Оккупационная политика

Зная о планах гитлеровского руководства по завоеванию мирового господства, их расистскую теорию и пренебрежение к интересам других народов, голландцы готовились к худшему. Однако они были поражены неожиданно либеральным к ним отношением со стороны германских властей в первые дни оккупации. Казалось, не существовало тех зверств и массовых депортаций, которые устраивали гитлеровские захватчики в Польше, казалось нет жестокой оккупационной политики в Чехословакии. Вопреки опасениям населения оккупационные власти воздерживались от открытого содействия местным фашистам и на первых порах даже не запрещали деятельность политических партий и профсоюзов. На следующий день после капитуляции возобновился выход нидерландских газет, причем даже без предварительной цензуры, хотя собрания, демонстрации, забастовки и слушание «вражеского» радио запрещались. Немецкая военная администрация осуществляла лишь общий надзор над местными органами власти. Оккупанты пообещали даже вернуть всех голландских военнопленных. Голландцы говорили, что эго была «оккупация в белых перчатках».

Такое поведение оккупантов объясняется тем, что активная война на Западе только лишь начиналась. Предстояла борьба против Франции и других стран, сопротивление которых фашисты не хотели усиливать своими открытыми зверствами и насилиями в уже захваченных странах. Немаловажное значение имел и расчет гитлеровцев на быстрое мирное включение экономики завоеванных стран в «новый порядок» в Европе. Всю эту игру в гуманность фашистские оккупанты могли себе позволить до тех пор, пока голландцы, находясь временно в шоковом состоянии, вели себя пассивно и выжидающе. По этой же причине оккупанты не нуждались и в услугах нидерландских фашистов из партии Муссерта. Но как только голландские патриоты пришли в себя и поняли, что скрывается за либеральным фасадом оккупации, гитлеровцы показали свое настоящее лицо. В ноябре 1940 г. гестапо арестовало первую группу патриотов.

В прощальной речи, которую Зейсс-Инкварт произнес в Кракове перед отъездом в Гаагу, он говорил: «На Востоке мы осуществляли национал-социалистскую миссию, но там, на Западе, мы выполняем функцию, имеющую свои особенности». Имел ли он в виду проведение в Нидерландах либеральной политики или подразумевал что-то другое — из речи трудно было понять. Более четко об этом говорилось в его обращении к населению Нидерландов. В нем отмечалось, что новый имперский комиссар рассматривает нидерландцев как народ «кровнородственный» немцам и поэтому обещает позаботиться о том, чтобы они находились в хороших жизненных условиях. В своих обещаниях Зейсс-Инкварт пошел еще дальше в речи, которую он произнес 29 мая 1940 г. в день прибытия в Гаагу. Он заявил тогда, что «мы пришли сюда не для того, чтобы разрушить национальные особенности или лишить страну ее свободы... Мы не хотим эту страну и ее жителей ни поработить... ни навязывать наши политические убеждения».

Как видно, гитлеровские оккупанты из пропагандистских соображений давали населению Нидерландов немало векселей. Но как же в действительности они их оплачивали? Совпадали ли их подлинные намерения с этими широковещательными заявлениями, предназначенными для мировой общественности?

Как свидетельствует сам Зейсс-Инкварт, на встречах 19 и 25 мая 1940 г. Гитлер настойчиво твердил ему, что «осторожная политика» в отношении Нидерландов не означает отказа от их «германизации», и поручил в соответствующее время сформировать здесь национал-социалистское правительство. Ссылаясь на это указание фюрера, сам Зейсс-Инкварт 4 июня 1940 г. так поучал своих уполномоченных в провинциях: «По воле фюрера Голландия должна оставаться самостоятельным государством, однако позже по собственному желанию она будет включена в создаваемую фюрером Срединную Европу». Такую же мысль выразил и Гиммлер в письме к руководителю нидерландских фашистов Муссерту 1 января 1941 г. «Важнейшая историческая задача состоит в том, — писал он, — чтобы 9 миллионов германцев Нижней Германии, которые на протяжении веков были отделены от германской нации, с помощью твердой руки вернулись в немецко-германское сообщество...». Такие же планы Гиммлер излагал во время своей встречи с Муссертом в июле 1943 г.

Некоторые авторы утверждают, что относительно будущего Нидерландов между представителями шефа партийной канцелярии Бормана и представителями рейхсфюрера СС Гиммлера существовали острые разногласия. В действительности споры шли лишь о методах германизации нидерландского народа, а не о конечных целях. Об этом, в частности, доносил в МИД представитель Риббентропа Бене, который, следуя указаниям своего шефа, старался в этих спорах быть «нейтральным». 29 января 1941 г. он доносил, что «оккупация должна продолжаться до тех пор, пока не будет уверенности в том, что Нидерланды станут национал-социалистскими, для чего потребуются многие годы».

Таким образом, в Берлине были разработаны определенные колонизаторские планы в отношении Нидерландов. Да иначе и быть не могло, ибо, как говорил в узком кругу 3 февраля 1942 г. сам Гитлер, «зачем снова возвращать свободу этой стране, которую я завоевал: кто пролил кровь, тот имеет право и господствовать»¹.

Как и в других оккупированных странах, в Нидерландах гитлеровцы интересовались национальными отношениями, чтобы учитывать их при осуществлении своей оккупационной политики. Некоторые из существовавших в этой стране элементов межнациональных разногласий они раздували, другие — искусственно оживляли, лишь бы только предотвратить сплоченность нидерландского народа в его борьбе за национальную независимость. По заданию Риббентропа обстановку в Нидерландах задолго до вторжения в эту страну тщательно проанализировал некий д-р Освальд, составивший 4 февраля 1940 г. соответствующую справку. В ней он высказывал опасение относительно деятельности голландских нацистов — сторонников Муссерта, которые выступают за «Великие Нидерланды», а не за объединение с Германией. Вместе с тем автор рекомендовал использовать существующие, по его мнению, разногласия между различными этническими группами, населяющими Нидерланды, в частности франками — на юге и фризами и саксами — на севере, причем отдавать предпочтение фризскому движению, выступающему за автономию фризов в составе великогерманского блока государств. По мнению автора справки, в помощи Германии нуждается и молодежное движение среди саксов, проживающих в провинции Дренте, которое выступает за более тесные связи с соседней Нижней Германией.

Для того чтобы еще более точно знать этническую обстановку в Нидерландах, Гиммлер поручил заняться ее изучением своему Переселенческому управлению. В июне 1940 г. был сделан вывод о том, что «существует возможность весь нидерландский народ снова вернуть к осознанию его принадлежности к великогерманской нации». Этот же вывод в письме к Гиммлеру от 10 июня 1940 г. подтвердил и начальник штаба имперского комиссара по укреплению немецкой нации группенфюрер СС У. Грейфельт. Оп писал тогда, что несмотря на то, что Нидерланды на протяжении веков в государственно-политическом отношении были отделены от немецкого народа, они все же являются потомками фризов, нижних саксов и нижних франков. По мнению Грейфельта, высшие слои населения Нидерландов в языке и в духовной жизни более отчуждены от немцев, нежели простой народ. Поэтому он предложил переселить в северную и восточную Германию 2—3 млн нидерландских рабочих, а также практиковать приглашения на сезонные работы в Германию нидерландских крестьян. Этими мерами Грейфельт рассчитывал создать в Нидерландах значительный слой онемеченных и воспитанных в «общегерманской» духе нидерландцев. Документы свидетельствуют о том, что Гиммлер энергично поддержал этот план, но Гитлер относился к нему скептически.

Выступая свидетелем на Нюрнбергском процессе, председатель социалистической партии Голландии сенатор Я. Форринк рассказал, что с первых же дней оккупации Голландии гитлеровские власти, спекулируя на языковой близости голландцев и немцев, пытались завоевать симпатии голландского народа. «Я должен сказать, что в некотором отношении это было для нас несчастьем, — говорил Форринк, — так как эти люди «любили» нас слишком горячо на основании их теории единства «крови и территории». Когда же они не обнаружили у нас никаких взаимных чувств, то их любовь превратилась в ненависть»².

Если в оккупированных странах с негерманским населением гитлеровцы всячески сдерживали рождаемость, то в так называемых «германских» странах, они содействовали ее повышению. Так, в феврале 1941 г. Зейсс-Инкварт разрешил браки голландских девушек с германскими солдатами. В нарушение статьи 43 Гаагской конвенции он распорядился соответственно изменить и голландское законодательство с тем, чтобы иметь возможность осуществлять родительские и опекунские права в отношении тех девушек, чьи родители не разрешали им вступать в брак с немцами. Чтобы узаконить такую практику и в других «германских» странах, 28 июля 1942 г. Гитлер издал декрет, предоставлявший ряд пособий и преимуществ тем голландским и норвежским женщинам, которые родили детей от немецких военнослужащих³.

Однако уже первые месяцы оккупации показали, что, во-первых, гитлеровцы не собираются предоставлять никаких привилегий своим «германским братьям по крови». Более того, они унижали национальное достоинство нидерландцев и бесцеремонно грабили их так же, как это делали и в отношении «неарийцев».

Я. Форринк рассказал на Нюрнбергском процессе, что голландцев как немногочисленную нацию, которой было трудно сражаться с немцами, больше всего оскорбляло не их военное поражение, а то, что оккупанты старались подавить их в моральном отношении. «Они не прекращали своих попыток задушить культурную жизнь страны и нацифицировать нас. Так, в области прессы они позволили себе даже принуждать нас опубликовывать статьи, написанные немцами, и выдавать их за статьи, написанные главными редакторами соответствующих газет... Было строго запрещено слушать иностранные передачи. Они не стыдились карать строжайшим образом тех, кто нарушал это положение... То же самое было и в области искусства. Немцы создали целую серию профессиональных гильдий: художников, литераторов, музыкантов, после чего они стали принуждать вступать в них работников искусства. В Голландии писатель, например, не мог опубликовать свои книги, не предъявив их сначала какому-нибудь безграмотному нацисту для проверки»⁴.

Во-вторых, сами нидерландцы не горели желанием добровольно вступать в «германо-немецкое сообщество» и после первоначального шока продемонстрировали упорство в защите своей национальной независимости. Патриотизм и неприятие оккупантов голландцы особенно сплоченно показали 22 июня 1940 г., в день рождения принца Бернгарда. В этот же день голландцы отмечают «день гвоздики», который в прошлом всегда являлся обычным народным праздником и никогда не выделялся среди других, но на сей раз голландцы решили отметить его по-особому (украсить улицы, на домах вывесить национальные флаги и т. д.), чтобы выразить тем самым свое отрицательное отношение к гитлеровской оккупации.

Подготовка к празднику вызвала беспокойство у Зейсс-Инкварта, и он запретил вывешивать нидерландские национальные флаги и проводить какие-либо собрания. Усиленные наряды полиции не позволяли голландцам отметить праздник так, как они хотели, но тем не менее на улицах городов они появлялись с белыми гвоздиками. Тысячи голландцев в этот день демонстративно посетили королевский дворец, а ряд таких видных государственных деятелей, как маршал двора Л. Трип, генерал Винкельман и другие, оставили записи в книге почетных посетителей.

События 22 июня 1940 г. ознаменовали начало открытой конфронтации между оккупантами и голландским народом, которая существенно ослабила расчеты Гитлера на «мирную германизацию» этой страны. Репрессивные меры со стороны оккупационных властей последовали немедленно. Вечером того же дня начались стычки на улицах городов, королевский дворец был закрыт, а маршал двора выслан в местечко Асен под надзор полиции. Национальный союз молодежи 29 июня был запрещен, а его председатель, так же как бургомистр Гааги и генерал Винкельман, арестован и отправлен в Германию, были закрыты многие нидерландские газеты. События в Нидерландах, которые могли стать примером для народов других оккупированных стран, вызвали тревогу в Берлине. Они стали предметом специального совещания у Гитлера, в котором участвовали Зейсс-Инкварт, Христиансен и др.

После возвращения в Гаагу имперский комиссар издал 4 июля 1940 г. специальное распоряжение «О защите нидерландского населения от ложной информации», запрещавшее населению слушать любые зарубежные радиопередачи, за исключением радиопередач из Германии и оккупированных ею стран. 12 июля 1940 г. была официально запрещена коммунистическая партия Нидерландов. Остальные политические партии пока что существовали легально. Другие распоряжения Зейсс-Инкварта предупреждали о конфискации имущества лиц и учреждений, которые выступают против оккупационных властей, и о запрещении собраний и митингов, участники которых предположительно могли бы выражать симпатии к королеве или эмигрантскому правительству. Как доносил в Берлин Зейсс-Инкварт, такой запрет обосновывался перед населением тем, что «королева находится в лагере врагов и не выступает против английских воздушных налетов на Голландию». «С точки зрения оккупационных властей, — писал далее имперский комиссар в своем донесении, — митинги в пользу королевы означают то же самое, что и митинги в пользу Черчилля»⁵. Когда королева Вильгельмина в связи с нападением Германии на Советский Союз заявила, что Гитлер является «злейшим врагом человечества», последовала конфискация всего ее имущества.

В ноябре 1940 г. студенты в университетах Лейдена и Дельфта провели 48-часовую забастовку протеста против распоряжения оккупантов уволить евреев-преподавателей. Под руководством ушедшей в подполье компартии голландские трудящиеся с осени 1940 г. развернули забастовочную борьбу, которая имела как экономический, так и политический характер. Наиболее крупные забастовки и демонстрации состоялись в феврале 1941 г. Они проходили под лозунгами «Никаких рабочих в Германию!», «Долой нацистов!», «Долой Муссерта!» В ответ на это генерал Христиансен ввел чрезвычайное положение. В нескольких городах были распущены органы самоуправления и из числа сторонников Муссерта были назначены «правительственные комиссары». На города Амстердам, Хилверсюм и Зандам были наложены крупные контрибуции. Состоялось несколько судебных процессов над видными деятелями компартии⁶.

Еще в XVI в., когда Нидерланды находились под испанским владычеством, голландцы создали тайное «Общество гезов» («нищих»). Его цель состояла в том, чтобы сделать пребывание чужеземных оккупантов в стране невыносимым. И вот 400 лет спустя студенты из Дельфта и Лейдена снова возродили это общество. В апреле 1941 г. гитлеровцы арестовали 37 членов «Общества гезов», 18 из них были немедленно расстреляны⁷.

25 июля 1941 г. оккупационные власти издали декрет, предоставлявший администрации право произвольно закрывать учебные заведения. На основании этого декрета в ноябре того же года был закрыт Лейденский университет — один из старейших в Европе⁸. По распоряжению генерального секретаря ван Дамма в мае 1943 г. все студенты должны были подписать заявление о лояльности. Лично Зейсс-Инкварт проверил учебные программы тех школ, в которых наиболее активно проявлялись антигерманские настроения⁹.

Важным средством максимального использования голландской рабочей силы в интересах Германии, а также своеобразным приемом германизации населения Нидерландов была массовая отправка молодых голландцев на работы в Германию. В первые месяцы оккупации ввиду большой безработицы в Нидерландах оккупанты рассчитывали на добровольный выезд голландской молодежи. Однако безработные предпочитали голодать, но не ехать в Германию. Для этого они всяческими способами доставали фальшивые справки о различных болезнях. В результате из 235 817 безработных, обследованных в сентябре-октябре 1940 г., только 103 504 человека были признаны годными для отправки в Германию. Кроме того, многие голландцы, «незаконно» возвратившиеся из Германии домой, лишались продовольственных карточек.

Принудительный труд в самой Голландии был введен приказом Зейсс-Инкварта от 28 февраля 1941 г. Сначала он применялся только в пределах страны, однако вскоре начался насильственный вывоз рабочей силы и в Германию. Для оформления этого преступного акта Зейсс-Инкварт 23 марта 1942 г. издал специальный приказ, а через год, 19 февраля 1943 г. подписал директиву, позволявшую оккупационным органам принимать любые насильственные меры для набора и использования голландской рабочей силы¹⁰.

По официальным данным германского министерства хозяйства на 15 мая 1943 г. на территории рейха работало 202 тыс. голландцев. В официальном докладе голландского правительства, представленном Нюрнбергскому трибуналу, отмечалось, что всего оккупанты привлекли к принудительному труду 431 тыс. голландских граждан¹¹.

По распоряжению оккупационных властей от 31 марта 1941 г. из Германии в Голландию и обратно разрешался провоз валюты, благодаря чему оккупанты совершали различные махинации, что еще больше увеличивало и без того высокие оккупационные расходы, которые должна была покрывать Голландия. Геринг приказал ликвидировать и таможенный досмотр на границе между двумя странами¹².

В связи с экономическим грабежом оккупантов в стране возникли различные трудности в снабжении. Ответственность за них оккупационные власти стремились взвалить на евреев и тем самым оправдать антиеврейскую кампанию, предпринятую с осени 1940 г. К началу оккупации в стране проживало 140 тыс. евреев — 1,57% населения. Однако в некоторых городах, например в Амстердаме, они составляли около 10% жителей. Еще летом 1940 г. оккупанты издали ряд расистских распоряжений, но преследования евреев особенно усилились осенью 1940 г. В октябре всем голландским чиновникам было предложено дать письменное подтверждение того, что они не евреи, а все еврейские служащие и преподаватели были уволены из государственных органов и учебных заведений.

Репрессии против еврейского населения Нидерландов продолжались на протяжении всех лет оккупации. С июля 1942 г. началась их массовая депортация в концлагеря на территории Германии и Польши. Последний из 98 эшелонов с евреями покинул страну 13 сентября 1944 г., когда союзные войска вплотную подошли к бельгийско-нидерландской границе. В итоге пятилетнего преследования 110 тыс. евреев были депортированы и отправлены в концлагеря Терезиенштадт, Берген-Бельзен, Собибор и Освенцим. После окончания войны только 5 тыс. чел. вернулись на родину¹³.

В Нидерландах, как и в некоторых других странах, агентура международных сионистских организаций стремилась эвакуировать часть богатых евреев в нейтральные страны. С этой целью велись соответствующие переговоры с оккупационными властями, в результате которых за 1290 тыс. швейцарских франков было разрешено эмигрировать семьям нескольких еврейских промышленников¹⁴.

Примечания

1. Kwiet K. Reichskommissariat Niederlande..., S. 95.

2. Нюрнбергский процесс. М., 1959, т. 4, с. 279—280.

3. См.: Нюрнбергский процесс. М., 1962, т. 7, с. 125.

4. Нюрнбергский процесс, т. 4, с. 283.

5. Kwiet K. Reichskommissariat Niederlande..., S. 125—126.

6. См.: Бауман Г.Г. Февральская забастовка 1941 года — поворотный пункт движения Сопротивления в Нидерландах. — Новая и новейшая история, 1966, № 4, с. 95—101.

7. См.: Центральный архив ВЛКСМ, д. 41, л. 6—7.

8. См.: Нюрнбергский процесс, т. 4, с. 269.

9. См. там же, т. 5, с. 457.

10. См.: Нюрнбергский процесс. М., 1958, т. 3, с. 759.

11. См. там же, с. 763.

12. См.: там же, т. 4, с. 779.

13. См.: Нюрнбергский процесс, т. 4, с. 207.

14. См.: Eisenbach A. Hitlerowska polityka zagłady źydów. Warszawa, 1961, str. 575—576.