Интермедия. Плоды оккупации
Надо сказать, что не всегда насилие идет во вред. Когда котенка тычут носом в миску с молоком — это насилие. Когда крестьян сгоняют в колхозы — тоже насилие. А уж мобилизация на войну... Тем не менее во всех трех случаях насилие и благотворно, и необходимо.
Мировая история полна аннексий и захватов, и далеко не все пошли во вред населению присоединяемых и подвластных территорий. Все зависит от политики центра по отношению к новым землям. Кто бы что ни говорил, но присоединение к СССР все же дало феодальным среднеазиатским ханствам отсутствие голода, бесплатную медицину, бесплатное всеобщее образование, промышленное развитие — хотя и извлекло женщин из-за дувалов и даже лишило паранджи. Кому-то паранджа нравилась, кому-то нет... но резкое уменьшение материнской и детской смертности тоже кое-чего стоит.
Почему-то в среде нашей интеллигенции считается, что чем западнее, тем культурнее. Еще Солоневич над этим долго и весело смеялся, описывая западноевропейские представления о гигиене. И тем не менее принято признавать, что европейцы культурнее русских, а значит, их влияние на дикий русский народ благотворно (и даже гитлеровское нашествие наших «властителей дум» не отрезвило). А поляки для России всегда были Европой. От них приходило на Русь иноземное платье, бритье бороды и некоторые «передовые» идеи. Платье носили, бороды брили, идеи переваривали — правда, самих поляков при этом били снова и снова, пока не побили совсем. И все же отношение к ним было как к европейцам, «высшей расе» — что прекрасно иллюстрирует история с Пугачевым и Костюшко. И так же по умолчанию считалось, что поляки, как более культурная нация, благотворно воздействуют на диких малороссов и белороссов — в первую очередь так считали, конечно, сами поляки. А поскольку они об этом еще и очень громко кричали, то количество децибел и повторений возымело действие, и даже в России как-то исподволь многие стали полагать, что это так и есть, просто котенок миски не разумеет...
А молоко-то в миске есть? Короче: как там с фактами?
Станислав Ваупшасов, известный партизанский командир, «работавший в Польше с 1921 года, так пишет об экономических результатах польского господства:
«Польские власти отводили Западной Белоруссии роль аграрного придатка, источника сырья и дешевой рабочей силы. Ее природное богатство — леса хищнически вырубались и распродавались иностранным монополистам»1.
Кстати, и не менее культурные финны, когда им случалось захватить кусочек Карелии, тут же оперативно начинали рубить лес — свой не трогали, берегли...
«Земельные отношения в Западной Белоруссии характеризовались господством крупного помещичьего землевладения и малоземельем крестьян. В 1921 году более трех с половиной тысяч помещиков имели около 4 миллионов гектаров угодий. Самые крупные из магнатов — Радзивиллы, Потоцкие, Сапеги и Тышкевичи владели имениями в десятки тысяч гектаров. А 370 тысяч бедняцко-середняцких хозяйств располагали всего лишь 2 миллионами гектаров, в том числе 54127 семей имели участки площадью не более 1 гектара».
Как видим, в среднем одна крестьянская семья имела около пяти гектаров земли. В России была примерно та же ситуация, и положение сельского хозяйства считалось безнадежным. Советское правительство вытащило из ямы аграрный сектор при помощи коллективизации — но на польских территориях никакой коллективизации, естественно, не проводилось. Из аграрного тупика правительство попыталось выбраться с помощью не оправдавшего себя в России столыпинского пути. Крестьян выселяли на хутора, попутно продав им часть помещичьей и государственной земли. В итоге с землей и вправду стало получше, но что толку? «Столыпинская» реформа никак не решала вторую основную проблему бедных крестьян — нехватку средств на ведение хозяйства, в первую очередь недостаток скота и инвентаря. В середине 30-х годов лошадей в Западной Белоруссии имели 67% хозяев, соответственно, 33% были безлошадными — больше, чем в РСФСР, где этот показатель в конце 20-х составлял 28%2. К 1939 году из полуторамиллионного белорусского населения региона около 200 тысяч эмигрировали в Западную Европу или на американский континент.
Отдельным слоем, классом или, если хотите, кастой были так называемые осадники.
«С 1921 по 1930 год на западнобелорусских землях поселилось около 5 тысяч осадников. Их основную массу составляли бывшие офицеры и унтер-офицеры легионов Пилсудского, участники польско-советской кампании 1919—1920 годов. Они получали наделы в 15—45 гектаров и оседали хуторами на захваченной территории в качестве контрреволюционной опоры польского правительства, верных прислужников буржуазно-помещичьего строя».
По российским понятиям осадники — это кулаки. Но кулаки особого рода. Здесь их ненавидели втройне: как кулаков, как поляков и как солдат, отличившихся на советско-польской войне, в результате которой народ оказался под оккупацией. А уж как они гордились своими боевыми заслугами и как выставляли их напоказ — любой, имеющий представления о польском характере, хотя бы в рамках Достоевского, легко может вообразить.
Кроме «контрреволюционной опоры», у осадников была еще одна функция — правительство рассчитывало опереться на них при полонизации края. А в случае, если эти территории все же перейдут к СССР, именно осадники должны были стать готовой подпольной сетью для диверсионной войны.
Сколько их было? Цифры называют самые разные, от 25 до 300 тысяч. Чемпионом стал белорусский историк Анатолий Тарас, заявивший, что «за период с весны 1924 года до осени 1936 года в Беларуси поселились около 300 тысяч осадников (считая семьи), в Восточной Галиции и Волыни — до 200 тысяч»3.
Реальность, как всегда, оказалась скромнее. 2 декабря 1939 года Берия докладывал Сталину: «Органами НКВД учтено в Западной Белоруссии 3998 семейств осадников и по Западной Украине 9436, а всего 13 434 семейств». По данным учета НКВД, выселению из приграничных районов в глубь СССР подлежало 27356 семей осадников и лесных стражников, всего 146375 человек. Составив простую пропорцию, мы получим примерное число собственно осадников — около 100 тысяч.
Осадникам с их наделами и льготами жилось неплохо, но в целом процветания «восточным территориям» поляки не принесли. Западная Белоруссия как была депрессивным сельскохозяйственным регионом, так им и осталась — никакой индустриализации в Польше не производилось, «польский гений» не смог восстановить даже довоенный уровень промышленного производства. В 1931 году горожанами являлись только 15% населения края. При том, что здесь проживало 13% населения Польши, численность рабочих составляла 1,8% общего числа по стране, валовая продукция промышленности — 3%, а предприятий с 20-ю и более рабочими — 2,8% (большинство «предприятий» имели от 5 до 20 рабочих), и то в основном это была пищевая и деревообрабатывающая промышленность. Самыми крупными являлись Пинская спичечная фабрика, Гродненская табачная фабрика, Лидская фабрика резиновых изделий — названия говорят сами за себя. При этом в крае в 1936 году насчитывалось 25 тысяч безработных4.
Положение в городах Украины было получше, но благодаря не полякам, а промышленно развитой Австро-Венгрии, в состав которой прежде входила Галиция. Каким оно было в деревнях? В ноябре 1933 года Компартия Западной Украины в отчете Коминтерну так обрисовала ситуацию в крае:
«Результаты хищнического хозяйства ярче всего выступают на примере зап. украинской трудящейся деревни, которая в результате налогов, штрафов, ростовщических долгов, голода земли5, феодальных форм эксплуатации и т.п. обречена на постоянный голод. Однако тяготы, установленные оккупантами, не уменьшаются, а наоборот, все возрастают. С 1930 г. введено в Польше 18 новых налогов, кроме того, некоторые из них возросли в 5 и даже 7 раз.
Кроме официальных налогов, еще более значительную роль играют штрафы, которые взимаются под любыми предлогами, напр. за то, что уборная слишком чистая... — в сумме 50 — 70 зл. с целью отпугнуть крестьянина от участия в революционной борьбе6.
Одновременно с увеличением эксплуатации крестьянства, уменьшаются и даже отменяются всякие налоги для банд осадников...»
Во всех нормальных государствах налог устанавливается либо равный для всех, либо прогрессивный. В СССР еще с середины 20-х годов приняли как раз прогрессивный налог — к началу 30-х годов от выплат были фактически освобождены примерно половина крестьянских хозяйств (1—2 рубля в год — это тоже освобождение). Но чтобы увеличивать налоги для бедняков и уменьшать для обеспеченных — с экономической точки зрения это бред. Зато с точки зрения колониальной политики — отнюдь: правительство должно защищать интересы народа метрополии, а не туземцев, вот и пусть местное население платит за все.
«Составной частью политики оккупанта является политика истребления, применяемая все жестче и все беспощаднее. Почти все украинцы сняты с работы в предприятиях, в государственных, а частично и в коммунальных учреждениях. Частные капиталисты при сокращениях также в первую очередь увольняют рабочих украинцев. Украинские безработные при получении пособий подвергаются преследованиям и издевательствам (очень частые требования переменить вероисповедание как условие получить пособие). Украинский язык устранен в государственных учреждениях, в самоуправлениях, судах и т. п. Новый самоуправленческий устав расширяет эти отношения также на волость... Введение в положение о самоуправлении пункта об обязательном знании для гласных польского языка (говорить и писать) является фактической колонизацией сельских самоуправлений».
Почему колонизацией? Элементарно! Украинский крестьянин и так в большинстве своем неграмотный, а если и умеет читать и писать, то на родном языке. Польских крестьян среди сельского населения Западной Украины мало, кроме того, правительство, ничтоже сумняшеся, имело обыкновение записывать в поляки католиков, вне зависимости от крови, так что реально их было еще меньше. А кто умеет говорить и писать по-польски так, что не придерешься? Правильно, осадник! Он кулак, он и поляк — готовый председатель местного самоуправления.
«Из украинских школ остались только крохи. Из общего числа 3128 школ в 1918 году до 1932 г. осталось не больше 500 школ.
а) Холмщина, Полесье, Волынь не имеют ни одной украинской школы;
б) большинство школ формально украинских фактически польские, имеют польский учительский состав и т.п.
Циркуляр министерства от 30/X-28 констатирует, что "Все начальные школы как государственные, так и частные на всей территории Польской республики являются в полном смысле этого слова польскими школами. О других школах в Польском государстве не может быть и речи"».
В Белоруссии до оккупации существовало около 400 белорусских школ. В 1929 году осталось 29 белорусских и 49 смешанных польско-белорусских школ, в 1936 году — 16, в 1939-м — ни одной. 35% населения края было неграмотно. В 1927 году издавалось 23 белорусских газеты и журнала, в 1830-м — 12, в 1932-м — 8, не существовало ни одного белорусского театра или музыкального учреждения. Местное население должно было говорить по-польски, учиться по-польски, соблюдать польские государственные традиции — при этом оставаясь «людьми второго сорта».
Советское правительство неоднократно протестовало против по сути нацистской политики Польши по отношению к украинцам и белорусам, но получало один ответ — требование не вмешиваться во внутренние дела Польши. До поры и не вмешивались — но только до времени...
Традиционная политика привела к традиционным результатам. С самого основания Речи Посполитой — еще той, первой — ее сотрясали восстания. Начались они и сразу же после окончания советско-польской войны. Первой акцией гражданского неповиновения стала проводимая в апреле 1921 года перепись, которую местное население «восточных территорий» попросту бойкотировало. А годом раньше произошло знаковое событие: в 1920 году в Праге была создана Украинская военная организация, руководителем которой стал небезызвестный Коновалец — впоследствии УВО вырастет в ОУН. Уже в 1922 году она провела более 2300 поджогов имений, фольварков, хозяйственных построек. И это было только начало...
В 1923 году на Западной Украине прошло 256 забастовок и восстание в Бориславе. Забастовочная борьба и отдельные выступления продолжались и все последующие годы, а в 1930 году в Галиции грохнуло всерьез. Только за июнь боевики ОУН провели 220 поджогов (жгли в основном осадников), портили линии связи. В сентябре началась так называемая «пацификация», а по-простому говоря, карательная операция, с участием отрядов полиции и кавалерии. Они разоружили 800 сел, арестовав около пяти тысяч человек. 50 человек было убито, около 4 тысяч ранено или покалечено, сожжено 500 домов. Министр внутренних дел Польши заявил впоследствии: «Если б не пацификация, то в Западной Украине мы имели б вооруженное восстание, для подавления которого необходимы были бы пушки и дивизии солдат».
Но и в дальнейшем «замирения» продолжались. Компартия Западной Украины докладывала Коминтерну:
«Основным методом оккупанта при проведении своей хищнической политики является все более широкое применение методов открытого террора, который на данном этапе принимает форму пацификации целых районов. Пацификация крестьян за изгнание судебного исполнителя, за избиение стрельца, за всякую помощь, оказанную коммунистам или партизанам и т.п.»7.
Это были не эксцессы, а политика — совершенно та же, что и триста лет назад. Еще в 1925 году одна из крупнейших польских газет, «Речь Посполита», писала:
«Если в продолжение нескольких лет не будет перемены, то мы будем иметь там, на восточных крессах, всеобщее вооруженное восстание. Если не утопим его в крови, оно оторвет от нас несколько провинций. Теперь же нужно выловить все банды, нужно проследить, где им помогает местное население, и со всем этим гультайнитством расправиться коротко и без пардону. На восстание есть виселица — и больше ничего. На все тамошнее белорусское население сверху донизу должен упасть ужас, от которого в его жилах застынет кровь»8.
Кончилось противостояние плохо. Идиотизм польской национальной политики оттолкнул население «восточных территорий» от Варшавы раз и навсегда. В воспоминаниях одного из польских офицеров промелькнуло в сентябре 1939 года: в деревнях по пути украинцы и евреи кидали в отступающее польское войско камнями, обливали содержимым ночных горшков и радостно кричали: «Конец вашему польскому государству!» Но это бы еще ничего, такое государство и не жалко. Однако эта политика посеяла стойкий раздор между коренным населением и поляками — а поляков было значительно меньше. В Советском Союзе умели сглаживать национальные конфликты, но когда на эти земли пришли немцы, на оккупированных территориях началась настоящая гражданская война, жертвами которой в основном становилось мирное население. Обе стороны, не разбирая, уничтожали целые деревни вместе с людьми.
Однако весовые категории оказались слишком разными. В 1943 году Украинская повстанческая армия (боевая структура ОУН) поставила задачу: полностью очистить территорию Волыни от поляков — эти события известны как Волынская резня. Только за одно лето было уничтожено 36 тысяч человек — большей частью стариков, женщин и детей, поляков или членов смешанных семей. Убивали зверски:
«Согласно отчетам советских партизан, "украинские националисты проводят зверскую расправу над беззащитным польским населением, ставя задачу полного уничтожения поляков на Украине. В Цуманском районе Волынской области, сотне националистов было предписано до 15.04.43 уничтожить поляков и все их населённые пункты сжечь... В райцентрах Степань, Деражная, Рафаловка, Сарны, Высоцк, Владимирец, Клевань и др. националисты проводят массовый террор в отношении польского населения и сел, причем необходимо отметить, что националисты не расстреливают поляков, а режут их ножами и рубят топорами независимо от возраста и пола"...
В показаниях задержанных в 1944—46 годах командиров ОУН(б)-УПА акция на деле выглядела таким образом: "Согнав в одно место всё польское население, мы начинали резню. После того как не оставалось ни одного живого человека, вырывали большие ямы, сбрасывали туда трупы, засыпали их землей, а чтобы скрыть следы этой могилы, разжигали над ней костер". В ряде населенных пунктов поляков сжигали живьем в их собственных домах»9.
В резне увлеченно принимало участие и местное население. Что интересно: советские партизаны, и даже националистические отряды или банды, где было много бойцов с советских территорий, истреблением поляков не занимались. Что еще раз доказывает: первопричиной резни стала национальная политика Пилсудского...
Так что, как видим, по всем показателям поляки получили полный ноль: не принесли захваченным ими территориям ни культуры, ни процветания, ни мира. Естественно, котенок, которого тыкали носом в пустую миску, воспринял данную процедуру как насилие голое и бесполезное. Плоды этой политики Польша пожинает по сей день, и кто знает, как отзовется она в будущем...
Примечания
1. Ваупшасов С. На тревожных перекрестках, http://militera.lib.ru/memo/russian/vaupshasov/index.html
2. К концу 30-х годов большая часть земли в СССР обрабатывалась тракторами.
3. Тарас А. Анатомия ненависти. Русско-польские конфликты в XVIII—XX веках. Минск, 2008. С. 505.
4. http://www.gomel-region.by/ru/veiled/edin/512479075
5. Скорее всего, имеется в виду истощение почвы.
6. Непонятно, какая связь между уборной и революционной борьбой. А вот если стать на нацистские позиции, все предельно ясно: раз ты недочеловек, так и сиди в дерьме...
7. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 126, д. 76, л. 17—18.
8. Цит. по: Тайны катынской трагедии. Материалы «круглого стола». М., 2010. С. 21—22.
9. http://ru.wikipedia.org/wiki/Boлынcкaя резня