I.5. Западная Украина и Западная Белоруссия: советизация, деполонизация власти, репрессии

Вступление Красной Армии на территорию Польши в сентябре 1939 г. в Москве считали освободительным походом, воссоединением разделенных границей украинского и белорусского народов и исправлением исторической несправедливости, произошедшей в 1921 г. Выступая на юбилейной сессии Верховного Совета УССР, В.М. Молотов в 1948 г. был откровеннее: Советский Союз окреп и получил возможность предъявлять свои права¹.

Польское правительство в эмиграции, ссылаясь на IV Гаагскую конвенцию^*, считало эти земли оккупированными Советским Союзом. Оно не признало решений Народных собраний Западной Украины и Западной Белоруссии от 1 и 2 ноября 1939 г. о вхождении этих земель в состав СССР и воссоединении с УССР и БССР, а также об установлении здесь советской власти и законов. не признавался законным и Указ Президиума Верховного Совета СССР от 29 ноября 1939 г., на основе которого все бывшие граждане Польши, находившиеся 1—2 ноября 1939 г. на новых советских территориях, становились гражданами СССР. Новое гражданство получали и те лица, которые прибывали в СССР по Соглашению об обмене населением между СССР и Германией от 16 ноября 1939 г. Такая процедура применялась также и к тем, кто приезжал из Виленского края довоенной Польши, переданного в 1939 г. Литве².

Приход Красной Армии был встречен различными национальными и социальными группами населения польских кресов противоречиво — от радости до враждебности и вооруженного сопротивления. Современники событий тех лет единодушно отмечали, что местное украинское, белорусское и особенно еврейское население встречало красноармейцев как родных людей и освободителей. На улицах происходили сцены подлинного братания^**. Советское руководство немедленно привело в действие политику, основанную на классовых принципах и использовании острых национальных противоречий между ранее титульной нацией — поляками и прочими «меньшинствами». Посол Франции Л. Ноэль, оказавшийся вместе с польским правительством в районе Залещик, на границе с Румынией, политически точно описывал ситуацию: «Местное население ждало скорого прибытия советских войск. Ходили слухи о заключении Берлином и Москвой соглашения, касающегося раздела Польши. Назывались даже некоторые географические детали прохождения новой границы. Многочисленное еврейское население ожидало Красную Армию с нескрываемым нетерпением. Одни украинцы возлагали надежды на Гитлера, другие — на Сталина. Почти все рассчитывали на быстрый и полный переворот, который избавит их от польской жандармерии, сборщиков налогов, помещиков. Было совершенно ясно, что везде работали советские агенты, которые обещали населению неизбежное исчезновение польского государства»³.

Уже осенью 1939 г. на новых советских территориях было прекращено действие польских законов, власть изымалась из «польских рук», поляки становились по статусу национальным меньшинством. Власть переходила к представителям многонационального большинства, в основном украинского, белорусского и еврейского. По советской модели создавались новые органы центральной и местной власти, проводилась жесткая украинизация и белорусизация кадров государственного аппарата. Это показали прошедшие осенью выборы в новые органы власти — Народные собрания. Если принять, что в выборах участвовали в первую очередь те, кто одобрял приход Красной Армии, то некоторое представление о настроениях новых граждан СССР дают их официальные итоги. Так, в выборах на Западной Украине участвовали 4433 тыс. человек, или 92,83% избирателей^***, высказались «за» более 90,97%. Не приняли участия в голосовании или голосовали «против» более 700 тыс. человек. В Народное собрание Западной Белоруссии были избраны 157 поляков, Западной Украины — 44. Из 33 депутатов, избранных в 1940 г. от этих земель в Верховный Совет СССР, трое были поляками. Активисты КПП разного уровня принимали участие в организации выборов и затем в работе Народных собраний, представляя в них интересы польского населения⁴.

Жестокими мерами осуществлялась унификация социально-экономического устройства новых областей. Народными собраниями были приняты законы о национализации крупной промышленности и банков. На практике же наблюдались изъятия даже мелких ремесленных мастерских и частных домов. Национализировались коммунальные, культурные, учебные, просветительные и лечебные учреждения. Осуществлялся перевод экономики под контроль государства и на плановые основы. Проведение ускоренными методами социально-экономических преобразований, деполонизация власти всех уровней, форсирование политических мероприятий (на что в самом СССР ушло 20 лет) — все это было спрессовано в полтора года организованной сверху «социалистической революции». Она проводилась на основе классовых принципов и сопровождалась арестами, расстрелами, депортациями. В итоге были дезорганизованы хозяйственные связи, сократился объем производства и упал жизненный уровень населения, изменились отношения между общественными и национальными группами.

Преобладавшие здесь польские, как правило, крупные, помещичьи угодья изымались без выкупа и сопровождались высылками или арестами немалого числа их владельцев. Конфискованная земля передавалась крестьянам (от 5 до 15 га), совхозам и МТС. Реформа существенно повлияла на настроения в новом советском регионе. Как отмечало командование Союза вооруженной борьбы, перестройка сельского хозяйства весьма изменила позиции деревенской и местечковой бедноты в пользу советской власти⁵.

Социально-экономические реформы, ликвидация помещичьего землевладения и национализация промышленности, решение, хотя и с попранием международных норм, украинского и белорусского национальных вопросов склоняли на сторону советской власти довольно значительные слои населения, в основном неимущего и малоимущего. то, что новая власть приобретала поддержку и социальную базу, что осенью 1939 г. происходило изменение политических настроений на бывших польских территориях, признал командующий СВБ генерал С. Ровецкий: «Советы имеют большую помощь местного элемента (украинцев, белорусов, еврейской бедноты, много сторонников среди молодежи, которая получила работу)... Перенеся борьбу на социальную почву, они смогли завоевать некоторую часть польского общества, в основном пролетарскую молодежь и часть сломленной морально интеллигенции». Ровецкий отмечал полное безразличие белорусов и украинцев к польской государственности (но указал на враждебность части их к большевикам по экономическим мотивам) и определенную удовлетворенность решением белорусского и украинского национальных вопросов даже в советской форме. Большую роль в завоевании масс на сторону советских коммунистов Ровецкий отвел «их» школе, учреждениям, союзам, театрам, печатному слову и пришел к выводу, что «широкая работа против большевиков невозможна»⁶.

К декабрю 1939 г., т. е. одновременно с оформлением центра польского сопротивления гитлеровским оккупантам в Варшаве, появились его ответвления в кресах. Здесь для подготовки к вооруженной борьбе создавались два округа СВБ — Львовский и Белостокский, активность которых была достаточно заметной до лета 1940 г. Как и в генерал-губернаторстве, при военном командовании СВБ существовали подпольные Политические консультативные комитеты из представителей СН, СЛ и ППС. Социалисты вскоре отошли от деятельности Союза, начав сотрудничество с советскими властями, но отдельные члены партии продолжали состоять в рядах СВБ⁷.

Польские власти в эмиграции осознавали всю трудность работы Львовского и Белостокского округов СВБ. Тем не менее от правительства во Франции поступали требования совершать акты террора и диверсий на транспорте, линиях связи, уничтожать склады с топливом, вести работу по подрыву авторитета советских властей, дезорганизации и деморализации административных органов и «этим путем [достигать] ослабления советского режима». Одной из задач участников подполья было воздействие на молодежь, вывоз ее в Румынию и Венгрию, создание препятствий для мобилизации призывников в Красную Армию. С этими целями подполью в кресах пересылались радиопередатчики и финансовые средства. Так, к маю 1940 г. было доставлено 2,5 млн злотых и 15,6 тыс. долл. К концу марта во Львов поступило 500 тыс. руб., 4 кг золота, 700 долл. в золоте. За это Запад требовал от поляков предоставлять данные о дислокации советских частей, их передвижениях и моральном состоянии личного состава. СВБ было разрешено сотрудничать с иностранными дипломатами, и английские дипломаты в обмен на сведения, собранные подпольщиками, соглашались содействовать доставке информации нужным адресатам за пределами СССР. Имелись контакты и с японскими представителями⁸.

С первых дней пребывания на новых землях органы НКВД-НКГБ СССР, имея надежную агентуру, проводили массовые аресты «классово чуждых» элементов и членов польских и украинских подпольных групп. С сентября 1939 г. по июнь 1941 г. было арестовано 107 140 человек (52% от всех арестованных в стране за этот период). 40% составляли поляки, 23% украинцы, 22% евреи, 8% белорусы; из них осуждено 39 тыс. человек, в том числе приговорено к расстрелу — 8,5 тыс. человек. Непрерывное подавление польского подполья охватило прежде всего Западную Украину, где операцию под названием «Паутина» курировал майор НКВД СССР Г.С. Жуков. Уже в конце октября 1939 г. был арестован командующий Львовским округом СВБ генерал М. Янушайтис, весной 1940 г. последовали аресты его преемников — генералов М. Карашевича-Токажевского и М. Борута-Спеховича. В ходе облав и арестов в руки советских органов госбезопасности попали списочный состав членов польского кабинета, подлинные инструкции и предписания Союзу, многие курьеры и денежные пересылки. Достаточно быстро выявили около 2,5 тыс. участников СВБ, обнаружили основные каналы связи с базами в Бухаресте и Будапеште, а также с Парижем, Лондоном и Варшавой. Стало известно, что после событий лета 1940 г. в Прибалтике польские политики стремились «установить наилучшие отношения с теми политическими группами Эстонии, Литвы, Латвии, которые не признают своей принадлежности к Советскому Союзу и не опираются на Германию».

Весной—летом 1940 г. усилиями советских спецслужб были подавлены попытки организовать на новых советских территориях польские военно-политические структуры как часть формировавшего в это время подполья в генерал-губернаторстве. Конспиративные структуры СВБ на территории СССР фактически прекратили свою деятельность. Прибывший во Львов в ноябре 1940 г. для выправления положения дел полковник Л. Окулицкий был арестован в январе 1941 г.

Основной удар по польскому подполью был нанесен в 1940 г. По данным НКВД от 26 декабря 1940 г., в западных областях Украины и Белоруссии было ликвидировано, начиная с октября 1939 г., 495 организаций и арестовано 14 011 их участников^****. По сведениям 3-го Управления НКГБ СССР, советскими спецслужбами за осень 1939 г. — 1-й квартал 1941 г., включая территорию Литвы, было раскрыто 568 организаций и групп и арестовано 16 758 членов «польских националистических формирований»⁹. Это парализовало национально-политическую подпольную деятельность поляков на советской территории.

Аресты польского национально-политического актива, репрессирование отдельных социальных групп населения — крупных собственников, служащих бывшего польского госаппарата, органов суда, прокуратуры, полиции, армии — по мере свертывания польской системы власти и управления сопровождались несколькими потоками массовых депортаций. Это был превентивный способ одновременно политического преследования, уголовного или административного наказания «элементов», признанных опасными для советской власти^5*.

Инициатором четырех «волн» депортаций выступил Н.С. Хрущев, первый секретарь ЦК КП(б)У. Они осуществлялись ведомством Л.П. Берии согласно постановлениям Совнаркома СССР от 5 декабря 1939 г. («О выселении осадников из западных областей УССР и БССР») и 2 марта 1940 г. («Об охране госграницы в западных областях УССР и БССР»). Первой стала высылка польских осадников и лесников 10—15 февраля 1940 г., в тяжелых для людей зимних условиях. Вторая депортация (13 апреля 1940 г.) была «многоплановой». Имело место отселение жителей 800-метровой пограничной полосы и их расселение в пределах Западной Украины и Западной Белоруссии с возмещением материальных потерь и предоставлением хозяйства. Одновременно производилась депортация из родных мест в Казахстан сроком на 10 лет 22—25 тысяч семей польских военнопленных, содержавшихся в лагерях. Депортация коснулась прежде всего семей офицеров и должна была замаскировать предстоявшую преступную акцию расстрела самих офицеров. К высылаемым польским семьям присоединили участников повстанческих организаций и некоторых лиц, содержавшихся в тюрьмах западных областей, а также две тысячи молодых женщин, которых власти посчитали проститутками. Третья депортация осуществлялась по директиве НКВД СССР, направленной 10 июня в Киев (И.А. Серову) и в Минск (Л.Ф. Цанаве). Депортация производилась «в соответствии с ранее данными указаниями и опытом проведенных Вами операций по выселению осадников, семей репрессированных и проституток». Вглубь СССР депортировали тех беженцев из Польши, которых не приняла Германия. В основном это были лица еврейской национальности (на 78 тыс. беженцев приходились 64,5 тыс. евреев). По данным на август 1940 г., было принудительно выселено 292 513 человек, из них 139 299 — осадников и лесников, 60 351 членов семей репрессированных и 92 863 беженца. Хотя в числе высланных были представители многих национальностей, но преобладали все же поляки, что объяснялось высокой их долей в аппарате управления, армии, спецслужбах и среди собственников в довоенное время. Этот процент значительно превышал «польскую» долю в общей численности населения новых советских районов. Так, было выслано до 85,5% польских осадников. Поляки составляли 57,3% и среди арестованных лиц¹⁰.

Четвертая депортация носила скорее антиукраинскую направленность. Она началась в июне 1941 г., накануне нападения гитлеровцев на СССР, но не была завершена: уже сформированные эшелоны не дошли до мест назначения. После нормализации отношений Москвы с польским правительством депортированные польские граждане 12 августа 1941 г. были объявлены амнистированными.

Акции советских органов по «очищению городов и сел от враждебных элементов» не имели правовых оснований, проводились без учета позиций и действий конкретных людей, путем распространения «мероприятий» на все категории подозреваемого национального или социального слоя или круга лиц, включая членов их семей. Все они, по признанию авторов составленного для командования СВБ «Рапорта по вопросу о поляках, выселенных в СССР», «разделили судьбу миллионных масс арестованных, заполняющих тысячи лагерей СССР». Выселенцев увозили на 10—20 лет на Север, в Коми АССР, на Ямал, в Сибирь, Алтай, Казахстан, в непривычный климат, на лесоповал и лесосплав, на строительство энергетических комплексов, на предприятия черной и цветной металлургии, на тяжелые и почти даровые работы. Они трудились во вновь создаваемых вдали от будущего фронта экономических районах. Людей косили плохие условия переезда и жизни на новом месте, изматывающий труд, эпидемии и голод зимой 1941—1942 гг. Берия доносил «наверх», что во время депортаций погибли 16 тыс. человек. По подсчетам польского Института национальной памяти, всего за годы войны и по разным причинам — от расстрелов до непосильного труда — по вине советской власти погибли около 150 тыс. польских граждан^{6* 11}.

Видимо, посчитав «зачистку» территорий достаточной, через две недели после третьей депортации и волны массовых арестов Сталин направил 5 июля 1940 г. такую шифровку в Львовский обком КП(б)У (копии — в Киев, в ЦК КП(б)У Н.С. Хрущеву и М.Д. Бурмистренко): «До ЦК ВКП(б) дошли сведения, что органы власти во Львове допускают перегибы в отношении польского населения, не оказывают помощи польским беженцам, стесняют польский язык, не принимают поляков на работу, ввиду чего поляки вынуждены выдавать себя за украинцев и тому подобное. Особенно неправильно ведут себя органы милиции. ЦК ВКП(б) предлагает вам за вашей личной ответственностью незамедлительно ликвидировать эти и подобные им перегибы и принять меры к установлению братских отношений между украинскими и польскими трудящимися. Советую вам созвать небольшое совещание из лучших польских людей, узнать у них о жалобах на перегибы, записать эти жалобы и потом учесть их при выработке мер улучшения отношений с поляками»¹².

Появление этой шифровки объяснялось принципиальным изменением соотношения сил на международной арене летом 1940 г. Потерпела сокрушительное поражение союзница Польши — Франция, вслед ней были оккупированы Бельгия и Голландия, предстояла «битва за Англию» (8 августа — 31 октября 1940 г.), резко усилилась союзница Германии — Венгрия, получившая в 1940 г. по Второму Венскому арбитражу румынскую часть Трансильвании. Все эти события не могли не вызывать в Москве опасений в отношении дальнейших действий Гитлера, беспокойства за безопасность страны.

Тревожны для власти были и негативные политические настроения на новых, в значительной своей части — приграничных территориях как среди украинского (где нарастало влияние националистов), так и, особенно, польского населения. В Москве, несомненно, понимали, что репрессии усилили недовольство поляков вплоть до враждебности к советской власти, и стремились «исправить» положение дел. С лета—осени 1940 г. можно говорить о заметных переменах во внутреннем направлении польской политики советского руководства^7*. Прекращались депортации, исправлялись «перегибы» и «ошибки» в советизации, украинизации, белорусизации и коллективизации, налицо было демонстративное содействие развитию польской культуры. Вокруг известной польской писательницы Ванды Василевской — депутата Верховного Совета СССР, дочери Л. Василевского, социалиста и первого министра иностранных дел возрожденной Польши, группировались польские интеллектуалы, представители различных кругов, прежде всего демократической части местной польской интеллигенции. Журнал «Нове виднокренги» («Новые горизонты»), активную роль в учреждении и издании которого играла Василевская, стал центром для той группы поляков, которая выступала за сотрудничество с советской властью. Эта же группа почти в полном составе весной 1943 г. будет инициатором создания Союза польских патриотов в СССР.

Советское руководство предприняло определенные меры для успокоения польского населения и создания собственного имиджа хранителя и защитника польской культуры и языка. Открылись польские школы, правда, в меньшем количестве, чем их было в 1939 г. Работали университеты, где преподавание велось на родном для студентов, в том числе и польском, языке. Было реальным равноправие языков для общения жителей с представителями органов власти и администрации многонационального региона. Действовали польские театры, филармонии, музеи. В Москве, Львове, Минске, а затем и в Вильнюсе на польском языке миллионными тиражами издавались книги, выходили 17 польских газет и два журнала. Символом новой польской политики советских властей явилась подготовка и проведение во всесоюзном масштабе осенью 1940 г. юбилея национальной гордости и славы поляков — поэта Адама Мицкевича.

Несколько затормозился слом прежних норм общежития, социальных порядков и национальных традиций. Умерили пыл те, кто жаждал скорой и стопроцентной коллективизации. Раскулачивание стало расцениваться порой как самоуправство, как «действия, которые могут быть, — по мнению Политбюро ЦК КП(б) У, — использованы враждебными советской власти элементами с провокационной целью». Были разрешены достаточно высокие нормы личного землевладения. Пленум ЦК КП(б)У в постановлении «О работе Львовского и Ровенского обкомов компартии Украины» (ноябрь 1940 г.) счел недостаточным привлечение к управлению представителей местного актива, признал, что в ряде городов и районов совершены грубые нарушения советских законов и рекомендовал эти «недостатки» исправить. Изменилось отношение к польским коммунистам, прибывшим из Польши в 1939 г. Их в индивидуальном порядке и с предварительной проверкой стали принимать в ВКП(б). Члены бывшей КПП и польского комсомола, арестованные в 30-е гг. и находившиеся в советских тюрьмах и ссылке, амнистированию не подлежали. Некоторые члены ППС привлекались к сотрудничеству с советскими организациями. Устанавливались контакты советской стороны с рядом значимых политических персон, находившихся на территории СССР, в частности из людовцев и социалистов, на предмет создания в СССР польского правительства или иного органа, который мог бы в будущем взять на себя ответственность за судьбу Польши. Сталин согласился на приезд в Москву бывшего премьер-министра К. Бартеля. Об этом же говорил замнаркома внутренних дел СССР И.А. Серов («генерал Иванов») с находившимся в советском госпитале генералом В. Андерсом.

Советское руководство предпринимало конкретные действия по созданию польских воинских формирований в СССР. К началу ноября 1940 г. в лагерях для военнопленных оставалось немногим более 18 тыс. военнослужащих польской армии, их них более 13 тыс. — рядовые, 4 тыс. — младший комсостав и менее 1000 офицеров (2 генерала, 39 полковников и подполковников, 222 — майора и капитана, 691 — поручик и подпоручик). Еще летом этого года для оперативной работы с польскими военнослужащими были созданы особые отделения из сотрудников НКВД СССР. В лагеря выезжали специальные группы офицеров советской разведки и контрразведки. На месте изучались настроения и степень готовности поляков к сотрудничеству, подбирались кандидатуры на вербовку, с некоторыми польскими офицерами, в первую очередь с теми, кто считал неизбежным нападение Германии на СССР и был склонен воевать на советской стороне, устанавливались доверительные отношения. Сталин в личной беседе с Василевской просил подобрать польских офицеров для командного состава будущих польских воинских частей. Он считал их создание необходимым для того, чтобы «Польша встала на ноги». Осенью 1940 г. Берии было поручено проработать вопрос о создании из пленных поляков и чехов национальных частей в составе Красной Армии¹³.

В октябре 1940 г. небольшая группа офицеров из лагерей Козельск-3 и Грязовец была доставлена в Москву и размещена на «спецдаче № 20» в подмосковной Малаховке. В ее составе находился подполковник З. Берлинг^8*. Предположительно, НКВД намеревалось создать диверсионно-разведывательные подразделения. Но польские офицеры предлагали (что выяснилось в ходе бесед с ними Л.П. Берии и замнаркома В.Н. Меркулова) сформировать в СССР дивизию. Офицерам поручили разработать принципы и структуру такой дивизии. Берия 2 ноября 1940 г. направил докладную записку Сталину с сообщением о проведенных беседах с 24-мя предварительно отобранными польскими генералами и офицерами и предложением создать на территории СССР польскую воинскую часть. Причем нарком считал возможным поручить практическую работу по организации дивизии (конспиративные беседы в лагерях, отбор кадров) не генералам, а старшим офицерам Войска Польского. Реакция Сталина на предложение Берии пока не известна исследователям. Вероятно, были какие-то сомнения, затягивалось согласование вопроса с различными ведомствами, работа продвигалась медленно. Часть польских офицеров сомневалась, не противоречат ли их действия данной воинской присяге и верности польскому правительству. Советское руководство, со своей стороны, не было уверено в надежности личного состава будущей дивизии. В начале 1941 г. состоялась встреча трех польских офицеров (в их числе был и Берлинг) с Берией и Меркуловым, речь шла о формировании дивизии «из лиц польской национальности». Только 4 июня 1941 г. Совнарком СССР на основании решения Политбюро ЦК ВКП(б) постановил к 1 июля «укомплектовать [стрелковую дивизию] личным составом польской национальности и знающим польский язык» по штату в 10 298 человек. Предполагалось не фиксировать в документах факт появления нового соединения, а провести его как переформирование 238-й советской дивизии, дислоцированной в Средней Азии. Так, по предложению Берии, создание польского национального формирования было засекречено. В Москве все еще хотели избежать осложнений в советско-германских отношениях, поскольку появление польской части было бы прямым нарушением пакта о ненападении от 23 августа, договора о дружбе от 28 сентября 1939 г. и секретных протоколов к ним¹⁴.

Во второй половине 1940 г. генерал К. Соснковский отдал приказ о прекращении активных действий польского подполья против гитлеровцев. Был взят курс на «экономию польской крови», моральный и физический террор в отношении отдельных немцев, разведку и экономический саботаж. Такая ориентировка не касалась деятельности СВБ на советской территории, где, как и ранее, следовало продолжать диверсии, саботаж, акты террора, вести антисоветскую пропаганду. Как доносил Соснковский премьер-министру Сикорскому, за первые пять месяцев 1940 г. здесь было взорвано три железнодорожных моста, уничтожено более 10 железнодорожных составов, несколько складов оружия, боеприпасов и продовольствия, в том числе большое хранилище во Львове. Материалы компартии Украины подтверждают многие указанные им факты и содержат иные примеры.

Между тем деятели СВБ в западных регионах Украины и Белоруссии исходили из собственных оценок ситуации на месте и все больше склонялись к пересмотру позиции Союза. К этому их подталкивали массовые аресты членов СВБ, изучение настроений в обществе в связи с переменами в советской политике, а также содержание бесед советских руководителей достаточно высокого ранга с арестованными деятелями подполья на территории СССР. Полякам предлагали прекратить антисоветскую деятельность и создать центр по руководству антигитлеровским сопротивлением. Пересмотрел свою позицию и полковник Генштаба Войска Польского, командующий СВБ Львовского округа Л. Окулицкий. Он находился, как и многие другие арестованные офицеры округа, в тюрьме на Лубянке. Весной 1941 г. он пришел к принципиально новым политическим выводам и 4 мая 1941 г. изложил их в личных показаниях о деятельности СВБ «на оккупированных Германией и СССР территориях», предлагал взаимодействие польского подполья с советской стороной в борьбе против общего врага.

Во-первых, писал полковник, «судьба Польши зависит не от результата войны между Германией и Англией, а от результата решающего сражения между Германией и СССР». Между двумя последними Польше и предстоит сделать выбор. Рассчитывать, утверждал Окулицкий, что оба они выдохнутся, «а посередине..., при помощи Англии, возникнет Польша — детская фантазия», поэтому «польский народ должен встать на сторону СССР». Он сделал главное заключение: «В убеждении, что победа СССР даст польскому народу возможность жизни и национального, культурного, хозяйственного и политического развития, я написал свои показания и заявляю о желании дальнейшей работы. Будет Польша красной, хорошо, пусть будет, лишь бы только была. Впрочем, это хорошо на нее повлияет, освободит и раскроет новые, невиданные до сих пор силы народа».

Далее Окулицкий излагал условия сотрудничества СВБ с советским руководством. На первом этапе «СВБ прекращает деятельность в зоне советской оккупации^9* и убирает нежелательных для [советских] властей, либо необходимых на той стороне людей», предоставляет разведданные о вермахте и «готовится к действиям в период войны»; советская сторона «освобождает из заключения людей... с одновременной переброской их на другую [немецкую] сторону», помогает и частично возвращает депортированных, что изменит «настроения польского населения по другую сторону», «создаст кадровую и материальную базу для развертывания работы» с началом боевых действий. На втором этапе поляки поставляют сведения об общем противнике, осуществляют саботаж и диверсии и готовят «общее вооруженное выступление»; СССР декларирует независимость Польши, создание правительства и вооружает армию¹⁵.

Советский ответ на данную программу исследователям неизвестен, скорее всего, его не последовало: через полтора месяца Германия напала на СССР. Но известен отклик генерала К. Соснковского на настроения в польском подполье в 1941 г.: «Всякие попытки создания красных польских правительств или красных польских отрядов должны встретиться с безусловным противодействием. Изменение отношения к Советам не является актуальным». Соснковский признавал: не исключено, что Россия будет рядом с Англией в качестве ее союзника в борьбе с Германией; тогда, возможно, и произойдет ревизия польской позиции в отношении СССР в том смысле, что «сведение счетов с оккупантами будет отодвинуто на задний план». Нормальные отношения с СССР представлялись возможными лишь на условиях статус-кво, существовавшего до 17 сентября 1939 г. В случае марша Красной Армии на запад, утверждал генерал, «необходимо быть готовыми к борьбе в форме партизанских действий и массового саботажа»¹⁶.

Между тем СВБ на советской территории уже вряд ли располагал возможностями для проведения активной антисоветской деятельности. Кроме того, нападение Германии на СССР в июне 1941 г. повлекло за собой принципиальные изменения в отношениях двух стран, и военное взаимодействие в войне против Германии стало общим государственным делом советского и польского руководства.

Примечания

*. Советская сторона полагала, что данная конвенция, касавшаяся установления режима оккупации, в данном случае неприменима к действиям Красной Армии.

**. Неслучайно до сих пор советские ветераны сохранили ощущение того, что красноармейцы в Польше в 1939 г. не воевали (Ростокинская панорама. 2009. № 10 (100). Октябрь).

***. Иностранные корреспонденты отмечали действительно массовое участие населения в выборах. Однако агентство «Рейтер» сообщило иные данные: участвовали в выборах 50% горожан и 25% сельчан.

****. В источнике при сложении данных по Украине и Белоруссии допущена ошибка и названа цифра 114 011.

5*. В мае 1940 г. руководство УССР считало, что 25% кадров в экономике, кооперативах, учительстве — «чуждые для нас люди, [которые] не думают перестраиваться» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 22. Д. 3074. Л. 157).

6*. Подобной советской статистикой за весь период войны мы не располагаем.

7*. Польский историк Г. Хрычук полагает, что до весны 1940 г. советская политика в отношении поляков в СССР была следствием убеждения в относительно продолжительном сотрудничестве с Германией. С лета 1940 г. эта политика оставалась производной от советско-германских отношений, но так как перспектива столкновения с Германией виделась все более близкой и реальной, то «очень гибкий и прагматичный Сталин осознавал необходимость если не привлечения на свою сторону, то нейтрализации польского населения на случай советско-германской войны» (Hryciuk G. Polityka radziecka wobec polaków w latach 1939—1941 // Studia Slavica et Balkanica Petropolitana. 2009. № 1/2. S. 13).

8*. Берлинг Сигизмунд (Зыгмунд) — подполковник Войска Польского, незадолго до начала войны отстранен от службы, жил в г. Вильно (Вильнюс), в 1939 г. был интернирован литовцами; после присоединения Литвы к СССР находился в лагерях НКВД для военнопленных, выражал твердую готовность сражаться против Германии и в той или иной форме взаимодействовать с представителями советской власти.

9*. Имеются в виду территории, включенные в состав СССР в сентябре 1939 г.

1. Воссоединение украинского народа в едином украинском советском государстве (19391949 гг.). Сб. док. и мат. Киев, 1949. С. 8.

2. АВП РФ. Ф. 122. Оп. 23. П. 69. Д. 5. Л. 60.

3. Wrzesień 1939 w relacjach dyplomatów. Warszawa, 1989. S. 156.

4. В единой семье советских народов. Минск, 1950. С. 213; Канарская А.Н. Поляки-коммунисты... С. 190; Turlejska M. Prawdy i fikcje. Warszawa, 1966. S. 268; ср.: Armia Krajowa w dokumentach (далее: AK w dokumentach.). T. I. Londyn, 1970. S. 460, 495.

5. История УССР. Киев, 1984. Т. 7. С. 518; История БССР. Минск, 1961. С. 352; Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 22. Д. 3074. Л. 157.

6. AK w dokumentach... T. I. S. 490—491.

7. См. подробнее: Polskie podziemie na terenach Zachodniej Ukrainy i Zachodniej Białorusi w latach 1939—1941 // Польское подполье на территории Западной Украины и Западной Белоруссии в 1939—1941 гг. (далее: Польское подполье...) Т. 1, 2. Варшава; М., 2001.

8. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 22. Д. 3033. Л. 29; Д. 3271. Л. 146.

9. AK w dokumentach... T. 1. S. 160, 236—237, 250, 318, 460, 495; Польское подполье... Т. 1. С. 30, 176, 406, 484, 952, 646, 1168; Репрессии против поляков и польских граждан. М., 1997. С. 82—89, 116.

10. Deportacje obywateli polskich z Zachodniej Ukrainy i Zachodniej Białorusi w 1940 roku // Депортации польских граждан из Западной Украины и Западной Белоруссии в 1940 году (далее: Депортации польских граждан...). Варшава; Москва, 2003. С. 26—28, 566, 678685, 704—706, 713—718; Яжборовская И.С., Яблоков А.Ю., Парсаданова В.С. Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях. Изд. 2. С. 114—119.

11. Archiwum akt nowych (AAN). Dzial 6.203/III-79. Zespól AK; Polska. 1939—1945. S. 9, 18.

12. Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ). Ф. 89. Оп. 48. Д. 6. Л. 1.

13. Катынь. Март 1940 — сентябрь 2000 г. С. 280—281, 261; Репрессии против поляков. С. 178; ДВП. Т. XXIV. С. 425.

14. Сталин, Берия и судьбы армии Андерса в 1941—1942 гг. (Из рассекреченных архивов) // Новая и новейшая история. 1993. № 2. С. 60—61; см. подробнее: Яжборовская И.С., Яблоков А.Ю., Парсаданова В.С. Катынский синдром... С. 129—130.

15. Польское подполье... Т. 2. С. 1210—1212.

16. AK w dokumentach... T. 1. S. 267—268.