Переговоры военных представителей СССР, Англии и Франции

К началу августа 1939 г. уже не оставалось сомнений в том, что дело стремительно идет к войне. В Германии проводилась мобилизация и завершалась подготовка к назначенному на 26 августа нападению на Польшу.

Советское правительство имело немало сведений о германских военных планах и приготовлениях. О них 2, 7, 9 августа сообщало в Москву советское полпредство в Берлине, а также дипломатические представительства СССР в других странах¹. От сотрудников германского посольства в Польше 7 августа были получены сведения о том, что «развертывание немецких войск против Польши и концентрация необходимых средств будут закончены между 15 и 20 августа. Начиная с 25 августа следует считаться с началом военной акции против Польши»². 12—13 августа советский военно-воздушный атташе в Лондоне И.И. Черний передал в Москву аналогичные сведения. Он сообщил, что против Польши будет брошено до 50 германских дивизий³.

После переговоров Гитлера и Риббентропа с министром иностранных дел Италии Чиано, состоявшихся 11—13 августа, итальянский поверенный в делах в Германии признал в разговоре с поверенным в делах СССР в Германии Г.А. Астаховым, что на них обсуждался не только вопрос о Польше, но в целом «проблема передела мира», в связи с чем «положение столь напряженно, что возможность мировой войны отнюдь не исключена. Все это должно решиться в течение максимум трех недель»⁴.

Хотя британское и французское правительства наконец приняли 25 июля советское предложение начать в Москве переговоры военных представителей СССР, Англии и Франции, это вовсе не означало изменения их политического курса.

Не мог не настораживать уже тот факт, что английским и французским военным представителям понадобилось на дорогу целых 17 дней. Они прибыли в Москву только 11 августа. До назначенной гитлеровцами даты нападения на Польшу оставалось всего 15 дней! Французский историк Ж.-Б. Дюрозель отмечает, что он «располагает документом, свидетельствующим, что эта задержка была умышленной»⁵.

О несерьезном отношении Англии и Франции к военным переговорам с Советским Союзом свидетельствовал и состав их военных миссий для участия в переговорах. В Москву были направлены военные представители, не имевшие никакого опыта планирования и разработки операций крупных масштабов. Британская военная миссия возглавлялась главным адъютантом короля по морским делам адмиралом П. Драксом. Даже У. Стрэнг признает в своих воспоминаниях, что, поскольку британское правительство не хотело заключения военного соглашения с СССР, в Москву была послала военная делегация «недостаточно высокого уровня» с инструкциями «ограниченного характера»⁶.

Французская военная миссия, возглавлявшаяся членом верховного военного совета Франции генералом Ж. Думенком, производила не лучшее впечатление. Советский полпред во Франции Я.З. Суриц, сообщая в Москву о составе миссии, отмечал, что он свидетельствует о том, что французское правительство поставило перед ней «скромную программу»⁷. Правильность этой оценки подтверждают ставшие теперь достоянием гласности сведения о директивах, которые были даны британской и французской военным делегациям.

Вопрос об общем содержании директив П. Драксу был рассмотрен на заседании британского правительства 26 июля. В протоколе этого заседания нет ни единого слова о том, что Великобритания заинтересована в успешном завершении переговоров и подписании эффективной военной конвенции. Главная суть всех высказываний на этом заседании сводилась к тому, что переговоры следует вести как можно медленнее и в конце концов надо завести их в тупик⁸.

В соответствии с духом обсуждения вопроса на заседании правительства для английской военной миссии были подготовлены подробные инструкции. В них констатировалось, что русские серьезно желают заключения как политического, так и военного соглашения. Однако британское правительство «не желает быть втянутым в какое бы то ни было определенное обязательство», которое могло бы связать ему руки. Миссии предписывалось «вести переговоры весьма медленно» и стремиться, чтобы дело свелось к тому, что будет выработано «что-нибудь вроде декларации политического характера», ограничивающейся, «сколь возможно, более общими формулировками»⁹.

Инструктируя П. Дракса, лорд Галифакс 2 августа ставил перед ним задачу «тянуть с переговорами возможно дольше»¹⁰. Через день о своем отрицательном отношении к сотрудничеству с СССР заявил П. Драксу также Н. Чемберлен¹¹. Излагая все эти указания, П. Дракс в своих воспоминаниях, опубликованных в журнале «Нэйвел ревью», фактически не скрывает, что никто перед ним задачу выработки военной конвенции не ставил; его посылали в Москву с миссией, которая должна была закончиться безрезультатно. Но ему было вменено в обязанность сделать все возможное, чтобы эта бесплодность переговоров выявилась не сразу.

Действительная задача британской военной миссии заключалась в том, чтобы поддерживать видимость переговоров примерно до конца сентября, после чего в связи с наступлением осенней распутицы нападение Германии на Польшу, как считали британские военные органы, станет, по существу, невозможным. Тогда британские правящие круги прекратили бы переговоры, надеясь, что раньше следующей весны войны не будет, а тем временем они смогут договориться с Германией. Форин оффис известил 8 августа американское посольство в Лондоне, что британской военной миссии «дано указание предпринять все усилия, чтобы тянуть с переговорами до 1 октября»¹².

Французская военная миссия имела инструкции, которые были подписаны 27 июля начальником генерального штаба французской армии генералом М. Гамеленом. В инструкциях шла речь лишь об обеспечении линий коммуникаций «между европейским Западом и Мурманском»; о действиях русских в Балтийском море против немецких морских коммуникаций; об участии советской авиации в действиях в Эгейском море; о поставках Советским Союзом Польше, Румынии и Турции сырья, продовольствия, вооружения, снаряжения и оборудования¹³.

Разумеется, такой директивы для успешного ведения переговоров было совершенно недостаточно. Задача заключения военной конвенции в них даже не ставилась. Это могло означать лишь одно: французский генеральный штаб согласованных с СССР действий против Германии не намечал. Французские правящие круги питали надежды, что война разразится на востоке Европы и активного участия Франции в войне не предусматривали.

Британский генерал Х. Исмей, ознакомившись с инструкциями французской делегации, писал: «Документ поражает меня тем, что он сформулирован в столь общих выражениях, что почти бесполезен, чтобы служить в качестве инструкции: в нем говорится лишь о том, чего бы хотели французы от русских, и ничего не говорится о том, что собираются делать французы». Когда в беседе с генеральным секретарем верховного совета национальной обороны Франции генералом Л. Жамэ и Ж. Думенком Х. Исмей спросил, что французы намерены сообщать о вкладе Франции и Англии в войну, Л. Жамэ «улыбнулся и пожал плечами», а Ж. Думенк сказал: «Весьма немного. Я просто буду слушать»¹⁴.

У. Сидс, ознакомившись с директивами П. Драксу, не мог не прийти к выводу, что они означали создание в переговорах безнадежного тупика, причем это сразу же станет очевидным и Советскому правительству. Нет сомнений в том, писал он в Лондон 13 августа, что в таких условиях военные переговоры не будут иметь положительных результатов, а еще раз возбудят у русских «опасения, что мы не действуем всерьез и не хотим заключения конкретного и определенного соглашения»¹⁵. Французский посол в Москве П. Наджиар оценивал эти директивы аналогичным образом. «Эти инструкции очень опасны, — телеграфировал он в Париж, — так как могут привести к срыву переговоров»¹⁶.

Особенно следует отметить, что, как видно из директив британской и французской военным миссиям, в Лондоне и Париже понимали, что центральной проблемой в военных переговорах будет вопрос о проходе советских войск через территорию Польши, с тем чтобы они могли войти в соприкосновение с германскими войсками. Вопрос этот не был новым. Советское правительство, как выше было показано, ставило эту проблему еще в 1937 г. Она вставала и в 1938 г. в связи с возможным оказанием Советским Союзом помощи Чехословакии. Об этой проблеме У. Стрэнг напоминал Галифаксу, когда британское правительство разрабатывало директивы своей делегации на военных переговорах. «По-видимому, военные переговоры не будут завершены до тех пор, — писал У. Стрэнг, — пока не удастся достигнуть договоренности между Советским Союзом и Польшей о том, что Советскому Союзу разрешат проход по крайней мере через часть польской территории в случае войны, в которой Польша должна участвовать на нашей стороне»¹⁷.

И тем не менее меры по разрешению этого вопроса не были намечены ни британским, ни французским правительствами. Более того, этот вопрос заведомо намечалось использовать для затягивания, а затем и срыва переговоров. Это лишний раз показывает, что в Лондоне и Париже не стремились к успешному завершению переговоров.

Если бы в Лондоне и Париже действительно намеревались заключить с СССР военное соглашение, то британские и французские высшие военные органы обязательно заранее выработали бы и его проект. Ведь невозможно же было перепоручать столь важное дело недостаточно квалифицированным в подобных вопросах членам посланных в Москву военных миссий. Но если проект договора о взаимопомощи (правда, неудовлетворительный) британским и французским правительствами был подготовлен, то составлять проект военной конвенции они и не собирались.

Советский Союз относился к военным переговорам трех держав совершенно иначе. «Советский народ знает, — писала в те дни "Правда", — что натиск фашистских агрессоров может быть остановлен дееспособным фронтом миролюбивых государств, и готов принять участие в организации подлинного фронта мира. Только решительная и непоколебимая сила может остановить зарвавшихся агрессоров»¹⁸.

Советское правительство, разумеется, не могло знать содержания директив британской и французской военным миссиям. Но оснований сомневаться в серьезности намерений британского и французского правительств у советских руководителей было много.

Советское правительство придавало военным переговорам трех держав важнейшее политическое значение и добивалось принятия конкретных и эффективных решений. Оно уполномочило на ведение военных переговоров делегацию в составе народного комиссара обороны маршала К.Е. Ворошилова, начальника генерального штаба РККА Б.М. Шапошникова, народного комиссара Военно-морского флота Н.Г. Кузнецова, начальника Военно-воздушных сил РККА А.Д. Локтионова и заместителя начальника Генерального штаба РККА И.В. Смородинова¹⁹.

Французский военный атташе в СССР О. Палас, сообщая о составе советской военной делегации, писал французскому военному министру 7 августа 1939 г., что он показывает «всю ту важность, какую Советское правительство придает этим переговорам»²⁰.

Генеральный штаб Вооруженных Сил СССР подготовил к переговорам подробный план военного сотрудничества трех держав, который был затем изложен в ходе переговоров. Советское правительство было глубоко заинтересованно в том, чтобы быстрее завершить переговоры и предотвратить таким образом развязывание Германией войны.

Вместе с тем советская сторона не могла не насторожиться по поводу действительных намерений британского и французского правительств. Поэтому перед советской военной делегацией стояла, в частности, задача в ходе переговоров выяснить действительные намерения британского и французского правительств.

Переговоры военных миссий СССР, Англии и Франции в Москве начались в субботу 12 августа 1939 г. Глава советской делегации К.Е. Ворошилов прежде всего предложил огласить полномочия участников.

Полномочия советских представителей были полными и исчерпывающими. Советская делегация была уполномочена «вести переговоры с английской и французской военными миссиями и подписать военную конвенцию по вопросам организации военной обороны Англии, Франции и СССР против агрессии в Европе»²¹. Глава французской делегации генерал Думенк имел полномочия на ведение переговоров, но не на подписание соглашения²². Хотя еще 2 августа В.М. Молотов в беседе с английским и французским послами специально подчеркнул, что военные миссии Англии и Франции должны иметь надлежащие полномочия²³, П. Дракс все же прибыл в Москву без них.

Такое ненормальное положение, разумеется, не могло не обратить на себя внимание Советского правительства.

Когда начались переговоры по существу, глава советской военной миссии попросил англичан и французов изложить их предложения относительно тех мероприятий, которые должны были обеспечить, по их мнению, совместную организацию обороны договаривающихся стран, т. е. Англии, Франции и Советского Союза. «Есть ли у миссий Англии и Франции, — поставил К.Е. Ворошилов вопрос, — соответствующие военные планы?»²⁴ Выяснилось, что английская и французская военные миссии прибыли в Москву без конкретных планов военного сотрудничества трех держав в случае агрессии.

Излагая позицию Советского правительства, К.Е. Ворошилов подчеркнул на заседании, что три державы должны выработать общий военный план на случай агрессии. «Этот план нужно обсудить в подробностях, — сказал он, — договориться, подписать военную конвенцию, разъехаться по домам и ждать событий в спокойном сознании своей силы»²⁵.

П. Дракс в своем выступлении информировал, что, по его сведениям, Германия отмобилизовала уже 2 млн человек и ее выступление намечено на ближайшие дни²⁶. И тем не менее он не проявлял желания придать переговорам действительно серьезный характер. Ж. Думенк занимал такую же позицию.

Отсутствие у британской и французской военных миссий заранее разработанных военных планов, естественно, также не могло не насторожить советскую делегацию.

В целом первый день переговоров вряд ли мог быть признан удовлетворительным. Скорее наоборот. Уже первые высказывания английских и французских представителей свидетельствовали о том, что стремления к достижению в минимальные сроки эффективного соглашения у них не наблюдалось.

Неудивительно, что позиция советской военной делегации оставила у П. Дракса совсем иное впечатление. Он впоследствии писал: «Первые же 24 часа моего пребывания в Москве свидетельствовали, что Советы стремились к достижению соглашения с нами»²⁷.

На заседании 13 августа глава советский делегации подчеркнул, что нет необходимости рассматривать в переговорах общие принципы и цели, что предложил накануне П. Дракс. Они и так известны, а обсуждение их отвлекло бы от главных вопросов. Необходимо установить основы плана военного сотрудничества: количество войск трех держав, их материальные ресурсы и реальное направление действий их вооруженных сил. К.Е. Ворошилов подчеркнул, что он хотел бы услышать не только планы обороны на западном фронте, но и предположения о том, как должна быть организована защита против агрессии на востоке²⁸.

На этом заседании было заслушано сообщение главы французской делегации генерала Ж. Думенка, но сказанное им не имело ничего общего с действительными планами и намерениями Англии и Франции. Британское и французское правительства имели договоренность о том, что в случае войны они будут придерживаться оборонительной тактики, возлагая главные надежды на блокаду Германии. Ж. Думенк же утверждал, что французская армия, состоящая из 110 дивизий, задержав на своей линии укреплений наступление неприятеля, «сосредоточит свои войска на выгодных местах для действия танков и артиллерии и перейдет в контратаку». Если же главные силы германских войск будут направлены на восток, то Франция «будет всеми своими силами наступать против немцев»²⁹. Это выступление было заведомой попыткой ввести в заблуждение Советское правительство.

Член английской миссии генерал Т. Хейвуд сообщил, что Великобритания в то время располагала всего 5 пехотными и 1 механизированной дивизиями³⁰. Это означало, что в случае войны англичане фактически намеревались оставаться в стороне.

В конце заседания К.Е. Ворошилов напомнил, что он хотел бы получить ответ на поставленный им вопрос, как военные миссии и генеральные штабы Франции и Англии представляют себе участие Советского Союза в войне против Германии, если она нападет на Францию, Англию, Польшу, Румынию или Турцию. Он пояснил, что этот вопрос связан с тем, что участие советских войск в войне ввиду географического положения СССР возможно только на территории соседних с ним государств, прежде всего Польши и Румынии³¹.

Британский посол в Москве У. Сидс в телеграмме в Лондон подчеркивал в этой связи, что советская делегация поставила «основную проблему», от решения которой будет зависеть успех или провал переговоров³².

Оценивая итоги второго дня переговоров, П. Дракс пришел к заключению, что К.Е. Ворошилов «не хотел терять времени» и желал как можно скорее «заключить соглашение с Францией и Британией»³³.

На заседании 14 августа К.Е. Ворошилов прежде всего поставил два вопроса: «Предполагают ли генеральные штабы Великобритании и Франции, что советские сухопутные войска будут пропущены на польскую территорию для того, чтобы непосредственно соприкоснуться с противником, если он нападет на Польшу?..

Имеется ли в виду пропуск советских войск через румынскую территорию, если агрессор нападет на Румынию?»³⁴

К.Е. Ворошилов подчеркнул, что это является «кардинальным вопросом» переговоров. Он при этом уточнил, что имеется в виду проход советских войск через ограниченные районы Польши, а именно Виленский коридор на севере и Галицию на юге. Советская военная миссия заявила, что «без положительного разрешения этого вопроса все начатое предприятие о заключении военной конвенции между Англией, Францией и СССР, по ее мнению, заранее обречено на неуспех»³⁵.

Глава советской военной миссии рассказал и показал на карте, как СССР своими вооруженными силами может принять участие в совместной борьбе против агрессора³⁶. Выслушав это, Ж. Думенк воскликнул: «Это будет окончательная победа»³⁷.

Уклоняясь от прямого ответа на поставленные К.Е. Ворошиловым вопросы, Ж. Думенк отметил, что Польша, Румыния и Турция сами должны защищать свою территорию, а три державы должны быть готовы прийти им на помощь, «когда они об этом попросят»³⁸. В этой связи глава советской делегации отметил, что Польша и Румыния могут своевременно и не попросить помощи, а капитулировать. Однако не в интересах Великобритании, Франции и Советского Союза, «чтобы дополнительные вооруженные силы Польши и Румынии были бы уничтожены». Поэтому необходимо заранее договориться о формах участия советских войск в защите этих стран от агрессии³⁹.

Таким образом, советской делегацией был отчетливо поставлен важнейший вопрос, без решения которого активное участие СССР в борьбе против общего врага было невозможно. Хотя в Англии и Франции это прекрасно понимали, мер для урегулирования этого вопроса они не принимали и дать на него положительный ответ не могли. Ненормальность положения особенно наглядно проявилась в связи с высказываниями Ж. Думенка, что Польше и Румынии после вступления в войну «понадобится помощь в снабжении» и «СССР может сделать многое в этом направлении». Он отметил также, что речь может идти и о действиях советских военно-воздушных сил против Германии⁴⁰. Не могло быть никаких сомнений, что одни такие меры не могли спасти Польшу и Румынию от разгрома фашистским рейхом. А после их разгрома СССР оказался бы в Восточной Европе в состоянии войны с Германией один на один.

Что же касается возможного военного сотрудничества в таком случае СССР с Францией, то Ж. Думенк заявил, что после капитуляции Польши Франция «будет держать на своем фронте силы, которые она сочтет необходимыми»⁴¹. Это означало, что, в то время как СССР будет сражаться с основными силами германских войск, французы будут отсиживаться за «линией Мажино». Именно к этому и стремились правящие круги Англии и Франции. «Не было сомнений, — говорил в этой связи Ж. Бонне, — что Германия и Россия, приобретя общую границу... в конечном счете придут в столкновение»⁴². А задача советской дипломатии заключалась в том, чтобы предотвратить такое развитие событий.

Таким образом, по существу, не было основы для соглашения между тремя державами. «Я думаю, — заметил П. Дракс после этого заседания, — наша миссия закончилась» (курсив мой. — В.С.)⁴³. Французская военная делегация констатировала, что состоявшееся в тот день заседание, «носившее весьма драматический характер, знаменовало конец настоящих переговоров»⁴⁴.

Разумеется, Советское правительство не могло не сделать аналогичные выводы. Поэтому с полным основанием можно считать, что после заседания 14 августа оно должно было прийти к заключению о том, что никаких надежд на достижение договоренности не остается.

Английский журналист и историк Р. Паркинсон, обстоятельно изучивший британские документы по этому вопросу, пришел к заключению, что военные переговоры в Москве «зашли в тупик, едва начавшись»⁴⁵.

В начале заседания 15 августа П. Дракс сообщил, что английская и французская миссии передали советское заявление своим правительствам и теперь ожидают ответа.

На этом заседании начальник Генерального штаба Красной Армии Б.М. Шапошников изложил подробно разработанный советской стороной план военного сотрудничества трех держав. Он сообщил, что СССР готов выставить против агрессора в Европе 136 дивизий, 5 тыс. орудий, 9—10 тыс. танков и 5—5,5 тыс. боевых самолетов.

В докладе Б.М. Шапошникова были рассмотрены три варианта совместных действий вооруженных сил СССР, Англии и Франции в случае агрессивных действий со стороны Германии.

Вариант 1. В случае нападения агрессоров на Англию и Францию Советский Союз готов выставить вооруженные силы в размере 70% от тех сил, которые Англия и Франция выставят против главного агрессора — Германии. Так, если бы Франция и Англия выделили 90 пехотных дивизий, то СССР выставил бы 63 пехотные и 6 кавалерийских дивизий общей численностью около 2 млн человек с соответствующим количеством артиллерии, танков и самолетов. Советский план предусматривал обязательное участие в таком случае в войне всеми своими силами Польши (согласно ее договорам с Англией и Францией), причем Польша должна была бы сосредоточить для главного удара на своих западных границах 40—45 пехотных дивизий.

Вариант 2. Если бы агрессор напал на Польшу и Румынию, то предусматривалось, что они выставят против агрессора все свои силы. Англия и Франция обязаны были немедленно объявить войну Германии и принять участие в военных действиях. Советский Союз в таком случае «выставляет 100% тех вооруженных сил, которые выставят Англия и Франция против Германии непосредственно».

Вариант 3. В случае нападения Германии на СССР через Прибалтику Советский Союз предусматривал выставить 120 пехотных и 16 кавалерийских дивизий. Франция и Англия должны были выставить в этом случае 70% от указанных сил и немедленно начать активные действия против главного агрессора. Вместе с ними должна выступить их союзница Польша, выставив против Германии не менее 45 пехотных дивизий.

Советские предложения предусматривали, что правительства Англии и Франции должны договориться со своим польским союзником о пропуске советских войск через заранее согласованные районы территории Польши⁴⁶.

После этого заседания английская военная миссия в растерянности сообщала в Лондон, что из советских предложений было видно, что Советский Союз «не намерен придерживаться оборонительной тактики», как это миссии «предписывалось предлагать» русским, а «выражает желание принимать участие в наступательных операциях»⁴⁷.

Ж. Думенк телеграфировал в Париж, что советские представители изложили планы «весьма эффективной помощи, которую они полны решимости нам оказать»⁴⁸. В другой телеграмме он сообщал, что Советский Союз выражает готовность предпринять наступательные действия в поддержку Франции, если основной удар будет направлен против нее. «Одним словом, — писал Ж. Думенк, — мы констатируем ярко выраженное намерение не оставаться в стороне, а, как раз наоборот, действовать серьезно»⁴⁹.

Аналогичные соображения поступили в Париж от французского посла в Москве П. Наджиара. Он отмечал, что советские предложения отвечают интересам безопасности как Франции, так и Польши. Отнюдь не стараясь использовать переговоры для того, чтобы получить солидную помощь Франции на Западе в обмен на ограниченную поддержку с его стороны на Востоке, СССР предлагает нам, писал П. Наджиар, «вполне определенную помощь», если только Польша своей отрицательной позицией не сделает невозможным создание на Востоке фронта сопротивления с участием русских сил. Даже если бы русские удовлетворились тем, что на Востоке предусматривалась бы только ограниченная помощь и меры, вытекающие из «позиции выжидания», на чем, согласно полученным инструкциям, должны настаивать перед ними французская и английская миссии, то польский и румынский вопросы все равно не могут быть обойдены⁵⁰.

Член французской делегации А. Бофр отмечал в те дни, касаясь советских предложений: «Трудно было быть более конкретным и более ясным». «Контраст между этой программой... и смутными абстракциями франко-английской платформы поразительный и показывает пропасть, которая отделяла две концепции». «Советские аргументы были весомые... Наша позиция оставалась фальшивой»⁵¹.

План военного сотрудничества, изложенный Б.М. Шапошниковым, свидетельствовал о готовности Советского Союза к решительным действиям вместе с Англией и Францией для нанесения поражения агрессору. Главное же в том, что в случае заключения соглашения, предложенного Советским Союзом, Германия не отважилась бы развязывать войну.

Эти предложения Советского правительства наглядно опровергают распространяемые на Западе утверждения о том, что в Москве, мол, мечтали о войне между двумя группировками империалистических держав, в то время как СССР оставался бы в стороне. Такие утверждения не имеют ничего общего с действительностью. Советское руководство прекрасно понимало, что ни Польша, ни Франция, ни обе вместе они без помощи СССР не в состоянии устоять перед натиском фашистской Германии. Советское правительство не сомневалось, что, разгромив эти страны, нацисты всеми силами обрушатся на СССР. Как выше указывалось, Германия в 1939 г. планировала уничтожить Польшу, в 1940 г. — разгромить Францию, а затем начать войну против СССР. Уже из одного этого ясно, что Советский Союз, зная об этих планах, в целях собственной безопасности должен был сделать все возможное, чтобы предотвратить нападение Германии на Польшу и Францию, ибо разгром их делал, по существу, невозможным предотвратить нападение Германии затем и на СССР. И напротив, если бы Германии не удалось разгромить Польшу и Францию, то уменьшилась бы опасность нападения ее и на Советский Союз.

Военные круги Англии и Франции, разумеется, понимали, чем грозит срыв московских переговоров, поскольку были хорошо информированы, что до намеченного гитлеровцами нападения на Польшу остались считанные дни. 16 августа 1939 г. Форин оффис запросил мнение заместителей начальников штабов трех видов вооруженных сил Англии. Ответ был получен в тот же день. Если раньше они в своих заключениях преднамеренно принижали значение сотрудничества с СССР, то подготовленный ими новый документ звучал совсем иначе: «Мы полагаем, что теперь не то время, когда можно ограничиваться полумерами, и что необходимо приложить все усилия, чтобы побудить Польшу и Румынию согласиться на использование русскими войсками их территории... Совершенно очевидно, что без немедленной и эффективной помощи со стороны России поляки смогут оказывать сопротивление германскому наступлению лишь в течение ограниченного времени... Заключение договора с Россией представляется нам лучшим средством предотвращения войны... Напротив, в случае срыва переговоров с Россией может произойти сближение между Россией и Германией»⁵².

Однако это заключение не было даже рассмотрено британским правительством и никаких мер в связи с ним принято не было.

Дал свое заключение и начальник генерального штаба французской армии генерал Гамелен. Он заявил, что бездействие Франции может иметь для нее катастрофические последствия. Установление германским рейхом контроля над Польшей значительно усилит его. Если Польша получит поддержку, то она сможет оказывать сопротивление достаточно долго, чтобы в 1939 г. Германия не могла бросить свои войска против Франции⁵³.

Что же касается поставленного советской делегацией вопроса о проходе советских войск через территорию Польши и Румынии, то ответа на него она по-прежнему не получила ни 15, ни 16, ни 17 августа, после чего по предложению П. Дракса переговоры были прерваны до 21 августа.

Советское правительство, разумеется, могло оценить создавшееся положение лишь как свидетельство полной бесплодности переговоров.

Если бы правительства Англии и Франции действительно хотели договориться с СССР, то они еще до начала переговоров в Москве должны были бы урегулировать с правительством Польши вопрос и о советско-польском военном сотрудничестве. Когда же этот вопрос встал со всей остротой в ходе московских переговоров, англичане и французы, казалось, должны были принять самые экстренные меры к его урегулированию. Поскольку же правительства Англии и Франции думали не о заключении соглашения с СССР, а только о том, чтобы подольше тянуть с переговорами, они не спешили обращаться к польскому правительству, а тем более не стремились получить его согласие на военное сотрудничество с СССР. Впрочем, если с польским правительством они все же установили по этому вопросу определенные контакты, то к правительству Румынии они вообще не обратились.

Несмотря на то что до нападения Германии оставались считанные дни, правящие круги Польши ввиду своей резко антисоветской позиции по-прежнему категорически отказывались от какого-либо сотрудничества с СССР. Военное министерство Франции в записке о переговорах в Москве отмечало, что, для того чтобы облегчить принятие Польшей решении о военном сотрудничестве с СССР, советская делегация очень четко ограничивала зоны прохода советских войск через польскую территорию и определяла их, исходя из соображений «исключительно стратегического характера». Однако Ю. Бек и начальник штаба польских войск генерал В. Стахевич проявляют «непримиримую враждебность»⁵⁴.

Перед лицом опасности срыва переговоров в Москве французский посол П. Наджиар в тот же день телеграфировал в Париж, что позиция Польши «не может не иметь серьезных последствий для дела мира». Провал переговоров в результате позиции Польши может побудить Гитлера к началу военных действий⁵⁵.

Обструкционистская позиция, занятая польскими правящими кругами в связи с англо-франко-советскими переговорами, была прямым предательством ими национальных интересов польского народа. Даже румынский министр иностранных дел Г. Гафенку, несмотря на тесные связи Румынии с Польшей, впоследствии признал, что Польша несет большую долю ответственности за неудачу переговоров между СССР, Англией и Францией⁵⁶.

Тогдашнюю позицию польского правительства проясняют воспоминания польского посла в Берлине Ю. Липского. 18 августа он поставил перед Ю. Беком вопрос о целесообразности его визита в Берлин для переговоров с нацистскими руководителями. На следующий же день. Ю. Бек одобрил это предложение. 20 августа Ю. Липский срочно вылетел в Варшаву, чтобы обсудить с Ю. Беком содержание предстоящих переговоров⁵⁷.

Вряд ли у польских правящих кругов могли быть сомнения в том, какой характер будут носить эти «переговоры» и чем они кончатся. У всех в памяти еще свежи были аналогичные переговоры, которые происходили в Берлине в середине марта 1939 г. между Гитлером и президентом Чехословакии Гахой. Польские правители не могли не понимать, что в условиях, когда фашистский рейх завершил сосредоточение своих войск у польских границ для нанесения по ней уничтожающего удара, нечто похожее будет навязано в этих переговорах в Берлине и Польше. Но они, по-видимому, были готовы капитулировать.

Однако германские фашисты не собирались вести с поляками какие-либо переговоры. Поездка Ю. Бека в Берлин так и не состоялась.

Британское правительство, не желая соглашения с СССР и будучи заинтересовано в том, чтобы вину за срыв военных переговоров можно было свалить на Польшу, даже и не пыталось убеждать в чем-либо польских деятелей. Германские войска готовили свой очередной бросок на восток, и британские правящие круги считали возможным особенно не беспокоиться. Более того, они все еще надеялись на достижение соглашения с Германией.

Как в Лондоне представляли себе предстоящее столкновение, видно из высказываний военного атташе Англии в Москве Р. Файэрбрейса о взглядах, которыми руководствовалась в переговорах английская военная миссия: «В будущей войне Германия, напав превосходящими силами на Польшу, захватит ее в течение одного-двух месяцев. В таком случае вскоре после начала войны германские войска окажутся на советской границе. Несомненно, Германия затем предложит западным державам сепаратный мир с условием, что ей предоставят свободу для наступления на восток»⁵⁸.

Настало 21 августа, т. е. намеченный день очередного заседания военных делегаций трех держав, но никакого ответа на поставленный советской делегацией «кардинальный вопрос» она не получила. Английская и французская миссии предприняли попытку снова перенести заседание.

Комментируя впоследствии события этого дня, П. Дракс отмечал: «Нашей главной целью было выиграть время и предотвратить полный провал переговоров»⁵⁹. И это происходило в условиях, когда на 26 августа было назначено нападение Германии на Польшу, о чем британское правительство было информировано.

Советская делегация не согласилась на перенос назначенного заседания, и оно состоялось. Английские и французские представители, предлагая на этом заседании отсрочить переговоры еще на 3—4 дня, стали ссылаться на то, что им, мол, необходимо согласовать свою позицию с правительствами других заинтересованных стран, т. е. Польши и Румынии.

В связи с такими утверждениями глава советской делегации сделал заявление, в котором указывалось, что намерением советской военной миссии было и остается договориться о практической организации военного сотрудничества вооруженных сил трех стран. Советская миссия еще раз отметила, что СССР, не имеющий общей границы с Германией, может оказать помощь Франции, Англии, Польше и Румынии лишь при условии пропуска его войск через польскую и румынскую территории, ибо не существует других путей для того, чтобы войти в соприкосновение с войсками агрессора. «Если, однако, — сказал К.Е. Ворошилов, — этот аксиоматический вопрос французы и англичане превращают в большую проблему, требующую длительного изучения, то это значит, что есть все основания сомневаться в их стремлении к действительному и серьезному военному сотрудничеству с СССР.

Ввиду изложенного ответственность за затяжку военных переговоров, как и за перерыв этих переговоров, естественно, падает на французскую и английскую стороны».

Глава советской делегации признал, что в создавшихся условиях действительно нет практической необходимости собираться на новые заседания до того, как будут получены ответы от британского и французского правительств. Если будут получены положительные ответы, заявил он, «тогда придется наше совещание собрать как можно раньше»⁶⁰.

Поскольку английская и французская военные миссии так и не получили от своих правительств указаний, которые открывали бы возможность успешного завершения переговоров, то переговоры окончательно зашли в тупик.

* * *

Это означает, что Англия и Франция несут всю полноту ответственности за провал военных переговоров в Москве. Это признает даже член французской делегации А. Бофр⁶¹. Английский историк Дж. Хаслэм также констатирует, что англичане и французы, несомненно, «сами виноваты», что «упустили возможность» установления сотрудничества с Советским Союзом⁶². Хотя до нападения Германии на Польшу оставалось всего несколько дней, британские и французские мюнхенцы все еще строили свою политику в расчете на то, что им удастся найти базу для соглашения с Берлином. Между тем единственной державой, на войну с которой Германия в то время еще не решалась, был именно Советский Союз. Поэтому сотрудничество Англии и Франции с СССР могло остановить агрессоров. Народам многих стран пришлось дорогой ценой расплачиваться за эту близорукую политику незадачливых правителей западных стран⁶³.

Примечания

1. Там же. С. 525, 526 — 527, 538 и др.

2. Там же. С. 537.

3. Там же. С. 540, 562.

4. Там же. С. 606.

5. Duroselle J.-B. La décadence, 1932—1939. P., 1979. P. 428.

6. Strang. Home and Abroad. L., 1957. P. 193—194.

7. СССР в борьбе за мир... С. 697.

8. Public Record Office. Cab. 23/100. P. 224—225.

9. Документы и материалы кануна второй мировой войны. Т. 2. С. 168—169.

10. Drax R.P. Mission to Moscow, August, 1939 // Naval Review. 1952. N 3. P. 252.

11. Ibid. P. 253.

12. FRUS. 1939. Vol. 1. P. 294.

13. Документы и материалы кануна второй мировой войны. Т. 2. С. 157—158.

14. Public Record Office. Prem. 1/311.

15. DBFP. Ser. 3. Vol. 6. P. 682, 683.

16. Archives Daladier. 2 DA6. Dr. 6. Sdr. a.

17. DBFP. Ser. 3. Vol. 6. P. 425.

18. Правда. 1939. 31 июля.

19. СССР в борьбе за мир... С. 535—536.

20. Там же. С. 696.

21. Там же. С. 535—536.

22. Там же. С. 546.

23. DBFP. Ser. 3. Vol. 6. P. 570.

24. СССР в борьбе за мир... С. 546.

25. Там же. С. 547—548.

26. Там же. С. 547.

27. Naval Review. 1952. N 3. P. 254.

28. СССР в борьбе за мир... С. 550.

29. Там же. С. 551—554.

30. Там же. С. 557.

31. Там же. С. 560—561.

32. DBFP. Ser. 3. Vol. 7. P. 1.

33. Naval Review. 1952. N 3. P. 259.

34. СССР в борьбе за мир... С. 566.

35. Там же. С. 567, 568, 572.

36. Там же. С. 568.

37. Там же; DDF. Sér. 2. P., 1985. T. 18. P. 561.

38. СССР в борьбе за мир... С. 563.

39. Там же. С. 569.

40. Там же. С. 565—566.

41. Там же. С. 564.

42. Остоя-Овсяный И.Д. На пороге войны // Новая и новейшая история. 1971, № 2. С. 38—39.

43. Мосли Л. Утраченное время: Как начиналась вторая мировая война. М., 1972. С. 292.

44. Цит. по: История внешней политики СССР. М., 1986. Т. 1. С. 371.

45. Parkinson R. Peace for our Time. L., 1971. P. 174.

46. СССР в борьбе за мир... С. 574—577.

47. DBFP. Ser. 3. Vol. 7. P. 600—601.

48. СССР в борьбе за мир... С. 582; DDF. Sér. 2. T. 18. P. 52.

49. СССР в борьбе за мир... С. 619; DDF. Sér. 2. T. 18. P. 126—127.

50. DDF. Sér. 2. T. 18. P. 53—54; СССР в борьбе за мир... С. 589—590.

51. Beaufre A. Le drame de 1940. P., 1965. P. 149, 156.

52. Цит. по: Aster S. 1939: The Making of the Second World War. L., 1973. P. 305—306.

53. Adamthwaite A. France and the Coming of the Second World War. L., 1977. P. 340.

54. СССР в борьбе за мир... С. 623.

55. DDF. Sér. 2. T. 18. P. 211—212.

56. Gafencu G. Last Days of Europe. Now Haven, 1948. P. 220.

57. Papers and Memoirs of Józef Lipski. P. 563—565.

58. ADAP. Ser. D. Bd. 7. S. 22.

59. Naval Review. 1952. N 4. P. 406.

60. СССР в борьбе за мир... С. 626—627, 624.

61. Beaufre A. Op. cit. P. 180—181.

62. Haslam J. The Soviet Union and the Struggle for Collective Security in Europe, 1933—39. L., 1984. P. 228.

63. Даже лорд Галифакс признал в годы второй мировой войны, касаясь нежелания британского правительства заключить союз с СССР в 1939 г.: «Это было ошибкой» (см.: Birkenhead F. Halifax. L., 1965. P. 440).