Выбор

В условиях развала польского фронта на Востоке в Варшаве 1 июля был создан Совет обороны государства в составе Пилсудского, маршала сейма, премьер-министра, трех членов правительства, 10 депутатов от различных парламентских партий и 3 представителей военного командования. 5 июля Совет обороны решил обратиться к Антанте с просьбой о содействии в мирных переговорах. В ходе переговоров с представителями Антанты в Спа 9—10 июля было решено, что ее посредничество обуславливается следующими условиями: поляки отойдут на «линию Керзона», откажутся от претензий на литовские земли и согласятся на проведение в Лондоне мирной конференции представителей РСФСР, Польши, Финляндии, Литвы, Латвии и Восточной Галиции. Кроме того, Польша обязывалась принять решение Антанты по вопросам ее границ с Литвой, Чехословакией и Германией и о будущем Восточной Галиции. В случае отказа Москвы от предложений Антанты она поддержит Польшу военными материалами. Польское руководство было вынуждено согласиться на эти условия, но попыталось отстоять свои интересы в Вильно и Восточной Галиции. В итоге переговоров было решено, что Москве будет предложено остановить войска в 50 км от линии Гродно—Брест-Литовск—Буг, Вильно признавался литовским городом, а в Восточной Галиции линией перемирия должна была стать линия фронта¹. Польское командование надеялось использовать перемирие как передышку для приведения войск в порядок².

11 июля 1920 г. советским представителям в Англии была передана нота лорда Керзона с требованием остановить наступление на линии Гродно—Валовка—Немиров—Брест-Литовск—Дорогуск—Устилуг—восточнее Грубешова—Крылов—западнее Равы-Русской—восточнее Перемышля до Карпат. Советские войска должны были остановиться в 50 км восточнее этой линии, а в Восточной Галиции на достигнутой к моменту перемирия линии фронта. Окончательно вопросы разграничения территорий в Восточной Европе следовало решить на международной конференции в Лондоне. В случае продолжения наступления советских войск в Польшу Англия и ее союзники поддержат Польшу «всеми средствами, имеющимися в их распоряжении». Кроме того, предлагалось заключить перемирие с Врангелем, войска которого вели бои в Северной Таврии. На размышления Москве давалось 7 дней и сообщалось, что Польша согласна на эти условия³.

13—16 июля советское руководство обсуждало английскую ноту. Мнения в советском руководстве разделились. Довольно осторожную позицию занял глава НКИД Чичерин, предлагавший принять это предложение, выйти на «линию Керзона», на которой следовало вести переговоры с Польшей, подтянув тылы и дав отдых войскам. В случае необходимости можно было с этой линии начать новое наступление. Глава советской дипломатии предлагал выставить встречные условия — начало мирных советско-польских переговоров, сокращение польской армии и выдача ею полученного от союзников военного снаряжения. То, что «линия Керзона» исключала из состава Польши Восточную Галицию, было воспринято в Москве как признание ее прав на эту территорию. Л.Б. Каменев считал возможным пойти на перемирие, но с гарантиями ослабления Польши. Поскольку Восточная Галиция не признается польской территорией, то ее следует занять войсками, пока идут дипломатические маневры. Л.Д. Троцкий полагал, что можно пойти на перемирие с Польшей, но не с Врангелем, поскольку это внутренний вопрос России. И.Т. Смилга считал необходимым продолжать войну с Польшей до ее советизации или получения достаточных гарантий прочного мира. По мнению Мархлевского, можно было бы предложить Польше в обмен на мир районы Холма и Белостока⁴.

Более осторожную позицию занимал Сталин, который еще 24 июня заявил харьковской газете «Коммунист», воздав должное успехам Юго-Западного фронта, что «было бы ошибкой думать, что с поляками на нашем фронте уже покончено». Предстоят еще серьезные сражения, «поэтому я считаю неуместным то бахвальство и вредное для дела самодовольство, которое оказалось у некоторых товарищей: одни из них не довольствуются успехами на фронте и кричат о «марше на Варшаву», другие, не довольствуясь обороной нашей Республики от вражеского нападения, горделиво заявляют, что они могут помириться лишь на «красной советской Варшаве»... В самой категорической форме я должен заявить, что без напряжения всех сил в тылу и на фронте мы не сможем выйти победителями. Без этого нам не одолеть врагов с Запада. Это особенно подчеркивается наступлением войск Врангеля, явившимся, как «гром с ясного неба», и принявшим угрожающие размеры»⁵.

11 июля уже в «Правде» Сталин вновь, отметив важные успехи Юго-Западного фронта, подчеркнул, что хотя «наши успехи на антипольских фронтах несомненны... но было бы недостойным бахвальством думать, что с поляками в основе уже покончено, что нам остается лишь проделать «марш на Варшаву». Это бахвальство... неуместно не только потому, что у Польши имеются резервы, которые она несомненно бросит на фронт... но и прежде всего потому, что в тылу наших войск появился новый союзник Польши — Врангель, который грозит взорвать с тыла плоды наших побед над поляками... Смешно поэтому говорить о «марше на Варшаву» и вообще о прочности наших успехов, пока врангелевская опасность не ликвидирована»⁶. В ответ на запрос ЦК РКП (б) Сталин 13 июля сообщил в Москву, что он поддерживает идею прямых переговоров с Польшей без посредников и не в Лондоне, а на территории России⁷.

Оценка ситуации военным командованием, изложенная в записке от 15 июля, была довольно оптимистичной⁸, что, наряду с политическими расчетами и общим подъемом, вызванным победами на фронте, привело к отказу от принятия английских условий. Расчеты советского руководства сводились к тому, что поскольку противник слаб, то сильный удар приведет к его окончательному краху и позволит разрушить всю Версальскую систему, не учитывавшую советских интересов. В итоге 16 июля Пленум ЦК РКП(б) решил отклонить ноту Керзона, но при этом не отказываться от переговоров с Польшей и ускорить наступление, чтобы «помочь пролетариату и трудящимся массам Польши освободиться от их помещиков и капиталистов»⁹. 17 июля Москва официально ответила Лондону, что согласна на переговоры с Варшавой, но без посредников¹⁰. В ответ Англия 20 июля заявила, что в случае советского наступления отменит торговые переговоры с РСФСР. Тем временем II конгресс Коминтерна, проходивший в Москве 19 июля — 7 августа, обратился к трудящимся Западной Европы с призывом поддержать РСФСР в войне с Польшей¹¹.

17 июля председатель РВСР Л.Д. Троцкий в своей директиве, указав, что правительства Антанты опасаются подрыва Версальской системы в результате побед Красной армии и стремятся вовлечь в войну Румынию, доводил до сведения главкома, что «правительство сочло необходимым отвергнуть английское посредничество». Поэтому «необходимо принять меры к тому, чтобы всесторонне обеспечить наше быстрое и энергичное продвижение вперед на плечах отступающих польских белогвардейских войск». «Преподать твердые оперативные указания командованию Западного и Юго-Западного фронтов в отношении дальнейшего непрерывного развития операции как до границы, намеченной Антантой, так и за пределами этой границы в случае, если бы силой обстоятельств мы оказались вынужденными временно перейти эту границу»¹². 20 июля главком приказал войскам фронтов «продолжать энергичное развитие операций... не ограничивая таковых границей, указанной в ноте лорда Керзона»¹³. В этот момент военное командование Красной армии, Реввоенсовет республики и главнокомандующий Вооруженными силами республики, а также командование Западного фронта, явно переоценив успехи, достигнутые Красной армией, и степень поражения войск противника, допустили ряд просчетов.

19 июля член Реввоенсовета Западного фронта И.Т. Смилга сообщал в Реввоенсовет Республики о том, что левый фланг польских войск разбит совершенно. 21 июля главком С.С. Каменев срочно прибыл в Минск, в штаб Западного фронта. Ознакомившись на месте по докладам командования фронтом с обстановкой, он отдал в ночь на 22 июля директиву занять войсками Западного фронта Варшаву не позднее 12 августа¹⁴. 23 июля главком послал из Смоленска на имя заместителя председателя РВСР Э.М. Склянского телеграмму, в которой сообщал о своем впечатлении об обстановке на Западном фронте:

«САМОЕ СУЩЕСТВЕННОЕ — ЭТО ВЫСОКИЙ ПОДЪЕМ НАСТРОЕНИЯ В ЧАСТЯХ, ГАРАНТИРУЮЩИЙ ВОЗМОЖНОСТЬ И ДАЛЬШЕ ПРОДВИГАТЬСЯ, НЕ УМЕНЬШАЯ ЭНЕРГИИ. 16 ЧИСЛА ЗАНЯТО ГРОДНО, А ВЧЕРА СЛОНИМ. ОБА ЭТИ УСПЕХА СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ, ЧТО ЛИНИЯ РР. НЕМАНА И ШАРА ПРОРВАНЫ И ТЕПЕРЬ У ПРОТИВНИКА НЕТ НА ПУТИ ИХ ОТХОДА РУБЕЖЕЙ, НА КОТОРЫХ ОНИ МОГЛИ БЫ РАССЧИТЫВАТЬ ЗАДЕРЖАТЬ НАС. НЕ ИСКЛЮЧЕНА ВОЗМОЖНОСТЬ ЗАКОНЧИТЬ ЗАДА ЧУ В ТРЕХНЕДЕЛЬНЫЙ СРОК»¹⁵.

Эта телеграмма свидетельствовала, что главком после докладов РВС Западного фронта, по существу, считал польскую армию неспособной к дальнейшему сопротивлению. Такая оценка была ошибочной.

В условиях чрезмерно оптимистических расчетов на скорую победу советское командование стало пересматривать свои дальнейшие планы. Именно в это время идея концентрического удара войсками Западного и Юго-Западного фронтов на Варшаву уступила место эксцентрическому удару на Варшаву и Львов. Исходя из того, что войска Западного фронта продолжали стремительное наступление, не встречая при этом серьезного сопротивления противника, Реввоенсовет Юго-Западного фронта 22 июля направил главкому телеграмму, в которой предлагалось перенести главный удар войск фронта с брестского направления на львовское, то есть в пределы Галиции. Командование Юго-Западного фронта, как писал позднее А.И. Егоров, считало важным в политическом плане освобождение столицы Восточной Галиции — Львова и намеревалось в дальнейшем оказать поддержку войскам наступающего на Варшаву Западного фронта «ударом через Львов в тыл Варшаве». Перенесение направления главного удара в сторону Галиции, по мнению РВС Юго-Западного фронта, диктовалось также опасностью выступления на стороне Польши Румынии¹⁶. Соответственно, Сталин сообщил РВС 1-й Конной армии, что Западный фронт прорвал у Слонима первую линию польской обороны по рр. Неман и Шара и стоит ближе к Брест-Литовску, чем Юго-Западный фронт. «Возможно, что в связи с этим обстоятельством вашей армии придется отказаться от Бреста и свернуть южнее». Ввиду ожидаемого обращения Польши с предложением о перемирии «необходимо, насколько возможно, торопиться с продвижением вашей армии вперед»¹⁷.

Имевшиеся в главном командовании опасения относительно возможного вмешательства Румынии привели к появлению идеи усиления действий войск Юго-Западного фронта в Восточной Галиции. В этой ситуации вполне понятно появление директивы главкома от 21 июля, поставившей перед Юго-Западным фронтом задачу занять к 4 августа районы Ковель—Владимир-Волынский, а остальными силами, в том числе и 1-й Конной армией, разгромить 6-ю польскую и Украинскую армии, оттеснив их на юг к границам Румынии, тем более что командование фронта само предлагало подобный вариант, который был 23 июля утвержден Каменевым¹⁸. При этом главком был убежден, что Западный фронт в августе 1920 г. один, без помощи Юго-Западного фронта, может сломить сопротивление противника на Висле и занять Варшаву. Более того, Каменев считал, как он писал об этом 21 июля в РВС Республики, что для выполнения этой задачи вполне достаточно будет трех армий Западного фронта (4-й, 3-й и 15-й), если Польша не получит существенной поддержки, помимо выступления Румынии и Латвии¹⁹. Эти три армии в общей сложности в то время имели немногим более 80 тыс. бойцов. 16-ю же армию главком планировал вывести в резерв на случай, если на помощь Польше выступит Латвия. Кстати сказать, 19 июля Тухачевский, исходя из вероятных сложностей при прорыве линии германских окопов, также предложил отклонить действия 1-й Конной на юго-запад²⁰.

Новым стратегическим решениям советского Главного командования способствовало и то, что 22 июля Польша предложила РСФСР договориться о «немедленном перемирии и открытии мирных переговоров»²¹. Уже 23 июля Москва сообщила Варшаве, что главное командование Красной армии получило распоряжение «немедленно начать с польским военным командованием переговоры в целях заключения перемирия и подготовки будущего мира между обеими странами»²². Одновременно в 18.35 23 июля главком потребовал от войск Западного фронта еще ускорить наступление на Варшаву²³. В тот же день Сталин сообщил РВС 1-й Конной армии, что Польша обратилась с предложением о перемирии и ждет ответа до 30 июля. «Исходя из этого требуется самое стремительное наступление от вас в сторону Львова и вообще нужно постараться, чтобы до тридцатого успеть завладеть максимумом того, что можем взять»²⁴. 23 июля командование Юго-Западного фронта поставило войскам следующую задачу: 12-я армия, создав заслон в направлении Брест-Литовска, должна была наступать в направлении Холм—Красник—Аннополь, 1-я Конная армия — не позднее 29 июля занять Львов, а 14-я армия — наступать от р. Збруч в общем направлении Тарнополь—Перемышляны—Городок²⁵.

Таким образом, действия Юго-Западного фронта должны были отныне направляться не на содействие войскам Западного фронта, который наносил главный удар на варшавском направлении, а на решение по существу самостоятельной задачи, связанной с ликвидацией войск противника на львовском направлении и освобождением Галиции. При этом ударные группировки Западного и Юго-Западного фронтов должны были действовать в значительном отрыве друг от друга. Изменение направления главного удара войск Юго-Западного фронта накануне решающих боев, от которых зависел исход советско-польской войны в целом, противоречило реальной обстановке. Поэтому трудно не согласиться с мнением В.А. Меликова о том, что 21—23 июля «главком... допустил ошибку стратегической важности»²⁶. А обстановка была такой, что на отдельных, наиболее важных направлениях бои затягивались на несколько дней и сопротивление польских войск все более и более усиливалось.

Полный радужных ожиданий, как и все советское руководство, Сталин 24 июля информировал Ленина о том, что операция на Львов, возможно, удастся. Относительно общей политики он полагал, что «теперь, когда мы имеем Коминтерн, побежденную Польшу, и более или менее сносную Красную Армию, когда, с другой стороны, Антанта добивается передышки в пользу Польши для того, чтобы реорганизовать, перевооружить польскую армию, создать кавалерию и потом снова ударить, может быть в союзе с другими государствами — в такой момент и при таких перспективах было бы грешно не поощрять революции в Италии. Нужно признать, что мы уже вступили в полосу непосредственной борьбы с Антантой, что политика лавирования уже потеряла свое преобладающее значение, что мы можем теперь и должны вести политику наступления (не смешивать с политикой наскакивания), если мы хотим сохранить за собой инициативу во внешних делах, которую мы завоевали недавно. Поэтому на очередь для Коминтерна нужно поставить вопрос об организации восстания в Италии и в таких еще не окрепших государствах, как Венгрия, Чехия (Румынию придется разбить). [...] Короче: нужно сняться с якоря и пуститься в путь, пока империализм не успел еще мало-мальски наладить свою разлаженную телегу, а он может еще наладить ее кое-как на известный период, и сам не перешел в решительное наступление»²⁷.

30 июля Каменев вновь требовал от войск «наступление на польском фронте вести с прежним напряжением и энергией... дабы в кратчайшее время абсолютно уничтожить польскую армию»²⁸. В этих условиях командование советского Западного фронта всякими уловками затягивало согласование процедуры перехода польской военной делегацией линии фронта, оттянув его до 30 июля²⁹. Как ни странно, эта затяжка вовсе не вызвала раздражения в Варшаве, поскольку польское командование не спешило заключать какое-либо соглашение под давлением большевиков. Его вполне устраивало временное перемирие в худшем случае по «линии Керзона», но никакого вмешательства во внутренние дела Варшава допускать не собиралась³⁰. Для расширения социальной базы польское правительство еще 15 июля добилось одобрения Сеймом принципов аграрной реформы. 24 июля в Варшаве было создано правительство национальной обороны с участием всех политических сил, а 25 июля в Польшу прибыла англо-французская военная миссия и начали прибывать военные грузы с Запада.

В конце июля 1920 г., по словам итальянского посла в Варшаве Ф. Томмазини, польское руководство попыталось склонить Германию к нанесению удара из Восточной Пруссии во фланг и тыл советского Западного фронта. Однако Берлин стремился не только вернуть данцигский коридор и Верхнюю Силезию, но и под предлогом спасения Польши от большевиков попытался добиться пересмотра военных ограничений Версальского договора и принятия Германии в Лигу Наций. В результате эти контакты завершились безрезультатно³¹. 27 июля Пилсудский отдал директиву, требовавшую от войск удержать фронт по линии р. Западный Буг—Остров—Граево (или Остроленка—Омулев) и организовать контрудар от Брест-Литовска на север и от Острова на восток³². В этих условиях польское руководство также не спешило начинать переговоры, и прибывшие 1 августа в Барановичи польские делегаты не имели полномочий от правительства на ведение переговоров о мире, а лишь полномочия от военного командования на ведение переговоров о перемирии. Советская же сторона была заинтересована в одновременном заключении соглашений о перемирии и прелиминарного договора. Поэтому 2 августа она потребовала от польской делегации получить соответствующие полномочия и с 4 августа начать переговоры в Минске. Но польская делегация отказалась и вернулась за линию фронта³³.

Польская пропаганда всячески подчеркивала «самоотверженную борьбу польских войск с нашествием большевиков», что должно было не только укрепить польский тыл, но и способствовать получению военных материалов от Антанты, в которых Варшава очень нуждалась. С целью поддержания порядка в армии, деморализованной поражениями, и борьбы с дезертирством польское руководство 24 июля ввело чрезвычайные и полевые суды. Тем временем 24 июля, после трех дней напряженных боев, советские войска Западного фронта прорвали линию Гродно—р. Неман—р. Шара—Слоним. Форсировав Неман и Шару, 25 июля советские войска вступили в город Волковыск, 27 июля в Осовец и Пружаны, 29 июля — в Ломжу, а 30 июля был занят Кобрин. 1 августа Красная армия вступила в Брест, 3 августа советские войска заняли Остров, а 6 августа — Остроленку. Вместе с тем бои начала августа показали, что польское сопротивление усилилось, и в течение недели войска 16-й армии и Мозырской группы не могли форсировать р. Западный Буг. Как верно отметил В.А. Меликов, в конце июля 1920 г. наступательный порыв войск Западного фронта «трансформировался в бурное движение по инерции». Нужна была особая сила воли, чтобы, проанализировав обстановку с учетом донесений дивизионного и армейского командования, решиться приостановить движение на 1—2 недели по рекам Бобр, Нарев и Западный Буг³⁴.

30 июля в Белостоке был создан Временный революционный комитет Польши (Польревком) в составе Ю. Мархлевского, Ф. Дзержинского, Ф. Кона и Э. Прухняка, для обеспечения деятельности которого Москва выделила 1 млрд руб. Задачей Польревкома являлась подготовка советизации Польши, но нехватка подходящих кадров и слабое знание местных условий привело к тому, что население в массе осталось безучастным к его начинаниям. Особенно повредила имиджу Польревкома попытка решения аграрного вопроса по российскому образцу: тогда как польские крестьяне стремились получить помещичью землю в личную собственность, на ней стали создавать социалистические хозяйства³⁵. На Украине еще 8 июля был создан Галицийский революционный комитет (Галревком), в который вошли В. Затонский, М. Баран, Ф. Конар, И. Немоловский, К. Литвинович и др. Работа Галревкома велась под общим лозунгом изгнания поляков, и 1 августа в Тарнополе была провозглашена государственная самостоятельность Восточной Галиции с задачей установления советской власти³⁶. Однако в целом население, хотя и радовалось уходу поляков, разделилось по вопросу об ориентации на Европу или Москву. В любом случае успех в деятельности обоих ревкомов был тесно связан с ситуацией на фронте.

Примечания

1. ДМИСПО. Т. 3. С. 138—142, 144—150, 151—152.

2. Там же. С. 177—178; Манусевич А.Я. Указ. соч. С. 35.

3. ДВП. Т. 3. М., 1959. С. 54—55.

4. Польско-советская война. Ч. 1. С. 130—141.

5. Сталин И.В. Сочинения. Т. 4. М., 1947. С. 329—334.

6. Там же. С. 336—341.

7. Большевистское руководство. Переписка. С. 142—144.

8. Директивы Главного командования. С. 610—612.

9. Польско-советская война. Ч. 1. С. 142—143.

10. ДВП. Т. 3. С. 47—53.

11. ДМИСПО. Т. 3. С. 166—169.

12. Директивы Главного командования. С. 613—614.

13. Какурин Н.Е., Меликов В.А. Указ. соч. С. 210; Директивы Главного командования. С. 641—642.

14. Директивы Главного командования. С. 643—644.

15. Какурин Н.Е., Меликов В.А. Указ. соч. С. 209; Директивы Главного командования. С. 644.

16. Директивы командования фронтов. Т. 3. С. 225—226.

17. Большевистское руководство. Переписка. С. 146—147.

18. Какурин Н.Е., Меликов В.А. Указ. соч. С. 211; Директивы Главного командования. С. 704—705.

19. Директивы Главного командования. С. 614—615.

20. Директивы командования фронтов. Т. 3. С. 71—72.

21. ДВП. Т. 3. С. 61; ДМИСПО. Т. 3. С. 190.

22. ДВП. Т. 3. С. 60—61.

23. Директивы Главного командования. С. 644—645.

24. Большевистское руководство. Переписка. С. 147—148..

25. Директивы Главного командования. С. 227.

26. Меликов В.А. Сражение на Висле в свете опыта майско-августовской кампании 1920 г. С. 56—57.

27. Большевистское руководство. Переписка. С. 148.

28. Директивы Главного командования. С. 645.

29. ДМИСПО. Т. 3. С. 193—194, 196—197, 202.

30. Там же. С. 205—207.

31. Томмазини Ф. Возрождение Польши // Операции на Висле в польском освещении. С. 306—308; Славяноведение. 1999. № 4. С. 45—46.

32. Гражданская война 1918—1921. Т. 3. С. 382, прим. 1.

33. ДМИСПО. Т. 3. С. 244—246.

34. Меликов В.А. Марна — 1914 года. Висла — 1920 года. Смирна — 1922 года. С. 199—203.

35. ДМИСПО. Т. 3. С. 221—225; Из истории гражданской войны в СССР. Т. 3. С. 329—330; Гражданская война на Украине. Т. 3. С. 329—330; Польско-советская война. Ч. 1. С. 161—162, 164—171, 172—173, 174—176, 177, 179—181, 184, 190—193, 194—196, 200—201, 202, 204—205; Ч. 2. С. 6, 9—12, 45—47.

36. ДМИСПО. Т. 3. С. 239—242; Ольшанский П.Н. Указ. соч. С. 52—89.