Из английской документации

1

(Заключительный фрагмент доклада О'Маллея Идену (пункт 24) от 24 мая 1943 года и замечания к нему чиновников министерства иностранных дел Великобритании¹.)

«Если моральные принципы включаются в международную политику и если окажется, что ужасающее преступление совершено иностранным правительством — хотя и дружественным — и если мы, хотя бы и по самым серьезным причинам вынуждены были бы вести себя так, как если бы эти действия им не совершались, то возникает вопрос — не стоим ли мы перед опасностью обмана не только других, но и самих себя? Или же, как сказал недавно в Бирмингеме господин Уинэнт, не падет ли на нас проклятие святого Павла, брошенное тем, кто видит жестокость и «не сгорает»? Если это так и коль скоро изменение нашей официальной позиции в отношении катынской проблемы не является выходом, то, может быть, мы должны спросить сами себя, как, будучи в согласии с нашими принципами в отношениях с Советским правительством, удержать на соответствующем уровне голос нашей совести. Возможно, в настоящий момент ответ на этот вопрос лежит лишь в недрах наших сердец и душ, господами которых мы являемся. Там, по крайней мере, мы можем воздать по заслугам и подтвердить нашу верность принципам истины, справедливости и сочувствия. Если мы поступим так, то по крайней мере приблизимся к справедливому подходу к тем полуполитическим-полуморальным проблемам (таким, например, как судьба депортированных поляков в России), которые перед нами встанут при решении разных вопросов, а особенно в вопросе советско-польских отношений, когда война уже окончится. Итак, если факты, касавшиеся катынской бойни, окажутся такими, какими большинство из них склонно их предполагать, то сможем ли мы оборонить дух этих мужественных несчастных людей и оправдаем ли живых перед мертвыми?
Остаюсь с уважением

Оуэн О'Маллей»

2

Комментарий сэра Александра Кадогана, постоянного заместителя министра иностранных дел Великобритании:

«Это очень тревожно. Признаюсь, что я скорее трусливо отвернулся от катынского дела, боясь того, что мог бы там найти. Могут существовать доказательства, о которых мы сейчас не знаем, которые укажут другое направление. Но на основе улик, которые у нас есть, трудно не обвинить русских.

Это рождает, конечно, серьезные проблемы, но никто — так я думаю — не указал на то, что с чисто моральной точки зрения они не новы. Сколько тысяч своих граждан вырезал советский режим? Не думаю, чтобы кровь поляка больше взывала к возмездию небо, чем кровь русского. Однако по необходимости мы приняли русских в качестве союзников и обязались сотрудничать с ними во время войны и мира.

То, что зловеще в этом деле, так это далеко идущие политические последствия. Если вина русских будет доказана, то можем ли мы ожидать от поляков мирного сосуществования с русскими в будущем? Опасаюсь, что ответа на этот вопрос нет.

Кроме того, тревожит мысль, что в конце концов мы можем, с согласия и при участии русских, поставить перед судом и, возможно, уничтожить «военных преступников» «оси», оправдывая одновременно это чудовищное преступление. Признаюсь, что для меня это будет необыкновенно трудно.

Конечно, в настоящее время мы ничего не можем сделать по этому вопросу. Что же до того, в каком кругу распространить этот доклад, то у меня нет определенного мнения. Конечно, единственным честным решением было бы распространить его. Но, как признают все, знание этих свидетельств не может повлиять на избранный нами образ действий или нашу политику. Какая же польза от того, что больше, чем нужно, людей будет обречено на душевный разлад, который вызывает прочтение этого документа?

Сэр Александр Кадоган»

3

Лондон, 15 апреля 1943 года. Фрагменты информации о беседе генерала В. Сикорского и министра иностранных дел Е. Рачиньского с премьером Уинстоном Черчиллем и заместителем государственного секретаря Александром Кадоганом.

(...) Беседа почти сразу же перешла на польско-советские отношения и необходимость британского, а по возможности британско-американского вмешательства с целью поддержки усилий Ромера в деле спасения польских граждан в СССР и польских опекунских организаций. Вначале были заслушаны сообщения о сенсационном разоблачении немцев — обнаружении под Смоленском массовых захоронений польских военнопленных, уничтоженных НКВД. Мин(истр) Рачиньский вручил господину Черчиллю меморандум по данному вопросу, в котором констатировался факт гибели в России от 7000 до 9000 польских офицеров и ок(оло) 8000 полицейских, жандармов, прокуроров, судей, врачей и д. Более продолжительную беседу, касающуюся немецкой информации и польско-советских отношений, господин Черчилль подытожил следующим образом: «Итак, к сожалению, немецкая информация может подтвердиться. Я знаю, на что способны большевики и какими они могут быть жестокими; все это мне известно — я поэтому я понимаю ваши многочисленные трудности. Я часто, очень часто разделяю вашу позицию. Но другая политика невозможна. Ибо наша обязанность — вести себя так, чтобы спасти поставленные нами главные цели и эффективно служить им».

В ответ на вопрос генерала Сикорского господин Черчилль твердо заявил, что решение британского правительства по вопросу интернирования Москвой поляков, направленное на преодоление сложившихся трудностей, уже принято. В настоящее время в Форин офисе обсуждается способ реализации этого решения. Следующим шагом будет четкое согласование действий с американским правительством и проведение, по возможности, совместных акций. Господин Черчилль сообщил, что он поддерживает переписку со Сталиным, обменивается с ним телеграммами по наиболее крупным военным событиям, бомбардировке Берлина и т. п. (...) Генерал Сикорский заявил, что он решительно отклоняет эту тему (границ) как руководитель правительства союзного государства, позиция которого по отношению к союзникам остается твердой и без изъянов. Черчилль эту тему больше не затрагивал. В то же время он сделал акцент на следующем: и ему, и нам необходимо помнить о том, что следует делать сейчас, чтобы выиграть трудное и опасное разбирательство, от которого зависит все. «Есть вещи, которые, хотя и достоверные, не годятся, чтобы говорить о них публично. Нарушить этот принцип — значит допустить серьезную ошибку».

В дальнейшем Черчилль неоднократно подчеркивал этот вопрос. Генерал Сикорский предостерег его, что польское правительство будет вынуждено высказаться в отношении немецкого сообщения и занять в этом вопросе ясную и четкую позицию. Она не будет благоприятной для Советов. С этой точки зрения держать общественное мнение в неведении было бы большой ошибкой. Во всяком случае, в польской прессе соответственное официальное заявление будет опубликовано. Правительство же рассчитывает на то, что цензура не замнет его в английской прессе. Премьер Черчилль принял это заявление к сведению. (...)

Е. Рачиньский

Источник: Польский институт и музей им. ген. В. Сикорского в Лондоне

Примечания

1. Полный текст доклада в несколько десятков страниц см: L. FitzGibbon. Unpitied and Unknown. S. 37 — 51. В публикуемом фрагменте содержится квинтэссенция позиции О'Маллея: пункт 24 представляет как бы основу его позиции, особенно с точки зрения морали.