§ 1. Начало немецкой пропагандистской кампании

Существует несколько версий относительно того, как была произведена находка массовых могил в Катыни.

В литературе обычно фигурирует следующая версия:

Летом 1942 г. под Смоленском местная полька указала на катынские могилы полякам из организации Тодта, привезённым туда на строительные работы (по другой версии на могилы указал местный житель Парфён Киселев). Поляки установили берёзовый крест и доложили о могилах немецкому командованию. Но в тот момент немецкие власти не проявили к находке никакого интереса. Вспомнили о ней в феврале 1943 г., сразу после поражения под Сталинградом.

К тому времени советский человек ежедневно слышал по радио, читал в газетах, видел в кинохронике материалы о зверствах гитлеровцев. Польское население жадно выискивало на страницах выходивших иногда тиражами в десятки тысяч экземпляров газет скудную информацию о пленных и депортированных, рассеянных на огромных территориях Советского Союза. Следы многих из них затерялись, а слухи навевали тревогу.

В Польше росло национально-освободительное движение, укоренялись идеи единства в борьбе против гитлеровского фашизма, начались переговоры между двумя течениями Сопротивления. Оккупационные власти усилили террор для обеспечения «спокойствия» в тылу, провели аресты вдохновителей и участников переговоров.

В самой Германии весной и летом 1943 г. моральное состояние народа находилось в глубоком упадке. Помимо уже упоминавшегося поражения под Сталинградом, известие о котором имело в немецком обществе оглушительный эффект, был разгромлен африканский корпус, потеряна Северная Африка, в Сицилии высадились союзники, германские города подвергались постоянным бомбардировкам, продовольственные нормы приходилось снижать раз за разом.

Геббельсу каждый день необходимо было объяснять, успокаивать и ободрять людей. Обстановка заметно ухудшилась, и требовался большой информационный повод, чтобы отвлечь население Германии от тяжелых раздумий. В апреле 1943 Геббельс отметил в дневнике, что после Сталинграда Германия должна на востоке не только вести войну, но и заниматься политикой. В пропаганде Геббельса уже наметился переход к теме угрозы большевизма — угрозы не только Германии, но и всему миру. Геббельс писал в статье под названием «Европейский кризис», что большевизм, однажды проникнув в Европу, станет подобен заразной болезни, и не стоит тешить себя надеждой, что красные со временем усвоят европейские нормы. «Если совершенно здоровый человек окажется в одной постели с больным тифом, он не передаст больному своё здоровье, а вот тифозный больной непременно заразит его»¹. Как отмечает в биографии министра пропаганды К. Рисс, данный «образный довод повторялся во всевозможных вариациях на протяжении последующих нескольких недель, пока не было сделано неожиданное открытие, которое давало возможность развернуть уникальную пропагандистскую кампанию, что Геббельс и сделал с беспримерным размахом»².

Этим открытием и стало хорошо известное теперь захоронение польских пленных в Катынском лесу под Смоленском. По мнению К. Рисса, «информация о нём позволяла нанести болезненный удар не только по настроениям польского населения в пользу антифашистской коалиции, но и по её слабому звену — отношениям между советским и польским правительствами»³. Геббельс надеялся, получив в руки улики преступления НКВД, показать мировому общественному мнению, что из себя представляют большевики и таким образом, если не расколоть антигитлеровскую коалицию, то, по крайней мере, рассчитывать на возникновение серьёзных трений между её основными членами — СССР, США и Великобританией. Геббельс решил разыграть «Катынскую карту», не без основания посчитав ее козырной. Министр пропаганды поэтому не стал распыляться на несколько захоронений жертв сталинского террора, но сосредоточился на одном объекте. Он полагал, что «Катынский расстрел может навсегда поссорить поляков с русскими, а такую перспективу приветствовал с огромной радостью. Это можно было прогнозировать с установлением масштабности экзекуции: с 29 марта проводилось предварительное раскрытие могил, за вознаграждение собирались показания местного населения о курсировании автотранспорта, о свидетелях, слышавших выстрелы, об очевидцах»⁴.

Уже 6 апреля в директивах, которые Геббельс ежедневно писал для прессы, фигурирует Катынь: «После доклада о военном положении майор Бальцер дает описание только что ставшего известным массового убийства Советами польских офицеров. Примерно в 19 км западнее Смоленска... находится холмистая местность, поросшая сорняком, на которой в то время, когда там находились еще большевики, людьми ГПУ проводились расстрелы каких-то осужденных или арестантов. Тамошнему населению это было известно, но из-за страха оно никогда не решалось говорить об этом. Теперь случайно обер-лейтенант полевой полиции группы армий «Центр» догадался о том, что там, по-видимому, лежат горы трупов, а именно в том месте, где находятся два березовых креста, которые были поставлены там год тому назад двумя поляками, которые нашли трупы при проведении раскопок. На этом месте... теперь проведены раскопки и установлено, что там лежат слоями в 9—12 человек один над другим великое множество преимущественно или почти исключительно польских офицеров»⁵.

Геббельс использует в директиве туманные формулировки: случайно некий офицер догадался, по-видимому лежат горы трупов — и именно там, где стоят два березовых креста, поставленных поляками! Между тем, в сборнике "Amtliches Material zum Massenmord von Katyn" приводятся, документы, которые описывают историю находки точнее: «В начале февраля 1943 г. поступили первые сообщения из окрестных населенных пунктов, — пишет в заключительном сообщении верховному командованию группы армий «Центр» секретарь полевой полиции Фосс 26 апреля 1943 г. — согласно которым в Катынском лесу... должны находиться массовые захоронения убитых польских офицеров — 1940 года. Расследование подтвердило правильность сообщений». Северо-восточнее Катыни, в лесу, были обнаружены холмы размером от 15 до 30 м. «По растительности было видно, что эти холмы были насыпаны человеческой рукой и засажены соснами»⁶. Пробное вскрытие одного из этих холмов во время морозов в феврале, подтвердило наличие массовых могил. По состоянию разложения представители полевой полиции сразу же поняли, что трупы пролежали в земле уже несколько лет. Странно, что они не оценили тут же общее количество трупов... Из-за морозов дальнейшее вскрытие могил не могло продолжаться. Зато были опрошены жители близлежащих деревень (на 26 апреля, как сообщает Фосс, было допрошено 12 свидетелей). По приказу ОКХ вскрытие холмов началось 29 марта.

А уже 6 апреля (в упоминавшейся выше директиве Геббельса) — менее чем через неделю после начала раскопок Геббельс называет предварительную цифру захороненных в Катыни польских офицеров: 10—12 тыс⁷. Эту цифру немецкая пропаганда будет повторять не один раз.

Продолжается директива так: «Что будет предпринято дальше, пока неизвестно. Майор Бальцер только сегодня разговаривал с некоторыми компетентными людьми группы армий «Центр» и настоятельно просил сообщить, будет продолжена идентификация или нет. Правда, для этого в распоряжении полевой полиции мало полицейских, тогда как требуется целая рота. <...> Идентификация непременно должна быть проведена в пропагандистских целях...

Гуттерер поручает Берндту немедленно связаться с Краковом, чтобы предпринять соответствующие шаги»⁸.

В Кракове находилось нацистское руководство Генерал-Губернаторства. С самого начала катынская кампания имела помимо общемировой усиленную направленность на Польшу.

В той же директиве говорится, что «возникла трудность в корреспонденции, поскольку иностранцы говорят, что они не могут давать информацию в свои газеты, пока эту тему не начнут немецкие газеты.

Гуттерер дает поручение Бальцеру распорядиться, чтобы докладчики пропагандистских рот подготовили сообщения: между тем ввиду большой важности дело должно быть, естественно, доложено фюреру»⁹.

То есть, на 6 апреля 1943 г. в Катыни уже около недели велись раскопки, туда уже приезжали иностранные корреспонденты, но никто из них не давал сообщений об этом в свои газеты, потому что молчала немецкая пресса. А «ввиду большой важности» Гитлеру до сих пор ничего не было сообщено. Таким образом Геббельс, видимо, хотел подчеркнуть именно свою роль в этом деле, свою независимость от фюрера в процессе принятия решений — даже таких важных, как пропагандистская кампания вокруг Катынского дела.

На конференции от 13 апреля Геббельс заявлял, что хочет «оставить за собой право на использование этого материала внутри страны, чтобы население в этих условиях сделало вывод об отношении большевиков к немецким военнопленным. Для заграницы дело абсолютно свободно»¹⁰.

Любопытно, что Геббельс сразу разделил кампанию внутри страны и кампанию, направленную на заграницу. Естественно, что внутриполитическую акцию легче держать под контролем, но как легко Геббельс соглашается на «абсолютно свободное» дело для заграницы. Только нужно, отмечает он дальше, «привести еще убедительные аргументы, так как иначе эта пропагандистская акция может иметь возможные последствия против нас»¹¹.

Из тех газет, с которыми нам удалось ознакомиться, раньше всех в Катынскую кампанию включилась "Deutsche Zeitung in Norwegen" (Немецкая газета в Норвегии) — 13 апреля 1943 г., ровно через неделю после первой директивы Геббельса относительно Катынского дела.

Эта ежедневная газета выходила в Осло с 20 мая 1940 г. по 8 мая 1945 г. в издательстве Europa-Verlag, дочернем предприятии возглавляемого Максом Аманом центрального издательства НСДАП Franz-Eher-Verlag: Газета оказалась прибыльной не в последнюю очередь благодаря тому, что германские оккупационные власти в Норвегии гарантировали закупку минимум 30—40 тыс. экземпляров. Газета послужила образцом для "Deutsche Zeitung in den Niederlanden" и других оккупационных газет, и в январе 1943 г. эти газеты достигли общего тиража более 1 млн экземпляров¹².

Итак, 13 апреля «Немецкая газета в Норвегии» поместила статью под названием «Советское убийство 10000 польских офицеров». Статья находится далеко не на первой полосе, а лишь на 10-й странице и цитирует базельскую «Национальную газету». Видимо, ссылка на нейтральное издание придавала фактам большую убедительность, чем ссылка на немецкую прессу или немецкие новостные агентства.

13 апреля 1943 г. в. 9.15 Берлинское радио сделало сообщение о находке недалеко от Смоленска массового захоронения польских офицеров, которые пропали в Советском Союзе три года назад.

По этому поводу утренняя конференция в министерстве пропаганды от 14 апреля началась со следующих замечаний Геббельса: «Перед объявлением указаний министра статс-секретарь настойчиво просит освещать советские зверства под Смоленском со всеми подробностями отныне и на радио, которое в противоположность прессе вчера вечером только очень коротко остановилось на этой теме»¹³.

Однако, главный орган нацистской партии — газета "Völkischer Beobachter"¹⁴ (Народный наблюдатель) включилась в кампанию лишь с 14 апреля. На первой полосе с крупным заголовком, как самая важная новость дня, появилась в "Völkischer Beobachter" первая статья о Катыни. Она занимает целых четыре колонки и озаглавлена так: «Это союзники Рузвельта и Черчилля: УБИЙСТВО ГПУ 12000 ПОЛЬСКИХ ОФИЦЕРОВ». В самой статье называется цифра 10 000 офицеров, в заголовке их 12 000 — двумя тысячами больше, двумя меньше — для сотрудников газеты разницы нет.

А в директивах министра пропаганды от 14 апреля значится: «Центр тяжести нашей пропаганды в ближайшие дни будет и далее сосредоточен на двух темах: атлантический вал и большевистское гнусное убийство. Миру нужно показать на эти советские зверства путем непрерывной подачи все новых фактов. В особенности в комментариях надо... показать: это те же самые большевики, о которых англичане и американцы утверждают, что они якобы изменились и поменяли свои политические убеждения. Это те же. самые большевики, за которых молятся в так называемых демократиях и, которых, благословляют в торжественном церемониале английские епископы. Это те же самые большевики, которые уже получили от англичан, абсолютные полномочия на господство и большевистское проникновение в Европу»¹⁵.

"Völkischer Beobachter" добросовестно выполняет министерские директивы. 14 апреля газета пишет о формировавшейся в СССР польской армии: «Офицеры, которые должны были возглавить новую польскую армию британских надежд, уже лежали, мертвые и немые, в массовых могилах в Катынском лесу, в то время как англичане намеревались бросить их второй раз в огонь за себя. Сталин показал своим британским друзьям, что он обращается со своими любимцами по своему собственному методу»¹⁶. Далее рекомендации министра выполняются еще четче: «Одураченные массы в Англии и Америке могут только удивляться — если они вообще в состоянии услышать обвинения Катынского леса — которым их преступные главы государств, достойные единомышленники московских бандитов, представляют большевиков как соратников по борьбе за демократические понятия прав и свобод»¹⁷. То, что пропаганда взывает не к разуму, а к чувствам ее потребителей, можно проследить даже по последнему маленькому отрывку — в нем используется широко распространенный прием навешивания ярлыков. Благодаря этому приему читателю сразу становится ясным, к кому как следует относиться: над «одураченными массами» следует позлорадствовать (можно было бы и посочувствовать, но сомнение, в состоянии ли массы услышать обвинения Катынского леса, отметают всякое сочувствие). А вот по отношению к «московским бандитам» и «преступным главам» Англии и Америки следует вознегодовать, к Англии и Америке даже больше, чем к большевикам, потому что первые еще и прикрываются светлыми идеалами демократии и свободы.

Наконец, первая статья о Катыни в "Völkischer Beobachter" сопровождается иллюстрацией, что подчеркивает ее важность и значимость еще больше. Фото помещено в нижней части полосы, сдвинуто от центра влево на одну колонку и подписано: «Представители иностранной прессы осматривают массовые могилы». На фото изображен ряд людей, стоящих над вскрытой могилой.

Как известно, изображения обладают способностью акцентировать на себе непроизвольное внимание читателей. Фото превращает любое событие, которое может быть воспринято как слух или сплетня, в реальность, в факт. Фотография с самым незначительным сюжетом способна акцентировать внимание читателей на сообщении, отвлекая от другой (в некоторых случаях даже более важной) информации, не сопровожденной изображением. Таким образом, в газете делается акцент именно на сообщение о Катыни — заголовок статьи об «убийстве ГПУ 12000 польских офицеров» самый крупный на всей полосе, и иллюстрацией сопровождено только это сообщение.

Директива Геббельса от 15 апреля содержит рекомендацию относительно польско-советских отношений: «Если, например, речь идет о добрососедских отношениях... и говорится о щекотливом обстоятельстве, что все находившиеся в Советском Союзе поляки стали советскими гражданами, то мы противопоставим этим утверждениям массовые могилы Катыни с 12 тыс. казненных польских офицеров и прежде всего заклеймим цинизм английских евреев, советские союзники которых способны на отвратительные преступления, каких не помнит мировая история.

Реакцию польского населения на Катынь мы включили также в немецкую прессу как действенное усиление»¹⁸.

К сожалению, нам не удалось ознакомиться ни с одной польской газетой военного периода, выходившей именно на территории Польши.. А вот с. некоторыми польскоязычными газетами, издававшимися в Англии, хоть и опосредованно, ознакомиться удалось — в наркомате иностранных дел составлялись обзоры польской прессы — некоторые из них уже переведены на русский язык, некоторые приводятся без перевода, так как отправлялись срочно с оказией. В любом случае, это любопытные документы, и отказываться от них не стоит.

Итак, 15 апреля газета «Дзенник Польски» (издавалась в Лондоне) писала: «Немцы опубликовали сообщение об обнаружении в окрестностях Смоленска гробов нескольких тысяч польских офицеров, убитых, якобы, советскими властями в феврале и марте 1940 г.

Это ужасное обвинение возможно является еще одной ложью немецкой пропаганды, имеющей целью испортить польско-советские отношения, мобилизовать Европу против России и устранить впечатление создавшееся в мировом общественном мнении после разоблачения в последнее время немецких жестокостей, жертвой которых пало население ряда русских городов»¹⁹. Польские круги отдавали себе отчет, кто выдвигает обвинения в Катынском преступлении и с какой целью. Немцы как источник информации не вызвали у поляков доверия. Однако, однозначно утверждать невиновность СССР «Дзенник Польски» тоже отказывается, утверждая, что «этого можно добиться... лишь доказательством, что немецкие сообщения являются ложью и ответом на вопрос: что случилось с польскими офицерами из лагерей военнопленных в Козельске и Старобельске?... Первое известие по этому вопросу передано немецким агентством Трансоцеан 11/IV с.г. Оно опубликовало рапорт немецких военных властей, о нахождении могилы с трупами 3-х тысяч польских офицеров, убитых ГПУ в феврале и марте 1940 года»²⁰. Далее автор статьи описывает ход немецкой информационной атаки: 12 апреля в германском МИДе Катынь была центральной темой на пресс-конференции, а немецкая информационная служба выдвинула вопрос о Катыни на первый план перед сообщениями с фронта. Интересна оценка, которую дает «Дзенник Польски» немецкой пропагандистской акции: «Таковы немецкие сообщения. В них имеется ряд непоследовательностей. Однако они не касаются сути дела. Его могут выяснить лишь расследования авторитетных лиц и беспристрастными, лучше всего международными органами... Нет ни одного поляка, который бы горячо не молился за то, что ужасные вести, которые несет немецкая пропаганда, оказались как уже столько раз бывало — ложью»²¹.

Позиция «Дзенника» выглядит очень взвешенной и практически нейтральной — настолько, насколько может быть нейтральной газета, касаясь вопроса о массовом убийстве своих соотечественников.

В "Völkischer Beobachter" 15 апреля снова помещена большая статья под заголовком «Массовое убийство в Катыни дело рук еврейских палачей: ЕВРЕЙСКОЕ УБИЙСТВО ВЫРАСТАЕТ ДО НЕИЗМЕРИМОГО». Эта статья еще больше первой, иллюстрацией не сопровождается, но расположена также на первой полосе, и заголовок у нее самый большой на всей странице. В ней приводятся показания свидетелей, называются четыре имени «сотрудников ГПУ», принимавших участие в расстрелах — Лев Рыбак, Хаим Финберг, Абрам Борисович и Павел Бородинский. Из этого делается вывод, вынесенный в заголовок статьи. Естественно, кроме нацистской пропаганды, эти имена больше нигде не встречаются, и их подлинность установить не представляется возможным. И «Правда» 19 апреля заявила: «Опытным мастерам провокации нетрудно придумать несколько фамилий никогда не существовавших людей. Таких «комиссаров» — Льва Рыбак, Авраама Борисовича, Павла Броднинского и Хаима Финберг, названных германским информационным бюро, немецко-фашистские жулики просто выдумали, так как таких «комиссаров» ни в «Смоленском отделении ГПУ», ни вообще в органах НКВД, не было и нет.»²².

Однако вернемся к "Völkischer Beobachter" за 15 апреля. В описанной нами выше статье сообщается, что четыре «комиссара» позже очень «гордились тем, что 17-летние польские прапорщики при расстреле разражались рыданиями и предлагали им в качестве выкупа большие суммы денег и ценные вещи, которые были зашиты у них в сапогах»²³. Видимо, из всей большой статьи Геббельсу после прочтения больше всего запомнился именно этот пассаж, потому что спустя два дня, на конференции 17 апреля, он заметил в конце своей речи: «Вообще нам нужно чаще говорить о 17—18-летних прапорщиках, которые перед расстрелом еще просили разрешить им послать домой письмо и т.д., так как это действует особенно потрясающе»²⁴. Любопытный пример того, как пропаганда воздействовала на самого ее творца.

15 апреля появилось первое сообщение о Катыни в газете "Donauzeitung" (Дунайская газета), издававшейся в Белграде и распространявшейся в Сербии, Хорватии, Венгрии, Румынии, Греции, Турции и в самой Германии. На одной странице с этим сообщением размещен сталинский план уничтожения Европы. Намек понятен — страшись, Европа, скоро ты превратишься в одну большую Катынь. В другом номере Советский Союз характеризуется как «государство, в котором человеческая жизнь ценится меньше, чем каблук сапога»²⁵. Это тоже относилось к теме Катыни.

15 апреля о Катыни высказалась нейтральная швейцарская газета "Neue Zürcher Zeitung" (выходила в Цюрихе 3 раза в день, в 1934 г. была запрещена нацистской партией к распространению в Германии за то, что написала, что Рейхстаг подожгли не коммунисты, а сами нацисты). В третьем, последнем выпуске за 15 апреля газета поместила абсолютно нейтральную статью под названием «Массовые могилы польских офицеров под Смоленском. Берлин обвиняет ГПУ». Ссылаясь на германское информационное бюро, газета кратко сообщает суть дела, не давая никаких оценок.

15 апреля на немецкую кампанию наконец откликнулось Московское радио.

16 апреля текст радиопередачи был помещен в «Правде» и «Известиях» под названием «Гнусные измышления немецко-фашистских палачей». Советское информбюро назвало выступление Геббельса «гнусной клеветой», «подлой ложью», «чудовищной выдумкой», формулируя основные положения официальной советской версии. Виновниками расстрела были объявлены немцы, в руки которых летом 1941 г. после отхода советских войск якобы попали «бывшие польские военнопленные», будто бы занятые на строительных работах. Заявлялось, что именно «гитлеровские сих дел мастера пускаются на самую грубую подделку и подтасовку фактов, распространяя клеветнические вымыслы о каких-то советских зверствах весной 1940 г. и стараясь таким образом отвести от себя ответственность за совершённые гитлеровцами зверские преступления». Апеллируя к чувствам справедливого возмущения советских людей, сообщение сулило, что «гитлеровские убийцы не уйдут от справедливого и неминуемого возмездия за свои кровавые преступления»²⁶. Наряду с версией о мифических лагерях и строительных работах, создавая пелену информационного шума, появилась нелепейшая версия об идентификации катынских могил 1940 г. с археологическими раскопками могильников в районе станции Гнездово, на которую приходили эшелоны с пленными. Геббельс немедленно обыграл эти «утки» в свою пользу. На конференции 16 апреля 1943 г. он говорил: «Теперь, когда мы вскрыли могилы и опознали польских офицеров по их униформе, знакам отличия, паспортам, бумагам и т. д., теперь говорят, что геббельсовские лжецы забывают, что вблизи деревни Гнездовая проводились археологические раскопки. Какими дураками считают эти нахальные еврейские болваны европейскую интеллигенцию! Что, они думают, что? европейскую интеллигенцию можно в чём-то обвинить?! Они говорят об «археологических раскопках»! Посмотрите на снимки убитых польских офицеров в «Вохеншау». Может быть, московские евреи станут после этого утверждать, что мы одели в польскую форму 12 тыс. скелетов из времён 200 г. до н.э.!»²⁷.

На следующий день в газете "Völkischer Beobachter" появилось отражение этой речи: «Раз они не могут оболгать трупы, раз они не могут изменить научные утверждения, показания свидетелей, всю страшную находку, они спасаются дичайшей ложью, до которой может додуматься только извращенный мозг: якобы массовые могилы в Катыни на самом деле — это археологические раскопки! <...> Но как жалко, глупо и трусливо, и нагло всё это! Польские офицеры были найдены со своими дневниками, с письмами близких, с датированными документами, со злотыми в бумажниках — так неужели же они со всеми этими доказательствами, в современной униформе с портупеями и ремнями, и орденами были похоронены в доисторическое время?»²⁸.

Тема, о которой говорил Геббельс на конференции, в газете появилась, но слово в слово речь Геббельса "Völkischer Beobachter" не цитирует.

16 апреля на первой полосе "Völkischer Beobachter" появилась статья с самым крупным на странице заголовком: «Как долго еще будет молчать Англия о массовом убийстве в Катыни?», в которой «разоблачаются» представители английской и американской прессы, которые ничего не пишут о Катыни. Слева от этой статьи помещена картинка, озаглавленная «Британское отпущение грехов». На фоне черного неба над открытой могилой, в которой лежат польские офицеры, стоят улыбающиеся священник и человек в советской форме, с огромной звездой на груди (внутри звезды — серп и молот). Ноги человека со звездой забрызганы кровью выше колена, на гимнастерке — кровавый отпечаток ладони, в правой руке человек держит пистолет. Лицо у него неприятное, с большим носом, с выдающейся вперед челюстью — так в Третьем Рейхе изображали евреев. Священник похлопывает человека со звездой по плечу. Внизу картинки — подпись: «Архиепископ Кентерберийский: «Жаль, что мы списали Польшу — наша боль была бы прекрасной». Слово prächtig можно перевести и как «роскошный», «пышный», «великолепный». То есть архиепископ Кентерберийский как бы печалится о недостаточной красоте своей боли. Если бы Польшу не «списали», он мог бы печалиться еще больше, еще «роскошнее».

А тем временем, именно 16 апреля в американской газете "The New-York Times" появилась небольшая и очень лаконичная информация о Катыни. Первая часть озаглавлена «Нацисты обвиняют русских», вторая — «Москва отрицает нацистское обвинение». Очевидно, союзники ждали именно ответа Москвы и поэтому раньше 16-го апреля ничего не могли напечатать.

"Donauzeitung" 16 апреля пишет о том, что Катынь — это ужасное преступление, что идентификация 10 тысяч зверски замученных польских офицеров продолжается, что жители окрестных деревень видели вагоны с поляками, которые ехали в Катынь; что убийцами были евреи (т.е. еврейские функционеры ГПУ). Газета также отмечает, что украинское радио назвало Катынь зверским преступлением большевиков.

В номере за 17 апреля мы видим репортаж с места раскопок. «С ужасом глядят [польские] солдаты на широкую могилу, и они не могут поверить, что здесь внизу, в этой ужасной связке могут быть их военачальники». Ниже утверждается, что многие военнопленные поляки, ведшие раскопки, узнавали своих бывших начальников и что каждое такое узнавание тщательно проверялось. Тем самым подчеркивается высокий уровень проведения расследования.

17 апреля на пресс-конференции в министерстве пропаганды Геббельс говорил о Катынском деле особенно много. Он предположил, что «польское правительство в изгнании воспользуется удобным случаем нанести чувствительный удар по Советам, которые не хотят уступать им старые границы 1939 г.»²⁹ — и из этого сделал вывод, что Катынское дело принесет огромные плоды.

Говоря об отправке в Катынь комиссий, Геббельс отмечает, что «немецкие офицеры, которые возьмут руководство в свои руки, должны быть только политически подкованными людьми, которые умеют искусно и уверенно выступать. То же самое относится к журналистам...»³⁰.

Министр очень боялся, как бы что-нибудь не пошло не так, как он запланировал. Он, например, считал целесообразным, «чтобы кто-нибудь собрался и из круга министерской конференции, чтобы в случае непредвиденного для нас поворота тотчас мог вмешаться. Некоторые люди от нас должны заранее там быть, чтобы к прибытию Красного Креста не оказалось бы всё полностью не готово и чтобы при известных условиях не натолкнуться при раскопках на вещи, которые не вписываются в нашу линию. Представляется целесообразным выбрать одного господина из нас и одного затем из ОКВ, которые подготовят уже сейчас своего рода поминутную программу»³¹. Таковы были методы работы в Катыни. Геббельс прямо заявляет, что опасается «натолкнуться на вещи, которые не вписываются в нашу версию». Его заботил только пропагандистский эффект, но никак не правда, которую он так широко декларировал.

17 апреля с большой статьей «Пропавшие польские офицеры: Германские лживые утверждения» выступила английская газета "The Times" (традиционно — газета, поддерживающая консервативную партию, редактором в то время был Роберт МакГован Баррингтон-Вард). Англичане из Катыни сенсацию делать не собирались, поэтому статья была помещена лишь на третьей полосе, в ней описывается суть проблемы (что польское правительство заявляло о пропаже около 8000 польских офицеров, что около 181 000 военнопленных поляков, из них около 10 000 офицеров, оказалось после 17 сентября 1939 г. в СССР (Таймс ссылается на «Красную Звезду»), что офицеры находились в трех лагерях — Козельском, Осташковском и Старобельском, и что в связи с последними немецкими заявлениями польское правительство обратилось в Красный Крест. Затем газета описывает, как польское правительство пыталось разыскать пропавших офицеров и получало уклончивые ответы от Сталина. «Мы уже привыкли ко лжи немецкой пропаганды и понимаем цели ее последних разоблачений. Но в свете детальной информации, данной немцами касательно обнаружения тел многих тысяч польских офицеров под Смоленском и категорических заявлений, что они убиты русскими весной 1940 г., возникла необходимость, чтобы обнаруженные массовые могилы были исследованы и факты были подтверждены должными международными органами, такими как Международный Красный Крест»³². Самая известная английская газета пишет уклончиво, вроде бы она признает, что все привыкли ко лжи германской пропаганды, даже в заголовок вынесена лживость германской пропаганды. Но тем не менее, эту ложь, по мнению "Times", необходимо проверить. Газета полностью поддерживает польское эмигрантское правительство.

"Deutsche Zeitung in Norwegen" откликнулась 17 апреля на события статьей «Лондон не может больше врать про убийство в Катыни. Польские эмигранты обратились к Красному Кресту в Женеве». О польском правительстве в изгнании здесь говорится в пренебрежительном тоне, всячески подчеркивается, что Германия это правительство не признает (его даже и правительством-то немецкие редакторы никогда не называют — только «польские эмигранты»). И «Немецкая газета в Норвегии» презрительно сообщает, что даже эта горстка никчемных эмигрантов поверила немцам и обратилась к Красному Кресту с просьбой о расследовании. В этой связи советские утверждения о сговоре польского эмигрантского правительства с Германией, которые активно использовались для обоснования причин разрыва дипломатических отношений, выглядят совершенно неубедительно.

18 апреля "The New-York Times" писали: «Польская газета, издаваемая в Лондоне, характеризовала как «новую немецкую ложь» историю об открытии могил польских офицеров, предположительно около Смоленска, сообщило вчера британское радио...».

Московское радио транслировало передачи, посвященные названной теме. Наибольшая активность советской пропаганды наблюдалась во второй половине апреля 1943 г., в начале мая она постепенно сошла на нет. В то время как немецкие и подконтрольные нацистам СМИ продолжали публиковать новости с места раскопок, списки жертв и т.п.

Большая часть радиоматериалов передавалась на заграницу. По нашим подсчетам, из главной редакции пропаганды Радиокомитета за апрель 1943 г. вышло 6 передач, в то время как на иностранные государства за тот же период 27.

Сначала рассмотрим материалы (поскольку они сохранились в. печатном варианте, позволим себе называть их статьями), которые подготавливались сотрудниками редакции контрпропаганды ТАСС и передавались посредством радио на разные страны.

Первая статья, касающаяся Катынского дела, датируется 16 апреля 1943 г. Озаглавлена она так: «Кровавая инсценировка»³³. Уже в самом названии видно отношение власти (как известно, СМИ тогда отражали официальную точку зрения) к случившемуся. То есть, что гитлеровцы сами расстреляли польских офицеров, а затем устроили из этого спектакль.

Первые статьи отличает сбивчивость в предположениях, всё время в них встречаются выражения «якобы нашли», «якобы расстрелянных».

В одной из ранних статей приводится, например, утверждение, что «за три года трупы не подверглись разложению, а мундиры, удостоверения, дневники, письма, фотографические карточки, даже веревки, которыми были связаны руки расстреливаемых — короче говоря, абсолютно все атрибуты, остались нетронутыми. Да что удостоверения! Оказывается, даже лица трупов за три года не изменились»³⁴.

Позже это утверждение нигде не повторяется. Но сначала, чтобы вызвать большее возмущение, чтобы показать нелепость немецких обвинений, такая версия была необходима. «Теперь ясна трагическая судьба этих польских военнопленных. Часть их была, видимо, убита немцами немедленно, часть же «на всякий случай» попридержали в живых. Теперь такой «случай» наступил. Расстреляв тысячи безоружных людей и подчистив хранившиеся в архивах гестапо документы, гитлеровцы похоронили трупы своих жертв на советской земле, использовав для этого находящиеся близ деревни Гнездовой археологические раскопки исторического «Гнездовского могильника», о которых жульнически умалчивают в своем сообщении.

Так «чудо» становится понятным. Польские военнопленные убиты немцами и убиты недавно. Именно поэтому трупы их сохранились»³⁵.

Во-первых, если действительно поляки были захвачены в плен немцами летом 1941 г., а расстреляны позже, то где же они содержались всё это время? Почему нет никаких следов? Во-вторых, в заключениях экспертов³⁶ четко говорится о степени разложения трупов, о степени-сохранности документов, всё это было отнюдь не «свежим», как утверждает советская пропаганда. Врачи сделали вывод о том, что по всем признакам, поляки были расстреляны весной 1940 г.

За 17 апреля было подготовлено три сообщения ТАСС, все три — на все страны. Следует отметить, что в первые дни сообщения передавались на все страны, затем — либо отдельно только на Германию, либо на нейтральные и союзные, либо даже отдельно на Польшу. Видимо, это объясняется следующим. Сначала надо было ответить на обвинения немцев и доказать нелепость обвинений. Это было сделано на все страны. С 19 апреля началась кампания против польского эмигрантского правительства, якобы они вступили в сговор с фашистами в клевете на Советский Союз. На самом деле, как известно, это был только повод разорвать отношения с не очень удобным для СССР правительством Сикорского. 25 апреля отношения были разорваны. Поэтому в 20-х числах апреля сообщения на тему Катыни стали направляться отдельно на Польшу, на союзные страны, на Англию (где располагалось правительство Сикорского) и США. А также отдельно на Германию, ибо Германия являлась главным противником — и в войне, и в Катынском деле.

С 17 апреля проводится более четкая линия — нет путаницы, нет нелепых упоминаний о Гнездовском могильнике, о «свежести» трупов... Обличение гитлеровцев становится более убедительным — появляются напоминания о других провокациях немцев, идет сравнение их действий тогда и сейчас, находятся определенные параллели. Одна из таких параллелей — с 1938 годом, когда «ведомство Геббельса пустило в ход множество документов о «преследовании» судетских немцев в Чехословакии... Гитлеровские мошенники состряпали все эти документы за подписями вымышленных или умерших людей и довольно грубо смонтировали старые фотографии времен Первой мировой войны. Оскандалившиеся фальсификаторы, однако, в точности повторили этот же жульнический трюк в 1939 году: они опубликовали огромное количество снимков, изображающих «польские зверства» в отношении немцев. Это оказались залежавшиеся в архивах германского министерства снимки немецких зверств, опубликованные в 1914—1918 гг. в иллюстрированных журналах союзных стран»³⁷.

Подобные сравнения — верный ход со стороны советской пропаганды — они подрывают доверие к Геббельсу.

Далее продолжается: «Сейчас провокаторы из Берлина снова решили выехать все на том же заезженном дохлом коньке. Германская пропаганда, надрываясь от натуги, кричит об обнаруженных под Смоленском трупах польских офицеров, якобы, в 1940 году расстрелянных органами советской власти. Передают самые невероятные подробности этого «события»; своей нелепостью они выдают всю провокационную стряпню»³⁸.

В 1943 г. было известно уже о многих преступлениях и провокациях немцев. Во многих странах могли поверить советским сообщениям, увидев намеченные параллели. Особенно это касается оккупированных стран, где население не понаслышке знало о гитлеровских зверствах.

Помимо сравнения с другими провокациями статьи постоянно напоминали о преступлениях фашистов. И это не могло не вызвать доверия к советским сообщениям. Катынское преступление характерно для немцев, в 1943 г. этим трудно было кого-либо удивить.

«Гитлеровцы убили и замучили столько миллионов людей, что трупами этих жертв можно наполнить любое количество могил, подобно той, которую гестаповские палачи «открыли» сейчас в Катынском лесу. То, что теперь гитлеровцы пытаются приписать эти чудовищные преступления советскому народу лишь выдает их с головой. Этим они пытаются прикрыть неслыханные преступления совершенные ими самими»³⁹.

В итоге делается вывод, что «конечно, ни один человек в мире не может сомневаться в провокационном характере очередной фальсификации гитлеровских бандитов»⁴⁰. Вывод спорный, поскольку опирается на одни голые рассуждения, без каких-либо доказательств, кроме соответствия логике. У Геббельса было большое преимущество — его доводы были основаны на раскопках, на научных показаниях судебно-медицинских экспертов. Публиковались списки погибших, а это стопроцентно удачный ход для привлечения заинтересованной аудитории.

Уже 17 апреля советские пропагандисты обозначают причины нацистской «провокации». Современными историками причины называются те же. Акция Геббельса, по мнению пропагандистов, имела целью отвлечь внимание общественного мнения от истребления гитлеровцами польского народа, а так же «возродить... жупел «большевистской опасности». Вся эта дикая провокация, сфабрикованная аферистами из гитлеровского игорного притона, свидетельствует лишь о том, к каким гнусным средствам прибегают гитлеровские банкроты в своих тщетных усилиях найти какой-то выход из тягчайшего военного положения, в котором очутилась сейчас Германия и ее союзники»⁴¹. Если отбросить резкие выражения, то же самое мы прочитаем у современных авторов.

В последующие дни встречаются однотипные обличительные статьи, в них повторяются сюжеты о других провокациях гитлеровцев, об их зверствах в Европе (особенно в Польше), о том, что судьба поляков, которых так долго искали, теперь известна, что они летом 1941 г. попали к немцам и были ими расстреляны, что гитлеровцы этой провокацией пытаются запугать Европу большевизмом, отвлечь общественное мнение от своих злодеяний в Польше и от своего поражения под Сталинградом и т.д. Дальше будет повторяться то же, но добавится и новое.

20 апреля в сообщении на нейтральные страны говорится о том, что «ряд уважающих себя газет нейтральных стран» не отреагировал на «германскую фальшивку». Это вызвало ярость германских руководителей пропаганды, и последовали угрозы в адрес таких газет. «Ярость берлинских провокаторов понятна. Фабрикуя и пуская в оборот фальшивку о польских офицерах, они надеялись поймать в свои сети всех и вся. На деле же оказалось, что поверили фальшивке лишь те, кто хотел поверить ей. Но таких — ничтожное число. Честные же люди с негодованием прошли мимо гнусной стряпни гитлеровцев, правильно оценив ее, как одну из очередных немецких провокаций»⁴². Хотя речь идет о газетах нейтральных стран, очень характерна фраза «поверили фальшивке лишь те, кто хотел поверить ей». Позже такая фраза будет отнесена к польскому правительству в изгнании. Намек ясен: кто не поддерживает Советский Союз, тот пособник преступников и клеветников.

В 20-х числах апреля начинаются нападки на польское правительство: «И то обстоятельство, что на удочку берлинских провокаторов попалось польское правительство свидетельствует о большом» влиянии прогитлеровских элементов в польском правительстве»⁴³. В подобном тоне и станет продолжаться советская контрпропагандистская кампания — лишь тот, кто хочет чтобы его обманули, верит Гитлеру. Поэтому польское правительство в Лондоне является сотрудниками Гитлера. Однако в вещании на зарубежные страны раздается не так много критики и «разоблачений» польского правительства, как во внутренней прессе и внутреннем вещании. Немного больше отрицательных высказываний появляется уже после разрыва отношений, но все равно это меньше, чем в СССР. И во внешней пропаганде прямо не говорится о «сговоре» Сикорского с немцами. Вероятно, это происходило потому, что для советского народа (и поляков, находившихся на советской территории) не было источников информации, кроме официальной правительственной. В сознании людей, живших на территории СССР, можно было создать стереотип такого сговора. Слушатели же в других странах имели разные источники информации. Тем более что во второй половине 20-х чисел, после разрыва отношений, сообщения адресуются в основном союзным странам, либо Англии и США, либо Польше. А в Англии было хорошо известно, что никакого польско-германского сговора не было (а дело заключалось лишь в том, что Германия и Польша в один день подали заявки в Международный Комитет Красного Креста с просьбой провести расследование).

Пожалуй, только в передачах на Польшу серьезно критикуется правительство Сикорского. Дело ставится так: правительство в Лондоне нанесло предательский удар по своему Отечеству. В то время как в Польше происходит угнетение и истребление польского народа, его правительство сотрудничает с угнетателями. Здесь ярко выражено стремление вызвать у поляков праведный гнев. Но поляки, желавшие узнать правду о Катыни, не видели в обращении правительства в Красный Крест никакого предательства — для них это был естественный путь к установлению истины. Поэтому усилия советской пропаганды были напрасны.

В целом, характеризуя проанализированные материалы ТАСС на зарубежные страны в 1943 г., можно отметить следующее. Все статьи содержат бедную лексику, состоящую в основном из штампов и клише. Лексика резкая, порой даже грубоватая, но в военных условиях это объяснимо, особенно когда речь идет о противнике. Язык сообщений довольно прост и доходчив, как и подобает пропагандистскому тексту. Но порой встречаются длинные путаные предложения — что для радио, информация которого воспринимается на слух, не очень удобно. Язык местами довольно образный, фразы порой наполнены вполне справедливым пафосом. Но часто также встречаются и примитивные, даже корявые фразы, например: «Судьба их была неизвестна. Теперь она известна»⁴⁴; смысл «ясен для невооруженного глаза»⁴⁵ и др.

Кроме проанализированных выше документов существует еще целый комплекс документов собственно радиокомитета. Стоит упомянуть и о них. Например, материалы контрпропаганды отдела советской и международной информации. 21 апреля. На все страны. Шведская газета «пишет по поводу гитлеровской фальшивки о «расстреле польских офицеров»: «Геббельсовские лжецы, само собой разумеется, приводят очень много деталей. Но когда такую историю перегружают деталями, то она, как всякое очень неустойчивое суденышко, опрокидывается и идет ко дну»⁴⁶.

Видимо, именно поэтому советская комиссия годом позже не нагружала читателей и слушателей таким количеством деталей.

24 апреля, тоже на все страны есть еще подобное сообщение, тоже небольшое, со ссылкой на шведские, английские и американские газеты. В данном деле советские пропагандисты любили ссылаться на иностранную печать, этим подкреплялась уверенность в правоте советской версии; подтверждался ее успех.

Еще существует немало материалов, переданных за границу на английском и французском языках редакцией информации для заграницы (РИДЗ) ТАСС. Анализировать их здесь не представляется возможным в силу их большого объема.

Подводя итоги, хотелось бы отметить, что такие мало востребованные при изучении Катынского дела источники, как статьи ТАСС для отправки за границу и тексты радиопередач, хранящиеся в фонде Радиокомитета, позволяют расширить наше представление об официальной позиции советских властей по этому вопросу. Большое количество упоминаний Катынского дела в этих документах, особенно в апреле 1943 г., показывает важность этой темы, а количество материалов о Катыни, созданных для внутреннего пользования и для иностранных государств, показывает внешнеполитический характер этой акции. Прежде всего важно было держать лицо перед союзниками, а также бороться с гитлеровской пропагандой. Поскольку распада антигитлеровской коалиции, на который надеялся Геббельс, начиная Катынскую кампанию, не произошло, можно увидеть в этом заслугу отчасти и советской пропаганды. Преодолев растерянность первых дней, к 20-м числам апреля пропаганда стала более четкой, более убедительной. В неприятном для Советского Союза Катынском деле даже была найдена определенная выгода, так как это стало удобным поводом для разрыва с польским эмигрантским правительством, который назревал давно.

В английской газете "Daily Telegraph" от 19 апреля 1943 г. есть упоминание о том, что материалы Московского радио попадали на Запад, и довольно активно: «Московское радио в радиопередаче на Германию прошлой ночью описало предполагаемое открытие могил польских офицеров, якобы убитых русскими возле Смоленска, Россия, как «отвратительную гестаповскую провокацию». Далее описывается кратко содержание радиопередачи. Радиоперехват у союзников действительно был налажен хорошо.

20 апреля 1943 г. сын поэтессы Марины Цветаевой — Георгий Эфрон — записал в дневнике: «Кстати, скандал с поляками. Дело в том, что они запросили Международный Красный Крест произвести расследование о расстрелянных польских военнопленных. Немцы обвиняют русских, а русские — немцев в этом расстреле. Немцы говорят, что мы в 1940-м г. расстреляли значительную часть польских военнопленных в Смоленской области. А мы говорим, что после отступления советских войск в 1941м г. из Смоленской области польские военнопленные, находящиеся на строительных работах, попали под власть гитлеровцев, которые их и расстреляли. Польское Министерство национальной обороны опубликовало заявление о запросе Международного Красного Креста явно под влиянием немецкого коммюнике. Нам это явно не пришлось по душе, и вчера «Правда» разразилась статьей под красноречивым заглавием «Польские сотрудники Гитлера». Сегодня — сообщение ТАСС, в котором говорится, что эта статья полностью отражает «мнение советских руководящих кругов» и что заявление ген. Сикорского не только не улучшает, а ухудшает дело, т.к. подтверждает заявление Министерства национальной обороны и свидетельствует о значительном влиянии прогитлеровских элементов в польском министерстве. Кроме того, сообщение ТАСС прямо высказывает предположение о предварительном сговоре немцев с их прогитлеровскими агентами в «министерских кругах г. Сикорского»⁴⁷. Молодому человеку, записавшему это было на тот момент 18 лет. Он уже пережил смерть матери и жил один в эвакуации в Ташкенте. Очень много читал, переводил с французского, интересовался политикой.

Интересно, как он пытается анализировать информацию о Катыни. По существу, он лишь пересказывает своими словами текст «программных» советских сообщений. Особенно интересен его вывод о том, что «польское Министерство национальной обороны опубликовало заявление о запросе Международного Красного Креста явно под влиянием немецкого коммюнике» — сработали заявления ТАСС и других органов о сговоре поляков с немцами. Но юноше, живущему в Ташкенте, даже самому критически мыслящему, не может и в голову прийти что-то, отличное от «советской версии» событий. Просто потому, что никаких других источников информации (не только в Ташкенте, а во всем СССР) — не было.

Возвращаясь к информационной борьбе, хотелось бы обратить внимание на то, как Геббельс предлагал своим СМИ оценивать, статью «Правды». На конференции в министерстве от 19 апреля он говорил следующее: «В одной передовице московской газеты говорится под заголовком «Польские сотрудники Гитлера», что неясно, почему польский Национальный совет и Красный Крест захотели заниматься этим делом, так как несомненно речь идет о немецком преступлении. На это мы можем сказать: «Это сообщение является знаком нечистой совести Советов. Если несомненно речь идет о немецком преступлении, то Красный Крест здесь очень подходящая организация для установления. Эта полемика Советов доказывает, что дело обстоит так, как мы представили»⁴⁸. «Одна передовица московской газеты» — так называет Геббельс статью, которая «полностью отражает мнение советских руководящих кругов». И прямо говорит о том, что это ему следует бояться Красного Креста, а не СССР, если поляков действительно расстреляли немцы. Такая уверенность министра пропаганды заставляет задуматься о том, что ему действительно нечего было бояться.

На той же конференции Геббельс бросил еще несколько интересных фраз, которые кажутся нам важными для понимания хода информационной борьбы: «Недавно Советы выступили с аргументом, что 12.000 польских офицеров после расстрела были заботливо забальзамированы гестапо, чтобы защитить от разложения... Разумеется, мы должны реагировать на все эти аргументы надлежащим образом. Министр считает наилучшим способом обломать вышеназванным советским утверждениям голову, чтобы медицинские эксперты, а значит, на неприкосновенной научной базе, с несомненностью установили, что трупы пролежали в земле уже три, а не только два года, а про бальзамирование и прочие трюки вообще не может быть речи. Руководство соответствующими мероприятиями поручается Берндту»⁴⁹. С одной стороны, Геббельс не боится обращаться в Международный Красный Крест, а с другой — предлагает сотруднику своего министерства заняться «соответствующими мероприятиями», чтобы медицинские эксперты установили точную дату смерти польских офицеров, именно ту, которая нужна Геббельсу.

И, наконец, отзываясь о ходе Катынского дела в прессе, Геббельс заметил: «Существенным для нас является то, что дело вообще обсуждается...»⁵⁰.

В «Красной звезде» 20 апреля 1943 г., на последней странице размещена карикатура, высмеивающая и Геббельса, и польское правительство. Это очень симпатичный, привлекающий к себе внимание рисунок, интересно обыгрывающий «сговор» польского правительства в изгнании с нацистами. Название у карикатуры следующее: «Панская мазурка под берлинскую дудку». Изображен хвостатый Геббельс, как характерно для советской пропаганды, похожий на обезьяну. Он играет на окровавленном топоре словно на трубе, а под эту «дудку» лихо отплясывает упитанный пан с большой заплаткой на штанах, но в цилиндре. Геббельс стоит на пюпитре с надписью: «Фантазия «Большевистские зверства», слова и музыка композитора Геббельса». Всё это очень тонко и красиво отражает главную линию советской пропаганды, касающейся Катынского дела. Этим маленьким рисунком сказано очень многое. Им выражено то, что происходило весной 1943 г. и то, как к этому относится официальная советская пропаганда. «Брехомёт» Геббельс представлен здесь как музыкальный виртуоз, не только исполнитель «музыки», но и «композитор», то есть организатор антисоветской кампании. Жалкий, скорченный, плешивый получеловек-полузверёк, самозабвенно исполняющий своё сочинение — вот каков здесь, в этом рисунке рейхсминистр Пауль Иозеф Геббельс. Польский пан же так старается поспевать в такт «мелодии», что только пыль из-под сапог летит.

Надпись гласит: «Гнусная провокационная кампания гитлеровцев о "расстреле советскими органами польских офицеров" подхвачена прогитлеровскими элементами польских министерских кругов». Таким образом в сознании советского читателя визуально закрепляется тезис о «сговоре» польского правительства с гитлеровской Германией в распространении «провокационной кампании» на тему Катынского расстрела. Картинка сразу привлекает внимание, даже при беглом просмотре газеты. Яркий образ, созданный художником, легче запомнится, чем одинаковые монотонные статьи.

Показательна тема карикатуры — в ней отображен не сам расстрел (как это было на немецких рисунках), а подчеркивается ложь Геббельса и потакание ему польского правительства. Образ польского правительства представлен толстым человеком в цилиндре и фраке. В предвоенной советской карикатуре так обычно изображали польских «панов», классово чуждых Советскому Союзу — буржуазию, из представителей которой, по мнению советской пропаганды, и состояли польские правительства.

То есть в названной карикатуре продолжается довоенная линия развития советской пропаганды в отношении польских правящих кругов. В то же время можно отметить характерные черты данной карикатуры в контексте развития информационной борьбы вокруг Катынского дела. В ней отчетливо виден наметившийся переход советской пропаганды от оборонительных действий (отрицания обвинений, показа их нелепости, попыток подорвать доверие к немецкой пропаганде в этом вопросе) к наступлению на польское правительство.

25 апреля, в день разрыва советско-польских дипломатических отношений, газета "New-York Herald Tribune" писала о том, что поляки «пали перед нацистской пропагандой»: «Никто не нуждается ни в каких иллюзиях о советской мягкости. Но падать перед немецкой пропагандой или кормить ее, когда мы знаем, что из себя представляют ее цели, кажется..., по крайней мере, верной дорогой проиграть войну».

Примечания

1. Цит. по: Рисс К. Геббельс: Адвокат дьявола. М., 2000. С. 364.

2. Там же.

3. Там же.

4. Там же.

5. Цит. по: Бабий Яр под Катынью? // Военно-исторический журнал. 1990. № 12. С. 30.

6. Amtliches Material zum Massenmord von Katyn. Berlin: Zentralverlag der NSDAP. Franz Eher Nachf. GmbH, 1943. S. 15.

7. Бабий Яр под Катынью? // Военно-исторический журнал. 1990. № 12. С. 30.

8. Цит по: там же.

9. Цит. по: Бабий Яр под Катынью? // Военно-исторический журнал. 1990. № 12. С 31.

10. РГВА. Ф. 1363k. Оп. 4. Д. 27. Л. 6.

11. Там же.

12. Oron J. Hale. Presse in der Zwangsjacke 1933—45. Düsseldorf: Droste, 1965. S. 280.

13. РГВА. Ф. 1363k. Оп. 4. Д. 27. Л. 16.

14. Тираж составлял более 1 млн экземпляров, редактором в 1938—1945 гг. был Вильгельм Вайсс.

15. Цит. по: Бабий Яр под Катынью? // Военно-исторический журнал. 1990. № 12. С. 31.

16. Völkischer Beobachter. 1943. 14. April. S. 1.

17. Там же.

18. Цит. по: Бабий Яр под Катынью? // Военно-исторический журнал. 1990. № 12. С. 31.

19. Цит. по: АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 26-а. Папка № 224. Д. 15. Л. 78.

20. Цит. по: АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 26-а. Папка № 224. Д. 15. Л. 78.

21. Там же.

22. Правда. 1943. 19 апреля.

23. Völkischer Beobachter. 1943. 15. April.

24. РГВА. Ф. 1363к. Оп. 7. Д. 117. Л. 6.

25. Donauzeitung. 1943. 16. April.

26. Известия. 1943. 16 апреля.

27. РГВА. Ф. 1363к. Оп. 7. Д. 116. Л. 4.

28. Völkischer Beobachter. 1943. 17. April.

29. РГВА. Ф. 1363к. Оп. 4. Д. 28. Л. 44.

30. Там же.

31. Там же.

32. The Times. 1943. 17th April.

33. ГА РФ. Ф. Р-4459. Оп. 20. Д. 74. Лл. 97—99.

34. ГА РФ. Ф. Р-4459. Оп. 20. Д. 74. Л. 97.

35. Там же. л. 98.

36. См. Amtliches Material zum Massenmord von Katyn. Berlin, 1943. 332 S.

37. ГА РФ. Ф. Р-4459. Оп. 20. Д. 74. Л. 135.

38. ГА РФ. Ф. Р-4459. Оп. 20. Д 74. Л 135.

39. 119 Там же. Л. 136.

40. Там же.

41. ГА РФ. Ф. Р-4459. Оп. 20. Д. 74. Л. 137.

42. Там же. л. 231.

43. ГА РФ. Ф. Р-4459. Оп. 20. Д. 74. Л. 263.

44. ГА РФ. Ф. Р-4459. Оп. 20. Д. 74. Л. 163.

45. Там же. Л. 138.

46. ГА РФ. Ф. Р-6903. Оп. 22. д. 91. л. 4.

47. http://librus2.ilive.ro/georgii_efron_dnevniki_12464.html на 7.04.2011.

48. РГВА. Ф. 1363к. Оп. 4. Д. 28. Л. 65.

49. РГВА. Ф. 1363к. Оп. 4. Д. 28. Л. 65.

50. Там же.