АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 33. П. 214. Д. 14. Л. 54—55; AAN Zespół PZPR. 237/V-162. S. 52—54, 55—56.

27. Raina P. Kościół w PRL... S. 233—235; Восточная Европа в документах... Т. 2. С. 338—339.

28. АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 29. П. 137. Д. 55. Л. 15, 27; Советский фактор... Т. 2. 1949—1953. С. 315; AAN. Zespół PZPR.237/V-158 K. 73; 237/V-164. S. 20—21; 237/V-162. K. 10—18; Teczka osobowa A. Bidy 484/12. S. 8, 10.

29. Raina P. Kościół w PRL... S. 239—240; АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 34. П. 264. Д. 17. Л. 102—104; ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 3. Д. 71. Л. 149—150, 154; Д. 78. Л. 308.

30. АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 34. П. 275. Д. 89. Л. 90; ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 3. Д. 78. Л. 95—96; AAN. Teczka osobowa A. Bidy. 484/12. S. 200.

31. ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 3. Д. 78. Л. 96, 99, 100, 202.

32. Советский фактор... Т. 2. С. 482—484; 489—490.

33. ГА РФ. Ф. 6991; Оп. 3. Д. 78. Л. 287.

34. Raina P. Kościół w PRL... S. 329—335; АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 36в. П. 366. Д. 1. Л. 27—40.

35. Восточная Европа в документах... Т. 2. С. 726.

36. Dokumenty do dziejów PRL. Centrum władzy. Protokoły posiedzeń kierownictwa PZPR. Wybór z lat 1949—1970. Warszawa, 2000. S. 113—114; ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 3. Д. 87. Л. 237—238.

37. Восточная Европа в документах... Т. 2. С. 726—731, 740—741; Советский фактор... Т. 2. С. 628; АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 35. П. 291. Д. 88. Л. 17.

38. Dudek A., Gryz R. Komuniści i Kościół... S. 75—76; AAN. Zespół PZPR. 237/V-158. S. 277; Żaryn J. Dzieie Kościoła... S. 117.

39. Raina P. Kościół w PRL... Т. 1. S. 351—356, 363—364.

40. См. подробнее: Grajewski A. Wygnanie... S. 124—151.

41. АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 35. П. 283. Д. 15. Л. 249.

42. AAN. Teczka osobowa A. Bidy 484/12. S. 76; АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 36. П. 296. Д. 11. Л. 6; Raina P. Kościół w PRL... S. 379.

43. Raina P. Kościół w PRL... S. 405—40б, 413—418, 424—427.

44. АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 36. П. 298. Д. 31. Л. 41—45; см. также: Więź, 1992. № 10.

45. Цит. по: Dudek A., Gryz R. Komuniści i Kościół... S. 89; АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 36. П. 298. Д. 31. Л. 39; ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 3. Д. 1634. Л. 31.

46. АВП РФ. Ф. 56б. Оп. 1. П. 176. Д. 401. Л. 93; Raina P. Kościół w PRL... S. 448; Żaryn J. Dzieje Kościoła. S. 151.

47. См. подробнее: Żaryn J. Dzieje Kościoła... S. 122, 125, 132, 147, 153 и др.