Главная угроза — гитлеровская Германия

С точки зрения безопасности Советского государства центральной проблемой советской внешней политики в 1939—1941 гг. были отношения с державами-агрессорами — германо-фашистской империалистической группировкой и милитаристской Японией. С выходом Германии на советские западные рубежи в сентябре 1939 г. эти государства имели тысячи километров общей границы с СССР, обладали обширными плацдармами для агрессии против Советского Союза.

На протяжении всего начального периода второй мировой войны ЦК ВКП(б) и Советское правительство исходили из неизбежности столкновения с фашистской Германией как наиболее реакционной силой, когда-либо возникавшей в недрах империализма. В Москве реально представляли природу фашизма, безграничный размах его агрессивных притязаний. В частности, сообщая в Вашингтон содержание беседы английского посла Стаффорда Криппса¹ с И.В. Сталиным, 21 сентября 1940 г. американский посол Лоуренс Штейнгардт² писал: «Сталин был весьма откровенным, реалистичным... Он дал совершенно явно понять, что его нынешняя политика имеет целью избежать вовлечения Советского Союза в войну, и особенно избежать конфликта с германской армией. Сталин признал, что Германия представляет собой единственную действительную угрозу Советскому Союзу и что германская проблема поставит Советский Союз в трудное, если не опасное, положение, однако он считает, что в настоящее время нельзя становиться на путь явного провоцирования германского вторжения в СССР путем изменения советской политики»³.

СССР противостоял Германии в очень сложных условиях. На стороне Германии были гигантские экономические ресурсы, которые по мере покорения гитлеровцами Западной Европы значительно превзошли экономические возможности нашей страны. Германия имела бесспорную репутацию наиболее мощной военной державы капиталистического мира. На стороне Германии были и огромные внешнеполитические ресурсы — главенствующая роль в мощной коалиции империалистических держав Европы и Азии, растущая координация их стратегических планов и практической деятельности по многим направлениям мировой политики, что усиливало возможности Берлина оказывать влияние на события в отдаленных от Германии районах мира, наконец, политический диктат гитлеровцев в Европе, широкая система альянсов и связей со многими европейскими странами. Действиям Германии — ударной силы нового «крестового похода» против первого в мире социалистического государства — благоприятствовали и классовая ненависть к СССР всего капиталистического мира, антисоветские и антикоммунистические тенденции правящих кругов стран, составлявших капиталистическое окружение нашего государства.

Серьезные трудности для «германской политики» СССР создавали, естественно, активные усилия империалистических противников Германии побыстрее столкнуть Советский Союз с гитлеровцами. Эти усилия, необходимость противодействия им не могли не осложнять для внешней политики СССР возможность широкого маневра.

Как противостоять Германии и возглавляемому ею блоку капиталистических хищников на двух континентах мира, не имея друзей и союзников в международных отношениях, в условиях жестко антисоветской, а в известный период откровенно интервенционистской линии своих потенциальных партнеров по будущей антигитлеровской коалиции? Как выиграть побольше времени для осуществления советской оборонной программы? Как не ухудшать и без того на редкость трудное международное положение СССР? Что делать для того, чтобы не остаться в изоляции перед лицом нависающей угрозы? Каким образом использовать межимпериалистические противоречия Германии и ее соперников, не допустить их сговора на антисоветской основе? Исключительная сложность этих порой трудно совместимых, но совершенно реальных задач определяла стратегическую линию и тактические установки советской дипломатии в подходе к отношениям с Германией в данный период. Борьба за реализацию этих задач требовала высочайшего мастерства, маневренности, принципиальности.

Специфика внешнеполитической линии СССР в отношении Германии в начальный период второй мировой войны заключалась в том, чтобы подольше удержать Берлин в рамках обязательства о ненападении, пусть ненадежного и неустойчивого, исчерпать все политические возможности для сдерживания агрессивных устремлений фашистского руководства и использовать все возможности для укрепления обороноспособности Родины. При этом СССР, разумеется, не отступал от своих твердых принципиальных позиций. В конкретно-исторических условиях 1939—1941 гг. реалистичной была только такая линия, которая исключала как внешнеполитический авантюризм, так и капитулянтство. Только такая выверенная линия обеспечивала решение центральной задачи — беречь и крепить, выполняя ленинские заветы, оплот мирового революционного процесса — Советский Союз. Поддержание отношений с Берлином на уровне договора о ненападении обусловило и особый, не всегда видимый на поверхности характер дипломатических боев между Советским Союзом и Германией, когда стремление СССР без нужды избегать обострения советско-германских отношений неизменно сочеталось с главным и твердым отпором фашистским проискам. Внешняя политика СССР противодействовала Германии в строгой соразмерности с тем ущербом, который Германия пыталась наносить интересам безопасности СССР, не доводя при этом дело до острой конфронтации.

Необходимо особо подчеркнуть, что борьба Советского государства в начальный период второй мировой войны за улучшение условий для неминуемого столкновения с фашизмом велась далеко не только через сферу советско-германских отношений как таковых. Ограничивать внешнеполитическую подготовку СССР к отражению немецко-фашистской агрессии лишь сферой этих отношений было бы ошибкой принципиального характера. По такому пути, в частности, идет большинство представителей буржуазной историографии, которые старательно вычленяют советско-германские отношения 1939—1941 гг. из общего контекста международных усилий СССР данного периода. При этом остается в тени важнейшая сторона проблемы — напряженное противоборство двух государств в прилегающих к СССР районах. В Финляндии и Афганистане, Болгарии и Японии, Венгрии и Турции, Румынии и Иране, Швеции и Югославии, в других странах — везде осуществлялось противодействие СССР антисоветским маневрам Германии. Формы и методы этого противодействия каждый раз определялись с учетом конкретной обстановки, дифференцированно.

Советская политика в отношении Германии, разумеется, отнюдь не была пассивной, как это представляли враждебные СССР политические силы того времени и как это представляет современная буржуазная историография. Не Советский Союз «использовался» Германией, как изображает дело большинство буржуазных историков, а, наоборот, имело место мастерское использование советской дипломатией империалистических противоречий в большом историческом масштабе.

Миф о «согласии» между СССР и Германией имел глубокую подоплеку. Его политическую основу составляла непосредственная заинтересованность правящих кругов обеих империалистических коалиций представить дело именно таким образом. В Лондоне, Париже, Вашингтоне твердили о «сговоре» между СССР и Германией, стремясь скомпрометировать СССР и нанести ему максимальный политический ущерб. Одновременно там ожидали, что, опровергая эту очевидную ложь, Советский Союз потеряет выдержку, поддастся на провокацию и в результате произойдет дальнейшее обострение его отношений с Германией.

Что касается Берлина, то там еще активнее старались поддержать миф о неком «согласии» с СССР, во-первых, с целью добиться ухудшения отношений СССР с этими странами. Примерно со второй половины 1940 г. и почти до момента нападения на СССР продвижение этого тезиса через печать, дипломатические и разведывательные каналы использовалось гитлеровцами для того, чтобы скрыть подготовку к агрессии.

В настоящее время, когда стали известными многие недоступные ранее документы правительств Англии и Франции, а также других стран, обоснованность отпора советской дипломатии измышлениям о «тесном экономическом сотрудничестве» СССР и Германии стала еще более убедительной. В столицах англо-французской коалиции знали о реальном положении дел и шли на заведомую ложь. Так, в секретном докладе, составленном в январе 1940 г. подкомитетом по планированию Комитета начальников штабов Англии и рассмотренном в том же месяце английским правительством, указывалось, что за первые три месяца войны импорт нефти Германией составил около 523 тыс. т. Поставки нефти из СССР не превышали 9 тыс. т. Иначе говоря — менее 2% германского импорта⁴.

В течение начального периода второй мировой войны советская дипломатия разоблачала провокационные утверждения о характере отношений между СССР и Германией. Так, 22 февраля 1940 г. нарком иностранных дел СССР сообщил советскому полпреду в Лондоне И.М. Майскому⁵ для передачи английскому МИД следующую принципиальную установку об отношениях СССР с Германией: «Первое. Мы считаем смешным и оскорбительным для нас не только утверждение, но даже простое предположение, что СССР будто бы вступил в военный союз с Германией. Даже простачки в политике не вступают так просто в военный союз с воюющей державой, понимая всю сложность и весь риск подобного союза... Второе. Хозяйственный договор с Германией есть лишь договор о товарообороте, по которому вывоз из СССР в Германию достигает всего 500 миллионов марок, причем договор экономически выгоден для СССР, так как СССР получает из Германии большое количество станков и оборудования, равно как изрядное количество вооружения, в продаже чего нам неизменно отказывали как в Англии, так и во Франции. Третье. Как был СССР нейтральным, так он и останется нейтральным, если, конечно, Англия и Франция не нападут на СССР и не заставят его взяться за оружие. Упорно распространяемые слухи о военном союзе СССР с Германией подогреваются не только некоторыми элементами в самой Германии, чтобы запугать Англию и Францию, но и некоторыми агентами самой Англии и Франции, желающими использовать воображаемый «переход СССР в лагерь Германии» для своих особых целей в области внутренней политики»⁶.

Буржуазные домыслы о неком «согласии» между СССР и Германией убедительно опровергаются таким историческим свидетельством, как содержание и направленность советского военно-стратегического планирования. О каком «согласии» может идти речь, если уже в апреле 1940 г. Генеральный штаб Красной Армии по заданию ЦК ВКП(б) завершал работу над оперативным планом по отражению ожидаемой агрессии Германии?

Активным участником этой работы был А.М. Василевский, назначенный примерно тогда же первым заместителем начальника Оперативного управления Генштаба. В своих мемуарах он пишет: «Работали мы очень дружно и напряженно. Оперплан занимал в те месяцы все наши мысли. Наиболее вероятным и главным противником в нем называлась гитлеровская Германия (подчеркнуто мною. — П.С.). Предполагалось, что на стороне Германии может выступить Италия, но она, как отмечалось в плане, скорее всего, ограничится боевыми действиями на Балканах, созданием косвенной угрозы нашим государственным границам. По всей видимости, на стороне Германии могут выступить Финляндия (чьи руководители после разгрома Франции и краха английских войск под Дюнкерком взяли ориентацию на Берлин), Румыния (типичный «сырьевой придаток» Германии с 1939 года, а летом следующего года вообще отказавшаяся от нейтралитета в пользу фашистского блока) и Венгрия (в то время уже участник «антикоминтерновского пакта»). Б.М. Шапошников (начальник Генерального штаба. — П.С.) считал, что военный конфликт может ограничиться западными границами СССР. На этот случай оперплан предусматривал концентрацию основных сил страны именно здесь. Не исключая нападения Японии на наш Дальний Восток, он предлагал сосредоточить там такие силы, которые гарантировали бы нам устойчивое положение»⁷. Таковы были основные военно-стратегические идеи советского оперативного плана отражения агрессии.

Что касается вопроса об определении точного срока решающего столкновения между СССР и гитлеровской Германией, который приобрел особое значение в последние месяцы начального периода второй мировой войны, то автор полностью разделяет следующий вывод: «Агрессивные замыслы гитлеровской клики и ее намерение напасть на Советский Союз были очевидны для Советского правительства и руководства Советских Вооруженных Сил. Однако был допущен просчет в определении сроков этого нападения»⁸.

В широком плане задаче улучшения внешних условий для неминуемого столкновения с «третьим рейхом» подчинялась вся совокупность внешнеполитических мероприятий партии по укреплению безопасности СССР: на западных и юго-западных рубежах, на северо-западе (советско-финляндский вооруженный конфликт и его развязка), борьба за укрепление безопасности на юго-востоке, усилия по поддержанию нормальных отношений и их улучшению с южными соседями нашей страны, усилия СССР по ослаблению угрозы японского милитаризма политическими средствами и т. д. Все это, так или иначе, предпринималось и с учетом вероятности фашистской агрессии. Преждевременное вовлечение в войну с Германией, к чему усиленно толкала СССР англо-французская коалиция, не позволило бы добиться реализации данных мероприятий в той мере, как это было сделано, не говоря уже о неизбежном срыве советской оборонной программы.

Буржуазные домыслы о «советско-германском сговоре» начисто опровергают содержание и направленность военно-экономических усилий СССР. В 1940 г. расходы СССР на оборону увеличились более чем в 2 раза по сравнению с 1938 г., составив 56 млрд, рублей⁹. Капиталовложения в военную промышленность за три с половиной года третьей пятилетки составили более четверти всех капиталовложений в промышленность¹⁰.

Партия осуществила важные мероприятия, направленные на перестройку работы промышленности и транспорта, создание необходимых государственных резервов и мобилизационных запасов. С января 1939 г. по январь 1941 г. государственные резервы и мобилизационные запасы увеличились: по чугуну — в 5 раз, по прокату — в 2, по меди — более чем в 2 раза, по цинку — в 2,2, по свинцу — в 1,6 раза. Были созданы фонды продовольствия и фуража, которые могли бы удовлетворить 4—6-месячную потребность Вооруженных Сил в случае войны. За полтора года до нападения фашистской Германии на СССР государственные материальные резервы страны возросли в стоимостном выражении почти вдвое. Военная промышленность СССР развивалась примерно в 3 раза быстрее, чем вся остальная¹¹.

ЦК ВКП(б) и Советское правительство полностью отдавали себе отчет в том, что подход Берлина к соблюдению пакта о ненападении не является искренним и не может быть таковым в принципе¹². На этот счет советская дипломатия не питала иллюзий. «Что касается оценки пакта о ненападении, заключенного с Германией в 1939 году, в момент, когда наша страна могла быть атакована с двух фронтов — со стороны Германии и со стороны Японии, — нет никаких оснований утверждать, что И.В. Сталин полагался на него. ЦК ВКП(б) и Советское правительство исходили из того, что пакт не избавлял СССР от угрозы фашистской агрессии, но давал возможность выиграть время в интересах укрепления нашей обороны, препятствовал созданию единого антисоветского фронта»¹³ — свидетельствует Маршал Советского Союза Г.К. Жуков, возглавлявший с февраля 1941 г. Генеральный штаб Красной Армии.

Примечания

1. Ст. Криппс прибыл в СССР 12 июня 1940 г., верительные грамоты вручил 28 июня 1940 г.

2. Л. Штейнгардт прибыл в СССР 8 августа 1939 г., верительные грамоты вручил 11 августа 1939 г.

3. FRUS. 1940. Washington, 1959, vol. 1, p. 611.

4. Public Record Office. Cabinet 66, vol. 5, p. 41 (далее: PRO. Cab.).

5. И.М. Майский прибыл в Англию 15 октября 1932 г., верительные грамоты вручил 8 ноября 1932 г.

6. АВП СССР.

7. Василевский А. Дело всей жизни. М., 1978, с. 92—93.

8. История внешней политики СССР. 1917—1980, т. 1. 1917—1945 гг., с. 419.

9. См.: Гречко А.А. Вооруженные Силы Советского государства. М., 1974, с. 59—60.

10. См.: История Коммунистической партии Советского Союза. М., 1970, т. 5, кн. 1, с. 117.

11. См.: История второй мировой войны. 1939—1945, т. 3, с. 387—388, 382.

12. За день до заключения германо-советского договора, 22 августа 1939 г., Гитлер заявил своим военачальникам в Оберзальцберге: «Значение моего пакта с Польшей (от 1934 г.) было лишь в том, чтобы выиграть время. С Россией произойдет то же самое, что я проделал в Польше». Цит. по: E. Robertson (ed.). The Origins of the Second World War, p. 86.

13. Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М., 1978, т. 1, с. 229.