Накануне крушения

1

Война вступила в пятый год. Гигантские сражения сотрясали мир. Все напряглось до предела, все плоды рук человеческих без остатка бросались в пламя войны. Казалось, горело все: суша, вода, воздух, человеческие сердца. Но если свободолюбивые народы приносили жертвы во имя победы над злом и спасения будущего, то фашизм будущего не имел. Колоссальные потери Германии были жертвами напрасными, не нужными никому, кроме преступного режима, как будто задумавшего превратить последний акт разыгранной им трагедии в кровавое пиршество. И если суждена гибель «третьей империи», то она будет сопровождаться всеобщей гибелью.

История сжалась. Дни наполнялись событиями месяцев, а месяцы — лет. На Германию обрушивались удары. Они развеяли в прах все расчеты завоеваний, во имя которых безжалостно лил чужую и свою кровь «третий рейх». Но фашизм оставался смертельно опасным. Его военная мощь давала возможности упорной борьбы. Он назвал удерживаемую им часть Европы своей «крепостью»: у ее стен должны пасть штурмующие ее армии и народы.

Всей своей дьявольской хваткой, всем натренированным аппаратом насилия и пропаганды нацистский режим заставлял немецкий народ по-прежнему отдавать труд, опыт и жизнь за обреченное дело, безысходность которого становилась все более очевидной даже главным его вдохновителям. Гестаповско-пропагандистская машина все еще железными тисками сдавливала сознание немцев. Рейх боролся с неослабевающей яростью. Его армии цепко держали позиции, его флоты атаковали превосходящие силы союзников, а заводы готовили все более совершенное оружие, которое, по расчетам нацистских главарей, повернет ход борьбы.

Кризис нацистской системы заключался прежде всего в том, что после ряда поражений на советско-германском фронте, особенно после сталинградской катастрофы, противоречия между целями и возможностями обострились до предела. Они не просто влияли на политику и на деятельность руководства. Они пронизывали весь организм фашистского государства. Но для разрешения этих противоречий «третий рейх» объективно не имел ни возможностей, ни средств.

Фашизм запутался в лабиринте антагонизмов. Он делал все, чтобы из него выбраться. Но укрепление господства жесточайшими полицейскими средствами таило в себе бациллу разложения. Политическая изоляция Германии, поражение на фронтах, рост движения Сопротивления и весь комплекс внутренних противоречий были величинами абсолютными, неумолимой реальностью, которая приближала день полного краха.

Боевая сила вермахта, несмотря на рост военного производства, падала из-за колоссальных потерь на советско-германском фронте, где буквально сгорали дивизии и вся та масса военной техники, которую нацизм гнал на Восток из Европы, превращенной в гигантский военный концерн. Авиационные удары союзников наносили все более ощутимый морально-психологический ущерб населению Германии, причиняли растущий урон ее промышленным центрам. Тотальная мобилизация всех ресурсов, укрепившая на время власть военных монополий и приведшая к полному их слиянию с фашистским государственным аппаратом, до предела довела эксплуатацию трудящихся.

Поражения нанесли колоссальный военный, экономический, моральный ущерб фашистскому блоку. Но они еще не сломили военной мощи Германии. Ее ресурсы далеко не исчерпались, а фанатизм главарей не иссяк. Призраки поражения уже маячили на горизонтах нацистской империи. В страхе фашистская правящая клика была исполнена решимости продолжать борьбу любой ценой, любым, самым крайним напряжением сил до полного конца. Вермахт по-прежнему держал на Востоке от Баренцева моря до Крыма свой главный фронт, над которым, как и раньше, ночами висели бледно-мерцающие ракеты.

Предстоящая зима на Восточном фронте казалась ужасной. «Вольфшанце» охватило мрачное настроение безысходности.

Наступило рождество. Первый раз в гитлеровской ставке отказались от елок и свечей. На 26 января 1944 г. Гитлер назначил совещание высших генералов и адмиралов. Съехалось около сотни представителей военной элиты.

Как всегда, фюрер говорил долго. Присутствующие снова услышали «идеологическое обоснование» войны. Все военные должны безоговорочно подчиняться национал-социализму. Однако прозвучало и нечто новое. «Если судьба, — сказал Гитлер, — в этой борьбе на жизнь и смерть должна лишить нас победы и если эта война по воле всевышнего должна закончиться для немецкого народа катастрофой, то вы, господа генералы и адмиралы... должны сражаться до последней капли крови за честь Германии. Я говорю, господа, что так должно быть»¹.

После этих слов в зале воцарилась мертвая тишина. Собственно, впервые их вождь не в беседах с глазу на глаз или мимоходом в многословных излияниях среди «узкого круга», а на столь официальном собрании сказал о вероятности катастрофы.

И после нескольких минут гнетущей тишины вдруг раздалась фраза, вырвавшаяся у фельдмаршала Манштейна:

— Мой фюрер, оно так и будет!

2

Американский историк Дж. Толанд пишет о стратегии нацистов на завершающем этапе войны: «Поражение под Курском... уничтожило все надежды на успех, и теперь оставалось лишь делом времени, как долго удастся вермахту сдерживать Красную Армию... Горестной внезапностью для немцев была не удивительная масса резервов Красной Армии, а ее боевой дух. Во время осады Сталинграда Гитлер был убежден, что Паулюс не смог взять город потому, что русские сражались, как дикие животные из джунглей. Но энергия и храбрость этих мнимых "недочеловеков" Востока доказала их превосходство над немцами. Тем самым предпосылки гитлеровской восточной политики пришли к абсурду»².

Если оставить в стороне несколько вольное использование нацистских терминов, то автору нельзя отказать в объективности. Во всяком случае, к 1944 г. верхушка уже в общем и целом осознала, что в отношении Советского Союза все ее планы, надежды и расчеты рухнули бесповоротно и навсегда и что теперь речь должна идти о чем-то ином. О чем же? Тут не существовало ни ясности, ни единства, ни продуманной стратегии, ни — что особенно важно — сколько-нибудь реалистических оценок положения.

Однако кое-что имелось. Нацисты прямо-таки инстинктивно решают, что их последний козырь — попытка игры на противоречиях между западными союзниками и Советским Союзом.

После победы Советского Союза под Сталинградом в правящих кругах Англии и США зарождаются, а летом 1943 г. крепнут сложные, двойственные политические тенденции относительно СССР. С одной стороны, продолжение совместной борьбы с СССР, как с доблестным союзником, без которого победа над фашизмом немыслима. С другой — сдерживание Советского Союза, предотвращение роста его влияния, ограничение его успехов и его воздействия на будущее Европы и всего мира. Обе эти тенденции, постепенно усиливаясь, влияли на отношения внутри антигитлеровской коалиции.

В США и Англии различные группировки господствующих классов поддерживали планы открытия второго фронта еще в 1943 г. Они стремились не опоздать к моменту окончательного крушения гитлеровской Германии. Им противостояли сильные и влиятельные круги крупной буржуазии, которые бойкотировали второй фронт или хотели всячески затянуть его открытие.

Главная цель их военных усилий заключалась в том, чтобы разбить нацизм, используя усилия СССР. Вместе с тем консервативные английские и американские круги были полны решимости свести к минимуму возможности победы социализма в других странах.

Не в пример большинству европейских государств экономический потенциал США в результате войны не ослабел. Расширение объема выпуска продукции и достигнутая во время войны полная занятость повысили удельный вес американской продукции в общем балансе мирового хозяйства. Участие в экспорте возросло с 13,45 % в 1938 г. до 40,08 % в 1945 г. Для монополий война стала необычайно прибыльной. Поэтому военно-политические и стратегические цели американского консерватизма отличались от целей британского. Если для последнего речь шла о выживании, о сохранении или восстановлении прежних мировых позиций империи, то планы американских правящих кругов носили глобальный характер. Главная цель США состояла не в том, чтобы сохранить свой довоенный статус, а чтобы расширить его.

Но мнения господствующих кругов США по вопросу о направлениях главных линий политики разделялись.

Что касается официальной военно-политической стратегии правительства США, то оно старалось выработать такую линию, которая позволила бы, во-первых, одержать вместе с Советским Союзом победу над Германией и Японией, ослабить их как фактор экономического и политического соперничества, уничтожить фашистские режимы; во-вторых, не допустить в итоге войны усиления позиций социализма в сравнении с капитализмом; в-третьих, обеспечить после войны преобладание США как в глобальных, так и в регионально-европейских масштабах.

На отдельных этапах войны каждой из соперничающих групп американского капитала удавалось оказывать то или иное преобладающее влияние на военную политику США. Однако в течение 1943 г. все отчетливее становилась европейская ориентация внешнеполитического и стратегического курса правительства. Крупнейшие военные победы Советского Союза привели к громадному росту его авторитета, и в комплексе международных проблем, находившихся в центре внимания стран антигитлеровской коалиции, выдвинулась на первый план задача скорейшего вывода из войны стран — союзников Германии³. И вместе с тем в стратегии США крепли расчеты на то, что военно-политическое преобладание в Европе может стать главной опорой установления глобального преобладания, что прочные европейские позиции США будут гарантией против распространения социализма в обстановке, когда ослабленные Германия, Франция и Англия не смогут составить ему надежного «барьера»⁴.

По мнению американских стратегов, будущие передовые военные плацдармы США должны проходить именно в Европе. США необходимо иметь сильных европейских союзников — главным из них в перспективе может стать Англия.

Антисоветские элементы в политике и военной стратегии западных держав крепли по мере развития военных и политических успехов Советского Союза. Реакция на эти успехи, как справедливо пишет И.Н. Земсков, «была сложной и противоречивой»⁵. Еще в дни Сталинградской битвы английский премьер-министр думал об «объединении Европы под эгидой Великобритании» для противопоставления ее СССР в виде единого блока⁶.

Эти «сложности и противоречивость» постоянно затрудняли и замедляли выработку единой координированной стратегии антигитлеровской коалиции, вели к затягиванию открытия второго фронта, рассредоточивали усилия, затрудняли ведение войны антигитлеровской коалицией в целом.

Вселяя заправилам фашистской Германии надежды на успешную политическую игру между Советским Союзом и его западными партнерами, эти тенденции — хотели того западные союзники или нет — объективно составляли политический и военно-стратегический резерв Германии. По мере обострения антисоветских тенденций в курсах Англии и США нацисты укреплялись в мнении, что при каком-то благоприятном стечении политических обстоятельств в будущем еще удастся поправить дела. Так создавались дополнительные стимулы для упорного сопротивления, которое, в свою очередь, оборачивалось на полях сражений лишней кровью.

Они хотели выжить, поэтому предпринимали шаги для того, чтобы всемерно использовать антисоветские элементы в политике США и Англии, чтобы играть на противоречиях между отдельными группами американского и английского монополистического капитала, попытаться найти компромисс с Западом.

В этих обстоятельствах и коренится одна из важных причин того, что нацисты в завершающем периоде войны старались найти убедительные пропагандистские мотивы для мобилизации всех своих возможностей, всех сил до последних и крайних пределов для ведения ожесточенной борьбы прежде всего и особенно против Советского Союза. Но они, безусловно, просчитались и здесь. Объединяющие тенденции внутри антигитлеровской коалиции, скрепляемые общим интересом — разбить нацистскую Германию, а затем Японию, были на том этапе войны сильнее разъединяющих.

3

Население Германии бедствовало. Грабеж оккупированных стран уже не мог возместить потребности в продовольствии, в различных средствах потребления. Объем сельскохозяйственных поставок из Венгрии и Румынии уменьшался. Собственная экономика работала только на войну. Цены безудержно росли. В стране процветали коррупция, взяточничество, спекуляция.

С каждой новой сводкой верховного командования, между «бодрящими» строками которой просматривались неудачи и поражения, с каждым слухом, проникавшим в рейх, росли настроения тревоги и кошмара. Никто не понимал, как можно теперь выиграть войну и что же имеют в виду фюрер и Геббельс, когда говорят о «безусловной победе». Многие задавали себе вопрос: как долго все это протянется и как все-таки может выглядеть конец всему этому?

О господствующих настроениях среди бюргерства в начале 1944 г. красноречиво свидетельствовали следующие подслушанные агентами гестапо и зафиксированные в секретных донесениях мнения простых немцев:

«Такого положения, как сейчас, в ходе войны еще не было никогда»;

«Где и когда мы сможем задержать этот поток войны? Только чудо может привести нас к победе»;

«Положение на Востоке становится все более трудным, войну мы выиграть не сможем»;

«Что произойдет еще, если так будет и дальше? Русские скоро будут во Львове. Кто знает, как пойдут дела на Востоке?»;

«Мы еще предполагаем выиграть войну? Я думаю, что мы ее выиграем только в болтовне и сплетнях, а дураки будут еще верить этому, даже когда русские вступят в Берлин. Но надо помалкивать, враг подслушивает!» и т. д.⁷

Служба безопасности в сентябре 1943 г. обобщала: «Развитие событий за последние недели показывает, что только незначительная часть населения непоколебимо верит в победоносное завершение войны»⁸.

Среди немецкого народа росло стремление к скорейшему окончанию всего этого кошмара. Появились надежды на внезапный конец, как в Италии, когда фашистская власть буквально исчезла за одну ночь. Служба безопасности установила: многие порой не боялись даже вслух обсуждать вопрос о том, не ликвидируется ли гитлеровский режим подобно режиму Муссолини? И хотя такие настроения не имели никаких практических результатов и не связывались ни с какой политической альтернативой, тем не менее они свидетельствовали о глубоком моральном потрясении всего гитлеровского режима.

Чтобы «поднять дух» в стране и армии, нацисты прибегали к двум испытанным методам: усилению пропаганды и террору.

Однако действенность пропаганды быстро падала, ибо геббельсовская продукция лишалась всякой реальной основы. В 30-е годы успех пропагандистской системы «третьего рейха» определялся широкой спекуляцией на материальных и политических трудностях послеверсальского периода, на бедствиях, созданных другими — войной и предшественниками нацизма.

В 1944—1945 гг. «моральные» и «материальные» ресурсы нацистской пропаганды исчерпались, ее резервы иссякли. Они были в корне подорваны колоссальными бедствиями, вызванными войной, многомиллионными жертвами, катастрофическими поражениями на фронтах, провалом всех торжественных обещаний, осознаваемой несправедливостью войны.

В Германии в 1944—1945 гг. постепенно складывалась своего рода «психология поражения», своеобразный психологический феномен, который в конечном счете оборачивался яростным, упорным сопротивлением. На первом месте стоял страх. Рядовой солдат боялся соседа по окопу, который мог донести о его трусости или неосторожной фразе о том, что война будет проиграна, после чего его могли немедленно повесить на ближайшем дереве, фонарном столбе или на чем угодно или же расстрелять здесь же, на передовой, без суда и следствия, согласно приказу номер такой-то, а семью бросить в концлагерь. Офицер боялся товарища, старшего командира, отступления на своем участке, позже боялся оказаться по чьему-либо доносу в длиннейших списках «участников заговора 20 июля» и быть повешенным на фортепьянной струне, подобно фельдмаршалу Витцлебену и другим участникам покушения на фюрера, что ему показывали в полевом кино. Высшие чины вермахта боялись друг друга, в каждом видели врага, а пуще всего боялись гнева фюрера.

И наконец, все вместе до безумия боялись расплаты за преступления нацизма, особенно на Востоке. Здесь тоже имелись оттенки. Одни смертельно трепетали перед расплатой за совершенное своими руками. Другие — за то, что помогали первым или знали про их дела. Третьи — потому, что верили пропаганде, твердившей о «зверствах» и «расправах!) противников; четвертые — потому, что вообще ни от кого и ни от чего уже не ждали ничего хорошего.

В среде рабочего класса зарождалось все больше импульсов! к тому, чтобы изменить положение в стране. Часть рабочего класса, крестьянства, мелкой буржуазии, некоторая часть патриотически настроенной средней буржуазии и офицерства не только сознавали, что Германия проигрывает войну, но и искали выход из грозящей национальной катастрофы. Они думали по-своему, как разрешить противоречие между жизненными интересами народа и преступной антинациональной политикой гитлеровского режима. Представители этих классов и групп объединялись единым интересом: быстрее закончить войну и добиться мира.

В кругах власть имущих усиливалась дифференциация. Она захватывала различные слои представителей монополистического капитала, военщины, нацистского аппарата. Все больше те, кто составлял опору режима, конечно, в разной степени начали сознавать: война не может быть выиграна. Поэтому зрела мысль: необходимо затянуть время, найти возможность спасти свою власть над Германией после войны.

Группировка из среды высших господствующих кругов, состоявшая из представителей нацистской партии, бюрократии, военщины и монополий, уже не верила в возможность длительной войны.

Они делали ставку на соглашение с Западом, чтобы ценой уступки определенной доли интересов германского империализма и ликвидации фашистского режима получить от западных держав гарантию сохранения в Германии империализма как системы. Руководители этой группы (Бек, Герделер) намеревались после свержения Гитлера занять ключевые посты в будущем правительстве и в контакте с Гиммлером и другими представителями нацистской элиты найти выход из войны без участия народа, в соглашении с западными державами, путем создания союза, направленного против СССР.

Внутри этой группы имелся небольшой круг наиболее радикально настроенных офицеров, стремившихся убить Гитлера и создать в Германии условия для демократизации режима. Генерал Остер я полковник Штауффенберг были наиболее последовательными сторонниками этого направления.

4

— Шпеер, я теперь буду иметь только двух друзей: фройляйн Браун и мою собаку.

Так сказал Гитлер своему министру вооружения однажды осенью 1943 г. во время прогулки. Тот не возразил и не стал клясться в своей лояльности. Он промолчал. Ибо стал понимать, что фюрер уже ощущает себя банкротом. Сидя в бетонных бункерах за железными дверьми, «вождь третьего рейха» все больше отрывался от реальной действительности. Раз в сутки на «больших обсуждениях обстановки» он смотрел на карты, где были в виде скобок обозначены дивизии, выслушивал более или менее приглаженные доклады одних и тех же лиц, давал указания, куда передвинуть какую скобку. Потом гулял со своей собакой и занимался ее дрессировкой. Скоро Блонди уже умела балансировать на тонкой жерди.

Гитлеру особенно нравилось, когда ему докладывали, что русские в своем наступлении несут большие потери. Окружающие смекнули и в ежедневных своих докладах стали усердно сообщать об этих «невероятных» потерях. Да так, что у фюрера вполне сложилось впечатление: русские обязательно истощят все свои силы задолго до приближения к германским границам и остановятся. Из этого он и исходил в своих решениях насчет Восточного фронта да и других фронтов. Долго. Пока не последовало горькое разочарование.

Гитлер стал неподвижным, угрюмо-замкнутым. Ему несколько раз предлагали не то чтобы поехать на фронт, но хотя бы посетить какой-нибудь из разрушенных бомбежками городов. Он категорически отказывался. «Народный вождь» скрывался от народа, от всех, в чьих глазах он мог прочитать по меньшей мере укор за обман и за бедствия. Среди его окружения все чаще высказывались мнения о каком-нибудь «политическом решении», т. е. о попытках заключить мир. Он вскакивал и вопил: «Не стройте иллюзий. Пути назад нет. Можно только идти вперед. Позади нас мосты сожжены!».

Любимым его занятием оставались ночные разглагольствования «у камина» перед узким кругом помощников и секретарш. Страдая бессонницей, он доводил до изнеможения своих слушателей болтовней на самые различные темы. Ее попробовал записать «для истории» ученый-лакей д-р Хавель. После войны эти записки издали на Западе. Читая высказывания фюрера, можно представить себе, какая мешанина представлений господствовала в голове этого чудовища, имевшего безапелляционные суждения⁹ обо всем на свете. И может быть, лучше чего-либо другого записи Хавеля раскрывают усиливающиеся параноические начала в сознании нацистского фюрера. Нет, не зря трудился доктор.

Как же реальная обстановка преломлялась в конкретных военно-стратегических расчетах и планах вождей «третьего рейха»? Как предполагали они дальше вести войну?

Нереальные военно-политические цели порождали нереальную же стратегию, основанную на ложных оценках. Антигитлеровская коалиция рассматривалась как внутренне нестабильная. Считалось возможным противопоставить друг другу ее участников, расколоть коалицию и получить крупный стратегический выигрыш, который, не исключено, приведет даже к победе.

Уровень военной мощи Красной Армии, по мнению Гитлера, в результате летне-осенней кампании 1943 г. значительно понизился. На Восточном фронте предстоит длительная пауза, которая позволит временно снять оттуда часть войск, решительно отразить с их помощью вторжение на континент англо-американцев, которое ожидалось в начале 1944 г., а затем двинуть все имеющиеся силы опять против Советского Союза, не опасаясь больше за «европейский тыл».

Если в той обстановке нацистская верхушка могла придумать что-то внушающее ей самой надежду на существование в течение какого-то времени, то, по логике империалистического агрессора, это, как мы уже отмечали, могла быть только попытка расколоть антигитлеровскую коалицию на классовой основе.

Гитлер именно теперь готовился бросить на стол тот козырь, который держал про запас в годы успехов. Никогда не считая антигитлеровскую коалицию прочной, он, как мы уже говорили, не мог не понять элементов усиливающейся двойственности в «послесталинградской» военно-политической стратегии западных держав. И теперь, когда рейх оказался в глухой обороне, с особой силой возрождается старая, давшая такие богатые плоды в довоенные годы спекуляция на антикоммунизме Запада. «Третий рейх» — «бастион против коммунизма», «защитник Европы от большевистского нашествия» и т. п. — об этом теперь стала кричать нацистская пропаганда ежедневно и по каждому поводу с еще большим старанием.

Однако среди многих глубоких просчетов, которые сделало германское руководство, главный исходил из того, что нацизм не мог понять смысла мощного демократического антифашистского движения во всем мире, особенно в странах антигитлеровской коалиции. Нацизм оказался банкротом в понимании того обстоятельства, что главной целью всех участников коалиции оставался разгром гитлеровского фашизма, хотя социально-политический смысл будущей победы и ее последствий рассматривался Советским Союзом и западными державами по-разному. Гитлеровские заправилы, в частности, не поняли, не учли, что под влиянием этого мощного движения британский и американский империализм скоро спишут их со счетов, что будущие внешнеполитические расчеты ведутся без них и что по крайней мере официальным кругам Запада не представляется возможным вступать с ними в далеко идущие контакты.

В этом заключался первый комплекс просчетов фашистской политики и военной стратегии на завершающем этапе войны.

Второй, который вполне может быть назван органическим, традиционным пороком, если говорить о нем подробнее в связи с оценками, которые давала нацистская верхушка военным возможностям Советского Союза в конце 1943 г. и в начале 1944 г., заключался в следующем.

Гитлер и его прямое окружение в годы войны, как мы уже говорили, всегда в колоссальной мере недооценивали Советский Союз.

Осенью 1943 г. в штабе оперативного руководства дошли на какое-то время до вывода, что, возможно, следует «отдать предпочтение Западу». В директиве Гитлера № 51 от 3 ноября 1943 г. говорилось: «На Востоке размеры территории допускают в крайнем случае потерю некоторой ее части без того, чтобы это смертельно поразило германский жизненный нерв. По-другому на Западе! Если врагу удастся здесь прорыв нашей обороны на широком фронте, то последствия в короткий срок окажутся необозримыми. Все признаки говорят о том, что противник самое позднее весной, а может быть и раньше, перейдет в наступление против Западной Европы»¹⁰.

Но разведка генерального штаба сухопутных сил, в частности генерала Гелена, который готовил доклады Гитлеру о положении на Востоке, научилась более трезво оценивать советскую мощь.

— Мой фюрер, — докладывал Гелен 15 января 1944 г., — все изученные мною факты позволяют дать следующую оценку общего положения противника. Он, вероятно, сможет при истощении сил, как и до сих пор... — Гелен сделал особое ударение на словах «истощение сил».

— ...При истощении сил, — повторил он, — все же сохранить на продолжительный срок имеющийся в настоящее время численный уровень Красной Армии и, увеличив ее состав, обеспечить полную готовность к наступлению достаточным количеством соединений.

Гитлер не понял, как можно увязать одно с другим, и попросил доложить яснее. Тогда Гелен заявил:

— В основном, мой фюрер, имеются все предпосылки для продолжения наступления Красной Армии.

Вопреки ожиданиям бури не последовало. Гитлер колебался.

Он не знал верить разведчику или нет. Он и сам начинал сознавать неизбежность новых кризисов на Востоке.

Возникла тяжелая проблема: как удержаться на Востоке и вместе с тем выстоять на Западе, где нарастала угроза вторжения?

5

Из агентурных сообщений о Тегеранской конференции глав трех держав антигитлеровской коалиции (1943 г.) нацистская верхушка сделала вывод: высадка англо-американских войск в Западной Европе, вероятно, неминуема. Гитлеровская разведка знала: на обратном пути из Тегерана Черчилль встретился в Марокко с де Голлем, а по возвращении в Лондон — с Эйзенхауэром, который затем отправился в Вашингтон, где вскоре получил пост главнокомандующего объединенными силами союзников.

Немцы старались разузнать о целях и месте возможной высадки. В начале января 1944 г. абвер сосредоточил внимание на районах Средиземного моря и Южной Италии. Он хотел установить переброску союзных войск и судов из этих мест в Англию и выяснить, не готовится ли десант в Южную Францию.

Уже к 10 января 1944 г. штаб главнокомандующего группой армий «Запад» Рундштедта был достаточно информирован о ходе подготовки союзников к вторжению. Он считал высадку возможной в ближайшее время — погода позволяла произвести крупный десант. Главный удар ожидался между Шельдой и Нормандией. Не исключалось распространение англо-американских усилий на часть Нидерландов и на Бретань. Немецкие стратеги считали опасным участок Атлантического побережья почти в 600 км и не имели в конечном счете ясных представлений, где же все-таки произойдет высадка.

В феврале штаб Рундштедта считал вполне вероятными десанты также на юге Франции и на побережье Бискайского залива. Тревога насчет юга несколько улеглась лишь после получения информации о переброске из районов Средиземного моря в Англию трех союзных дивизий, в том числе одной танковой.

В первых числах января Кейтель указал Рундштедту: необходимо усилить береговую артиллерию, но о получении пополнений и техники «и не думать». Западный фронт обещали усилить подразделением разведки. Лишь во второй половине месяца Рундштедт стал получать некоторые подкрепления. Но что это были за подкрепления?! Все главные силы вермахта постоянно находились на Востоке, и поэтому в конце 1943 г. — начале 1944 г. все надежды, что угроза вторжения союзников во Францию ускорит прибытие каких-то дополнительных сил с Восточного фронта, оставались пустой мечтой на фоне развивающегося наступления Советской Армии и непрерывных требований усилить Восточный фронт.

Фашистские руководители составляли новые планы, сочиняли директивы, делали различные прогнозы в надежде найти какой-то выход из сложившейся ситуации. Но неразрешимые проблемы, в лабиринте которых все глубже запутывалась гитлеровская стратегия, не давали ни малейшего шанса на поворот событий в желаемую сторону. Противоречия германской стратегии, которые сейчас стали очевидными в наибольшей, чем когда-либо прежде, степени, усиливали несогласованность деятельности. Любая попытка одних инстанций принять какие-то меры моментально входила в противоречие с интересами других инстанций, потому что эти меры требовали новых сил, а их становилось недостаточно, чтобы удовлетворить пожелании всех «инстанций» и решить все многочисленные задачи — реальные и кажущиеся.

Берлин и стратеги из «Вольфшанце», думая о «Крепости Европа», вместе с тем ломали головы и строили прогнозы насчет возможного развития событий на Восточном фронте. Безысходность ситуации вновь привела к мысли попытаться заключить мир с Советским Союзом! В начале 1944 г. Геббельс сочинил и направил фюреру записку на 40 страницах, в которой советовал «начать мирные переговоры со Сталиным». Записка до Гитлера не дошла и застряла у Бормана. Тогда Геббельс поехал в главную квартиру, но беседа с фюрером не дала никакого результата¹¹.

Настроения обреченности появлялись и в армии, и даже в среде руководства. Согласно показаниям Шпеера на Нюрнбергском процессе, все знакомые министру военные командиры в начале 1944 г. говорили ему: «Война должна окончиться в октябре или ноябре»¹². Сам он исходил из подобных же горестных предположений при решении вопроса о горючем.

История обладает тем свойством, что она не торопится завершать свои циклы, и поэтому никогда не надо спешить с выводом, что данное явление уже себя исчерпало и можно открыть следующую страницу. Историю нельзя перехитрить, а это так хотели сделать нацисты! Когда фюрер отдал 3 ноября 1943 г. директиву № 51, то он всерьез полагал, что Советский Союз ослаблен и что можно снять силы для переброски на Запад, чтобы отразить вторжение союзников. Но когда генералы из «Вольфшанце» думали, будто можно по своей воле, глядя в любую сторону, как бы заставлять магическим взором останавливаться армии одних противников и разбивать других, то они не предполагали, что на Восточном фронте, на Украине, очень скоро — который уже раз — потерпят провал их Очередные стратегические иллюзии.

6

Советское Верховное Главнокомандование, прочно владея инициативой, решило продолжать зимой 1944 г. наступление на всем южном участке советско-германского фронта. Цели наступления: разгром крупнейшей стратегической группировки врага, освобождение миллионов советских людей, возвращение металлургии Криворожья и Керчи, марганцевых рудников Никополя, плодороднейших сельскохозяйственных районов, черноморских портов — словом, полное освобождение юга страны — имели чрезвычайно большое военно-политическое и экономическое значение. Замысел Советского Верховного Главнокомандования состоял теперь в том, чтобы мощными ударами на широком фронте от Овруча до Каховки расчленить оборону германских армий, окружить их и уничтожить по частям.

Подготовка советских войск к новому удару велась именно в те дни, когда в бункерах «Вольфшанце» разрабатывались планы «перенесения стратегических усилий с Востока на Запад» в соответствии с директивой № 51. Но иллюзии начали рассеиваться довольно быстро. Уже 16 ноября Геббельс записал в дневнике: «Доставляет серьезную заботу положение на Восточном фронте. Куда это приведет в дальнейшем? Советы располагают резервами, о которых мы не имеем никакого представления»¹³. 20 декабря 1943 г. Гитлер все еще развивал свои планы: если союзники вторгнутся на Западе, их наступление будет отбито, после чего войска опять смогут вернуться на Восток.

Но все произошло как раз наоборот. Союзники на Западе вторгаться не торопились, а в конце 1943—начале 1944 г. грянуло мощное наступление на Правобережной Украине. Все четыре Украинских фронта двинулись вперед. Шесть советских танковых армий в распутицу, в начавшиеся морозы и метели сокрушили германскую оборону на юге.

Все спуталось и перемешалось в гитлеровской ставке. Опять один за другим удары и снова с прежней, неослабевающей силой. Осенью, как и летом, зимой, как осенью. Значит, русские обладают такими резервами, о которых ни фюрер, ни его советники снова не имели никакого представления. Русские опять скрыли свои резервы, а потом внезапно, как гром небесный, ввели их в дело. Что же останется от директивы № 51?

Утром 27 декабря Гитлер вызвал Цейтцлера для обсуждения событий на Восточном фронте.

— Мой фюрер, — глубокомысленно сказал начальник генерального штаба, — я думаю, что здесь идет зимнее наступление.

— Это совершенно правильно, — ответил Гитлер. — Однако все-таки, какими он (СССР. — Д.П.) располагает здесь полными новыми армиями?

— Он восстановил девять танковых корпусов.

— Наступают трудные часы, — многозначительно произнес Гитлер и положил ладонь на карту в том месте, где изображен Крым, — здесь обрисовался большой кризис. Он немедленно окажет дальнейшее влияние на Турцию. Мы не можем ничего спасти, последствия катастрофические, особенно для Румынии...

Вероятно, у Гитлера еще теплилась какая-то надежда: силы Красной Армии в конце концов истощатся, тогда все повернется к лучшему. «Нельзя все-таки предполагать, — сказал он после некоторого размышления Цейтцлеру, — что это (Советская Армия. — Д.П.) античный великан, который всякий раз, когда падает на землю, становится сильнее».

Последовал ответ:

— Они это делают уже много месяцев подряд.

Как же поступить с Крымом? Гитлер и Цейтцлер теперь стали называть положение в Крыму «вторым Сталинградом». «Мы обязаны, — твердо заявил фюрер, — если только возможно, оборонять этот второй Сталинград...»

Возникла мысль: для ликвидации блокады Крыма перебросить на юг три дивизии из-под Ленинграда. Но начальника генерального штаба мучали сомнения. Пусть в настоящий момент переброска сил с севера к югу и возможна, но в перспективе она, вероятно, приведет к осложнению под Ленинградом.

— У Петербурга, — проговорил Цейтцлер, — как я предчувствую, станет плохо.

— Не так уж плохо, — возразил фюрер. — Если я оттуда возьму пару дивизий, все же будет не так плохо, как здесь. — Он снова показал на Крым. — Потому что здесь дела хуже.

— Но как будет реагировать Финляндия?

— Да, — продолжает Гитлер, — это будет неприятно из-за финнов, но все-таки не так плохо, как здесь, на юге. Я считаю потерю Крыма наихудшей возможностью. Она окажет самое плохое влияние на Турцию. Финны не могут выйти из союза, они должны будут обороняться до конца.

Разговор окончился безрезультатно, никаких решений не последовало. Через несколько часов Гитлер получил телеграмму Манштейна: он вынужден под натиском советских войск начать на Украине широкое отступление.

Удары сыпались один за другим, без малейшей передышки. Только что фюрера поразило, что русские смогли вновь перейти в наступление. А тут совершенно непостижимое известие: придется терять Украину, предмет столь давних вожделений. Гитлер срочно вызвал Йодля.

— Прочитайте вот это, здесь, Йодль, — мрачно, срывающимся голосом сказал фюрер, протягивая телеграмму Манштейна.

Не ожидая, пока начальник штаба оперативного руководства вникнет в смысл, Гитлер взял лист из его рук и с бешенством заговорил, накаленный мыслями о новой неудаче.

— Таким образом Никополь и Кривой Рог будут потеряны! — восклицал он.

Потом начался долгий разговор с бесконечными отступлениями, один из тех, которые заканчивались лишь глубокой ночью. Постепенно в бункер пришли Кейтель, Цейтцлер, Шмундт. Они молча слушали, как бледный, с отекшими глазами фюрер доказывал, возмущался, клеймил окончательно впавшего в немилость командующего группой армий «Юг».

— Без крупного усиления дело поправить нельзя, — заключил Гитлер. — На севере в худшем случае дополнительную нагрузку получат финны. Но здесь, на юге, мы можем потерять Крым, железорудный район Кривого Рога, потеряем Никополь. Вот что произойдет, если мы не справимся здесь с этой историей! Кроме того, эта потеря и в продовольственном, и в хозяйственном отношениях для нас бесконечно тяжелее, чем потеря там, на севере. Таким образом, я решил перебродить необходимые силы. С запада я не могу перебрасывать войска в массовых масштабах. Мы можем получить необходимые силы только с севера. Я думаю, что необходимо высвободить из группы армий «Север» 12 дивизий¹⁴.

Но направить дивизии с севера не удалось.

В то время когда нацисты стали снимать войска на севере, Красная Армия начала в январе 1944 г. наступление под Ленинградом я Новгородом, приведшее к серьезному поражению группы армий «Север». Переброска всего лишь двух дивизий на Украину, конечно, не спасла положения. Советские войска неудержимо двигались на Запад. Гитлеровское командование оказалось перед альтернативой: или уже сейчас, немедленно, отступить с Украины и оказаться перед угрозой вступления Красной Армии в Румынию и Венгрию, или решительно отказаться от «новой стратегии» («усиление Запада за счет Востока») и срочно двигать дивизии на советско-германский фронт из Западной Европы.

Сила обстоятельств заставила нацистских военных лидеров остановиться на втором решении. Они пришли к выводу: «Западный фронт имел, таким образом, преимущество лишь номинальное; в действительности же это было не так, потому что стратегия, которой придерживался Гитлер на Востоке, оставалась неосуществленной»¹⁵. Другими словами, фронт против Советского Союза стабилизировать не удалось. Мифическими оказались и рассуждения насчет возможности усилить оборону Западной Европы за счет Востока.

7

В последних числах января силы 1-го и 2-го Украинских фронтов на среднем течении Днепра, южнее Киева, наступая навстречу друг другу, утром 28 января приближались с востока и запада к Звенигородке. Они должны были замкнуть у Корсунь-Шевченковского кольцо окружения вокруг десяти немецких дивизий.

В тот же день после полудня в ставке Гитлера началось очередное совещание.

Вплоть до 28 января никто не брал на себя смелость сообщить фюреру все до конца об итогах наступления Красной Армии на Украине в последние дни и о том, что стряслось под Корсунь-Шевченковским. Сказать правду значило возразить «предначертаниям», опровергнуть тезис: Советский Союз истощен. Фюрер уже давно терпеть не мог правды. И поэтому Цейтцлер, имевший сведения о новом кризисе, все утро 28 января провел в мучительных сомнениях. Он знал, что советские танки прорвались к Звенигородке и угроза окружения корсунь-шевченковской группировки весьма реальна. Но как сказать обо всем этом фюреру? Проблема, возникшая перед Цейтцлером, мучила его, вероятно, не меньше, чем положение на фронте.

Цейтцлер, конечно, понимал, что десяток дивизий, попавших в «котел», не скрыть и не спрятать. Он решил, как всегда, в ходе доклада сначала рассказать по возможности о делах благоприятных, ободрить фюрера хорошими сведениями, а плохие приберечь до конца совещания, когда «фон» будет создан.

После того как все собрались, Гитлер приказал Цейтцлеру начать доклад о положении на Востоке. Начальник штаба подошел к разложенной на столе большой карте. Он стал водить по ней пальцем и, излагая ситуацию, останавливал палец на самых «благоприятных» местах.

— Здесь наступление не такое сильное, как накануне, — говорил он, показывая на окрашенное в зеленый цвет место, изображавшее леса между Коростенем и Ровно.

— На этом фронте ничего особенного, — продолжал он. — А здесь (палец перемахнул сразу далеко на юг) результаты для нас вполне удовлетворительные.

Фюрер любил, когда ему рассказывали, как хорошо воюют его «гренадеры», и Цейтцлер стал говорить о «подбитых советских танках», тщательно умалчивая насчет своих.

Наконец палец уперся в то место карты, где был изображен выступ немецкого фронта у Корсунь-Шевченковского. Больше на карте не оставалось «благоприятных» мест. Речь оборвалась, Цейтцлер старательно подыскивал слова.

— А здесь, мой фюрер, они внутри, — выпалил он, исчерпав весь свой запас дипломатии.

Гитлер знал, кто такие «они».

— То есть как они внутри? — в изумлении, сверля глазами Цейтцлера, воскликнул он.

Цейтцлер надолго замолчал. Стало тихо. Присутствующие старались не смотреть на перекошенную физиономию Гитлера. Все с преувеличенным вниманием изучали карту.

— Да, мой фюрер, — ответил наконец деревянным голосом начальник штаба. — Здесь танки прорвались до Звенигородки.

Взрыв против обыкновения не последовал. Гитлер сразу почувствовал себя смертельно уставшим. Опять все то же. На Восточном фронте никакой передышки...

И фюрер лишь невнятно пробормотал:

— Какая неприятная история.

Затем опять пошел длинный разговор о том, откуда взять дивизии, танки, чтобы выправить положение. Оказывается, везде все связано, сковано. «Если бы здесь иметь подразделение штурмовых орудий!» — восклицал фюрер. «Если снимать это подразделение, то вот отсюда, сверху, — отвечал Цейтцлер. — Но Манштейн хочет держать его у Ровно, хоть оно нужнее на юге».

Гитлер, Цейтцлер, Хойзингер стали снова, в который раз, ломать головы: как разрешить неразрешимое. Они долго занимались одним-единственным подразделением штурмовых орудий; откуда его брать, куда бросить? Фюрер стал склоняться к мысли, что, быть может, Манштейн прав и надо держать подразделение у Ровно, «если там что-либо произойдет». Но Цейтцлер убеждал: опасностей больше на юге, у Звенигородки. Фюрер согласился, и в конце концов решили перебросить сюда это самое подразделение штурмовых орудий и еще одну дивизию.

Цейтцлер, конечно, понимал, что предотвратить крах на Украине и полное окружение под Корсунь-Шевченковским батальоном штурмовых орудий не удастся. И когда после заседания он вернулся в штаб, сообщение не заставило себя долго ждать. Около 5 час. вечера штаб группы армий «Юг» донес: наступающие танковые клинья русских соединились.

Начальник штаба немедленно позвонил Гитлеру.

— Мой фюрер, — начал он быстро, — я хочу доложить о положении на юге следующее. Прорвавшиеся танки на участке 8-й армии и в 1-й танковой армии соединились в Звенигородке.

— Да сколько же там оказалось танков? — закричал в трубку Гитлер.

— Этого нельзя сказать точно, — прикидывая в уме, ответил Цейтцлер. — Со стороны Шполы прорвалось определенно не слишком много. Но, конечно, нужно по меньшей мере еще день-полтора, прежде чем 17-я танковая дивизия сможет наступать...

— Итак, из всего этого следует, — прервал его Гитлер, — что вся операция проиграна. Это какое-то бедствие. Нельзя ли перебросить сюда 13-ю и 14-ю дивизии?

Цейтцлер предложил попытаться отвести войска из Корсунь-Шевченковского выступа на северном его участке. Гитлер категорически возразил:

— Не будем обманывать себя! Вы только сделаете для противника еще одну брешь.

— Тогда я откажусь от этого и сегодня вечером еще раз доложу Вам обо всем происходящем¹⁶.

Цейтцлер не смог вечером доложить Гитлеру обо всем происходящем ничего хорошего. Кольцо советских войск сжималось;

Все попытки прорвать окружение оказались тщетными. Гитлер рвал и метал. Когда по его приказу была предпринята отчаянная попытка февральской вьюжной ночью прорваться под Шендеровкой, ничего не вышло. Сведения о новых ужасающих потерях повергли обитателей «Вольфшанце» в состояние депрессии. 18 февраля все было кончено: 55 тыс. убитых и раненых, 18 тыс. пленных, поле боя, усеянное разбитой техникой, стали итогом Корсунь-Шевченковского сражения. В линии немецкого фронта на Украине зияли широкие бреши.

8

Январь и февраль 1944 г. ознаменовались, кроме того, поражениями группы армий «Юг» под Житомиром, Бердичевым, Никополем, Кривым Рогом.

Тем временем Ставка Верховного Главнокомандования разрабатывала план дальнейшего наступления. Маршал Советского Союза Г.К. Жуков вспоминает: «После уточнения обстановки и задач, утвержденных Ставкой, фронты начали ускоренную подготовку новых наступательных операций и их материально-технического обеспечения. В связи с полной весенней распутицей на Украине это было связано с величайшими трудностями... Немецкое командование считало, что советские войска не смогут в таких условиях наступать и оно будет иметь достаточно времени, чтобы перегруппировать силы и укрепить оборону. На этом необоснованном расчете мы и решили поймать врага, нанеся ему ряд сокрушительных ударов.

Короче говоря, мы вновь решили использовать оперативную внезапность, которая теперь была прочно освоена советским оперативно-стратегическим искусством»¹⁷.

Советское командование приняло решение, которое учитывало новые ошибочные немецкие представления о возможностях и силе Красной Армии: несмотря на приближающуюся весну с ее широким разливом рек, бездорожьем и непогодой продолжать широкое наступление по всей Правобережной Украине. Для операций привлекались все действующие на южном участке фронта силы. Укрепив их резервами, в первых числах марта 1944 г. советские войска вновь двинулись вперед. На широком фронте от Луцка до устья Днепра развернулось наступление.

Группа армий «Юг» оказалась не способной ни к чему, кроме отступления. Войска маршала Жукова форсировали Днестр. Они отрезали пути отхода 1-й танковой армии. К концу марта германская группировка в количестве 21 дивизии, в том числе 10 танковых и одной моторизованной, в основном была окружена.

В гитлеровской ставке теперь вообще отсутствовали какие-либо планы действий на Украине. «Когда-нибудь же русские перестанут наступать, — говорил Гитлер. — Они непрерывно ведут наступление с июля прошлого года. Долго это не может продолжаться».

На совещании 6 апреля Цейтцлер доложил:

— 1-й Украинский фронт действует под командованием самого Жукова. — И тут же успокаивал фюрера: 1-я танковая армия хорошо снабжается по воздуху.

Гитлер распорядился: обязательно вывести 1-ю танковую армию из окружения.

Потеря Украины становилась фактом. Теперь здесь уже ничего нельзя было сделать, кроме того, чтобы опять кого-то снять с должности, кого-то назначить, одних обвинить в проигрыше битвы, другим приказать добиться успеха «любой ценой».

30 марта Гитлер вызвал в свою баварскую резиденцию фельдмаршалов Клейста и Манштейна. Без долгих разговоров он объявил им об отставке. Когда фельдмаршалы выходили из кабинета фюрера, за дверьми уже стояли их преемники Модель и Шернер.

Восточный фронт продолжал отступать все ближе к тем границам, откуда все началось памятным утром 22 июня 1941 г.

Мощное наступление Красной Армии на широком фронте в марте-апреле 1944 г. разорвало в клочья надежды германского верховного командования на «стабилизацию Восточного фронта» и окончательно ликвидировало миф о реальности «переброски сил с Востока на Запад». В руках германского командования опять не оставалось резервов. Остановить натиск Советских Вооруженных Сил оно теперь надеялось, лишь срочно двинув новые силы с Запада на Восток. Шрамм в комментариях к журналу военных действий ОКВ говорит об этом, применяя следующие выразительные определения: «В ходе всей войны, пожалуй, еще никогда опасность прогрессирующего выдалбливания остальных театров военных действий в пользу обороны на Востоке не становилась такой четкой, и это в то самое время, когда в любой момент лучше оснащенные, неизрасходованные силы противника могли начать на других театрах такую же самую или более трудную битву»¹⁸.

Несмотря на затруднительное положение на Западе, руководители ОКВ и тот же Йодль продолжали требовать новых и новых дивизий для Восточного фронта, продолжали гнать их со всех бастионов своей «Крепости Европа».

Йодль подготовил для Гитлера новый «Обзор» распределения сил между театрами военных действий, где писал: «Все дивизии с Запада, которые находятся на формировании, за исключением четырех пехотных, немедленно после окончания их подготовки должны быть переброшены на Восток; это же относится и к заново формируемым бригадам штурмовых орудий». На обсуждении обстановки 31 марта генеральный штаб сухопутных сил получил руководящее принципиальное указание: «На Восток должны быть направлены отовсюду какие только будет возможно силы»¹⁹.

В конечном счете делался вывод, что и далее «подавляющая масса немецкой армии как по числу соединений, так и по их внутренней ценности должна быть введена на Востоке. На всех других фронтах следует держать лишь минимум сил, и отчасти этот минимум даже сократить» (курсив мой. — Д.П.)²⁰. Таков был ответ ОКВ на вопрос, как найти выход из положения. Таков ответ фактами тем, кто позже, в годы «холодной войны», стал утверждать, будто Германия проиграла войну лишь на Западе. Таков ответ истории всем, кто хотел бы забыть, что именно Советский Союз являлся решающей силой в борьбе с гитлеровским вермахтом.

Если даже накануне вторжения англо-американских экспедиционных сил во Францию летом 1944 г., которого ОКВ давно ждало и крайне опасалось, оно все же требовало сократить имеющийся там «минимум сил» в пользу советско-германского фронта, то этот исторический факт не нуждается ни в каких комментариях.

Неожиданное наступление Советской Армии на Правобережной Украине имело первостепенное значение для хода второй мировой войны: открывался путь в Румынию, Венгрию, на Балканы. Гитлеровский флот потерял важнейшие черноморские базы. От влияния «третьего рейха» на Ближнем Востоке не осталось и следа. А союзники СССР по антигитлеровской коалиции вновь получили неоценимую помощь: наступление Советской Армии весной 1944 г. еще раз открыло зеленый свет Англии и США для высадки во Франции.

9

Весенние события на Восточном фронте стимулировали дальнейшее развитие распада фашистской коалиции, начавшегося после Сталинграда. Нацистское руководство стремилось военными средствами задержать развал блока. После Италии усилия направлялись в этом отношении, естественно, против Венгрии, Румынии и Финляндии.

Сталинградская катастрофа отрезвила руководителей хортистской Венгрии. Они стали думать главным образом лишь о том, как выбраться из трясины фашистской коалиции. Осторожное политическое зондирование в Мадриде, Лиссабоне и Анкаре не привело к существенным контактам с Англией и США, но серьезно насторожило внимание гитлеровцев к тем, кого они уже давно называли «сегодня союзники, завтра предатели».

Руководители ОКВ стали теперь придавать Венгрии исключительное значение. Она должна остаться сателлитом рейха! Пример Италии для нее исключен. Грозящая потеря румынских нефтяных источников превратила венгерские нефтяные вышки в Последний спасительный маяк, который может предупредить полную остановку военного механизма рейха. Плодородные венгерские поля, особенно после потери Украины, должны спасти Германию от голода.

Еще 30 сентября 1943 г. Варлимонт от имени штаба оперативного руководства предложил оккупировать Венгрию и разоружить венгерскую армию.

Имеется подробное описание встречи Гитлера с Хорти 18 марта 1944 г. в замке Клессгейм. Здесь регент дал согласие на оккупацию Венгрии германскими войсками, ибо испытывал «все возрастающую тревогу в связи со стремительным наступлением Красной Армии». Гитлер выразил удовлетворение решением. Он заверил, что «так же любит Венгрию», как и регент, и любезно сообщил, что его войска уже на пути в Венгрию.

Перед рассветом 19 марта немецкие части пересекли венгерскую границу. Под Будапештом приземлились парашютисты. Хорти возвратился в столицу около 11 час. утра и был встречен немецким караулом с военными почестями. В течение нескольких дней операция планомерно завершилась. Река Тиса стала восточной границей оккупированной зоны.

Немедленно в Будапеште и других городах начались повальные аресты. Не избежал подобной участи даже венгерский начальник генерального штаба генерал Сомбатхельи, обвиненный в «связи с врагом». Новое правительство Стояи принесло «клятву верности» гитлеровскому рейху. Оно объявило, что немецкие войска находятся в Венгрии по его просьбе «для защиты страны от большевистской опасности».

Новая ситуация на Восточном фронте, возникшая в связи с весенним наступлением Красной Армии, наряду с проблемой Венгрии поставила перед руководителями «третьего рейха» также и вопрос о судьбе Румынии. Уже в конце января 1944 г. были высказаны предположения, что с этим верным союзником следует поступить точно так же, как и с венгерским. И тут же выяснилось, что румынские руководители смертельно боятся появления на своей территории войск «верного друга».

26 марта Гитлер направил в Бухарест письмо: необходимо «путем использования всех сил остановить русских на юго-востоке, по возможности дальше от границ союзных государств, и с помощью противотанковых заграждений создать сплошной фронт». Речь шла о том, чтобы остановить русских на реке Прут.

Но фюрер и его генералы безнадежно опоздали. В тот день, когда из «Волчьего логова» было отправлено это послание, войска 2-го Украинского фронта вышли на 85-километровом фронте к Пруту, на Государственную границу СССР с Румынией. В последующие несколько дней они форсировали реку и вступили на румынскую территорию. Такое развитие событий не только повергло румынскую фашистскую клику в полное уныние, но также сорвало германские планы контрнаступления и «обороны на Пруте».

Антонеску отвечал Гитлеру 27 марта: «Ввиду того что противник перешагнул Прут и верхнее течение Днестра, стало больше невозможным осуществить строительство и использование противотанковых заграждений на верхнем течении рек». Антонеску сообщал, что не верит в боевую силу венгерской армии. У него есть основания думать, что она «готова перебежать к врагу и вместе с ним бороться против германо-румынских войск»²¹. Что касается просьбы фюрера насчет развертывания румынских дивизий за Прутом, то она решительно отклонялась.

Антонеску любезно предлагал фюреру, чтобы немецкая 1-я танковая армия, «которая сейчас как раз отступает через Днестр на Прут», сама взяла на себя оборону этой линии. Вновь мобилизуемые румынские соединения направятся южнее, в Среднюю Молдавию, чтобы здесь оборонять жизненно важные направления междуречья Прута и Серета и прикрывать пути, ведущие к центру страны²².

Режим Антонеску переживал глубокий кризис. В стране вызревала революционная ситуация, шла подготовка вооруженного восстания. Тревога в Берлине не утихала. Гитлер принял решительные меры: он вновь призвал на решающий, по его мнению, участок фронта «пожарного для безнадежных положений» Вальтера Моделя и жестокого нациста генерала Шернера. Как читатель помнит, оба стояли за дверью кабинета Гитлера в Бергхофе, когда тот 30 марта 1944 г. давал отставку Манштейну и Клейсту, обвиненным в поражении на Украине. После их ухода Модель здесь же, в кабинете фюрера, получил звание фельдмаршала и принял командование над группой армий «Юг», переименованной теперь в «Северную Украину». Доказавший уже прежде свое упорство и свой фанатизм, Шернер стал командующим группой армий «Южная Украина» — бывшей группой армий «А».

2 апреля Гитлер отдал приказ: «Настало время окончательно остановить наступление русских. Оборона должна быть и будет восстановлена на юге по линии Днестр—восточные отроги Карпат— Тернополь—Броды—Ковель».

Но когда дела на юге стали, казалось, улаживаться, преподнес сюрприз третий союзник. Перемирия запросила Финляндия.

10

Мощный подъем национально-освободительного движения в Европа в начале 1943 г. потребовал от нацистов использования для борьбы на этом новом, столь необычном для него и непредвиденном фронте все больших ресурсов. Восточный фронт сковал вермахт. Тем не менее определенную часть того, что оно еще было в состоянии наскрести, верховное командование стало бросать на борьбу с народным Сопротивлением. Но поразительно: как ни старались генералы, как, ни требовали они подавить партизанское движение, ничего не получалось. Методы фашистской «регулярной войны» рассыпала в прах война народная.

С конца 1942 г. верховное главнокомандование вооруженных сил и служба безопасности СС установили деловой контакт и даже вели некие дискуссии: кто должен выставить больше войск? Генеральный штаб всеми силами помогал Гиммлеру, а тот — генералам из «Вольфшанце». Но когда грянули Сталинград, Курск и 1944 год, оказалось, что ни вермахт, ни гестапо не в состоянии обеспечить фронт внутренней борьбы.

Уже во второй половине лета 1942 г. военное командование, генеральный штаб прямо санкционировали массовые убийства мирных жителей для «замирения оккупированных областей на Востоке». По приказу от 31 августа 1942 г. создавались специальные «охотничьи команды», которым предстояло буквально «охотиться» за людьми, «Боевой приказ о борьбе с бандитами на Востоке» от 11 ноября 1942 г. требовал «особой твердости». Террор утверждался как лучшее средство деморализации населения. Приказ гласил: не брать пленных, «расстреливать на месте» лиц, имевших на руках оружие²³.

19 декабря под руководством ОКВ было заключено соглашение военного главнокомандующего на Украине с «высшим СС и полицейфюрером Украины» о широкой полицейской акции против партизан.

В начале января 1943 г. Гиммлер просил ОKB усилить совместные действия вермахта и СС по борьбе с партизанами и проведению «полицейских акций». В ответ рейхсфюреру СС от 15 января Кейтель писал: «Вермахт постоянно поддерживал полицию (военными. — Д.П.) силами»²⁴. Согласно записи в журнале военных действий ОКВ, он «выразил пожелание еще более тесного сотрудничества». Уже на следующий день части 151-й резервной пехотной дивизии направляются против белорусских партизан. 12 декабря 1942 г. Гиммлер сообщал Гитлеру: в предвидении новых потерь, которые понесет полиция «во время ее действий совместно с вермахтом» при борьбе с партизанами, необходимо пополнение ее личного состава на 10 тыс. человек. Кейтель немедленно распорядился отрядить призывников 1925 г. рождения для службы в войска СС. Из них предполагалось сформировать две эсэсовские дивизии. Кроме того, после Нового года объявлялся призыв в эсэсовские отряды карателей еще 27 тыс. добровольцев. Однако до конца января 1943 г. удалось получить только 10 тыс.

В записи от 13 января 1943 г. журнала военных действий ОКВ читаем: «Штаб ОКВ просит генеральный штаб сухопутных сил, штабы групп армий "Центр" и "Север" указать, чтобы подготовленная верховным руководителем СС и полицией операция против партизан на границе между рейхскомиссариатом Остланда и армейскими районами Север и Центр была поддержана путем временного тактического подчинения всех сил, которые как-либо могут быть высвобождены»²⁵. Иными словами, генеральный штаб ничуть не гнушался подчинять регулярные войска эсэсовцам. Известное особое соединение вермахта «Бранденбург» (диверсионное) получило приказ отправиться в группу армий «Центр» для участия в борьбе с партизанами под руководством СС.

Тылы центрального участка Восточного фронта оставались самым опасным для стратегов из «Вольфшанце» районом борьбы. Партизаны Белоруссии сковывали все больше сил гитлеровской армии. Борьба против белорусских патриотов после Сталинграда становилась неразрешимой проблемой. 11 февраля 1943 г. ОКВ запросило генеральный штаб сухопутных сил: какие войска может он ввести в Белоруссию? Оказывается, почти никаких. Все уже использовано.

В журнале военных действий ОКВ имеется на этот счет любопытная запись от 18 февраля 1943 г.: «Так как рейхскомиссар Остланда и уполномоченный по четырехлетнему плану оценивают положение в Белоруссии как неблагоприятное, штаб верховного командования изучает, какие имеются возможности для усиления обороны... 151-я резервная дивизия в настоящее время используется на участке Брест, Минск, Смоленск... Переброска других резервных дивизий на Восток невозможна. Свободные части особого соединения "Бранденбург" введены в районе Себеж. ОКВ сообщает военному командованию Остланда для осведомления рейхскомиссара, что перемещение новых резервных войск невозможно и что армия в теперешнем положении не может дать дополнительных сил»²⁶. Признание звучало более чем пессимистически. Дело в том, что советские партизаны уже осенью 1942 г. выключили многие коммуникации Восточной армии, резко ухудшили ее снабжение и ставили, таким образом, под угрозу стратегические расчеты гитлеровского верховного командования.

Руководитель технической группы «Транспортного управления вооруженных сил на Украине» Липперт пишет о действиях советских партизан на железных дорогах в период битвы под Сталинградом: снабжение войск в районе Сталинграда требовало ежедневно 60 поездов, однако «в лучшие дни подходило самое большее 30». Чтобы найти выход, в конце октября 1942 г. в Днепропетровске собралась «транспортная конференция на высшем уровне» с участием, государственного секретаря министерства транспорта, президента железных дорог рейха. Но и она не смогла найти выход из положения, ибо требовались все новые и новые войска, а дать их в тех размерах, которые были бы достаточны, истекающий кровью Восточный, фронт не мог.

Новый этап в развитии национально-освободительного движений народов Европы в 1943 г. характеризовался быстрым ростом патриотических сил, завершением создания национальных фронтов, укреплением центральных и местных органов движения Сопротивления. Широкого размаха национально-освободительная борьба достигла в странах Юго-Восточной Европы.

Героическая оборона Сталинграда воодушевила партизан Югославии. Иосип Броз Тито 17 октября 1942 г. говорил: «Доблестная Красная Армия уничтожила отборные немецкие дивизии, и Гитлер» больше никогда не сможет достигнуть такой мощи, какую он имел в прошлом году. Город-герой Сталинград — это пример стойкости, какую может проявить лишь такой народ, каким является советский народ, который сознает, что дала ему Советская власть под руководством героической партии большевиков»²⁷.

В ноябре 1942 г. началось формирование Народно-освободительной армии Югославии. Развитие антифашистской борьбы, укрепление созданных ранее народно-освободительных комитетов и создание Народно-освободительной армии (НОАЮ) привели к образованию в конце ноября общеюгославского органа — Антифашистского веча народного освобождения Югославии. Осенью 1942 г. в стране начинается новый подъем освободительного движения. Главным очагом вооруженной борьбы стала Западная Босния. Затем борьба распространяется на Хорватию, Сербию, Словению. Фашистское военное руководство ведет войну с патриотами, организуя и проводя карательные операции, репрессии, расстрелы. Бои в Западной Боснии под Ситницей, Самарицей, Сичаком и особенно под Яйце (ноябрь 1942 г.) носили крайне ожесточенный характер и сковали значительные силы вермахта. Их явно не хватало германскому командующему Лёpy.

«Вольфшанце» тревожили растущие удары югославских и греческих партизан по железным дорогам, грозившие, как и на Восточном театре, выключить стратегически очень важную балканскую транспортную сеть. В 20-х числах ноября «Вольфшанце» было озабочено двумя дерзкими нападениями партизан на немецкие эшелоны с пополнением, следовавшими подряд один за другим севернее Савы. «22 вагона в огне», — отмечал журнал ОКВ²⁸.

Транспортная сеть на Балканах оказалась беззащитной. Постоянно грозил паралич. В глазах руководителей германского генерального штаба прямым следствием транспортной анемии могла стать изоляция Балкан в момент вторжения союзников, которого здесь ожидали, резкое ослабление позиций в Юго-Восточной Европе, разрыв связи с южным участком советско-германского фронта.

По мере роста антифашистской борьбы народов Балканских стран гитлеровцы действовали все более жестоко. Вместе с эсэсовцами, зондеркомандами, эйнзатцгруппами, воплощавшими в себе всю бесчеловечность нацизма, во многих случаях действовали и регулярные части вооруженных сил, командиры которых старались точно выполнять приказы своего верховного руководства.

Потрясающие сведения получаем из записи, сделанной в журнале ОКВ 25 декабря 1942 г.: «В Белграде 23 ареста. В Младеноваце (50 км юго-восточнее Белграда) на открытой улице выстрелами коммунистки тяжело ранены 2 немецких офицера, преступница во время бегства сама застрелилась. В качестве предварительной карательной меры расстреляно 50 подозреваемых коммунистов»²⁹. И так день за днем, неделя за неделей — статистика преступлений, не имеющих ничего общего ни с моралью, ни с «военной этикой», о которой после войны нередко говорили идеологические защитники вермахта.

До конца 1942 г. НОАЮ освободила одну пятую территории страны — около 45 тыс. кв. км. В рядах армии сражались теперь 2 корпуса, 8 дивизий, 31 бригада, 36 партизанских отрядов. Этими силами патриоты сковали 18 итальянских, 6 немецких дивизий, части трех венгерских соединений и квислинговские военные формирования.

Чем тяжелее становилась для Германии обстановка на Восточном фронте, чем больше дивизий вермахта перемалывала Советская Армия, тем больше отток фашистских сил из Европы стимулировал активные выступления против захватчиков патриотов Югославии, Польши, Чехословакии, Франции, Бельгии, Голландии, Норвегии и других европейских стран. И тем создавался все более благоприятный морально-психологический климат для Сопротивления.

11

Оккупированная территория Советского Союза стала театром партизанской войны. Быстро увеличивалась численность партизанских отрядов, нарастал размах их действий. Мощные партизанские края и зоны, образовавшиеся еще в 1942 г. в ряде областей РСФСР, на Украине, в Белоруссии, превратились в серьезную базу всенародной борьбы. Летом 1943 г. под контролем партизан в тылу гитлеровских войск находилось свыше 200 тыс. кв. км. Все более тесным становилось взаимодействие партизан и подпольщиков с Советской Армией. Партизаны активно участвовали почти во всех операциях советских войск. Весной 1944 г. соединения украинских партизан под руководством П.П. Вершигоры, А.Ф. Федорова и других оттянули на себя значительные силы гитлеровских войск.

В трудах ряда видных советских организаторов и участников борьбы в тылу врага, в работах историков дана широкая картина героической борьбы советских партизан, против которой оказались бессильны гитлеровские регулярные войска, эсэсовцы, зондеркоманды. В этих работах раскрыты не только методы партизанской войны, но и действия воинских соединений вермахта, прилагавших максимум усилий, чтобы сломить патриотов.

Особого эффекта партизаны достигали атаками по железным дорогам. Удары партизанских отрядов и диверсионных групп по коммуникациям приняли настолько широкие масштабы, что стали одной из причин переноса сроков операции «Цитадель» — наступления на Курской дуге. В начале битвы под Курском, 8 июля 1943 г., штаб верховного командования вермахта издал доклад о действиях на фронте партизанской борьбы за апрель-июнь 1943 г. В нем высшие руководители вермахта сообщали: «Деятельность партизан на всем восточном пространстве за последний квартал продолжала усиливаться... Наши мероприятия по борьбе с партизанами, несмотря на ввод крупных сил (так, в южной части района группы армий «Центр» путем отсрочки операции «Цитадель» мы впервые ввели значительные силы для умиротворения главной области деятельности партизан в районе Брянска), не достигли ожидаемого успеха»³⁰.

Согласно одному из докладов верховного командования, общее число ударов партизан по железным дорогам в июне 1943 г. составляло 1092 по сравнению с 397 в январе; число приведенных в негодность паровозов — соответственно 409 и 112; взорванных мостов — 54 и 22. Причину увеличения размаха действий партизанских отрядов в Берлине видели в плохом продовольственном положении населения, в принудительной отправке на работы в Германию и в «других мероприятиях», о сущности которых предпочитали умалчивать. Генералы жаловались на нехватку сил для «умиротворения восточного населения», выражая мнение, что необходимо сосредоточить больше усилий для охраны железных дорог, но тогда пришлось бы ограничить активную борьбу с партизанами.

Операция белорусских партизан «Рельсовая война», проведенная в августе-сентябре 1943 г., и последующие удары буквально потрясли всю систему коммуникаций основных группировок германских войск на Восточном фронте, еще больше усилили неустойчивость их оперативно-стратегического тыла, заставили верховное командование вносить все новые коррективы в распределение сил и в планирование борьбы.

По настоятельным просьбам Гиммлера с согласия Гитлера штаб верховного командования приказал направить против белорусских партизан новые контингенты войск. Но очень скоро из-за нехватки дивизий пришлось вернуть их на фронт. Все же 6 августа штаб верховного командования сообщил Гиммлеру: «Военным командирам дано указание все свободные силы подчинять рейхсфюреру СС для его мероприятий». Однако ни у кого никаких свободных сил не имелось. Оккупантам в Белоруссии было так неуютно, что в середине августа рейхсфюрер СС настойчиво просил ОКВ снять часть войск с охраны железных дорог и бросить для «активной борьбы» с партизанами. Йодль ответил, что в настоящее время «ослабление охраны железных дорог невозможно»³¹. Тем не менее «в случае улучшения положения с железнодорожным транспортом» для карательных экспедиций будут немедленно выделены дополнительные-войска. Это обещание, конечно, не могло ничего изменить, никакого «улучшения» на железных дорогах не предвиделось.

Партизаны осенью 1943 г. продолжали атаковать железные дороги. Их соединения совершали рейды по глубоким тылам гитлеровских армий на Восточном фронте, повсюду создавая непредвиденные, бесперспективные для стратегов из «Вольфшанце» оперативные ситуации. На советско-германском фронте немецко-фашистские войска, действовавшие против партизан, с лета 1942 г. составляли в среднем около 10 % всех сухопутных сил фашистской Германии, находившихся на этом фронте. Согласно статистике историка ГДР Г. Кюнриха, специально против советских партизан гитлеровское военное руководство ввело в общей сложности 25 дивизий вермахта, эсэсовцев, солдат и офицеров СД и полиции — 327543 человек и около 500 тыс. вспомогательных войск³².

За 1943 г. германское командование провело три больших наступления на войска НОАЮ. Патриоты были вынуждены оставить ряд освобожденных районов. Но численность освободительной армии увеличилась за то же время втрое, ряды ее крепли. Из планов «окончательной ликвидации народно-освободительного движения», конечно, ничего не вышло.

Анализируя характер движения Сопротивления в каждой из Балканских стран, генерал Лёp, действовавший в Югославии, приходил к выводу о наличии здесь «советского государства с хорошим гражданским управлением и упорядоченной военной организацией» численностью около 100 тыс. человек. Называя это государство «Областью Тито» и считая его «опаснейшим противником», генерал заключал: если не удастся в ближайшие месяцы нанести ему решающее поражение, «произойдет объединение всех коммунистических сил и оборона побережья станет невозможной». Больше того, предостерегал встревоженный каратель, «отныне надо говорить о создании или предотвращении формирования большевистского района борьбы на Юго-Востоке, у границ рейха»³³.

Йодль при обзоре общего положения в «Крепости Европа» за последние числа 1943 г. отмечал: на Балканах приходится держать 700 тыс. человек³⁴. Это были преимущественно германские войска.

Неуклонное расширение борьбы народов в тылу врага на временно оккупированных территориях Советского Союза, на Балканах, в Польше, Чехословакии, в Западной и Северной Европе в конце 1943 и в 1944 г. все больше усложняло обстановку для рейха.

Стремительное продвижение Красной Армии в Польшу создало предпосылки для дальнейшей активизации польских сил Сопротивления. Только в 1944 г. польские партизаны провели (по неполным данным) 904 операции, в том числе 120 крупных боев, и уничтожили при этом 19450 фашистских солдат. В результате ударов по коммуникациям железнодорожное сообщение на оккупированной территории Польши было прервано в общей сложности на 4722 часа³⁵.

На завершающем этапе борьбы регулярные соединения вермахта оставались активной силой против антифашистского движения в Польше. Чрезвычайно наглядным в этом отношении было участие гитлеровских войск в подавлении Варшавского восстания. Подавление восстания гитлеровцами осуществлялось по прямому требованию генерала Гудериана, в то время начальника генерального штаба сухопутных сил. Варварская расправа с восставшими была делом рук не только эсэсовцев фон дем Бах Зелевского, но и регулярных войск 3-й армии, входивших в состав группы армий «Центр». 3 октября 1944 г. командующий армией от себя и от имени своего начальника Моделя поздравил «всех солдат сухопутных сил, войска СС, авиации, полиции и всех других, кто с оружием в руках участвовал в подавлении восстания»³⁶.

Борьба народов в тылу врага, вызванная к жизни справедливыми целями войны против нацистских агрессоров и их «нового порядка», стала фактором стратегического значения. Таков был прямой военный вклад национально-освободительной борьбы народов Европы в общее дело разгрома фашизма.

12

Немецкие коммунисты и антифашисты проявляли в эти годы исключительное мужество и политическую зрелость. Невзирая на зверства нацистов, коммунисты не утратили веру в победу и вели упорную борьбу. Из глубокого подполья, лишенные централизованного руководства, они в своих воззваниях разоблачали преступную политику гитлеризма, призывали к сплочению всех прогрессивных сил в антифашистской борьбе, к мобилизации всех сил для свержения гитлеровской диктатуры.

«Документы КПГ и ее практическая деятельность в период фашизма и войны пронизаны идеями пролетарского интернационализма. Ведя последовательную борьбу против фашистского режима и политического бесправия трудящихся масс в самой Германии, КПГ одновременно выступала против национального угнетения и насильственной германизации народов оккупированных стран»³⁷. КПГ вела борьбу за объединение освободительной борьбы германского рабочего класса с национально-освободительным движением порабощенных народов, чтобы «создать нерушимый единый фронт против германского империализма»³⁸.

Решения и воззвания ЦК КПГ, выступления руководящих делителей партии В. Пика, В. Ульбрихта и других отражали и развивали решения Брюссельской и Бернской конференций КПГ, которые в условиях второй мировой войны составляли основу политики партии, служили программой действия немецких антифашистов.

Руководство нелегальными партийными организациями велось из-за границы. Это было связано с большими трудностями. Но ряду партийных работников, нелегально прибывших в Германию с началом войны, удалось провести значительную организаторскую антифашистскую работу. Видный коммунист В. Галль установил связи с подпольными группами, организовал печатание и распространение листовок и информационных бюллетеней. Прибывшие в Германию в 1941 г. инструкторы ЦК КПГ А. Ковальке и В. Кнёхель организовали контакты подпольных коммунистических организаций с ЦК КПГ. Они создали антифашистские группы в промышленно наиболее развитых областях — Рейнской и Рурской.

После нападения Германии на СССР произошла активизация антифашистского движения. По данным гестапо, в мае 1941 г. удалось обнаружить 519 антифашистских листовок и брошюр, а уже в октябре — 10277³⁹. В июне—декабре нацисты арестовали до 100 тыс. человек. Но ни пытки, ни казни не сломили волю коммунистов к борьбе. В своих воззваниях они разоблачали преступления гитлеровского режима, призывали к его свержению. В период Московской битвы ЦК КПГ заявил в одном из своих воззваний: «Для того чтобы прекратить войну, надо свергнуть Гитлера... Боритесь за прекращение войны, за спасение Германии! Гитлер — это война без конца! Путь Гитлера ведет к уничтожению нашего народа, к опустошению страны, к катастрофе!». Это были проницательные и точные оценки. Ими руководствовались немецкие антифашисты и в последующие годы.

После поражения под Сталинградом, когда в «третьем рейхе» стало наступать отрезвление, прогрессивные слои немецкого народа уже внимательнее прислушивались, где это было возможно, к призывам слева. Некоторая часть рабочих, отдельные выходцы из других слоев примыкали к движению Сопротивления, где росло влияние коммунистов. Но борьба за сплочение народных масс оставалась чрезвычайно трудной. Террор непрестанно усиливался. Если в 1941 г. нацистские суды вынесли 1146 смертных приговоров немецким антифашистам, то в 1944 г. — 5764. Фанатическая пропаганда делала свое дело, и слова правды с трудом доходили до людей. Все это делало борьбу против фашизма внутри страны чрезвычайно сложной. Она не смогла достигнуть того размаха, как в оккупированных странах.

Тем не менее она велась. В 1943—1944 гг. удалось в определенной мере преодолеть разобщенность антигитлеровских сил. Было воссоздано центральное оперативное руководство компартии. В его состав вошли такие опытные деятели КПГ, как Антон Зефков, Франц Якоб, Бернгард Бестлейн, Теодор Нейбауэр и др. Возникали национальные организации борцов Сопротивления в концлагерях, среди военнопленных й угнанных в рабство. Росла интернациональная солидарность участников борьбы.

Нарастающий кризис фашистской системы привел к более активному включению в Сопротивление представителей буржуазии и военных. Левое крыло заговора против Гитлера выступало за связь с антифашистским подпольем, возглавляемым КПГ, за прекращение войны на всех фронтах и за мир со всеми народами. Об офицерском заговоре против Гитлера и попытке его убийства мы скажем в своем месте. Здесь же подчеркнем, что германские коммунисты своей героической борьбой внесли очень важный вклад в антифашистское движение в целом. Группа «Красная капелла», существовавшая с 1935 г., включала убежденных коммунистов, которые вели отважную борьбу всеми доступными средствами, печатая и распространяя многочисленные антинацистские материалы и расширяя свои ряды вплоть до 1942 г., когда ее разгромило гестапо. Организации Уриха, Лейхлейтера, Зефкова, Нейбауэра, Шумана, «Антифашистский немецкий народный фронт» создавали подпольные типографии, проводили нелегальные встречи, издавали многочисленные листовки в брошюры, в возможных пределах вели связи с узниками концлагерей и военнопленными. Антон Зефков, бесстрашный антифашист, перед казнью в сентябре 1944 г. составил «Политическое завещание», обращенное к рабочему классу Германии. В нем имелись такие слова: «Вырывайте с корнем фашизм... Только господство рабочего класса разрешит все противоречия, все социальные и национальные проблемы!»⁴⁰.

Примечания

1. Toland J. Adolf Hitler. Gladbach, 1977, S. 960, 961.

2. Ibid., S. 966.

3. См.: Сиполс В.Я. На пути к великой победе. М., 1985, с. 247.

4. См.: Кулиш В.М. Раскрытая тайна. М., 1972; Он же. Второй фронт. М., 1966.

5. Земсков И.Н. Дипломатическая история второго фронта в Европе. М., 1982, с. 145.

6. Там же, с. 147.

7. Biberach H. Meldungen aus dem Reich. Darmstadt, 1965, S. 486, 487.

8. Ibid., S, 439.

9. Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. М., 1973, т. 2, с. 541, 542.

10. Vierteljahreshefte für Zeitgeschichte, 1953, S. 371.

11. IMT, vol. 17, p. 535.

12. Warlimont W. Im Hauptquartier der deutschen Wehrmacht, 1930—1945. Frankfurt a. M., 1962, S. 277.

13. См.: Ibid., S. 424, 425.

14. KTB/OKW, Bd. IV, S. 12.

15. См.: Ibid., Bd. III, S. 71-74.

16. Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М., 1969, с. 556.

17. Таков был ответ ОКВ

18. KTB/OKW, Bd. IV, S. 12.

19. Ibid., S. 114.

20. Ibid., S. 112.

21. Ibid., S. 763.

22. Ibid.

23. Ibid., Bd. III, S, 49.

24. Ibid., S. 42.

25. Ibid., S. 38.

26. Ibid., S. 138.

27. Тито И.Б. Избранные военные произведения. Белград, 1966, с. 93.

28. KTB/OKW, Bd. II, S. 1017.

29. Ibid., S. 67.

30. Ibid., Bd. III, S. 775.

31. Ibid., S. 793.

32. Kühnrich H. Der Partisanenkrieg in Europa. В., 1965, S. 432.

33. KTB/OKW, Bd. ИТ, S. 1268.

34. Ibid., S. 1394.

35. Krahnhals S. Der Warschauer Aufstand, 1944. Frankfurt a. M., 1962, S. 409.

36. Ibid., S. 416.

37. Антифашистское движение Сопротивления в странах Европы в годы второй мировой войны / Под ред. В.П. Бондаренко, П.И. Резанова. М., 1962, с. 695.

38. Там же.

39. Там же, с. 697.

40. Там же.