Коварство «публичной дипломатии»

Рецензент. «Публичная дипломатия» — так назвали американские руководители нынешний свой стиль общения за границей с официальными высокими лицами, а также через их голову, минуя их, с широкой публикой. Еще совсем недавно такого рода контакты с людьми, то есть пропаганда на зарубежную аудиторию без согласия официальных властей, а также переговоры с оппозицией в зарубежном государстве считались в дипломатии нежелательными, применялись сравнительно редко. Этим в основном занималась разведка.

В наше время даже разведка претерпела существенную эволюцию. На первое место выдвинулись не военные, а экономические проблемы.

Вот что писал на эту тему еще в конце 40-х годов автор книги «Стратегия разведки» Шерман Кент, занимавший высокий пост в вашингтонской администрации: «...разведка означает знание. Не все, правда, его области, но весьма существенную их часть. Сбор материалов, необходимых для разработки обилия проблем, это задача, которую разведка не в силах выполнить самостоятельно. Делает она это с помощью большого количества учреждений, как общественных, так и частных (...). Надлежит брать на заметку все изобретения, касающиеся новых производственных процессов, вновь возводимые промышленные объекты, шахты, предприятия бытового обслуживания и их модернизацию...».

Вслед за этим высказыванием в США уже в 1959 г. решением конгресса (#794) было введено понятие промышленного шпионажа, которое со временем оформилось как хозяйственная или экономическая разведка. Британский специалист в этой области Дж. Гамильтон в 1970 г. предположил даже, что знание экономического потенциала противника станет для Запада тем же, чем в прошлом было знание его атомного потенциала. Чего же удивляться, что в Соединенных Штатах на эту разновидность войны с каждым годом предназначаются все большие суммы.

Активный интерес западных тайных служб к польской действительности, как вы верно отметили (с. 182), положил начало плацдармам нелегальной деятельности в Польше. Соответствующие власти были об этом информированы, но ситуацию недооценивали. Тогдашний министр внутренних дел, а позднее вице-премьер ПНР Станислав Ковальчик, к примеру, позволил себе пошутить на встрече с журналистами. Знаю, сказал он, что делает мой «коллега» из кабинета теней.

Для стратегов Запада, готовящих экономическую ловушку для Польши, было небесполезно знание некоторых личных черт руководителей ПНР, вставших у власти в Польше после 1970 г. Средства массовой информации в ФРГ, Франции, Бельгии, Соединенных Штатах и в других странах принялись всячески подогревать честолюбие Первого секретаря ЦК ПОРП, называя его «европейцем», «великим поляком», «государственным мужем» (поляки шутили, что он скорее муж Станиславы, так звали жену Эдварда Герека), «спасителем Польши» и т. д., им вторили отечественные пресса, радио, телевидение. Придуман был с той же целью нелепый и не имеющий экономического обоснования лозунг «строительство другой Польши». Все это плюс зарубежные поездки Эдварда Герека (Франция, США) привели к тому, что, вопреки предостережениям экономистов и политиков (об этом говорит также Ф. Шляхчиц, второй человек после Герека в тогдашней партийной иерархии ПНР (см.: Злоупотребления под знаменем партии. Принимал ли я в этом участие? — «Жиче литерацке». 1989. #11), на Западе был взят кредит под большие проценты, связавший польскую экономику с зарубежной, в основном с американской.

На первых порах (1970—1974 гг.) это выглядело даже эффектно, особенно на фоне догматика Владислава Гомулки, взгляды которого публично начали называть «сермяжными» (Гомулка взял реванш изречением: «Поглядим, как будет выглядеть этот их социализм во фраке»).

Вот как видел август 1980 г. в Польше видный английский публицист Нейл Эйчерсон: «...это была одна из самых странных политических структур на континенте. Внешне Польша была членом сообщества народов, строящих социализм. Но польская действительность представляла собой эксцентричное равновесие компромиссов (…). Такое балансирование вызывало удивление, но и восхищение тоже. Польша, надо повторить это, была наиболее толерантным местом в Восточной Европе (...). На Западе польское общество часто называли плюралистичным. Больше к нему подходит, однако, определение корпоративное». Старый бывалый газетчик хорошо знал, что пишет, поскольку именно при корпоративной системе легче манипулировать, заниматься подстрекательством, соперничать в предъявлении требований государству.

Стоит также привести замечания этого английского публициста, касающиеся Эдварда Герека Он писал: «...новый цикл истории, начавшийся в огне 1970 г., продолжался десять лет. Правление Эдварда Герека, человека, впрочем, прямого, с истинным уважением относившегося к рабочему классу (эти взгляды английского публициста разделить трудно, ведь в ближайшем окружении Герека часто употреблялось презрительное определение — «работяги». — Е.Б.) и на первых порах много достигшего, в свою очередь, потерпело крах. Это вовсе не является поводом для радости даже для заядлых антикоммунистов. Поражение было столь тотальным, я бы сказал даже, патетическим, что оно должно повергнуть в страх каждого, кто надеется, что люди способны реализовать поставленные перед собой задачи. Польское государство в 1970—1980 гг. не только не достигло своих целей, но в некотором отношении достигло как раз того, чего хотело избежать...».

Радоваться могли исключительно политики, видевшие в событиях на польском Побережье предвестие финала «долговой ловушки», а вспыхнувшие по всей стране забастовки и манифестации еще более усугубляли и приближали его такой конец. Неудивительно поэтому, что при известии о введении 13 декабря 1981 г. в Польше военного положения пароксизм бешенства охватил прежде всего администрацию США. Если оперировать экономическими категориями, это означало прежде всего, что миллиарды долларов, рассчитанные на прибыль в виде возможного изменения социально-экономической структуры в ПНР, не только не дали никакой выгоды, но и принесли потери. К тому же они не вызвали и предполагаемой стратегической угрозы, какую представляло бы вмешательство СССР и государств Варшавского Договора во внутренние дела Польши. Отсюда первой реакцией Вашингтона было оглашение экономических санкций, которые поддержала оппозиция во главе с Валенсой. Последний в своем автобиографическом повествовании «Путь надежды» представил дело так, словно речь шла о «наказании» правительства ПНР «за вероломство».

Имело ли право правительство ПНР на такой шаг? Пожалуй, не только в вашем первом издании этой книги, но и в нашем диалоге мы сумели воссоздать климат общественных отношений, в котором польская оппозиция продолжала двигаться к намеченной цели, рваться к власти, опираясь на всестороннюю поддержку зарубежных сил. Уверен, что без подстрекательства со стороны американцев польские события никогда не приняли бы такого серьезного оборота, как в течение последнего десятилетия.

Автор. В начале 80-х годов, когда мы читали репортажи советских корреспондентов из Польши и статьи о подрывной антисоциалистической деятельности империалистических кругов, мы не представляли себе ее действительные масштабы.

Ведь ясно, что и сотня американских шпионов на территории ПНР не могли соперничать по своему эффекту на широкие массы поляков с одним хорошо отрежиссированным визитом вице-президента США или даже американского сенатора. Западные «голоса», печать внутренней польской оппозиции и американская протокольная служба путем всяческих ухищрений создавали многократно преувеличенное впечатление (1) о числе и влиянии польских диссидентов, (2) о их преданности идеалам и чаяниям польского народа и (3) о заинтересованности США оказать помощь Польше в выходе из кризиса.

Нет у нас и реального представления о том, как на западе интерпретируют отношения СССР и Польши. Наша пресса делает первые робкие шаги, не рассказывая нам и десятой доли об имеющихся проблемах и противоречиях. Советский читатель хорошо информирован о перипетиях всех конфликтов между западными союзниками, но куда скромнее его знания о делах в нашем собственном доме — социалистическом содружестве наций, отношения между которыми принято у нас называть братскими. Неудивительно, что вакуум в этой области незамедлительно заполняется всякого рода мифами и интерпретациями от лица западной пропаганды. Она и здесь имеет свой политический выигрыш, и немалый.

Что же рассказывают американцы миру о советско-польских отношениях? Как можно догадаться, малоприятные для нас вещи. Правду они говорят или лгут? Думаю, что это уже вопрос второстепенный. На Западе американцы имеют почти монопольные позиции в сфере манипулирования общественным мнением и оболванивания широких масс. Мы же зачастую лишены возможности и сами получать интересующую нас информацию, и уж тем более нам трудно информировать о себе чужие народы.

За нас это делают другие. Вот как это выглядит, к примеру, в изложении некоего С. Плосса, опубликовавшего в 1986 г. книгу «Москва и польский кризис. Интерпретация советской политики и намерений».

Сотрудник государственного департамента США Сидней Плосс посвятил свою книгу позиции, занятой советским руководством во время «польского кризиса» 1980—1981 гг.

Информация, собранная разведывательными службами, утверждает Плосс, никогда не бывает ясной. Особую трудность для ЦРУ представляет, по его словам, интерпретация данных о намерениях советских лидеров. Среди наиболее характерных примеров — ошибочные сведения американской разведки о реакции СССР на события в Польше. Подобные «провалы ЦРУ» случались, пишет Плосс, неоднократно и объясняются труднодоступностью сведений об изменениях политики Политбюро ЦК КПСС и Советского правительства. По мнению автора, ликвидировать «вакуум» можно, лишь прибегнув к тщательному анализу оценок позиции советской печати в отношении того или иного события (конфликта). Для демонстрации «возможности» предлагаемого им метода он постфактум исследует материалы советской прессы, относящиеся к событиям в ПНР.

Польша традиционно считается наиболее важным союзником СССР в Восточной Европе. Поэтому любая попытка «посягнуть» на ведущую роль ПОРП в стране рассматривается Москвой как серьезная угроза. Польское руководство во главе с Э. Гереком, подчеркивает Плосс, считалось в СССР надежным и преданным партнером. Советская печать высоко оценивала «искусные» методы руководства массами в ПНР. Так, сообщалось, что польские руководители регулярно консультируются с рабочими перед принятием ключевых решений в области социально-экономического развития, постоянно посещают крупные предприятия для бесед с трудящимися. Какие-либо выступления трудящихся против руководства ПОРП просто не принимались во внимание.

Забастовки в Польше, продолжает автор, начались после резкого повышения цен на мясные продукты в июле 1980 г. Однако Э. Герек заявил, что предпринятая мера является вынужденной и отменена быть не может. Размах стачечного движения увеличился, но правительство ему не препятствовало, хотя имело в своем распоряжении крупные силы безопасности. Застигнутая врасплох советская пресса хранила молчание по поводу событий в соседней стране. Возможной причиной отсутствия информации Плосс считает боязнь косвенно способствовать усилению забастовок в СССР, которые в то время, по данным из диссидентских источников, имели место в Горьком и других местах. Особой озабоченности в связи с развитием ситуации в Польше советские лидеры, отмечается в книге, не проявляли, поскольку разделяли прежние иллюзии о том, что Э. Герек сохраняет власть над страной, хотя Москва наверняка была насторожена повышающимся влиянием в руководстве ПОРП С. Канн и С. Ольховского. СССР отказался признать гданьское соглашение между правительством и рабочими и не сообщил о нем в печати.

После избрания С. Кани Первым секретарем ЦК ПОРП, пишет автор, Л.И. Брежнев в поздравительном послании охарактеризовал его как борца за усиление руководящей роли партии и как приверженца пролетарского интернационализма. Данная оценка, по существу, являлась «подсказкой», определяющей желательные для СССР направления деятельности нового польского руководителя. В свою очередь С. Каня «сигнализировал» Москве, что будет направлять развитие ситуации в «нужном» направлении. Существование «Солидарности» было признано, однако без выполнения ею функций политической партии.

Уже в ноябре 1980 г., считает Плосс, западные эксперты расходились в оценках перспектив советской политики в отношении Польши. Разведывательные службы предрекали в ближайшее время «интервенцию», дипломаты в Москве утверждали, что СССР не собирается вмешиваться в ход событий. «Реальный вопрос», стоявший перед советскими лидерами, заключался в том, последует ли С. Каня по пути И. Надя и А. Дубчека. Для решения возникшей проблемы советское руководство прибегало к организации частых встреч с польскими лидерами, и пресса, по мнению автора, позволяет выделить эту сторону деятельности СССР. Плосс заявляет, что за 15 месяцев (с сентября 1980 г.) Л.И. Брежнев, М.А. Суслов и А.А. Громыко больше видели польских руководителей, чем членов Политбюро ЦК КПСС. Оказавшись между Кремлем и «Солидарностью», говорится в книге, С. Каня лавировал, пытаясь «удовлетворить» требования обеих сторон.

Период с 19 ноября по 12 декабря 1980 г. автор считает «временем наибольших сомнений» в намерениях советского руководства. На Западе тогда появились даже сообщения о том, что «вторжение» уже началось. Некоторые эксперты откровенно признавались, что не в силах определить цели, преследуемые СССР в отношении Польши. К тому же советологов, по словам Плосса, смущали постоянные изменения в «иерархии» ближайших сподвижников Л. И Брежнева. Западные разведки констатировали в то же самое время продолжающееся сосредоточение советских войск на западной границе.

Позднее, по мнению автора, отчетливо выявились разногласия в Политбюро ЦК КПСС относительно реакции на польские события Он пишет о сторонниках «жесткой линии» и «либералах». С марта 1981 г. СССР, по Плоссу, возможно, вмешивался в польские события, «настраивая» органы безопасности ПНР против руководящих деятелей «Солидарности». В этот период, заявляет автор, судя по советской прессе, Политбюро ЦК КПСС окончательно уверилось в «нелояльности» С. Кани. Однако, учитывая перспективы затяжной войны в Афганистане, было решено «по возможности» воздерживаться от «вторжения» в ПНР. Характер освещения польских событий в советской печати, считает Плосс, показывает, что СССР надеялся «вдохновить скептиков» в руководстве ПОРП на сопротивление уступкам в пользу «Солидарности» и узаконить выступление сторонников «жесткой линии» против руководства С. Кани. В августе 1981 г., когда в Варшаве начались уличные антиправительственные выступления, в Москве, по его мнению, убедились в полной неэффективности контроля над ситуацией со стороны польских властей.

Форма и содержание «советской пропаганды» во второй половине 1981 г., с точки зрения Плосса, оказались близкими к тем, которые были характерны в 1968 г. в связи с событиями в ЧССР. Во время митингов на советских заводах выдвигались требования «остановить контрреволюцию» в Польше, комментаторы в «Правде» выступали с критикой подрывной деятельности международной реакции. Даже «военное давление» в обоих случаях было схожим: А. Дубчека в начале лета 1968 г. пригласили на учения войск Организации Варшавского Договора, а В. Ярузельский присутствовал на маневрах Советской Армии осенью 1981 г. У многих западных специалистов, указывает Плосс, создалось впечатление, что советские лидеры приняли твердое решение тем или иным способом сокрушить «Солидарность».

Избрание В Ярузельского Первым секретарем ЦК ПОРП, пишет Плосс, ссылаясь на советскую печать, было с радостью встречено в Москве Однако советская пресса негативно отнеслась к продолжающимся со стороны ПОРП поискам компромисса с «Солидарностью» Средства массовой информации, добавляет он, осенью 1981 г. отражали растущую волну озабоченности советского руководства Очевидно, во второй половине ноября 1981 г. до В Ярузельского было доведено требование объявить в стране военное положение Плосс ссылается на сообщение польских правительственных источников о том, что как раз в это время из Москвы поступило предупреждение о возможном вводе в Польшу войск Организации Варшавского Договора Подготовка к объявлению военного положения, по его словам, продолжалась около месяца и держалась в секрете Однако в советской прессе с начала декабря появились ясные сигналы, показывающие, что в ближайшее время в ПНР должны произойти какие-то события.

Своевременный анализ освещения советской печатью польских проблем, пишет далее Плосс, мог бы позволить избежать ошибок, сделанных американской администрацией в результате «провала» экспертов ЦРУ Явно неточным оказалось и мнение ряда советологов, что СССР «при Брежневе» сосредоточил внимание на внутренней политике, на повышении уровня жизни населения Эти же специалисты переоценили значение, придаваемое советским руководством сотрудничеству с США, стремление Кремля «любой ценой» избежать ухудшения советско-американских отношений Недостоверными, по мнению автора, оказались утверждения о зарождении в СССР «институционного плюрализма» Эксперты преувеличили глубину «послесталинских изменений» в советском руководстве Отсутствие во второй половине 1981 г. упоминаний о положении дел в Польше в речах советских лидеров было воспринято как отсутствие каких либо решительных намерений, хотя отличительной особенностью руководителей КПСС уже давно является крайняя осторожность Однако, утверждает Плосс, все свидетельствовало о том, что Москва непременно проявит решительность слишком большое значение уделяется в СССР дружбе с Польшей, и советское руководство вряд ли позволило бы событиям идти «своим путем» Альтернатива, говорится в заключение, состояла в выборе между вторжением и подавлением оппозиции «изнутри» Первый путь «решения» проблемы, по словам автора, был чреват слишком тяжелыми последствиями для СССР Плосс советует своим «коллегам» чаще читать советскую прессу «между строк», чтобы ошибок при анализе внешнеполитического курса СССР стало как можно меньше.