Последние недели и дни мира

С конца марта по Берлину поползли настойчивые слухи о готовящемся нападении Гитлера на Советский Союз. При этом фигурировали разные даты: 6 апреля, 20 апреля, 18 мая и, наконец, 22 июня. Обо всех этих тревожных сигналах советское полпредство регулярно докладывало в Москву. «На протяжении нескольких месяцев мы, работники посольства, видели, как в Германии неуклонно проводятся мероприятия, явно направленные на подготовку операций на Восточном фронте, — пишет В.М. Бережков. — Об этих приготовлениях свидетельствовала информация, поступавшая в посольство из разных источников.

Прежде всего ее доставляли нам наши друзья в самой Германии. Мы знали, что в нацистском «рейхе», в том числе и в Берлине, в глубоком подполье действуют антифашистская группа «Красная капелла», группа Раби и др. Преодолевая невероятные трудности, порой рискуя жизнью, немецкие антифашисты находили пути, для того чтобы предупредить Советский Союз о нависшей над ним опасности. Они передавали важную информацию, говорившую о подготовке нападения гитлеровской Германии на нашу страну»¹.

В начале мая 1941 г. в советском посольстве в Берлине состоялось совещание в узком составе. Вернувшийся из командировки в Москву посол ориентировал дипломатический состав о высказываниях И.В. Сталина относительно усиления опасности гитлеровской агрессии против СССР. Группе сотрудников было поручено еще раз тщательно изучить все данные по этому вопросу.

Группе дипломатов под руководством советника В.С. Семенова и атташе И.С. Чернышева было предложено выключиться из всех текущих дел и специально засесть за изучение, обработку и обобщение имевшейся в распоряжении посольства информации относительно подготовки Гитлером войны на Востоке.

К концу мая группой был подготовлен обстоятельный доклад. Его основной вывод заключался в том, что практически подготовка Германии к нападению на Советский Союз закончена и масштабы этой подготовки не оставляют сомнения в том, что вся концентрация войск и техники завершена. Из документов со всей определенностью следовало, что можно в любой момент ждать нападения Германии на Советский Союз².

Ранее, в марте, руководство посольства обратилось в НКИД СССР с просьбой не разрешать командированным в Германию советским гражданам брать с собой жен и детей. В Москву было направлено также предложение приступить к отправке на Родину семей сотрудников всех советских учреждений в Берлине. Это предложение было принято³.

Учитывая складывавшуюся обстановку, Центральный Комитет партии и Совет Народных Комиссаров потребовали от Наркоматов обороны и Военно-Морского Флота ускоренного проведения мероприятий по повышению боеспособности Вооруженных Сил. Еще в феврале 1941 г. Советское правительство утвердило план мобилизации в Красную Армию.

13 мая 1941 г. Генеральный штаб отдал распоряжение о переброске из внутренних округов в приграничные 28 стрелковых дивизий и 4 армейских управлений. В начале июня на учебные сборы было призвано из запаса около 800 тыс. человек. Все они направлялись на пополнение войск приграничных западных военных округов и укрепленных районов. Это позволило повысить укомплектованность личным составом почти 100 стрелковых дивизий, ряда укрепрайонов, частей ВВС и других войск. 14—19 июня 1941 г. командование приграничных округов получило указание вывести с 21 по 25 июня фронтовые управления на полевые командные пункты; 19 июня последовал приказ о маскировке аэродромов, воинских частей и военных объектов и т. д. Вместе с тем завершить намеченные мобилизационные и организационные мероприятия не удалось. Здесь сказывался и просчет в определении момента нападения гитлеровской Германии, да и экономические возможности страны не позволили выполнить их в сроки, отведенные историей.

«Оправданно поставить вопрос: почему Сталин, зная о явных признаках готовности Германии к войне с нами, все же не дал согласия на своевременное приведение войск приграничных военных округов в боевую готовность?» — писал в своих воспоминаниях Маршал Советского Союза А.М. Василевский. Мысли А.М. Василевского представляют значительный интерес для понимания возможностей действий СССР в последнее предвоенное время.

«Так вот, считаю, что хотя мы и были еще не совсем готовы к войне, о чем я уже писал, но, если реально пришло время встретить ее, нужно было смело перешагнуть порог. И.В. Сталин не решался на это, исходя, конечно, из лучших побуждений. Но в результате несвоевременного приведения в боевую готовность Вооруженные Силы СССР вступили в схватку с агрессором в значительно менее выгодных условиях и были вынуждены с боями отходить в глубь страны. Не будет ошибочным сказать, что, если бы к тем огромным усилиям партии и народа, направленным на всемерное укрепление военного потенциала страны, добавить своевременное отмобилизование и развертывание Вооруженных Сил, перевод их полностью в боевое положение в приграничных округах, военные действия развернулись бы во многом по-другому...

Но отступить нам пришлось бы, так как немецко-фашистские войска все же имели ряд серьезных преимуществ, в том числе такие, как милитаризация экономики и всей жизни Германии, превосходство по ряду показателей в вооружении и численности войск и опыту ведения войны»⁴.

«Партия видела приближение войны и предпринимала максимум усилий, чтобы оттянуть сроки вступления в нее Советского Союза, — продолжает А.М. Василевский. — Это был мудрый и реалистичный курс. Его осуществление требовало прежде всего искусного ведения дипломатических отношений с капиталистическими странами, и особенно с агрессивными...

Вся проблема... — замечает А.М. Василевский, — сводилась к тому, как долго нужно было продолжать такой курс. Ведь фашистская Германия, особенно последний месяц, по существу, открыто осуществляла военные приготовления на наших границах, точнее говоря, это было то самое время, когда следовало проводить форсированную мобилизацию и перевод наших приграничных округов в полную боевую готовность, организацию жесткой и глубоко эшелонированной обороны. И.В. Сталин, оказывавший огромное влияние на внешнюю и внутреннюю политику партии и правительства, видимо, не смог правильно уловить этого переломного момента. Нужно было немедленно принимать новые решения, открывающие новую историческую эпоху в жизни нашей Родины, и вместе с тем, конечно, соблюдать максимальную осторожность, чтобы не дать гитлеровцам повода для обвинения нашей страны в агрессивности»⁵.

Советское правительство, соблюдая предельную осторожность, пыталось дипломатическими средствами затруднить нападение Германии на Советский Союз. С этой целью 14 июня 1941 г. в советской печати было опубликовано сообщение ТАСС, в котором говорилось, что, «по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы». Сообщение, представлявшее собой главным образом военно-политический зондаж ближайших намерений Германии, отражало стремление Советского правительства использовать всякую возможность, для того чтобы оттянуть начало войны. Однако германское правительство не реагировало на него — оно уже считало излишним какие-либо объяснения с Советским Союзом, Германия закончила подготовку к войне, и ее не могли остановить дипломатические шаги.

Тем не менее Советское правительство, пытаясь сохранить мир, вечером 21 июня еще раз попыталось установить контакт с германским правительством. По поручению правительства В.М. Молотов пригласил к себе посла фон Шуленбурга и предложил обсудить с ним состояние советско-германских отношений. В ту же ночь, 22 июня в 0 часов 40 минут, советскому послу в Берлин была отправлена телеграмма, в которой сообщалось содержание беседы наркома иностранных дел с фон Шуленбургом. Послу поручалось встретиться с Риббентропом или его заместителем и поставить перед ним те же вопросы.

Выполнить поручение не пришлось: через несколько часов германские вооруженные силы вероломно вторглись в Советский Союз.

Примечания

1. Бережков В.М. Указ. соч., с. 51—52.

2. См.: Бережков В.М. Указ. соч., с. 59; Кобляков И. Из Берлина на Родину. Июнь 1941 года. — Международная жизнь, 1970, № 3, с. 105.

3. См.: Кобляков И. Указ. соч., с. 105.

4. Василевский А. Указ. соч., с. 106—107.

5. Там же, с. 108.