III.2. Польша на пути в ЕС и НАТО

Сближение Польши с европейскими структурами имеет длительную историю, восходящую еще к социалистическим временам. Польша установила дипломатические отношения с Европейским экономическим сообществом в июле 1988 г. В 1989 г. она подписала с ЕЭС договор о торговле и торгово-экономическом сотрудничестве, ставший основой для дальнейшего сближения сторон.

Новые возможности в этой сфере открылись после 1989 г. В экспозе Т. Мазовецкого (сентябрь 1989 г.) настойчиво подчеркивалась мысль о необходимости и закономерности этого сближения, предопределенного всем ходом исторического развития.

О намерении Польши вступить в Совет Европы польский премьер заявил в Европейском парламенте в феврале 1990 г. Переговоры с ЕС начались в декабре 1990 г. и закончились подписанием в 1991 г. Европейского договора о содружестве Польши с Европейскими сообществами и странами, являющимися их членами. На саммите в Копенгагене (1993 г.) Совет Европы принял решение о расширении ЕС за счет государств Центральной и Восточной Европы, при условии соответствия последних определенным критериям. 8 апреля 1994 г. Польша официально заявила о своем желании стать членом ЕС. В 1996 г. был создан Комитет европейской интеграции, в задачу которого входила координация польской интеграционной политики, годом позже в стране приняли документ, содержащий основные положения национальной стратегии интеграции, а 31 марта 1998 г. начались переговоры о вступлении Польши в ЕС.

Перед страной стояла сложная задача, связанная, прежде всего, с необходимостью приведения польского законодательства в соответствие с правовыми актами Сообщества.

Переговоры шли непросто и касались около тридцати самых различных вопросов, связанных с сельским хозяйством, охраной окружающей среды, региональной политикой. Пожалуй, наиболее сложной являлась проблема сельского хозяйства. Польская деревня заплатила высокую цену за процесс трансформации, уровень жизни на селе катастрофически упал, социальная инфраструктура была разрушена, безработица принимала угрожающие размеры, что привело к достаточно серьезным акциям социального протеста в конце 90-х годов.

Одной из наиболее волнующих польское общество проблем в связи со вступлением в ЕС являлись условия продажи земли иностранцам. В 1999 г. правительство Е. Бузека на переговорах в Брюсселе выдвинуло требование 18-летней отсрочки на право покупки земли иностранцами после вступления Польши в ЕС и 45-летней отсрочки на покупку земли под промышленные предприятия. Такого рода требования были по сути беспрецедентными: никто из стран-кандидатов не оговаривал для себя столь длительных сроков, и, тем не менее, с некоторыми уступками, Польше все же удалось добиться своего.

Хотя в целом европейский вектор развития Польши одобрялся и принимался обществом, а вступление в ЕС было на протяжении многих лет стратегической целью сменявших друг друга польских правительств, пройти этот путь оказалось не так уж легко.

Польша очень скоро проявила себя как политический актор, претендующий на самостоятельную роль и не желающий занимать в ЕС позицию покорного и за все благодарного «младшего брата». Весьма серьезная проблема, связанная с особой позицией Польши, была связана с проектом конституции Евросоюза.

В 2003 г. в ходе обсуждения проекта конституции в польском политическом дискурсе появился лозунг «Ницца или смерть» (выдвинутый Я. Рокитой). Под этим суровым заявлением готовы были подписаться многие польские политики. Хотя, на первый взгляд, для подобного рода непреклонности не было повода — ведь речь шла о деле сугубо мирном: о проекте конституции ЕС. Обсуждение проекта (полное название которого Договор о введении Конституции для Европы) высветило многие сложные проблемы ЕС, показало, как непросто строить общеевропейский дом в связи с серьезным несовпадением интересов его нынешних и будущих обитателей. Проект конституции предполагал изменение некоторых положений Договора Ниццы (2001 г.), весьма выгодного для Польши: достаточно сказать, что по условиям этого договора Польша имела бы при голосовании после вступления в ЕС почти столько же голосов, что и Германия (27 и 29 соответственно). Конечно, Договор Ниццы импонировал многим польским политикам, появились даже разговоры о неких «державных амбициях» Польши в Европе.

Согласно же новому проекту, принцип исчисления голосов ставился в прямую зависимость от численности населения страны и, соответственно, Польша отстала от Германии в два раза. Кроме того, проект предусматривал ограничение числа полноправных комиссаров пятнадцатью, с тем чтобы комиссары от остальных, вновь вступающих в ЕС стран, не имели права голоса. Изменялся также и срок полномочий главы Совета: этот срок увеличивался, что затрудняло возможность каждой стране реализовать свои потенциальные шансы на руководство ЕС.

Несомненный отказ от принципа эгалитаризма в сторону усиления влияния государств-основателей ЕС не вызвал особого энтузиазма у представителей польского политического класса. Немногочисленные голоса о необходимости признать неизбежность идущего процесса, трезво оценивать реальные возможности и потенциал Польши и т. п. утонули в хоре сторонников лозунга «Ницца или смерть».

Лагерь сторонников «Ниццы» объединил людей самой разной политической ориентации. Об однозначном неприятии предлагаемого Конвентом проекта конституции ЕС заявила крайне правая партия Лига польских семей. Лидер фракции этой партии в сейме М. Котлиновский решительно отстаивал идею «Европы отечеств» и равных прав каждого государства.

Л. Качиньский, бывший тогда президентом Варшавы, заявлял, что вопрос о европейской конституции имеет принципиальное значение, поэтому ни о каких уступках не может быть и речи. «Право и справедливость» и ее лидеры — братья Качиньские не желали поддерживать партию «белого флага» и решительно выступали за референдум по поводу конституции ЕС. ПиС предложила даже идею нового референдума по вопросу о вступлении Польши в ЕС, аргументируя свое предложение тем обстоятельством, что прежний опрос, в котором поляки однозначно высказались «за», проходил в принципиально иных условиях, когда облик ЕС определял Договор Ниццы.

С поддержкой последнего и готовностью стоять до конца выступили ПСЛ и Союз труда. Премьер-министр Л. Миллер делал, кажется, все возможное и невозможное, пытаясь отстоять Договор Ниццы. Чудом уцелев в авиакатастрофе, Миллер отправился в Брюссель в декабре 2003 г. в инвалидной коляске, проявив несгибаемое упорство в отстаивании интересов Польши. Упорно ратовал за «Ниццу» и бывший в то время президентом А. Квасьневский.

Линию на отстаивание интересов Польши в ЕС поддерживает и нынешний премьер Д. Туск. «Польша, — заявляет премьер, — не была и уж определенно не будет Золушкой в ЕС. Она будет ведущим актером на европейской и, соответственно, — на мировой сцене. Сильный Союз — это Союз интегрированный, стоящий на солидных основаниях, а таковыми являются общие ценности»¹.

В данном контексте Туск особое значение придавал Лиссабонскому договору (2007 г.). По сути, этот договор в какой-то мере заменяет конституцию ЕС, которую так и не удалось принять во многом из-за позиции Польши, которая требовала введение в преамбулу конституции положения о христианских основах единения Европы. Лиссабонский договор был ратифицирован в конце 2009 г., причем не без трудностей. Последние были связаны, главным образом, с особой позицией Ирландии, в которой договор не с первого раза был одобрен на референдуме, а также Чехии. Президент В. Клаус, пользующийся репутацией евроскептика, тянул с подписанием договора до последнего.

Однако и в Польше Лиссабонский договор встретил неоднозначную реакцию. Ратификация этого договора прошла не гладко: в польском сейме разгорелись горячие дискуссии. Большинство членов фракции «Права и справедливости» проголосовало против, хотя сам Я. Качиньский голосовал «за». Дело дошло до того, что несколько депутатов сейма от ПиС покинули парламентский клуб. Противники договора считали, что Польша, одобрив его, утратит свой суверенитет, т. к. договор предполагает, что с 2014 г. решения ЕС будут принимать в соответствии с принципом «двойного большинства». Это значит, что для принятия решения необходимо одобрение его как минимум 55% государств-членов, при условии, что они представляют не менее 65% населения Евросоюза. Договор предусматривает также введение должности уполномоченного по международным делам. Все эти условия, несомненно, повышают влияние Брюсселя на принимаемые в Варшаве решения.

Договор отменяет прежнюю систему представительства членов Союза в Еврокомиссии. Принцип «одна страна — один комиссар» утрачивает свою силу. С 2014 г. только 18 из 27 стран будут иметь своего представителя. Вводится пост президента Евросоюза, который будет избираться на 2 года.

Лиссабонский договор, полагает английский политолог, Х. Робинсон, выгоден только евробюрократам. Большинство народов Европы выступают против дальнейшей интеграции, и если ЕС останется в прежнем виде, ему не миновать кризиса. Правда, элиты европейских стран настроены гораздо менее критично, но не следует забывать, что «нет никакого европейского народа, европейского общественного мнения или европейского патриотизма»².

Действительно, как показывают социологические опросы, ожидания, согласно которым процессы европейской интеграции будут способствовать формированию европейской идентичности, в принципе не оправдались. Несмотря на то что европейцы одобряют в целом интеграционные процессы, очень немногие готовы идентифицировать себя с Европой: в 32 европейских странах 3,2% респондентов ставят Евросоюз на первое место среди территорий, с которыми они прежде всего себя идентифицируют, 8,5% — на второе место и 17,5 — на последнее. Причем эти цифры практически не меняются на протяжении более 20 последних лет³.

Данные социологических исследований свидетельствуют, что в польском общественном сознании нет достаточно четких представлений о месте Польши в Европе: 20% респондентов считают, что Польша всегда была в Европе, 8% не имеют на этот счет определенного мнения. В отличие от США, Германии, России, по отношению к которым в сознании поляков сформировались некие устойчивые стереотипы, «европейских» стереотипов пока нет⁴.

В польском сознании утвердилось представление о двух Европах: циничной и холодной, равнодушной к судьбе поляков — и идеальной, возвышенной, основанной на христианских ценностях. Польская идентичность основана на романтической парадигме. Некогда Бисмарк говорил, что поляки — это политики в поэзии и поэты в политике. Но для нынешней Польши данное утверждение вряд ли актуально. Польские исследователи пишут о разрушении прежней парадигмы и формировании новой, основанной на европейских ценностях. Сложность в том, что идентичность поляков двойственна: «кичливый лях» (по выражению Пушкина) является таковым только в России. «Этот лях, — пишет польский исследователь Я. Прокоп, — стоит на границе двух миров, по сути, чуждый обоим. Он боится поскользнуться на блестящем паркете брюссельских кабинетов, франкфуртских и парижских банков, потеряться в страсбургских кулуарах и вместе с тем он пренебрежительно относится к азиатам»⁵.

Если вступление в ЕС породило в польском обществе оживленную дискуссию и неоднозначные суждения (при несомненной поддержке этой акции в принципе), то присоединение страны к НАТО оценивалось поляками вполне однозначно.

Польский путь в НАТО начался в 1990 г. с установления дипломатических контактов и признания за польскими парламентариями статуса наблюдателей. В 1991 г. президент Л. Валенса заявил в Кракове во время встречи с президентами Чехо-Словакии и Венгрии о намерении Польши вступить в альянс. Вскоре был создан Североатлантический совет сотрудничества, осуществляющий координацию контактов НАТО с государствами Центральной и Восточной Европы.

Существенный прогресс в сближении Польши с Североатлантическим союзом был достигнут в 1994 г., когда премьер В. Павляк подписал документ «Партнерство во имя мира». В том же году Польша первой из стран, претендующих на членство в НАТО, представила Индивидуальную программу партнерства с НАТО. Вскоре состоялись первые совместные учения на территории Польши. И, наконец, на исходе все того же 1994 г. министры иностранных дел 16 государств — членов НАТО заявили о готовности альянса к приему новых членов.

Серьезные перемены в расстановке политических сил, происшедшие в Польше в середине 90-х годов и связанные с победой на парламентских выборах социал-демократов, не изменили вектор внешнеполитической ориентации. В 1995 г. премьер Ю. Олексы подтвердил в Брюсселе волю польского правительства и впредь предпринимать все усилия для достижения членства Польши в НАТО, а годом позже новоизбранный президент А. Квасьневский свой первый зарубежный визит нанес именно в Брюссель, спеша подтвердить незыблемость намерений Польши. В следующем, 1997 г. Польша получила от руководящих структур НАТО заверения в том, что она будет в числе государств, для которых двери в альянс откроются в первую очередь. В конце того же года МИД Польши направил в НАТО официальное письмо, подтверждающее стремление страны к вступлению в альянс и ее готовность соблюдать все связанные с этим обязательства. Сторонами был подписан соответствующий протокол, и в 1998 г. решение о принятии Польши в НАТО было ратифицировано. После необходимых действий с польской стороны в 1999 г. страна стала членом альянса.

Вступление в НАТО расценивалось польской политической элитой как историческое событие, позволившее стране достичь максимально возможной безопасности, какой Польша не имела на протяжении всей своей истории. Так оценивали вступление в НАТО разные политические силы в стране. Действительно, стремление в альянс было приоритетной задачей сменявших друг друга польских президентов и правительств, независимо от их политической ориентации^*.

Польша вступила в НАТО в не самое спокойное время: едва отгремели торжества по поводу приема в альянс новых членов, мир потрясла весть о бомбовых ударах НАТО по Югославии. Известно, что отношение к этой акции было и остается по сей день далеко не однозначным. Но позиция Польши была вполне определенной: она безоговорочно поддержала бомбовые удары альянса, причем польское руководство считало такую позицию вполне правомерной и соответствующей союзническому долгу. Идеи славянского единства тогдашнего польского президента не смущали. А. Квасьневский замечал, что Польша никогда не разделяла этой идеи, направленной против западноевропейской цивилизации, частью которой она себя ощущала. На протяжении веков Польша боролась против агрессии с востока, защищая свою самобытность. Славянские народы, включенные в процесс интеграции, не должны стать «сферой рецидива антизападного панславизма»⁶.

НАТО, в представлении польской правящей политической элиты, не может выполнить своих функций без выраженного американского лидерства. Поэтому в задачу польской внешней политики входит максимально возможное смягчение антагонизма между США и европейскими партнерами по НАТО. Только США, как с военной, так и с политической точки зрения, считаются гарантом польской безопасности.

Не все в Польше уверены в том, что ее отношения с США в полной мере отвечают национальным интересам. Более того, некоторые аналитики полагают, что до прихода к власти правительства Д. Туска Польша находилась в положении скорее сателлита, чем равноправного партнера США.

Заметим, что после 2007 г. проамериканская направленность польской внешней политики стала не столь явной. Это проявилось, в частности, в ужесточении позиции по отношению к проблеме размещения на территории Польши противоракетных установок (программа ПРО).

Подчеркивая свою верность союзническим обязательствам как члена НАТО, Польша тем не менее приняла решение о выводе своих войск из Ирака, хотя в Афганистане польский воинский контингент в 2010 г. еще оставался.

Примечания

*. Польские социал-демократы в первые годы своего существования достаточно сдержанно относились к идее вступления Польши в альянс, но очень скоро стали горячими сторонниками членства РП в НАТО.

1. Tusk D. Expose premiera D. Tuska // http://www.kprm.gov.pl/s.php

2. Robinson H. W obecnym ksztalcie Unia Europejska dlugo nie przetrwa // Rzeczpospolita. 2008. 6 maja. S. 16, 17.

3. Jasińska-Kania A. Zmieniające się, identifikacje europejczyków: Globalne, europejskie, narodowe, regionale i lokalne // Globalizacja i co dalej. Warszawa, 2004. S. 152.

4. Europa, niemcy i Rosja w polskim systemie kultury. Wrocław, 2004. S. 117, 120.

5. Prokop J. Polak jaki jest nie(ch) kazdy widzi. Kraków, 2004. S. 162.

6. Kwaśniewski A. Dom wszystkich Polska. S. 207.