Библиотека
Исследователям Катынского дела

Глава 9. Сенсационное сообщение немецкого радио

Все убиты выстрелом в затылок! – Под Смоленском расстреляно 10 тысяч польских офицеров.

И снова непроницаемый занавес прикрыл судьбу пропавших без вести. Непроницаемое молчание царило и в мировой прессе. Тщетные розыски польского правительства не оглашались, хотя высокопоставленные лица в американском и британском правительстве были, конечно, в курсе польско-советских переговоров, а англичане сами делали шаги в этом вопросе. В прессу это дело не попадало ввиду заботы, как говорилось потихоньку, о единстве лагеря объединенных наций, а еще тише — ввиду боязни шантажа с советской стороны, которая в любой момент могла пригрозить заключением сепаратного мира с Германией. Так прошла осень 1942 года, за ней зима, и наконец наступила весна 1943 года — месяцы, чреватые событиями, от которых зависели будущие судьбы мира.

Среди этих событий было одно, незначительное и почти неинтересное. К цепи бесконечных нарушений международного и военного права немцы добавили еще одно звено: на оккупированных территориях они начали принудительно вербовать людей на работу, непосредственно связанную с военными действиями. В числе завербованных оказалось немало поляков — рабочих, возчиков, шоферов и т.п., часть которых зачислили в организацию «Тодт». Многих из них еще летом 1942 года послали на восточный фронт.

А на восточном фронте, в частности, находился Смоленск, оккупированный немцами с июля 1941 года. В 12 километрах к западу от Смоленска лежит станция Гнездово. В четырех километрах от станции Гнездово тянется Катынский лес, а в нем так называемые «Козьи Горы», иначе Косогоры. Недалеко от этих «Козьих Гор» жил старичок, крестьянин Парфен Киселев, которому в то время было 72 года.

И вот примерно в то же самое время, когда советское правительство вручило свой меморандум от 10 июля 1942 года, где заявляет, что ему неизвестно, что случилось с польскими военнопленными, примерно в то же самое время, когда посол Кот в последний раз беседует с Вышинским, в то же время, когда в туманном Лондоне польское правительство в изгнании составляет свою пятидесятую с чем-то ноту, — несколько поляков, насильно вывезенных немцами на принудительные работы под Смоленск, зашли в избу Парфена Киселева. О чем там в избе говорилось, Киселев никому не рассказывал в течение многих следующих месяцев. Чего бы ему язык распускать? Кому рассказывать? Там, на востоке, люди не болтливы…

Это был июль 1942 г.

И только 13 апреля 1943 года, в 9 часов 15 минут по нью-йоркскому времени, берлинское радио передает коммюнике следующего содержания:

Из Смоленска сообщают, что местное население указало немецким властям место тайных массовых казней, произведенных большевиками, где ГПУ истребило 10 000 польских офицеров. Немецкие власти отправились в Косогоры, бывшую советскую здравницу, расположенную в 16 километрах к западу от Смоленска, где и сделали страшное открытие. Они обнаружили братскую могилу 28 метров длиной и 16 метров шириной, в которой были зарыты в 12 пластов 3 тысячи трупов польских офицеров. Они были в полном воинском обмундировании, некоторые связаны, у всех были пистолетные раны в затылке. Опознание трупов не представит трудностей, так как они находятся в состоянии мумификации ввиду особенностей почвы, а также потому, что большевики оставили на их телах личные документы. Уже сегодня установлено, что в числе убитых находится, в частности, генерал Сморавинский из Люблина. Офицеры находились сначала в Козельске под Орлом, откуда в феврале-марте 1940 года были перевезены в вагонах для скота под Смоленск, а оттуда на грузовиках в Косогоры, где большевики их всех перебили. Поиски и раскрытие новых братских могил продолжаются. Под уже раскопанными пластами находятся еще другие пласты. Общее число убитых офицеров исчисляется в 10 тысяч, что более или менее отвечает численности всего польского офицерского состава, взятого в плен большевиками. Корреспонденты норвежских газет, присутствовавшие при раскопках, могли лично, своими глазами, убедиться в истинности этого преступления и сообщили о нем в свои редакции в Осло.

Это была действительно страшная весть. Преступление, которое даже на войне, изобилующей преступлениями, выглядело и количественно и, прежде всего качественно, превосходящим все другие. Первой инстинктивной реакцией общественности демократического мира было: не поверить этому. Не поверить хотя бы потому, что сообщение исходило от немцев, на совести которых лежало уже столько иных преступлений! Разумеется, широкие сферы этой мировой общественности не имели никакого понятия об исчезновении в СССР 15 тысяч польских военнопленных, о продолжавшихся более года бесплодных поисках, о многих уже известных, но никогда не оглашавшихся в союзной печати подробностях.

Тем временем в следующих передачах берлинское радио сообщает новые подробности:

В летние месяцы 1942 года несколько поляков, которые работали в трудовых бригадах при немецкой армии, а также гражданские лица, освобожденные от большевистского ига, узнали от местных жителей, что вблизи Смоленска большевики расстреливали поляков. Из этих рассказов обнаруживается дальше, что расстрелянных закапывали, по всей вероятности, в Катынском лесу, по правую сторону от дороги, ведущей от шоссе Смоленск-Катынь к дому отдыха НКВД (прежнее ГПУ). По рассказам, на станцию Гнездово неоднократно приходили транспорты с пленными польскими офицерами, которых отвозили отсюда грузовиками в недалекий Катынский лесок. Вышеупомянутые лица заинтересовались судьбой своих земляков и начали копать на холме, который с первого взгляда не гармонировал с окружающим пейзажем и казался делом человеческих рук. Вскоре они обнаружили тело польского офицера, о чем свидетельствовал его мундир. Вначале, однако, они не предполагали, что натолкнулись на братскую могилу. Так как немецкое подразделение, при котором работали эти поляки, было направлено в другое место, то дальнейшие поиски прекратились.

Местное население, запуганное большевистским террором, неохотно рассказывало о том, что оно пережило в 1940 году. Только весной 1943 г. до немецких властей доходят слухи о трупах в Катынском лесу. В связи с этим немецкие власти предпринимают систематические обширные исследования, которые, постепенно, позволяют с удивительной точностью восстановить факты, предшествовавшие этому массовому убийству. Шаг за шагом обнаруживаются жуткие подробности. Данные под присягой показания многих свидетелей ясно освещают положение вещей и совпадают с результатами исследований эксгумации. Показания эти доказывают, что уже многие годы Катынский лесок был местом казней ГПУ.

Лондоном овладело замешательство. Британские правительственные круги прекрасно знают, что приведенное немцами число убитых более или менее соответствует числу пропавших без вести, которых польское правительство безуспешно разыскивает в Советском Союзе. Кроме того, британское правительство прекрасно знает ход переговоров, текст польских нот и советские ответы на них.

Вечером немецкое радио передает содержание показаний Парфена Киселева, из которых мир узнает, что делали у него в избе польские рабочие летом 1942 года. А именно: до них дошли слухи, что в катынском лесу расстреливали польских офицеров и что Киселев знает об этом больше, чем другие жители, так как жил ближе всех к месту преступления. Тогда пришли к нему десять поляков из организации «Тодт». Это было в июле. Они взяли с собой лопаты. Убедившись на месте в содеянном, они опять засыпали братскую могилу и поставили два березовых креста.

* * *

Весь день 14 апреля союзники хранят неловкое молчание. Но через 48 часов после немецких сообщений советское правительство, которое в течение целого года не могло дать какого-нибудь разумного указания о местонахождении польских военнопленных, — то самое советское правительство, глава которого вместе со своими министрами, начальниками политической полиции НКВД, начальниками лагерей и всеми другими чиновниками огромного государства, только разводил руками и пожимал плечами, — вдруг теперь, через официальное агентство ТАСС, сообщает как о чем-то широко известном:

Геббельсовские клеветники в течение последних двух-трех дней распространяют гнусные клеветнические измышления о якобы имевшем место весной 1940 г. в районе Смоленска массовом расстреле советскими органами польских офицеров. Немецко-фашистские мерзавцы в этой своей новой чудовищной выдумке не останавливаются перед самой беззастенчивой и подлой ложью, которой они пытаются прикрыть неслыханные преступления, совершенные, как это теперь очевидно, ими самими.

Немецко-фашистские сообщения по этому поводу не оставляют никакого сомнения в трагичности судьбы бывших польских военнопленных, находившихся в 1941 году в районах западнее Смоленска на строительных работах и попавших вместе со многими советскими людьми, жителями Смоленской области, в руки немецко-фашистских палачей летом 1941 года, после отхода советских войск из района Смоленска.

Не подлежит никакому сомнению, что геббельсовские клеветники ложью и клеветой пытаются теперь замазать кровавые преступления гитлеровских разбойников. В своей неуклюже состряпанной брехне о многочисленных могилах, якобы открытых немцами около Смоленска, геббельсовские лжецы упоминают деревню Гнездовую, но они жульнически умалчивают о том, что именно близ деревни Гнездовой находятся археологические раскопки исторического «Гнездовского могильника». Гитлеровские сих дел мастера пускаются на самую грубую подделку и подтасовку фактов, распространяя клеветнические вымыслы о каких-то советских зверствах весной 1940 г. и стараясь, таким образом, отвести от себя ответственность за совершенные гитлеровцами зверские преступления.

Патентованным немецко-фашистским убийцам, обагрившим свои руки в крови сотен тысяч невинных жертв, систематически истребляющим население оккупированных ими стран, не щадя ни детей, ни женщин, ни стариков, истребившим в самой Польше многие сотни тысяч польских граждан, никого не удастся обмануть своей подлой ложью и клеветой. Гитлеровские убийцы не уйдут от справедливого и неминуемого возмездия за свои кровавые преступления.1

И хотя британскому правительству известно содержание советской памятной записки от 10 июля 1942 года — совершенно противоречащей содержанию настоящего заявления — оно все же предает его гласности. 15 апреля 1943 года, в 7 часов 15 минут, радио Би-Би-Си передает следующее коммюнике:

Сегодня Московское радио официально и категорически опровергло распространяемые немцами сообщения о расстреле советскими властями польских офицеров. Эта немецкая ложь указывает, какова была судьба тех польских офицеров, которых немцы заставили там работать в 1941 году на строительных работах. Берлин все время глушит московскую радиопередачу.

С этого времени советская версия, повторяемая по радио и в московской прессе, становится общепринятой:

Польские военнопленные, сгруппированные с 1940 г. в лагерях под Смоленском и работавшие там, попали в июле 1941 г. в немецкие руки и были там в августе-сентябре того же года расстреляны немецко-фашистскими захватчиками.

Но польская общественность была иного мнения, чем британские официальные круги. Теперь речь шла не о том или ином политическом шаге, но об отношении к трагедии, постигшей весь народ: тысячи его лучших сынов были коварно убиты, брошены, как навоз, в огромные рвы, засыпаны землей!

В материалах по катынскому делу, собранных польским правительством в Лондоне уже после войны, находится документ, характеризующий реакцию польского общественного мнения того времени.

Сенсационные сообщения немецкого радио до глубины души потрясли польскую общественность в эмиграции. Все новые поступающие сведения не оставляли больше никакого сомнения в том, что найденные в Катыни тела — действительно убитые польские офицеры.

Повторно были изучены заметки и протоколы польско-советских переговоров по этому делу. В свете немецких сообщений они приобрели выразительное содержание.

Только теперь стали ясными некоторые высказывания и факты, которые поляки до сих пор комментировали по-разному, как например:

1. Неловкость, проявленная Вышинским, когда б октября 1941 года в разговоре с ним впервые был затронут вопрос о пропавших польских офицерах…

2. Его раздражение во время разговора 14 октября 1941 г. и обещание отдать «всех людей, которые у нас есть» и слова о том, что они не могут отдать тех, кого у них нет.

3. Категорическое обещание Вышинского во время разговора 12 ноября 1941 г.: «У нас есть список всех живых и мертвых. Я обещал вам данные и я представлю их вам». Он не сдержал этого обещания.

4. Молчание Сталина во время разговора 14 ноября 1941 года.

5. Его неправдоподобное и прямо-таки диковинное заявление во время разговора 3 декабря 1941 г., что тысячи пропавших без вести военнопленных из советских лагерей могли бежать в… Маньчжурию…

6. Странные перипетии майора Чапского в Чкалове и Москве…

7. Слова Сталина во время разговора 18 марта 1942 года: «Не знаю, где они»…

8. Утверждения советского меморандума от 10 июля 1942 года…

16 апреля 1943 года в Лондоне происходит заседание совета министров польского правительства.

Дальнейший ход событий — это длинный ряд нот, дипломатических заявлений и шагов, которые, тем не менее, точно определяют позиции отдельных заинтересованных государств — будь то в попытках разгадать загадку, будь то в попытках ее запутать.

Примечания

1. В польском тексте автор приводит пересказ сообщения ТАСС. Изд. «Заря», принимая во внимание характерный язык и крайне несдержанный тон этого сообщения, печатает его полностью по тексту, опубликованному в № 89 «Известий» от 16 апреля 1943 года.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
Яндекс.Метрика
© 2024 Библиотека. Исследователям Катынского дела.
Публикация материалов со сноской на источник.
На главную | Карта сайта | Ссылки | Контакты