Польские фронты на «восточных окраинах», или кругом одни враги — жиды, украинцы, белорусы, Советы и далее со всеми остановками

Признаться, не очень хочется касаться всего этого, да весьма активная позиция современных польских историков и частично примкнувших к ним отечественных вынуждает. Однако, слава Богу, есть у нас еще и серьезные историки, за пределами либерального стольного града, которые занимаются польской историей. Так, исследователь Л.Б. Милякова из Самарского государственного университета в своей работе «Разработка концепций моноэтнического государства в Польше (1918—1947) отмечает: «В период Второй мировой войны в условиях немецкой оккупации национальные проблемы в Польше приобрели новый масштаб... Жизнь человека зависела от того, кем по национальности он являлся в глазах оккупационных властей — поляком, евреем или украинцем... Одновременно война обострила национальные противоречия между различными народами и довершила раскол польского общества по национальному признаку». В этой же связи нелишним будет вспомнить и слова гитлеровского губернатора дистрикта Варшавы Л. Фишера, неплохо изучившего верхушку польского общества за время оккупации:

«Намного важнее было бы, если бы... было прекращено навсегда шельмование польского населения, которое состоит в выстраивании линейки "евреи, поляки, цыгане". Приличная часть польского населения ощущала подобное уподобление евреям и цыганам совершенно справедливо как акт позора и оскорбления, лишающего чести».

А современный, уже цитировавшийся ранее немецкий историк М. Фёдровиц, считает: «Преимущественно элиты подполья были вместе со своей абсолютной враждебностью к немцам столь же решительными врагами русских и большевизма, зачастую в сочетании с антисемитизмом, имевшим религиозную или экономическую мотивировку»¹. Запомним эти слова.

Что же, однако, предшествовало этому? Ранее мы уже привели немало примеров реальной польской политики до войны. Пожалуй, стоит присовокупить к ним и емкий подытоживающий вывод российского историка Л.Б. Миляковой: «В 1930-е гг. польская политика... все больше эволюционировала в направлении национализма. ...Велась работа над законами, которые должны были лишить гражданских прав около полумиллиона польских евреев, существовали планы введения принципа национальной пропорциональности в отдельных профессиях». Что же касается польских коллег Л.Б. Миляковой, то они и в подобной ситуации легко находят оправдание самых вопиющих фактов. Так вот, если верить им, то трагическая судьба, постигшая еврейское население «восточных окраин», выглядит вполне закономерной. Дескать, что делать, раз уж на бесчисленные «благодеяния» польского государства значительная часть сограждан ответила предательством: евреи и белорусы в 1939 г. переметнулись на сторону Советов, а украинцы — так вообще террористами стали. И что ж, прикажете такое терпеть?

Но вернемся в тот самый 1939-й, когда массовая «измена», собственно, и началась. Так в чем же она заключалась, с точки зрения «прозревших» после развала советского блока польских историков? По их мнению, выступления против остатков польской власти на территории Западной Белоруссии и Украины были вызваны не напряженными межнациональными отношениями, усиленно создаваемыми поляки, а происками «коммуны» и НКВД. При этом нередки случаи, когда они так увлекаются, что сами же себя и опровергают, иногда в рамках одного и того же исследования. Так, в работе М. Вежбицкого «Польско-белорусские отношения при советской оккупации (1939—1941)» можно прочитать: «Следующим образом характеризовались настроения белорусского населения в преддверии 2-й мировой войны в статье, опубликованной 1.2.1939 г на страницах белорусского журнала "Беларуски Фронт": Белорусское население ожидает каких угодно перемен... философией крестьянских масс является: ничего не говорить, ничего не знать, ничего не делать. Голодные, оборванные, неграмотные крестьяне не заинтересованы никакими политическими или общественными действиями. Они с энтузиазмом пойдут за любым, кто пообещает им хлеба и больше земли, чтобы производить этот хлеб»².

И вот приходит Красная армия, и население ее приветствует. Хотя и по-разному, в основном, в зависимости от национальности. Вот как об этом пишет 1-й секретарь ЦК КП (б) Белоруссии П.К. Пономаренко: «Настроения белорусских крестьян великолепные, они поддерживают как могут Красную Армию... За Белостоком (уже на чисто польских землях. — Прим. авт.) население приветствует нас более сдержанно, меньше знают русский язык, зато чаще раздаются выстрелы из-за угла и из леса в солдат Красной Армии и их командиров». Просоветские настроения проявлялись в том числе в виде широко распространенных — в особенности на территориях, населенных белорусами (или евреями) — приветствий отрядов Красной Армии»³.

А что же на этот счет нам сообщают паны польские историки, хотя бы уже знакомый нам М. Вежбицкий? — «В диверсионные действия и бунты (имеются в виду выступления против польских органов власти. — Прим. авт.), организованные на этой территории, в основном были вовлечены представители двух национальных меньшинств довоенной Польши: белорусской и еврейской, чаще всего происходящих из самых бедных слоев общества окраин». Дальше автором лаконично рассказывается, как польские власти подавляли эти антиправительственные выступления, для чего даже однажды брали штурмом захваченный восставшими город Скидель в Белоруссии. Ну и ввиду военного положения каждого схваченного с оружием в руках расстреливали.

Примерно такие же сведения приводятся и у многих других польских историков. Причем о количестве расстрелянных лиц, их национальности, возрасте и т.д. ничего не сообщается. Зато в деталях, эмоционально, и даже так и тянет сказать — со смаком, расписываются злодеяния «бунтовщиков» и их вдохновителей — головорезов из Красной армии. Ни тени сомнений нет на этот счет и у известной нам пани М. Павловичовой: «Насилия творило местное население, сформированное в отряды так называемой "милиции", в которых наряду с Советами и украинцами было много евреев». И снова Вежбицкий: «Одним из примеров извращения фактов было представление борьбы польских властей с коммунистической диверсией в Гродно. После занятия этого города Красной Армией советские власти представили подавление антипольских диверсионных действий как "антисемитские эксцессы" польских властей, направленные против невинных граждан еврейской национальности ...»

Подобную, мягко выражаясь, однобокую трактовку событий на «восточных окраинах» без труда с помощью ярких примеров опровергает израильский историк г-жа Фатал-Кнаани: «...B преддверии вступления советских сил в Гродно, в то время когда гродненские рабочие освободили политических заключенных из местной тюрьмы, вооруженная группа, состоящая из поляков, по инициативе судьи Микульского приняла решение "навести порядок" в городе. Микульский собрал вокруг себя группу людей, в том числе и полицейских... вооруженных карабинами и пистолетами. Вооруженная группа овладела улицами города, убивала и избивала беззащитное население. Евреев обвиняли в восхищении русским коммунизмом, который занял половину Польши. Результатом погрома было двадцать пять жертв... Были также лица, проявившие инициативу, организованные полувоенным образом для поддержания порядка и безопасности и для того, чтобы предотвратить антиеврейские инциденты и грабежи. На предместье организовалась группа молодых евреев и молодых белорусов (работающих на заводе изделий из стекла), чтобы защищаться от грабителей. Им удалось отобрать оружие у группы хулиганов в мундирах польской армии»⁴.

Но у поляков, похоже, и здесь свои контраргументы имеются. Тот же профессор Т. Стшембош безо всякого зазрения и смущения режет польскую правду-матку, трактуя расправы над евреями в духе борьбы с предателями и наймитами НКВД: «Это была коллаборация с оружием в руках, переход на сторону врага, предательство, совершенное в дни поражения»⁵. И опять Стрембош, причем там же: «Польские евреи, в гражданской одежде, с красными повязками на рукавах и вооружены карабинами, принимают в большом числе участие в арестах и депортациях. Это было самым жутким, но для польского общества вопиющим был также факт большого количества евреев во всех советских учреждениях и ведомствах. В особенности, если поляки господствовали тут до войны!» (выделено автором).

Помимо этого, в своей работе неистовый польский профессор приводит также довольно много примеров поголовной коллаборации евреев с большевиками на основании записанных в армии Андерса устных сообщений поляков, нередко противоречивых. И все же попробуем отдельные из них проанализировать. Вот свидетельство Л. Хойновской: «В Едвабне, населенном преимущественно евреями, было только три дома, которые не вывесили красного флага, когда туда вошли русские. В том числе и наш». Или: «...Начались массовые обыски у нелояльных людей, врагов народа... Местное население в большинстве своем отказалось от голосования (на выборах в октябре 1939 г.)», — тоже из Едвабне, но уже из уст рабочего К. Соколовского⁶. Сопоставляем, и что же получается: из 2200 человек в Едвабне (по довоенным данным, там было около 60 % еврейского населения) поляки проживали только в трех дома, а, следовательно, если верить Хойновской, статистика довоенной Польши врет? С другой стороны, уже по Соколовскому, тамошнее население в массе своей не настроено было сотрудничать с «большевиками», из чего напрашивается вывод: либо большую его часть составляли поляки—а это противоречит как официальной польской статистике, так и словам Хойновской — либо евреи не поголовно служили НКВД?

Казалось бы, чем не повод переосмыслить научные выкладки, однако профессор Т. Стрембош и ему подобные остаются верны себе и продолжают утверждать, что в любом случае виноваты предатели-евреи, которые к тому же и вели себя по отношению к полякам крайне нагло. А потому из одной работы в другую кочует фраза, ставшая уже чуть ли не классикой польского историко-публицистического жанра и подчеркивающая случаи «издевательства» отдельных евреев над поляками вследствие переворота, случившегося в положении обоих обществ: «Вы хотели Польшу без евреев, вот Вам евреи без Польши».

При этом и Стрембоша, и других его братьев «по оружию», особенно задевает за живое тот факт, что с момента прихода Советов поляки перестали быть привилегированной частью общества и были в значительной мере устранены из аппарата власти. И, хотя в порядке объективности они также констатируют и открывшиеся одновременно с этим новые социальные и экономические возможности для белорусов и евреев, все равно продолжают твердить, что евреи заняли место поляков, а кроме того, оказывали активную помощь советским властям в высылке неблагонадежных элементов. А вот на то, что таковые, как это ни обидно, были и среди поляков, почему-то закрывают глаза. Увы, есть примеры, когда гордые сыны Польши сдавали своих так же, как и обвиняемые ими в измене евреи. Был даже некий поляк, который писал идолопоклоннические письма Сталину, что, однако, не помешало ему впоследствии поучаствовать в уничтожении еврейского населения в печально известном Едвабне. Так что жизнь, она все же поразнообразнее, чем картинка, открывающаяся из узких бойниц ретивых поборников исторической «справедливости».

И еще одно небольшое отступление, почти лирическое. По поводу установленного наконец авторства расхожего выражения «жидокоммуна». И установленного благодаря пану М. Калускому, с почти большевистской прямотой излагающему собственное видение событий 1939 г. Он, правда, признает, что большинство евреев в довоенной Польше не были коммунистами. Но было коммунистов среди евреев много, а евреев, сочувствующих советскому большевизму, еще больше. И потому и родился среди поляков термин «жидокоммуна»⁷. Так что, теперь уже нет никаких сомнений, с чьей «легкой» руки пошел гулять по свету этот, выражаясь модным новоязом, «слоган», а его творцам-распространителям только и осталось подать в суд на многочисленных нарушителей авторских прав, без устали эксплуатирующих их «интеллектуальную собственность». Впрочем, и тут им ненавистные Советы подножку подставили, поскольку главные потенциальные ответчики по данному делу схлопотали высшую меру еще на Нюрнбергском процессе.

Еще раз следует подчеркнуть, что практически во всех работах польских историков в той или иной мере, ясно или закамуфлировано, проглядывает главная претензия к «советским оккупантам»: поляки перестали быть привилегированной группой на «восточных» окраинах как в национальном, так и в социальном смысле. Что, безусловно, явилось шоком для самых широких слоев польского населения, независимо от его статуса. А особенно у тех, кто был связан со структурами прежней администрации. Именно они по вполне понятным причинам и зачастую оправданно вызывали наибольшее недоверие у новой власти, ибо считались ненадежными и даже враждебными. В то же время, вопреки громким заявлениям польских радетелей исторической справедливости, старательно подкрепляемым высказываниями репрессированных в период 1939—1940 гг. поляков, никакими национальными или расовыми подходами или предпочтениями советские органы, в отличие от гитлеровцев, в своих действиях не руководствовались. Подход был исключительно классовым, что доказывают и данные о национальном составе лиц, репрессированных в период 1940—1941 гг., приводимые самими же польскими исследователями, где фигурируют также и евреи, и украинцы, и белорусы, а конкретно: 50—60 % поляков, 15 % украинцев, 5 % белорусов и ок. 30 % евреев⁸.

Что же касается чуть не поголовно записанных поляками в изменники евреев, то ими, как известно, «занимались» не только бойцы АК, но и озабоченные «окончательным решением» еврейского вопроса гитлеровцы. В результате евреям только и оставалось, что организовывать свои партизанские отряды и группы выживания в лесах Белоруссии, а потом и вовсе подаваться к советским партизанам. А так как польско-еврейский фронт для истинных патриотов Польши был не единственный — во враги польской нации автоматически записывались как отдельные лица, так и целые народы, считавшиеся коллаборантами уже потому, что посмели отнять у поляков их «законные» привилегии — евреи влились в дружную семью ненавистных «предателей», вместе с белорусами, украинцами и, конечно же, Советами. Добавим к этому, что против вышеназванных категорий заранее, морально и чуть ли не юридически, оправдывались все меры наказания и даже «возмездия», вплоть до уничтожения.

А теперь поговорим об украинцах, тем паче, что среди них, как водится, тоже немало «виновников» в бесчисленных польских бедах и невзгодах, а как же иначе? Сперва депутаты от украинских избирателей «...после начала войны... в польском Сейме декларировали лояльность в отношении польского государства...». Организация украинских националистов (ОУН) отменила запланированное восстание против поляков на Западной Украине... Во Львове и Ходорове ОУН сражалась с Красной Армией...»⁹ И это несмотря на то, что буквально в преддверии войны, в 1938 г., на Холмщине, поляки на всякий пожарный случай решили возобновить борьбу с православием, что по сути означало и борьбу с самими украинцами, а весной 1939 г. проводили очередное «замирение» украинских регионов, правда, в меньшем масштабе, чем в 1930 г. Но от всего этого, так надо полагать, польско-украинская «дружба» должна была только окрепнуть, а посему особенно поражает «неожиданное вероломство» украинцев, которые не просто поддерживали вступившие советские войска, но и разоружали солдат польской армии. Пришлось даже констатировать польским исследователям, что большинство украинцев было довольно падением польского государства; преобладание же среди нападающих представителей национальных меньшинств, а среди жертв — поляков придавало событиям на «вое-точных окраинах» антипольский характер. Особо отмечается и то, что украинцы, белорусы и евреи выступали против поляков потому, что те являлись опорой государственного аппарата¹⁰.

Не меньше «сюрпризов» преподнесли полякам и белорусы. Ответили, так сказать, черной неблагодарностью на бесчисленные польские благодеяния. В том числе и мучительно-загадочным для польских историков радостным приветствием частей Красной армии с установкой триумфальных арок и вывешиванием красных флагов. А что самое обидное, при этом белорусы заодно и на самое святое замахнулись, возмущаются некоторые польские исследователи, а именно нагло украли «старопольский» обычай встречать с хлебом-солью. (Ну а поскольку точно такая же традиция почему-то имеется и у русских, неровен час и мы претензий дождемся, и, не исключено, что в цифрах со многими нулями, за моральный ущерб.) Ну а что касается неслыханного белорусского радушия, проявленного к «оккупантам», то здесь польские историки, поднатужившись, объяснение все же нашли, типа: а что с них возьмешь, с этих «дикарей», которые встречали Красную армию не только красными знаменами, но и хоругвями и церковными гимнами. Где им понять, что это не на темноту белорусского мужика указывает, а на то, что в приходе Красной армии он видел прежде всего возвращение России, которую помнил еще по дореволюционным годам.

Впрочем, не сами ли поляки отдельными своими высказываниями выражают ту же самую мысль? К. Иранэк-Осмецки, один из высших офицеров АК, свидетельствует: «Евреи, осевшие на восточных польских землях, сохранили со времени разделов (имеются в виду разделы Польши между Российской империей, Австрией и Германией. — Прим. авт.) странную — не поддающуюся логичному толкованию — симпатию к России» ¹¹. Хотя что ж тут удивительного, если пресловутый «национальный гнет» в Российской Империи не шел ни в какое сравнение с политикой полонизации в демократической Польше. Другое дело, что наступившие вслед за вступлением Красной армии советские преобразования не соответствовали воспоминаниям и ожиданиям, что, конечно же, не украсило оккупационную действительность. Наверное, многие их тех же белорусов испытали разочарование, убедившись, насколько советская Россия отличается от прежней, что же до поляков, то они между первой и второй вообще не делали разницы, ибо едва ли не поголовно страдали неизлечимой, несмотря на ход истории, болезнью, под названием «хроническая русофобия».

Известно, что сразу же после развала польского государства и в Белоруссии начались нападения на поляков. Факт, конечно же, прискорбный. «Кто становился жертвой этих эксцессов? С учетом политики довоенных властей, которые фаворизировали поляков, большинство... было польской национальности...» — пишет, к примеру, М. Вежбицкий. Правда, она все же иногда прорывается. Естественно, что оставшиеся на местах польские «силовики» как могли отвечали на выпады белорусов. Все тот же М. Вежбицкий, являющийся достаточно объективным исследователем, приводит в своих работах конкретный пример подобных действий со стороны поляков. Вспоминает один из уланов: «Когда эскадрон тронулся, я остался в охранении на пригорке, а когда догонял, у меня произошел случай с крестьянами, которые уже вышли из деревни с красными знаменами и хотели нас приветствовать, думая, что это большевики. Я прошелся по ним саблей в руке и несколькими выстрелами в воздух»¹².

В трудах других польских историков похожих случаев днем с огнем не сыщешь. Целиком сосредоточившись на «зверствах», учиняемых над поляками, они помещают в своих работах массу сведений об убийствах поляков, используя как официальные источники, так и воспоминания очевидцев, которые немедленно иссякают, лишь только дело доходит до жертв репрессий со стороны самих «невинно пострадавших». Разве что несравненный Т. Стшембош «порадует» информацией о славных деяниях польских уланов, в частности, из 110 бригады кавалерии: «...Полковник Домбровский подавлял такие бунты в Острыне и в Ежёрах. Уланы не брали в плен схваченных с оружием в руках. Расстреливали их на месте». Да еще в Едвабнэ, входившем тогда в состав Белорусской ССР, остались очевидцы того, как поляки взяли да и прикончили всех соседей еврейской национальности, которые были к тому времени советскими гражданами. Впрочем, возможно, и эта история не вышла бы наружу, если б одна «недостаточно патриотичная» полька не укрыла у себя недобитых евреев. Правда, уже после войны, за это же и поплатилась — соотечественники быстро выжили ее из родных мест. Не помогли ни пресловутый НКВД, ни курируемые им польские органы безопасности. Теперь, правда, высасываются из пальца доказательства, позволяющие полякам спихнуть на СС хотя бы часть вины за расправу над евреями. Дескать, она самим фактом своего присутствия сподвигла неискушенных едвабненцев на это убийство. Да и без участия НКВД, путь и косвенного, тут опять же не обошлось. По крайней мере, пан доктор В. Лер-Сплавиньский так объясняет пассивную позицию тех поляков из Едвабне, что могли бы остановить резню: «... эта большая часть поляков не имела бы никаких шансов на активное выступление против немцев в Едвабне... Впрочем, последнее движение Сопротивления, руководимое СВБ, было ликвидировано НКВД, вроде бы даже соседями тех же поляков». Ну вот, и третий виновник нашелся — евреи, которые сами же и погубили своих возможных спасителей.

И опять самое ужасное и обидное: отстранение от власти поляков с заменой их темными и необразованными белорусами. Ведь советские власти Приступили к созданию государственного аппарата с широким привлечением белорусов, что привело к преобладанию в сельсоветах белорусов, и не только на территориях с большинством белорусского населения. А так как до этого в органах администрации на окраинах в большинстве работали до этого поляки, то они, следовательно, наиболее болезненно ощутили последствия этих «чисток». Ужасно еще и то, что и западнобелорусская интеллигенция, которую поляки считали с большой натяжкой, разумеется, но как-то и где-то почти поляками, правда, «отягощенными» дурным языком и столь же дурной культурой, почему-то тоже оказалась на стороне русских, и это после всех демократических завоеваний, коими они были обласканы на основании польской конституции 1935 г. «...Примером может быть заявление, помещенное в январе 1940 г. в органе белорусской христианско-демократической партии "Крыница", выходящем в Вильно (а тогда Вильно был уже передан Литве. — Прим. авт.)»Сентябрьский разгром Польши дал возможность Советскому Союзу выступить в роли защитника Западной Белоруссии и Западной Украины и тем самым ИСПРАВИТЬ (выделено в «Крынице») «несправедливость раздела Беларуси и Украины за двадцать лет до этого...» Просоветские настроения белорусской интеллигенции усиливал в том числе и факт освобождения некоторых видных белорусских общественных деятелей Красной армией из концентрационного лагеря в Березе Картузской»¹³.

Существовал и еще один, уже не столь значительный фронт: польско-литовский. Дело в том, что отношения поляков и литовцев с момента захвата поляками Вильно были более чем натянутыми. Но они еще более ухудшились после оккупации Литовской ССР фашистами, так как литовцы весьма охотно двинулись служить немцам, потеснив поляков и здесь. Правда, организованное специально для борьбы с партизанами войсковое формирование генерала Плехавичюса оказалось совершенно небоеспособным и было в конечном итоге немцами же расформировано, но образование оккупантами чисто литовской администрации попортило АК немало крови уже по той причине, что, по данным немецких источников, на территории Литвы имелось всего около 600 немецких чиновников, которым подчинялось около 20000 литовских служащих. Естественно, в таких условиях у литовского аппарата было предостаточно возможностей злоупотреблений в свою пользу, прикрываясь потребностями немецких оккупационных властей.

Так поляки в очередной раз оказались не просто не у дел, но и, что особенно обидно, на положении, если так можно выразиться, «бедных родственников», со всеми вытекающими отсюда последствиями. Крайние формы которых находят свое отражение, в том числе, и в воспоминаниях «истинных польских патриотов» из Национальных вооруженных сил, вроде С. Новицкого: «Наибольшие жертвы понесли поляки... Убивали нас немцы, уничтожали литовцы, белорусы и украинцы как союзники советов... Геенна населения на наших восточных землях весьма отрицательно отразилась на отношениях между теми национальными группами, которые населяли эти территории. На всей этой территории кипели — как в котле — ненависть и месть. Доходило до самых жестоких сцен убийства друг друга, включая распиливания тел живых людей. Жестокость эту проявляли все без исключения. Все национальные группы ненавидели друг друга. Поляков уничтожали литовцы, белорусы, украинцы, немцы и советы, как элемент коллаборационный, реакционный и ненужный»¹⁴.

Не вспоминает только пан Новицкий, как же до этого дошло. А ведь те, кто потом организовывал и Национальную военную организацию, и Тайную польскую армию и, наконец, Национальные вооруженные силы, были до войны членами крайне правых и даже близких к фашистам польских партий (Национальная партия, две партии Национально-радикального лагеря), которые в своих программах имели и принуждение всех евреев к выезду из Польши посредством принятия соответствующих законов, и проведение полонизации украинцев и белорусов. И все эти партии, войдя со своими вооруженными формированиями в АК, имели соответствующее влияние на данную структуру. То же можно сказать и о Национальной Военной организации с ее округами, и о Тайной польской армии. Вместе они образовывали основу АК в Галиции, на Волыни и в Западной Белоруссии, и менять свое отношение к вопросу о народах и границах Польши, под вывеской АК или вне ее, не собирались.

И еще один немаловажный момент, на котором следовало бы особенно заострить внимание — это Генеральный план «ОСТ», разработанный в 1941 г. по распоряжению Гиммлера Управлением имперской безопасности СС и предусматривавший, в частности, онемечивание огромных территорий Восточной Европы. Для чего планировалось провести депортацию коренного населения и поселения на освобожденных землях немцев. Из оставшихся же аборигенов предполагалось онемечить около 50 % чехов, 35 % украинцев, 25 % белорусов. Нетрудно догадаться, что все это было задумано Гиммлером при горячей поддержке Гитлера исключительно ради эксплуатации оккупированных областей. В своей речи перед группенфюрерами СС в Познани 4.10.1943 г. Гиммлер сказал: «То, что имеется в наличии в народах из хорошей крови нашего вида, мы заберем себе, отнимая у них, если необходимо, детей и воспитывая их у нас. Будут ли иные народы жить в благосостоянии, или будут подыхать от голода, это интересует меня всего лишь постольку, поскольку они нужны нам в качестве рабов для нашей культуры, по-иному меня это не интересует»¹⁵.

Вроде бы польские исследователи прекрасно об этом осведомлены, но интерпретацию гитлеровским замыслам дают уж больно оригинальную. С одной стороны, признается, что «Генеральный план ОСТ» предполагал выселение немцами 80—85 % поляков с восточных окраин и Замойщины — региона на востоке современной Польши — с расселением на этих землях, свезенных со всей Европы. Первые действия по заселению этих территорий немцами привели к уничтожению целых сел, депортации населения. Польские партизаны старались противодействовать этому, но силы их были слишком малы. Реализацию этого плана прервало только поражение Германии. Однако же в современной трактовке тех давних событий, активно проповедуемой новым поколением как польских, так и особенно одиозных российских историков, просто «неприлично» упоминать, кто же все-таки нанес поражение Германии. Так как победитель отнюдь не блестящий польский шляхтич с изящными манерами, а неотесанный русский мужлан, фи какой, одним словом! Подумаешь, спас поляков от физического уничтожения, которое им уготовил Гитлер, зато вверг в духовное рабство, а оно, как ясно видно из двадцать первого века, похуже смерти будет! И вот уже, глядишь, пошла гулять по просторам польских страниц правда-матушка: "Во время 2-й оккупации Советы и украинцы добивали остатки поляков»¹⁶. Одно только непонятно: откуда же в таком разе, по словам все той же М. Павловичовой, взялись 1,5 млн. поляков, переселившихся из СССР в Польшу до 1948 г.

А нет бы Павловичовой и иже с ней спокойно, без русофобской истерии, не признать простую и жестокую истину, состоящую в том, что помимо поляков жертвами войны были все оккупированные народы на востоке Европы. При этом значительная часть их, так сказать, верхов, оставшихся под немецкой оккупацией, за исключением Советов и евреев (и тех и других в любом случае ждала неминуемая гибель), старалась закрыть глаза на конечные цели гитлеровцев и тешила себя надеждой попасть в число избранных 25—35 %, которых по расовым признакам запишут в нацию господ или привлекут для исполнения грандиозных прожектов Третьего рейха.

Как будто бы здраво, во всяком случае, на первый взгляд, рассуждает польский деятель из крайне правых С. Новицкий: «...но эти победы политически не были использованы Германией. Ибо Гитлер ударил по Советам не ради освобождения народов советской империи, населяющих Россию, чего они ожидали, а с целью ее завоевания и продолжения рабства... Население отдавало себе отчет в том, что произойдет, когда Германия выиграет войну. И потому началось сопротивление... Глупый Гитлер этого не понимал и приговаривал немецкие армии к уничтожению. Ко всем народам, включая поляков, он относился как к недочеловекам... Таким же образом он отнесся к нерусским народам, которые ему сочувствовали и, несмотря на враждебность к ним, стояли на стороне Германии...»¹⁷

Вот только, как бы «цивилизационно» близкие слои польского населения не пытались его очеловечить, пусть даже и с применением обидных эпитетов, глупым Гитлер уж точно не был. Зато был твердым и решительным в своих целях и убеждениях, которые никогда ни скрывал: «Мы обязаны истреблять население, это входит в нашу миссию охраны германского населения. Нам придется развить технику истребления населения. Если меня спросят, что я подразумеваю под истреблением населения, я отвечу, что я имею в виду уничтожение целых расовых единиц. Именно это я и собираюсь проводить в жизнь, грубо говоря, это моя задача»¹⁸. Так что глупой скорее была националистическая элита завоеванных немцами народов, которая в попытках выдать желаемое за действительное напридумывала себе о нацистах нечто невероятно благостное. Волосы встают дыбом, когда читаешь, что только при немцах начали национально организовываться то украинцы, то белорусы, то прибалты. Будто бы непонятно, что отмеченная кое-где некоторая поблажка со стороны оккупационных властей имела место постольку, поскольку все силы вермахта была заняты на Восточном фронте. Кроме того, надорвавшаяся в боях с Красной армией Германия просто вынуждена были до поры до времени для поддержания своей военной мощи использовать «местный материал».

Но если бы гитлеровцы разбили СССР, то всенепременно занялись бы наведением своего(!) порядка на ставшей бы их, именно их, а не польской, украинской и какой-то там еще территории. У находящихся в оккупации это вылилось бы для одних в стремление любыми правдами и неправдами попасть в заветные 25 % «расово пригодных» германской нации, для других — в призрачную надежду отсидеться до лучших времен в подполье, чтобы, поднакопив силы, как в конце Первой мировой войны, использовать свой шанс. Но пока час «икс» еще не наступил, польскому подполью на «восточных окраинах» только и оставалось идти на службу к оккупанту, теша себя иллюзорной возможностью влияния на ситуацию на своих бывших землях. Однако такие же шансы просчитывали для себя и прочие претенденты, с которыми у поляков были не просто натянутые отношения, а настоящая война, как минимум на четыре фронта. И, похоже, только великие стратеги из АК не понимали, что выиграть ее при таком количестве противников полякам не под силу. Как, впрочем, и кому бы то ни было еще.

И это лишний раз доказывает, что у поляков и Советов на востоке понимание войны было весьма различным. Если первые исподволь рассчитывали получить с нее кой-какие дивиденды, то вторые боролись за то, чтобы уцелеть. Как писал немецкий историк С. Хаффнер: «...с того момента, когда русскому народу стали ясны намерения Гитлера, немецкой силе была противопоставлена сила русского народа. С этого момента был ясен также исход: русские были сильнее... прежде всего потому, что для них решался вопрос жизни и смерти»¹⁹. Впрочем, и это сегодня когда иносказательно, а когда и почти напрямую оспаривается не знающими удержу «правдолюбцами» от истории, рассуждающими в таком духе: дескать, «Генеральный план ОСТ» во время оккупации на заборах не расклеивался, так что нечего об этом и говорить. Да, не расклеивался, поскольку был исключительно для «служебного пользования», дабы ознакомившиеся с ним неарийцы поголовно не встали под ружье, убедившись, что ничего, кроме смерти, их не ждет, а вот к исполнению был принят. И живший в Германии после прихода Гитлера к власти русский философ Иван Ильин, который тоже этого плана не читал, тем не менее ясно понимал, к чему дело идет: «Русские люди, прожившие хотя бы несколько лет в Германии между двумя мировыми войнами, видели и знали, что германцы не отказались от "движения на восток", от завоевания Украины, Польши и Прибалтики, и что они готовят новый поход на РОССИЮ.... Цель Германии была совсем не в том, чтобы "освободить мир от коммунистов", и даже не в том, чтобы присоединить восточные страны, но в том, чтобы обезлюдить важнейшие области РОССИИ и заселить их немцами»²⁰.

Можно не сомневаться, наверняка, найдутся те, что скажут: мол, на эту тему нас уже долго и нудно поучали в дремучие советские времена и, вообще, хватит уже коммунистической пропаганды. И все-таки, вопреки подобным суперлиберальным умникам, о войне нужно писать. Писать — чтобы узнали те, кто не знал, и вспомнили те, кто забыл. Чтобы никому больше не пришло в дурную голову с хамским наслаждением рассказывать ветеранам НАШЕЙ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ байку про то, что если б они чуть похуже воевали, то пили б сейчас баварское пиво, чему неоднократно был свидетелем автор этой книги. Как раз таким предназначается и очередная цитата из ярого антикоммуниста С. Новицкого, который хоть и был врагом СССР/России, но, побывав под оккупацией потребителей баварского пива, смог на собственной шкуре оценить жизнь под их «опекой»: «Гитлер ведь ударил по Советам не для освобождения народов советской империи, населяющих Россию, чего они ожидали, а с целью ее завоевания и продолжения рабства. ...Население отдавало себе отчет в том, что наступит, если немцы войну выиграют. И тогда началось сопротивление. Количество сдающихся в плен резко сократилось, а десятки тысяч солдат из разбитых армий пошли в леса, уничтожали все, что можно, если это было на пользу Германии...»²¹

В конце концов эти нечеловеческие усилия принесли свои плоды, и тогда на территорию Западной Украины и Белоруссии вступили части Красной армии, быстро разобравшиеся с остатками так называемого польского «национально-освободительного движения» в духе известного лозунга «Враг будет разбит, победа будет за нами». Да и с чего бы им было особенно церемониться с теми, кто после прохождения фронта оставался с оружием в руках в тылах наших войск? Ибо как бы данные формирования ни именовались, по сути своей они могли рассматриваться только в качестве бандформирований. Недаром же в русском языке имеется, пусть и грубоватая, да верная присказка: забор — это не то, что на нем написано. Что, между прочим, распространяется и на прикрывающихся народно-освободительной риторикой чеченских террористов, получивших почему-то пламенную поддержку в Польше. Видимо, родственные души нашли друг друга, несмотря на «цивилизационную несхожесть». А значит, с точки зрения поляков есть нечто, что объединяет чеченского бандита и аковца с «восточных окраин». Что именно, думаю, объяснять излишне.

И еще один, последний, комментарий на заявленную тему. Насчет того, как поляки ухитрились организовать себе, кроме основных — России и Германии, — еще парочку-другую врагов. На что, напрашивается вопрос, они надеялись, если опыт той же Германии в двух последних мировых войн показал: победить в такой войне невозможно? А только на то, что на помощь им придут милые их сердцу западные «демократии» и во имя прекрасной Польши развяжут третью мировую войну с Россией. Остается только разводить руками и вспоминать описанное Львом Толстым в «Войне и мире» самоутопление польской кавалерии в начале похода против России в 1812 г. И все ради того лишь, чтобы Наполеон эту их европейскую преданность заметил и оценил. И что ж, с тех пор прошли без малого две сотни лет, но ничего не изменилось. Польша по-прежнему строит свою политику, исходя из старого принципа: только б Запад заметил, похвалил и погладил по головке.

Примечания

1. В. Фалин. Второй фронт. M.: Центрполиграф, 2000.

2. Л.Б. Милякова. Разработка концепций моноэтнического государства в Польше (1918—1947). Славянский сборник. 6. Самарский государственный университет. www.sgu.ru/faculties/ historical/sc.publication/vseob.hist./slavyanskiysbornik/milyakovaphp

3. М. Wierzbicki. Stosunki polsko-białoruskie pod okupacją sowiecką (1939—1941), Беларускі Пстарычны Зборнік — Białoruskie Zeszyty Historyczne. Nr. 20. Białystok, 2003

4. I. Gutman."Oni" i "my", www.pogranicze.sejny.pl/archiwum/ jedwabne/wiez/08gutman.html

5. Tomasz Strzembosz. Przemilczana kolaboracja // Rzeczpospolitą 27.01.2001.

6. Tomasz Strzembosz. Przemilczana kolaboracja // Rzeczpospolitą 27.01.2001.

7. Источник см. (www.ornatowski.com/lib/wypelnialiprzyka-zanie.htm).

8. J. Darski, Ostpolen nach dem Hitler-Stalin-Pakt, www.gfbv.it/3dossier/eu-min/zuelch-voll.html

9. J. Darski, Ostpolen nach dem Hitler-Stalin-Pakt, www.gfbv.it/3dossier/eu-min/zuelch-voll.html

10. S. Ciesielski, Kresy Wschodnie II Rzeczypospolitej i problemy identyfikacji narodowej., www.akademiaand.pl/druga%20wojna.pdf.

11. www.ornatowski.com/lib/wypelnialiprzykazanie.htm

12. M. Wierzbicki. Stosunki polsko-białoruskie pod okupacją sowiecką (1939—1941), Беларускі Пстарычны Зборнік — Białoruskie Zeszyty Historyczne. Nr. 20. Białystok, 2003

13. M. Wierzbicki. Ludność białoruska i polska wobec Armii Czerwonej po 17 września 1939. Беларускі Пстарычны Зборнік — Białoruskie Zeszyty Historyczne. Nr. 11. Białystok, 1999.

14. Stefan Nowicki. Zapiski i wspomnienia Rocznik Muzeum i Archiwum Polonii Australijskiej. Vol., 1996.

15. N. Zuelich, J. Vollmer. Unterdrücken, deportieren, auslöschen — die Weissrussen unter polnischem Regime, Stalinismus und Nationalsozialismus, www.gfbv.it/3dossier/eu-min/zuelch-voll.html

16. Prof. Dr. Hab. Maria Pawiowiczowa, Etapy wyniszczania Polaków i ich kultury na Kresach po roku 1939. "Ludobyjstwa i wygnania na Kresach", Katowice — Oświęcim, 1999.

17. Stefan Nowicki. Zapiski i wspomnienia Rocznik Muzeum i Archiwum Polonii Australijskiej. Vol., 1996.

18. Нюрнбергский процесс. Сборник материалов в двух томах. T.I. М., 1952.

19. С. Хаффнер. Самоубийство Германской империи. М., 1972.

20. И.А. Ильин. Статьи. Лекции. Выступления. Рецензии. М.: Русская книга, 2001.

21. Stefan Nowicki. Zapiski i wspomnienia Rocznik Muzeum i Archiwum Polonii Australijskiej. Vol., 1996.