IV.1. Освобождение; ситуация в стране. Польские проблемы на конференции в Ялте

Полное освобождение Польши от гитлеровцев пришлось на зиму—весну 1945 г. Огромные потери в живой силе, технике, боеприпасах, понесенные в ходе битвы советских войск за Белоруссию, стали одной из важнейших причин длительной подготовки к Висло-Одерской операции¹. 12 января перешли в наступление 1-й Украинский фронт под командованием И.С. Конева, 14 января — 1-й Белорусский, командующий Г.К. Жуков. Начались бои за Варшаву. Войска, успешно двигавшиеся с юга и севера в обход города, создали угрозу его окружения. 16 января с Магнушевского плацдарма начала наступление 1-я танковая бригада Войска Польского, вдоль западного берега Вислы с боями продвигались 1-я, 3-я и 4-я польские пехотные дивизии. Из района Праги по льду Вислы к Варшаве пробивалась 6-я дивизия, за Жерань сражалась 1-я Польская кавалерийская бригада, в направлении Отвоцка 16 января с плацдарма, захваченного накануне советскими войсками, приближалась 2-я пехотная дивизия. Так внутри созданного Красной Армией кольца окружения Варшавы образовалось кольцо из польских соединений. Утром 17 января 1-я Польская армия вошла в Варшаву. Одновременно ворвались в столицу 6-я польская дивизия с юго-запада и части 47-й советской армии прорыва с северо-запада. С юга входили польские танки, кавалерия и пехота. 17 января столица Польши была полностью освобождена. 18 января в Варшаву прибыли Б. Берут, Э. Осубка-Моравский и М. Роля-Жимерский. 19 января здесь состоялся парад 1-й пехотной дивизии им. Т. Костюшко и 2-й пехотной дивизии им. Я.Г. Домбровского. Президиум КРН постановил перевести в столицу правительственные учреждения и приступить к восстановлению города.

19 января стали свободными древняя столицы Польши — Краков и промышленная Лодзь. Для спасения Кракова от разрушений командование 1-го Украинского фронта приказало ограничить «работу» по городу артиллерии и авиации, создать коридор для отступления гитлеровцев. Разведчики предотвратили намеченный оккупантами взрыв его исторического центра^*. Для сохранения Силезии, второго после Рура промышленного района Германии, решили «не окружать врага, оставить ему свободный коридор для выхода из Силезского бассейна и добивать его, когда он выйдет в поле». Решение требовало, чтобы 3-я гвардейская танковая армия П.С. Рыбалко сделала второй в течение нескольких дней непростой маневр: находившаяся в движении, нацеленная на взятие Бреслау (Вроцлава) армия резко повернула, двигаясь вдоль р. Одер на Оппельн (Ополе). К 29 января Верхняя Силезия, к 24 февраля Нижняя Силезия были освобождены. Войска вышли на Одер и Нейсе, пройдя за 44 дня более 500 км².

Позади оставил довоенную границу Польши с Германией и 1-й Белорусский фронт. «Ваш приказ, — писал 29 января маршал Жуков Сталину, — мощным ударом разгромить... группировку противника и стремительно выйти к линии польско-германской границы — выполнен». Далее он сообщал о том, что за 17 дней боев части фронта прошли до 400 км, что быстрое продвижение войск помешало гитлеровцам разрушать города, угонять и истреблять население, которое радостно встречало Красную Армию. Маршал подчеркивал: «в Лодзи, Радоме, Томашуве, Быдгощи и в подавляющем большинстве других городов полностью сохранены все действовавшие на 14.01. предприятия», а ситуацию в Варшаве определил словами «город мертв»³.

Одновременно советские войска начали мощное наступление в Восточной Пруссии и северной Польше (Мазуры). Здесь до 25 апреля 1945 г. вели тяжелые бои 2-й Белорусский фронт (командующий К.К. Рокоссовский) и 3-й Белорусский фронт (командующий И.Д. Черняховский^**) при содействии 1-го Прибалтийского фронта и Балтийского флота. Вместе с советскими войсками сражались солдаты Войска Польского под командованием генералов Красной Армии, этнических поляков С. Поплавского и К. Сверчевского. Действовавшая на стыке 1-го и 2-го Белорусских фронтов 1-я Польская армия приняла участие в освобождении Быдгощи, Колобжега, преодолении Поморского вала — мощной полосы немецкой обороны, в овладении Гданьско-Гдыньским укрепленным районом. Польские танкисты установили над г. Гданьском (Данцигом) государственный флаг своей страны. 1-я и 2-я Польские армии вместе с Красной Армией форсировали р. Одру (Одер). На южном участке они вышли к р. Ныса (Нейсе) Лужицкая. В итоге Висло-Одерской операции и боевых действий в Восточной Пруссии в течение 40 дней войска вермахта были изгнаны почти со всей территории Польши. Период гитлеровской оккупации закончился.

1 февраля 1945 г. Временное правительство переехало в Варшаву. В его состав во главе с Э. Осубка-Моравским вошли по пять представителей от ППР, ППС и СЛ. Два поста были отданы Демократической партии (СД), представлявшей левые круги интеллигенции и мелкую городскую буржуазию^***. Первый секретарь ЦК ППР В. Гомулка стал первым заместителем премьер-министра, пост второго заместителя занял член СЛ С. Януш. Портфели ключевых министров — промышленности (Г. Минц), просвещения (С. Скжешевский), обороны (М. Роля-Жимерский) и госбезопасности (С. Радкевич) — имела ППР, что обеспечивало решающие позиции коммунистов в правительстве. Партия сохранила контроль над армией. Коммунисты продолжали формировать кадровый состав и структуры госбезопасности. Фактически это означало монополизацию силового компонента власти одной политической партией и в соответствии с ее представлениям о текущих задачах страны. Члены ППС возглавили министерства финансов, продовольственного снабжения и торговли, труда, социального обеспечения, здравоохранения, информации и пропаганды. Людовцы и демократы распределили между собой ведомства земледелия, общественной администрации (МВД), юстиции, почты и телеграфа, коммуникаций, а также культуры и искусства. Таким образом, коалиционный облик правительства сохранился, но сохранилось и неравенство властных возможностей партнеров по коалиции.

По мере изгнания гитлеровцев на освобождаемых территориях усилиями в основном членов ППР и ППС, выступавших как уполномоченные Временного правительства и члены оперативных групп, устанавливалась польская администрация. Ее работники двигались вслед за войсками, действовали с согласия советского командования и при содействии военных комендатур. В оперативные группы входили представители ЦК ППР, активисты рабочих партий, профсоюзов, различных ведомств, молодежных организаций, специалисты в сфере экономики и культуры. Это были люди, которые ранее в управлении страной не участвовали. Каждой группе определялся объем работы: одни ее подразделения формировали администрацию, другие милицию, органы госбезопасности, третьи обеспечивали сохранность, работоспособность и принятие в ведение государства предприятий крупной и средней промышленности, земельных владений. Главой оперативных групп и уполномоченным правительства в Силезско-Домбровском регионе являлся член ЦК ППР А. Завадский, в Лодзинском воеводстве — член ЦК ППР И. Лога-Совиньский. Координировал их деятельность вице-премьер В. Гомулка. Оперативные группы действовали до создания постоянных органов власти. На территории восточных провинций Германии, которые союзники лишь намеревались передать Польше, до прибытия польских властей административные функции исполняли военные коменданты Красной Армии, взаимодействуя с местными активистами^****.

Временное правительство являлось преемником ПКНО как с точки зрения программы, так и партийно-политического представительства. но постепенно претерпевал изменения его международный статус. Дипломатическое признание Советским Союзом 5 января и затем, в январе—мае 1945 г., в той или иной форме некоторыми другими странами⁴ давало правительству основания считать себя представителем страны в мировом сообществе и претендовать на статус субъекта международного права. тем не менее, фактом оставалось существование двух польских правительств, в Польше и в Великобритании, а подчеркнутая Э. Осубка-Моравским готовность договариваться и сотрудничать со всеми поляками-патриотами, где бы они ни находились в данное время, свидетельствовала о понимании в Варшаве всей сложности ситуации. США и Великобритания поддерживали правительство, которое располагало большим доверием населения в стране и структурами «подпольного государства», но находилось в Лондоне, и возможности его возвращения стремительно приближались к нулевой отметке. СССР содействовал кабинету, который работал на освобожденной территории Польши и выражал политические предпочтения в основном левого и леворадикального спектра, свойственные незначительной части поляков, но успешно создавал систему управления страной.

В тот день, когда Москва признала Временное правительство, прозвучало предложение У. Черчилля созвать конференцию глав великих держав для обсуждения проблем, связанных с завершением войны и послевоенным урегулированием. Это предложение, сделанное накануне Висло-Одерской операции, о которой союзники были оповещены, было принято Сталиным и Рузвельтом. Местом встречи избрали г. Ялту в Крыму. Стремительное развитие событий на фронте делало встречу «большой тройки» неотложной. Не было сомнений, что освобождение Польши — дело нескольких недель, что «польский вопрос» неизбежно займет одно из центральных мест на конференции, а принятое решение окажет прямое воздействие на будущее страны. Имел в виду новые обстоятельства и генерал Окулицкий, издав 19 января 1945 г. приказ о роспуске АК и освобождении солдат и офицеров от воинской присяги (о чем будет речь ниже).

В связи с подготовкой конференции в Ялте в Москву 22 января прибыла делегация КРН и Временного правительства. Для новой власти это было первое официальное внешнеполитическое событие.

По просьбе Временного правительства СССР согласился оказывать продовольственную помощь населению освобожденных районов. Были даны положительные ответы на экономические запросы польской стороны, в том числе Москва подтвердила свое участие в восстановлении Варшавы, что Сталин обещал еще в ноябре 1944 г. на встрече с делегацией жителей Праги. Приказы, поступавшие из Ставки Верховного Главнокомандования и ГКО, предписывали командованию действующей армии «безвозмездно выделять из резервов фронтов десятки тысяч тонн продовольствия населению крупных промышленных центров страны». В январе—марте 1945 г. продукты питания получали Краков, Варшава, Лодзь, Катовице, Ченстохова, Познань и др. Тогда же по предложению Сталина продовольствие для жителей столицы и других польских городов поступало в качестве дара из продовольственных фондов правительств РСФСР, Украины, Белоруссии и Литвы^5*.

Основным предметом советско-польской встречи было согласование позиций по вопросу польско-германского разграничения. обсудить его предстояло на Крымской конференции. Польские обоснования тех приращений, на которые страна претендовала, были донесены до мировой общественности в редакционной статье газеты «Правда», где указывалась линия, которая, по мнению Варшавы, должна стать границей. она отстаивалась советской делегацией на конференции в Ялте, проходившей с 4 по 11 февраля 1945 г.

Главы великих держав — И.В. Сталин, Ф.Д. Рузвельт и У. Черчилль встретились тогда, когда Красная Армия вышла к границам Германии. Война в Европе завершалась. Настало время согласовать военные действия союзников на ее заключительном этапе, обсудить проблемы урегулирования в Европе и устройства послевоенного мира. В Ялту, как и в 1943 г. в Тегеран, не были приглашены представители тех стран — членов Антигитлеровской коалиции, в том числе польские политики из Варшавы и Лондона, судьбу которых решали «сильные мира сего». Руководители великих держав, исходя из своего военно-политического и экономического вклада в разгром Германии и стран фашистского блока, считали себя в праве определять судьбы народов мира. Таков был дух того военного времени^6*. Столь далеким от демократии принципом руководствовались все участники конференции в Ялте. Но при дележе послевоенных геополитических и имущественных «трофеев», чем фактически занимались Сталин, Рузвельт и Черчилль, решая, как общие проблемы (разгром Германии и Японии, безопасность послевоенного мира), так и собственные национально-государственные задачи, представитель СССР располагал существенным преимуществом. Бои шли в 60 км от Берлина, и это было неоспоримым «обоснованием» геополитических претензий СССР для Рузвельта и Черчилля. Тем не менее, оба политика сделали максимум возможного, чтобы принудить Сталина учитывать их политический «голос» и уступать в обмен на их уступки, что сказалось на упорных дебатах по одному из существенных вопросов — о власти в Польше. Союзники понимали, что о восстановлении СССР отношений с «польским» Лондоном речь уже не могла идти ни при каких обстоятельствах, что шансы руководителей «подпольного государства» устранить коммунистов от власти слишком малы. В Варшаве работало Временное правительство; войска НКВД, пришедшие вслед за действующей армией, и подразделения создававшейся польской госбезопасности подавляли попытки подполья развернуть вооруженное сопротивление новой власти в советском тылу. Поэтому на встрече в Ялте речь могла идти не о признании «лондонского» правительства, пусть и обновленного, но о создании нового — «общего» — кабинета.

Польский вопрос стоял в повестке дня семи из восьми пленарных заседаний, дебатировался долго и ожесточенно. По словам У. Черчилля, Польша была самым неотложным поводом для Крымской конференции. Этот вопрос обсуждался в двух аспектах: состав правительства и конфигурация территории. Без особых дискуссий принималось решение о восточной границе. Союзники СССР уже не раз в годы войны высказывались на этот счет, и теперь подтвердили свою готовность считать таковой «линию Керзона». Это означало, что восточные земли довоенного польского государства, включая центры польской общественно-политической и культурной жизни — Львов и Вильно, останутся на советской стороне^7*.

Дебаты, на которых настаивал, главным образом, Черчилль, велись по западному и северному отрезкам польской границы. Они не касались самого принципа приращения Польши за счет восточных провинций Германии и Восточной Пруссии. Союзники в этом пока были едины, намереваясь реализовать идею наказания Германии за развязанную войну и ликвидировать очаг прусского милитаризма. Твердым сторонником таких решений выступал Сталин. Польско-германское разграничение по р. Одер с передачей Польше Штеттина (Щецина) и Данцига (Гданьска) не вызвало серьезных споров. Спорили по вопросу, какой из притоков этой реки станет границей: Восточная или Западная Нейсе (Ныса). Сталин настаивал на Западной (Лужицкой) Нейсе. В таком случае Польше доставался почти весь Силезский промышленный и горно-рудный район Германии, где имелись уголь, руда, цинк, медь, уран, были «на ходу» заводы и шахты, и весь водный бассейн, питающий р. Одер. Но Черчилль считал, что «Польша должна иметь право взять себе такую территорию, ...которой она сможет управлять», опасался того, «чтобы польский гусь был в такой степени начинен немецкими яствами, чтобы он скончался от несварения желудка». С ним был солидарен Рузвельт: «перенесение польской границы на Западную Нейсе мало оправдано»⁵. Не договорившись, остановились на предложении Рузвельта: «Польша должна получить существенное приращение территории на севере и на западе... по вопросу о размере этих приращений в надлежащее время будет спрошено мнение нового польского правительства национального единства»⁶. Фактически постановление о западной границе Польши откладывалось до следующей встречи. Важно отметить, что союзники впервые намеревались выслушать представителей страны, будущее которой они решали.

Состав правительства Польши был принципиальным вопросом, поэтому дебатировался упорно⁷. Черчилль настаивал на предоставлении большинства мест в будущем правительстве деятелям из эмиграции во главе с Миколайчиком. Так он рассчитывал продвинуться к возвращению Польши в сферу английского влияния. Позиция Рузвельта выглядела близкой, но несколько иной. Его «не интерес[овали] законность или постоянство польского правительства». Он стремился, реагируя на мнение 5—6 млн американских поляков, облегчить «лондонским» политикам уход, «сохраняя лицо». Понимая, что после вывода армии Андерса и «катынского дела» Сталин не допустит реанимации этого правительства, президент считал необходимым «помочь полякам в создании временного правительства до тех пор, пока для них не окажется возможным провести свободные выборы в стране». С этой целью в послании Сталину от 6 февраля президент предлагал вызвать двух человек из Варшавы (Берута и Осубка-Моравского) и двух-трех представителей общественных сил другого лагеря из Польши (назывались имена архиепископа А. Сапеги, С. Жулавского (ППС-ВРН), В. Витоса (СЛ-РОХ)) и С. Миколайчика, С. Грабского и Т. Ромера из Лондона. В их присутствии он полагал возможным решить вопрос о новом польском правительстве, которое и проведет свободные выборы⁸.

Сталин сдержанно отреагировал на послание Рузвельта: «главное сейчас состоит в том, чтобы не мешать полякам, поскольку Польша уже освобождена», и допускал вариант расширения состава работавшего в Польше многопартийного кабинета теми деятелями из страны и эмиграции, кто признает состоявшиеся перемены в политической расстановке сил и территории Польши. Сталин подчеркивал дружественные отношения варшавского правительства и Москвы, что, по его мнению, обеспечивало в будущем безопасность двух стран и Европы в целом от возможного повторения германской агрессии. Касаясь вопроса о составе будущего Польского временного правительства национального единства, Сталин не возражал против предоставления государственных постов некоторым «лондонцам», говорил о готовности Временного правительства в Варшаве «терпеть» «более умных людей» из Лондона и из Польши и об отказе Варшавы видеть Миколайчика премьером нового правительства. Участвовавший в обсуждении Молотов, соглашаясь, что «нынешнее польское правительство должно быть расширено», считал, что «вопрос о том, сколько новых членов и кто именно должны быть в него введены... очень трудный вопрос и решение его будет зависеть, прежде всего, от тех людей, которые работают в самой Польше». Этот советский вариант не нарушал принципиального курса Москвы и, в сущности, снимал с обсуждения как таковой вопрос о правительстве в эмиграции⁹.

Союзники не договорились по вопросу о составе нового правительства Польши, поэтому возникло итоговое решение о реорганизации кабинета Э. Осубка-Моравского «на более широкой демократической базе с включением демократических деятелей из самой Польши и поляков из-за границы», которое устраивало Москву. Сталин, Рузвельт и Черчилль заявили о готовности признать новое правительство сразу после его создания. Для содействия в реорганизации действовавшего кабинета создавалась «Комиссия трех» в составе В.М. Молотова, А. Гарримана и А. Кларк-Керра, послов США и Великобритании в Москве. Им поручалось подобрать кандидатуры новых членов правительства, которому вменялось провести свободные всеобщие выборы в сейм. Это означало, что вопрос о характере власти предстояло решать внутри страны, что соответствовало интересам СССР¹⁰.

Казалось бы, состоялся необходимый компромисс. Тем не менее, принятая формулировка не закрывала каждой стороне возможности действовать, исходя из своих задач. Черчилль и Рузвельт имели в виду посредством выборов вытеснить польских коммунистов, по меньшей мере, с ключевых позиций во власти. Сталин же рассчитывал, допустив представителей других политических сил в правительство, стабилизировать обстановку в стране, расширить поддержку власти, закрепить признанием союзников новую государственную территорию Польши. Такой «растянутый» вариант оформления власти, хотя и открывал западным державам некоторые возможности «побороться» за Польшу, но не предвещал больших «потерь» для польских коммунистов и советской стороны, так как военная сила и роль СССР в разгроме Германии продолжали «работать» на сохранение сотрудничества союзников.

Успехом советской стороны стало фактическое признание Рузвельтом и Черчиллем того, что действия НКВД по обеспечению безопасности и порядка в тылах Красной Армии на территории Польши соответствуют международно признанным законам. Вопрос о нестабильности ситуации поставил перед союзниками Сталин. Он получал доклады командования фронтов, продвигавшихся в Германию по территории Польши, и НКВД СССР о многочисленных нападениях польских вооруженных групп на советские военные посты, коммуникации, транспорт, связь и прочие структуры, обслуживавшие потребности действующей армии, о зверских убийствах советских солдат и офицеров, а также представителей власти Временного правительства. Он считал необходимым исключить «возникновение гражданской войны позади нашей линии фронта». Приведенными фактами («уже убито 212 красноармейцев»^8*) и задачами успешного ведения войны Сталин обосновал допустимость и оправданность применения силы против вооруженного подполья.

Такие утверждения требовали ответа союзников. И он был дан. 6 февраля президент США послал Сталину важный политический сигнал: «...Ваша армия, продвигающаяся к Берлину, должна иметь обеспеченный тыл. Вы не можете и мы не должны терпеть какое-либо временное правительство, которое будет причинять Вашим вооруженным силам какие-либо неприятности этого рода. Я хочу, чтобы Вы знали, что я осознаю это полностью». И далее: «Я надеюсь, что мне не нужно заверять Вас в том, что Соединенные Штаты никогда не поддержат каким-либо образом никакое временное правительство в Польше, которое относилось бы враждебно к Вашим интересам». Черчилль сделал достаточные для Сталина оговорки: «Британское правительство признает, что нападения на Красную Армию в тылу недопустимы» и «Конечно, мы не можем просить [Сталина] ни о чем, что мешало бы военным операциям советских войск. Эти операции должны стоять на первом месте»¹¹. Тем самым премьер Великобритании и президент США выдали карт-бланш Москве на силовое подавление военно-политического подполья. они, несомненно, понимали, что речь шла не только о наведении порядка в тылах армии, что Сталин решал особую геополитическую задачу: обеспечить послевоенную безопасность СССР и для этого, сохранив позиции польских коммунистов во власти, удержать Польшу в сфере советских интересов^9*.

Черчилль и Рузвельт без особого сожаления, а, может быть, и с долей облегчения, были готовы избавиться от «лондонского» правительства, опасаясь еще до завершения разгрома Германии оказаться втянутыми в конфликт с Москвой, чреватый польской гражданской войной в центре Европы. Они не рискнули поддержать это правительство, его подполье и настроения многих поляков. Все еще заинтересованные в том, чтобы Красная Армия несла главную ношу борьбы с Германией в Европе и СССР не устранился от участия в войне с Японией, западные державы, как и ранее, избегали обострения отношений с Москвой на польском направлении. В итоге компромисс, состоявшийся в Ялте, обеспечивал интересы СССР и новое геополитическое положение польского государства в Европе.

Сразу после окончания Крымской конференции в Москву прибыла делегация Временного правительства, которую ознакомили с ее итогами и Постановлением Государственного комитета обороны (ГКО) от 20 февраля по «вопросам Польши». Этим Постановлением советская сторона, опережая принятие на очередной встрече «большой тройки» согласованных союзниками решений, устанавливала польскогерманскую границу «по-своему», чем ставила лидеров США и Великобритании перед свершившимся фактом. В документе говорилось: «Впредь до окончательного определения. границ Польши на будущей Мирной конференции, западную государственную границу Польши следует считать по линии западнее Свинемюнде до реки Одер с оставлением города Штеттина на стороне Польши, далее вверх по течению реки Одер до реки Нейсе (западной) и отсюда по реке Нейсе (западной) до Чехословацкой границы». Большая часть Восточной Пруссии, балтийское побережье, включая Данциг и Штеттин, расположенный по обоим берегам Одера, переходили Польше. Меньшую часть Восточной Пруссии, включая город и порт Кенигсберг, предписывалось «считать в границах СССР».

В Постановлении подтверждалось, что на этой территории в соответствии с советско-польским соглашением от 26 июля 1944 г. действует польская администрация, определялись правила ее взаимодействия с командованием Красной Армии в целях обеспечения спокойного тыла действующей армии, конкретизировалось специальное понятие «тыловая линия прифронтовой полосы». Устанавливалась глубина (от 60 до 100 км от линии фронта) «прифронтовой полосы», где «ответственность за Государственную Безопасность и общественный порядок возложена на командующих фронтами и представителей НКВД». Произведение арестов в указанной зоне вменялось «оперативно-чекистским группам и войскам НКВД», которые должны информировать органы польской администрации «при аресте известных лиц из числа польских граждан». Кроме того устанавливалось, что железные дороги, обеспечивающие военные перевозки, склады боеприпасов, горючего и т. д., аэродромы и другие важные военные объекты остаются под охраной Красной Армии и войск НКВД. Отдельным пунктом Постановления удовлетворялась просьба польской стороны о предоставлении советских советников НКВД в распоряжение Министерств общественной администрации и общественной безопасности Временного правительства¹².

В Постановлении уточнялся порядок распределения трофейного имущества между СССР и Польшей. Жизнь вносила коррективы в исполнение решений, принимаемых в Кремле. Противоречия, порой острые разногласия на местах между советской и польской сторонами по поводу раздела трофеев возникали достаточно часто. Они с трудом регулировались, нередко «на высоком уровне»: обе страны, СССР и Польша, были жестоко ограблены гитлеровскими оккупантами, обе остро нуждались в возвращении своего и трофейного имущества. Лепту в «трофейную проблему» вносили как советские, так и польские мародеры.

Между тем Временное правительство расширяло свою деятельность. В 1945 г. оно располагало основными институтами власти и структурами управления страной, продолжало начатые ПКНО реформы и планировало безотлагательно приступить к проведению новых преобразований. Реформы отвечали интересам большинства населения, поэтому их проведение не сопровождалось серьезными социально-политическими конфликтами. В связи с предстоявшими репатриацией сотен тысяч поляков на родину, возвращением угнанных в Германию и заселением бывших немецких территорий, адресность реформ заметно расширялась, что объективно содействовало постепенному росту числа заинтересованных в сохранении уже существовавшей власти.

Центральным звеном всех общественных преобразований в стране оставалась аграрная реформа. По мере укрепления польской администрации на местах, освобождения центральных и новых территорий на западе и севере страны аграрная реформа проводилась с учетом интересов не только малоземельного крестьянства, но и середняка. Увеличился размер предоставляемой земли по реформе и количество новых собственников. За 1944—1949 гг. крестьяне получили свыше 6 млн га земли, из них 4,4 млн на новых землях, возникло более 800 тыс. новых крестьянских хозяйств. В 1950 г. средний размер хозяйства в стране составлял от 5,3 га до 6,1 га, а на бывших немецких землях превышал 7—8 и более га, что соответствовало запросам крестьян¹³.

В результате перераспределения земли было разрушено (на условиях небольшой компенсации) крупное помещичье землевладение, сохранен подтвержденный ППР принцип мелкой и средней частной собственности на землю при оздоровлении структуры крестьянского землевладения и его укрупнении, увеличивался потенциал сельского хозяйства. Открывались возможности решать такие общенациональные проблемы, как производство собственного продовольствия и сырья для некоторых отраслей промышленности. Появились перспективы ликвидировать безработицу в деревне, использовать этот резервуар рабочих рук для восстановления промышленности и городского хозяйства. Все вместе взятое формировало новые отношения деревни с властью — в основном нейтральные, порой позитивные. Более трети членов ППР весной 1945 г. составляли крестьяне¹⁴. Но крестьянское население Польши традиционно оставалось политически ориентированным на людовцев, что делало его нейтралитет неустойчивым и зависимым от того, признают ли новую реальность такие лидеры крестьянского движения, как В. Витос и С. Миколайчик.

По мере изгнания оккупантов совершались принципиальные перемены в промышленно-финансовой сфере. Процесс урегулирования имущественных отношений в городе и формирования многоукладной экономики на основе разных форм собственности распространился на освобожденные в 1945 г. территории, где находились основные промышленные центры новой Польши. немецкая или ранее конфискованная гитлеровцами польская, еврейская и иностранная собственность, названная в декрете от 6 мая 1945 г. бесхозным и брошенным имуществом, зачастую, действительно, уже не имела своих прежних юридических и физических владельцев. она поступала в управление рабочим коллективам, под контроль или в собственность государства. Призыв рабочих партий к полякам создавать фабричные комитеты для управления предприятиями был поддержан правительством и рабочими коллективами. Часть комитетов образовалась еще в подполье, большинство — в момент бегства оккупантов. Созданные на 90% шахт и 50% предприятий черной металлургии, они предотвратили разграбление Силезии оккупантами, вывоз машин и оборудования в Германию. сразу после освобождения начали работать 34 из 48 шахт Силезии¹⁵.

Восстановление позиций отечественного и иностранного капитала не происходило и в финансово-банковской системе, связи, на транспорте и некоторых других хозяйственных структурах. В главном перемены в правах собственности не противоречили общеевропейской тенденции этатизации национальной экономики, расширения в ней позиций государства при сохранении принципа частного владения и, как правило, не служили источником серьезных социальных противоречий, хотя разногласия в правительстве имели место.

Намерение правительства восстановить почти полностью уничтоженную оккупантами систему народного образования соответствовало общественным интересам, в особенности интеллигенции и учительства, численность и занятость которых в годы оккупации существенно сократились^10*. Курс на постепенное реформирование этой системы на основе равного, всеобщего и бесплатного образования, включая высшее, было тем новым, что выгодно отличало действия Временного правительства от политики прежде правивших группировок¹⁶.

Таким образом, власть предлагала стране перемены в статусе и перспективах основной массы граждан. Исчезали сословные права и привилегии и фактический запрет на среднее и высшее образование для детей рабочих и крестьян, освобождался путь к ликвидации неграмотности и приобщению широких слоев населения к национальной культуре. Перед этими социальными слоями, вовсе не стремившимися к возврату во II Республику, открывалась перспектива изменения их роли в обществе. Запросам рабочих, крестьян, городских слоев и групп служащих, части интеллигенции соответствовали, были «ко времени и месту» те преобразования, за которые до войны ратовали социалисты и людовцы и которые теперь приняла к исполнению коалиционная власть во главе с ППР.

Усилиями правительства по восстановлению и организации работы заводов, фабрик, мастерских, финансов, торговли, возрождению традиционной для Польши потребительской и сбытовой кооперации, профсоюзных и общественных организаций создавались условия, позволяющие трудиться большинству представителей различных социальных и профессиональных групп населения. Новые структуры власти, госаппарата, местной администрации давали работу служащим. На государственную службу и к участию в управлении страной привлекались многие тысячи тех поляков из рабочих, мелких городских слоев и крестьян, для которых такой шанс был ранее недоступен. Не лишались права на труд «старые» специалисты. Возрождавшиеся учреждения образования, здравоохранения, культуры обеспечивали профессиональную занятость и восстанавливали статус интеллигенции. Поляки, готовые или вынужденные жить в соответствии с предлагаемыми обстоятельствами, вступали в деловые отношения с администрацией, взаимодействовали или сотрудничали с новой властью¹⁷.

Контакт с ней устанавливали сторонники порой полярных мировоззренческих ориентаций и политических позиций. Особую роль, определявшую общественное поведение большинства поляков, играли ожидания обещанных скорых улучшений жизни и статусных перспектив, что занимало первое место в жизни почти каждого поляка, пережившего войну и гитлеровскую оккупацию. Предлагаемое социально-экономическое устройство не вызывало открытого отторжения большинством общества, находившегося на «развилке» своей истории. Хотя действовавшая власть во главе с коммунистами воспринималась значительной частью общества как политически и порой национально чуждая (был распространен тезис о «жидо-коммуне» у власти), преобладающим был мотив приспособления к реальным условиям.

Власть и программа преобразований ассоциировались незначительной, но социально разнообразной частью общества, еще до войны близкой левым силам, а также радикально настроенной молодежью, откликнувшейся на революционную риторику и радикальные лозунги, со строительством нового справедливого строя. Это меньшинство делало сознательный, порой эмоциональный выбор и пополняло на рубеже 1944—1945 гг. ряды стремительно росших рабочих партий, сотрудников госаппарата, безопасности, милиции, профсоюзов¹⁸.

Другое относительное меньшинство составляли те, кого исследователи называют «непримиримыми», или «несгибаемыми». Они продолжали подпольную политическую деятельность и вооруженную борьбу за национальные идеалы, коими было восстановление довоенной границы страны на востоке при расширении ее территории на Западе и Балтике, возвращение «лондонского» правительства к власти^11* и восстановление прежних, отчасти отретушированных, социальных порядков.

Задачей «непримиримых» было сопротивляться зависимости от восточного соседа, нахождению Польши в сфере интересов СССР и устранить правительство левой коалиции, курс которого на союз с Москвой определялся как государственная измена. Компромисс с коммунистами категорически отвергался. Ставка делалась на неизбежную и близкую войну Запада с СССР. Заявленные «непримиримыми» борцами внутренние цели борьбы и внешнеполитические «за» и «против» были понятны и разделялись многими среди конформистского большинства населения Польши, настроенного антисоветски и антикоммунистически¹⁹.

Таким образом, отношение разных социальных групп общества к новым польским политическим реальностям было далеко неоднозначным, порой полярным. Значительной части интеллигенции, прежде всего творческих профессий, которая традиционно оказывала влияние на формирование массового сознания, большинству бывших собственников и служащих II Республики власть во главе с ППР была чужда не только по идейным и национально-политическим соображениям. она не принималась из-за утраты высокого общественного статуса, совершавшейся переадресации права владения собственностью и доступа к управлению страной с узкой прослойки довоенной элиты на многочисленную мало или вовсе неимущую часть населения. Конформистское же большинство общества, используя открывавшиеся возможности приобретения собственности и имущества, социального и карьерного роста, оставалось ненадежным и нестойким в поддержке новой власти. В случае появления негативных тенденций немалая часть этого большинства могла превратиться из пассивных сторонников «непримиримых» в активное большинство противников коммунистов и СССР. В этом была одна из предпосылок репрессивной политики ППР.

С большой точностью характеризовала общественную атмосферу К. Керстен: «Сгусток противоречий, однако, был присущ этой весной [1945 г.] не только разным центрам власти — разбитым структурам правительства в эмиграции, "подпольному государству", но в том числе и коммунистам. И общество в огромном своем большинстве было против них, сопротивлялось устанавливаемым ППР порядкам, и одновременно, за исключением вооруженного подполья, было вынуждено, восстанавливая страну, взаимодействовать с новой властью. Все это нагромождение противоречий определяло очень сложную внутреннюю ситуацию. Стратегия власти была основана на том, чтобы уничтожать все реальные и потенциальные очаги организованной оппозиции; стратегия общества, которая складывалась из миллионов индивидуальных позиций, состояла в том, чтобы защитить свои культурные ценности в условиях существующей действительности. Власть стремилась склонить общество на свою сторону, но одновременно жгла деревни [за связь с подпольем] и издевалась над арестованными аковцами. Население боролось с коммунистами (и террором тоже) и одновременно сотрудничало с властью»²⁰.

Приспосабливалось не только немалое число поляков к власти, но и Временное правительство к их массовым запросам. Власть предлагала лишь те преобразования, которые могли быть востребованы населением. Приспособление отчетливо проявлялось в церковной политике правительства. Прагматизм власти (где решающие позиции занимала партия с атеистической идеологией, а социалисты и людовцы были традиционно настроены антиклерикально) по отношению к Польской римско-католической церкви объяснялся стремлением удержать церковь от участия в политической борьбе на стороне противников и конкурентов Временного правительства и особенно от контактов с военно-политическим подпольем. Правительство, учитывая происшедший за годы войны рост религиозности населения, принимая во внимание патриотическую роль церковных иерархов в поддержке стремления народа к выживанию и сопротивлению гитлеровцам, сохранению национальных ценностей, содействовало возрождению религиозной жизни в стране²¹.

На освобожденных от гитлеровцев территориях Временному правительству удавалось с разной мерой успеха управлять ситуацией в важнейших звеньях общественной жизни, приступить к постепенному преодолению последствий войны в сочетании с переустройством общества. В этом состояло его объективное преимущество перед правительством, находившимся в эмиграции, и его структурами, лишенными возможности действовать легально. Зимой 1944—1945 гг. процесс поддержки Временного правительства приобрел заметную позитивную динамику. Для его влияния в обществе, казалось, создавался важный «задел».

Правительство и ППР были в основном удовлетворены решениями глав великих держав в Ялте. Во-первых, в Варшаве понимали, что послевоенный союз Польши с СССР и новое положение страны на континенте есть то единственно возможное, что в наибольшей мере соответствует национально-государственным интересам. Сталин демонстрировал твердость в поддержке новой власти Польши. Это означало, что ситуация, столь выгодная и безопасная для СССР, вряд ли подвергнется в дальнейшем существенной корректировке.

Во-вторых, в конкретно-исторических условиях, когда данностью был диссонанс между объективными социально-экономическими нуждами большинства населения, которые удовлетворяла власть, с одной стороны, и его политическими настроениями и предпочтениями, с другой, правительство оставалось представительством меньшинства. Оно нуждалось в росте общественной поддержки и международного признания. Поэтому Варшава принимала рекомендации великих держав о расширении состава Временного правительства.

Об этом шла речь на пленуме ЦК ППР 6—7 февраля 1945 г., состоявшемся во время заседаний в Ялте. Были подтверждены основные направления экономической политики коммунистов: отвергался как капитализм с монопольной властью крупных собственников, так и монопольная государственная собственность. Но главное внимание в докладе лидера ППР В. Гомулки было уделено анализу политической ситуации и неотложным планам партии. Установленную в стране политическую систему В. Гомулка именовал режимом народной демократии, общенародной демократией нового типа при руководящей роли рабочего класса, в союзе с социалистами, людовцами и демократа-ми²². Фактически ППР призывала к сотрудничеству многих сторонников и участников «лондонского» лагеря: «Мы, — говорил В. Гомулка, — стоим за объединение всех здоровых сил польского народа. Мы знаем о том, что в "пролондонские" организации часто входили люди честные, не скомпрометированные, люди, которые теперь придут к нам, ничего не скрывая, без злых намерений, и поэтому мы им препятствовать не будем». Коммунисты намеревались привлечь на сторону коалиции членов ППС-ВРН, за исключением «решительно враждебных элементов ВРН, которые должны быть удалены из политической жизни». «В менее острой форме это относится и к СЛ [РОХ]», — считал Гомулка. он имел в виду процесс легализации некоторых отрядов БХ и «связанных с группой Миколайчика политических организаций». они пополняли ряды СЛ, партии, представленной в правительстве и КРН. Обращаясь к настоящим и будущим союзникам по управлению страной, Гомулка говорил о нежелании коммунистов «ограничивать суверенность других политических партий, с которыми сотрудничаем, намерении соблюдать и исполнять принципы союза и взаимодействия»²³. Таким образом, ППР заявила о готовности принять в коалицию новых представителей от социалистов и людовцев.

Между тем в ожидании окончательного разгрома вермахта и под воздействием решений, принятых в Ялте, породивших в Польше как надежды на политические перемены, так и разочарования от неизбежных территориальных потерь на востоке, весной 1945 г. политическая обстановка обострялась. Подъем патриотического энтузиазма, связанный с изгнанием гитлеровцев, с социально-экономическими реформами, с ожиданием восстановления страны и улучшения жизни рядовых поляков, заметно ослабевал. Он все активнее вытеснялся патриотизмом иного содержания. Одобрение обществом ряда социально-экономических усилий Временного правительства вовсе не трансформировалось в массовое и повсеместное доверие. Нарастало негативное отношение к польским коммунистам в правительстве, отвергались признанные в Ялте изменения восточной границы Польши и союз с СССР — «единственным виновником» раздела страны в 1939 г. «Большинство поляков в 1945 г., — утверждает Е. Дурачиньский, — считало границы временными и навязанными Москвой тогда, когда Запад не мог ей противостоять, рассчитывало на изменение этой неблагоприятной для Польши расстановки сил. Утрата Львова и Вильно трактовалась почти как очередной раздел Польши и лишение одного из важнейших атрибутов суверенности государства»²⁴.

Большинство населения раздражало присутствие советских офицеров в Войске Польском, военнослужащих Красной Армии и войск НКВД по охране тыла на территории Польши. Советское участие в подавлении польского подполья остро воспринималось как проявление вмешательства во внутренние дела, порой как оккупация страны восточным соседом. Не оправдалась надежда многих, что на встрече в Ялте союзники добьются избавления Польши от советского контроля и репрессий НКВД. То, что в странах Западной Европы стояли не менее внушительные по численности войска США и Великобритании и разоружались любые участники движения Сопротивления, поляков не смущало. Считалось, что после Ялты произойдет возвращение «лондонского» правительства, а «польские окраины» вновь войдут в состав послевоенного государства, состоится поворот к привычной ориентации страны на Запад. Принятые в Ялте постановления не отвечали этим представлениям, но оставляли надежду, что на следующей встрече глав великих держав будет создано другое правительство и оно сможет многое изменить.

Эти иллюзорные планы поддерживались тем, что западные союзники и большинство стран мирового сообщества признавали законным кабинет Т. Арцишевского, который категорически отверг «Ялту»^12*. В Польше сохранялись его подпольные структуры: РЕН, система политических представительств, действовали вооруженные отряды, а также партийные организации ППС-ВРН, СЛ-РОХ, эндеков (СН), Стронництва працы (СП). Но в Лондоне распространялись разные слухи: якобы отдан приказ об уничтожении некоторых документов и сохранении архивов, шифров и валюты; президент В. Рачкевич уже предложил В. Андерсу исполнять обязанности Верховного главнокомандующего; а генерал выступил против ялтинских решений, угрожал Черчиллю в знак протеста снять польские войска с итальянского фронта, на что последний якобы ответил: «мы больше в вас не нуждаемся». И это последнее было правдой. Не способствовал престижу правительства Арцишевского его публичный отказ от пястовских земель на западе тогда, когда Польша де-факто принимала эти территории под свою юрисдикцию, когда требование их возвращения широко поддерживалось в стране и являлось одним из центральных пунктов программ почти всех польских политических партий²⁵.

После поражения Варшавского восстания и провала попыток силой оружия принудить советскую сторону признать польскую принадлежность восточных окраин, а «лондонское» правительство — законной властью Польши, военно-политическое подполье находилось в состоянии организационного кризиса. Учитывая это, а также стремительную Висло-Одерскую операцию Красной Армии, командующий АК генерал Л. Окулицкий издал упомянутый приказ о роспуске АК и освобождении солдат и офицеров АК от данной ими воинской присяги. Подписывая его, генерал намеревался предотвратить столкновение отрядов АК с советскими войсками, спасти от репрессий наиболее стойких противников новой власти, сберечь ценные кадры для будущего противостояния. Командование Армии Крайовой готовилось перейти к другим формам борьбы за «отрыв» от СССР, возвращение довоенной территории и т. п.

В приказе подтверждалась неизменность целей АК в условиях «замены» гитлеровской оккупации «оккупацией советской». Окулицкий подчеркивал: поляки согласятся жить «только в полностью свободном, суверенном, независимом и социально справедливом Польском государстве. Нынешняя советская победа не завершает войны. Нам нельзя ни на минуту терять веры в то, что эта война может закончиться только победой правого Дела, триумфом добра над злом, свободы над неволей». Низовые командные кадры АК получили приказ спрятать оружие и боеприпасы, оставаться в подполье, сохранять связи, ждать дальнейших распоряжений и использовать возможности легальных действий, «стараясь овладеть всеми структурами временно существующего люблинского правительства»²⁶. Это была переориентация военных структур подполья на выжидание и перегруппировку сил, на внедрение в армию и госбезопасность. Учитывалось, что страна уже переходила к мирной жизни, стало быть, снижалась готовность людей к сопротивлению, особенно вооруженному.

Тем не менее, стремление «непримиримых» продолжать борьбу за суверенную Польшу, теперь уже только против СССР, не иссякло. Приказ о роспуске АК был воспринят командными кадрами и радикально настроенной молодежью как формальность. Утверждения Окулицкого, что борьба не закончена, придавали ему противоречивое звучание, удерживали «непримиримых» в «лесу». Ряд округов АК, например, Люблинский и Белостокский, где сосредоточение подпольных отрядов и групп было наиболее плотным, не выполнили приказа. В начале 1945 г. в подполье действовали почти 200 вооруженных групп численностью от 5 до 20 человек и отрядов — до 150, 200 и более бойцов в каждом. В этих воеводствах и некоторых районах польского Полесья ситуация была такова, что отрядам, главным образом АК и НСЗ, удавалось на короткий отрезок времени контролировать отдельные поселки, гмины, уезды и небольшие города. Органы местной власти были разгромлены в 4 уездах, 3 городах и 4 районах²⁷.

Ситуацию на территории Польши пристально отслеживали в Москве. Тревожное положение на этом особо ответственном участке выдвинуло на повестку дня проблему безопасности тылов всех фронтов Красной Армии, дислоцированных в восточноевропейском регионе. В Кремле признали необходимым увеличить общую численность войск НКВД для охраны тыла действующей армии. Мероприятия по «очищению» тылов проводились централизованным образом, находились в ведении Берии и, судя по документам, под прямым контролем Сталина^13*. Организационную подготовку «очищения» территории Польши предписывалось закончить к 25 января 1945 г. Исполнение поручалось Уполномоченным от НКВД заместителю Берии генералу И.А. Серову (1-й Белорусский фронт) и заместителю начальника Главного управления контрразведки «Смерш» НКО генералу П.Я. Мешику (1-й Украинский фронт). Мешик находился в Польше с декабря 1944 г., где налаживал работу польской госбезопасности.

Военный Совет 1-го Белорусского фронта докладывал в Москву, что на западном берегу Вислы «во многих уездах АК имела широко разветвленные и многочисленные вооруженные... "лесные отряды"... Основная их задача — уничтожение демократических деятелей Польши», что между Бугом и Вислой «много случаев террористических и бандитских действий аковцев». В донесении отмечались попытки компрометировать Красную Армию («дают [наверх] клеветническую информацию, преподносят незаконные действия отдельных военнослужащих Красной Армии как общее явление»), рост активности «наиболее отъявленных элементов аковцев» в борьбе против сторонников Временного правительства, нападения и убийства представителей местной власти, госбезопасности, милиции, а также солдат Войска Польского²⁸.

25 января 1945 г. Берия уведомил Сталина об итогах деятельности Серова и Мешика за десять дней января: «Созданы оперативные группы из чекистов, которые проводят работу на участке каждой армии, продвигаясь вслед за наступающими частями соответствующего фронта. Каждой группе приданы войска НКВД». По 1-му Украинскому фронту «изъято 711 человек» вражеского элемента, из них 190 участников АК, по 1-му Белорусскому фронту — из 956 задержанных, соответственно 429 членов АК, НСЗ, БХ и др. Военным трибуналом 1-го Белорусского фронта с 15 октября 1944 г. по 1 февраля 1945 г. за хранение оружия было осуждено 348 польских граждан, из них членов АК — 155²⁹.

Для подавления подполья требовалась полномасштабная работа советских спецслужб. Она выражалась в непосредственном, разном по форме (зачисление в штат на должность или исполнение роли советников) участии советских офицеров в работе польской госбезопасности и военной контрразведки. 1 марта по просьбе Б. Берута были откомандированы советниками генералы Серов в Министерство общественной безопасности (МОБ) и Мешик в Министерство общественной администрации. В 1945 г. институт советских советников и инструкторов действовал по структурной вертикали МОБ вплоть до повятов. По некоторым данным, осенью 1945 г. в этой системе работало «большое количество военнослужащих Красной Армии, граждан Советского Союза», в том числе членов и кандидатов ВКП(б) — 259 человек, членов ВЛКСМ — 67 (без учета милиции), в том числе во внутренних войсках членов и кандидатов ВКП(б) — 215 и членов ВЛКСМ — 29 человек. Весной 1945 г. сложилась структура контрразведки Войска Польского. В центре — Главное управление информации (ГУИ, начальник в 1944—1945 гг. — советский полковник П. Кожушко) и сеть подразделений при командовании родов войск, военных округов, крупных гарнизонов и военных учебных заведений. Велось наблюдение за политической атмосферой в армии, особенно за поведением принятых на службу недавних офицеров и рядовых АК³⁰.

Советская сторона выделила для обеспечения безопасности тылов своих армий внутренние войска НКВД, которые, кроме выполнения прямых обязанностей, одновременно решали задачи военно-политической поддержки польской власти и организационного содействия формированию ее силовых структур. Польская система госбезопасности, находившаяся в стадии становления, не была способна как обеспечить безопасность тылов Красной Армии, так и противостоять вооруженному подполью^14*. Тем не менее, немногочисленные подразделения польской госбезопасности участвовали вместе с внутренними войсками НКВД в подавлении попыток отрядов АК и НСЗ развернуть сопротивление Красной Армии и новой власти в Польше. Регулярно поступавшие донесения уполномоченных при командовании фронтов и советников НКВД в Москву на имя Сталина и Берии сообщали о систематических арестах руководителей и рядовых участников подполья³¹.

Зима и весна 1945 г. были отмечены нараставшей интенсивностью вооруженных выступлений отрядов АК и НСЗ, главным образом в восточных и юго-восточных воеводствах страны. Вину за эту «войну» Сталин, выступая в Ялте, прямо возложил на «лондонское» правительство и подпольные круги, именующиеся «силами внутреннего сопротивления». Он заявил, что от «"сил внутреннего сопротивления" мы не имеем ничего, кроме вреда... Они нападают на наши склады, чтобы захватить оружие. Они нарушают наши приказы о регистрации радиостанций..., нарушают все законы войны. Они жалуются, что мы их арестовываем..., если эти "силы" будут продолжать свои нападения на наших солдат, то мы будем их расстреливать. Покой и порядок в тылу — одно из условий наших успехов»³². Союзники отдавали себе отчет, что подавление подполья рано или поздно произойдет в результате советских «ответных» мер. Соотношение сил, как считает английский историк Н. Дэвис, «убедительно воздействовало на позицию [союзников] по Восточной Европе»: «малые страны региона были слишком слабы, чтобы устоять на собственных ногах. Лишь немногие поняли, что именно западные страны оказались слишком слабы, чтобы защитить своих восточноевропейских партнеров и клиентов»³³. В полной мере это проявилось в ходе осуществления решений, принятых в Ялте.

Примечания

*. Маршал И.С. Конев вспоминал тот день 1945 г.: «Поставив противника перед реальной угрозой охвата, наши войска вышибали его из города прямым ударом пехоты и танков..., громя арьергарды противника прошли весь город насквозь... древнейший и красивейший город Польши был взят целым и невредимым. Говорят, будто солдатское сердце привыкает за долгую войну к виду разрушений. Но, как бы оно ни привыкло, а смириться с руинами не может. И то, что такой город, как Краков, нам удалось освободить целехоньким, было для нас огромной радостью» (Конев И.С. Записки командующего фронтом. 1943—1945 гг. М., 1985. С. 327—328). Эти слова Конев написал в середине 80-х гг., а в 1990 г. поляки снесли памятник маршалу, созданный польским скульптором и установленный в Кракове в 1985 г. В 1994 г. памятник был вывезен в Россию, отреставрирован и на новом постаменте поставлен на родине И.С. Конева в г. Вятка на площади его имени.

**. Генерал армии И.Д. Черняховский погиб 18 февраля 1945 г. возле немецкого города Мельзак (ныне польский город Пененжно) и был похоронен в Вильнюсе. В 1992 г. прах дважды Героя Советского Союза перезахоронили в Москве на Новодевичьем кладбище. Памятник Черняховскому, демонтированный властями Вильнюса, установлен в Воронеже, который в конце 1942 г. обороняла, а в январе 1943 г. освобождала 60-я армия под его командованием.

***. В руководстве СД были известные деятели демократического движения — В. Жимовский (Ржимовский), Р. Миллер, В. Барчиковский, принявшие сторону ПКНО, а также близкие коммунистам Я. Венде и Л. Хайн.

****. Полномочия военных комендатур состояли в обеспечении дисциплины в воинских частях, пресечении противоправных действий военнослужащих, изъятии оружия у населения, охране порядка на территории дислокации воинских подразделений и подавлении мелких вооруженных групп.

5*. Например, 25 января Н.С. Хрущев докладывал в Кремль о передаче в дар жителям Варшавы от УССР 900 тыс. пудов хлеба, 9 тыс. пудов подсолнечного масла, 6 тыс. пудов сахара, 300 пудов сухофруктов для детей (АП РФ. Ф. 3. Оп. 66. Д. 27. Л. 120—126).

6*. Современный английский историк Н. Дэвис полагает, что в 1942—1943 гг. Запад признавал право Сталина иметь сферу влияния «на восточном фронте» войны, тогда как сфера их влияния распространялась на освобожденную Западную Европу. Запад с опаской подходил к перспективе вмешательства в вопросы Восточной Европы, не делал даже попыток диалога с Москвой о сферах влияния. Союзники, считает автор, уходили от возможных противоречий со Сталиным, шли по линии наименьшего сопротивления, «отказавшись от Восточной Европы» еще до Ялты, и за это заплатили — «их молчание посеяло в заключительной фазе войны зерно холодной войны» (Davies N. Europa walczy. 1939—1945. Nie takie proste zwycięstwo. Kraków, 2008. S. 41, 86—87, 384).

7*. В октябре 1944 г. У. Черчилль в ответ на доказательства Миколайчика, что с утратой кресов Польша теряет все, парировал: «Польша теряет только болота на Припяти и 5 миллионов в основном украинцев, а не поляков» (ДМИСПО. Т. VIII. М., 1974. С. 289).

8*. Сталин имел неполные данные. На территории Польши и Белорусского военного округа потери «от деятельности аковцев и других банд» к декабрю 1944 г. составили ранеными 92 чел., убитыми 310 военнослужащих (Русский Архив. Великая Отечественная. 14. 3 (1). СССР и Польша. К истории военного союза. М., 1994. С. 387—388).

9*. Польский историк К. Керстен признавала, что «более благоприятной и реальной, с точки зрения польских интересов», альтернативы, кроме перехода Польши в сферу интересов СССР и установления власти польских коммунистов, не было (выделено мной. — А.Н.). (Kersten K. Między wyzwoleniem a zniewoleniem. Polska. 1944—1956. Londyn, 1993. S. VII). Так же считали в 80—90-е гг. столь разные польские деятели, как А. Валицкий, Е. Гедройц, Ч. Милош (см.: Słabek H. Inaczej o Historii Polski. 1945—1989. Warszawa, 2000. S. 154).

10*. Во время войны погибли 37,5% поляков с высшим и 30% со средним образованием. Тысячи представителей интеллигенции остались в эмиграции: 165 профессоров, около 2 тыс. учителей и инженеров, 54 писателя, 131 журналист, 617 юристов, 850 служащих судов, 400 деятелей искусства, 790 врачей, 302 фармацевта, 71 служитель культа, 2500 государственных служащих, 1800 предпринимателей и финансистов, 17 тыс. кадровых офицеров (Kersten K. Między wyzwoleniem a zniewoleniem. Polska 1944—1956. Londyn, 1993. S. 7).

11*. «Это они, — писала о "лондонских" политиках К. Керстен, — поделившись на разные ориентации, определяли польскую политику в стране и эмиграции, они, как и санация, не выполнили задачи, не обеспечили фундаментальных интересов Польши и поляков, не избежали свершившихся фактов. Общество оказалось в ситуации, когда должно было само решать, что делать дальше» (Kersten K. Między wyzwoleniem a zniewoleniem. Polska. 1944—1956. Londyn, 1993. S. 13).

12*. Правительство Великобритании в годы войны неоднократно давало понять «польскому» Лондону, что оно не разделяет его претензий на восточные кресы. Так, в 1942 г. один из английских министров убеждал члена Госсовета Польши социалиста А. Чолкоша, что земли эти спорные, ибо они многонациональны, называл поляков империалистами и настаивал: «чтобы быть империалистом, надо иметь силу и уметь управлять. Силы вы [поляки] не имеете, а уменья управлять тоже не показали. Не было года, чтобы в Великобританию не приезжали делегации украинцев или белорусов с жалобами на ваши правительства. Вообще империализм не лучшая черта. Если он не опирается на силу, то становится смешным. Не имея собственной силы, вы хотите с помощью нашей силы реализовать ваши империалистические цели. Честно говоря, мы имеем наши собственные империалистические цели, но на других территориях» (цит. по: Ciećkowski Z.A. Geopolityczne aspekty położenia współczesnej Polski // Rocznik Instytutu Badań Naukowych. T. VI—VII. 2008—2009. Warszawa, 2010. S. 43). Позиция английского правительства по этому вопросу оставалась неизменной и в 1945 г.

13*. «Очищение тыла» на территории Польши не сводилось к подавлению отрядов АК и НСЗ. 29 марта 1945 г. Берия направил Сталину информацию о ходе «операций по очищению от враждебного элемента действующих фронтов» Красной Армии: задержаны члены фашистских и иных враждебных организаций, военнопленные армий противника и предатели общим числом 171 229 человек, из них по национальности немцы — 101 205 и поляки — 34 787 (Teczka specjalna J.W. Stalina. Raporty NKWD z Polski. 19441946. Warszawa, 1998. S. 225—228).

14*. В отчете Варшавского воеводского комитета ППР за январь—февраль 1945 г. говорилось: «Деятельность Армии Крайовой в правобережных районах [р. Вислы]... приняла такие размеры, что органы безопасности и партийные органы стали беспомощными. Аковские банды являются хозяевами положения. Положение представляется таким образом, что этим бандам мы не имеем, что противопоставить. Отделения милиции, которые являются единственными представителями власти, не говоря уже о том, что не совсем надежны, — не вооружены, органы безопасности не располагают достаточным количеством людей и оружия» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 128. Д. 767. Л. 44).

1. Горьков Ю.А. Кремль. Ставка. Генштаб. М., 1995. С. 118.

2. Конев И.С. Записки командующего фронтом. 1943—1945. М., 1985. С. 327, 333, 346—347.

3. АП РФ. Ф. 3. Оп. 50. Д. 449. Л. 10—11.

4. Materski W. Dyplomacja Polski «Lubelskiej». Lipiec 1944 — marzec 1947. Warszawa, 2007. S. 45—64.

5. Ялта-1945. Начертания нового мира. Документы и фотографии из личного архива Сталина. М., 2010. С. 139—141, 149, 190.

6. Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны. 1941—1945 гг. Крымская конференция руководителей трех держав — СССР, США и Великобритании. 4—11 февраля 1945 г. Сб. док. М., 1984. С. 214 (далее: Крымская конференция...).

7. Там же. С. 91—96; Ялта-1945. Начертания нового мира... С. 124—125, 156.

8. Переписка председателя Совета министров СССР... Т. II. С. 186; Ялта-45. Начертания нового мира... С. 129.

9. Ялта-45. Начертания нового мира... С. 124, 132—133, 150—151.

10. Крымская конференция... С. 260—261, 213—214.

11. Переписка председателя Совета министров СССР... Т. II. С. 186—187; Крымская конференция... С. 91, 95, 119—120.

12. Русский архив. 14. 3 (1). С. 409—410; Советский фактор в Восточной Европе... Т. 1. С. 153—155.

13. Słabek H. O społecznej historii... S. 86—88; Friszke A. Polska. Losy Państwa i Narodu... S. 151.

14. Kersten K. Narodziny systemu władzy. Polska. 1943—1948. Lublin, 1989. S. 137.

15. Очерки истории Народной Польши. М., 1965. С. 87.

16. Słabek H. O społeczhej historii... S. 105—109.

17. См. подробнее: Kersten K. Między wyzwoleniem a zniewoleniem. Polska. 1944—1956. Londyn, 1993; Marody M. Przemiany postaw ideologicznych i przystosowanie w systemie komunistycznym // Komunizm. Ideologia. System. Ludzie. Warszawa, 2001. S. 127—138.

18. Носкова А.Ф. «...Чем реальный социализм становился хуже, тем больше в него верили...». Общественная атмосфера в Польше на рубеже 1940—1950-х годов // В поисках новых путей. Власть и общество в СССР и странах Восточной Европы. 50—60-е годы XX века. М., 2011. С. 193—228.

19. Kersten K. Między wyzwoleniem a zniewoleniem... S. 18—21.

20. Kersten K. Narodziny systemu władzy... S. 117—118.

21. См. подробнее: Волокитина Т.В., Мурашко Т.П., Носкова А.Ф. Москва и Восточная Европа. Власть и церковь... С. 499—509.

22. Kształtowanie się podstaw programowych... 1958. S. 323—349.

23. Polska Partia Robotnicza. Dokumenty programowe... S. 290—291.

24. Duraczyński E. Sprawy polskie minionego wieku. Szkice. Kraków, 2011. S.29.

25. Polskie Siły Zbrojne. T. III. Armia Krajowa. S. 65; Pobóg-Malinowski W. Najnowsza historia polityczna Polski. Londyn, 1960. S. 858.

26. AK w dokumentach. Wrocław, 1990. T. 5. S. 239—240; Informator o nielegalnych antypaństwowych organizacjach i bandach zbrojnych działających w Polsce Ludowej w latach 1944—1956. Warszawa, 1964; Lublin, 1993. S. 9; Duraczyński E. Polska. 1939—1945... S. 576.

27. Friszke A. Polska Losy Państwa... S. 130. См. подр.: Informator o nielegalnych...

28. Русский Архив. Т. 14. 3 (1) С. 414—417.

29. Из Варшавы. Москва. Товарищу Берия... С. 351—354; Русский архив. Т. 14. 3 (1) С. 395.

30. НКВД и польское подполье... С. 85—86; Советский фактор в Восточной Европе... Т. 1. С. 240—241; Czekiści. Organy bezpieczeństwa w europejskich krajach bloku sowieckiego. 1944—1989. Warszawa, 2010. S. 393—397.

31. См. подробнее: Из Варшавы. Москва, товарищу Берия... С. 116—143.

32. Ялта-45. Начертания нового мира... С. 125.

33. Крымская конференция... С. 91, 95, 96, 119—120; Davies N. Europa między Wschodem a Zachodem. Kraków, 2007. S. 52.