Глава 4. Странности почерка

Итак, мы видим, что у советской комиссии была как минимум одна сильная сторона — многочисленные и согласованно показывающие свидетели. У немцев свидетелей нет вообще — то, что они называют свидетельскими показаниями, таковым не является. Зато у них было одно явное преимущество — они оказались на месте казни первыми, без какого бы то ни было контроля и могли, если бы пожелали, сфабриковать любые улики, чтобы представить их доктору Бутцу и не подвергать тяжелым испытаниям его честность.

Тем не менее подготовились они плохо — гильзы фирмы «Геншов» еще не самая большая неприятность для немцев. В самом отчете д-ра Бутца, стоит лишь чуть-чуть задействовать логическое мышление, тут же начинают вылезать несообразности разного рода. О некоторых из них уже говорилось в прошлой главе — например, о несоответствии патронов и оружия, находящегося на вооружении НКВД, или о нарочитом игнорировании «русских могил» при постоянных ссылках на них. Но ведь это еще далеко не всё...

Сколько было трупов и сколько расстрельных команд?

Арифметику надо любить, это великая наука. Вот, например, самый простой вопрос: сколько поляков было расстреляно в Катынском лесу? Эта цифра разнится очень сильно. В «Официальном материале» говорится об 11 тысячах. А вот доктор Бутц почему-то вообще обходит этот вопрос. Помните, его комиссия, дотошно подсчитав эксгумированные трупы, не дала даже приблизительной оценки общего числа казненных?!

Умолчание доктора — уже само по себе повод заинтересоваться остающимися в тени моментами. В данном случае достаточно взять в руки карандаш, и сразу становится видно, что это не простая забывчивость, а со смыслом.

В сообщении д-ра Бутца дотошно описаны все могилы, в том числе названа их площадь. Проведем простой арифметический подсчет.

Согласно немецким данным, площадь первой могилы — 252 кв. метра, и она содержит около 3000 трупов. Проведя простую операцию сложения, мы получим суммарную площадь остальных могил — около 250 кв. метров. Если мы вынесем за скобки тот факт, что первая — самая глубокая из всех, предположим, что остальные могилы были такими же по глубине, то получим, что в них лежит еще 3000 человек. Итак, согласно немецким данным, получается, что всего в Катынском лесу находится не более 6000 убитых поляков. А поскольку остальные могилы были значительно мельче первой, то у нас есть очень серьезные основания полагать, что названные доктором 4143 трупа — это не эксгумированные до начала лета, а общее количество тел в катынских могилах, и прекратились работы не из-за жары, а по куда более весомой причине — закончились трупы. В таком случае неизбежен вопрос: где еще 4 тысячи находившихся в Смоленской области польских офицеров?

Существует одна простая версия этого несоответствия и много сложных. Простая выглядит так. Захватив лагеря, немцы провели селекцию: трудоспособных и относительно послушных отправили на работы, пожилых, больных и слабых, а также евреев и нарушителей порядка — в яму. Таковых оказалось чуть больше трети общего числа поляков (не зря же в первой, самой большой, могиле почти не было связанных заключенных — они не оказывали сопротивления). Остальные могилы пополнялись по мере того, как работоспособные заключенные теряли силы, что в немецких лагерях происходило очень быстро, а также за счет беглецов, которых вылавливали по деревням. Куда делись еще четыре тысячи пленных? Скорее всего, их отправили на работу в другое место, где они и нашли свой конец согласно приказу из Берлина.

Это если расстрелы производили немцы, которые брали жертвы из разбросанных по территории области лагерей. Куда дел половину военнопленных поляков НКВД, который привозил заключенных прямо на станцию Гнездово и прямым ходом отправлял их в яму, неведомо...

Конечно, десять тысяч или четыре — не очень важное расхождение, и вполне понятное. В принципе, германское министерство пропаганды могло извиниться и сообщить, что находившиеся в состоянии душевного потрясения от большевистских зверств парни из ГФП завысили число убитых. Но ведомство Геббельса презрело указание своего министра насчет большой лжи и принялось врать по мелочам — а от такой лжи не только ничего не остается, но она при соприкосновении еще и разъедает большую, как ведро кипятка выедает дырку в ледяной глыбе. Одна дырка, другая... а где льдина-то?

Но есть и несообразности, которые никаким образом не проистекают из небрежности министерства пропаганды. Например, следующее интереснейшее наблюдение д-ра Бутца, опять же никак им не прокомментированное, хотя обращать внимание на подобные вещи — первейшая обязанность криминалиста. Напомним его:

«С одной стороны, выяснилось, что трупы лежали в могилах вдоль и поперек, без всякой тенденции к расположению слоями (могила 4-я), с другой стороны, можно было определить при проверке могилы 7-й, что в северо-восточной ее половине жертвы лежали ничком, слоями, в поперечном направлении, напротив того, в юго-западной части они были набросаны безо всякого плана друг на друга и в этом положении похоронены...

...В других могилах трупы по сторонам лежали вытянутыми и отчетливо расположенными слоями, в середине же частью беспорядочно набросанными друг на друга. В могиле 2-й в северо-западной ее части можно было наблюдать систематическое расположение трупов и их наслаивание. Все трупы лежали ничком, частью со связанными на спине руками. Если у северо-восточного края могилы 2-й трупы лежали продольно, ногами внутрь могилы, то в средней ее части жертвы располагались напротив друг друга, следовательно, ноги были обращены к ногам, или одни над другими.

Подобное же расположение и наслаивание плотно сжатых трупов наблюдалось и в северной части L-могилы, но в поперечном к длиннику ее направлении, друг против друга. В изгибе этой могилы в ее центральных частях трупы лежали ничком таким образом, что ноги вышележащих жертв располагались на голове нижележащих, чем достигалось планирование при наполнении могилы. В длинной ножке L-могилы (юго-западная часть) трупы были расположены террасовидно, соответственно спускающемуся в юго-западном направлении дну могилы и лежали ступенчатыми штабелями. То же наблюдалось в могилах 3-й, 4-й, 5-й.

В длинной ножке могилы 1-й была найдена сломанная лестница, служившая или для подъема наверх, или для переноски трупов...»

Верный себе, доктор упоминает, что имело место как упорядоченное, так и хаотическое расположение, но не указывает, сколько процентов трупов лежали так и этак. Однако несколько раньше, при общем описании могилы, авторы «Официального материала» указывают:

«29 марта была начата изоляция холма, первого из известных к тому времени, размерами 8x28 м (судя по размерам, это могила № 1, самая крупная из всех. — Авт.) На глубине 2 м были заметны первые трупы. Все они без исключения лежали лицом вниз. Погребение было беспорядочным, с первого взгляда можно было определить, что эти жертвы были брошены в массовую могилу без разбора».

В рапорте полевой полиции от 10 апреля картина еще несколько уточняется: в могилах 2—7 трупы сложены рядами, а в 1-й они лежат как попало. Впрочем, тогда могилы были еще не вскрыты полностью, позднее д-р Бутц обнаружил и в 1-й могиле правильное расположение. Но, как бы то ни было, налицо два типа захоронения, и сразу же напрашивается вопрос: а почему такое странное изменение почерка?

Между тем картину расстрела доктор восстановил уверенно: человека подводили к краю рва живым, убивали, и он падал вниз. Что же получается — потом расстрельщики лезли в могилу и аккуратными рядами складывали трупы? А зачем? Из любви к правильным построениям?

Рядами складывают покойников, когда их опускают в могилы уже мертвыми, и то не всегда, а при наличии минимального к ним уважения, в противном случае тела просто сбрасывают в яму. Скорее всего, первой заполнялась могила № 1, та, что содержит 3 тысячи трупов, остальные появлялись по мере прибытия других, более мелких партий приговоренных. Почему же изменился почерк палачей?

Ответов два. Первый — это были разные захоронения и разные расстрельные команды... Нет, не сходится, ведь первая могила является «комбинированной», а стало быть, заполнялась она в течение нескольких дней, максимум пары недель, иначе аромат разошелся бы по всей округе.

Вторая версия — трупы зачем-то вытаскивали из могил, а потом помещали обратно, причем те, кто этим занимался, имели сочувствие к жертвам. Если это делал НКВД, он опять же мистическим образом сумел не оставить свидетелей возни с трупами в непосредственной близости от пионерлагеря или же смог остаться незамеченным солдатами немецкого полка связи. Если же немцы — то ответ проще, ведь Катынский лес во время оккупации был оцеплен, и делать там можно было все, что угодно...

Но немцы не сами возились с трупами, а имели барскую привычку привлекать для грязной и тяжелой работы местное население или военнопленных. Что бы ни твердили нынешние мастера культуры, отношения местного населения и оккупантов были далеко не безоблачными, а пленные содержались в жутких условиях, любви к своим тюремщикам не испытывали ни малейшей и могли выразить свой протест и свою ненависть хотя бы таким способом.

Впрочем, есть и еще одно прозаичное соображение: при правильном расположении повышается вместимость могил. Если их для усиления масштаба зверств решили пополнить, то должны были укладывать покойников очень аккуратно. Зачем НКВД нужны такие драматические эффекты, опять же неясно. А немцам? Сие вполне понятно: именно для драматического эффекта.

Кстати, к чему в могиле лестница? Кто и зачем туда лазал и что этот «кто-то» там забыл?

Немцы просто проигнорировали проблему изменения почерка убийц. Наши тоже на ней не останавливались, хотя внимание обратили.

Из протокола допроса Специальной Комиссией свидетеля Зубкова:

«Потемкин. Можно было из обозрения могил вынести такое решение, что немцы предварительно производили какие-то работы над трупами, что производили складывание трупов в определенном порядке?

Зубков. В левой могиле наблюдалась симметричность. Там видно было несколько рядов. А в правой все трупы лежали со связанными руками, лежали в полном беспорядке.

Потемкин. А в большой могиле трупы лежали по порядку?

Зубков. Да».

Впрочем, достаточно быстро отыскались хоть и косвенные, но свидетельства того, что трупы действительно вытаскивали из могил еще до их официального вскрытия.

Как готовилась катынская сенсация

...В начале марта 1943 года немецкие власти отобрали в лагере № 126, находившемся в Смоленске, 500 наиболее здоровых военнопленных, якобы на окопные работы. Никто из них больше в лагерь не вернулся, хотя обычно взятые для работ люди возвращались. Чекисты превзошли в занудстве самих себя: даже этот факт устанавливают не менее десятка свидетелей.

Куда же делись эти пятьсот человек?

Александра Московская, 1922 г. р., во время оккупации работала на кухне немецкой воинской части. 5 октября 1943 г. она по своей инициативе обратилась к представителям ЧГК и рассказала, что в марте 1943 года утром, перед тем как отправиться на работу, пошла в сарай за дровами и обнаружила там бежавшего военнопленного.

Из показаний А.М. Московской:

«Его фамилия Егоров, зовут Николай, ленинградец. С конца 1941 года он все время содержался в лагере для военнопленных № 126 в городе Смоленске. В начале марта 1943 года он с колонной военнопленных в несколько сот человек был направлен из лагеря в Катынский лес. Там их... заставляли раскапывать могилы, в которых были трупы в форме польских офицеров, вытаскивать эти трупы из ям и выбирать из их карманов документы, письма, фотокарточки и все другие вещи. Со стороны немцев был строжайший приказ, чтобы в карманах трупов ничего не оставлять. Два военнопленных был расстреляны за то, что после того, как они обыскали трупы, немецкий офицер обнаружил у трупов какие-то бумаги.

Извлеченные из одежды, в которую были одеты трупы, вещи, документы и письма просматривали немецкие офицеры, затем заставляли пленных часть бумаг класть обратно в карманы трупов, остальные бросали в кучу изъятых таким образом вещей и документов.

Кроме того, в карманы трупов польских офицеров немцы заставляли вкладывать какие-то бумаги, которые они доставали из привезенных с собой ящиков или чемоданов...

Часть военнопленных была занята тем, что откуда-то по ночам возила сотни трупов, которые складывались в могилы вместе с ранее выкопанными трупами. Для этой цели ямы расширялись.

Все военнопленные жили на территории Катынского леса в ужасных условиях, под открытым небом и усиленно охранялись. Кормили плохо.

Егоров говорил о своих переживаниях, об ужасных ощущениях, когда возишься с трупами, дышишь их запахом. Он с ужасом думал, что не выдержит и сойдет с ума, и твердо решил при первом удобном случае бежать, о чем договорился с другими военнопленными, близкими товарищами по лагерю. Их было вместе с ним пять человек. Они тщательно присматривались к обстановке, пытаясь найти возможность использовать какой-нибудь промах охраны и бежать. Однако это не удавалось.

Лишь в самую последнюю, в самую страшную ночь он бежал один. Дело было так:

В начале апреля месяца 1943 года все работы, намеченные немцами, видимо, были закончены, так как три дня никого из военнопленных не заставляли работать. Обессиленные, изголодавшиеся, они лежали группами на земле возле того места, которое было отведено им в Катынском лесу "для отдыха".

Вдруг ночью их всех без исключения подняли и куда-то повели. Охрана была усилена. Егоров заподозрил что-то неладное и стал с особым вниманием следить за всем тем, что происходило. Шли они часа 3—4 в неизвестном направлении. Остановились в лесу на какой-то полянке у ямы. Он увидел, как группу военнопленных отделили от общей массы, погнали к яме, а затем стали расстреливать.

Создалась крайне напряженная обстановка, военнопленные заволновались, зашумели, задвигались. Недалеко от Егорова несколько человек военнопленных набросились на охрану, другие охранники побежали к этому месту. Егоров воспользовался этим моментом замешательства и бросился бежать в темноту леса, слыша за собой крики и выстрелы. Напрягая силы, ему удалось скрыться от преследования.

Два или три дня Егоров скрывался в лесу. Видел неподалеку деревню, но не решился туда зайти, учитывая, что в окрестных селениях его будут особенно усиленно разыскивать. Потом ночью вышел из леса и пробрался в Смоленск.

После этого страшного рассказа, который врезался в мою память на всю жизнь, мне Егорова стало очень жаль, и я просила его зайти ко мне в комнату отогреться и скрываться у меня до тех пор, пока он не наберется сил. Но Егоров не согласился, сказав, что ему нельзя задерживаться и что он не хочет подвергать меня опасности, так как немцы, обнаружив его у меня на квартире, могут меня также расстрелять. Он сказал, что во что бы то ни стало сегодня ночью уйдет и постарается пробраться через линию фронта к частям Красной Армии или уйти к партизанам.

На прощанье Егоров сказал, что никогда не забудет меня и после войны, если будет жив, обязательно приедет в гости.

Но в этот вечер Егоров не ушел. Наутро, когда я пришла проверить, он оказался в сарае. Как выяснилось, ночью он пытался уйти, но после того, как прошел шагов пятьдесят, почувствовал такую слабость, что вынужден был возвратиться. Видимо, сказалась длительная голодовка в лагере и голод последних дней. Мы решили, что он еще день-два побудет у меня с тем, чтобы окрепнуть.

Накормив Егорова, я ушла на работу.

Когда вечером я возвратилась домой, мои соседи... сообщили мне, что днем во время облавы немецкими полицейскими в моем сарае был обнаружен пленный красноармеец, которого они увели с собой».

По этому поводу девушку тоже забрали в гестапо, но ей удалось отбиться от обвинений, утверждая, что она ничего не знала о пленном. Тот ее тоже не выдал, и Московскую выпустили.

Существуют и другие показания о том, что немцы возили по Смоленской области трупы. П.Ф. Сухачев, 1912 г. р., — инженер, бывший военнопленный лагеря № 126. Как специалист, он был направлен немцами на работу — механиком на смоленскую городскую мельницу. Он тоже обратился в Комиссию по своей инициативе 8 октября 1943 года.

Из показаний П.Ф. Сухачева:

«Как-то раз на мельнице во 2-й половине марта месяца 1943 года я заговорил с немецким шофером, слабо владевшим русским языком. Выяснив у него, что он везет муку в деревню Савенки для воинской части и на другой день возвращается в Смоленск, я попросил его захватить меня с собой, дабы иметь возможность купить в деревне жировые продукты. При этом я учитывал, что проезд на немецкой машине для меня исключал риск быть задержанным на пропускном пункте. Немецкий шофер согласился за плату. В тот же день, в десятом часу вечера мы выехали на шоссе Смоленск — Витебск. Нас в машине было двое — я и немец-шофер. Ночь была светлая, лунная, однако устилавший дорогу туман несколько снижал видимость. Примерно на 22—23 километре от Смоленска, у разрушенного мостика на шоссе, был устроен объезд с довольно крутым спуском. Мы стали уже спускаться с шоссе на объезд, как нам навстречу из тумана внезапно показалась грузовая машина. То ли оттого, что тормоза у нашей машины были не в порядке, то ли от неопытности шофера, но мы не сумели затормозить нашу машину и вследствие того, что объезд был довольно узкий, столкнулись с шедшей навстречу машиной. Столкновение было не сильным, так как шофер встречной машины успел взять в сторону, вследствие чего произошел скользящий удар боковых сторон машин. Однако встречная машина, попав правым колесом в канаву, скатилась одним боком на косогор. Наша машина осталась на колесах, и я шофер немедленно выскочили из кабины и подошли к свалившейся машине. Еще не доходя до нее, меня поразил сильный трупный запах, очевидно, шедший от машины. Подойдя ближе, я увидел, что машина была заполнена грузом, покрытым сверху брезентом, затянутым веревками. От удара веревки лопнули и часть груза вывалилась на косогор. Это был страшный груз. То были трупы людей, одетых в военную форму. Трупы были, видимо, основательно разложившимися, так как они издавали, как я уже сказал, сильный специфический запах.

Около машины находилось, насколько я помню, человек 6—7, из них один немец-шофер, два вооруженных автоматами немца, а остальные были русскими военнопленными, так как говорили по-русски и одеты были соответствующим образом.

Немцы с руганью набросились на моего шофера, затем предприняли попытку поставить машину на колеса. Минуты через две к месту аварии подъехали еще две грузовых машины и остановились. С этих машин к нам подошла группа немцев и русских военнопленных, всего человек 10, общими усилиями все стали поднимать машину. Воспользовавшись удобным моментом, я тихо спросил одного из русских военнопленных: "Что это такое?" Тот так же тихо мне ответил: "Которую уж ночь возим трупы в Катынский лес".

Свалившаяся машина еще не была поднята, как ко мне и моему шоферу подошел немецкий унтер-офицер и отдал приказание нам немедленно ехать дальше. Так как на нашей машине никаких серьезных повреждений не было, то шофер, отведя ее немного в сторону, выбрался на шоссе, и мы поехали дальше.

Проезжая мимо подошедших позднее двух машин, крытых брезентом, я также почувствовал страшный трупный запах».

Бывший полицейский Егоров также показал, что, неся охрану моста на перекрестке дорог Москва — Минск и Смоленск — Витебск, он в конце марта и начале апреля несколько раз видел, как к Смоленску проезжали большие крытые грузовики, от которых шел сильный трупный запах.

Из допроса специальной Комиссией полицейского Егорова:

«Потемкин. На какой трассе вы работали полицейским?

Егоров. На 11-м участке. Этот участок располагался на шоссе Москва — Минск и Москва — Смоленск. Моя служба заключалась в том, чтобы охранять мосты, дороги и казармы. Было это числа 27—29 марта 1943 года. Я дежурил на шоссе по направлению к Минску. Отойдя от моста метров 350—400, я увидел, как со стороны Минска гили машины. Когда они проходили мимо меня, я почувствовал сильный трупный запах. Это было около 3-х часов ночи.

Толстой. Сколько было машин?

Егоров. Три машины.

Толстой. Машины были закрытые?

Егоров. Машины были закрыты брезентом. Я посмотрел, куда пойдут эти машины. Они пошли в сторону Смоленска.

Числа 31 марта я шел по Витебскому шоссе в сторону Смоленска. Время было два часа ночи, когда я дошел до большого моста и остановился. Смотрю, от Минска идут машины.

Потемкин. Сколько машин?

Егоров. Пять штук. Эти машины также шли по направлению к Смоленску. Когда машины проходили мимо меня, я почувствовал опять сильный трупный запах. Машины были такие же — крытые брезентом.

Третий раз видел машины, когда шел по Витебскому шоссе. Только отошел от моста, вижу, со сторону Минска идут машины. Они стали сворачивать на Витебское шоссе в сторону Смоленска. Я подошел к повороту, машины прошли мимо меня, обдав меня трупным запахом. Машин было две».

То же самое видел и начальник Катынского полицейского участка Яковлев-Соколов.

Это, в общем-то, не так уж и важно — возили откуда-то трупы или же нет. Уже одни странности почерка показывают, что тела вытаскивали из могил, что-то с ними проделывали, а потом укладывали обратно. Применение военнопленных для секретных работ с последующим расстрелом — тоже обычная немецкая практика. Можно даже назвать время, когда этим занимались — примерно начиная со второй недели марта, когда из лесу ушли доктор Бутц, его ассистенты и крестьяне, переносившие избу, и до 29 марта, когда начались раскопки. Доктор, естественно, всего этого не видел и в отчет не включил.

Что увидели «экскурсанты»

Раскопав могилы, немцы решили показать их миру и начали устраивать экскурсии в Катынский лес. Главными тут были, конечно, заграничные делегации из других оккупированных и союзных стран, но и жителей Смоленска тоже водили на место «большевистских зверств».

Сотрудников немецких учреждений возили на эти экскурсии в обязательном порядке. Их доставляли на автомашине или же везли на поезде до станции Гнездово. Сперва показывали импровизированный «музей», где были выставлены документы — письма, фотографии — а также польские деньги, ордена и медали. Все это, по словам устроителей выставки, было найдено в одежде расстрелянных в Катынском лесу. Затем, построив в колонны по 3—4 человека, показывали сами могилы. Сопровождающий «экскурсию» немецкий офицер через переводчика разъяснял, что в ямах лежат «замученные большевиками польские офицеры».

В общем-то, нормальный человек не склонен разглядывать трупы. Однако люди бывают разные, и побуждения тоже разные. Находились такие, что рассматривали и многое замечали, а опытный судмедксперт, разбирающийся в покойниках, способен вытянуть из такого свидетеля много подробностей.

Из показаний заведующего Смоленской водопроводной сетью И.З. Купева:

«Сначала нас привезли к небольшому деревянному домику в Красном Бору, где немцами была организована выставка. На выставке были показаны якобы вырытые из катынских могил польский военный мундир, разные документы, письма, деньги, погоны, кресты, медали, фотокарточки и другие мелкие вещи. Даже при беглом осмотре, так как долго задерживаться у витрин, где под стеклом лежали вещи и документы, нам не давали, было видно, что все это очень хорошо сохранилось. Мундир был совершенно цел и только в отдельных местах был покрыт плесенью. На погонах были отчетливо видны полностью сохранившиеся знаки различия.

Уже при осмотре этих вещей ряд ходивших вместе со мной людей начали высказывать удивление состоянием их и брать под сомнение немецкие утверждения о том, что вещи пролежали в массовых могилах три года.

После осмотра выставки нас на машинах доставили в Катынский лес и на шоссе. Высадив из машин под наблюдением немцев, повели к могилам. Когда я подошел поближе, то увидел две больших раскопанных ямы, в которых лежало много трупов.

Так как и тут долго останавливаться не разрешали, то хорошо рассмотреть, во что именно были одеты эти трупы, я не смог. Те же трупы, которые были извлечены из могил и лежали на поверхности, были одеты в польское военное обмундирование.

Все трупы и одежда на них были в очень хорошем состоянии. У трупов сохранилась даже кожа на открытых частях тела (лицо, руки).

Этот осмотр еще больше убедил меня в том, что трупы пролежали в земле значительно меньше того срока, о котором писали и говорили немцы.

О том, что расстрелы польских офицеров произведены самими немцами, подтверждало то обстоятельство, что у некоторых трупов руки были связаны немецкой бумажной бечевкой, имевшей совершенно новый вид. Такие бумажные бечевки я лично видел у немцев в Смоленске. Немцами они употреблялись для упаковки и завязывания мешков».

Так что это было — жесткие бумажные бечевки или мягкий гардинный шнур, как утверждает д-р Бутц? Вообще-то гардинный шнур — вещь достаточно дорогая. Но, как бы то ни было, данная криминалистическая пустота начинает заполняться.

Из показаний Е.Н. Ветровой, учительницы школы в поселке Катынь:

«После того, как был открыт доступ к могилам, я в группе колхозников дер. Барсуки... возвращаясь из гор. Смоленска, куда я ездила на базар, посетила место раскопок.

В 15 километрах от гор. Смоленска по шоссе Смоленск — Витебск расположен лесной участок под названием Козьи Горы. Слева от шоссе, в 120—150 метрах от него по лесной дорожке, находилось несколько ям. Две из них были засыпаны землей, с крестами и с дощечками с какими-то надписями на немецком языке. Невдалеке от этих двух ям была третья яма, раскрытая, где штабелями были уложены трупы людей. Судя по одежде, там находились не только офицеры, но и солдаты польской армии. Большинство трупов сохранило довольно свежий вид. А именно сохранился кожный покров, волосы, тела сохранили нормальную форму, то же самое и лица. Трупы никак не походили, как утверждала фашистская пропаганда, на людей, расстрелянных три — три с половиной года назад...

Звезды на погонах некоторых лежавших в верхнем ряду трупов поблескивали, хотя, казалось бы, от времени они должны были покрыться толстым слоем ржавчины. Веревки, которыми были повязаны руки, имели вид новых, хотя, согласно немецкой версии, они должны были истлеть. Обувь на ногах трупов сохранилась полностью. Кроме того, мне бросилось в глаза, что у многих расстрелянных полностью сохранились гамаши, изготовленные из темно-зеленой материи. По обуви и одежде нетрудно было заключить, что в штабелях лежали не только офицеры, но и солдаты. Солдаты, в отличие от офицеров, были обуты в грубые башмаки. Все вышеизложенное, как на меня лично, так и на сопровождающих меня лиц, произвело впечатление грубой фальшивки».

Из показаний телефонистки Смоленского отделения Н.Г. Щедровой:

«Нас построили в ряд и повели к раскопанным ямам. Я осмотрела две ямы. Причем немцы долго останавливаться не разрешали, а можно было смотреть трупы, проходя мимо ям. Трупы лежали в ямах рядами, на земле около ям и на стоявших неподалеку от ям столах. Я обратила внимание на то, что трупы хорошо сохранились. Одежда на них была военная, шинели, сапоги или ботинки, которые также хорошо сохранились и имели довольно прочный вид. Пуговицы и пряжки от ремней были слегка поржавевшие, однако сохраняли блеск. У некоторых трупов руки были перевязаны веревкой, но какой, я рассмотреть не успела. После осмотра трупов у меня создалось твердое убеждение в том, что немцы сами расстреляли поляков и с целью опорочить советскую власть и скрыть свои преступления начали демонстрировать "катынские раскопки"».

Конечно, все эти люди не Бог весть какие специалисты по покойникам, и едва ли можно полагаться на их выводы — но отличить крепкую материю и обувь от сгнившей, разглядеть, сохранилась ли на трупах кожа и блестят ли звездочки на погонах, они были вполне способны.

Впрочем, среди экскурсантов оказался и настоящий специалист.

Из показаний К.И. Зубкова, 1908 г. р., судмедэксперта города Смоленска, врача-патологоанатома:

«Лежащие около ям на земле трупы были частично раздеты, без шинелей, в гимнастерках, брюках и в обуви. Одежда трупов, особенно шинели, сапоги и ремни, была довольно хорошо сохранившейся, и даже местами серо-зеленый цвет шинели был отчетливым. В отдельных случаях сапоги, голенища которых были в виде лакированных, сохранили свой блеск. Металлические части одежды, пряжки ремней, пуговицы, крючки, шипы на ботинках, котелки и прочее имели не резко выраженную ржавчину и в некоторых случаях местами сохраняли блеск металла.

Веревки, которыми были связаны руки, сохранились хорошо, были витые, светло-желтого цвета. Распустившийся конец одной из таких веревок давал повод считать, что веревка сделана из бумаги, по-видимому, немецкого происхождения, так как бумажные веревки в Советском Союзе не делаются.

Ткани тела трупов, доступные осмотру, лица, шеи, рук имели преимущественно грязно-зеленоватый цвет, в отдельных случаях грязно-коричневый, но полного разрушения тканей гниением не было. В отдельных случаях был видны обнаженные сухожилия белесоватого цвета в части мышц. В ряде случаев в головах трупов в области затылка или лба были видны круглые отверстия, сходные с отверстиями пулевых ран и в тех случаях гниение тканей головы было выражено сильнее.

Во время моего пребывания на раскопках на дне большой ямы работали люди по разборке и извлечению трупов. Для этого они применяли лопаты или другие инструменты, а также брали трупы руками, перетаскивая их за руки, за ноги и одежду с места на место. Притом они действовали довольно грубо и решительно, но ни в одном случае не приходилось наблюдать, чтобы трупы распадались или отрывались их отдельные части, это указывало на сохранность и прочность тканей тела и одежды. Учитывая все вышеизложенное, я пришел к выводу, что давность пребывания трупов в земле не три года, как то утверждали немцы, а значительно меньше. Зная, что в массовых могилах гниение протекает быстрее, чем в одиночных, и тем более без гробов, что одежда и металлические части в таких случаях тоже менее устойчивы и сопоставляя "выставленный" немцами срок давности события три года с тем, что удалось обнаружить на месте раскопок, я пришел к выводу, что массовый расстрел был произведен около полутора лет тому назад и может относиться к периоду осени 1941 года или весны 1942 года.

В результате посещения раскопок я укрепил мое убеждение, что совершенное массовое злодеяние — дело рук немцев».

Немцев в этом вопросе подвели два момента. Первый фактор — климат. Формально, по календарю, весну 1940 года отделяет от весны 1943-го три года, а осень 1941-го — полтора. То есть вроде бы можно и перепутать. Но это формально, а фактически зимой у нас холодно, и на разложении тел это тоже сказывается, даже при том, что на глубине пяти — десяти метров зимой теплее, чем на поверхности (но какие зимы-то были!), а летом прохладнее. А если считать теплые сезоны, то получается, соответственно, три и один, а это уже большая разница. Даже в январе 1944 года, когда проводила исследование группа советских судмедэкспертов, разница была четыре и два сезона, то есть вдвое больше, а не на 25%, как было бы по календарю.

А во-вторых, германцев подвела расовая теория, недооценившая интеллектуальный уровень и характер «унтерменшей». Чего стоит хотя бы фраза, вырвавшаяся на допросе: «Если германский офицер говорит, что это так — значит, так оно и есть». Подвели нацистские теоретики со своими рассуждениями о «женственной природе славянской души», которая в своей глубине желает подчиниться мужскому германскому началу, их рекомендации о том, что с русскими надо разговаривать языком приказов, не вдаваясь в рассуждения и убеждения, и тогда они будут подчиняться и верить. Вот и поговорили...

В общем, население убедить не удалось — причем конкретно так не удалось. Лучше бы русских туда и не водили, ограничившись привозными делегациями. (Вообще ведомство Геббельса, неплохо работая на Запад, при соприкосновении с русской аудиторией поражало каким-то клиническим идиотизмом. Вроде бразильского сериала, где героини говорят всегда обратное тому, что сказала бы на их месте нормальная женщина.) По городу и окрестным деревням поползли слухи. Тогда немцы перешли к пресечению «антинемецкой агитации».

Из показаний бывшего начальника полиции Катынского участка Ф.М. Яковлева-Соколова, 1896 г. р.:

«...Посещение леса окружающими крестьянами дало не ожидавшийся немцами обратный результат (тут лучше всего это "не ожидавшийся". — Авт.). Русские крестьяне выражали явное недоверие к сообщениям немцев и высказывали уверенность в провокации со стороны германских властей.

В связи с этим создалась обстановка, вызвавшая серьезную тревогу в немецкой комендатуре... Полицейским аппаратам срочно были даны указания: во что бы то ни стало пресечь все вредные разговоры и репрессировать всех лиц, высказавших недоверие к сообщениям немецкой печати по "катынскому" делу...

Я созвал инструктивное совещание полицейских своего участка, на котором предложил задерживать и доставлять в полицию каждого высказывающего неверие и сомневающегося в правдоподобии сообщений немцев о расстреле большевиками польских военнопленных».

Кстати, и сам Яковлев-Соколов был уверен, что это дело — немецкая провокация, особенно после того, как побывал на раскопках.

Тех, кто позволял себе вслух усомниться, что расстрел поляков — дело рук большевиков, увольняли со службы, арестовывали, угрожали расстрелом. Два раза эти угрозы даже были приведены в исполнение: в отношении немецкого полицейского Загайнова и А.М. Егорова, работавшего на раскопках могил. Естественно, народ замолчал — пока не пришла Красная Армия. Ну, а потом заговорил...

Летом 1943 года, выжав из могил все возможное или же из-за жары, немцы их закрыли. А отступая, они предприняли ряд очень интересных шагов. Например, дотла сожгли дачу НКВД, где осенью 1941 года размещался «штаб 537-го строительного батальона». (Впрочем, отступая, они вообще старались напакостить как можно больше, что заставляет всерьез задуматься об истинных целях той войны — но это уже совсем другая история...) Что более интересно — они увели с собой троих свидетелей и разыскивали остальных, как реальных, так и неудавшихся. В первую очередь, конечно, Киселева, но тот заблаговременно ушел в лес вместе со всей семьей — немцы со злости сожгли его дом, однако то была уже бессильная злость. Кроме Киселева и Захарова, искали бывшего начальника станции Гнездово Иванова и других железнодорожников, отказавшихся в свое время быть свидетелями, профессоров Базилевского и Ефимова. Но все эти люди также заранее скрылись — кто куда мог, в основном тоже в лес, чтобы дождаться Красной Армии. НКВД они явно не боялись...

А что самое интересное — немцы послали людей в деревню Борок, чтобы захватить трех работавших в 1941 году на даче девушек, которые тоже вовремя сообразили, что к чему, и были уже в лесу. И вот это совершенно непонятно. Что крамольного могли они видеть в работе обыкновенных немецких связистов, которым готовили еду осенью 1941 года?

А это точно одна и та же могила?

Из отчета доктора Бутца

«В преобладающем большинстве случаев огнестрельных повреждений они тут же проверялись путем... вскрытия черепа и записывались. Если по ходу этих исследований или вообще на трупе обнаруживались особые данные, то тут же производилось полное исследование трупа.

По окончании описанного хода исследования каждый труп в отдельности относился обратно на деревянных носилках для нового погребения».

Если читатель помнит, после того как ЧГК приняла решение о создании Специальной Комиссии, ее члены тут же выехали в Смоленск. Прибыли они туда 18 января в 10.45 и уже в 11.50 всем составом отправились на место раскопок. Там к тому времени работали судмедэксперты, которым помогали 200 солдат саперного подразделения — раскопки начались еще 14 января. Никакого дома, о котором писал д-р Бутц, в наличии не имелось, так что экспертизы проводили в палатках.

Состав советской комиссии был более представительным, чем немецкой. В нее входили:

главный судебно-медицинский эксперт Наркомздрава СССР, директор Государственного научно-исследовательского института судебной медицины Наркомздрава СССР В.И. Прозоровский;

профессор судебной медицины 2-го Московского государственного медицинского института, доктор медицинских наук В.М. Смольянинов;

профессор патологической анатомии, доктор медицинских наук Д.Н. Выропаев;

старший научный сотрудник Танатологического отделения Государственного научно-исследовательского института судебной медицины Наркомздрава СССР, доктор П.С. Семеновский;

старший научный сотрудник судебно-химического отделения Государственного научно-исследовательского института судебной медицины Наркомздрава СССР, доцент М.Д. Швайкова. Им помогали:

главный судебно-медицинский эксперт Западного фронта, майор медицинской службы Никольский;

судебно-медицинский эксперт Н... армии, капитан медицинской службы Бусоедов;

начальник патологоанатомической лаборатории № 92, майор медицинской службы Субботин;

майор медицинской службы Оглоблин;

врач-специалист, старший лейтенант медицинской службы Садыков;

старший лейтенант медицинской службы Пушкарева.

Надо полагать, Прозоровский все же будет покруче Бутца — по положению уж точно выше. Ему не надо было отвлекаться и на научную работу — уж что-что, а возможности изучения массовых захоронений гитлеровская Германия советским врачам предоставила в огромном количестве. Никто бы не возражал, если бы немцы оставили на нашей территории поменьше братских могил. Вскрывали быстро, смотрели хорошо знакомые признаки — привычная рутинная работа.

Из акта судебно-медицинской экспертизы (промежуточного)

«Трупы польских военнопленных были погребены в общей могиле размером 60 х 60 х 3 метра и, кроме того, в отдельной могиле размером около 7 х 6 х 3,5 метра...»

Теперь мы знаем, что значит «похоронить по правилам» — сложить всех в одну огромную неглубокую яму вместо семи глубоких. А кто лежит в маленькой могиле? Те, что не поместились в большой? Или та сотня трупов, которые, как писал кто-то из немцев, осталась неисследованной? Или это была грубая наживка для последующих экспертов — вот они, нетронутые покойники, проверяйте!

Но главное было не это. По ходу работы обнаружилось нечто очень странное. К 20 января недоумение экспертов выплеснулось на заседании комиссии — как раз тогда, когда там допрашивали смоленского судмедэксперта Зубкова.

Из стенограммы заседания CK. 20 января 1944 г.:

«Потемкин. Академика Бурденко специально интересует вопрос — замечали ли вы там, где были, вскрытые немцами трупы. И второе, третьего дня вы лично мне говорили, что еще есть могилы и приблизительно указывали по ту или другую сторону дороги... Вы должны мне сказать, где эти могилы были и вообще куда делись вскрытые немцами трупы. До сих пор ни одного вскрытого немцами трупа нам не удалось обнаружить.

Толстой. Академик Бурденко высказывает предположение, что, может быть, есть могилы, которые еще не вскрыты, куда они сваливали эти трупы...

Зубков. В тот момент я видел, что только раскрывались карманы одежды, других манипуляций с трупами я не наблюдал.

Потемкин. Некоторые свидетели говорили, что где-то в стороне люди в белых халатах производили какие-то манипуляции с трупами. Вы этого не заметили?

Зубков. Людей в белых халатах я видел, но чтобы они производили вскрытие, исследование — я не наблюдал.

Потемкин. Ни одного вскрытого трупа вы не видели?

Зубков. Нет...

Потемкин. Хотя бы задний покров кожи, затылочная часть была повреждена.

Зубков. Этого я не наблюдал.

Потемкин. Как же, по-вашему, немцы измеряли входное отверстие? Как это можно произвести, не вскрывая трупа?

Зубков. Я считаю, что для того, чтобы установить размер отверстия, нужно распилить череп, произвести измерение и таким образом решить вопрос о размерах отверстия...»

Недоумение продолжалось и дальше. Вскрыв за десять дней около трети всех трупов, наши эксперты так и не обнаружили следов работы д-ра Бутца.

Из акта судебно-медицинской экспертизы (промежуточного):

«В апреле 1943 года немцы с целью демонстрации собрали 4 тысячи польских офицеров и захоронили в одной могиле площадью 60 х 60 метров и глубиной до 3-х метров. Трупы были собраны из 7-ми могил, расположенных на территории урочища Козьи Горы, как то указано в официальном немецком акте, опубликованном в 1943 году.

Могилы... были расположены по склону покатой местности и места могил для маскировки разрытой почвы были усажены елками. Извлеченные до 30 апреля 1943 года из семи могил трупы в числе 982 трупов были "отчасти вскрыты", причем одна из могил содержала около 2500 трупов. Эти исследования немцы считали предварительными и продолжали раскопки до 16 июня 1943 года, когда были окончены все работы. Всего извлечено 4143 трупа. В 2815 случаях опознана личность.

Наши данные судебного исследования извлеченных из общей устроенной могилы трупов в количестве 800 с несомненностью устанавливают следующие факты:

Трупы положены правильными рядами в несколько слоев... Отрытые трупы лежали с вытянутыми конечностями, лицом вверх...

...До настоящего времени не удалось встретить следов работы немецкой экспертной комиссии профессора Бутца.

...Трупы подвергались обработке в смысле разрезания карманов верхнего платья: мундиров, брюк, свитеров и жилеток. На платье и белье нет никаких следов медицинского осмотра.

...Трупы, как правило, не имели связанных рук, о чем писали немцы. Показаниями установлено, что немцы веревки и шнуры снимали с рук трупов. Но в единичных случаях найдены связанные руки, и материал для связывания представлял из себя тесьму или шнур германского изготовления.

...По всем правилам судебного исследования трупы обрабатывались, т. е. производился тщательный наружный осмотр и изъятие документов.

...Внутренний осмотр грудной полости и живота делается почти во всех случаях...

...Наши наблюдения над изъятыми трупами позволяют сделать заключение — до сих пор в 800 трупах мы не находим никаких следов медицинского исследования черепно-мозговых ранений. Поэтому мы описываем нетронутый материал...»

Так чем все-таки занимался в Катынском лесу д-р Бутц, оставивший подробнейшее описание исследований, проведенных на трупах?

Итоги работы наших экспертов выглядят следующим образом:

Из отчета о работе судебно-медицинской экспертной комиссии по эксгумации и исследованию трупов польских военнопленных в Катынском лесу:

«Судебно-медицинская и экспертная комиссия приступила к эксгумации и исследованию трупов польских военнопленных 16 января 1944 года и производила эту работу до 26 января включительно.

Работа экспертов заключалась в осмотре места погребения и трупов в раскрытых могилах, а также в осмотре одежды, для определения ее характера и состояния, следов производившегося немцами в 1943 году обыска и возможного обнаружения каких-либо вещественных доказательств, оставшихся в одежде после этого обыска. Судебно-медицинское исследование трупов было направлено к разрешению вопросов: а) установления личности покойных; б) определения причины смерти и в) давности погребения. Части органов и тканей из трупов взяты для лабораторных исследований...

За период с 16 января 1944 года по 26 января 1944 г. включительно эксгумировано и исследовано 1380 трупов. Количество судебно-медицинских экспертов при эксгумациях и исследованиях трупов в связи с разновременным началом работы, с отдельными поручениями и болезнью экспертов колебалось от 3 до 9 человек».

Из акта судебно-медицинской экспертизы (итогового):

«Судебно-медицинская экспертная комиссия, основываясь на результатах судебно-медицинских исследований трупов, приходит к следующему заключению:

По раскрытии могил и извлечении трупов из них установлено:

а) среди массы трупов польских военнопленных находятся трупы в гражданской одежде, количество их по отношению к общему числу исследованных трупов незначительно (всего 2 из 925 извлеченных трупов); на трупах были надеты ботинки военного образца;

б) одежда на трупах военнопленных свидетельствует об их принадлежности к офицерскому и частично к рядовому составу польской армии;

в) обнаруженные при осмотре одежды разрезы карманов и сапог, вывороченные карманы и разрывы их показывают, что вся одежда на каждом трупе (шинель, брюки и др.), как правило, носит на себе следы обыска, произведенного на трупах;

г) в некоторых случаях при осмотре одежды отмечена целость карманов. В этих карманах, а также в разрезанных и разорванных карманах, под подкладкой мундиров, в поясах брюк в портянках и носках найдены обрывки газет, брошюры, молитвенники, почтовые марки, открытые и закрытые письма, квитанции, записки и другие документы, а также ценности (слиток золота, золотые доллары), трубки, перочинные ножи, курительная бумага, носовые платки и др.;

д) на части документов (даже без специальных исследований) при осмотре их констатированы даты, относящиеся к периоду от 12 ноября 1940 г. до 20 июня 1941 г.;

е) ткань одежды, особенно шинелей, мундиров, брюк и верхних рубашек, хорошо сохранилась и с очень большим трудом поддается разрыву руками;

ж) у очень небольшой части трупов (20 из 925) руки оказались связанными позади туловища с помощью белых плетеных шнуров.

Состояние одежды на трупах, именно тот факт, что мундиры, рубашки, поясные ремни, брюки и кальсоны застегнуты; сапоги или ботинки надеты; шарфы и галстуки повязаны вокруг шеи, помочи пристегнуты, рубашки заправлены в брюки — свидетельствует, что наружного осмотра туловища и конечностей трупов ранее не производилось.

Сохранность кожных покровов головы и отсутствие на них, а также на покровах груди и живота (кроме трех случаев из 925) каких бы то ни было надрезов, разрезов и других признаков экспертной деятельности указывает, что судебно-медицинского исследования трупов не производилось, судя по эксгумированным судебно-медицинской экспертной комиссией трупам.

Наружный и внутренний осмотры 925 трупов дают основания утверждать наличие огнестрельных ранений головы и шеи, в четырех случаях сочетавшихся с повреждением костей свода черепа тупым, твердым, тяжелым предметом (наверное, кого-то из особо сопротивлявшихся стукнули по голове. — Авт.). Кроме того, в незначительном количестве случаев обнаружено повреждение живота при одновременном ранении головы (что, скорее всего, свидетельствует, что кого-то перед расстрелом все же ставили на колени. — Авт.).

Входные отверстия огнестрельных ранений, как правило, единичные, реже — двойные. Расположены в затылочной области головы вблизи от затылочного бугра, большого затылочного отверстия или на его краю. В небольшом числе случаев входные огнестрельные отверстия найдены на задней поверхности шеи, соответственно 1, 2, 3 шейным позвонкам.

Выходные отверстия обнаружены чаще всего в лобной области, реже — в теменных и височных областях, а также на лице и шее. В 27 случаях огнестрельные ранения оказались слепыми (без выходных отверстий) и в конце пулевых каналов под мягкими покровами черепа, в его костях, в оболочках и веществе мозга найдены деформированные, слабодеформированные и вовсе недеформированные оболочечные пули, применяемые при стрельбе из автоматических пистолетов, преимущественно калибра 7,65 мм.

Размеры входных отверстий на затылочной кости допускают вывод, что при расстрелах было употреблено огнестрельное оружие двух калибров: в подавляющем большинстве случаев — менее 8 мм, т. е. 7, 65 мм и менее; в меньшем числе — свыше 8 мм, т. е. 9 мм».

А вот эту находку переоценить невозможно! Мы уже говорили об оружии. Немцы признали наличие в могилах гильз германского производства и очень долго объясняли, как они могли туда попасть. Но о том, что в расстрелах использовалось оружие более крупного калибра, они молчат насмерть! И, чуть-чуть порывшись в интернете, понимаешь почему.

Нам так и не удалось найти хотя бы более-менее распространенную модель советского пистолета или револьвера калибром больше 7,65 мм. Зато в Германии их было целых две — и какие! Это люггер, он же парабеллум, бывший на вооружении германской армии с 1908 года, и вальтер П-38, принятый на вооружение вермахта в 1938 году. В СССР же оружия такого калибра просто не было. Парабеллум, как и браунинг, состоял на вооружении русской армии в Первую мировую войну и разделил судьбу браунинга — к концу 30-х годов эти стволы стали уже антикварными, тем более что существовали еще и проблемы с боеприпасами. По крайней мере, когда в конце 20-х годов СССР закупил несколько сотен парабеллумов, их переделали под калибр 7,63, а значит, 9-мм патроны у нас просто не производились. Вальтер же появился в СССР только во время войны.

Нет, не зря немцы молчали об этих пулях. Признать их наличие значило уже не просто расписаться, кто тут стрелял, но и печать пришлепнуть!

«Характер трещин костей черепа и обнаружение в некоторых случаях пороховых остатков у входного отверстия говорит о том, что выстрелы были произведены в упор или почти в упор.

Взаиморасположение входных и выходных отверстий показывает, что выстрелы производились сзади, при наклоненной вперед голове. При этом пулевой канал проходил через жизненно важные отделы головного мозга или вблизи от них, и разрушение ткани мозга являлось причиной смерти».

Да, но если пленных, как утверждал д-р Бутц, расстреливали стоя, зачем было наклонять голову вперед — ведь рука палача, если он не гигантского роста, и так приходится ниже затылка приговоренного. Ему бы пришлось поднимать локоть, что неудобно. Голову наклоняют вперед, когда жертва стоит на коленях — о том же свидетельствуют и уже упоминавшиеся ранения живота, если человека сгибали совсем уже в три погибели.

«Обнаруженные на костях свода черепа повреждения тупым, твердым, тяжелым предметом сопутствовали огнестрельным ранениям головы и сами по себе причиной смерти не служили.

Судебно-медицинские исследования трупов, произведенные в период с 16 по 23 января 1944 г., свидетельствуют о том, что совершенно не имеется трупов в состоянии гнилостного распада или разрушения и что все 925 трупов находятся в сохранности — в начальной стадии потери трупом влаги (что наиболее часто и резко было выражено в области груди и живота, иногда и на конечностях; в начальной стадии жировоска; в резкой степени жировоска у трупов, извлеченных со дна могил); в сочетании обезвоживания тканей трупа и образования жировоска.

Заслуживает особого внимания то обстоятельство, что мышцы туловища и конечностей совершенно сохранили свою макроскопическую структуру и свой почти обычный цвет; внутренние органы грудной и брюшной полости сохранили свою конфигурацию; в целом ряде случаев мышца сердца на разрезах имела ясно различимое строение и присущую ей окраску, а головной мозг представлял характерные структурные особенности с отчетливо выраженной границей серого и белого вещества. Кроме макроскопического исследования тканей и органов трупа, судебно-медицинской экспертизой изъят соответствующий материал для последующих микроскопических исследований в лабораторных условиях.

В сохранении тканей и органов трупов имели известное значение свойства почвы на месте обнаружения.

По раскрытии могил и изъятии трупов и пребывании их на воздухе они подвергались действию тепла и влаги в весенне-летнее время 1943 г. Это могло оказать влияние на резкое развитие процесса разложения трупов.

Однако степень обезвоживания трупов и образования в них жировоска, особо хорошая сохранность мышц и внутренних органов, а также и одежды дают основания утверждать, что трупы находились в почве недолгое время.

Сопоставляя же состояние трупов в могилах на территории Козьих Гор с состоянием трупов в других местах захоронения в г. Смоленске и его ближайших окрестностях — в Гедеоновке, Магаленщине, Рездовке, лагере № 126, Красном бору и т. д. (см. акт суд. мед. экспертизы от 22 октября 1943 г.) надлежит признать, что погребение трупов польских военнопленных на территории Козьих Гор произведено около 2-х лет тому назад, что находит свое подтверждение в обнаружении в одежде на трупах документов, исключающих более ранние сроки погребения...

Судебно-медицинская экспертиза на основе данных и результатов исследований:

считает установленным акт умерщвления путем расстрела военнопленных офицерского и частично рядового состава польской армии;

утверждает, что этот расстрел относится к периоду около 2-х лет тому назад, т. е. между сентябрем — декабрем 1941 г.;

усматривает в факте обнаружения судебно-медицинской экспертной комиссией в одежде трупов ценностей и документов, имеющих дату 1941 г., доказательство того, что немецко-фашистские власти, предпринявшие в весенне-летнее время 1943 г. обыск трупов, произвели его не тщательно. А обнаруженные документы свидетельствуют о том, что расстрел произведен после июня 1941 г.;

констатирует, что в 1943 г. немцами произведено крайне ничтожное число вскрытий трупов расстрелянных польских военнопленных;

...отмечает полную идентичность метода расстрела польских военнопленных со способом расстрелов мирных советских граждан и советских военнопленных, широко практиковавшимся немецко-фашистскими властями на временно оккупированной территории СССР, в том числе в городах — Смоленске, Орле, Харькове, Краснодаре, Воронеже».

О да, вот тут у наших был колоссальный материал для сравнения!

«Документы, обнаруженные на трупах.

Кроме данных, зафиксированных в акте судебно-медицинской экспертизы, время расстрела немцами военнопленных польских офицеров (осень 1941 г., а не весна 1940 г., как утверждают немцы) устанавливается также и обнаруженными при вскрытии могил документами, относящимися не только ко второй половине 1940 г., но и к весне и лету (март-июнь) 1941 г.

Из обнаруженных судебно-медицинскими экспертами документов заслуживают особого внимания следующие:

На трупе № 92:

Письмо из Варшавы, адресованное Красному Кресту в Центральное бюро военнопленных... Письмо написано на русском языке. В этом письме Софья Зигонь просит сообщить местопребывание ее мужа Томаша Зигоня. Письмо датировано 12.IX.40 г. На конверте имеется немецкий почтовый штамп — "Варшава, IX-40" и штамп "Москва, почтамт 9 экспедиция, 28.IX.40 года" и резолюция красными чернилами на русском языке: "Уч. Установить лагерь, направить для вручения 15.XI.40 г." (подпись неразборчива).

На трупе № 4:

Почтовая открытка, заказная № 112 из Тарнополя с почтовым штемпелем "Тарнополь 12.XI.40 г."

Рукописный текст и адрес обесцвечены.

На трупе № 101:

Квитанция № 10293 от 19.XII. 1939 г., выданная Козельским лагерем о приеме от Левандовского Эдуарда Адамовича золотых часов. На обороте квитанции имеется запись от 14 марта 1941 г. о продаже этих часов Ювелирторгу.

На трупе № 46:

Квитанция (№ неразборчив), выданная 16.XII.1939 г. Старобельским лагерем о приеме от Арашкевича Владимира Рудольфовича золотых часов. На обороте квитанции имеется отметка от 25 марта 1941 г. о том, что часы проданы Ювелирторгу.

На трупе № 71:

Бумажная иконка с изображением Христа, обнаруженная между 144 и 145 страницами католического молитвенника. На обороте иконки имеется надпись, из которой разборчива подпись — "Ядвиня" и дата "4 апреля 1941 г." (т. е. и переписка была, а может быть, даже свидания? — Авт.)

На трупе № 46:

Квитанция от 6 апреля 1941 г., выданная лагерем № 1-ОН о приёме от Арашкевича денег в сумме 225 рублей.

На том же трупе № 46: квитанция от 5 мая 1941 г., выданная лагерем № 1-ОН о приеме от Арашкевича денег в сумме 102 рубля.

На трупе № 101:

Квитанция от 18 мая 1941 г., выданная лагерем № 1-ОН о приеме от Левандовского Э. денег в сумме 175 рублей.

На трупе № 53:

Неотправленная почтовая открытка на польском языке в адрес: Варшава, Багателя, 15 кв. 47 Ирене Кучинской. Датирована 20 июня 1941 г. Отправитель Станислав Кучинский».

Что ж, этого и следовало ожидать — когда надо проверить тысячи карманов и прочих возможных тайников, обязательно что-то зевнешь. Наши это знали, искали и нашли. А поскольку единственным фактором, по которому немцы устанавливали время расстрела, было отсутствие У пленных документов с датами позднее марта 1940 года, то версию Геббельса можно считать похороненной.

Нет, конечно, и наши вполне могли подложить документы — но У «комиссии Бурденко» есть еще и больше сотни свидетелей, вещественные доказательства, наконец повседневная германская практика геноцида. А что есть у немцев?

Да, но как же все-таки быть с доктором Бутцем и его исследованием, включавшим, например, детальнейшее описание состояния внутренних органов покойных? Неужели он все это выдумал из головы?

Не обязательно. Взглянем попристальнее на характерный стиль доктора. Вот, например, типичный для него пассаж:

«Не говоря уже о многочисленных других трупах, при исследовании польского лейтенанта Стефана Мейстера... можно было обнаружить на различных частях обмундирования уколы штыком, с четырьмя лучами, как это бывает от уколов советским штыком, наподобие стилета...»

Любой человек, когда-либо имевший дело с отчетом общественной организации о проделанной работе, легко разгадает загадку этой лукавой статистики. Скорее всего, данный пассаж означает, что доктор исследовал тело польского лейтенанта, которого кто-то подгонял к месту казни взятой в качестве трофея советской винтовкой с примкнутым штыком, а потом, подумав про себя: «Ну он же не один такой!» — добавил про «многочисленные другие трупы».

Тем более что Бутц нигде не упоминает, сколько тел они исследовали — лишь дает понять, что все поголовно. Но сам характер этого исследования заставляет в том усомниться — уж больно оно дотошное.

Кстати, о дотошности. Д-р Бутц, описывая состояние трупов (уж позвольте не приводить его громадные цитаты), признавая хорошую внешнюю сохранность, утверждает, что состояние внутренних органов не соответствует внешности. И приведенные им чрезвычайно детальные акты вскрытия вроде бы это подтверждают. Что совершенно расходится с советским актом экспертизы.

Если бы немцы проводили вскрытия в массовом порядке, от этого факта нельзя было бы отмахнуться. А вот если их было мало, если немецкий патологоанатом исследовал ровно столько трупов, сколько требовалось для его научной работы — несколько десятков, может быть, пару сотен, тогда проблема поворачивается другой стороной и находит объяснение еще одна неувязка.

Один из необъяснимых моментов данной истории — зачем понадобилось возить в Козьи Горы трупы? Много на трех-пяти машинах все равно не перевезешь, а несколькими сотнями больше или меньше — какая разница? Не собирались же они привезти туда семь тысяч мертвецов, чтобы достичь заявленного в «Официальном материале» количества?

А вот если предположить, что трупы со стороны возили для экспертов — эти странные поездки получают объяснение. Вряд ли патологоанатомы сами ползали по раскопам — скорее всего, они удовлетворялись теми трупами, которые им приносили. И что мешало распоряжавшимся работой людям из ГФП предоставить им не катынские, а более старые тела?

Откуда немцы могли их взять? Например, с кладбищ при советских лагерях военнопленных. Если поляков не расстреливали в массовом порядке, то это отнюдь не значит, что никто из них не мог совершить преступления, караемого смертной казнью, умереть от болезни или несчастного случая. В конце концов, можно было предпринять поездку к местам боев 1939 года и покопаться в воинских захоронениях, где полно мертвецов в польской военной форме. Что, собственно, мешало немцам это сделать? Да ровным счетом ничего!

...Как видим, акты экспертиз отличаются один от другого кардинально — и в описании могил, и в установлении сроков смерти. Кроме того, вторая экспертиза не нашла практически никаких следов первой. Либо это были какие-то совсем другие могилы (но где тогда те, что были описаны д-ром Бутцем?), либо одна из экспертиз, пардон, лукавит. Какая именно? Авторитет у доктора Прозоровского был ничуть не меньше, чем у доктора Бутца. И что теперь делать — с понимающим видом намекать, как бедный Прозоровский боялся НКВД или как бедный Бутц дрожал перед гестапо?

Впрочем, сам же немецкий доктор, попав в трудное положение, тут же предлагал воспользоваться всем комплексом доказательств, а не одними результатами экспертизы. И что нам мешает сделать то же самое? Перед вами два комплекса фактов и свидетельств — советский и немецкий. Какой весомее?

Весомее советский, но лишь потому, что чекисты были более умелыми мастерами провокаций.

Откуда сие известно?

Как откуда?! Ну вы, батенька, прямо с Луны свалились!! Весь сам Оруэлл подробнейшим образом описал в своем бессмертном романе министерство правды — он его из головы, что ли, выдумал?