Оппозиция застою средствами бизнеса и культуры
Автор. У меня сложилось впечатление, что часть польской интеллигенции «пошла в бизнес», решила заняться накоплением первоначального капитала и таким образом заявить обществу о своей экономической независимости. При всех случаях это лучше, чем прозябать в безденежье или эмигрировать. Листая только что цитировавшийся вами номер американского еженедельника, хочу обратить внимание на очень резкий пассаж в той же самой статье Дугласа Стэнглина:
«Для поляков забастовки связаны главным образом не с низкой заработной платой и баснословным ростом прожиточного минимума и даже не с резким повышением цен на обувь и мясо. Польское общество, как и общество других стран Восточной Европы, уже более сорока лет расколото на «нас» и на «них». Главный вопрос — законность: кто имеет право управлять страной — коммунистическая партия или народ? Польская цепочка восстаний и репрессий началась в 1970 г., а в 1981 г. завершилась подавлением самого смелого вызова — «Солидарности», первого независимого профсоюза восточного блока. В каждом случае власти одерживали победу, но лишь ценой углубления пропасти между правителями и подданными.
Сегодня складывается впечатление, что эта пропасть непреодолима. Нигде она не является столь глубокой, как в Польше. Через две недели после начала последней конфронтации Ярузельскому приходится пытаться навязать свою волю, не имея народной поддержки. Он представил в парламент план, направленный на запрещение забастовок и других протестов до конца года, а также на то, чтобы дать правительству нечто типа неограниченной власти над экономикой — от замораживания заработной платы и цен до закрытия и слияния предприятий Независимо от того, уступит ли он требованиям рабочих о повышении заработной платы или подавит их выступления главным образом силой, он рискует вызвать новые забастовки, несмотря ни на какие запреты. К примеру, избрав неправильный подход к студенческим волнениям, он может толкнуть студентов к альянсу с рабочими, разрушить который будет трудно.
Проблема Леха Валенсы, которая разворачивается на глазах мировой аудитории, не менее сложна. Решение Валенсы взять на себя руководство забастовкой на Гданьской судоверфи, где в свое время зародилась «Солидарность», было слишком смелым, чтобы власти могли его игнорировать. Однако применение дубинок и слезоточивого газа против лауреата Нобелевской премии могло бы помешать улучшению отношений с Вашингтоном, перечеркнуть надежды на новые западные кредиты.
Несмотря на напряженность, все стороны — церковные посредники, рабочие, правительство, — по-видимому, ведут себя осторожно. Власти подчеркнули, что выступление против забастовщиков на металлургическом комбинате в Нова-Гуте, близ Кракова, было «чрезвычайной мерой», а не отходом от политики реформ и примирения.
Лидеры оппозиции говорят, что разделение власти, быть может, даже коалиционное правительство — единственный выход из кризиса, требующего жертв от всех. «Власти напрасно истратили восемь лет, — говорит представитель «Солидарности» Януш Онышкевич. — Без «Солидарности» проблем страны не решить».
Независимый профсоюз является самым заметным звеном в огромной сети альтернативных структур в Польше. Когда в 1983 г. было отменено военное положение, оппозиция начала целеустремленную работу по подрыву контроля партии над повседневной жизнью. Художники и скульпторы, которые стали быстро игнорировать официальные институты, сейчас проводят до ста частных выставок в год, в основном в церковных зданиях, вне зоны досягаемости властей. «Солидарность» дала людям ощущение, что они могут влиять на ход событий», — говорит Тереза Богуцка, которая принимает участие в организации частных выставок. Дискуссии процветают на частных квартирах и в церковных подвалах, затрагивая столь деликатные темы, как польско-украинские отношения и плюрализм в условиях социалистического государства. Учителя истории советуют школьникам противостоять государственной пропаганде. Лидер «Солидарности» Яцек Куронь призывает поляков участвовать в этих мероприятиях, «чтобы вернуть себе власть над своей жизнью».
Мораль сей журнальной басни такова — заинтересованные западные круги стремятся стравливать разные общественные группы и этим оказывать влияние на расстановку политических сил в Польше. Ведь самые весомые мнения американской прессы десятикратно цитируются по «голосам» и перепеваются в оппозиционной польской прессе.
Рецензент. Политические требования оппозиции начинают с 1988 г. превалировать над экономическими. Хотя в среде рабочего класса таких изменений не произошло. Что же касается интеллигенции, то тут замах оппозиции и поддерживающих ее внешних сил сводится к пропаганде тезиса о некой разладе между социалистическими странами. Если официальная наша пропаганда твердит о необходимости опоры на то общее, что объединяет союзников, то идеологический противник упирает на имеющиеся объективные противоречия.
Автор. В подтверждение вашего тезиса о западной трактовке положения в соцстранах стоит привести выдержки из статьи в английской газете «Дейли телеграф» (12.07.1988), где можно было прочесть следующую, как мы раньше любили выражаться, «клеветническую инсинуацию».
«Из всех народов Восточной Европы поляки более открыто, чем кто-либо, отвергают коммунизм и больше всего противятся доминирующей роли Советов. Россия не может себе позволить игнорировать непредсказуемость Польши, у которой не только есть веские причины, продиктованные историей и современностью, противиться ее власти, но и которая обладает также альтернативным центром власти в лице римской католической церкви. Но если Горбачеву удастся хотя бы ослабить такое настроение унаследованной ненависти, а тем более обратить эту тенденцию вспять, он преодолеет одну из самых серьезных потенциальных опасностей, грозящих его планам изменений мирным путем в советском блоке.
Важное значение предстоящих визитов советского руководителя в Краков, культурный центр страны, и Щецин, один из важных центров рабочих волнении в прошлом, заключается в их символическом значении для страны, приверженной традиции исторической преемственности. Для человека, занимающего такое положение в коммунистическом мире, как Горбачев, посещение любых польских судоверфей, пусть даже не в Гданьске, на родине «Солидарности», означает сделать большой шаг на пути к нарушению табу.
В конце концов ведь Горбачев может сделать то, чего не может польский руководитель — генерал Ярузельский. Он умеет общаться. Самый большой парадокс в связи с его поездкой, возможно, заключается в том, что он оказывается более опасным для генерала Ярузельского, чем десяток визитов папы на свою родину. Если верить результатам недавних опросов общественного мнения, советский руководитель уже пользуется в Польше большей популярностью, чем сам Ярузельский».
Рецензент. На сегодня граждане Польши и советские люди близки друг другу больше, чем когда-либо. Это, вероятно, главный итог развития польско-советских отношений за последние годы. И польская интеллигенция способствовала этому процессу, развивая все формы творческих, научных и деловых контактов между нашими странами. В 1988 г. польский писатель Я. Пшимановский издал на русском и польском языках книгу «Память», где поименно назвал 78 тыс. советских воинов, сложивших голову между Бугом и Одером. С января 1989 г. еженедельник «Жиче литерацке» начал публикацию романа А. Солженицына «В круге первом». Считаю, что ни польский, ни советский читатели ничего не потеряли бы, прочитав лучшие произведения и В. Аксенова, А. Зиновьева, В. Некрасова, А. Сахарова.
Рассуждая на темы о литературных и политических взаимосвязях между нашими странами, хорошо было бы чаще слышать мнения профессионалов, которым одинаково близки культуры ПНР и СССР.
Автор. Если бы лучшие советские специалисты по Польше имели возможность открыто публиковать свои соображения, если бы широкое хождение имели в нашей стране переводы всего основного, что публикуется в прессе ПНР или в польских книжных издательствах (а такие переводы и рефераты делаются, но с ограничительным распространением «по верхам»), то надобность в нашей книге отпала бы сама собой. Нас с вами хватило бы в лучшем случае на одну газетную полосу. Но и в таком кратком диалоге я бы попросил вас высказаться о Лехе Валенсе, Анджее Вайде и Чеславе Милоше.
Рецензент. Согласен прокомментировать то, что вы написали об этих польских деятелях. Что касается Ч. Милоша, то присуждение ему Нобелевской премии вызвало удивление в самых различных кругах нашей интеллигенции. У нас есть литераторы, вклад которых в национальную культуру более значителен, — к примеру, Ежи Анджеевский. И вряд ли стоило вам клеить Ч. Милошу ярлык профессионального антикоммуниста. В январе 1989 г. советская «Литературная газета» напечатала подборку стихов Ч. Милоша...
Лех Валенса прямо признал в своем 600-страничном автобиографическом повествовании «Путь надежды» (Париж, 1987), что присуждение ему Нобелевской премии мира было политическим актом, нейтрализующим ту ненависть, с какой обдавала его помоями официальная пропаганда. И здесь с Валенсой трудно не согласиться, учитывая, что некоторые пропагандистские акции властей проводились в духе сталинских методов. Вице-премьер М. Раковский во время транслировавшейся по телевидению встрече с судостроителями Гданьска в августе 1981 г. склонял имя Л. Валенсы так, что позже был вынужден извиниться перед ним. Газета «Штандар млодых» (3—5.11.1984), польское радио и телевидение даже обнародовали выдержки из перехваченных специальными службами телефонных разговоров Л. Валенсы...
О творчестве А. Вайды вы ждете от меня, вероятно, более пространных слов, так как уделили ему немало страниц. Извольте получить очередную порцию критики по поводу вашей оценки трех его фильмов — «Человек из мрамора», «Человек из железа» и «Рабочие-80». Восприятие этих фильмов зрителем — дело всегда индивидуальное. Но стоило ли вам рвать на себе волосы из-за отдельных киноэпизодов, особенно там, где речь идет о роли социалистического соревнования, которое в Польше было не чем иным, как копированием (часто бездарным и вульгарным) стахановского движения в СССР. А о Стаханове мы читаем в советской прессе, что он был не только обманщиком, но еще и использовал работу своих товарищей, приписывая себе ее результаты. Не следует также лить слезы и над затронутыми в фильмах Вайды проблемами работы польского суда и милиции тех лет, так как все военные и административные органы ПНР несут ответственность за свои тягчайшие преступления, совершенные в конце 40-х и в 50-х годах.
На с. 158 вы саркастически замечаете, что за все его заслуги Вайде причиталась бы Нобелевская премия, если бы таковая была предусмотрена. Он и получил две премии в 1988 г. первую — за все творчество в целом от японского концерна (250 тыс. долларов, то есть значительно больше Нобелевской) и вторую... в Москве! Осенью того же года в столице СССР состоялся просмотр фильмов Анджея Вайды (месяцем ранее такой же просмотр был организован Кшиштофу Занусси), на котором советскому зрителю были представлены не только фильмы, критикуемые вами, но и другие тоже. В знак признания Союз советских кинематографистов счел Анджея Вайду достойным возглавить Московский международный кинофестиваль в 1989 г. Недавно (в марте 1989 г.) наш режиссер признался, что он активно работает над фильмом о Катыни, а также о советской перестройке.