В. Парсаданова. «К истории катынского дела»¹

Катынское дело — это вопрос о трагической судьбе нескольких тысяч польских офицеров, могилы которых были обнаружены в катынском лесу.

Проблема судеб польских офицеров, интернированных в СССР в 1939—1940 годах, долгие годы принадлежала в СССР к числу запретных. Расширившийся в последние годы доступ к архивам, оживление в исторической науке, интерес общества к выявлению правды о кануне и начале второй мировой войны — все это позволило по-новому подойти и к проблеме интернированных. Появилась возможность заглянуть в ранее закрытые хранилища, но они не сохранились полностью. Смоленский архив НКВД, например, в годы войны захватили гитлеровцы (ныне он в США). В годы Великой Отечественной войны погибли многие материалы. В советских архивах дважды — в 1947—1948 и 1956—1957 годах — проходила «чистка» фондов по проблеме. Уничтожены многие тысячи документов (например, почти четыре тысячи личных дел из Старобельского лагеря и др.). Все это, а также еще неполное выявление архивных материалов не дает возможности создать целостную картину. Пока вопросов больше, чем ответов на них.

Настоящая статья является попыткой на основе изучения фондов Центрального государственного особого архива СССР (ЦГОА) приступить к рассмотрению истории интернированных в СССР поляков и гибели большинства офицеров Войска Польского как составной части более широкой проблемы — советско-польских отношений в годы второй мировой войны, судеб польских граждан в СССР в 1939—1945 годах. Проблема эта оказала определяющее воздействие на советско-польские отношения в 1941—1945 годах. Последствия катынского дела в советско-польских межгосударственных и общественных связях ощущаются по сей день.

С 1943 года длится спор, сколько было убитых в Катыни, кто, по какой причине и с какой целью их казнил. Чтобы определенно ответить на вопрос, кто виновен в этом массовом убийстве, необходимо точно знать, когда оно произошло. Советская сторона официально высказалась по этому вопросу в 1943 году и в январе 1944 года, объявив виновниками расстрела гитлеровцев и назвав срок гибели польских офицеров — сентябрь — декабрь 1941 года, то есть время оккупации немцами района Смоленска.

В документах трех различных комиссий, созданных или призванных гитлеровцами в 1943 году, обвинялась советская сторона: расстрел провели советские политические органы (НКВД) весной 1940 года². Версия эта разрабатывается за пределами СССР уже полвека.

В Советском Союзе история интернирования в СССР части личного состава польской армии и судеб ее офицеров не была предметом исторического исследования. Документальная база проблемы до сих пор ограничена материалами Специальной комиссии, возглавлявшейся Н. Н. Бурденко³. В СССР опубликованы дипломатические материалы, связанные с разрывом отношений между СССР и польским эмигрантским правительством⁴. Дополняют их газетные статьи, сопутствовавшие работе комиссии Бурденко⁵. На этих материалах основана немногочисленная литература, издававшаяся в СССР и Польше⁶. Новый всплеск публикаций был в 1951—1952 годах, когда работала комиссия палаты представителей конгресса США⁷. В последующие годы в литературе в луч-тем случае упоминался факт обнаружения катынских могил и его политико-дипломатические последствия. С середины 80-х годов проблемы интернированных и катынского дела вышли в СССР на страницы печати, но освещают их в основном публицисты, пользующиеся материалами из вторых и третьих рук.

В Польше указанные вопросы вновь стали активно обсуждаться в конце 70 — начале 80-х годов. Польские историки и публицисты, как и большинство западных исследователей, в основу своих работ кладут гитлеровские материалы, изданные в 1943 году, а также ряд последующих документальных публикаций и многочисленную мемуарную литературу, вышедшую на Западе⁸. В последнее десятилетие эти материалы широко публикуются в польской печати⁹.

На Западе издано не много серьезных работ, затрагивающих проблему интернированных польских военнослужащих. В основном эти исследования принадлежат польским эмигрантам¹⁰. В трудах западногерманских, английских и американских историков проблема интернированных польских военнослужащих — проходной сюжет. Катынское дело рассматривается в плане дипломатической истории второй мировой войны или антисоветской пропаганды¹¹. Тот факт, что современная польская, западноевропейская и американская историографии в основном принимают выводы германских «Официальных материалов о массовом убийстве в Катыни», не означает, что заявленное комиссией Бурденко положение об ответственности гитлеровцев за расстрел интернированных поляков не имеет сторонников среди авторов, чьи работы в 1988—1989 годах издавались за пределами СССР¹².

Что же конкретно было известно об интернированных в 1939 году польских военнослужащих по советским и польским материалам? Общее их число — не определено. Представление о путях, методах формирования лагерей весьма приблизительно. Число узников в офицерских лагерях указывалось также приблизительно на основе воспоминаний. О судьбах солдат существовали лишь общие догадки. О судьбах офицеров известно только по катынским могилам Козельского лагеря (г. Козельск и Оптина Пустынь находились тогда в Смоленской области; ныне — Калужская). Они дают возможность говорить о приблизительном числе погребенных. Но может ли там быть 10—12 тысяч трупов, как объявили гитлеровцы в 1943 году, не определено. Известно, что все погребенные в Катыни были расстреляны. На данный момент основой определения срока их гибели являются: время прекращения переписки с родственниками, данные эксгумации 1943 года (неубедительные по медико-биологическим показаниям и поэтому не всеми тогда абсолютно принятые), вещественные доказательства, найденные в 1943 году на трупах, но в 1945 году уничтоженные гитлеровцами.

В Войске Польском в мае 1939 года было 18,5 тысячи офицеров, в Корпусе пограничной охраны (КОП) — 846, в резерве — 60 тысяч, в отставке — 12 тысяч. Определить точное число призванных в армию в сентябре 1939 года, по мнению польских историков, невозможно. Ориентировочно это более 40 тысяч¹³. В результате разгрома почти миллионной польской армии в сентябре — октябре 1939 года гитлеровские войска взяли в плен более 18 тысяч офицеров и 400 тысяч солдат. Часть польской армии смогла уйти в Румынию, Венгрию, Литву, Латвию.

Другая часть польских войск сдала оружие Красной Армии. В сентябре 1940 года были опубликованы частичные данные об их численности — 181 тысяча солдат, примерно 10 тысяч офицеров¹⁴. Польская литература (в стране и в эмиграции) называет от 220 до 250 тысяч¹⁵, гитлеровские материалы — даже до 300 тысяч интернированных¹⁶. Цифру 300 тысяч называл и первый премьер-министр польского эмигрантского правительства генерал В. Сикорский. Советское правительство в июле 1941 года ее опровергло¹⁷.

Выяснить общее число интернированных трудно. В документах есть свидетельства самих интернированных о том, что многие сразу же были отпущены по домам¹⁸. В лагеря было заключено 130 242 военнослужащих, включая переданных в 1940 году из Прибалтики¹⁹.

19 сентября 1939 года было создано Управление по делам о военнопленных и интернированных НКВД СССР (вторая часть его наименования вошла в постоянный обиход с июня 1940 года). Понятие «интернированные» по отношению к военным и гражданским лицам начинает употребляться в советских документах с декабря 1939 года. (Нахождение военнопленных и интернированных в системе министерства внутренних дел было правилом тех лет. Так было в Великобритании, Венгрии, Италии.)

Судьбы как отдельных лиц, так и целых категорий интернированных, сроки пребывания в лагерях не были определены сразу и не во всем зависели от советской стороны. Исходя из зафиксированного в международных конвенциях о военнопленных и интернированных права использовать рядовых и унтер-офицеров на работах, Экономсовет СНК СССР (председатель А. И. Микоян) принял решение направить на строительство шоссе Новоград-Волынский — Львов (строительство № 1) 14 тысяч человек и на рудники и шахты Криворожского и Донецкого бассейнов 10,3 тысячи человек (Криворожский, Елено-Каракубский, Запорожский и другие лагеря). Их содержание и охрана перекладывались на Наркомат тяжелого машиностроения. За их использование на предприятиях Наркомчермета этот наркомат выплачивал НКВД за каждого рабочего значительные суммы. На основе соглашения между Наркомчерметом и НКВД для жителей Западной Украины и Западной Белоруссии предусматривалась возможность перевода интернированных в вольнонаемные рабочие по договору. Но эта тенденция развития не получила, хотя этим людям сулили ссуды на строительство индивидуальных домов, выдачу советского паспорта, приезд семьи. Заключение договора обязывало предоставлять человеку жилье, резервов которого у предприятия было мало, у интернированных отсутствовали профессиональные навыки, а главное — желание работать.

Часть интернированных отказалась работать. Тогда их стали «стимулировать» различиями в нормах питания. Оплата труда определялась нормой выработки. Сведения о выполнении норм крайне противоречивые. Более близки к истине сообщения о том, что только 10—15 процентов работавших выполняли и перевыполняли нормы. Это были белорусы и украинцы, «желавшие закрепиться за данным предприятием». Формально заработная плата должна была соответствовать оплате труда советских вольнонаемных рабочих, но ее размер могли определить и органы НКВД. Часть денег можно было пересылать семьям. Из зарплаты вычиталась стоимость содержания, жилья. В итоге она колебалась от 20—30 копеек до 40—50 рублей в день. Так что материальный достаток или резервы для помощи семьям маловероятны.

В октябре 1939 года проходили переговоры между заместителем наркома иностранных дел В. Ф. Потемкиным и германским послом в Москве фон Шуленбургом об обмене населением, интернированными и военнопленными, поэтому органы НКВД постоянно различали среди интернированных три группы. К первой принадлежали лица, проживавшие на территориях, отошедших к СССР; ко второй — проживавшие на землях, отошедших к Германии; к третьей — на территориях, отошедших к Литве.

В начале октября 1939 года высшее советское руководство (в одних документах говорится о заседании ЦК ВКП (б), в других — о заседании СНК СССР) рассматривало вопрос о судьбах интернированных. 3 октября 1939 года последовала серия документов о перемещении интернированных по лагерям, организации торговли в лагерях, подключении к этому Центросоюза.

В распоряжении Берии от 3 октября 1939 года говорилось о роспуске по домам всех солдат, жителей Западной Украины и Западной Белоруссии. «Некоторые категории» солдат из этнической Польши надлежало сконцентрировать в Козельском и Путивльском лагерях впредь до особого распоряжения. Находившимся там Берия приказал разъяснить, «что они оставлены временно до решения вопроса о порядке возвращения — всем будет обеспечено возвращение на родину». Офицерский состав и крупных военных и гражданских чиновников надлежало сосредоточить в Старобельском лагере, а полицейских, жандармов, тюремщиков — в Осташковском. Приказывалось выявить разведчиков, руководителей антисоветских зарубежных организаций.

Последовало указание Берии о подготовке к 8 октября 1939 года документов и формировании команд интернированных для передачи германским властям в соответствии с постоянным местом жительства. Органам НКВД вменялось не освобождать офицеров под видом солдат.

В середине октября 1939 года правительство СССР решило произвести обмен с Германией военнопленными и интернированными. Были установлены пункты передачи: один в Белоруссии и два на Украине.

Германия принимала военнопленных, «если они жили в немецкой сфере влияния». Всего на территорию этнической Польши было репатриировано 42 492 человека, «изъявивших желание выехать», как сказано в советской сводке 1941 года. Ибо когда началась отправка интернированных к месту жительства, многие отказывались ехать под власть немецко-фашистских оккупантов.

Несмотря на приказы, протесты против отправки были вплоть до прибытия к пунктам передач. Отказавшихся ехать управление должно было направлять для расселения и трудоустройства. На практике это вылилось в третью волну депортаций летом 1940 года. В СССР Германия передавала постоянных жителей западноукраинских и западнобелорусских земель. Только через Брест было передано 10 409 человек.

В течение октября — ноября 1939 года из советских лагерей было отправлено по домам 42 400 украинцев белорусов, поляков, постоянно проживающих в Новогрудском воеводстве, Полесье, Волыни, Львовщине и других районах Западной Белоруссии и Западной Украины²⁰. Однако принцип отправки «на родину» последовательно не выполнялся, в частности было дано указание не отпускать людей — новых граждан СССР — со строительства шоссейной дороги на Львов до завершения ее первой очереди (до декабря 1939 года). Но их не отпустили и позднее, хотя это вызвало массовое недовольство, побеги (бежали более 1,4 тысячи человек). Попытка привлечь к наведению «порядка» прокурора города Луцка не привела к успеху: прокурор считал, что в самовольных уходах (побегах) нет состава преступления. Управление понимало, что удержание советских граждан как военнопленных на дорожных работах дает повод для кривотолков и антисоветской агитации, поэтому оно стремилось заменить их полицейскими из тех же западноукраинских и западнобелорусских областей. Об итогах непоследовательного обмена, роспуска по домам свидетельствуют данные по Криворожскому лагерю. В нем осталось 6742 человека, из них ранее проживавших на западноукраинских и западнобелорусских землях — 4708, в Литве — 343, на территории этнической Польши — 1691 человек.

В ноябре 1939 года появились сообщения о нарастающих трудностях в передаче интернированных за демаркационную линию. 22 ноября 1939 года начальник управления по делам военнопленных и интернированных капитан госбезопасности П. К. Сопруненко передал в Кривой Рог, что жители этнической Польши «будут находиться продолжительное время на работах и их можно вербовать на постоянную работу как украинцев и белорусов».

В ноябре 1939 года управление предлагало приступить к дифференциации офицерского состава, с тем чтобы решить, где и какую категорию офицерского контингента можно использовать²¹.

19 ноября 1939 года последовало указание Берии о сосредоточении оставленных (или не принятых Германией?) офицеров в Старобельском, Осташковском и Козельском лагерях. В принципе это не противоречило международному праву и принятой практике.

В Старобельске Ворошиловградской области в бывшем монастыре и ряде зданий в городе, где проживали полковники и генералы, на 14 октября 1939 года было 7045 человек: 4813 рядовых, 2232 офицера (когда лагерь стал офицерским, число офицеров в нем увеличилось до 3974 человек). Помещенные в этот лагерь активно и организованно требовали от советских властей выполнения международных конвенций о военнопленных и интернированных, медицинских работниках и т. д. Однако органы НКВД «раскрыли» там тайную антисоветско-националистическую организацию, называвшуюся «культурно-просветительной комиссией», и «усиленные антисоветские настроения». На деле же это были поиски польскими офицерами путей выезда во Францию (в том числе через консула США), а их антисоветизм сводился в большинстве случаев лишь к трезвой оценке тогдашней советской действительности.

Осташковский лагерь, расположенный на одном из островов озера Селигер (остров Столбный, бывший монастырь Нилова Пустынь), функционировал с 28 сентября 1939 года. На 10 октября 1939 года в Ниловой Пустыни было 184 офицера, 92 помещика, 6938 рядовых из «советских воеводств» и 1913 — из этнической Польши, 14 женщин. Затем в Осташкове собрали исключительно чинов полиции, жандармерии, Корпуса пограничной охраны, осадников и т. д. На 1 декабря 1939 года в лагере насчитывалось 5963 человека: происходивших из этнической Польши — 3848, из западных областей СССР и Литвы соответственно 1919 и 196. Осташковский лагерь отличался и тем, что туда направлялись строптивые и «провинившиеся» интернированные.

Документы дают возможность проследить три различных этапа в истории расположенного в 5 км от города Козельска и в 200 км от Смоленска Козельского лагеря.

До 1 ноября 1939 года Козельск-1 был смешанным пересылочным лагерем на 8843 человека (на 3 октября 1939 года). Примерно 6,2 тысячи содержалось в основном лагере, 2,6 тысячи в филиале, расположенном в Оптиной Пустыни. Среди них было только 170 офицеров.

После отправки солдатских эшелонов на Запад в лагерь начали привозить офицеров. 1 ноября пришел эшелон в две тысячи человек. 3 ноября — полторы тысячи. Лагерь стал «чисто» офицерским. В Козельске-2 на начало 1940 года находилось 4727 человек, в том числе 6 женщин. В лагере было: адмиралов — 1, генералов — 4, полковников — 24, подполковников — 79, майоров — 258, капитанов — 654, капитанов морского флота — 17, младших офицеров — 3420, чинов военного духовенства — 7, помещиков — 3, князей — 1, крупных государственных чиновников — 43, рядовых, «подлежащих отправке», — 85, беженцев — 131.

Чернышев 2 декабря 1939 года, запрашивая у Микояна продовольственные фонды на интернированных (из ранее поступивших 5600 тысяч суточных порций уже израсходовано 4500 тысяч), сообщил, что на декабрь ему требуется 1180 тысяч суточных порций из того расчета, что на 1 декабря 1939 года в СССР имелось два лагеря офицерского состава на 9010 человек (Старобельск, Козельск), один лагерь полицейских и жандармов — 5962 человека и три лагеря на работах в системе Наркомчермета — 10172 и на строительстве Львовской дороги — 14 211 человек, то есть всего интернированных было 39 355 человек²². Как видим, цифры несколько отличаются от системы учета в лагерях, но принципиальных расхождений нет.

В конце декабря 1939 года руководство НКВД вновь рассматривало вопрос о поляках. 31 декабря 1939 года Берия издал серию приказов по интернированным. Первая группа документов касалась выяснения причин неэффективности труда интернированных на работах в УССР. Берия приказал Тишкову и еще двум лицам выехать в Елено-Каракубский лагерь в Донбассе и проверить факты массового отказа от работы. Надлежало предать суду инициаторов и зачинщиков, расследовать случаи побегов, вскрыть причины срыва материального обеспечения и бытового обслуживания военнопленных, а конкретных виновников привлечь к ответственности.

Вторая группа распоряжений касалась командирования в три офицерских лагеря специальных бригад (в основном следователей) под руководством сотрудников управления для проверки учета, в том числе проверки заполнения персональных анкет. Капитан Сопруненко, в частности, должен был выехать в Осташков в сопровождении 10 человек для ознакомления с работой уже находившейся там группы следователей НКВД по подготовке дел на военнопленных — полицейских бывшей Польши для доклада на Особом совещании НКВД СССР. Сопруненко должен был так организовать работу следователей, чтобы в январе 1940 года закончить оформление следственных дел на всех заключенных военнопленных-полицейских, выявить лиц, представлявших оперативный интерес. Надзор за следствием по делам военнопленных осуществлял военный прокурор войск НКВД, эти дела были подсудны военному трибуналу войск НКВД, а следствие вела лагерная администрация.

Возможно, в результате командировок в лагеря родилось очередное предложение П. К. Сопруненко и комиссара управления С. В. Нехорошева о «дальнейшей разгрузке лагерей». Для этого они в специальном донесении от 20 февраля 1940 года просили Берию утвердить следующие мероприятия. Во-первых, отпустить всех лиц старше 60 лет, всех больных, инвалидов, всех офицеров запаса из советских областей — в мирной жизни агрономов, врачей, учителей, инженеров и техников (всего 700—800 человек). Во-вторых, оформить дела примерно на 400 человек для рассмотрения на Особом совещании, которое провести в НКВД УССР и БССР или в Осташкове. Среди этих 400 были члены Корпуса пограничной охраны, судьи и прокуроры, помещики, активисты ПОВ и «Стрельца»²³, офицеры второго отдела Главштаба (разведки и контрразведки).

На этом донесении Берия наложил резолюцию: «Т. Меркулов²⁴, переговорите со мной». 21 февраля 1940 года Сопруненко получил задание, в чем и расписался.

Ранее, 10 февраля 1940 года, он и Маклярский, начальник II отдела управления, представили документ о том, уроженцами каких мест являются военнопленные офицерско-жандармско-помещичьего состава, содержащиеся в Осташковском, Старобельском и Козельском лагерях. Из сводки на 8383 офицера армии (куда включили 21 представителя военного духовенства) 1175 по закону (декрету) от 29 ноября 1939 года о гражданстве жителей западных областей УССР и БССР стали советс-кими гражданами; среди «чинов полиции» — 2195 из 5809. Всего из учтенных в этой сводке 14 361 человека 4025 стали советскими гражданами.

Из составленного тогда же документа следует, что из 8442 армейских офицеров 2336 были в кадрах, 5456 — в запасе, 650 — в отставке. Из 19 военных моряков только 6 было кадровых, из 63 жандармов — 43. Наибольшее число кадровых служащих было в полиции (5482 из 5707) и в тюремной администрации (166 из 166)²⁵. На 8442 офицера армии было: адмиралов — 1, генералов — 12, полковников — 84, подполковников — 206, майоров — 567, капитанов — 1534, поручиков — 1834, других чинов — 4182.

3 марта 1940 года были поданы три «контрольные справки». Из них следовало, что на указанный день «чинов полиции» и жандармерии в лагерях НКВД было 6168 (офицеров 250), офицеров армии — 8424, а также ксендзов — 24, помещиков — 11, крупных чиновников — 71, осадников — 35, торговцев и крупных собственников — 3, переведенных из польских тюрем — 4.

Опубликованные в книге польского историка Ч. Мадайчика немецкие документы свидетельствуют, что в начале 1940 года между СССР и Германией шли переговоры о дальнейшем обмене военнопленными²⁶. В марте 1940 года по этому вопросу состоялась встреча представителей НКВД и гестапо, проходившая в Кракове и в Закопане.

Недоступность документов, касающихся советско-германских переговоров относительно польских проблем, не дает возможности осветить рассматриваемые проблемы в этом плане. Тем не менее к какому-то соглашению стороны пришли. С середины апреля по 5 июня 1940 года возобновилось переселение беженцев и немцев.

Мы не знаем даты совещания в Кракове, поэтому не можем сопоставить последовательность событий, происходивших в Советском Союзе и в лагерях интернированных. По документам, а вернее, по последовательности событий можно судить, что в марте «в верхах» СССР решался вопрос о дальнейшем существовании лагерей (конкретно об этом есть сообщение из Кривого Рога от 26 марта 1940 года). В это время в Кривом Роге, Еленовке, Дзержинске уже стали готовиться к полной эвакуации лагерей. В марте же правительство УССР выделило кредит в миллион рублей «на содержание лагерей». В ходе очередной проверки наличного состава по так называемому классовому принципу и законам классовой борьбы были отделены полицейские, тюремщики, охрана концлагерей, активные члены антисоветских политических партий, чиновники, осадники, а также младший начальствующий состав сверхсрочной службы.

Документы отмечают отправку интернированных, находившихся в Донбассе и Криворожском бассейне, по двум направлениям: в северные районы СССР и на запад, к границам СССР, для использования на военном и дорожном строительстве и сооружении аэродромов. По приказу Меркулова в Ровно, Львов (Грудки) отправляли и тех, кто в просьбах об освобождении из лагерей заявлял о своей приверженности социализму и желании служить новой, социалистической родине, «дабы они делом доказали свои слова». Туда же для использования по специальности увозился медперсонал.

Все оказавшиеся во Львовском лагере (1834 человека) погибли в июне 1941 года, как сообщается в справке о судьбах 130 тысяч интернированных, «во время эвакуации в результате бомбежки эшелона немецко-фашистской авиацией».

Движение эшелонов контролировалось лично наркомом внутренних дел. 24 апреля 1940 года лейтенант Маклярский направил спецсообщение Берии, Меркулову, Чернышеву и Бочкову о прибытии на станцию Вязники Горьковской железной дороги двух эшелонов с бывшими военнопленными, о погрузке прибывших военнопленных на пароходы «Шторм» и «Робеспьер» и их отправке в лагерь (в какой — не сообщается).

Двинулись и офицерские лагеря. Из Козельска первый эшелон вышел 3 апреля, второй — 6 апреля 1940 года, из Старобельска первый — 5 апреля 1940 года, Комиссар лагеря в Старобельске знал, что эшелоны идут к Харькову. Комиссар Козельского лагеря сообщал, что интернированные знали, что их везут в Смоленск — об этом свидетельствовали надписи, сделанные поляками на стенах вагонов. Об отправке в Смоленск сказал узникам один из советских офицеров, сопровождавших эшелоны, политкомиссар Федоров, за что и был наказан. Оказалось, что поляков привезли в катынский лес под Смоленском.

Польские офицеры «убыли», «переданные через первый отдел в распоряжение УНКВД областей, в которые расположены лагеря». В справке с датой «3 декабря 194.1 года» (день переговоров Сталина с Сикорским) указаны документы, на основе которых даются все сведения об «убытии» всех интернированных, содержавшихся в лагерях. Возле пятого пункта, специально кем-то обведенного карандашом, указано: «Справки по Старобельскому, Козельскому и Осташковскому лагерям». Один из адресатов справки 1941 года заметил, что при подсчете конкретных пунктов не получается общего итога — 130 242 человека. В справке 1945 года о судьбах интернированных уточнен ряд позиций: к числу «убывших» добавлено несколько сотен, таким образом появилась цифра 15 131. Согласно справке, осталось 395 человек²⁷. В документе, датированном маем 1940 года, Сопруненко сообщал наркому, что к 20 мая 1940 года все содержавшиеся в лагере были вывезены.

Каких-либо отчетов, описывающих ход и направление эвакуации лагеря близ Осташкова, автор не нашел. По документам известно, что оттуда убыли 6287 человек. От лагеря осталось 112 военнопленных. Из Козельска отправлено 4404, оставлено 205 человек. Из Старобельска соответственно — 3896 и 78. Всего из офицерских лагерей вывезено (данные 1940 года) 14 587 человек²⁸.

Это были поляки, украинцы, белорусы, русские, немцы²⁹, представители других народов. По закону от 29 ноября 1939 года о гражданстве половина из них стали гражданами Советского Союза: из 8989 офицеров полькой армии — 4,5 тысячи постоянно проживало в Западной Украине и Западной Белоруссии. Примерно такое же соотношение складывалось, как мы видели, и по иным категориям интернированных.

Автор не нашел приказа о вывозе или уничтожении людей, находившихся в упомянутых лагерях. Возможно, он был передан устно по прямому проводу, или офицеры были казнены по приговору Особого совещания НКВД как «классовые враги». Нельзя найти пока и какого-либо определенного объяснения этому варварскому акту, противоречившему международному праву, в частности Женевским конвенциям 1929 года.

Может быть, как-либо раскрыть причины катынской трагедии позволит анализ внутренней и международной обстановки апреля — мая 1940 года? В СССР это было время второй волны депортаций из западноукраинских и западнобелорусских земель, время наиболее жестких высказываний против польских политических партий и их представителей и против иной «нечести», что нашло отражение на XV съезде КП (б) Украины, состоявшемся 13—17 мая 1940 года. Но была ли ликвидация офицерских лагерей непосредственно связана с депортациями?

В апреле 1940 года войска гитлеровской Германии начали наступление на Западе. «Странная война» кончилась. С 9 апреля по 22 июня 1940 года пали Дания, Норвегия, Бельгия, Франция. Хотели ли органы НКВД СССР использовать события в Европе для прикрытия своих преступных акций? Или чекисты освобождали территорию будущих военных действий от «контрреволюционных элементов»?

Изменение положения в Европе вело если не к формальному, то к фактическому потеплению в отношениях СССР с Великобританией и ее союзником — польским эмигрантским правительством. В начале июня 1940 года В. Сикорский передал в Форин офис меморандум, в котором дал согласие в обмен на изменение отношения Советского правительства к польскому населению в СССР на определенные территориальные уступки, на проход советских войск через Польшу и на сотрудничество в создании в СССР польской армии для борьбы. с Германией как общим врагом³⁰.

Правые силы польской эмиграции вынудили Сикорского отозвать меморандум, но идея создания на территории СССР польской армии, поданная, по некоторым данным, представителем ТАСС в Англии, не заглохла³¹.

Были ли в СССР силы, стремящиеся пресечь саму возможность советско-польского сближения? Прав ли был С. Миколайчик, утверждая, что в вопросе уничтожения польских офицеров как-то замешана гитлеровская Германия? До принципиального изменения «польской политики» СССР оставалось еще три-четыре месяца (символом «новой польской политики» явилась подготовка и проведение в общегосударственном масштабе юбилея Адама Мицкевича осенью 1940 года).

9 июня 1940 года Чернышев докладывал, что лагеря готовы к приему новых контингентов. Вновь были подготовлены Осташковский, Оранский, Юхновский, Козельский и Старобельский лагеря. (Путивльский лагерь был ликвидирован 22 мая 1940 года.) По договоренности с Литвой и Латвией под предлогом перерегистрации находившихся там интернированных поляков в сентябре

1940 года в СССР были вывезены чины польской армии. Рядовых отправили по домам, офицеров — в лагеря близ Осташкова или Козельска. Начиналась история лагеря Козельск-3. Этот лагерь (на 4 марта 1941 года в нем было 2448 человек) стал интернациональным. В нем содержались интернированные французы (из Каунаса), бельгийцы, поляки (в основном из СССР), в том числе 909 (на 22 июня 1940 года) офицеров польской армии. Козельск вновь стал лагерем смешанного типа для офицеров и рядовых.

Чины полиции проследовали в Осташков. 7 марта 1941 года было подготовлено предложение управления НКВД об «оформлении дел» для рассмотрения на Особом совещании на «антисоветчиков», полицейских и жандармов. Но это предложение не было принято. Ранее интернированные работали на строительстве дорог, аэродромов, в том числе в районе Львова, Грязовца в Мурманской области (Поной).

Но появились и новые веяния: в октябре 1940 года последовал приказ Берии в Козельск и Грязовец о вызове в Москву к 9—10 октября группы польских офицеров. Часть их согласилась приступить к разработке планов создания в СССР польских национальных воинских формирований, нужны были офицерские кадры.

Проблема польских офицеров вновь возникла с началом Великой Отечественной войны и восстановлением дипломатических отношений между правительством СССР и правительством генерала Сикорского. По соглашению от 14 августа 1941 года органы эмигрантского правительства стали формировать в СССР польскую армию. Возглавил армию, создававшуюся из интернированных и депортированных, генерал В. Андерс.

В соответствии с достигнутым между сторонами соглашением Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 августа 1941 года была объявлена амнистия «всех польских граждан, содержащихся ныне в заключении на советской территории в качестве ли военнопленных или на других достаточных основаниях»³². Амнистия распространялась также на депортированных.

Для набора в армию интернированных из Севжелдорлага и Поноя было приказано перевезти их в Суздальский и Южский лагеря; со строительства дорог и аэродрома в районе Львова — в Старобельский лагерь. В 20-х числах августа 1941 года в Грязовецком, Южском, Суздальском и Старобельском лагерях к работе приступили смешанные советско-польские призывные комиссии. На 31 августа 1941 года было призвано в Старобельском лагере— 10112 человек, в Грязовецком — 1482, Южском — 7191, Суздальском — 1916, всего 20 701 человек. Из них офицеров— 1859, унтер-офицеров — 2583, рядовых — 16309. Вскоре число призванных в армию интернированных составило 25115 человек³³. Около тысячи человек, находившихся в лагерях, были признаны негодными к военной службе или отказались служить в польской армии.

Первоначальные планы предусматривали создание 30-тысячной польской армии, но вскоре ее численность была превышена. В декабре 1941 года в результате советско-польских переговоров Советское правительство согласилось, по просьбе В. Сикорского, увеличить польскую армию до 96 тысяч человек. Для формирования армии необходимы были офицерские кадры. Сикорский и Андерс передали Сталину списки офицеров, которые должны были находиться в СССР. Последовали ответы: «Все освобождены» или «Захвачены гитлеровцами» и т. д. Польская сторона продолжала настаивать на полном выполнении указа об амнистии. Отношения обострялись.

Проблемы амнистии польских офицеров, помощи населению, призыва в армию, принципов формирования и использования армии обострили советско-польские отношения. Наряду с другими проблемами межгосударственных отношений, в частности территориальным вопросом и вопросом о гражданстве, к которым примешивались личные амбиции Андерса и политические расчеты Великобритании, они привели к тому, что к концу августа 1942 года польские формирования ушли из СССР на Средний Восток. Советско-польские отношения переживали кризис.

Судьбы польских офицеров, точнее, возникшие вокруг них политико-дипломатические акции стали поводом для того, чтобы в апреле 1943 года прервались отношения между правительством СССР и польским эмигрантским правительством.

13 апреля 1943 года германское радио сообщило, что недалеко от Смоленска, в катынском лесу, обнаружены могилы 10 тысяч польских военнопленных офицеров, расстрелянных органами НКВД весной 1940 года. Затем эта цифра увеличилась до 12 тысяч. Германские власти уже давно знали, что летом 1942 года могилы обнаружили поляки, работавшие в гитлеровской военно-строительной организации Тодта в районе Смоленска. Но тогда нацистов это не заинтересовало: их войска рвались к Волге, после предполагавшегося падения Сталинграда должна была пасть Москва. Но весной 1943 года позади уже были разгром и пленение армии фельдмаршала Паулюса.

Военно-политическая ситуация все более менялась в пользу антигитлеровской коалиции. В оккупированной Европе ширилось движение Сопротивления, в нем росло влияние левых сил. Этот процесс шел и в Польше.

В связи с ухудшением военно-политического положения Германии немецкие власти решили ударить по слабому звену антигитлеровской коалиции — отношениям между СССР и польским эмигрантским правительством. Они надеялись если не расколоть антигитлеровскую коалицию путем острого советско-польского столкновения, то по крайней мере создать значительные трения между СССР, США и Великобританией по польскому вопросу. Своим заявлением о катынском расстреле немецкие фашисты надеялись навсегда поссорить русских с поляками, поколебать антифашистские позиции польского народа, быть может, получить возможность достичь германо-польского соглашения на антисоветской основе³⁴.

Вокруг катынских могил гитлеровцы организовали шумную пропагандистскую кампанию с использованием радио и прессы. В Катынь привозили многочисленные экскурсии, комиссии с участием всевозможных польских организаций, в том числе подпольных.

Геббельс записал в дневнике 17 апреля 1943 года: «Катынское дело становится колоссальной политической бомбой, которая в определенных условиях еще вызовет не одну взрывную волну. И мы используем ее по всем правилам искусства. Те 10—12 тысяч польских офицеров, которые уже раз заплатили своей жизнью за истинный, быть может, грех — ибо они были поджигателями войны, — еще послужат нам для того, чтобы открыть народам Европы глаза на большевизм».

Наконец, одновременно с пропагандистской кампанией вокруг Катыни гитлеровцы 19 апреля 1943 года приступили к окончательной ликвидации трехмиллионного еврейского населения Польши.

Считая вопрос о Катыни «гигантским политическим делом», гитлеровская Германия продолжала «разделывать его по всем правилам искусства». Как и предполагали германские власти, польское правительство повело себя как бы по написанному в Берлине сценарию. Английское правительство и власти США поняли политический расчет фашистской Германии. Реакцией антигитлеровской коалиции на фашистский демарш было стремление ограничить его политический резонанс, не допустить разрыва коалиции. Общие интересы союзников в тот момент оказались выше выяснения истины. Это отразила и переписка Черчилля со Сталиным³⁵. Английское правительство тщетно пыталось воздействовать на польское правительство в интересах сохранения единства Объединенных Наций³⁶. Черчилль доказывал: не в интересах союзников, чтобы поляки заходили слишком далеко. Идеи заявил в палате общин: британское правительство не верит немцам, их цинизму в попытках расколоть коалицию, и оно не может оттолкнуть такого сильного союзника, как СССР. Достаточно реалистичны были и оценки американских представителей в Европе относительно целей, которые преследовали гитлеровцы³⁷.

Хотя в заявлениях польского правительства и говорилось о том, что гитлеровцы совершают ежедневно кровавые расправы над польским населением, «поэтому польское правительство от имени польского народа отказывет Германии в праве черпать аргументы для собственной защиты из преступления, которое они сваливают на других»³⁸, правительство Сикорского вопреки советам Черчилля 15 апреля 1943 года приказало своему представителю в Швейцарии обратиться к Международному Красному Кресту с просьбой выслать в Катынь комиссию для немедленного проведения расследования. Но Красный Крест отказался расследовать вопрос, в том числе и потому, что не было согласия всех заинтересованных сторон, прежде всего СССР.

Советское руководство сочло, что польское правительство встало на путь сговора с третьим рейхом, так как фактически прекратило союзные отношения с СССР, и 25 апреля 1943 года заявило о разрыве отношений с правительством Сикорского³⁹. Американская газета «Нью-Йорк тайме» 27 апреля 1943 года констатировала, что как русские, так и поляки попали в нацистскую ловушку. В межсоюзнических отношениях возник «польский вопрос», разрешением которого занимались все конференции глав великих держав. Гитлеровцы добились основной цели: создали трения в антигитлеровской коалиции. К сожалению, для достижения этой цели фашисты использовали вполне реальные дела и факты.

Международная комиссия врачей и так называемая Техническая комиссия Польского Красного Креста, занимавшиеся эксгумацией и опознанием трупов, в апреле — начале июня 1943 года определили, что катынский лес уже давно служил для расстрелов советских граждан. Их трупы, пролежавшие в земле 5—15 лет, были обнаружены при раскопках. В катынском лесу были вскрыты и восемь польских могил. Семь из восьми могил в 1943 году были эксгумированы полностью, из восьмой было извлечено лишь 110 трупов⁴⁰. Затем могилу засыпали, работы были прекращены. Почему? На этот вопрос есть несколько ответов: дальнейшие раскопки могли опровергнуть гитлеровскую версию о 12 тысячах убитых в Катыни польских офицеров; немцы опасались советского наступления, ведь фронт уже проходил в 30—40 км от Смоленска.

Что же ближе к истине?

В нераскрытой могиле могло быть 150—200 трупов, как и в других могилах, сброшенных навалом. Людей убивали с близкого расстояния выстрелом в затылок. Многие трупы (до 20 процентов) были найдены со связанными руками и следами сопротивления. Жертвы были убиты в разное время года; тела лежали и в зимней (могила № 1) и в летней форме. Имелись 22 лица в гражданской одежде. Были убиты не только офицеры, но и рядовые. Гитлеровский эксперт, глава немецкой военной комиссии доктор Бутц назвал дату смерти: весна 1940 года. Польская комиссия не определяла дату смерти даже в выдаваемых семьям свидетельствах о гибели жертв Катыни. Правда, члены комиссии договорились не подтверждать гитлеровских версий. Отчет главы этой комиссии М. Водзиньского, написанный в 1947 году, содержит весьма обтекаемые формулировки. Степень распада трупов, по мнению М. Водзиньского, «не может быть основанием для обозначения точного времени пребывания тел из катынского захоронения в земле». Время совершения преступления определялось им на основе материальных и письменных свидетельств, найденных У захороненных: вторая половина марта — апрель 1940 года⁴¹. Водзиньский считал, что все гитлеровские свидетели были подкуплены⁴².

Объявленное нацистской пропагандой число жертв в Катыни не подтвердилось. Но и комиссия Бурденко заявляя, что время расстрела — сентябрь — декабрь 1941 года, то есть после оккупации Смоленска гитлеровцами, определила число жертв в 11 тысяч (не раскрывая всех могил).

Эксгумировано было 4143 (по другим сведениям — 4243) трупа, из которых 2730 были идентифицированы на основе личных документов. Все они были из Козельского лагеря; 80 процентов — из списков офицеров разыскиваемых польским эмигрантским правительством. Комиссия Бурденко (работала 16—23 января 1944 года) эксгумировала 925 трупов⁴³. Перезахороненные польской комиссией трупы были снабжены металлическими бирками, указывающими их номер в составленном списке. Наличие бирок не отмечается в Сообщении комиссии Бурденко, но она о них знала. Комиссия имела в своем распоряжении немецкий отчет, что следует из письма Н. М. Шверника к Н. Н. Бурденко от 18 января 1944 года, в котором говорится о высылке указанного материала и дается совет не вступать с немецкой «фальшивкой» в полемику⁴⁴.

Еще до публикации итогов работы Специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в катынском лесу военнопленных польских офицеров⁴⁵ в Катыни в январе 1944 года побывали заместители наркома внутренних дел СССР Меркулов и Круглов. Выводы их отчета «совпадают» с выводами комиссии Бурденко. Данные немецкой и польской Технической комиссий 1943 года показывают, что найденные на трупах документы, обрывок газеты имеют последнюю дату 6 мая 1940 года. Комиссия Бурденко на основе данных эксгумации, исследования материалов, опроса свидетелей, найденных на трупах документов пришла к выводу, что поляки оставались в районе Смоленска до сентября 1941 года включительно и были расстреляны гитлеровцами осенью 1941 года в катынском лесу под Смоленском. В Сообщении утверждается, что к началу 1943 года гитлеровские оккупационные власти предприняли меры к тому, чтобы приписать собственные злодеяния органам Советской власти (свозили трупы из других мест, используя для этого более 500 советских военнопленных, которых потом уничтожили, выкапывали трупы, проверяли содержимое карманов, часть вкладывали обратно, часть сжигали, дополнительно вкладывали бумаги, привезенные в ящиках)⁴⁶.

Итак, на основании ряда документов НКВД, времени прекращения переписки, исчезновения тысяч людей, почти полного соответствия численности Козельского лагеря численности погребенных в Катыни, а также по показаниям свидетелей следует признать, что время основного заполнения могил Катыни — весна 1940 года. Катынское дело — это преступление сталинского репрессивного режима, поправшего нормы международного права и человечности. Могилы Катыни 1929—1939 годов и 1940—1941 годов — это могилы советских людей многих национальностей и интернированных поляков. Здесь же лежат польские граждане немецкого происхождения.

На основе первых изысканий в советских архивах можно констатировать, что установлено общее число интернированных, выяснены судьбы многих из них. Стало точно известно о 120 тысячах из 130: роспуск по домам, репатриация, обмен с Германией, гибель в Катыни, призыв в армию Андерса, отчасти лагерь в глубинке и т. д. Известны стали формы использования труда интернированных, места, где использовался их труд, принципы селекции в лагерях. На основе данных статистики определена численность контингента лагерей в Старобельске, Осташкове и Козельске. Стали известны судьбы узников трех сменявших друг друга лагерей в Козельске. Найдены косвенные подтверждения в советских документах 1940 и 1941 годов, что к началу мая 1940 года из трех офицерских лагерей были увезены все интернированные. Узники лагеря Козельск-2 обнаружены в катынских могилах. Итак, в польских могилах Катыни может быть не 10—12 тысяч, а 4,4 тысячи трупов. Косвенные документы и свидетельские показания подтверждают, что ответственность за преступление, во всяком случае, за основную часть содеянного лежит на органах НКВД. Юридическую оценку и квалификацию имеющегося материала надлежит сделать суду и прокуратуре.

Остается невыясненным, кто отдал чудовищный приказ (или вынес приговоры), каковы мотивы этого решения, его цели, причины и повод. Не выявлена прямая связь между ликвидацией лагерей и проблемой депортации, комплексом проблем советско-германских отношений. Необходимо изучить действия гитлеровцев в Смоленске и его окрестностях в 1941 году. Ко всей совокупности вопроса о катынском деле все еще не привлечены многие германские материалы. Официальных материалов, изданных гитлеровцами, недостаточно. Необходимы документы из архивов ФРГ.

Новая обстановка в мире, в СССР, признание приоритета общечеловеческих ценностей создает условия для серьезного исторического исследования катынского дела с целью преодоления тех негативных наслоений, которые нам оставила история.

«Историю нельзя переделать, но из нее можно и нужно извлекать уроки, чтобы никогда не вернулось то, что омрачало отношения наших народов в прошлом, чтобы бережно хранить и умножать все ценное, что их сближает»⁴⁷. К мрачным страницам истории советско-польских отношений относится и судьба интернированных в СССР польских офицеров.

Сказать правду об их судьбе необходимо для того, чтобы не только ликвидировать еще одно «белое пятно» новейшей истории, но и снять политический аспект этой проблемы.

Примечания

1. Печатается с небольшими сокращениями. Полный текст статьи опубликован в третьем номере журнала «Новая и новейшая история» за 1990 год. — Прим. ред.

2. Zbrodnia hitlerowska w Katyniu. Zbiór dokumentów. Warszawa, 1952, N 5; Wojciecki B. Prawda o Katyniu. Warszawa, 1952.

3. Сообщение Специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в катынском лесу военнопленных польских офицеров (далее — Сообщение комиссии Бурденко). М., 1944.

4. Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 7. 1939—1943. М., 1973 (далее: Документы и материалы...); Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны, 1941—1945. 2-е изд. М., 1989. Т. 1 — 2.

5. См.: Известия. Правда. 1944. Январь.

6. Военно-исторический журнал. 1982. № 2; Prawda o Katyniu. М., 1944.

7. The Katyn Forest Massacre. United States. House of Representatives, Select Committee on the Katyn Forest Massacre. Washington, 1952.

8. Amtliches Materialzum Massenmord von Katyn. Berlin, 1943; см. библиографию: Madajiczyk Cz. Dramat katyński. Warszawa, 1989. S. 179 —181; Deportacje i przemieszczenia ludności polskiej w głąb ZSRR. 1939 —1945. Przegląd piśmiennictwa. Warszawa, 1989.

9. Например, серия статей о лагерях в Козельске, Осташкове и Ста робельске: Miesiecznik Literacki. 1988. Warszawa, 1989. См. также: Madajczyk Cz. Op cit; Mielak S. Katyn. Warszawa, 1988; Białe plamy? I. Materiały spotkania 28.IX.1987. II. Documenty. Warszawa, 1988; Zbrodnia Katyńska. Z pras polskiej częsćiwspolnej Komisji partyjnych historykw Polski i ZSRR. Warszawa, 1990.

10. Siedlecki J. Losy polaków w ZSRR w latach 1939—1986. London, 1987.

11. Goebbels Tagebücher aus den Jahren 1942 —1943. Zürich, 1948; Bramsted E. Goebbels and National Socialist propaganda 1925 —1945. Michigan, 1965.

12. Horyń-Swiątek R. The Katyn Forest. London, 1988. Автор советскими властями в 1940—1941 годах был сослан, а в 1949—1956 годах содержался в тюрьмах и лагерях (Horyń-Swiatek R. Przed Czerwonym Trybunalem. London, 1987). Основные положения Свёнтека сводятся к следующему: в начале апреля 1940 года из Козельска на Запад увозили офицеров. Жителей советских областей — в лагеря под Смоленском, жителей этнической Польши — через Брест к гитлеровцам. С момента пересечения границы их след исчезает до 13 апреля 1943 года. Часть погребенных в Катыни (примерно две тысячи)—-из лагерей под Смоленском, остальные свезены гитлеровцами из только им известных мест. Сведения-де получены от немецких военнопленных, с которыми Свёнтек сталкивался в советских лагерях (Zbrodnia Katyńska. Z. prac... S. 126 — 127). Свёнтека защищает католический «Тыгодник повшехны». Члены польской части комиссии историков Польши и СССР профессора Я. Мацишевский и В. — Т. Ковальский выступили с резкой критикой работы Свёнтека.

13. Madajczyk Cz. Op. cit. S. 9.

14. Красная звезда. 1940. 17 сентября. В сентябре 1939 года ни СССР, ни польское правительство не считали себя в состоянии войны друг с другом. Поэтому к личному составу польских войск, отступавших под натиском гитлеровского вермахта на Западную Украину и в Западную Белоруссию или находившихся на этих территориях, неприменим термин «военнопленные», хотя он использовался в печати и попал в официальные документы.

15. Siedlecki J. Op. cit. S. 34.

16. Madajczyk Cz. Op. cit. S. 141.

17. Документы и материалы... Т. 7. С. 199.

18. Ср.: История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941 — 1945. Т. 1. М., 1960. С. 249. Здесь указывается, что «солдаты Украинской и белорусской национальностей немедленно распускались по домам». Однако и украинцы, и белорусы попали в лагеря, что показывает национальный состав лагеря Козельск-1.

19. ЦГОА. Коллекция документов. Сводка была составлена в 1941 году и повторена с коррективами в 1945 году для «внутреннего» пользования.

20. ЦГОА. Коллекция документов.

21. ЦГОА. Коллекция документов.

22. ЦГОА. Коллекция документов.

23. Организация бывших легионеров.

24. Заместитель наркома внутренних дел.

25. ЦГОА. Коллекция документов.

26. Madajczyk Cz. Op. cit. S. 96, 126, 131, 139, 140.

27. В польской литературе приводятся расчеты о 448 лицах (Madajczyk Cz. Op. cit. S. 23). В августе 1940 года участились запросы через Международный Красный Крест о лицах из трех офицерских лагерей. На списках, если за фамилией стояло «Козельск», «Старобельск», «Осташков», кто-то написал «1 отдел». В это же время на запрос одной из организаций НКВД Сопруненко ответил, что разыскиваемое лицо вывезено из лагеря (в Осташкове) и допрошено быть не может.

28. В июне — октябре 1940 года уполномоченные командования польских подпольных военных группировок (будущей Армии Крайовой) с целью исследования условий жизни поляков, вывезенных в глубь территории СССР, прошли, скрываясь от советских властей, 28 тысяч км по СССР. Отчет их очень близок к фактическому положении) вещей. Относительно трех «офицерских» лагерей уполномоченные уже ничего узнать не смогли и сочли, что лагеря перенесли на Среднюю и Верхнюю Волгу и изолировали от мира. Отчет составлен в 1941 году— CA КС PZPR 203/III — 79. Raport w sprawie polaków wysiedlonych do ZSRR.

29. См.: Madajczyk Cz. Op. cit., S. 131 — 135. Ответы советской стороны на запросы германского посольства о судьбах «этнических немцев» летом 1940 года послужили трафаретом и для ответов на запросы польского посольства в 1941— 1943 годах о судьбах офицеров («не этнический немец (поляк)»; «ответ еще не получен», «не числится», «все освобождены» и т. д.). Из 1200 запрошенных в Германию было передано 90 человек; 273 немца содержались в Грязовце, затем в других лагерях. В 1943 году опознанных в Катыни немцев гитлеровцы требовали перезахоронить в отдельных от поляков могилах (это не было сделано).

30. Sprawa polska na arenie międzynarodowej w czasie drugiej woiny światowej. Zbiór dokumentów. Warszawa, 1965. S. 169 —170.

31. Сообщают об этом близкий сотрудник Сикорского Л. Миткевич и посол Польши в Лондоне Э. Рачиньский Ц Kowalski W. T. Walka dyplomatyczna о miejsce Polski w Europie (1939 — 1945). Warszawa, 1966. S. 72. От меморандума (так называемого Литауэра) остались: создание армии в СССР в 300 тысяч человек и включение польского представителя в состав посольства Великобритании в Москве.

32. Документы и материалы... Т. 7. С. 214.

33. Парсаданова В. С. Армия Андерса на территории СССР (1941 — 1942 гг.)//Новая и новейшая история. 1988. № 5. С. 177, 178.

34. Ч. Мадайчик подробно описывает эти планы во второй главе своей книги. См. также: Goebbels Tagebücher. April — August, 1943.

35. Переписка... Т. 1. С. 141 — 153.

36. Documents on Polish-Soviet Relations. V. 2. London, 1968.

37. FRUS. 1943. V. 3. Washington, 1963. P. 383.

38. Sprawa polska... S. 342.

39. Документы и материалы... Т. 7. С. 356—357. Переписка... Т. 1. С. 144—147.

40. См.: Madajczyk Cz. Op. cit. S. 59; Zbrodnia katyńska. Z prac... S. 56. В отчете члена Технической комиссии ПКК К. Скаржиньского почему-то указывается число 10.

41. Madajczyk Cz. Op. cit. S. 174.

42. Ibid, S. 60.

43. Правда. 1944. 26 января.

44. ЦГАОР. Коллекция документов.

45. Известия. 1944. 26 января. Издано в Москве в 1944 г. отдельной брошюрой. Выводы воспроизведены в: Документы и материалы... Т. 7. С. 354—355.

46. Эта сторона вопроса широко освещена в: «Военно-исторический журнал». 1982. № 2.

47. Правда. 1989. 25 ноября.