Глава 3. «Советско-немецкий конфликт», или чем заниматься истинным патриотам Польши

И еще немного о «невинно» угнетенных. О борцах невидимого фронта из растущих, как грибы после дождя, под эгидой СВБ «освободительных армий» и «войсковых организаций». Чего они хотели, чего добивались, о чем мечтали, забившись в щели? Ответ на этот вопрос можно найти в директиве командующего СВБ генерала С. Ровецкого (псевдоним «Грот») от 28 сентября 1940 г.: «Исход ожидаемого конфликта между Россией и Германией в настоящий момент предугадать невозможно. Для нас было бы лучше всего, если бы немцы атаковали Россию, уничтожили ее вооруженные силы и облегчили тем самым для нас решение в будущем вопроса о нашей восточной границе». В той же директиве определялось положение СССР как врага, даже если СССР и Англия станут союзниками. В отношении вступления советских войск на польские территории директива тоже была недвусмысленной: «быть готовыми исполнить специальный приказ по проведению массовых диверсий и организации партизанского движения в тылу у Советов»¹. Вот какой он истинный, без псевдолиберальных прикрас, облик у «коварно преданного Советами союзника», над которым усердными стараниями польских историков уже начинает светиться нимб.

Поэтому прежде чем мы начнем рассматривать действия польских формирований разного рода, так или иначе подконтрольных польскому правительству в эмиграции, следует напомнить о том, что широчайшие слои польского населения на «восточных окраинах» находились под воздействием не только антисоветской, но и антирусской пропаганды, как со стороны основных звеньев польского подполья, так и со стороны гитлеровцев. Также нельзя не учитывать и поддержку этих враждебных установок и со стороны католического духовенства. При этом не имело значения, как называлось государство, с которым поляки имели дело — СССР, или как-нибудь иначе — главное, что оно представляло собой очередную ипостась основного врага Польши — России.

В результате грянувшая в 1941 г. Великая Отечественная война для поляков, оказавшихся в СССР, стала долгожданным исполнением заветных желаний. Тем неожиданнее может показаться, что именно она резко изменила положение арестованных польских подпольщиков. Наивные Советы понадеялись, что общая беда станет крепкой основой для возможного союза, и в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 августа 1941 г. амнистировали и освободили 389 041 человек — граждан Польши, из них 200 828 поляков. При том, что в подавляющем большинстве это были действительно активные враги СССР.

Стоит ли уточнять, что большевики сильно просчитались. Вместо того чтобы примкнуть к противостоящим фашистской армаде советским патриотам, встретившие «советско-польский конфликт» с энтузиазмом поляки продолжили свою подрывную подпольную деятельность против СССР. Так, существовавшая к тому моменту на крайнем правом фланге довоенного политического ландшафта Польши Стронництво Народовэ (Национальная партия), имеющая свою подпольную вооруженную структуру — Национальную военную организацию (НВО) (потом эта организация войдет в состав АК и введет своих представителей в Делегатуру правительства в стране), поместила в одном из своих печатных изданий следующий отклик на начало войны между Германией и СССР:

«...То, что произошло 22 июня 1941 г., следует рассматривать как исключительное счастье. Руки одного из наших врагов разят другого, а оба — победитель и побежденный — истекут кровью, уничтожат и истощат друг друга... То, что случилось 22 июня, освобождает нас от призрака неравной схватки с Москвой на следующий же день после того, как рухнет рейх...»

Да и Бюро информации и пропаганды СВБ сообщало в конце июня 1941 г.: «Слава Господу Богу и благодарность за то, что рука одного из наших врагов режет другого и оба они — победитель и побежденный — истекут кровью и ослабеют».

Не менее любопытны и «рвущие душу» излияния уже известного нам пана Т. Стшембоша, так описывающего первые дни войны в Белостокской области (в 1941 г. в составе БССР): «Встречали ли польские жители Едвабне и окрестных сел немцев с энтузиазмом и как избавителей? Да! Встречали! Если кто-то вытаскивает меня из горящего дома, в котором я через минуту могу сгореть, то я брошусь ему на шею и буду благодарить. Даже если завтра мне придется признать его следующим врагом. Немцы спасли сотни жителей окрестных сел... Спасли от депортации на смерть, куда-то в казахстанскую пустыню или в сибирскую тайгу... Поэтому не стоит удивляться их радости и тем "бандам"... что атаковали уходящие с этой земли группы советских солдат...»².

Кто не радовался «освободителям», так это евреи. Ибо, вопреки заявлениям того же Стшембоша и иже с ним, хоть и не испытывали большого восторга от реалий советской действительности в Западной Белоруссии, прекрасно понимали, чем им грозит новая власть. Профессор Израэль Гутман так в свое время ответил Стшембошу: «В оккупационной зоне евреи, также как и другие, как и все, страдают под советской властью. Гитлеризм же заранее и сразу вводит обездоленность, изоляцию в гетто и уничтожение евреев... Евреи, в общем-то, осознавали то, что падение свободной Польши является для них огромным несчастьем, но в структуре оккупационных режимов в отношении к евреям возникла... огромная разница, и то, что евреи испытали облегчение ввиду того, что перед лицом поражения польского государства территории, на которых они проживали, переходят под советскую власть, представляет собой явление естественное и ожидаемое. Альтернативой ведь было гитлеровское рабство.

... В этом контексте следует указать на исторический парадокс, непредвиденное стечение обстоятельств, что как раз евреи, изгнанные и сосланные советскими властями в глубь Советского Союза, спаслись в значительном большинстве, и это они, освобожденные после войны в процессе репатриации, составляют преобладающую часть спасенных остатков польских евреев. Это явление отражает разницу между двумя тоталитарными режимами, если речь идет о судьбе евреев»³ (выделено автором).

Но есть и не менее любопытные сведения, которые можно найти на страницах недавно опубликованной в Польше «Хроники сестер-бенедиктинок аббатства Св. Троицы в г. Ломжа» (до 1941 г. входил в состав Белостокской области Белоруссии): «22 июня 1941 г. Ранним утром послышался гул самолетов и время от времени грохот разрывающихся над городом, бомб... Несколько немецких бомб упало на ключевые советские учреждения. Среди Советов поднялась неописуемая паника. Они начали в беспорядке убегать. Поляки жутко радовались. Грохот каждой разрывающейся бомбы наполнял души невыразимой радостью. Через несколько часов в городе не было ни одного совета, евреи попрятались где-то по погребам и подвалам. До обеда заключенные покинули камеры. Люди на улицах бросались в объятья друг другу и плакали от радости. Советы отступали без оружия, ни одним выстрелом не отвечая наступающим немцам.

Вечером того же дня в Ломже не было ни одного Совета. Ситуация, однако, оставалась неясной — Советы сбежали, а немцы еще не вошли. На следующий день, 23 июня, такая же пустота в городе. Гражданское население занялось грабежами. Были разгромлены и разграблены все советские склады, базы и магазины. Вечером 23 июня в город вошло несколько немцев — население вздохнуло с облегчением»⁴.

Следует отметить, что польские историки в настоящее время — и в этом надо им отдать должное — без всяких оговорок (так как для большинства из них, даже в отличие от доктрины Армии Крайовой, и Россия и Германия равно ненавистные враги) утверждают, что и в Вильно, и во Львове немецкая оккупация принесла на определенное время облегчение. Объясняют они это очень просто: агрессия СССР отдала польское общество на «восточных окраинах» в лапы советским варварам, прославившимся кровавыми чистками. Отсюда и радость, что варваров прогнали носители европейской цивилизации. «После русских мы при немце зато чувствовали себя как в раю», «Я радовался, как все», — вот цитаты из сборника Польской Академии наук «Европа непровиницальная», посвященного переменам на восточных землях прежней Польской республики.

Что ж, получается, причина подобных, прямо скажем, отрицательных эмоций в адрес русских все-таки в ненависти, которую вызвали в поляках советские реалии, насаждавшиеся на бывших «восточных окраинах» с включением их в состав СССР? Так же как и лучшие надежды, возлагаемые на приход фашистов? Ведь судя по запискам носительниц католической морали, такие чувства испытывали представители всех слоев польского населения! Что, между прочим, резко отличает их от советских современников, в которых даже проклятый сталинский тоталитаризм не вытравил человеческого сопереживания «униженным и оскорбленным». А чтобы проиллюстрировать эту мысль, снова вспомним Константина Симонова, написавшего вскоре после нападения Германии на Польшу:

«Когда началась война немцев с Польшей, все мое сочувствие, так же как и сочувствие моих товарищей из редакции военной газеты, где мы вместе работали, было на стороне поляков, потому что сильнейший напал на слабейшего и потому, что пакт о ненападении пактом, а кто же из нас хотел победы фашистской Германии в начавшейся европейской войне, тем более легкой победы?»⁵

А ведь при этом тот же К. Симонов остается честным и не скрывает своего отношения к довоенной Польше: «...Ато, что там, в Европе, наши войска вступают в Западную Украину и Белоруссию, мною, например, было встречено с чувством безоговорочной радости. Надо представить себе атмосферу всех предыдущих лет, советско-польскую войну 1920 года, последующие десятилетия напряженных отношений с Польшей, осадничество, переселение польского кулачества в так называемые восточные коресы, попытки колонизации украинского и в особенности белорусского населения, белогвардейские банды, действовавшие с территории Польши в двадцатые годы... В общем, если вспомнить всю эту атмосферу, то почему же мне было тогда не радоваться тому, что мы идем освобождать Западную Украину и Западную Белоруссию?»⁶

Да, именно так. Хотя возвращение в состав СССР Западной Украины и Западной Белоруссии Константин Симонов приветствовал, вторжение в Польшу фашистской Германии с негодованием осуждал. И, можно быть уверенными, не он один. В отличие от не знающих сомнений польских патриотов, которые почти до самого конца войны выжидали, чья возьмет, а когда наконец поняли, чья, в лучших «коммерческих» традициях прикинулись союзником сильнейшего, то бишь СССР.

Ладно, пусть так. Но тогда, может, поляки, не попавшие под советский гнет и, соответственно, не подвергшиеся репрессиям, вели себя как-нибудь по-другому? Пусть теперь выскажутся те, которым «посчастливилось» оказаться в зоне гитлеровской оккупации, так надо понимать, более «европейской» и «гуманной», по сравнению с людоедской большевистской. Возможно, это многое прояснит в вопросе, почему не задалось советско-польское товарищество по оружию на равных.

Владыслав Студницкий, польский общественный деятель, практически неизвестный в России, но зато не забытый в Польше и пользующийся там до сих пор репутацией «истинного патриота Польши» (а патриоты наверняка знают, что нужно для блага страны, и стремятся все для этого делать) осенью 1939 г. писал следующее: «Ко мне приходили преимущественно люди старшего поколения, имевшие разное социальное происхождение и являвшиеся представителями разных политических направлений. Тут были рабочие, ремесленники, члены крестьянской партии, представители профессиональной интеллигенции, прежде всего юристы, журналисты, предприниматели, много дворян. Они высказывали мнение, что с Германией надо договариваться, надо сформировать национальный комитет, послать делегацию в Берлин, надо спасать то, что можно спасти». И, по мнению самого Студницкого, основой для взаимопонимания между Германией и польским обществом должен был стать предполагавшийся и ожидаемый советско-немецкий конфликт. В беседе с немецким комендантом Варшавы Карлом фон Нойманн-Нойроде Студницкий заявил: «Вы проиграете войну без возрождения Польши, без создания польской армии».

Тот же Студницкий уже 20 ноября 1939 г. составил и передал немецким властям «Памятную записку о польской армии и наступающей советско-немецкой войне». По его замыслу, новую польскую армию должно было создать временное правительство Польши. С помощью этой армии предполагалось отбросить большевиков на восток до Днепра. При этом территории до Дона и Кавказа предназначалась Германии. «Если пароль звучит как "Война против России", то нет оснований для каких-либо опасений и сомнений, так как величайшим несчастьем для польского народа было бы, если бы вся Польша попала под пяту Советской России»⁷. Точно такие же настроения, вкупе с готовностью «дружить» с немцами против России, гнездились и в головах руководителей Армии Крайовой, большая часть которых «прославилась» еще в польско-советской войне 1920 г.

Кстати, Студницкий оставался при своих убеждениях вплоть до 1945 г., когда, казалось бы, каждому мало-мальски мыслящему человеку был уже ясен исход войны, и предлагал немцам освободить поляков из немецких лагерей, вооружить их и единым фронтом выступить против большевиков. Ну а чтобы дело его не умерло, он оставил свои заветы польским (и не только) историкам, заявив в одном из своих трудов: «Азия имеет одинаковую склонность как к устранению, так и к творению беззакония. Отсутствует понимание прав человека, нет того благородного индивидуализма, которое является рыцарским наследством в Европе. Россия — это неизлечимый калека».

Похожие тенденции зафиксированы и в дневниках летописца оккупации Людвика Ландау «Хроника войны и оккупации», которые тот вел в захваченной фашистами Варшаве вплоть до своей гибели и которые являются настоящим кладезем информации о жизни поляков под немецкой оккупацией. «Существует действительно множество людей, которые пытаются приобрести благорасположение оккупантов, и в той же мере, как ухудшается ситуация, их будет еще больше. Из Кракова доходят слухи, что этот феномен там достиг существенных размеров — люди, имевшие какие-либо заслуги еще по австрийским временам, выкапывают старые документы и таким образом стараются завоевать благорасположение новых господ». Когда в 1940 г. отношения между СССР и Германией начинают портиться, Ландау отмечает, что появление громкоговорителей на улицах Варшавы в простом народе подпитывало надежду, что «вскорости по громкоговорителям должен будет передан призыв к вступлению в польскую армию, в какие-то части, направленные против большевиков, настоящих врагов Польши»⁸. Однако надеждам этим не суждено было сбыться. По той простой причине, что и сидевшее в Лондоне эмигрантское польское правительство, и Армия Крайова финансировались британским правительством, которое, в отличие от поляков, к гитлеровцам симпатий не испытывало. В связи с чем польским вождям пришлось делать трудный выбор между английскими денежками и старинной ненавистью к России. И в этот раз, как, впрочем, и всегда, возобладал «здоровый коммерческий подход».

Подтверждением чему — очередное свидетельство из далекого 1941 г., одного из членов АК на Украине: «Прежде всего речь шла о том, чтобы противодействовать братанию на завоеванных землях, чтобы на Востоке не возникло никакого союза в пользу участия польского населения в немецких вооруженных силах... Опасение, что молодежь с охотой присоединится к немецким войскам в борьбе против большевиков, было небезосновательным. Немцев приветствовали с воодушевлением. Случалось, что хозяева из благодарности выводили к ним своих коров. Когда испанская "Голубая дивизия" пришла в наши места, ей был устроен сердечный прием, солдат запаивали водкой... В первые дни своего наступления немцы освободили из советских тюрем множество поляков...". Правда, к этому надо добавить, что сами немцы видеть поляков в качестве какой-либо вооруженной силы в составе своей армии ничуть не желали, но, как пишет тот же свидетель, «… с удовольствием пользовались их помощью для вылавливания красноармейцев, местных коммунистов и евреев»⁹.

А вот и интереснейшее послание в духе знаменитого письма запорожцев турецкому султану, с той разницей, что адресовалось оно Адольфу Гитлеру, а его подписантами были члены подпольной польской организации «Меч и плуг», основанной активистами той самой Национальной партии — «прародительницы» НВО: «Его Превосходительству господину канцлеру и верховному главнокомандующему вооруженных сил Рейха — Адольфу Гитлеру, вождю народов Европы и Вождю борьбы с большевизмом.

...Мы ломаем сегодня все устаревшие и из-за войны неизбежные противоречия и, опираясь на столь важную для польского народа действительность, обращаемся к Вашему Превосходительству предоставить нам возможность принять участие в борьбе Европы против большевизма... С помощью Германии, германских вооруженных сил и органов безопасности желаем:

1. создать под немецким командованием польские вооруженные силы для борьбы с большевизмом;

2. лояльно сотрудничать в области использования рабочей силы;

3. тесно взаимодействовать в хозяйственной области;

4. разгрузить немецкую администрацию;

5. безжалостно сражаться с бандитизмом, партизанским движением, с евреями и масонством;

6. вести пропаганду среди военных формирований наших врагов;

7. бороться с чужой агентурой;

8. продолжать борьбу против всех саботажных и террористических групп в стране;

9. умиротворить враждебные Германии элементы на территориях, включенных в Рейх;

10. политически готовить польский народ к послевоенным задачам:

а) повторного направления нации на восток,

б) признания немецкого руководства в Европе.

Обращаясь к Вашему Превосходительству, в полном осознании нашего шага отмечаем, что не можем ставить Вашему Превосходительству никаких требований и условий и только жертвуя кровью можем встать в шеренги новой Европы...»

Сразу же, ради объективности, следует сказать, что «Меч и Плуг» не представлял собой какой-либо серьезной силы. И все же не стоит забывать, что и в данной организации, и в АК были выходцы из одной и той же партии. Что же касается реакции немцев на польские инициативы, то ее можно найти в записке Гиммлера, направленной шефу варшавского гестапо в 1943г.:

«... Считаю в данной ситуации достаточным, чтобы контакт с "Мечом и плугом" поддерживался и далее в прежней форме через функционеров полиции безопасности, которые эту организацию используют на территории Генерал-губернаторства и присоединенных восточных территорий (выделено автором) для разведывательно-шпионской деятельности против коммунистических и прочих национальных групп польского сопротивления...»¹⁰

Можно, конечно, и дальше приводить факты и цитировать источники, но вряд ли это изменит уже сложившуюся картину отсутствия прямой зависимости между советскими репрессиями и отношением поляков к России и русским. Тем более, что к началу Великой Отечественной Войны граница между СССР и Германией была действительно на замке, а потому информация о том, что за ней происходило, в Генерал-Губернаторство попросту не просачивалась. Так что и в данном случае мы имеем дело не более чем с извечным польским стремлением «нашкодить» восточному соседу, а при возможности и кусочек территории оторвать. Видимо, хорошо понимал это и Гитлер, раз уж даже он, как ни напрашивались ему в союзники «гнуснейшие из гнусных» (выражение Черчилля), «братской» польской помощью откровенно побрезговал. А вот Сталин, к сожалению, не был столь разборчив, и сильно обжегся.

Примечания

1. Армія Краёва на Беларусі. Мінск, 1994.

2. Т. Strzembosz. Przemilczana kolaboracja // Rzeczpospolita, 27.01.2001.

3. I. Gutman. "Oni" і "my", www.pogranicze.sejny.pl/archiwum/ jedwabne/wiez/08gutman.html.

4. T. Strzembosz Przemilczana kolaboracja // Rzeczpospolita, 27.01.2001.

5. К. Симонов. Глазами человека моего поколения. М.: Правда, 1990.

6. К. Симонов. Глазами человека моего поколения. М.: Правда, 1990.

7. J. Kochanowski. Wyrwy w szeregu. Polacy do Wehrmachtu czyli pomysły na kolaborację // Polityka Nr. 7., 17.02.2001.

8. L. Landau. Kronika lat wojny i okupacji. T. I-III. Warszawa, 1963.

9. J. Kochanowski. Wyrwy w szeregu. Polacy do Wehrmachtu czyli pomysły na kolaborację // Polityka Nr. 7., 17.02.2001.

10. J. Bronisiawski. Szable i lichwiarze. Warszawa: Iskry, 1970.