Библиотека
Исследователям Катынского дела
Главная
Хроника событий
Расследования
Позиция властей
Библиотека
Архив
Эпилог
Статьи

На правах рекламы

диплом психолога государственного образца . Познакомитесь со школой, методом, историей его создания и сферой применения. Занятие 1.

«Пусть сильнее грянет буря...»

Поздней осенью 1943 г. Красная армия вплотную приблизилась к довоенным границам Польши. А еще раньше всем политическим силам и течениям оккупированной Польши стало ясно, что польские территории будут освобождены с Востока, а столь желанное для АК и второй по значению подпольной организации Национальных Вооруженных Сил наступление с запада союзников в лице Англии и США не только откладывается, но и вряд ли вообще произойдет. Что, само собою, резко меняло все предварительные расклады. В частности, планировавшийся вариант всеобщего восстания, подобного тому, что уже было осуществлено в 1918 г., становился, мягко говоря, плодом воспаленного воображения руководства Армии Крайовой, которое никак не могло распрощаться с воспоминаниями прекрасной юности. К тому же и дело теперь приходилось иметь с несколько иными немцами. А потому поднимать восстание в фронтовых условиях, когда Польша, будучи тыловой территорией вермахта, до предела насыщена немецкими войсками и всевозможными тыловыми подразделениями, было равносильно уничтожению в кратчайшие сроки всех боеспособных единиц Армии Крайовой и массовой гибели гражданского населения. Тем более что на помощь союзников рассчитывать не приходилось. Как традиционных — Англии и США — так и СССР, с которым польское правительство прекратило отношения, что, естественно, предполагало также и отсутствие какого-либо взаимодействия в военной области, в том числе и с Армией Крайовой. Однако же, несмотря на то, что в создавшихся условиях реальную поддержку получить можно было все-таки только с Востока, польские стратеги упорно не желали договариваться и с надеждой, граничащей с одержимостью, смотрели на Запад. Что из этого вышло, яснее всего показало восстание в Варшаве, жестоко подавленное немцами.

А ведь союзники еще в 1943 г. недвусмысленно дали понять полякам, что планы с восстанием их не особенно волнуют. Прагматичному Западу было не до романтики: и в США, и в Великобритании прекрасно осознавали, что без СССР немцев не разбить. А потому стихийный порыв народных масс интересовал их лишь с точки зрения использования движений Сопротивления в оккупированных странах Европы для поддержки вторжения во Францию. По крайней мере этот вопрос рассматривался в октябре 1943 г. начальниками штабов союзнических армий, и мнение было таково, что военные действия Армии Крайовой никакого воздействия на ход боев на Западном фронте иметь не будут. С учетом этого становится ясно, что какие бы военные операции АК ни планировала, они были чисто польским делом и никого более не касались. Великобритания была готова поддерживать только диверсионно-разведывательную деятельность АК. Для чего, в частности, был разработан план действий «Барьер», предполагавший проведение крупномасштабных диверсий на железных дорогах в случае слишком поспешного отступления вермахта с целью задержания немецкого фронта на востоке и препятствования слишком быстрому наступлению Красной армии. Известны также и иные намерения командования Армии Крайовой, суть которых заключалась в прекращении каких-либо диверсионных акций в отношении военных эшелонов гитлеровцев, которые направлялись на Восточный фронт.

В конце концов знающие о крайне плохих взаимоотношениях между польским эмигрантским правительством и СССР союзники даже стали опасаться обеспечивать АК оружием в достаточном количестве, подозревая, что оно может быть направлено не только против немцев. А последнее приведет к политическим осложнениям, так как на руках у Советов будут неоспоримые козыри: союзники поставляют оружие врагам СССР. По сообщению польского историка Я. Чехановского, на документах, составленных для подготовки сброса с самолетов оружия для АК, он сам видел приписку: «К сожалению, еще не удалось изобрести пулемета, который убивал бы только немцев, а не русских». Однако, несмотря на прохладное отношение союзников к польским авантюрам, поляки в Лондоне, видимо, продолжали на что-то надеяться, поскольку разработанная 1 октября 1943 г. инструкция для Армии Крайовой содержала в себе следующие пассажи на случай несанкционированного (!!!) польским правительством вступления советских войск на территорию Польши:

«Польское правительство направляет протест Объединенным нациям против нарушения польского суверенитета — вследствие вступления Советов на территорию Польши без согласования с польским правительством (выделено автором) — одновременно заявляя, что страна с Советами взаимодействовать не будет. Правительство одновременно предостерегает, что в случае ареста представителей подпольного движения и каких-либо репрессий против польских граждан подпольные организации перейдут к самообороне»1. Таким образом, уже в 1943 г. лондонские поляки готовили своих соотечественников на оккупированной территории к войне против СССР. В то время как современные польские «правдоискатели» от истории непрерывно талдычут о намерениях АК быть союзником Красной армии и вероломстве Советов. Да уж, склероз — болезнь, конечно, неприятная, но в некотором смысле удобная.

В течение октября 1943 г. в соответствии с вышеуказанными тезисами были разработаны директивы плана «Бужа» (burza — буря по-польски). Последние предписывали подпольным структурам Делегатуры правительства в эмиграции и АК при вступлении РККА на территорию Польши выходить из подполья и представляться командирами частей в качестве легальных польских властей. При этом комендантом АК уже изначально предполагалось следующее:

«...Сохранение и поддержание в конспирации нашей в настоящее время широко разветвленной организации под советской оккупацией будет невозможно. Практически я ограничу количество командных органов и отрядов, выходящих из подполья, до необходимого минимума, остальных постараюсь сохранить посредством формального расформирования (выделено автором).

1. С максимальной секретностью подготавливаю на случай второй русской оккупации базовую сеть командных кадров новой тайной организации... В любом случае это будет отдельная сеть, не связанная с широкой организацией Армии Крайовой, расшифрованной в значительной мере элементами, остающимися на советской службе»2.

В соответствии с директивами плана «Бужа» от 1 декабря 1943 г. подразделения польского подполья должны были усиливать свою диверсионно-саботажную деятельность непосредственно перед вступлением советских войск.

Эти же директивы определяли отношение польских партизанских формирований к советским войскам и советским органам власти:

«...Отношение к русским. Ни в коем случае не следует затруднять находящимся на наших землях советским партизанским отрядам ведения борьбы с немцами. На данное время избегать стычек с советскими отрядами. Те наши отряды, у которых уже были такие стычки и которые по этой причине не могли бы наладить отношения с советскими отрядами, должны быть передислоцированы на иную территорию. С нашей стороны допустима только операция по самообороне.

2. Надлежит противодействовать тенденции населения восточных территорий бежать на запад от русской опасности. В особенности массовое покидание польским населением районов, где оно образует компактные польские массивы, было бы равнозначно ликвидации польского присутствия на этих территориях.

3. Относительно вступающей на наши земли регулярной русской армии выступать в роли хозяина. Следует стремиться к тому, чтобы навстречу вступающим советским подразделениям выходил польский командир, который имел бы за собой сражение с немцами и вследствие этого истинное право хозяина. В намного более трудных условиях в отношении к русским окажется командир и польское население, освобождение которых от немцев было произведено русскими»3.

Как тут не вспомнить записи, которые примерно в тоже время, когда разрабатывались подобные прожекты, оставил в своем дневнике Людвик Ландау: «...снова была сегодня экзекуция... Непрестанно приходят известия об арестованных...

И потому мы постоянно ждем вестей из внешнего мира, но ничего не предвещает близкого конца. И наиболее удручающе действуют вести с итальянского фронта (имеются в виду подвиги генерала Андерса. — Прим. авт. ), разрушая веру в то, что союзники по крайней мере в этот момент способны к серьезной и успешной борьбе с немцами... А нам уже совсем невтерпеж! И в силу положения в широком плане взор обращается на восток в поисках надежды. Тут по крайней мере не прекращаются "события" — и притом непрестанно с ущербом для немцев...»4

Так писал человек, как говорится, на своей шкуре, познавший гитлеровский режим — уже было невтерпеж! Увы, он не дождался, вышел однажды на улицу и не вернулся... Так же думали многие поляки и почти все гражданское население, которое не имело оружия и которому приходилось жить в оккупации без надежды на будущее. Но совсем другие мысли были на уме у отцов-командиров из АК и отцов нации из Лондона. В 1943 г., когда Красная армия перешла в наступление и исход войны начал принимать вполне конкретные формы, они с подачи Геббельса затеяли возню с раскруткой катынского дела, что привело к разрыву дипломатических отношений между СССР и эмигрантским правительством в Лондоне. Вот что писал по этому поводу Сталин У. Черчиллю в своем послании от 21 апреля 1943 г.:

«Поведение Польского правительства в отношении СССР в последнее время Советское правительство считает совершенно ненормальным, нарушающим все правила и нормы во взаимоотношениях двух союзных государств.

Враждебная Советскому Союзу клеветническая кампания, начатая немецкими фашистами по поводу ими же убитых польских офицеров в районе Смоленска, на оккупированной немецкими войсками территории, была сразу же подхвачена правительством г. Сикорского и всячески разжигается польской официальной печатью. Правительство г. Сикорского не только не дало отпора подлой фашистской клевете на СССР, но даже не сочло нужным обратиться к Советскому Правительству с какими-либо вопросами или за разъяснениями по этому поводу.

...Для расследования привлечен как правительством г. Сикорского, так и гитлеровским правительством Международный Красный Крест, который вынужден в обстановке террористического режима с его виселицами и массовым истреблением мирного населения принять участие в этой следственной комедии, режиссером которой является Гитлер...»

А что же ответил Черчилль? А то, что и всякий разумный человек на его месте в подобных условиях:

«...Мы, конечно, будем энергично противиться какому-либо "расследованию" Международным Красным Крестом или каким-либо другим органом на любой территории, находящейся под властью немцев. Подобное расследование было бы обманом, а его выводы были бы получены путем запугивания. Г-н Иден сегодня встречается с Сикорским и будет с возможно большей настойчивостью просить его отказаться от всякой моральной поддержки какого-либо расследования под покровительством нацистов...»5

Затем Черчилль писал в своем письме Идену от 28 апреля 1943 г.: «Не следует патологически кружить вокруг могил трехлетней давности под Смоленском»6.

Так родина, к которой они стремились, для части поляков стала отдаляться на глазах. И первыми это почувствовали именно солдаты Андерса, по преимуществу с так называемых «восточных окраин». Началось брожение, так как солдаты обоснованно опасались, что после победы над Германией их родные места окажутся уже не в Польше и вряд ли они туда вернутся. Шли разговоры о возможности бунта против Сикорского, даже о том, что Андерс готовит его устранение, поскольку тот не смог добиться от большевиков признания старых границ Польши. И проблема в конце концов решилась: возвращаясь с инспекции корпуса Андерса, Сикорский погиб в авиакатастрофе недалеко от Гибралтара. Но несмотря на то, что ситуация на Восточном фронте разыгрывалась по нежелательному для них сценарию, а союзники, у которых они в приемных высиживали решение о сохранении довоенных границ, не горели желанием портить из-за Польши отношения с Советским Союзом, власти «подпольного польского государства» продолжали хорохориться перед своим собственным населением. Заявляя, что польское государство в конституционном порядке продолжает управляться из Лондона и Варшавы, они призывали население Польши исполнять распоряжения законных властей, а не каких-то там самозванцев типа Берлинга, которые по распоряжению Сталина создали армию, проводят призыв в армию и т.п. И после подобных деклараций они еще рассчитывали, что могут договариваться с Советами о возврате к довоенным реалиям.

Что касается советской стороны, то она четко обозначила платформу для возможных переговоров, опубликовав 11 января 1944 г. официальное заявление правительства СССР о том, что советско-польская граница соответствует чаяниям населения Западной Украины и Белоруссии, выраженным в референдуме 1939 г. Причем это заявление означало не только то, что данная территория была советской, но также и то, что население, проживавшее на ней, имело, соответственно, советское гражданство. Оно же, независимо о того, какого мнения на сей счет придерживалась другая сторона, подразумевало, что все несоветские формирования на данной территории являлись незаконными, а участвующие в них граждане СССР подпадали под действие соответствующих советских законов. И именно с этой точки зрения и нужно рассматривать действия советских органов и их формирований на бывших «восточных окраинах», а ни как не с точки зрения конституции Польши 1935 г., кому бы она ни казалась предпочтительней.

Однако тех, кто, кто пришел к руководству польским правительством в Лондоне после смерти Сикорского, такая логика явно не устраивала. Все шло по старой накатанной колее, и разрешать все вопросы польские стратеги намеревались путем будущего военного конфликта между СССР и союзниками. И так горяча была эта надежда, что ради нее отцы-командиры не прочь были принести жертву в виде невинной крови, правда, не своей. Преследовавшие же в этой войне сугубо национальные интересы, тогда еще не поднятые до ранга «общечеловеческих ценностей», практичные союзники польских стремлений не разделяли, о чем У. Черчилль недвусмысленно, без какой-либо идеологической подоплеки писал Сталину 1 февраля 1944 г.:

«...я встретился с представителями Польского Правительства в Лондоне. Я им сообщил, что обеспечение безопасности границ России от угрозы со стороны Германии является вопросом, имеющим важное значение для Правительства Его Величества, и что мы, конечно, поддержим Советский Союз во всех мероприятиях, которые мы сочтем необходимыми для достижения этой цели... Я сказал им, что, хотя мы и вступили в войну из-за Польши, мы пошли на это не из-за какой-либо определенной линии границы...

Кроме того, хотя Великобритания, во всяком случае, продолжала бы бороться в течение ряда лет, пока что-либо не произошло бы с Германией, освобождение Польши от германского ига осуществляется главным образом ценой огромных жертв со стороны русских армий. Поэтому союзники имеют право требовать, чтобы Польша в значительной степени сообразовалась с их мнением в вопросе о границах территории, которую она будет иметь.

...и я советовал им принять линию Керзона в качестве основы для обсуждения».

В этом же письме Сталину Черчилль останавливается на вопросах, которые занимают польское правительство:

«...B частности, они глубоко озабочены вопросом об отношениях между польским подпольным движением и наступающими советскими войсками, причем, конечно, их главное желание состоит в том, чтобы содействовать изгнанию немцев». (Свежо предание, преподнесенное ясновельможными панами, да верится с трудом!)

На что Сталин с подкупающей прямотой отвечает 1 февраля 1944 г.:

«...Как известно, Советское правительство официально заявило, что оно не считает границу 1939 г. неизменной, и согласилось на линию Керзона. Тем самым мы пошли на весьма большие уступки полякам в вопросе о границе. Мы вправе были ждать соответствующего же заявления от Польского Правительства.... Тем не менее Польское Правительство в Лондоне не сдвинулось с места, по-прежнему в своих официальных выступлениях высказываясь за то, что граница, которая в трудную минуту навязана нам по Рижскому договору, должна остаться неизменной. Следовательно, здесь нет почвы для соглашения, ибо точка зрения нынешнего Польского Правительства, как видно, исключает возможность соглашения»7. Точка зрения изложена недвусмысленно. Или мы договариваемся, или нет. Но договариваться поляки не собирались, а вот прикидываться союзниками, чтобы получить с этого дивиденды, были не против. Вот только со Сталиным такие номера не проходили.

В качестве иллюстрации польских намерений можно привести отрывок из «Сообщения № 243. Рапорт ситуации главного командования АК от 14.07.1944 г.»: «...Предоставляя Советам минимальную военную помощь, мы создаем для них, однако, политическую трудность. АК подчеркивает волю народа в стремлениях к независимости. Это принуждает Советы ломать нашу волю силой и создает им затруднения в разрушении наших устремлений изнутри.

Я отдаю себе отчет, что наш выход из подполья может угрожать уничтожением наиболее идейного элемента в Польше, но это уничтожение Советы не смогут произвести скрытно, и необходимо возникнет явное насилие, что может вызвать протест дружественных нам союзников»8.

Таким образом, отцы-командиры сделали окончательный выбор в пользу невинно пролитой крови, чтобы рядовые бойцы АК, не дай бог, не пошли в Войско Польское в СССР. Враг номер 1 слабел, его место занимал враг номер 2 — Россия, который на тот момент назывался СССР, что для поляков принципиальной разницы не имело, а потому нужно было срочно предпринимать шаги на опережение. Именно таким шагом и являлась операция «Буря», целью которой — а это в настоящее время никто из современных историков, в том числе и польских, не отрицает — было овладение соответствующими территориями (в рассматриваемых нами случаях — территориями бывших «восточных окраин») до вступления на них Красной армии. А потому местным командирам АК и представителям Делегатуры правительства предписывалось выйти из подполья при появлении Красной армии и взять на себя властные функции как военного, так и гражданского характера на освобожденной от гитлеровских частей территории. При этом, как отмечают все исследователи, ни в одном приказе, касавшемся реализации «Бури», предусмотрительно не указывалась конечная цель данной операции, речь шла только о демонстрации принадлежности территорий конкретных округов к Польше.

А что же отцы-командиры, которым вменялось в обязанность реализовать эти далеко идущие планы? А они, оказывается, шапкозакидательские настроения своих предводителей разделяли совсем не безоглядно. Доказательством чему интересный отрывок из книги пана Дурачыньского «Между Лондоном и Варшавой», выдержки из рапорта курьера МВД польского правительства по итогам его поездки летом 1944 г. в оккупированную Польшу: «...Польская нация держит экзамен в этой войне. Но экзамена этого не сдают руководители нашей подпольной жизни, организаторы конспирации, политические и военные вожди. Я мог бы перечислить среди руководящих нашей подпольной жизнью весьма мало тех, кто ориентируется в международных событиях, в расстановке сил в мире, и тем самым в наших возможностях. Но и эти особы, которые ориентируются, отбрасывают неблагоприятные известия, основывая свои воззрения, надежды и действия на известиях благоприятных. Когда я говорил, что Россия сейчас является мощью, с которой мы должны считаться, мне отвечали, что это ее последние судороги, что у нее нет ни собственного оружия, ни боеприпасов, что она воюет американским снаряжением и зависит от англосаксонских поставок продовольствия... Что же может быть проще, чем сражаться до последней капли крови за каждую пядь польской земли и погибнуть. То, что общество не пошло на сотрудничество с Германией, обошлось нам смертями миллионов людей. То же, что мы будем героями, которые ни от чего не отступят, может стоить нам потери всей Польши».

А теперь процитируем М. Солтысяка, видевшего вблизи организацию «Бури»:

«Власти... засыпали отряд инструкциями, приказами, проводили все новые и новые инспекции — создавались предпосылки для возникновения эпопеи, в которой многие обязательно хотели поучаствовать. На территорию лагеря... приезжали люди... которые уже в первый день требовали высылать их в разведку, а наряду с ними — ловкачи разной масти, известные близкими отношениями с немцами, люди, которые получали неплохую прибыль за несколько лет оккупации. Теперь же они декларировали свою жажду борьбы, лишь бы только не опоздать в забеге к независимой Польше, лишь бы только в последнее, как они считали, мгновение провозгласить свою солидарность с делом, которого они до сих пор не хотели и замечать. Начались торги самыми святыми ценностями». И этим словам Мариана Солтысяка, воевавшего с оккупантами до последних дней, трудно не доверять, ибо он был по крайней мере здравомыслящим человеком, а потому уже во время проведения операции «Буря» искренне недоумевал, получив приказ: «Двигаясь вслед за арьергардом немцев, впереди передовых советских частей... занимать территорию и создавать условия власти, которую уже готовой обнаружат советские войска...»9

А особенно ценно свидетельство Солтысяка еще и потому, что в сегодняшней Польше нигде, начиная с трудов маститых исследователей и кончая школьными шпаргалками по истории, не встретишь более или менее объективный взгляд на действия «элиты общества» — Армии Крайовой — в рамках «Бури». В основном речь идет о героических деяниях патриотов из Армии Крайовой и предательском поведении Сталина и его военачальников, не говоря уже о преступлениях по отношению к АК со стороны НКВД. Относительно героизма бойцов и части командиров АК спорить не будем — многие из них воевали, в том числе и в Войске Польском, созданном 3. Берлингом, и наверняка были среди тех, кто вместе с Красной армией брал Берлин. Только это войско, если верить той «правде» о войне, что несет миру польский Интернет, оказывается, было войском наймитов и истекало кровью ради захватнических интересов Советов. Так на это смотрят сейчас. Но как раз тогда, когда разворачивалась «Буря», среди высших офицеров АК, реалистов, а не отцов-командиров типа коменданта АК Бура-Комаровского, было и другое мнение.

По сообщению полковника Миткевича, польского представителя при главном штабе союзников в Вашингтоне, Сталин в ответ на вопрос союзников, какую позицию он займет в отношении повстанческих действий АК, сказал осенью 1943 г. следующее: Если эти вооруженные силы не подчинятся заранее советскому командованию, то он их не потерпит в тыловой зоне. Это был ответ недвусмысленный и с чисто военной точки зрения правильный, хотя его последствия для польской стороны стали весьма тяжкими. АК в конечном итоге приняла решение начать боевые действия самостоятельно и потому не могла рассчитывать на благосклонность Сталина или советскую помощь. Это положение, кстати, прекрасно осознавали штабисты АК — генерал Татар и генерал Пелчыньский. Зам. начальника штаба АК генерал Татар еще осенью 1943 г. составил для командующего АК записку с обоснованием своих предположений относительно ситуации на ближайшее время. Он считал, что в результате военных действий вся Юго-Восточная Европа окажется в советской зоне влияния. Отсюда резонный вывод о том, что следует отказаться от политики двух врагов, следует с Россией договариваться, и как можно быстрее, пока Красная армия не вошла на территорию Польши. Больше того, он считал, что АК должна начать боевые действия по согласованию с советским командованием и подчиняясь ему в оперативном плане. Что заранее исключало хозяйскую роль АХ на территориях, куда вступала РККА. Безусловно, этот вариант генерала Татара не спас бы Польшу от послевоенного влияния СССР, но, скорее всего, предотвратил бы катастрофу Варшавского восстания, конфронтацию с СССР и трагедию АК в послевоенный период. Потому-то, наверное, он и был выслан в Англию, а его место занял легионер, наш старый знакомый — генерал Окулицкий.

Кстати, как ни странно, в лагере прагматиков оказался и бравый генерал Желиговский, «бунтарь», захвативший для Польши Вильно в 1920 г. В 1942 г. он издал книжку, где призывал к реализму в отношении восточных границ и к дружбе с СССР. А после разрыва дипломатических отношений с СССР он критиковал антисоветский курс польского правительства и в мае 1944 г. писал слова, которые стоило бы «зарубить на носу» многим и, не только в Польше: «Помните, что Красная Армия вместе с армиями союзнических государств не только сражается за свободу мира, но одновременно она является армией славян, а значит, армией наших братьев. Подайте им руку дружбы и вечного согласия. Это братское рукопожатие будет великой угрозой для Германии и надеждой на длительный, а может быть, и вечный мир на земле»10. Но ни Татар ни Желиговский ничего не решали, потому что призывали решать те задачи, которые диктовала потребность момента — вместе с СССР быстрее закончить войну и тем самым ликвидировать угрозу физическому существованию польского народа. У Комаровского и братии из Лондона задача была иной: спасти Польшу от большевизма ценой любых потерь. Спасти, правда, не удалось, зато потери были огромные. А что касается усиленно муссирующейся темы сталинского предательства, то здесь польские борцы за историческую справедливость явно «передергивают». Советы Польшу не предавали уже потому, что не состояли с ней в союзнических отношениях. А Сталин всего лишь выполнил то, что обещал, а обещал он, если кто забыл, что ликвидирует в советском тылу вооруженные формирования, не находящиеся под советским командованием.

О самой же операции «Буря» следует сказать, что вооруженные действия в ее рамках велись командованием АК в основном в период с марта по ноябрь 1944 г. А открыл их в связи с приближением РККА округ Волынь, начав в январе 1944 г. мобилизацию в 27-ю Волынскую дивизию АК. Затем, в июле 1944 г., отмобилизованными виленскими бригадами и новогрудской группировкой АК было предпринято взятие Вильно (Вильнюса) в соответствии с планом «Остра Брама», а уже в конце июля последовало участие отрядов АК в освобождении Львова. Далее проводилась мобилизация и боевые действия подразделений АК уже на собственно польской территории. Поданным польской стороны, всего в в ходе операции «Буря» было мобилизовано 80—100 тыс. бойцов АК, т.е. около 30 % всего состава АК, но непосредственное участие в боевых действиях против немецких сил приняло только около 50 тыс. чел. (по другим сведениям, около 80 тыс.). В военном отношении «Буря» внесла достаточно большой вклад в освобождение Польши, хотя ввиду отсутствия тяжелой техники действия отрядов АК в рамках войсковых операций РККА по большей части носили вспомогательный характер.

Примечания

1. J. Kirchmayer. Powstanie Warszawskie. Warszawa: Książka i wiedza, 1970.

2. J. Kirchmayer. Powstanie Warszawskie. Warszawa: Książka i wiedza, 1970.

3. J. Kirchmayer. Powstanie Warszawskie. Warszawa: Książka i wiedza, 1970.

4. L. Landau. Kronika lat wojny i okupacji. T. I-III. Warszawa, 1963.

5. Переписка Председателя Совета Министров СССР с Президентами США и Премьер-Министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941—1945 гг., М.: Политиздат, 1989.

6. И.С. Лебедева. Армия Андерса в документах российских архивов. www.memo.ru/history/POLAcy/leb.htm.)

7. Переписка Председателя Совета Министров СССР с Президентами США и Премьер-Министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941—1945 гг., М.: Политиздат, 1989.

8. J. Kirchmayer. Powstanie Warszawskie. Warszawa: Książka i wiedza, 1970.

9. M. Soitysiak. Chłopcy "Barabasza". Warszawa: PAX., 1971.

10. www.pfls.friko.pl/tradycje.htm

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
Яндекс.Метрика
© 2024 Библиотека. Исследователям Катынского дела.
Публикация материалов со сноской на источник.
На главную | Карта сайта | Ссылки | Контакты