II.1. Советско-польские отношения: декларации, противоречия, интересы

В июле 1940 г., сразу после покорения Франции, Гитлер дал распоряжение готовиться к агрессии против СССР, намеченной на 15 мая 1941 г. В декабре он подписал «План Барбаросса», который предусматривал разгром Красной Армии в течение пяти месяцев. С февраля 1941 г. началась переброска подразделений вермахта к советской границе, но неудачи Италии в боевых действиях на Балканах и военное участие в них Германии отсрочили нападение. Тем не менее, концентрация сил вблизи границ СССР продолжалась, о чем разведка Союза вооруженной борьбы собрала и передала обширные данные в Лондон. Уведомление об этом получил и советский посол, что было для Москвы одним из многих источников подобной информации. С 5 по 7 мая 1941 г. Гитлер посетил присоединенные польские земли и генерал-губернаторство, инспектируя готовность флота и вермахта к войне. Он побывал в Кракове, демонстративно посетил могилу Пилсудского, произнес речь о глубоком к нему уважении и идейном родстве с польским лидером^*.

Свидетельством подготовки Германии к войне с СССР служила и «модификация» оккупационного режима в генерал-губернаторстве. Резко уменьшился вывоз поляков на принудительные работы в Германию (к середине 1940 г. — 990 тыс., к середине 1941 — 50 тыс. человек). Гитлеровцы отказались от массовых публичных экзекуций на улицах городов. Их перенесли в концлагерь в Освенциме близ Кракова, который действовал с июня 1940 г. В нацистской пропаганде проскальзывали «идеи» о европейском единстве немцев и поляков в борьбе против русских варваров и азиатов и даже о том, что гитлеровцы-де единственные защитники католицизма¹.

Весной 1941 г. Европа ждала начала войны между СССР и Германией. Обсуждали этот вопрос и на заседаниях польского правительства. В. Сикорский не был уверен в близкой войне, но на всякий случай принял решение, что Польша объявит нейтралитет. Прибывший в июне 1941 г. из Москвы в Лондон британский посол С. Криппс убеждал Сикорского, что вот-вот начнется война, которая упростит и изменит советско-польские отношения, поскольку возникнет общий враг — Германия. В это время англо-саксонские лидеры согласовали позиции. 27 июля 1941 г. Криппс уверял Молотова, что именно он побудил Черчилля за неделю до войны переговорить с президентом Рузвельтом об отношении Великобритании и США к приближавшейся войне. Черчилль, Криппс и американский посол в Лондоне Д. Вайнант составили известную речь о поддержке СССР, которую Черчилль произнес по радио в день нападения Германии на СССР².

22 июня 1941 г. в 4 часа утра против СССР было брошено 170 дивизий вермахта. Германский посол Ф. Шуленбург лишь в 5 час. 30 мин. официально уведомил НКИД об объявлении войны^**. В речи, произнесенной 22 июня 1941 г., Гитлер объявил поводом для нападения несоблюдение Советским Союзом пакта о ненападении, а именно сосредоточение частей Красной Армии у восточных границ сферы германских интересов. Известно, что поначалу военные действия на советско-германском фронте сложились крайне неудачно для Красной Армии. Но слова Молотова, произнесенные по радио 22 июня 1941 г.: «Наше дело правое. Враг будет разбит, победа будет за нами!», общенациональная идея защиты отечества, выраженная в гимне этой войны: «Идет война народная, священная война!» сплотили в борьбе против агрессоров все слои советского общества. Созданный 30 июня Государственный комитет обороны (ГКО), который возглавил Сталин, получил всю полноту власти в государстве. В речи 3 июля 1941 г. Сталин назвал целью всенародной борьбы не только уничтожение опасности, нависшей над страной, но и «помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма»³.

Вступление Советского Союза в войну прояснило расстановку международных сил и размежевание двух военных группировок. В противостоянии гитлеровской Германии совпали национально-государственные интересы как демократических Великобритании и США, так и тоталитарного СССР. Сложились предпосылки для объединения в единый антигитлеровский блок государств с разным общественно-политическим устройством. Уже 12 июля 1941 г. было заключено советско-английское соглашение о совместных действиях в войне, прежде всего против Германии. 18 июля 1941 г. СССР подписал аналогичное соглашение с чехословацким правительством в эмиграции. Закладывался фундамент антигитлеровской коалиции. Следующий шаг к ее оформлению был сделан вступлением США в войну после нападения Японии 7 декабря 1941 г. на американскую морскую базу Пёрл-Харбор. Подписанием Договора между правительствами СССР и Великобритании 26 мая 1942 г. и Соглашения между СССР и США 11 июня 1942 г. о сотрудничестве и взаимопомощи в войне против агрессии завершилось создание коалиции, возглавлявшейся СССР, США и Великобританией. Так возникла «большая тройка», лидеры которой взяли на себя ответственность за исход войны и судьбы народов и стран, в нее вовлеченных^***.

Заявления Черчилля и Рузвельта в поддержку СССР, сделанные в первые дни после нападения гитлеровской Германии, оказали влияние на изменение позиции польского правительства в эмиграции. Если 22 июня 1941 г. речь шла о том, что правительство Польши не будет сотрудничать с СССР, то 23 июня, выступая по радио, Сикорский (под давлением Черчилля) заявил о возможности возвращения к положению, которое существовало до 1 сентября 1939 г., т. е. о восстановлении дипломатических отношений с СССР. Советское руководство ответило согласием, заявив, что, если Сикорский пожелает, то Москва не возражает против подписания документа, аналогичного англо-советскому соглашению. 3 июля 1941 г. НКИД определил условия сотрудничества двух стран на военный и послевоенный период. Москва предлагала Польше помощь в создании национальных вооруженных сил на территории СССР под патронатом польского Национального комитета, признавала суверенитет и национальную независимость Польши и право поляков определять характер внутреннего устройства страны.

Посол в Лондоне И.М. Майский от имени Москвы заявил о готовности возобновить отношения двух стран, подписать соглашение о взаимодействии в борьбе с Германией, но при этом использовал тезис о консолидации всего польского народа в «границах национальной Польши», включая некоторые города и области, недавно отошедшие к СССР. Иными словами, речь шла о межгосударственном разграничении по этническому принципу. В ходе советско-польских переговоров при участии А. Идена, но, в первую очередь, параллельных встреч в Москве английского посла С. Криппса со Сталиным и Молотовым определялись принципы отношений двух стран^****. Тогда же Сталин объявил о возможности амнистировать польских граждан, уточнял принципы отношений Красной Армии с будущей польской армией. Выяснилось, что стороны готовы согласовать позиции по текущим вопросам, касавшимся практической организации военного сотрудничества и создания армии в СССР. Но обнаружились и разногласия. Сикорский решительно возражал против создания некоего национального комитета. Далее, он заявил, что в советский плен в 1939 г. было взято 300 тыс. польских военнослужащих. Советская сторона возражала: такого количества военнопленных не было, и в настоящий момент в лагерях находится 20 тыс. человек. В ходе переговоров подтвердилась невозможность договориться о послевоенной советско-польской границе. Тем не менее, 30 июля 1941 г. компромисс состоялся: было подписано Соглашение о восстановлении дипломатических отношений и взаимодействии в войне⁴.

Суть компромисса состояла в том, что решение вопроса о границе откладывалось до «лучших времен». Об этом свидетельствовала статья 1, где речь шла о признании правительством СССР утратившими силу советско-германские договоры 1939 г. «касательно территориальных перемен в Польше». Как показало будущее, стороны толковали ее текст каждая по-своему. Сталин не усматривал в нем признания Советским Союзом границы, существовавшей на 1 сентября 1939 г. Сикорский формулировку «договоры... утратили силу» трактовал как отказ Москвы от территориальных приобретений осени 1939 г. Тем не менее, зафиксированная в Соглашении «формула» на тот период, несомненно, устраивала обе стороны. Москва, понимая, что послевоенная советско-польская граница будет зависеть от исхода войны, уходила от заблаговременного ее определения, ничем не рискуя, и облегчала отношения с великими державами, союзниками Польши. Кроме того при взаимном желании партнеров вопрос о границе не мог служить препятствием для двустороннего сотрудничества, что было особенно важно для польского правительства, представители которого получали доступ на советскую территорию и возможности контакта со своими соотечественниками, организации помощи им. По советским данным от 2 ноября 1945 г., численность бывших польских граждан, находившихся в лагерях, спецпоселениях, ссылке и под арестом, в 1939—1941 гг. составляла 494 310 тыс. человек⁵.

Частью Соглашения был протокол об амнистии «всем польским гражданам, содержащимся ныне в заключении на советской территории в качестве ли военнопленных или на других достаточных основаниях, со времени восстановления дипломатических отношений». Существовал и секретный протокол о том, что «различного рода претензии частного и общественного характера будут рассматриваться в порядке последующих переговоров между обоими правительствами».

Подписание Соглашения с СССР изменило расстановку сил в польском правительстве. «Географически» за Сикорского выступали представители западной части Польши, включенной в состав Германии (Великая Польша), и земель, до войны входивших в состав Германии (Нижняя Силезия). По политическим соображениям усилия Сикорского наладить отношения с СССР поддерживали на всех территориях оккупированной Польши представители СП, СЛ и ППС, кроме правых социалистов. Против действий генерала были сторонники «санации», пилсудчики и СН. Кризис в правительстве, возникший в связи с подписанием Соглашения с Москвой, окончился победой Сикорского, который сохранил свой пост. Представители «санации» и эндеции покинули кабинет⁶.

Важнейшим пунктом Соглашения, развитым и закрепленным совместным Военным соглашением от 16 августа 1941 г., было обязательство сторон создать на территории СССР Польскую армию. По рекомендации советской контрразведки командующим был назначен генерал Войска Польского В. Андерс^5*. В будущей армии были заинтересованы оба правительства, хотя мотивация сторон далеко не во всем совпадала. В. Сикорский видел здесь путь к обретению реальной военно-политической силы на Востоке, что придало Польше вес на международной арене и усилило позиции правительства в отношениях с союзниками по коалиции. Несомненно, не упускалось из виду и то принципиально важное обстоятельство, что вступление польской армии на территорию Польши явилось бы важнейшей гарантией возвращения польского правительства из эмиграции. 8 марта 1942 г. в тайной и личной инструкции С. Ровецкому Сикорский писал, что, если возникнет перспектива прихода Красной Армии в Польшу, он приложит все старания, чтобы польская армия, сформированная в России, одновременно вступила в Польшу. Поэтому, полагал премьер-министр, надо сохранять формально дружественные отношения с Москвой⁷.

Советская сторона на этапе позитивных изменений в отношениях с Польшей подходила к вопросу создания армии как к выполнению своих обязательств перед новым союзником. Это был политический аспект проблемы. Была и потребность, особенно острая в 1941 г. — начале 1942 г., в получении дополнительных воинских частей для участия в боях на советско-германском фронте, что специально оговаривалось в Соглашении: «Польские армейские части будут двинуты на фронт по достижении полной боевой готовности. Они будут выступать, как правило, соединениями не менее дивизии и будут использованы в соответствии с оперативными планами Верховного командования СССР». Существовали двусторонние договоренности о первоначальной численности армии (30 тыс. человек), ее национальном облике и суверенитете, обеспечении в меру возможности вооружением советской стороной, а также польским правительством. Последнее располагало обещанием США от 19 июня 1941 г. поставлять вооружение по ленд-лизу Польше как активно воюющей стране. Поскольку стороны намеревались формировать польские части из лиц, уже прошедших военную подготовку, достижение боевой готовности армии планировалось к 1 октября 1941 г. Советское руководство поручило обеспечивать контакты польского командования с советским командованием майору госбезопасности Г.С. Жукову^6*, который считался специалистом по польским делам⁸.

Отметим, что сразу же возникли разногласия и острые проблемы. Обнаружились трудности с офицерским корпусом (19 августа Андерс получил список на 1658 офицеров⁹) и с вооружением польской армии. Недостаток по офицерскому штатному расписанию был заполнен офицерами, прибывшими из Англии, и подготовкой собственных кадров. Польская сторона не была удовлетворена выполнением Москвой Указа от 12 августа об амнистии польских граждан. Она настаивала на продолжении освобождения военнопленных из лагерей и тюрем^7*. Специально созданная польская Комиссия во главе с известным художником графом Ю. Чапским приступила к выяснению, сколько офицеров было взято в плен, кто и в каких лагерях находился или находится в данное время. Она сверяла добытые сведения с официально опубликованным списком польских офицеров, который предоставила советская сторона. Кроме того, по каналам подполья в оккупированной гитлеровцами Польше был проведен учет офицеров, находившихся в гитлеровских лагерях. Все данные сопоставили: первый список на 3 тыс. офицеров, не обнаруженных в советских лагерях, был готов к декабрю 1941 г.

Возникли большие трудности с вооружением польских частей. Когда летом подписывались документы о сотрудничестве, непросто было предположить развитие ситуации на советско-германском фронте. 8 сентября 1941 г. Сталин уведомил польского посла, что полностью выполнить обязательства по Соглашению возможности нет: СССР может оснастить только одну польскую дивизию. Вскоре, правда, удалось вооружить и вторую дивизию. Были предоставлены оружие и боеприпасы для обучения польских солдат. Тем не менее, 14 и 22 октября В. Андерс просил Сталина о создании новых польских дивизий, сверх предусмотренных в Соглашении. На 25 октября 1941 г. в польской армии числились уже не 30 тыс., а 41,5 тыс. военнослужащих. Сталин удовлетворил просьбу, оговорившись, что препятствием может стать нехватка вооружения^8*. Отметим, что западные союзники, согласившись вооружать поляков, тем не менее в течение года не направили в СССР ни одного транспорта с вооружением для Польской армии. Так, вопрос о вооружении из организационной проблемы все больше превращался в предмет политических разногласий. Он был использован польской стороной для обоснования решения о выводе армии в Иран, поддержанного представителем президента США по ленд-лизу А. Гарриманом.

Трудности с вооружением Польской армии танками, противотанковыми и зенитными орудиями не были единственной причиной осложнений во взаимодействии сторон¹⁰. Оставались проблемы с пополнением кадрового состава армии. Возможным резервом могли быть депортированные вглубь СССР бывшие польские граждане, а также бойцы Красной Армии — этнические поляки, украинцы, белорусы, евреи, призванные из западных регионов страны в 1940—1941 гг. Наркомат обороны согласился было передавать их в польскую армию, но поскольку они как граждане СССР «уже приняли присягу», Молотов наложил на это запрет. Встал вопрос, кого можно считать польским гражданином, обязанным вступить в Польскую армию по мобилизации и призываться или через смешанные советско-польские пункты призыва, или через призывные комиссии, созданные при советских военкоматах. Польское правительство считало Указ Президиума Верховного Совета СССР 1939 г. о наделении советским гражданством всех жителей Западной Украины и Западной Белоруссии внеправовым актом, который к тому же ограничивал возможную численность призывного контингента. остроту проблемы сняло сделанное в декабре 1941 г. советским правительством изъятие из-под действия Указа о гражданстве всех поляков по национальности, жителей некогда польских кресов, что позволило зачислять их в Польскую армию. Это была существенная уступка советской стороны. Возможно, сыграло свою роль полученное в конце октября 1941 г. от Сикорского известие о намерении вывести формировавшуюся армию в Иран. Такое развитие ситуации тогда, когда советское командование считало каждого солдата на фронте, шло вразрез с расчетами Сталина, и он, вероятно, хотел, заинтересовав поляков расширением призыва в армию, если не исключить, то отложить ее вывод из СССР. Это временно удалось сделать в ходе переговоров с В. Сикорским, посетившим Москву.

Премьер-министр Польши 3 декабря 1941 г. был принят Сталиным, который считал, что наступил переломный момент в отношениях СССР и Польши и его надо закрепить, решив все назревшие вопросы. Сикорский, со своей стороны, намеревался максимально сузить тему переговоров. Беседа лидеров, временами острая по форме (Сикорский пытался демонстрировать равенство «веса» двух стран^9*), сконцентрировалась по инициативе польской стороны на обсуждении положения поляков в СССР и вывода Польской армии из СССР. Несмотря на тяжелейшую военную и экономическую ситуацию (контрнаступление под Москвой начнется только через день, а пока вермахт стоит на расстоянии 30—40 км от советской столицы), Сталин выражал непоколебимую веру в победу над Германией: «Русские были в Берлине два раза, будут там и в третий раз». Он подчеркивал, что собственно военное участие польской стороны не имеет большого значения: «Мы не можем заставить поляков драться», если поляки «не хотят, то мы обойдемся и своими дивизиями», «В Иран, так в Иран! Пожалуйста». Это относилось и к будущему освобождению Польши от гитлеровцев: «Мы возьмем Польшу и передадим Вам через полгода. У нас войска хватит, без вас обойдемся. Но что скажут тогда люди, которые узнают об этом. А польским войскам, которые будут находиться в Иране, придется бороться там, где этого пожелают англичане».

Сикорский и Андерс, к этому времени уже выступавший не за участие в боях вместе с Красной Армией, а за вывод войск, были вынуждены снять с обсуждения этот вопрос, ведь только в СССР имелись национальные резервы для пополнения армии. Сталин, со своей стороны, согласился улучшить положение польского гражданского населения, предоставив на эти цели беспроцентный заем в 100 млн руб. В ходе переговоров он сделал ряд принципиальных замечаний: после войны польская граница на западе может пройти по р. Одер; Польская армия завоюет право первой войти в освобождаемую Варшаву; «ему, Сталину, безразлично, каким будет внутреннее устройство Польши, лишь бы было дружественное СССР правительство». Советский лидер тогда объявил: «У нас нет и не может быть таких целей войны, как навязывание своей воли и своего режима славянским и другим порабощенным народам Европы, жаждущим от нас помощи... Никакого вмешательства во внутренние дела других народов [не будет]!». По мнению Сталина, совместное участие советских и польских войск в сражениях на советско-германском фронте важно в основном не с военной, а с политической точки зрения, как подтверждение улучшения непростых отношений двух стран.

Сикорский, вопреки обещанию, данному У. Черчиллю, согласился оставить армию в СССР, получив согласие Москвы на вывод из СССР 25 тыс. солдат и всех моряков и летчиков для пополнения польских частей в Великобритании. Это предусматривалось военным соглашением от 14 августа 1941 г. Советская сторона согласилась на дальнейшее расширение польской армии до 96 тыс. человек и предоставление на ее нужды беспроцентного займа в 300 млн руб. Премьер снял с обсуждения вопрос о границе, хотя обещал к нему вернуться. Сталин, со своей стороны, говорил о возможности изменения линии общей границы и возвращении Львова Польше. Касаясь борьбы народа в самой Польше, Сикорский информировал Сталина, что в подходящий момент в Польше произойдет восстание¹¹.

Советское руководство уже тогда имело в виду вариант конкретных территориальных предложений Польше. Он был изложен в материалах, врученных А. Идену во время его визита в Москву 15—22 декабря 1941 г. СССР, заинтересованный в «установлении взаимного согласия... при решении послевоенных вопросов» между СССР и главной союзницей Польши — Великобританией, допускал возможность обсудить дополнительно «вопрос о Польше и ее государственных границах с СССР, с учетом установившихся дружественных союзных отношений между СССР и Польской Республикой, а также с учетом национальных особенностей населения». Советская сторона связывала решение вопроса о советско-польской границе с одновременным расширением территории Польши за счет Германии: «Восстановление Польши в границах 1939 г., с оставлением в пользу СССР территорий Западной Украины и Западной Белоруссии, за исключением районов с преобладающим польским населением (оставить в составе Польши город Львов, при условии передачи СССР Белостока и Вильно или, наоборот, передать Польше Вильно и Белосток, с оставлением Львова в СССР), а также — расширение территории Польши за счет западной части Восточной Пруссии»¹². Это означало, что в конце 1941 г. Москва была готова на существенную корректировку советско-польской границы 1941 г. во имя ее закрепления в официальных советско-английских документах. Кроме того, она вводила в большую политику идею компенсации польских «потерь» на востоке территориальными приращениями на западе за счет Германии^10*. Предлагалось обсуждать пограничные вопросы на сепаратных советско-польских переговорах без вмешательства третьих стран. Наиболее подходящим моментом для этого считалось вступление польских частей в бой против гитлеровцев на советско-германском фронте, что стало бы залогом общей доброй воли.

Сикорский тоже был заинтересован решить все проблемы в ходе двусторонних переговоров, но еще до того, как Красная Армия дойдет до границ Польши. Польский премьер-министр покидал СССР, поздравив Сталина с разгромом гитлеровской армии и успешным советским контрнаступлением под Москвой. Это убеждало его, что надо заключить долгосрочный союз с Россией на антигерманской основе, навсегда покончить с довоенной политикой лавирования между двумя врагами и с авантюрами в отношении СССР вроде похода 1920 г. на Киев, «прокладывать дорогу в будущее, сглаживая отношения между нами». Однако генерал, докладывая на заседании правительства о поездке в Москву, утверждал, что не следует допускать СССР в Европу: «Польско-российская граница должна остаться тем, чем она была на протяжении веков, а именно границей западно-христианской цивилизации». Одновременно он был уверен, что сможет нейтрализовать расчеты польских коммунистов на приход к власти и освобождение с Востока: «слабенькая группка Ванды Василевской» не имеет поддержки польской эмиграции в СССР, коммунистический строй «совершенно не устраивает поляков», и Польша сможет дать отпор Сталину, если тот как победитель перейдет к «захватническому империализму». Премьер чрезвычайно высоко оценивал итоги своего визита, подчеркивая, что «Сталин в первый раз отказался от универсального коммунизма и признал принцип невмешательства во внутренние дела суверенных государств». Сикорский предпринял попытку развить этот успех, став четвертым участником переговоров о создании «большой тройки», но получил решительное «нет» от А. Идена¹³.

Во время визита Сикорского в Москве была достигнута договоренность о сотрудничестве советской стороны с разведкой СВБ (с февраля 1942 г. — Армия Крайова, или АК) в глубоком тылу гитлеровских войск. Для передачи советскому Генштабу полученных разведданных была организована радиосвязь между Москвой и Варшавой^11*. По границе 1939 г. устанавливалась разграничительная линия действий партизанских отрядов, было дано обещание оказать содействие командованию Польской армии в налаживании эстафетной связи с Польшей. Вместе с тем Сикорский выступал за минимизацию советских контактов с польским подпольем. Комендант СВБ имел приказ энергично, вплоть до смертной казни, бороться с теми, кто сотрудничал с НКВД. Высадки советских парашютистов в тылу немецких войск на территории Польши расценивались Сикорским и Ровецким как нарушение советско-польских соглашений и суверенности польского правительства. Все военное сотрудничество должно было идти только через главнокомандующего, т. е. Сикорского¹⁴.

По итогам визита Сикорского в Москву и переговоров со Сталиным 4 декабря 1941 г. была подписана Декларация о дружбе и взаимной помощи. Лидеры двух стран заявляли, что совместно с другими союзниками «будут вести войну до полной победы и окончательного уничтожения немецких захватчиков», окажут «друг другу во время войны полную военную помощь, а войска Польской Республики, расположенные на территории Советского Союза, будут вести войну с немецкими разбойниками рука об руку с советскими войсками. В мирное время основой их взаимоотношений будут доброе соседское сотрудничество, дружба и обоюдное честное выполнение принятых на себя обязательств»¹⁵.

Однако 3 декабря 1941 г. под взаимные отношения двух правительств была заложена «бомба»: Сикорский и Андерс, выступавший в роли переводчика, передали Сталину поименный список на 3,5 тыс. офицеров, не обнаруженных польским командованием в СССР. В феврале 1942 г. Андерс в присутствии уже лично знакомого Сталину начальника штаба польской армии полковника Л. Окулицкого предоставил список на 8 тыс. фамилий. Так начиналась теперь широко известная история трагической гибели польских офицеров, или «Катынское дело». Первая итоговая Справка НКВД о судьбах 132 тыс. военнопленных составлялась к визиту Сикорского и датирована 3 декабря 1941 г. В ней утверждалось, что офицеры из лагерей Козельск-2, Старобельск-2, а также лагеря в Осташкове переданы в распоряжение Управлений НКВД соответствующих областей (о расстрелах в тюрьмах в этом и последующих документах не упоминалось). Сталин разыграл сцену телефонного запроса «в компетентные органы» о судьбе офицеров и сказал полякам: «Говорят, что все освобождены» и «бежали в Манчжурию». Явная абсурдность ответа усугублялась тем, что уже с конца 1940 г. польскому правительству была известна подлинная судьба узников Козельского лагеря. тогда правительства Великобритании и США «советовали» Сикорскому не поднимать вопроса об этом военном преступлении. Польское правительство не могло, однако, знать всего объема трагедии. Германское же руководство после оккупации Смоленской области имело информацию о Катыни от польского подполья. Но в 1941—1942 гг., когда вермахт одерживал победы в России, эта проблема не была политически нужна Гитлеру и Геббельсу¹⁶. Она ждала своего часа.

Вернемся к итогам московских переговоров. В соответствии с договоренностью между Сикорским и Сталиным, на территории СССР и при содействии советских властей посольство Польши (переехавшее вместе со всем дипкорпусом из Москвы в Куйбышев) назначило 389 доверенных лиц для организации помощи польскому населению. По разным сведениям, было создано от 589 до 807 благотворительных учреждений (столовых, детских садов, школ, детских домов, домов инвалидов и т. п.). Средства и продовольствие, поступавшие из-за границы в помощь польским гражданам, ввозились без таможенных пошлин и транспортировались по льготным тарифам. оказывалась помощь в создании продовольственных складов и распределительных пунктов. С сентября 1941 г. по апрель 1943 г. помощь деньгами и «натурой» получили более 270 тыс. человек. Есть сведения, что на благотворительные цели органы опеки израсходовали 114 млн руб.¹⁷

Однако взаимодействие местных органов советской власти и представительств посольства протекало не гладко. Сказывались политические трудности, которые нарастали в отношениях правительств из-за отказа поляков участвовать в боях на советско-германском фронте. Были проблемы с проведением амнистии, транспортные неурядицы в ходе переселения поляков с «северов» в более южные районы^12*, разногласия по вопросам гражданства, и деятельности уполномоченных польского посольства на местах, которые кроме благотворительности присваивали себе прерогативы консульств и дипломатов. Все это не устраивало НКИД, а сбор польской стороной сведений о советской жизни и состоянии экономики в военное время расценивался органами НКВД как шпионаж.

Командование Польской армии, ссылаясь на недостаток вооружения и на неготовность боевых частей, отказывалось выступать на фронт. Андерс направил советской стороне просьбу о выводе всей Польской армии на Ближний Восток. Находясь в Лондоне, Молотов встречался с Сикорским 10 июня 1942 г. и пытался убедить его оставить армию на советско-германском фронте. Сикорский отговаривался тем, что «польская армия не может вступить в бой, не будучи вооруженной», заявил Молотову о желательности новой встречи со Сталиным, на что последовало принципиальное согласие¹⁸.

12 июня 1942 г. Андерс получил предписание правительства: исходя из высших государственных интересов и целей в войне, армия должна остаться в СССР. Но давление Черчилля на Сикорского и на Сталина усиливалось, поскольку в Египте успешно наступали германо-итальянские части генерала Э. Роммеля, и войска союзников оказались в затруднительном положении. Черчилль намекал и на то, что от наличия мощного «кулака» на Ближнем Востоке зависит позиция Турции в отношении СССР. Сикорский уступил английскому премьеру. Советское правительство во имя единства действий союзников также дало согласие на эвакуацию армии Андерса в Иран и на Ближний Восток.

В августе 1942 г. эвакуировались около 44 тыс. польских солдат и офицеров и более 30 тыс. членов их семей. В результате в 1942 г. из СССР выехали, по данным НКИД на сентябрь 1943 г., 113 247 польских граждан (75 491 военнослужащий и 37 756 членов их семей)^13*; по данным НКВД на ноябрь 1945 г., — 119 865 человек (76 110 солдат и офицеров и 43 755 гражданских лиц). Андерс расписался под протоколом, где констатировалось, что «польское правительство вопреки соглашению между СССР и Польшей не считает возможным использовать на советско-германском фронте польские войска, сформированные в СССР»¹⁹.

Советско-польское Военное соглашение от 16 августа 1941 г. о совместной борьбе против гитлеровцев фактически прекратило действовать. Произошло то, чего удалось избежать в июле 1941 г., когда СССР и Польша установили прямые межправительственные контакты. Вывод армии свидетельствовал о заинтересованности Великобритании^14* в блокировании этого соглашения, в устранении польских частей с территории СССР, а значит — и перспектив урегулирования спорных проблем путем советско-польского диалога. Незадолго до вывода Польской армии из СССР, а именно во время визита в Лондон в мае 1942 г., Молотов говорил о возможных советских уступках Польше, безуспешно убеждал англичан в пользе прямых, без посредников, советско-польских переговоров о границе, намекая на поиски Сикорским покровительства за океаном.

Оценивая факт вывода Польской армии из СССР, следует признать его, пожалуй, самой крупной политической ошибкой польского правительства в эмиграции: оно лишилось важного военно-политического инструмента, обеспечивавшего постоянное присутствие и участие Польши в сотрудничестве как с СССР, так и с Великобританией. Сразу после Сталинградской битвы последовало предложение Сталину вернуть Польскую армию в СССР и наладить взаимодействие подпольной Армии Крайовой (АК) с Красной Армией, но оно не было принято советской стороной²⁰.

Масштаб допущенной ошибки стал ясен уже в начале в 1943 г., когда обострились противоречия по вопросам советско-польской границы, гражданства и амнистии. В январе СССР восстановил действие Указа Верховного Совета 1939 г., по которому советскими гражданами считались все жители бывших польских кресов, без каких-либо изъятий по национальному признаку. Была свернута и система представительств польского посольства на советской территории. Все вместе взятое привело двусторонние отношения к состоянию, близкому к кризису. В прессе, как в польской подпольной, так и польской лондонской, «разнузданной», как ее называл Сталин, ширилась антисоветская кампания. Она шокировала даже вице-премьера польского правительства С. Миколайчика. Сведения о советско-польских противоречиях впервые появились и в советской печати. Газета «Правда» опубликовала 21 февраля 1943 г. острую статью А.Е. Корнейчука, в которой доказывалась безосновательность польских претензий на украинские и белорусские земли.

Напряженные советско-польские отношения и перспектива их развития по негативному сценарию вызывали беспокойство западных союзников, осознававших вполне вероятное усиление военно-политической роли СССР к концу войны. Еще в начале 1942 г. А. Иден представил английскому кабинету меморандум, в котором писал: «Принимая, что Германия потерпит поражение, а немецкая военная мощь будет уничтожена... Позиция России на европейском континенте будет непоколебима. Российский престиж окажется столь великим, что установление коммунистических правительств в большинстве европейских стран будет весьма облегчено, а советское правительство, очевидно, приложит к этому старания». В 1942 г., советско-германский фронт для западных союзников становился, по мнению Ф.Д. Рузвельта, выраженному в письме к У. Черчиллю в октябре 1942 г., «нашей самой большой опорой» в противостоянии гитлеровской Германии. В конце декабря 1942 г., когда происходило решающее сражение под Сталинградом, А. Иден убеждал правительство Великобритании в необходимости укреплять сотрудничество трех великих держав. «При отсутствии этого, — писал он, — мы окажемся перед перспективой мира, находящегося в состоянии колеблющегося равновесия, с великими державами, каждая со своим кругом клиентов, соперничающих между собой, что неизбежно создаст со временем состояние враждебности». Его заместитель А. Кадоган, сдерживая проявления антисоветской активности польских эмигрантов, стремился их образумить: «Судьба всех нас связана с военными успехами Советов»²¹.

Советско-польские территориальные проблемы, не решаемые на двустороннем уровне, все отчетливей становились частью формировавшихся представлений глав «большой тройки» о конфигурации границ будущей Европы. Это понимали в «польском» Лондоне и стремились прояснить позицию западных союзников, воздействуя на нее в своих интересах. Между тем во время визита Сикорского в США, состоявшегося в конце марта 1942 г., Рузвельт пояснил собеседнику, что решения вопроса о границах можно ожидать лишь после окончания войны. В ходе очередного пребывания польского премьер-министра в США (4 декабря 1942 г. — 10 января 1943 г.) госдепартаменту был передан меморандум польского правительства, где доказывалась необходимость сохранить восточную довоенную границу Польши не только по экономическим, историческим и стратегическим, но и идеологическим причинам: «Должна быть линия, отделяющая коммунистическую концепцию мира, которую представляет Советский Союз, от идеалов западных демократий, опирающихся на права индивидуума. Эта демаркационная линия должна идти вдоль линии, установленной в Риге». Сикорский убеждал госсекретаря США С. Уоллеса, что если англосаксы ничего не предпримут относительно нерушимости этой границы, то у Сталина не останется сомнений, что они, Запад, не будут препятствовать реализации его намерений обрести доминирующие позиции в Восточной и Южной Европе. Сикорский не был понят президентом США, который убеждал его в необходимости урегулировать отношения с СССР и гарантировал в этом свою помощь Польше. Рузвельт не соглашался и на тот масштаб территориальных требований к Германии, которые выдвигала Польша. Госсекретарь прямо заявил, что вопрос о границах Польши надо согласовать не только с Западом, но и с Советским Союзом²².

По возвращении в Лондон Сикорский переиначил и подверг переоценке содержание бесед и рекомендации Рузвельта, утверждая, что Польша может, «несомненно, рассчитывать на поддержку Рузвельта и его правительства не только в отношении России, но и в отношении Великобритании, поддающейся советскому давлению». Позиция Сикорского вызвала решительную критику в «польском» Лондоне. Посол в Москве Т. Ромер, обращаясь к правительству, доказывал, что имеется слишком мало аргументов («козырей») для организации международного обсуждения нерушимости границы на востоке и получения компенсации на Западе за счет Германии. После состоявшегося обсуждения итогов поездки в США в правительстве и с президентом Радкевичем, после отчета Раде Народовой Сикорский выразил готовность при условии полной поддержки союзников нанести визит в Москву для налаживания отношений с СССР. Генерал получил совет президента В. Радкевича написать личное письмо Сталину²³.

Между тем после убедительной победы Красной Армии под Сталинградом, после успешного завершения в мае 1943 г. военных действий союзников в Северной Африке^15* основной вопрос войны состоял не в том, какой военно-политический блок победит, а как быстро будет достигнута победа.

Примечания

*. Ю. Пилсудский терпеть не мог Гитлера, не доверял ему и не ошибся даже в сроках начала войны, утверждая, что, несмотря на пакт о ненападении с Германией, Польша получит «неприятности» от Гитлера.

**. Вслед за Германией войну СССР объявили ее союзники и сателлиты — Венгрия, Италия, Словакия, Румыния, Финляндия. Кроме того на советско-германском фронте воевали фашистские добровольческие отряды из Хорватии, Франции, Бельгии, Дании, Норвегии, испанская «Синяя дивизия», а также часть призванных в вермахт поляков.

***. 1 января 1942 г. была принята Декларация Объединенных наций (Вашингтонская декларация) о военном сотрудничестве в борьбе против фашистского блока, подписи под которой поставили 26 стран, в том числе СССР и Польша.

****. Польский историк Я. Тебинка полагает, что текст документа полностью согласовывался не с поляками, а с Москвой и Лондоном, что из Вашингтона поступали сигналы не потакать требованиям «малых» союзников о подтверждении их довоенных границ (Tebinka J. Polityka brytyjska wobec problemu granicy polsko-radzieckiej. 1939—1945. Warszawa, 1998. S. 153—155, 157).

5*. Выпускник царского Пажеского корпуса (поляков туда не принимали!), Андерс происходил из прибалтийских баронов; служил в русской царской, германской и польской армиях; в конце сентября 1939 г. взят в советский плен, находился в госпитале, затем арестован; известно, что до освобождения 4 августа 1941 г. с ним беседовали Л.П. Берия, его заместитель по НКВД В.Н. Меркулов и генералы советской контрразведки.

6*. В это время Жуков — начальник 4-го (польского) отдела 2 Управления НКВД СССР; уполномоченный Генштаба Красной Армии по формированию польской армии в СССР.

7*. К 1 октября 1941 г. из тюрем и лагерей было освобождено 50 295 человек, из лагерей для военнопленных — 22 297 человек, на комплектование армии направлено 25 115 человек (Репрессии против поляков и польских граждан. М., 1997. С. 186).

8*. За июнь—декабрь 1941 г. Красная Армия потеряла более 3 млн бойцов, 6 млн единиц стрелкового оружия, 20 тыс. танков и САУ, 10 тыс. самолетов. Положение Красной Армии было критическим. 3 сентября Сталин просил Черчилля прислать на советский фронт 25—30 английских дивизий, танки и самолеты. Черчилль отказал, соглашаясь ввести английские войска на Кавказ, где боев не было. К концу осени положение на фронте несколько улучшилось. Наступление германских войск стало выдыхаться. Появились разведданные, что Япония отказалась от нападения на СССР. Но пока вооружений для действующей армии остро не хватало (Документы внешней политики СССР. Т. XXIV. М., 2000. С. 178).

9*. Накануне визита Сикорского посол С. Кот уверял Сталина, что польский премьер-министр «войдет в состав группы, состоящей из Сталина, Черчилля и Рузвельта, которая определит послевоенную организацию мира». Сталин в ходе беседы с Котом говорил, что его, Сталина, мечта — «принять активное участие в возрождении Польши» (Документы внешней политики СССР. Т. XXIV. М., 2000. С. 420 и сл.).

10*. Во время пребывания А. Идена в Москве при обсуждении проблемы послевоенного устройства мира выяснилось, что английская позиция по главному для СССР вопросу о советско-польской границе была неустойчивой. Иден, как и Черчилль, который раньше считал границу 1941 г. правильной, теперь от этого признания уклонялся. Упорные, но безрезультатные дискуссии состоялись в мае 1942 г. при посещении В.М. Молотовым Лондона. Добиваясь закрепления советско-польской границы 1941 г. в тексте советско-английского договора о союзе в войне и послевоенном сотрудничестве, нарком неоднократно заявлял о готовности советского правительства «полюбовно договориться с польским правительством... на основе взаимности», но условием «является восстановление границ СССР, нарушенных Гитлером... Мы не можем уступить в этом вопросе». «Польшу, — считал нарком, — можно было бы удовлетворить. за счет Германии, а не за счет СССР». Сикорский со своей стороны активно противостоял закреплению в советско-английском договоре границы 1941 г. (Ржешевский О.А. Сталин и Черчилль. Встречи, беседы, дискуссии. Документы и комментарии. 1941—1945. М., 2004. С. 105, 109—111).

11*. Генерал Андерс получил инструкцию Сикорского проводить «организационную работу в разведке... с таким расчетом, чтобы не только обслужить потребности этой войны и будущего восстания в Польше, но и создать постоянные условия для нашей разведки на Востоке и в послевоенное время». Предлагалось законспирировать работу, «чтобы исключить возможность расконспирации разведки и возможного проникновения НКВД через эту сеть в организацию СВБ в Польше» (Секреты польской политики. Архив СВР. Сб. док. М., 2009. С. 318).

12*. Сталин объяснял Сикорскому, что транспортные проблемы с переселением поляков возникли не по злой воле, а из-за перегруженности негустой сети железных дорог на востоке СССР, куда продолжала идти массовая эвакуация людей (7,14 млн чел.) и 2539 промышленных предприятий из западных и центральных районов (Парсаданова В.С. Советско-польские отношения в годы Великой Отечественной войны. 19411945. М., 1982. С. 91—92).

13*. Из них весной 1942 г. выехали в Иран, по разным данным, от 42 до 44 тыс. военнослужащих и гражданских лиц. Причем 12 тыс. моряков, летчиков, танкистов и некоторых других военнослужащих направились не в Англию, как предусматривалось, а в Ирак.

14*. На Ближнем Востоке, где польская армия охраняла нефтяные разработки, она была реорганизована во 2-й Польский корпус (2978 офицеров и 43 021 рядовых). Тогда из армии были удалены и репрессированы те офицеры, которые вместе с З. Берлингом осенью 1940 г. разрабатывали планы создания польских частей в СССР, в частности, капитан К. Завадский, поручик Р. Имах и др. В польских тюрьмах на территории Палестины в январе 1944 г. находилось около 700 офицеров и солдат, осужденных за «просоветские симпатии» на сроки от 10 лет до пожизненного заключения. Берлинг и несколько его единомышленников остались в СССР, за что были объявлены дезертирами и заочно осуждены (Русский архив. Великая Отечественная. 14. 3 (1). СССР и Польша. 1941—1945. К истории военного союза. Документы и материалы. М., 1994. С. 100—103). 2-й Корпус, в состав которого влилась бригада Карпатских стрелков, дислоцированная в Африке, стал частью войск союзников, высадившихся в Италии в феврале 1944 г. Этот корпус участвовал во взятии монастыря Монте Кассино (май 1944 г.), Анконы (июль 1944 г.) и Болоньи (апрель 1945 г.).

15*. Военные действия союзников в Северной Африке против итало-германских войск начиная с июня 1940 г. шли с переменным успехом. Осенью 1942 г. в Алжире и Марокко высадился 150-тысячный англо-американский десант, который разбил корпус гитлеровского генерала Э. Роммеля в мае 1943 г. Символом успешных сражений в Африке считается египетский город Эль-Аламейн в 80 км от Александрии, где осенью 1942 г. союзниками были остановлены итало-германские 12 дивизий и 1 бригада. Началась подготовка к высадке в Сицилии (10 июля 1943 г.). За время боев в Африке союзники взяли в плен 225 тыс. итальянцев и немцев. Таким образом, ближневосточной нефти гитлеровцы не завоевали, путь союзникам в Индию не перекрыли.

1. Polski ruch oporu... S. 53; ДВП. Т. XXIV. С. 24—25.

2. ДВП. Т. XXIV. С. 45.

3. Там же. С. 103.

4. ДВП. Т. XXIV. С. 107; ДМИСПО. Т. VII. С. 198, 208; AK w dokumentach... T. II. (czerwec 1941 — kwiecien 1943). Londyn, 1973. S. 2—6; Sprawa polska na arenie międzynarodowej... S. 218—221.

5. ГА РФ. Ф. 9401. Оп. 2. Д. 105. Л. 19.

6. См. подробнее: Hułas M. Goscie czy intruzi?...

7. AK w dokumentach... T. II. S. 203.

8. ДВП. Т. XXIV. С. 236—237. См. подробнее: Зданович А.А. Роль НКВД в формировании польской армии В. Андерса (1941—1942 гг.) // Военно-исторический журнал. 2010. № 9.

9. Русский архив. 14. 3 (1). Великая Отечественная. 3 (1). СССР и Польша. 1941—1945. К истории военного союза. Документы и материалы (далее: Русский архив. 14. 3 (1)). М., 1994. С. 30.

10. ДВП. Т. XXIV. С. 420.

11. Там же. С. 236, 464 и сл.; ДМИСПО. Т. VII. С. 237—258; Ржешевский О.А. Сталин и Черчилль. Встречи. Беседы. Дискуссии. Документы и комментарии. 1941—1945. М., 2004. С. 111.

12. Ржешевский О.А. Сталин и Черчилль... С. 50, 53.

13. Sprawozdanie z podróży generała Sikorskiego na Średni Wschód i do Rosji // Protokoł posiedzenia Rady Ministrów z dnia 15 stycznia 1942 roku // Dzieje Najnowsze. 1994. № 4. S. 114—117; 118—123.

14. AK w dokumentach. T. II. S. 57, 67—68.

15. Правда. 1941. 5 декабря.

16. Подробнее см.: Яжборовская И.С., Яблоков А.Ю., Парсаданова В.С. Катынский синдром... Гл. 1.

17. Архив Президента (АП) РФ. Ф. 3. Оп. 66. Д. 105. Л. 17; Парсаданова В.С. Советско-польские отношения в годы Великой Отечественной войны. 1941—1945. М., 1982. С. 75.

18. Ржешевский О.А. Сталин и Черчилль... С. 328—332.

19. ДМИСПО. Т. VII. С. 425; ГА РФ Ф. 9401. Оп. 2. Д. 105. Л. 20; Русский архив. Т. 14 (3—1). С. 96—99; Парсаданова В.С. Советско-польские отношения в годы... С. 87; Kot S. Listy z Rosji do gen. Sikorskiego. Londyn, 1955. S. 514—520.

20. Сталин и Польша. 1943—1944... // Новая и новейшая история. 2008. № 3. С. 110—118.

21. Duraczyński E., Turkowski R. O Polsce na uchodźstwie. Rada Narodowa Rzeczypospolitej Polskiej. 1939—1945. Warszawa, 1999. S. 124; Прибалтика и геополитика... С. 18.

22. Duraczyński E. Polska. 1939—1945... S. 212—213, 225—227.

23. Duraczyński E., Turkowski R. O Polsce na uchodźstwie... S. 129.