Юзеф Бушка. «Катынская проблема»

Беседа с доктором Юзефом БУШКОЙ, профессором истории Ягеллонского университета

— Пан профессор, вероятно, было бы преувеличением утверждать, что в этом мрачном деле нам все известно либо что мы в состоянии его реконструировать. Однако знания историков, видимо, обширнее, нежели осведомленность рядовых граждан, которые о «катынском деле» не могли прочесть ничего, кроме труднодоступных «самиздатских» публикаций. Итак, попытаемся резюмировать, что сейчас о нем известно?

— Начать, пожалуй, придется с того, что со словом «Катынь» связана более обширная проблема: судьба польских офицеров, интернированных в СССР в начале войны. В Катыни эксгумировали (до момента прекращения работ в июне 1943 года) трупы около 4300 офицеров, и трудно предположить, что в земле здесь сокрыты тела еще многих убитых поляков, между тем, согласно сопоставлениям, сделанным в штабе Андерса, на территории СССР бесследно исчезли (а следовательно, как мы можем предполагать, были убиты) около 15 тысяч польских офицеров и унтер-офицеров. Обнаруженные в катынских могилах были интернированы в одном лишь Козельском лагере, судьбы тех, кто находился в Старобельском и Осташковском лагерях, неизвестны.

— Называют населенные пункты Дергачи, Бологое, говорят о каких-то баржах, затопленных в море.

— Все это недостоверные, косвенные улики, хотя профессор Мадайчик¹, кажется, всерьез рассматривает гипотезу о том, что офицеры из Старобельского лагеря, отправленные эшелонами в сторону Харькова, были уничтожены где-то неподалеку, возможно, именно в Дергачах или в окрестностях. Там необходимо произвести поиски. Бологое — железнодорожная станция к северо-западу от Москвы, где последний раз видели интернированных из Осташкова, но это вовсе не значит, что они были убиты где-то поблизости. Наконец, известие о барже, затопленной в Баренцевом море, восходит к рассказу некоего сотрудника НКВД, который за какие-то дела угодил в далекий северный лагерь, где открыл эту тайну своим солагерникам-полякам. Мы уже никогда не сможем выяснить, сколько во всем этом правды и какова была судьба остальных пропавших офицеров. Я не верю, что можно рассчитывать на какие-то документы, письменные приказы, — в делах подобного рода все решает звонок по телефону.

— А свидетели? Ведь кто-то же расстреливал, копал могилы?

— Возможно, исполнителей тоже ликвидировали. Ведь такое часто случается. Это мое предположение, у меня нет доказательств, но странно, что по прошествии почти полувека нигде не появилось ни одного признания исполнителя. Да и Сталин часто проводил чистки в рядах самой госбезопасности.

Вернемся, однако, к польским офицерам: те, что уцелели, довольно быстро попали в армию Андерса. Уже в октябре 1941 года в ней оказалось свыше 34 тысяч рядовых — но лишь 1965 офицеров. Из этого числа около 250 человек, освобожденных из советских тюрем, и около 1700 из тех, кого сначала интернировали в Грязовецком лагере, под Вологдой. Только 400 человек из этой группы пребывало в СССР с сентября 1939 года. Остальных сперва интернировали в Литве и Латвии, и только в начале августа 1940 года, после вхождения этих стран в состав СССР, их перевели в Козельский лагерь (это был так называемый «Козельск II»), а уже оттуда, когда началась война с Германией, перебросили на север, в Грязовец.

— Они попали в Козельск, откуда только что вывезли интернированных там ранее офицеров в Катынь?

— Да, катынский расстрел, как все на это указывает, произошел в апреле-июне 1940 года. За считанные дни из лагеря вывезли от нескольких десятков до примерно трехсот человек. По железной дороге, вероятно, в одних и тех же вагонах, курсировавших по принципу челнока, их доставляли на станцию Гнездово, откуда уже на машинах везли в лес, в урочище Козьи Горы, близ Катыни. Там их убивали выстрелом из пистолета в затылок и захоранивали в массовых могилах. При расстрелянных во время эксгумации были обнаружены персональные документы, часто позволявшие их идентифицировать: письма от родных, блокноты и прочие мелочи, которые хранились в карманах воинских мундиров.

Именно по этим документам, письмам и открыткам, помеченным самое позднее маем 1940 года, мы и устанавливаем дату уничтожения интернированных в Козельске. Впрочем, в тот самый период семьи офицеров, находившихся в Старобельском и Осташковском лагерях, начали получать обратно отправленную туда корреспонденцию с пометкой: «Адресат выбыл». Все указывает на то, что это была спланированная, скоординированная и синхронная акция.

Первые вести о катынских могилах исходят от местного населения. Летом 1942 года в окрестностях Смоленска оказалось множество поляков, в принудительном порядке мобилизованных немцами в строительные бригады организации Тодта. Именно они и услышали от местных жителей о могилах, и установили в катынском лесу первые березовые кресты. Вероятно, уже тогда известие о могилах дошло до немцев, но, как видно, они еще не были заинтересованы в том, чтобы придать делу широкую огласку. Возможно также, им не хотелось начинать работы накануне зимы, на Смоленщине сковывающей землю морозом.

Могилы вскрыли только весной следующего года, уже после Сталинградской битвы, прорыва блокады Ленинграда и поражения Роммеля в Африке. Гитлеровцы несомненно надеялись вызвать разногласия в лагере союзников, что им отчасти удалось. Сперва работы вели сами немцы, затем прибыла Техническая комиссия Польского Красного Креста, осмотр останков производили польские и немецкие судебно-медицинские эксперты, появилась также международная медицинская комиссия, сформированная немцами, правда, состояла она главным образом из граждан стран-сателлитов или оккупированных Германией государств, но в нее входил и выдающийся швейцарский специалист — профессор Навий из Женевы. Наблюдения комиссии Польского Красного Креста (согласно обнаруженному недавно и опубликованному профессором Влодзимежем Т. Ковальским отчету, пролежавшему в британских архивах) и итоги работы международной комиссии совпадают и указывают на весну 1940 года, как на дату убийства. Зато к совершенно иным выводам пришла советская комиссия, состоявшая исключительно из граждан СССР, которая огласила свое заявление, датированное 24 января 1944 года. По ее мнению, виновниками были немцы. Официально эта версия считалась истинной вплоть до последних дней (...)

— Проблема пропавших офицеров не раз затрагивалась представителями Сикорского и Андерса в период формирования последним армии на территории СССР. Что отвечали на это «люди Сталина»?

— Вопрос этот поднимался с самого начала, с осени 1941 года, когда не могли досчитаться 15 тысяч человек, интернированных в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях, в том числе — 8722 офицеров (остальные убитые — унтер-офицеры из Корпуса пограничной службы, полицейские, таможенники, капелланы, судьи и представители других профессий, отнесенных к «аппарату репрессий»). Молотов и Вышинский на вопросы по этому поводу отвечали уклончиво, изворотливо. Они утверждали, что часть интернированных была освобождена еще в 1940 году и доставлена на территории, занятые немцами, что их будут разыскивать и, возможно, найдут... В ходе беседы с Сикорским Сталин якобы высказал предположение: «Может, они бежали в Маньчжурию?» Зато в 1943 году, когда немцы широко оповестили мир об обнаружении могил польских офицеров, московское радио заявило, что офицеры были заняты на дорожно-строительных работах в окрестностях Смоленска и их расстреляли немцы сразу же после занятия ими этой территории: Подобные утверждения, однако, не выдерживают критики. Ведь если это так, то почему не сказали правду Сикорскому и Андерсу? И кроме того, невозможно представить, чтобы в суматохе, связанной с переходом линии фронта, ни один из этих офицеров не попытался совершить побег и никому подобный побег не удался. Впрочем, почему немцам оставили бы именно офицеров, если НКВД эвакуировало куда менее «ценных» заключенных? Нам известны случаи безжалостного выселения из окрестностей Львова или с Виленщины, когда на марше добивали слабых и отстающих.

Пожалуй, самый правдивый ответ вырвался из уст заместителя Берии — Меркулова. Судьбой пропавших офицеров интересовались и те военные, которые отделились от Андерса, избрав иную политическую концепцию, — они сделали ставку на Советский Союз. Так вот, на вопрос Берлинга Меркулов ответил: «Мы с этими людьми сделали большую ошибку».

Возможно, Берлинг узнал бы правду, но тут в разговор вмешался Берия и заявил, что их уже нет в СССР, что они уехали за границу.

— Мы все время говорим об офицерах, а ведь в частях, интернированных русскими, рядовых было еще больше. Как сложились их судьбы?

—Большинство попало в исправительно-трудовые лагеря. Например, крупный лагерь такого рода находился в Кривом Роге, где поляки занимались добычей руды под землей. Доведенные до крайности тяжелыми условиями, царившими в этом лагере, они устроили забастовку. Реакция была мгновенной: всех погрузили в вагоны и отправили поближе к Полярному кругу на лесоповал. Больные, истощенные, эти люди все же в большинстве своем выжили и попали в армию Андерса.

В целом с польских земель, занятых СССР в 1939 году, было депортировано несколькими партиями 1,7 миллиона человек! Значительную часть (около миллиона) составляли поляки. Много также вывезли евреев. Кроме того, вывозили украинцев, белорусов, всех, кого сочли «антисоветским элементом», нежелательным в приграничной полосе. А поскольку у НКВД имелись свои планы эвакуации и количество депортируемых устанавливалось загодя, случалось, что для пополнения контингента хватали «первых встречных», вовсе уже невиновных людей (впрочем, вся вина прочих состояла в их происхождении, так что я не уверен в правильности своего определения).

— Пан профессор, я хотел бы быть правильно понятым. Я не собираюсь выступать в качестве адвоката НКВД, у меня, как и у вас, нет никаких сомнений, что это их рук дело. Но не секрет, что во всем этом деле мало доказательств, преобладают косвенные улики. Вы не опасаетесь, что беспристрастный суд не смог бы в этой ситуации вынести приговор «виновен»?

— У меня таких сомнений нет: даже если это косвенные улики — они неопровержимы. Впрочем, определенные доказательства тоже существуют. Какое-то время известное замешательство вызывала проблема боеприпасов, использовавшихся для расстрела. Пули были германского производства. Но оказалось, что еще со времен Рапалло² в 1922 году СССР импортировал из Германии пули подобного калибра. Помимо этого, как следует из упомянутого доклада Польского Красного Креста, который сам по себе — очень важное доказательство, члены комиссии ПКК обнаружили в могилах и амуницию советского производства. Последующие доказательства содержатся среди мелочей, обнаруженных при убитых. Некоторые делали записи в календариках, подчас вели дневники. Все они обрываются весной 1940 года, а в одном дневнике запись сделана за минуту до расстрела. Впрочем, нет сомнений и у ряда советских историков, входивших в состав смешанной комиссии по вопросам «белых пятен», как ее обычно называют. Но поскольку среди представителей советской стороны нет единодушия, не удалось выработать согласованную общую позицию. Опубликовано только мнение польских членов комиссии.

Московское радио, в свою очередь, заявило: «Если отчет Польского Красного Креста подлинный, то несомненно, что Катынь — дело рук НКВД». А мы-то знаем, что отчет никакая не фальшивка.

— Пожалуй, если у кого-то еще и возникают некие сомнения, то следует учесть и косвенные доказательства, такие, как обнаружение массовых могил в Куропатах, что свидетельствует о более широком применении этого «метода» решения проблем сталинским НКВД. Или же ход Нюрнбергского процесса, где Катынь, правда, включена в обвинительный акт, но ни словом не упомянута в приговоре.

—При чтении этого фрагмента обвинительного акта в Нюрнберге один из германских генералов крикнул: «Ведь это сделали русские!» Судьи утихомирили его, чуть ли не удалили из зала заседаний, но такой инцидент имел место. Словом, не могло быть и речи (несмотря на старания прокурора Покровского), чтобы катынское убийство включить в текст приговора.

— Наша беседа близится к концу. Нельзя обойти молчанием еще один аспект этой темы. Вы уже говорили о политическом (а в результате и военном) успехе, на какой рассчитывали немцы, предавая огласке катынское дело. Но и для Сталина эта проблема возникла (если уж должна была возникнуть) очень «кстати». Разрыв с польским правительством в Лондоне ему в этот момент был выгоден.

Вы правы. Сталин воспользовался неловкой ситуацией, которая сложилась, когда польское правительство одновременно с немцами обратилось в Международный Красный Крест с просьбой о расследовании дела, отчего создалось впечатление согласованности их действий, — и разорвал уже тяготившие его с некоторых пор отношения с правительством Сикорского. Эти отношения, бывшие достаточно натянутыми после ухода армии Андерса из СССР, ухудшались с каждым днем, но формально сохранялись. Я не считаю, однако, что, если бы не возник этот предлог, судьба Польши сложилась бы иначе. Пример Чехословакии показывает: даже дружеское отношение Бенеша к СССР не уберегло страну от навязывания ей точно таких же, как в других местах, сталинских решений. Сталин договорился с Черчиллем о разделе сфер влияния, и каждый у себя устанавливал собственные порядки. У нас были депортации «аковцев», процессы 50-х годов и т. д., в Греции в результате кровавых шестидневных боев из Афин вышвырнули отряды партизан-коммунистов. Это две стороны одной медали.

Черчилль, критикуя позицию Сикорского в катынском вопросе, сказал ему, что убитых офицеров все равно не воскресить, но польскому делу будет нанесен непоправимый ущерб. Таково было мнение британского союзника, основанное на том, что разрыв Советским Союзом дипломатических отношений с польским правительством в Лондоне может помешать Сикорскому возглавить кабинет в освобожденной стране. Однако сомнительно, чтобы этот фактор оказался решающим в формировании системы власти в послевоенной Польше (...)

Беседу вел Мариан Шульц
«Пшекруй», 2.04.1989

Примечания

1. Чеслав Мадайчик (р. 1921) — современный польский историк, автор ряда трудов по истории Второй мировой войны и фашистской оккупации Польши. Перу Мадайчика принадлежит и документальная работа «Катынская драма» (1989), опубликованная на русском языке в одноименном сборнике (М., 1991).

2. Рапалльский договор 1922 г. — советско-германский договор, подписанный 16 апреля 1922 г. в Рапалло (Италия) во время Генуэзской конференции. По этому договору восстанавливались дипломатические отношения, торгово-промышленные связи и тд.