§ 4. Мелкобуржуазные и средние слои как массовая социальная база фашизма

Социально-историческая практика решительно опровергает утверждения буржуазных и мелкобуржуазных идеологов, будто фашизм — это движение средних классов, что гитлеровский режим якобы имеет мелкобуржуазное происхождение, что фашисты всегда-де опирались прежде всего на рабочих, крестьян и мелкобуржуазную интеллигенцию¹.

Марксисты не отрицают, разумеется, что массовую социальную базу фашизма составила в первую очередь мелкая буржуазия. Но с марксистской точки зрения главным в оценке того или иного социально-политического движения является выяснение того, чьи интересы это движение отражает и выряжает, какому классу оно служит.

Мы уже показали в предшествующих разделах, что фашизм был инспирирован, взращен и вскормлен наиболее реакционными кругами империалистической буржуазии, Именно их интересы он выражал и защищал, именно крупной буржуазии в первую очередь он был выгоден. Бесспорно, мелкобуржуазные слои и города и деревни оказались рекрутами фашизма.

В целом в рядах нацистской партии в 1930 г. состояло: «самостоятельных хозяев» (владельцев промышленных и торговых предприятий, банкиров, монополистов и кулаков) — 20% всего состава партии, крестьян — 11%, крупных чиновников — 13%, служащих (главным образом бывших военных) — 21%. Рабочие составляли 20% (их удельный вес в общем составе населения достигал 45%)². Как видно, удельный вес средних слоев в составе нацистской партии весьма значителен. Однако сразу следует поставить вопрос: почему? Почему представители мелкой буржуазии шли в фашистские отряды, почему мелкобуржуазная масса стала социальной базой фашизма? Исходный методологический принцип поиска ответа на этот вопрос следует искать в двойственности социальной природы мелкой буржуазии.

Уже К. Маркс и Ф. Энгельс указывали на социальную двойственность мелкой буржуазии. «Мелкий буржуа... — писал. К. Маркс, — составлен из «с одной стороны» и «с другой стороны». Таков он в своих экономических интересах, а потому и в своей политике, в своих религиозных, научных и художественных воззрениях. Таков он в своей морали, таков он in everything. Он — воплощенное противоречие»³. «Взбесившийся» от ужасов капитализма мелкий буржуа, подчеркивал В.И. Ленин, легко бросается из одной крайности в другую. Его неустойчивая революционность имеет «свойство быстро превращаться в покорность, апатию, фантастику, даже в «бешеное» увлечение тем или иным буржуазным «модным» течением...»⁴. Самим своим экономическим положением мелкобуржуазная масса «подготовлена к удивительной доверчивости и бессознательности...»⁵.

Для мелкобуржуазной массы характерно воспринимать социальный прогресс как укрепление ее собственных позиций. Мелкий буржуа стремится не к социальному освобождению, а скорее к личному реваншу. Он представляет будущее, как прошлое, в котором роли меняются; те кто господствовал над ним, теперь становятся его жертвой.

Разумеется, рассматривая мелкую буржуазию как социальную базу фашизма, следует видеть различия в положении мелкобуржуазных слоев в различных странах. Ф. Энгельс, например, подчеркивал, что немецкая мелкая буржуазия по своему политическому развитию значительно отставала от подобных социальных слоев в других западноевропейских странах. «Английский, французский и всякий другой мелкий буржуа отнюдь не стоит на одном уровне с немецким», — отмечал Ф. Энгельс. Причина кроется в следующем; «В Германии мещанство — это плод потерпевшей поражение революции...»⁶.

Как известно, политическое единство Германии было осуществлено прусской юнкерско-милитаристской кастой. Тем не менее сам факт объединения порождал в массах иллюзию, «будто возвеличенная за счет Германии юнкерско-полицейско-солдатская Пруссия и является осуществлением той Германии, о которой мечтала демократия»⁷, — писал В. Либкнехт. К тому же правящие круги мощной кайзеровской империи настойчиво насаждали в качестве высших «добродетелей» «порядок», «дисциплину», верноподданничество, «национальное величие» и т. п.

Воспевание этих «добродетелей», мощи кайзеровского государства льстило самолюбию мелкого буржуа, который в Германии в течение многих десятилетий насквозь был пропитан духом верноподданничества, преклонения перед всяким начальством. Жан Нойрор весьма обоснованно пишет, что немецкий бюргер «всегда был на стороне правительства, воспринимал, как само собой разумеющуюся, авторитарную монархическую форму политического режима и его буржуазно-феодальную структуру и презирал, как неполноценную, демократическую, парламентскую форму правления»⁸.

Генрих Манн в своем романе «Верноподданный» сатирически и вместе с тем весьма реалистически изобразил тип верноподданного пруссака. Это «интеллигент», фабрикант, доктор химии Дидрих Геслинг, верноподданнически пресмыкающийся перед милитаристско-юнкерской верхушкой Германии. Писатель показал, с каким восторгом, еще будучи студентом, Дидрих Геслинг в 90-х годах воспринял проезд кайзера по улицам Берлина (предвосхитив тем самым картину нацистского ажиотажа вокруг Гитлера сорок лет спустя). Г. Манн писал: «Опьянение, сильнее, чудеснее того, какое может дать пиво, приподняло его над землей, понесло по воздуху. Он размахивал шляпой высоко над головой толпы, в атмосфере клокочущего энтузиазма, в небесах, где парят наши возвышеннейшие чувства. Там, под Триумфальной аркой, скакала на коне сама власть, с каменным лицом и сверкающими очами»⁹.

К духовному миру этого типа немцев принадлежало также восхищение военщиной, казармой с ее слепым повиновением, с ее всемогуществом фельдфебеля, которое было воплощением всемогущества государства: ведь каждый полицейский и каждый чиновник — это тот же фельдфебель, только в гражданской жизни. Мелкобуржуазной массе Германии весьма импонировала также идея «национального величия»; она давала мелкому буржуа компенсацию за неустойчивое экономическое положение, а во время войны во «вражеской стране» оправдывала принцип «все дозволено». (Такого типичного представителя мелкобуржуазных кругов Германии легко представить в дальнейшем, во времена нацизма, каким-нибудь фашистским фюрером, тупым и высокомерным, безжалостным и жестоким по отношению к «внутреннему» и «внешнему» врагу.)

Настроения национального высокомерия, традиционно характерные для большинства немецкой буржуазии, особенно мелкобуржуазных масс, широко использовались правящими кругами Германии для разжигания ненависти к другим народам, в первую очередь славянским. Осип Черный в книге «Немецкая трагедия» так передает настроения немецкого обывателя в начале первой мировой войны: «Город бурлил, демонстрации сменяли одна другую, вызывая горячее одобрение толпы. Дамы в шляпках с разноцветными лентами, мужчины в панамах и котелках, разносчики, продавцы, официанты, содержатели ресторанов, кафе толпились на тротуарах, с энтузиазмом приветствуя колонны буршей, чиновников, гимназистов, подразделения солдат и конницу. Твердая выправка, четкий шаг воодушевляли немцев: они выражали единство и силу их родины. Дух единства старались подчеркнуть решительно все. То что еще вчера разделяло сословия, отодвинулось назад. Ведь сам кайзер провозгласил, что для него нет больше враждующих партий, а есть патриоты, готовые пожертвовать собой во имя Германии... Германия, объявившая войну России, как будто помешалась: в течение нескольких дней она превратилась в страну, полную мнительности и фанатизма. ...Толпа на берлинских улицах неистовствовала и выкрикивала верноподданнические лозунги»¹⁰.

Таким образом, уже в первую мировую войну господствующим классам Германии удалось использовать шовинистический угар, почти полностью подавить самосознание народных масс и увлечь всю нацию, вопреки ее интересам, в империалистическую войну, приведшую к ужасным последствиям и для самого германского народа.

И фашистам также удалось увлечь своей демагогией многих мелких буржуа и представителей средних слоев. Известный антифашист писатель Фридрих Вольф вспоминает, что в годы эмиграции его везде спрашивали: «Как могло случиться, что в стране Гете и Шиллера, Бетховена и Моцарта, Канта и Гегеля, в стране поэтов и мыслителей символом государственной власти стали вместо духа резиновая дубинка и револьвер?» Все дело в том, разъясняет Ф. Вольф, что в мозгу немецких буржуа, служащих, интеллигентов решающую роль играли такие понятия, как «абсолютное государство» (которое никогда не лжет), «честь» (столь жестоко уязвленная Версальским договором, что каждый немец чувствует себя лично оскорбленным), «семья» (которой угрожают коммунисты). В этой связи он вспоминает, что на следующий день после поджога нацистами рейхстага ему звонили многие врачи, юристы, книготорговцы, театральные деятели и все выражали свое негодование по поводу «террористического акта коммунистов». Когда же Вольф пытался объяснить, что это преступная провокация фашистов, и спрашивал собеседника: «Неужели Вы верите, что коммунисты могут поджечь рейхстаг?», — то получал поразительный ответ: «Не верю, а это так и есть! Об этом сообщила государственная пресс-служба! Официально сообщила государственная пресс-служба». «Понимают ли за границей, что означает для немцев магическое слово «государство»? Что значит оно в стране Канта и Гегеля? — пишет Вольф. — Человек может солгать, но государство никогда не лжет. Гитлер высказал эту мысль с потрясающей наивностью в своей знаменитой речи 1 мая 1933 года: прежде, будучи только партийным фюрером, он-де мог иногда позволить себе говорить то, что было только агитацией, но теперь, как рейхсканцлер и ответственный государственный деятель, он говорит всегда только чистейшую правду». И поразительно, продолжает далее Вольф, что «тот же самый немецкий бюргер или интеллигент, который идет сегодня на «Парсифаля» или на «Девятую симфонию» Бетховена или внимательно слушает доклад известного ученого, будет утверждать, что в безработице и нищете повинны не иначе, как «сионские мудрецы», их «раса». Вот и тогда, 28 февраля 1933 года (в день после поджога рейхстага), все мои аргументы разбивались о встречные аргументы людей, в обычное время вполне интеллигентных: «Это утверждает государство, а государство не лжет!» Дико, но к сожалению, факт»¹¹. И факт, что таких людей были миллионы.

В предвоенные годы, к сожалению, не на высоте оказался и рабочий класс, прежде всего его социал-демократические лидеры. Как пишет А. Абуш, «вся мрачная история Германии требовала воспитания народных масс в духе демократической самодеятельности, в духе боевого демократизма. Но профсоюзы и социал-демократическая партия культивировали у своих приверженцев организационный фетишизм; вера в то, что мощь крупной организации непобедима сама по себе, мешала им осознать, что только живой боевой дух людей, объединяемых партией и профсоюзами, способен придать силу этим организациям. В результате большой части немецких трудящихся теперь была навязана новая разновидность пассивности — ставшее привычным ожидание призыва к борьбе сверху, от «вождей», которые были небоеспособны. Так в изменившихся исторических условиях и в новой форме воскресло старое зло времен деспотического прошлого Германии — политическая пассивность народа. Она мешала передовой части немецкого народа действовать по своей воле»¹².

И, конечно, рекрутами фашизма оказались выходцы из люмпен-пролетарской среды. Буржуазное общество постоянно воспроизводит эту прослойку, пополняя ее за счет тех, кого оно деклассирует, выбрасывает из сферы производительного труда. К. Маркс называл люмпенов «отребьем», «отбросами», «накипью всех классов». В работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» он охарактеризовал созданную Луи Бонапартом в 1849 г. организацию парижских люмпен-пролетариев «Общество 10 декабря» следующим образом: «Рядом с промотавшимися кутилами сомнительного происхождения и с подозрительными средствами существования, рядом с авантюристами из развращенных подонков буржуазии в этом обществе встречались бродяги, отставные солдаты, выпущенные на свободу уголовные преступники, беглые каторжники, мошенники, фигляры, лаццарони, карманные воры, фокусники, игроки, сводники, содержатели публичных домов, носильщики, писаки, Шарманщики, тряпичники, точильщики, лудильщики, нищие — словом, вся неопределенная, разношерстная масса, которую обстоятельства бросают из стороны в сторону...»¹³. Маркс называл это общество люмпенов «...обществом беспорядка, проституции и воровства» и безусловно считал их врагами рабочего класса.

В.И. Ленин также подчеркивал социальный паразитизм люмпен-пролетариата. «...Нужда и нищета, — писал он, — выбрасывала тысячи и тысячи на путь хулиганства, продажности, жульничества, забвения человеческого образа... Богатые и жулики, это — две стороны одной медали, это — два главные разряда паразитов, вскормленных капитализмом...»¹⁴ Ленин характеризовал люмпенов как «слой подкупных людей, совершенно раздавленных капитализмом и не умеющих возвыситься до идеи пролетарской борьбы»¹⁵.

Буржуазия всегда охотно использовала люмпенов против рабочих, против трудящихся. В.И. Ленин обращал внимание на то, что в 1912 г. во время всеобщей стачки в Цюрихе против рабочих были использованы нанятые швейцарскими предпринимателями в Гамбурге в качестве штрейкбрехеров «всякие уголовные типы, осужденные в Германии за сводничество, драки и т. п.»¹⁶.

В 1918 г. Р. Люксембург подчеркивала, что борьба с люмпен-пролетариатом является проблемой особой важности для каждой пролетарской революции. «Мы в Германии и повсюду тоже будем иметь с этим дело. Люмпен-пролетарский элемент врос в буржуазное общество не только как особый слой, как социальные отбросы, которые растут с огромной быстротой, особенно во времена, когда обрушиваются стены общественного строя, но и как неотъемлемый элемент общества в целом. Пролетарской революции придется повсюду бороться с этим ее врагом и орудием контрреволюции»¹⁷, — писала она.

В 30-е годы, в дни роста фашизма, эти предсказания Р. Люксембург полностью оправдались. Дело в том, что поражение Германии, послевоенная разруха и инфляция превратили значительную часть мелкой буржуазии (мелких рантье, чиновников, мелких предпринимателей, ремесленников и различных торговцев) в люмпен-пролетариев. К этому следует добавить, что война породила особую, довольно многочисленную прослойку деклассированных элементов из отставных офицеров и унтер-офицеров, плохо приспособленных к гражданской жизни.

В общем основной чертой межвоенной социальной структуры германского общества была неустойчивость. Эта неустойчивость влекла за собой серьезные социально-психологические последствия. Обусловленное ею недовольство мелкобуржуазных масс сплошь и рядом приобретало консервативный, реакционный характер¹⁸.

Фашисты ловко использовали психологический настрой мелкобуржуазных масс. Фашизм перенял все темное и реакционное в истории Германии: прусский милитаристский дух, слепое повиновение «верноподданничества», «Дранг нах Остен» (Гитлер: мы начинаем там, где Германия кончила шесть веков назад), традиционное презрение и ненависть «великогерманцев» к славянским народам, вражду старопрусской реакции к западноевропейским странам, где победили демократические режимы, и т. п.

В любом случае мелкобуржуазные обыватели не были невинной жертвой лживой пропаганды фашизма. Их, конечно, обманывали, но скорее они обманывали себя сами. Ненавидевшие пролетарский коллективизм, стремящиеся к личному обогащению и возвышению, обыватели охотно приняли лозунги фашизма. Мелкособственнической душе как нельзя лучше отвечали призывы к насилию, экспансии, завоеванию «жизненного пространства».

Как отмечал В. Ульбрихт, «многим немцам казалось, что Гитлера остановить нельзя, и, уверовав в это, они почувствовали себя «хозяевами Европы», которым позволено грабить и порабощать другие народы. Во имя утверждения «нового порядка» в Европе, во имя расширения «жизненного пространства» для Германии они оправдывали грабительские войны Гитлера против европейских стран»¹⁹.

Паоло Аларти, исследуя социальную базу итальянского фашизма, также отмечает широкое участие в итальянском фашистском движении мелкобуржуазных слоев, особенно в первые годы его существования. «Фашизм был движением весьма разнородным, включавшим различные деклассированные элементы недовольных, демобилизованных, у которых война подорвала материальную и психологическую основу их существования. Характерным для всей этой массы было то, что она выражала свой протест против существующего общественного строя в духе внешнего революционаризма и даже выдвигала требования чисто экстремистского характера. Однако эти элементы питали столь сильное пристрастие к шовинистической и националистической демагогии, что легко могли стать добычей любого авантюриста, достаточно ловкого, чтобы использовать их психологическое настроение и увлечь их за собой»²⁰.

А. Грамши, оценивая поражение пролетариата в Италии в конце 1920 г. и начавшееся контрреволюционное наступление буржуазии, подчеркивал, что рост сил реакции и фашизма в значительной степени произошел за счет мелкой и средней буржуазии. «Многие десятки тысяч людей, недостаточно подготовленные духовно и в культурном отношении, были мобилизованы (в период первой мировой войны. — Б.Б.) из деревень и поселков Южной Италии, из отчих лавок, с тщетно протираемых ими скамей средних и высших школ, из редакций вымогательских газет, из магазинов подержанного платья в городских предместьях, из всех гетто, где жили и разлагались леность, подлость и тщеславие отбросов общества, накопившиеся в течение веков прислужничества, веков господства попов и иностранцев над итальянской нацией, — писал Грамши. — Им были установлены оклады, как людям обязательно необходимым и незаменимым, и поручено управление массами людей на заводах и фабриках, в городах, в казармах и фронтовых траншеях»²¹.

И «этот класс» людей, который больше всех возлагал надежды на войну и победу, больше всех потерял в результате войны. «Мелкая буржуазия, — продолжает Грамши, — верила, что война действительно будет означать процветание, свободу, материальную обеспеченность, удовлетворение присущего этому классу националистического тщеславия, верила, что война даст все эти блага «стране», т. е. мелкой буржуазии... Оказалось же, напротив, что она все потеряла, что ее воздушные замки рухнули, что она лишилась свободы действий, доведена постоянным повышением цен до самой мучительной нищеты и впала в отчаяние, в неистовство, в звериное бешенство; она жаждет мщения вообще, неспособная в ее теперешнем состоянии разобраться в действительных причинах маразма, охватившего нацию»²².

Война ожесточила мелкобуржуазные массы, разрушила их веру в официальные лозунги и авторитеты. Она приобщила их к оружию и насильственным действиям. Сознание безысходности, озлобления заставляло мелких буржуа прислушиваться к самым безумным идеям, увлекаться самыми безумными авантюрами. Они шли к фашистам, надеясь с их помощью «восстановить» свои «попранные права».

Демагогические призывы фашистов находили весьма широкий отклик и в среде мелкой буржуазии в «демократических» странах — Англии и Франции. Ф. Мэллали в своей книге «Фашизм в Англии» пишет: «Они стекались к нему (Мосли. — Б.Б.) тысячами — разочарованные, антисемиты, озлобленные правые интеллигенты, ренегаты и неудачники левых направлений, буржуазные дамы-«патриотки», дюжие пустоголовые кретины из университетов и школ, политические деятели, католики, бывшие унтеры и офицеры из охраны концентрационных лагерей, — им не терпелось напялить черную рубашку, пощеголять фашистским значком, почваниться в своей Англии так же, как чванились и кичились в Германии тысячи нацистских головорезов в коричневых рубашках, навербованные из тех же общественных групп»²³.

Итак, многие представители мелкобуржуазной массы шли к фашистам. Они рассчитывали с их помощью превратиться в новый правящий класс. Они верили, что «специальные условия» освобождения мелкой буржуазии суть в то же время «те общие условия, при которых только и может быть спасено современное общество и устранена классовая борьба»²⁴. Это была иллюзия, самообман.

Да, конечно, «новый» правящий класс при фашизме формировался и за счет средних слоев, однако большая их часть оставалась в прежнем состоянии. Представители «старой» крупной буржуазии постепенно заняли влиятельные позиции в фашистском движении, а потом и в фашистском государстве. Нередко через фашистское правительство они проводили мероприятия, прямо идущие в ущерб средним слоям. Все это вызывало недовольство фашистов «первого часа» — выходцев из мелкобуржуазных слоев, которые порой озлобленно выступали против фашистов «последнего часа» — выходцев из крупной буржуазии и аграриев, в конечном счете поставивших под контроль фашистское движение и фашистское государство.

Разоблачая и подчеркивая тесную связь именно империалистической буржуазии с фашизмом, Р. Арисменди весьма точно отмечает: «Вначале создается впечатление, что речь идет лишь о группах военных — фашистов, о деклассированных элементах, о людях, страдающих манией величия, о зловещих персонажах, подобных Гитлеру, о морфинистах, подобных Герингу, о гомосексуалистах, подобных Рему. Но в действительности возникает сила, поддерживаемая крупным международным финансовым капиталом, империалистами США, Англии и Франции, мечтающими о том, чтобы иметь жандарма против победоносной революции в России»²⁵.

Как подчеркнул в своем докладе на торжественном собрании в Кремлевском Дворце съездов, посвященном 40-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне, Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев, «Теперь мы знаем больше и лучше.., кто и как помогал фашистской правящей клике вооружаться, разворачивать потенциал агрессии, готовиться к военным авантюрам»²⁶. Суть состоит в том, что фашизм был создан, вскормлен и взращен крупным международным финансовым капиталом, империалистической буржуазией, стремившейся с помощью фашизма подавить рабочее движение, сокрушить Советский Союз — первое в мире государство рабочих и крестьян, не допустить новых социалистических революций.

Примечания

1. См.: Bracher K.-D. Funke M., Jacobson H.-A. (Hrsg.) National-Sozialistische Diktatur. 1933—1945. Köln, 1960, S. 154.

2. См.: История второй мировой войны, т. 1, с. 56.

3. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 16, с. 31.

4. Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 41, с. 14.

5. Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 34, с. 128.

6. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 37, с. 352, 351.

7. Либкнехт В. Никаких компромиссов. М.—Л., 1926, с. 80.

8. Neurohr J. Der Mythos vom Dritten Reich. Stuttgart, 1957, S. 38.

9. Манн Г. Соч. М., 1957, т. 3, с. 58, 59.

10. Черный О. Немецкая трагедия. М., 1971, с. 3—4.

11. Вольф Ф. Искусство — оружие. М., 1967, с. 365, 366.

12. Абуш А. Ложный путь одной нации, с. 250, 251.

13. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 8, с. 167—168.

14. Ленин В.И. Полн. собр. соч. т. 35, с. 200, 201.

15. Там же. с. 267.

16. Ленин В.И. Полн. собр. соч.. т. 21, с. 398.

17. Luxemburg R. Gesammelte Werke. Berlin, 1974, Bd. 4, S. 361.

18. См.: XIII Пленум Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала. Стенографический отчет. М., 1934; Палм Датт Р. Фашизм и социалистическая революция. М., 1935.

19. Ульбрихт В. К истории новейшего времени, с. 8.

20. Цит. по: Тридцать лет жизни и борьбы Итальянской коммунистической партии. М., 1953, с. 125.

21. Грамши А. Избранные произведения, т. 1, с. 92.

22. Там же, с. 434, 435.

23. Мэллали Ф. Фашизм в Англии. М., 1947, с. 43, 44.

24. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 8, с. 148.

25. Арисменди Р. VII конгресс Коминтерна и фашизм в Латинской Америке. М., 1977, с. 48.

26. Горбачев М.С. Бессмертный подвиг Советского народа..., с. 22.