3. Внутреннее положение гитлеровской Германии после начала войны

С развязыванием второй мировой войны еще больше обострились непримиримые противоречия между мирными жизненными интересами народа и государственной агрессивной политикой финансового капитала. Жестокое притеснение прогрессивных сил, особенно КПГ, а также многолетняя националистическая и шовинистическая пропаганда фашистской идеологии и социальная демагогия в Германии привели к тому, что массы немецкого народа не осознавали, что германские империалисты и милитаристы являются их главными врагами. Поэтому в 1939 г. в Германии не было значительного антивоенного движения Сопротивления.

Хотя большая часть народа стала жертвой националистической и шовинистической пропаганды, все же воспоминания о первой мировой войне, тяжкий груз подготовки новой войны, фашистский террор против инакомыслящих вызывали угнетенное, подавленное настроение, особенно у поколения, которое пережило войну 1914—1918 гг. Фашистская демагогия была не в состоянии вызвать общий подъем, как в августе 1914 г. Тем не менее нельзя недооценивать влияния фашистской пропаганды перед началом войны. Почти безнаказанные акты агрессии гитлеровской Германии перед войной и видимость высокой конъюнктуры вследствие гонки вооружения использовались для разнузданной шовинистической пропаганды, оказавшей значительное влияние на самосознание немецкого народа, дезориентированного политически в начале войны.

Борьба фашизма против всех демократических и социалистических идей и уничтожение ценностей духовной жизни и культуры расчистили в Германии путь господствующей реакционной государственно-монополистической идеологии. Она представляла собой концентрацию идеологических концепций, враждебных прогрессу. Основным содержанием этой идеологии был необузданный антикоммунизм, который соединялся с реакционными течениями XIX и XX столетий. Так возникла смесь из антикоммунизма, расизма и антисемитизма, теории «жизненного пространства», основанной геополитиками и социал-дарвинистами, демагогических обещаний народного благосостояния, мистического культа крови и земли, прославления фюрера и его свиты на основе извращенной трактовки истории старой Германии и т. д. Все эти теории предназначались для того, чтобы отрицать фактически существующие классовые противоречия и усыплять классовое сознание трудящихся.

Расистская пропаганда, распространяемая крупными монополиями и государством посредством радио, прессы, кино и литературы, тлетворно сказывалась на настроении немецкого народа еще в начале войны. Вальтер Ульбрихт, оценивая это, писал, что господствующие круги германского монополистического капитала использовали фашистскую государственную власть, чтобы не только насадить в массы империалистическую военную идеологию и ненависть к Советскому Союзу и другим народам, но и добиться планомерной поддержки в различных группах и слоях населения. После 1 сентября 1939 г. фашистское руководство усиленно использовало все средства государственной власти для того, чтобы ввести в заблуждение массы народа и путем жестокого угнетения, подкупа, незначительных уступок, шовинистической и демагогической пропаганды сделать их покорными.

В этих целях Гитлер в своем заявлении о начале войны предпринял новые ложные демарши, сущность которых состояла в том, чтобы внушить немецкому народу, что гитлеровская Германия якобы проявляла миролюбие и бесконечное долготерпение и поэтому она-де не виновна в войне и борется исключительно за «безопасность рейха». Эта тактика обмана немецких солдат относительно целей войны была чрезвычайно важна для фашистов, чтобы достигнуть высокого морального духа войск. Фашистское руководство неотложно нуждалось в пропаганде такого рода мнимых целей, в первых быстрых военных результатах и в скорейшем поступлении потока «военных трофеев», чтобы вызвать у немецкого народа боевой дух и внушить ему уверенность в победе. Тем силам немецкого народа, которые все же разгадали фашистскую демагогию и восстали против этой войны, Гитлер угрожал смертью. «Кто думает о возможности сопротивляться, тот погибнет», — заявлял он.

Таким образом, демагогия и идеологическая обработка были тесно связаны с расширением системы террора.

После 1 сентября 1939 г. гестапо арестовало тысячи коммунистов, социал-демократов и других противников Гитлера. Начальник генерального штаба сухопутных войск Гальдер отмечал, что в соответствии с картотекой, которую вела служба безопасности, подлежали аресту и заключению в концентрационные лагеря как «первый взнос» десять тысяч и как «второй взнос» двадцать тысяч антифашистов. Волна террора, захлестнувшая Германию, проводилась в соответствии с «Основами внутренней безопасности государства во время войны», которые Гейдрих издал 3 сентября. Первый пункт этих основ гласил: «Каждая попытка разлагать сплоченность и готовность к борьбе немецкого народа должна быть беспощадно подавлена. Особенно срочно должны быть приняты меры к задержанию каждого лица, которое сомневается в победе немецкого народа или в вопросах справедливости войны». Там же указывалось, что руководитель государственного полицейского управления несет персональную ответственность за действенное подавление всякого антифашистского движения в своем округе.

Для централизации ведомств, которым было поручено подавление политических противников фашистского режима, 27 сентября Гиммлер предписал объединить главное управление полиции безопасности, главное управление безопасности рейхсфюрера СС, управление тайной государственной полиции (гестапо) и управление государственной криминальной полиции в одно главное управление имперской безопасности под руководством Гейдриха.

В высшей степени разветвленная и всеобъемлющая система специальной и тайной полиции держала в страхе не только народ, но и функционеров государственного, военного и партийного аппарата. Создавался ореол вездесущности гестапо. Режим каторжной тюрьмы, в которую превратилась Германия, характеризовался целой серией террористических приказов и законов. Смертная казнь распространялась на ряд преступлений, например повреждение оборонительных средств или уклонение от сбора металла. Общение с военнопленными строго запрещалось, подслушивание не только вражеских, но и союзнических Германии иностранных радиостанций каралось судом. Противозаконные аресты так называемых политических противников фашистского режима усилились после указа 24 октября 1939. г. Указ определял: «Заключенные в период военного времени из-под ареста не освобождаются. Категорически должно быть отказано в освобождении активным политическим деятелям». Противники нацизма были заключены в концлагеря, число которых после начала войны значительно возросло, а также в каторжные тюрьмы и тюрьмы для военнопленных. Названия таких лагерей, как Дахау, Бухенвальд, Заксенхаузен, Флоссенбюрг, Равенсбрюк, Маутхаузен, а также Нейенгамме, Штуттгоф и Аушвиц (Освенцим), стали олицетворением убийств и истязаний. После начала войны положение заключенных в концлагерях еще более ухудшилось, и зимой 1939/40 г. они находились на грани смерти от истощения.

Для всех противников фашистского режима начало войны означало притеснения, усиленные расистскими гонениями, нужду и опасность смерти. Массы немецкого народа должны были жить по военным законам. Более восьми миллионов мужчин до конца мая 1941 г. были призваны в вермахт, чтобы проливать кровь на полях сражений за интересы германского монополистического капитала. Рабочие, крестьяне, женщины, дети и старики, оставшиеся на родине, попадали под действие многочисленных законов, которые отменяли личные свободы, и без того в высшей степени урезанные в гитлеровской Германии перед войной.

Многие меры, принятые фашистским руководством в последние дни августа 1939 г. и в течение первых месяцев войны, были спланированы в деталях в предшествующие годы. Так называемый имперский совет обороны, образованный 4 апреля 1933 г. и преобразованный 30 августа 1939 г. в совет министров по обороне империи под председательством Геринга, издал большое количество законов, в которое входил прежде всего закон о военном производстве, предусматривавший на случай войны подчинить одной общей системе государственно-монополистического регулирования всю экономическую жизнь. Дальше имелись постановления о внешней торговле и валютном фонде, рационировании товаров народного потребления, введении ордеров и карточек на средства первой необходимости и т. д. Поэтому не удивительно, что в две недели, с 27 августа по 7 сентября 1939 г., были изданы предписания и постановления, которые заполнили около 200 страниц сборника государственных законов.

Этот поток законов дает ясное представление, как фашистское государство выполняло свои функции регулирования в государственно-монополистической системе.

Западногерманские историки вместо тщательного исследования действий государственно-монополистических и военных органов усиленно пытаются доказать, что Гитлер с 1938 г. один определял политику фашистской Германии в важнейших вопросах. Этим отрицается классовый характер фашистской диктатуры как орудия германского империализма и милитаризма. Все попытки свести фашизм к гитлеризму западногерманские историки предпринимают затем, чтобы оправдать немецкую монополистическую буржуазию — главного виновника преступлений 1933—1945 гг., свести ее вину к минимуму, не вспоминать две последние войны и тем самым защитить империалистический общественный строй, ставший анахронизмом.

В противоположность этому должно быть четко установлено, что Гитлер был выдвинут как орудие, фигура и творение немецкой монополистической буржуазии, как ее уполномоченный, защитник, депутат и представитель ее партии. В лице Гитлера истинные правители Германии — монополисты благодаря тому, что они поставили его во главе своего государственного механизма, имели всю полноту власти. Государство фашистского фюрера с 1933 по 1945 г. исполняло ту политическую форму господства, которая больше всего соответствовала растущей концентрации производства и капитала, а также вытекающей отсюда концентрации власти в руках немногих заправил концернов. Это государство было откровенным выражением неприкрытой диктатуры самых реакционных монополистических группировок.

В качестве аргумента, «подтверждающего мнимую исключительность» и «классовую индифферентность» фашистского фюрера, буржуазные историки иногда ссылаются на монополистические и милитаристские группировки, которые иногда были в оппозиции Гитлеру. Эти круги, которые группировались вокруг бывшего начальника генерального штаба Людвига Бека и обер-бургомистра Лейпцига Карла Герделера, вокруг Ульриха фон Хасселя, Иоганна Попица, Яльмара Шахта и других, в действительности не защищали альтернативу фашистской военной политики. Они выражали скорее мнение тех империалистических кругов Германии, которые искали далеко идущего сговора с западными державами и приветствовали антисоветские планы перед 1939 годом и во время «странной» войны. Эта позиция стала ясной из одного документа, который фон Хассель передал в Швейцарию в феврале 1940 г. Д. Лонсдалю Бриану, бывшему в близких отношениях с британским министром иностранных дел Галифаксом. В документе говорилось, что война должна быть быстро окончена, «так как существует большая опасность, что Европа совершенно разрушится и прежде всего быстро станет большевизироваться».

Эти круги также выступали за экспансию германского империализма, однако они опасались, что фашистское руководство преждевременно, «без достаточно полного вооружения», нанесет удар и впутается в затяжную войну на два фронта. Когда вопреки их ожиданию первые месяцы войны прошли для гитлеровской Германии благоприятно, они не скрывали своего удовлетворения завоеваниями фашистского вермахта. Так, в одном из их документов говорится, что «объединение Австрии и Судетской земли с рейхом проведено окончательно и не должно еще раз стоять на обсуждении».

На востоке государственная граница должна быть установлена по рубежам 1914 г.

Эта позиция руководящих представителей господствующих классов Германии наглядно показывает стремление всех направлений и группировок монополистов к экспансии и агрессии. В Герделере, Беке и лицах, приближенных к ним, из которых позднее многие были в числе заговорщиков 20 июля 1944 г., заправилы монополий видели своего рода резерв, который должен был выступить на авансцену, как только клика Гитлера окажется больше непригодной. Ибо основная концепция этой группы отличалась лишь в некоторых деталях политической и военной тактики от официальных целей нацистов и тоже была насквозь империалистической. Она предусматривала проведение антидемократического и антикоммунистического внутриполитического курса, учреждение военной диктатуры и даже восстановление в Германии монархии. Характерно, что даже британский историк Хью Редвалд Тревор-Ропер при сравнении военных целей Гитлера и этой группировки констатировал: «Взгляды Хасселя и его друзей едва ли показывали какие-нибудь отклонения».

Склонность к дискуссиям о буржуазно-демократической альтернативе для фашистской авантюристической политики обнаруживалась и в кругах дворян и офицеров, а также католических и социал-демократических противников Гитлера, которые группировались летом 1940 г. вокруг графа Гельмута фон Мольтке. По наименованию поместья Мольтке в Крейзау в Силезии эта группа получила название Крейзауский кружок.

Для большинства группировок монополистической буржуазии были характерны враждебность и недоверие к трудовому народу. Они видели в покушениях и путчах единственный путь захвата власти в свои руки и всячески препятствовали созданию народной власти. Влияния на политику и руководство войной, а также на жизнь народа в первые годы войны они не имели.

Положение немецкого народа определялось прогрессирующей милитаризацией всей жизни и жестокими экономическими мероприятиями. К законам, изданным правительством перед началом войны, которые прямо касались жизненного уровня всего народа, относится «Постановление о временном обеспечении жизненно важных потребностей немецкого народа» от 27 августа 1939 г. В соответствии с этим постановлением с понедельника, 28 августа, в Германии мясо, жир, хлеб, сыр, цельное молоко, сахар, мармелад и другие продукты питания, эрзац-кофе, мыло и богатые жиром моющие средства, текстиль, обувь, кожаные изделия и уголь можно было получать только по карточкам или ордерам.

Следует сказать, что у фашистского руководства была неуверенность не только в положительном отношении трудящихся к продолжительной, полной лишения войне, но также в возможностях германской экономики выдержать такого рода войну.

Правда, гитлеровская Германия, развязывая войну, могла опираться на значительный экономический потенциал. По производству станков она даже достигла второго места в мире после США. Благодаря форсированным военным приготовлениям с 1933 г. она приобрела преимущество в вооружении по сравнению со всеми другими великими державами. Однако вывод, сделанный из этого начальником военно-экономического отдела штаба верховного командования вермахта генералом Томасом, заявившим, что в Германии создана самая мощная военная индустрия в мире, был ошибочным.

Следовательно, слабости немецкой военной экономики, которые должны были катастрофически возрасти в длительной войне, вообще не принимались во внимание. 5 ноября 1937 В. Гитлер фактически признался в провале так называемой экономической независимости, заявив, что в процессе выполнения четырехлетнего плана не может быть «фактических перемен в продовольственном снабжении. Поэтому экономическая независимость теряет силу как в области продовольственного снабжения, так и в целом».

В одной из своих речей он добавил: «Единственный выход, который кажется нам, пожалуй, сказочным, лежит в приобретении достаточно большого жизненного пространства. Для решения германского вопроса может быть только путь насилия».

В начале войны не произошло изменений в ситуации, изложенной в этой оценке. 22 августа 1939 г. перед высшим командным составом Гитлер недвусмысленно заявил: «Наше экономическое положение является настолько тяжелым, что мы еще можем продержаться лишь несколько лет... Нам ничего не остается другого, мы должны действовать».

Анализ состояния предвоенной германской экономики показывает, что гитлеровская Германия не была экономически обеспечена для ведения длительной войны. Так, количество зерна, собранного осенью 1939 г., соответствовало только половине годового урожая. Зависимость от иностранного ввоза составляла по продуктам питания почти 20%, по жирам — 40—50%. Вследствие этого план снабжения во время войны предусматривал уменьшение потребления населением мяса на 68% и жиров на 57% от мирового уровня.

Немецкая индустрия по-прежнему в высокой степени зависела от импорта. Так, за счет импорта покрывалось 99% потребности бокситов, 95% никеля, 90% олова, 80% каустика, 70% меди, 66% минеральных масел, 50% свинца, 45% железа и 26% цинка. Даже благодаря громадным усилиям в производстве синтетических минеральных масел, главным образом на предприятиях «ИГ Фарбен», можно было удовлетворить в 1939 г. только 18% потребности.

Какое значение имели для вооружения, например, железо и сталь, становится понятным из протокола заседания от 17 января 1939 г. у начальника военно-экономического отдела штаба верховного командования генерала Томаса. На этом заседании Томас говорил о «кризисе с боеприпасами», а представитель начальника управления вооружения армии генерал Штуд предсказывал снижение: производства боеприпасов для пехоты с 600 млн выстрелов ежемесячно до 200 млн, т. е. на две трети, бомб — на 37%, торпед и мин — на 50%.

Эти факты еще раз наглядно показывают, что экономические резервы Германии в длительной войне должны были исчерпаться. Фашистское руководство пыталось избежать этого быстрыми завоеваниями в ряде последовательных «молниеносных» кампаний. Этой концепцией руководствовались не только генералы — ее осуществления также требовали и одобряли экстремистские группировки монополистического капитала. Так, выступая 28 апреля 1939 г. перед генеральным советом четырехлетнего плана, член правления «ИГ Фарбениндустри» и генеральный уполномоченный по химии Карл Краух говорил: «Сегодня германское политическое и экономическое положение напоминает, как и в 1914 г., осажденную крепость и требует уничтожающего удара в самом начале военных действий». Эта концепция предписывала избегать войны на нескольких фронтах, внешнеполитически изолировать противников и молниеносно разбить их одного за другим неожиданными массированными боевыми действиями. Она допускала нарушение международного права, применение преступных методов войны и террора в подвергшихся агрессии странах, чтобы полностью подчинить их себе.

Такое вероломное ведение войны за пределами Германии, по мнению фашистских заправил, должно было помочь им избежать общего напряжения всех сил внутри страны. Несмотря на то что нацистская пропаганда много говорила о тотальной войне, фашистское командование не отважилось сразу же после начала агрессии использовать все ее формы и средства, так как оно точно не знало, какую реакцию это вызовет у народа и армии. Опасаясь проявления недовольства рабочих, нового ноября 1918 года, гитлеровское правительство в первые годы войны воздерживалось от проведения многих чрезвычайных экономических мероприятий, которые признавались даже как необходимые.

С помощью концепции «молниеносной» войны, внутреннего и внешнего террора германский империализм и милитаризм мог добиться значительных первоначальных результатов. Однако империалистам не удалось ликвидировать несоответствие между их целями и политико-моральными, экономическим и военными возможностями. Отсюда, а также из того факта, что германский империализм выступал как ударная сила реакционных и отживающих общественных сил с самыми разбойничьими, человеконенавистническими и свирепыми целями войны, вытекало, что народы мира во главе с Советским Союзом, как представителем исторически прогрессивных, новых общественных сил, олицетворяющих победу социализма над империализмом, должны были объединиться против империализма, который должен был потерпеть закономерное поражение.

Фашистская Германия в первые годы войны была в состоянии сформировать мощную агрессивную армию, чтобы преследовать далеко идущие цели войны, потребовавшие у человечества страшных жертв, но никогда она не могла выиграть борьбу против исторического прогресса, против жизненных интересов всех народов, и в том числе немецкого.

Классово сознательные трудящиеся и демократические силы немецкого народа не были сбиты с правильного пути их борьбы против антинационального, антинародного фашистского режима ни первоначальными победами, ни лживой пропагандой и попытками подкупа, ни террором. Они были в Германии темных времен теми, кто спасал честь немецкой нации.