Вопрос об открытии второго фронта

Еще первая мировая война наглядно показала, что Германия, несмотря на ее огромный военно-экономический потенциал, не в состоянии выиграть войну на два фронта. Готовясь к новой мировой войне, гитлеровцы, учитывая горький опыт поражения в 1918 г., исходили из того, что они должны избежать новой войны на два фронта, ибо иначе Германия может потерпеть еще одну национальную катастрофу.

Это означало, что лучшим путем скорейшего разгрома Германии было создание против нее двух мощных фронтов — на Востоке и на Западе. После нападения фашистской Германии на Советский Союз она оказалась в состоянии войны и на Востоке, и на Западе. Фактически же война шла только на одном фронте — советско-германском. СССР вел героическую войну против гитлеровской Германии и ее союзников, по существу, в одиночку.

Поскольку в Лондоне преобладало Мнение, что Советский Союз может не выдержать натиска агрессоров, в связи с чем была бы предрешена и судьба Великобритании, перед английскими государственными деятелями, естественно, вставал вопрос о том, не следует ли активизировать действия на Западе для отвлечения части германских войск с восточного фронта.

Такой позиции придерживался, например, левый лейборист Э. Беван. Выступая 24 июня в палате общин, он поставил вопрос о необходимости открыть в ближайшем же будущем второй фронт в Европе¹. Считал необходимым открыть второй фронт и член военного кабинета, министр снабжения лорд Бивербрук. В беседе с советским послом в Лондоне И.М. Майским 27 июня он перечислил ряд военных мер, которые англичане, по его мнению, могли бы принять для ослабления нажима гитлеровской Германии на восточном фронте: Англия могла бы усилить бомбардировки Западной Германии и Северной Франции; она могла бы направить часть своего флота в район Мурманска и Петсамо для морских операций против немцев; имеется также возможность «крупных рейдов на северный французский берег, то есть временного захвата таких пунктов, как Шербур, Гавр и тому подобное»². Во время этой встречи впервые в беседах советских и английских представителей была выдвинута идея высадки британских войск во Франции.

Советское правительство, естественно, проявило большой интерес к упомянутым Бивербруком мерам, так как их осуществление могло хоть в какой-то степени облегчить положение на советско-германском фронте. Оно начало, активно добиваться более эффективного участия Англии в войне против общего врага — фашистской Германии.

29 июня В.М. Молотов заявил Ст. Криппсу, что «все предложения Бивербрука Советское правительство считает правильными и актуальными». Кроме других мер желательны десанты на побережье Франции³. 30 июня И.М. Майский поднял этот вопрос в беседе с А. Иденом, который пообещал в тот же день поставить его на заседании правительства⁴. Как свидетельствует протокол заседания военного кабинета Англии, состоявшегося в этот день, Иден действительно кратко информировал его о беседах с советским послом, но поставленный им главный вопрос обошел молчанием⁵. По-видимому, Черчилль, заняв по этому вопросу отрицательную позицию, решил утаивать советское обращение от других членов военного кабинета.

На следующий же день английское правительство телеграфировало Криппсу, что Англия не в состоянии оказать СССР какую-либо военную помощь⁶. Во время очередной встречи с Молотовым 2 июля Криппс скрыл этот отрицательный ответ. Он снова заверял наркома в общих словах, как это раньше публично сделал Черчилль, что Англия готова-де оказать СССР возможную поддержку⁷. Британская дипломатия считала такие жесты «моральной поддержкой» Советского Союза в войне.

18 июля, то есть после подписания советско-английского соглашения о совместных действиях в войне против Германии, Сталин поставил вопрос о втором фронте в послании Черчиллю. Он констатировал, что Советский Союз и Англия «стали боевыми союзниками в борьбе с гитлеровской Германией». Военное положение СССР, равно как и Англии, констатировал глава Советского правительства, «было бы значительно улучшено, если бы был создан фронт против Гитлера на Западе (Северная Франция) в на Севере (Арктика).

Фронт на севере Франции не только мог бы оттянуть силы Гитлера с Востока, но и сделал бы невозможным вторжение Гитлера в Англию... Легче всего создать такой фронт именно теперь, когда силы Гитлера отвлечены на Восток...»⁸.

Однако британское правительство не собиралось открывать второй фронт на западе Европы. Лондон планировал продолжать в ближайшие годы «пассивную» войну, войну на истощение, войну без участия крупных сухопутных сил. Большую часть британских войск предполагалось перебросить в британские колониальные владения. Перед ними ставилась задача не только борьбы против германских, итальянских и японских империалистов, но и подавления национально-освободительных движений, сохранения и упрочения Британской империи. Правящие круги Великобритании среди своих задач ставили на первое место не разгром Германии, а именно сохранение целостности империи.

Это видно из документа «Генеральная стратегия», подписанного начальниками штабов Великобритании 31 июля 1941 г. «Сила и продолжительность сопротивления России по-прежнему остается сомнительной», — говорилось в документе. «Если русские будут продолжать сопротивляться вплоть до осени», то уменьшится опасность вторжения в Англию в этом году. Поэтому можно будет перебросить больше войск для выполнения других задач. Предусматривалось уделять внимание прежде всего Ближнему и Среднему Востоку, так как утрата позиций Великобритании в этом районе «имела бы катастрофические результаты». Британские начальники штабов решили, что Великобритания будет продолжать войну прежними средствами и методами: блокада, бомбардировки, подрывная деятельность и пропаганда. В документе выражалась надежда, что в результате таких действий Германия окажется вынуждена прекратить военные действия, а роль британской армии на континенте будет ограничиваться оккупационными функциями. Подготовка к высадке войск на континенте предусматривалась лишь для того, чтобы «уничтожить элементы германских войск, которые еще будут оказывать сопротивление». Предполагалось не создавать многочисленных сухопутных войск, как в 1914—1918 гг., а сформировать «бронетанковые дивизий с самой современной техникой». В целом в документе речь шла не о военном разгроме Германии, но лишь о том, чтобы «поставить ее на колени». Большие надежды возлагались на вклад, который могли бы внести, вступив в войну, Соединенные Штаты Америки⁹.

Хотя СССР стал союзником Великобритании в войне, правительство Черчилля не проявляло стремления к координации военных действий, к эффективному сотрудничеству с ним в борьбе против общего врага. Сколько-нибудь существенных изменений в намеченную ранее «большую стратегию» Англии в войне после 22 июня 1941 г. внесено не было.

В августе 1941 г. во время встречи с Рузвельтом в бухте Арджентия Черчилль решил согласовать с ним свою стратегию ведения войны. Изложенные выше британские военно-стратегические планы англичане передали американцам. Однако Рузвельт уклонился от принятия на этой встрече каких-либо решений по военным вопросам.

Американские военные органы сформулировали свои стратегические планы 11 сентября 1941 г. в подготовленном ими документе «Программа победы»¹⁰. Потенциальными военными противниками США считались Германия, Япония, Италия и их союзники. К числу дружественных стран были отнесены члены Британского содружества наций, Китай, Россия, а также государства Западного полушария. Предполагалось, что Германия, если ей удастся покорить всю Европу, попытается завоевать также Южную Америку и «одержать военную победу над Соединенными Штатами». Поэтому американские военные круги считали необходимым «полный военный разгром Германии». Но они, по существу, не представляли, как добиться этого, так как понимали, что «только сухопутные армии могут окончательно выиграть войну». Американские военные круги считали необходимым использование части вооруженных сил США для участия в наступательных операциях в Европе вместе с другими противниками Германии, но не в ближайший период. В первое время после вступления США в войну они намеревались действовать, по существу, такими же малоэффективными средствами и методами, как и англичане.

В отношении СССР предполагалось придерживаться следующего курса: «Поддержание действующего фронта в России до сих пор дает наиболее верную возможность добиться успеха наступления против Германии на суше, поскольку лишь одна Россия обладает соответствующими людскими резервами, находящимися достаточно близко от центра германской военной мощи. Для России наибольшее значение имеют сухопутные и авиационные силы. Сейчас еще преждевременно делать предсказания в отношении исхода нынешней борьбы в России. Однако, если советские войска будут отброшены даже за Уральские горы и если они будут продолжать там организованное сопротивление, всегда будет существовать надежда на окончательное и полное поражение Германии при помощи операций на суше».

Таким образом, военные круги США фактически исходили из того, что полный разгром Германии невозможен без участия СССР. Только советские войска рассматривались как та сила, которая, возможно, будет в состоянии взять на себя главную роль в разгроме сухопутных сил Германии. Все это в существенной степени предопределяло отношение военных кругов Соединенных Штатов к Советскому Союзу в связи с их планами ведения войны против Германии. Но они все еще сомневались, устоит ли вообще Советский Союз перед наступлением германских войск.

Американские военные органы предполагали, что после поражения Германии Япония, вероятно, вынуждена будет отказаться от многих территориальных приобретений. В то же время не исключалось, что Япония в такой степени укрепит свои позиции, что США и их союзники «не смогут найти достаточные силы для продолжения войны против нее». Таким образом, в США фактически не представляли, как им одержать победу в войне и над Японией.

Две недели спустя, после дальнейшей доработки, военные органы США представили Рузвельту свои соображения о стратегических планах ведения войны. США намеревались создать армию численностью более 8 млн человек. Из них 5 млн человек предполагалось перебросить за океаны. Датой готовности американских войск к решительным действиям было установлено 1 июля 1943 г.¹¹

Американские планы исходили из того, что США примут активное участие в военных действиях тогда, когда другие участники войны уже в значительной степени истощат свои силы, в связи с чем американские войска сыграют решающую роль в разгроме блока агрессоров. Хотя в этих планах признавалось огромное значение той борьбы, которую вели против Германии советские войска, согласование военных усилий США и СССР не предусматривалось. Упорное сопротивление Красной Армии рассматривалось в Вашингтоне, по существу, лишь как один из благоприятных объективных факторов. Правящие круги США планировали использовать свои огромные сухопутные, военно-воздушные и военно-морские силы в ходе войны во многих районах мира, рассматривая это как важнейшее средство для установления американского мирового господства.

Впрочем, это были в основном планы на тот период, когда США будут принимать участие в войне. Для Советского Союза непосредственной конкретной задачей летом и осенью 1941 г. оставалось установление более тесного сотрудничества в войне с Великобританией.

Если США были информированы об английских военно-стратегических планах в войне, то Советский Союз — нет, хотя он уже был и формально, и фактически союзником Великобритании в войне. Более того, правительство Черчилля строжайшим образом скрывало от СССР свои планы, нередко пытаясь вводить Советское правительство даже в заблуждение. Главное же заключалось в том, что если Красная Армия вела упорные, кровопролитные бои, сражаясь с основными силами Германии, то английские войска по-прежнему уклонялись от серьезных действий против Германии.

Касаясь создавшегося положения, советский посол в Лондоне констатировал 26 августа в беседе с Иденом, что в СССР все больше возрастает чувство разочарования в связи с позицией Англии. «Англия в настоящий момент является не столько нашим союзником, товарищем по оружию в смертельной борьбе против гитлеровской Германии, сколько сочувствующим нам зрителем». Майский отметил, что бомбежки англичанами Германии несомненно полезны, но этого недостаточно. «Мало щипать бешеного зверя за хвост, надо бить его дубиной по голове»¹².

Принципиальную характеристику позиции английского правительства дал Сталин 30 августа в телеграмме советскому послу в Лондоне. «Гитлеровцы хотят бить своих противников поодиночке — сегодня русских, завтра англичан. То обстоятельство, что Англия нам аплодирует, а немцев ругает последними словами, нисколько не меняет дела. Понимают ли это англичане? Я думаю, что понимают. Чего же хотят они? Они хотят, кажется, нашего ослабления. Если это предположение правильно, нам надо быть осторожными в отношении англичан»¹³.

В послании Черчиллю от 3 сентября Сталин информировал его, что гитлеровцы перебросили на восточный фронт 30—34 свежих пехотных дивизии, а также громадное количество танков и самолетов; кроме, того, значительно активизировали свои действия 20 финских и 26 румынских дивизий. В результате этого Советский Союз потерял больше половины Украины, и враг оказался у ворот Ленинграда. Глава Советского правительства снова поставил вопрос об открытии второго фронта, который мог бы оттянуть с восточного фронта 30—40 немецких дивизий¹⁴.

Криппс отмечал в телеграмме в Форин оффис, что послание Сталина вызвано бездействием Англии. Он констатировал, что англичане рассматривают «русскую войну» не как свою, а как чужую войну, в которой они хотят оказать помощь лишь так, чтобы себя особенно не обременять¹⁵. Отвечая Криппсу, Черчилль утверждал, однако, что Англия, мол, не в состоянии предпринять какие-либо акции, «которые могли бы повлиять на сражения на восточном фронте», на «агонию России»¹⁶.

В беседе с советским послом в Англии, вручавшим ему послание Сталина, Черчилль признал, что советский народ в течение одиннадцати недель один ведет борьбу против Германии лишь при незначительной поддержке со стороны английской авиации и что весь расчет Гитлера построен на ликвидации его врагов поодиночке. Но Черчилль снова утверждал, что вторжение во Францию якобы невозможно. «...До зимы, — сказал он, — мы не сможем оказать вам никакой серьезной помощи — ни путем второго фронта, ни путем обеспечения широкого снабжения нужными вам видами оружия. Все, что мы можем сейчас дать, — это лишь капля в море»¹⁷.

В британском военном кабинете за безотлагательное вторжение на континент по-прежнему решительно высказывался только лорд Бивербрук. 19 октября (вскоре после возвращения из Москвы) он представил военному кабинету меморандум по этому вопросу, в котором упрекал британских военных руководителей за нежелание предпринимать какие бы то ни было наступательные действия. «Сопротивление русских дает нам новые возможности, — доказывал Бивербрук. — Оно, вероятно, оттянуло из Западной Европы германские войска и воспрепятствовало наступательным действиям держав оси на других театрах возможных операций. Оно создало почти революционную ситуацию во всех оккупированных странах и открыло 2000 миль побережья для десанта британских войск... Начальники штабов хотели бы, чтобы мы ждали, пока на последнюю гетру не будет пришита последняя пуговица, прежде чем мы предприняли бы наступление»¹⁸.

Когда на следующий день этот меморандум рассматривался на заседании комитета обороны, оказалось, что призывы Бивербрука были гласом вопиющего в пустыне. Показателен протокол этого заседания:

«Он хотел использовать растущие в стране настроения, чтобы помочь России. Другие — нет.

Он хотел приложить максимальные усилия с целью роста производства, чтобы помочь России. Другие — нет.

Он хотел выполнить по всем пунктам подписанный в Москве протокол. Другие — нет.

Он хотел, чтобы армия действовала в поддержку России. Начальники штабов — нет.

Расхождение во взглядах между ним и его коллегами, а также начальниками штабов было полным».

Черчилль выразил недовольство, отметив, что упреки Бивербрука, естественно, направлены и против него¹⁹.

Англия продолжала придерживаться прежней пассивной позиции. В очередном послании британскому премьеру глава Советского правительства констатировал, что отсутствие второго фронта «льет воду на мельницу наших общих врагов»²⁰.

Учитывая такую позицию Англии, Советское правительство перестало поднимать вопрос о втором фронте в Европе. СССР продолжал фактически в одиночку вести титаническую борьбу против гитлеровской Германии и ее союзников по агрессии.

Примечания

1. Parlamentary Debates. House of Commons, vol. 372, col. 993.

2. Советско-английские отношения... Документы, т. 1, с. 53.

3. См. там же, с. 53—54.

4. См. там же, с. 55—56.

5. Public Record Office, Cab. 65/18.

6. Woodward L. British Foreign Policy..., vol. 2, p. 9.

7. См.: Советско-английские отношения... Документы, т. 1, с. 61; Woodward L. British Foreign Policy..., vol. 2, p. 9.

8. Переписка Председателя Совета Министров СССР, т. 1, с. 19.

9. Public Record Office, Cab. 99/18.

10. См.: Шервуд Р. Рузвельт и Гопкинс, т. 1, с. 634—648.

11. См.: Мэтлофф М. и Снелл Э. Стратегическое планирование в коалиционной войне. 1941—1942 гг. М., 1955, с. 80, 82.

12. Советско-английские отношения... Документы, т. 4, с. 106.

13. Там же, с. 109.

14. См.: Переписка Председателя Совета Министров СССР, т. 1, с. 28—29.

15. Woodward L. British Foreign Policy..., vol. 2, p. 31.

16. Churchill W.S. The Second World War, vol. 3, p. 409, 410.

17. Советско-английские отношения... Документы, т. 1, с. 114—115 (курсив мой. — В.С.).

18. Taylor A.F. P. Beaverbrook, p. 495; Шервуд Р. Рузвельт и Гопкинс, т. 1, с. 612—613.

19. Parkinson R. Blood, Toil, Tears and Sweat, p. 301.

20. Переписка Председателя Совета Министров СССР, т. 1, с. 32.