Святослав Караванский. «Лагерные отголоски Катыни»
Тадеуш Мелешко беседовал со Святославом Караванским, представителем освободительного движения на Украине, который сумел уехать на Запад. Последние десять лет из тридцати, проведенных им в лагерях и тюрьмах, Караванский отсидел главным образом за сбор информации о Катыни. Вот что он рассказал нашим слушателям1.
— Попав в 1967 году во Владимирскую тюрьму, я из разговоров с сокамерниками узнал, что в этих стенах содержится лесничий из Катыни — Андреев. Его арестовали сразу после освобождения Смоленска частями Красной Армии, арестовали за то, что в 1943 году он давал свидетельские показания комиссии, расследовавшей катынское преступление. Андреев рассказал, что в качестве лесничего был очевидцем этой бойни. Правда, он не видел, как все происходило, но до глубокой ночи слышались выстрелы. Позже его вызвал к себе советский комиссар2, который заявил Андрееву: «Тут засыпали противотанковые рвы, надо будет посадить пихточки».
Когда пришли немцы, Андреев сообщил им то, что ему было известно. На указанном месте стали копать и обнаружили трупы польских офицеров. Показания Андреева впоследствии его и погубили. Сразу же по восстановлении советской власти он был арестован и получил двадцать пять лет. Сидел во Владимирской тюрьме, в одиночной камере, в полной изоляции.
Однажды во время прогулки охранник по ошибке впустил к Андрееву в специально отгороженный клочок тюремного двора заключенных из других камер. И так получилось, что это были «политические». Тогда он сказал им: «Я — Андреев, лесничий из катынского леса. Меня держат здесь и время от времени вызывают на допрос, чтобы уговорить отказаться от своих показаний перед комиссией в 1943 году. Сидит здесь и моя жена».
Все услышанное я записал с помощью тайного шифра, так, чтобы никто не смог этого прочесть. Но запись обнаружили при обыске и с помощью дешифровальной машины прочли. И вот что запротоколировано в советском суде в обосновании приговора, вынесенного по моему делу шестого апреля 1970 года:
«В провокационных целях хранил запись о том, что военнопленных польских офицеров якобы расстреляли не фашистские оккупанты, а советские чекисты».
Таким образом эти материалы послужили одним из доказательств моей вины на суде в 1970 году.
Когда в ходе судебного разбирательства я потребовал в качестве свидетелей вызвать Андреева и его жену, а также солдат Магишева и Меджидова, тоже осужденных по катынскому делу, либо присовокупить к моему делу вынесенные им приговоры, суд проигнорировал мое требование. Не нашло оно отражения и в протоколах судебного заседания.
Магишев и Меджидов были солдатами в оцеплении, поставленном во время той трагедии в катынском лесу вокруг рвов, где происходил расстрел. Им приказали открывать огонь без предупреждения по каждому, кто попытался бы приблизиться к ямам с той или другой стороны. Магишев и Меджидов показали это перед той же самой комиссией 1943 года.
Вот примерно и все, что я могу сообщить по этому делу. Добавлю еще: трудно себе представить, чтобы это преступление совершили немцы, ведь прошло уже столько лет, а среди немцев как-то не нашлось никого, кому предъявили бы подобное обвинение. Такое злодеяние полностью скрыть невозможно. Удалось же выявить палачей Освенцима, Майданека, Бухенвальда. Их имена обнародованы. А кто совершил катынское преступление, по-прежнему неизвестно.
Вот за то, что я отстаивал правду (хотя мне приплюсовали и другие дела), и пришлось отсидеть десять лет, но я не жалею, что так получилось, поскольку боролся за справедливость.
«Ожел Бялый», № 185, Лондон, январь 1980
Примечания
1. Текст радиоинтервью был опубликован в выходившей в Лондоне на польском языке газете «Ожел Бялы» («Белый орел»), № 185, 1980 г.
2. Так в тексте.