Передача власти в руки фашистской партии

В обстановке непрерывно нараставшего политического кризиса среди монополистических и юнкерских кругов Германии все больше вынашивается мысль о немедленном установлении фашистской диктатуры.

Еще в августе 1932 года, сразу после выборов в рейхстаг, президент Гинденбург пригласил Гитлера в свое поместье Нейдек и предложил ему возглавить правительство¹. Однако в качестве обязательного условия он потребовал, чтобы это правительство опиралось на большинство в рейхстаге. Поскольку гитлеровцы таким большинством не обладали, это означало, что им в какой-то степени пришлось бы делить правительственную власть с националистами и правыми католиками. Расчет стоявших за спиной Гинденбурга сил состоял в том, чтобы сразу достичь двух целей: использовать в борьбе с демократическими силами возможности, вытекающие из превращения нацистской партии, ее штурмовых и охранных отрядов в составную часть правительственного аппарата, и в то же время сохранить у масс иллюзию существования в стране парламентского режима.

Однако наиболее агрессивные круги германских монополий считали этот вариант половинчатым и поэтому неприемлемым. 29 августа 1932 г. Шахт от имени этих кругов направил Гитлеру письмо, в котором предлагал настаивать на передаче нацистам власти без всяких условий². Одновременно Шахт и кёльнский банкир Курт Шредер организовали сбор подписей промышленников под письмом президенту Гинденбургу³. В этом письме, имевшем первостепенное значение в передаче гитлеровцам власти, в частности, говорилось:

«...Мы полностью согласны с вашей светлостью в необходимости создания независимого от парламента правительства... Ясно, что все чаще повторяющиеся роспуски рейхстага с новыми выборами, влекущими за собой всегда обострение партийной борьбы, не содействуют как политическому, так и экономическому успокоению и стабильности... Мы считаем поэтому нашим долгом просить вашу светлость в интересах достижения цели, к которой все мы стремимся, преобразовать имперский кабинет...

Мы свободны от всяких партийно-политических соображений. Мы признаем в национальном движении (речь идет о фашистском движении. — Г.Р.), которым охвачен народ, знаменательное начало эпохи, которая путем преодоления классовых противоречий создает невиданные основы для подъема немецкой экономики. Мы знаем, что этот подъем потребует еще многих жертв. Мы верим, что эти жертвы только в том случае могут быть охотно принесены, если самая мощная группа этого национального движения будет стоять во главе правительства. Передача ответственного руководства из рук обладающего лучшими деловыми и личными качествами президентского кабинета в руки вождей наиболее мощной национальной группы покончит с ошибками и слабостями, присущими каждому массовому движению, и миллионы людей, которые сейчас стоят по ту сторону, станут позитивной силой»⁴.

Совершенно недвусмысленное требование покончить с парламентским режимом и установить фашистскую диктатуру путем передачи правительственной власти гитлеровцам лицемерно объявлялось в письме необходимостью обеспечить правительству «максимальную поддержку народа». И это в то время, когда нацистская партия переживала серьезный кризис и быстро теряла влияние в мелкобуржуазных массах!

В своем письме Гитлеру от 12 ноября 1932 г. Шахт писал, что для него «нет сомнений в том, что развитие событий может иметь только один исход — ваше канцлерство». И дальше Шахт объяснял причину своей уверенности. «Кажется, наша попытка заполучить ряд подписей из тяжелой промышленности не является напрасной, а я верю, что тяжелая промышленность по праву носит свое имя «тяжелая промышленность», ибо она много значит»⁵.

19 ноября 1932 г. директор правления коммерческого и частного банка Рейнхардт передал начальнику канцелярии президента Мейснеру письмо, в котором также содержалось требование о передаче власти в руки фашистской партии. Под письмом стояли подписи Шахта, Шредера, председателя ландбунда графа Калькрейта, Рейнхардта, Гельфериха и др., всего 30 подписей. 21 ноября 1932 г. Рейнхардт писал, что свои подписи под письмом поставили еще пять промышленников, в том числе Тиссен. Примечательна приписка, в которой Рейнхардт сообщал, что заместитель председателя наблюдательного совета «Ферейнигте штальверке» Феглер, видный промышленник Рейш и председатель наблюдательного совета концерна Геша Шпрингорум «целиком и полностью стоят на почве письма, но не желали бы его подписывать, так как из политических соображений они не хотят выступать на передний план»⁶. Эти два документа убедительно раскрывают решающую роль германского монополистического капитала в установлении в стране фашистской диктатуры⁷.

После передачи документов Гинденбургу события развивались в быстром темпе. 19 и 21 ноября 1932 г. Гинденбург встречался с Гитлером и обсуждал с ним конкретные детали передачи власти в руки нацистов. Было решено, что эти вопросы будут урегулированы путем непосредственных переговоров между Гитлером и Папеном⁸. Приглашение начать такого рода переговоры Папен направил Гитлеру еще 13 ноября, когда сбор подписей под письмом монополистов Гинденбургу был в самом разгаре. В ответ Гитлер потребовал выполнения ряда предварительных условий, которые не на словах, а на деле подтвердили бы тот факт, что предстоящие переговоры — не политическая игра и монополии действительно передадут власть в руки нацистов. Фашисты настаивали, чтобы переговоры о передаче им власти велись не устно, а письменно. Вдобавок гитлеровцы заявили, что они хотели бы заранее узнать, «для какой цели вообще желательно их сотрудничество», и что они ни в коем случае не будут сотрудничать с социал-демократами.

17 ноября 1932 г. Папен, чтобы расчистить Гитлеру путь к власти, ушел в отставку, а 10 декабря он направил Гитлеру письмо, в котором соглашался со всеми принципиальными положениями, выдвинутыми последним, и предлагал решить детали передачи власти в руки нацистов в ходе личной встречи⁹. Как показало дальнейшее развитие событий, Папен являлся тем доверенным лицом монополий, которому было поручено осуществить на практике их предложение, изложенное в письме Гинденбургу. Однако Гитлер этого не знал, более того, он рассматривал Папена как опасного конкурента, желавшего стать фашистским диктатором. Поэтому встреча Папена с Гитлером затянулась на несколько недель. Активную роль в посредничестве между Гитлером и Папеном сыграли в декабре 1932 года Гиммлер и его доверенное лицо, экономический советник Гитлера Вильгельм Кеплер, а также Яльмар Шахт. Еще 21 ноября Геббельс записал в своем дневнике, что «Шахт абсолютно разделяет нашу точку зрения... Он совершенно последовательно выступает за фюрера»¹⁰.

Встреча Папена с руководителями нацистской партии состоялась 4 января 1933 г. в кёльнском особняке банкира Шредера. Кроме Гитлера в ней приняли участие Гесс, Гиммлер и Кеплер. Прежде чем организовать эту встречу, рассказывал впоследствии Шредер, он «обсуждал этот шаг с большим числом промышленников... Всеобщее стремление деятелей экономики заключалось в том, чтобы поставить в Германии к власти сильного человека»¹¹.

В ходе беседы Папен от имени монополий детально развил программу деятельности будущего гитлеровского правительства. Эта программа, как свидетельствует составленная Шредером запись беседы, содержала четыре основных пункта.

Во-первых, усилить борьбу «против большевизма». В ответ Гитлер заверил, что «коммунисты, социал-демократы и евреи будут удалены с руководящих постов в Германии, и в общественной жизни надо восстановить порядок»¹².

Во-вторых, перестроить промышленность. «На новой базе» должны быть созданы союзы предпринимателей, которые, в отличие от ныне существующих, объединят всех промышленников и будут «иметь большее влияние, чем прежде». Таким образом, монополии поставили перед гитлеровцами задачу использовать правительственную власть для подчинения крупному капиталу всех мелких и средних предпринимателей.

В-третьих, поднять экономическую конъюнктуру при помощи больших государственных заказов. Гитлер обещал увеличить вооруженные силы со 100 тыс. до 300 тыс. человек, развернуть строительство автострад, предоставить властям и общинам кредиты для строительства дорог, предоставить правительственные кредиты авиационной, автомобильной и связанным с ними отраслям промышленности.

В-четвертых, порвать с Версалем, сделать Германию сильной в военном и независимой в экономическом отношении. «Это стремление к автаркии, — признает Шредер, — приветствовалось промышленниками отнюдь не из-за идеализма, а из голой жажды прибыли»¹³.

Выдвинутые Папеном условия не только с полным пониманием были встречены руководством нацистской партии, но и восприняты им как неукоснительная программа действий будущего фашистского правительства.

После этого Папен заверил Гитлера, что назначение его канцлером является делом самых ближайших дней. Было согласовано, что в возглавляемое Гитлером правительство войдут также Гугенберг и Папен. Гитлер информировал Папена, что финансовое и политическое положение партии является тяжелым и если на нее рассчитывают как на правительственную партию, то ей надо помочь. Эта поддержка была немедленно оказана. С начала января газеты, принадлежавшие концерну Гугенберга, развернули среди буржуазных кругов шумную кампанию под лозунгами: «Национал-социалистская партия — последняя надежда немецкого народа», «Поражение Гитлера — это победа Тельмана», «Или национал-социализм, или большевизм», «Сделаем все, чтобы помочь спасителю Германии Гитлеру и его партии». Для оказания финансовой помощи фашистской партии срочно был создан консорциум, во главе которого встали Феглер, Шпрингорум и Отто Вольф. Финансовая поддержка Гитлеру была оказана и его давним американским кредитором — банком «Дж. Генри Шредер бэнкинг корпорейшн», совладельцем юридической конторы которого являлся Джон Фостер Даллес¹⁴. 4 млн. марок гитлеровцы получили также от шведского банкирского дома Валленбергов¹⁵.

Сразу после 4 января тон выступлений фашистских главарей резко изменился: теперь они говорили о своем приходе к власти как о деле уже решенном. Так, например, Фрик, выступая 6 января в Мюнхене, заявил, что в конце месяца будет внесен вотум недоверия правительству Шлейхера¹⁶, после чего последует его отставка и передача поста канцлера Гитлеру¹⁷.

17 января 1933 г. между Гитлером, Папеном и Гугенбергом начались переговоры о распределении министерских постов. Переговоры, которые велись в глубокой тайне от общественности, происходили на вилле Риббентропа в Далеме (пригород Берлина). Лишь поздно ночью 29 января было, наконец, согласовано, что гитлеровцы получат посты канцлера, министра внутренних дел и возглавят вновь образуемое министерство авиации; Папен займет пост вице-канцлера и сохранит за собой место имперского комиссара Пруссии; Гугенберг возглавит министерство экономики.

22 января орган магнатов Рура газета «Кельнише цейтунг» недвусмысленно заявила, что дни правительства Шлейхера уже сочтены. «У кабинета Шлейхера нет лица», — писала газета и спрашивала: «Есть ли у нас вообще правительство в Берлине?».

За немедленную передачу власти гитлеровцам открыто высказалось и юнкерство. 12 января 1933 г. пожелание юнкеров видеть Гитлера канцлером было передано Гинденбургу председателем ландбунда графом Калькрейтом.

Немалую роль на этом заключительном этапе установления фашистской диктатуры сыграли офицерские и генеральские круги¹⁸. Они использовали пребывание их ставленников — Гинденбурга на посту президента и генерала Шлейхера на посту канцлера для легальной передачи власти Гитлеру. В буржуазной исторической литературе широкое распространение получила версия о том, что преемник Папена на посту канцлера генерал Шлейхер якобы являлся противником установления фашистской диктатуры¹⁹. Апологет немецкого милитаризма западногерманский историк Эрфурт даже называет Шлейхера «последним препятствием на пути Гитлера»²⁰. Однако эта версия ничего общего с действительностью не имеет. Сам Шлейхер впоследствии признавал, что с лета 1931 года он «последовательно и твердо выступал за привлечение национал-социалистской партии в имперское правительство», что он «настойчиво высказывался как на заседаниях имперского кабинета, так и во многих беседах с президентом Гинденбургом за назначение Гитлера канцлером». В первую годовщину прихода гитлеровцев к власти в газете «Фоссише цейтунг» было опубликовано письмо Шлейхера, в котором он вновь заявлял: «После выборов 31 июля 1932 г. я решительно выступал перед президентом за канцлерство Гитлера»²¹.

Основная функция кратковременного канцлерства Шлейхера состояла в том, чтобы дать реакции время для окончательного оформления передачи власти в руки гитлеровцев. Наиболее реакционные и агрессивные круги германского монополистического капитала рассматривали правительство Шлейхера как промежуточную ступеньку к установлению фашистской диктатуры. Отмечая этот факт, орган ЦК КПГ газета «Роте фане» писала: «Назначение Шлейхера канцлером является результатом решительного нажима крупной промышленной буржуазии, магнатов железа и угля рейнско-вестфальской тяжелой индустрии»²².

Буржуазная печать открыто признавала, что правительство Шлейхера должно несколько разрядить обстановку в стране, чтобы не допустить взрыва в момент передачи власти гитлеровцам. «Новое правительство, — писала газета «Германия», — должно в первую очередь проявить решительную волю к политическому умиротворению народа. Оно должно отказаться от всего, что могло бы еще более обострить невероятное напряжение, которое почти грозит взрывом»²³.

Коммунистическая партия Германии последовательно разоблачала стремление реакции использовать правительство Шлейхера как ширму для установления в стране фашистской диктатуры. «Правительство Шлейхера, — указывал Тельман в январе 1933 года на митинге в Гамбурге, — является последним кабинетом перед гитлеровским правительством, правительством ложных социальных маневров и успокоения»²⁴.

В час грозной опасности, когда фашисты рвались к власти, коммунисты вновь и вновь выступали за единство рядов рабочего класса в борьбе с фашизмом. Незабываемы слова В. Пика, произнесенные им в начале 1933 года у могилы убитых фашистами трех молодых рабочих: «Социал-демократические товарищи по классу, мы, коммунисты, протягиваем вам братскую руку через могилы наших убитых. Примите ее. Завтра — единая борьба, и все наши враги будут разбиты».

Однако правое руководство СПГ и профсоюзов в этот решающий для судеб Германии момент не только по-прежнему отвергало все предложения КПГ о создании единого антифашистского фронта, но и развернуло яростную антикоммунистическую кампанию. Исход ноябрьских выборов 1932 года в рейхстаг правые социал-демократы расценивали как окончательное поражение национал-социалистской партии и стали вынашивать планы привлечения СПГ в состав правительства. Для этого, считали лидеры СПГ, надо завоевать доверие буржуазии, заняв еще более антикоммунистическую позицию. «Самое главное сейчас, — говорилось в руководящей статье правления СПГ, опубликованной в журнале «Гезелыцафт», — чтобы социал-демократы отказывались от какого бы то ни было единого фронта с коммунистами и чтобы они считали своей основной задачей борьбу с большевизмом»²⁵.

Учиненный правыми руководителями СПГ и профсоюзов под флагом антикоммунизма раскол рабочего движения, отмечает ЦК СЕПГ, «имел исключительно тяжелые последствия для немецкого рабочего класса и народа в целом»²⁶.

Антикоммунистическая кампания, проводившаяся правыми вождями социал-демократии, перекликалась с яростной кампанией против КПГ, развернутой гитлеровцами с ноября 1932 года в качестве дымовой завесы, призванной прикрыть передачу власти в их руки. «Мы должны теперь вести наши атаки на КПГ с особым ожесточением», — записал Геббельс в своем дневнике И ноября, а через три дня добавил к этому: «Я указываю нацистской печати новый курс: резко против КПГ, иначе — блестящая изоляция»²⁷. В соответствии с этой установкой новогоднее послание гитлеровской партии было выдержано в резком антикоммунистическом духе²⁸.

Таким образом, и социал-демократы, и гитлеровцы видели путь к завоеванию доверия буржуазии и получению министерских кресел в усилении своих нападок на Коммунистическую партию Германии.

В обстановке антикоммунистической истерии гитлеровцы организовали 22 января 1933 г. в Берлине у дома Карла Либкнехта, где помещался ЦК КПГ, провокационную демонстрацию, чтобы создать предлог для официального запрещения компартии. Однако в ответ на провокацию фашистов 25 января состоялась мощная контрдемонстрация, в которой приняли участие 150 тыс. трудящихся Берлина. Невзирая на пронизывающую стужу, с самого утра со всех концов города колонны антифашистов — рабочих, служащих, ремесленников, торговцев потянулись к дому Карла Либкнехта. Десятки тысяч людей заполнили тротуары, приветствуя демонстрантов. В центре города не было видно ни одного одетого в форму штурмовика или эсэсовца. Пять часов продолжалось прохождение колонн мимо трибуны, с которой руководители КПГ во главе с Тельманом приветствовали демонстрантов. Январская демонстрация — «самое мощное выступление масс красного Берлина после 1923 года»²⁹, — писала газета «Роте фане». Однако это мощное выступление антифашистов Берлина не было поддержано руководителями социал-демократической партии и профсоюзов. Напротив, они открыто осудили проведение каких-либо массовых действий против гитлеровцев.

Вечером 28 января 1933 г. президент Гинденбург по совету своего сына полковника Оскара Гинденбурга, который находился в тесной связи с Риббентропом и другими нацистскими вожаками, уволил Шлейхера в отставку³⁰. Однако передача власти в руки нацистов затянулась еще на два дня, ибо, как уже указывалось выше, переговоры о распределении министерских портфелей, которые Гитлер, Папен и Гугенберг вели уже на протяжении двух недель, закончились соглашением лишь поздно ночью 29 января. На следующее утро Папен и Гитлер явились к Гинденбургу и заявили, что соглашение о создании кабинета широкой «национальной концентрации» достигнуто. Гинденбург тут же заявил, что он якобы всегда стремился к созданию правительства, «опирающегося на большинство народа», и назначил канцлером Гитлера.

Одновременно силы реакции осуществили ряд мероприятий, готовясь подавить возможные массовые выступления трудящихся против передачи власти фашистам. 29 января гитлеровцы привели в боевую готовность отряды штурмовиков, расквартированные в Берлине. Фашистских молодчиков должны были поддержать части рейхсвера³¹. Руководить ими по личному желанию Гинденбурга должен был тесно связанный с гитлеровцами генерал Бломберг. 29 января он был срочно вызван из Женевы, где находился в качестве члена немецкой делегации на конференции по разоружению, и 30 января, за два часа до того, как Гитлер и Папен явились к Гинденбургу, был назначен военным министром.

Так закончился первый акт заговора, подготовленного немецкой и международной реакцией. К власти в Германии пришел фашизм — «открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических и наиболее империалистических элементов финансового капитала»³².

Примечания

1. «Archiv IfZ», IG Farben, Bd. III, Dok. Ni—7990, S. 17.

2. «PHN», Bd. XXXVI, Dok. 457-EG, S. 536. Шахт еще 12 апреля 1932 г. направил Гитлеру письмо, в котором обещал побудить «руководящих господ на Западе (т. е. магнатов Рура. — Г.Р.)» к открытому выступлению в пользу передачи власти нацистам («Zeitschrift für Geschichtswissenschaft», 1957, Heft, 4, S. 821).

3. Шредер являлся в тот период вице-президентом административного совета акционерного общества государственных железных дорог, председателем наблюдательного совета транспортно-кредитного банка, транспортной компании «Митропа», заводов Адлер. Через банкирский дом Штейна, совладельцем которого являлся Шредер, монополии и переводили основные средства в кассу гитлеровской партии. Финансовые и семейные узы связывали Шредера с банком «Дж. Генри Шредер энд К» в Лондоне и нью-йоркским банком «Дж. Генри Шредер бэнкинг корпорейшн».

4. «PHN», Bd. XXXIII, Dok. 3901-PS, 3901, S. 531ff.

5. «PHN» Bd. XXXVI, Dok. 456-EC, S. 535.

6. «Zeitschrift für Geschichtswissenschaft», 1956, Heft 2, S. 368.

7. Не удивительно, что реакционные западногерманские историки всячески уклоняются от серьезного анализа этих документов. Так, Г. Герцфельд на страницах своего объемистого двухтомного труда (H. Herzfeld, Weltmächte und Weltkriege 1890—1945, Braunschweig, 1952, Bd. I—II) попросту не находит места для того, чтобы хотя бы упомянуть о них. К• Брахер в своем исследовании, посвященном последним годам Веймарской республики, пытается поставить под сомнение ту важную роль, которую сыграли вышеупомянутые документы в передаче гитлеровцам власти. Упомянув о документах, Брахер заявляет, что якобы «не ясно, была ли на деле достигнута их цель» (К. Bracher, Die Auflösung der Weimarer Republik, В., 1955, S. 668).

8. Папен был исключительно близок к Гинденбургу. В декабре 1932 года последний подарил Папену свой портрет с надписью из слов милитаристской песни: «Я имел товарища — лучшего не найду никогда» («АВП СССР», Обзор печати, ф. 56, оп. 9, п. 119, д. 54, л. 7).

9. «Archiv IfZ», IG Farben, Bd. III, Dok. Ni-7990, S. 81.

10. J. Goebbels, Vom Kaiserhof zur Reichskanzlei, S. 208.

11. «Archiv IfZ», IG Farben, Bd. III, Dok. Ni-7990, S. 82.

12. Ibid., S. 81.

13. «Archiv IfZ», IG Farben, Bd. III, Dok. Ni-7990, S., 83.

14. В 1944 году на страницах газеты «Нью-Йорк таймс» американский сенатор Пеппер прямо обвинил Джона Фостера Даллеса в соучастии в установлении фашистской диктатуры в Германии («The New York Times», Oct. 10, 1944).

15. «Dortmunder General-Anzeiger», 13. Jan. 1933.

16. Генерал Курт фон Шлейхер — выходец из прусского юнкерства. В период Ноябрьской революции был посредником между верховным командованием и социал-демократическими «народными уполномоченными». В течение последующих лет, являясь одним из видных руководителей рейхсвера, Шлейхер участвовал во всех политических комбинациях, толкавших Веймарскую республику все дальше в сторону реакции. В декабре 1932 года он сменил Папена на посту канцлера.

17. «АВП СССР», Обзор печати, ф. 56, оп. 9, п. 119, д. 54, л. 8.

18. Подробно этот вопрос освещен в книге полковника ГДР К. Шютцле «Рейхсвер против нации» (Oberst К. Schützle, Reichswehr wider die Nation. Zur Rolle der Reichswehr bei der Vorbereitung und Errichtung der faschistischen Diktatur in Deutschland (1929—1933), В., 1963).

19. См., например, E. Eyck, Geschichte der Weimarer Republik, Bd. II, Erlenbach — Zürich — Stuttgart, 1956.

20. W. Erfurth, Die Geschichte des deutschen Generalstabs von 1918 bis 1945, Bd. I, Fr. am/M., 1957, S. 148.

21. «Die Vossische Zeitung», 30. Jan. 1934.

22. «Die rote Fahne», 5 Dez. 1932.

23. «Germania», 3. Dez. 1932.

24. «Die rote Fahne», 10. Jan. 1933.

25. «Die Gesellschaft», 1933, Heft 1, S. 78.

26. «Einheit», 1961, Heft 2, S. 338.

27. J. Goebbels, Vom Kaiserhof zur Reichskanzlei, S. 201 ff.

28. «АВП СССР», Обзор печати, ф. 56, оп. 9, п. 119, д. 54, л. 8.

29. «Die rote Fahne», 26. Jan. 1933.

30. J. Wheeler-Bennett, Die Nemesis der Macht, SS. 296, 300. Впоследствии в марте 1949 года Оскар Гинденбург перед судом по денацификации пытался отрицать, что он был посредником между отцом и гитлеровцами (A. Bullock, Adolf Hitler, München, 1955, S. 245).

31. В западногерманской историографии широко распространена версия о том, что рейхсвер был приведен в боевую готовность якобы для защиты правительства Шлейхера против гитлеровцев. Характерно, что эта лживая версия, призванная замаскировать роль военщины в установлении фашистской диктатуры, была опровергнута 1 февраля 1933 г. самим же Шлейхером («АВП СССР», Обзор печати, ф. 56, оп. 9, п. 119, д. 54, л. 15).

32. «XIII пленум ИККИ. Стенографический отчет», Партиздат, 1934, стр. 589.