Правда о Катыни нужна всем

Правительства ПНР и СССР явно рассчитывают на полное забвение катынской трагедии. Надежды их чреваты опасными последствиями. Нежелание выяснить до конца обстоятельства гибели свыше 10000 польских офицеров в 1940 году превращает этот вопрос в острую политическую проблему, проблему, которая все больше будоражит мировое общественное мнение. Мир больше не молчит о Катыни. Миновали времена, когда в политике доминировали цинизм Рузвельта и Черчилля с одной стороны и лживая жестокость Сталина — с другой.

Польша граничит не с самой Россией, а с Украиной, Белоруссией и Литвой, входящими в состав СССР. В годы сталинского террора все народы СССР понесли тяжелые потери. Масштабы сталинских преступлений широко известны, их выставил на всеобщее обозрение Александр Солженицын — они потрясают, а попытки советского руководства предать их забвению вызывают серьезное беспокойство.

Советское правительство должно наконец понять, что сталинские злодеяния против польского народа навсегда останутся кровоточащей раной, если не будет до конца сказана полная правда. Молчание властей ПНР в деле Катыни делает их морально ответственными за катынское преступление.

Катынское дело не имеет срока давности. 3 декабря 1973 года Генеральная Ассамблея ООН большинством голосов приняла резолюцию, подписанную, в частности, ПНР и СССР, о том, что «к военным преступлениям и геноциду не применим срок давности, и поэтому преступников впредь будут преследовать и наказывать».

У автора этих строк катынское дело связано с судьбой его семьи. Но если сегодня еще живы исполнители массовых убийств 1940 года, он не потребует наказания этих глубоких стариков. Это, однако, не означает, что вместе с семьями других жертв Катыни и всем польским народом он не требует ВСЕЙ правды, раскрытия всех обстоятельств преступления. Мир должен знать правду.

Настало время, чтобы правительства ПНР и СССР под эгидой ООН созвали специальный международный трибунал, составленный из представителей Польши, Советского Союза, Германии, Великобритании, США, Франции и других стран. СССР должен предоставить этому трибуналу все хранящиеся архивы катынского дела и позволить заслушать всех оставшихся в живых свидетелей. Все личные дела польских военнопленных, так старательно укомплектованные органами НКВД в Козельске, Старобельске и Осташкове в 1939—1940 годах, должны быть, как бесценные реликвии, переданы Польше, где их будут изучать в специальном институте. Необходимо произвести эксгумацию всех останков в Катыни. Опознанные останки должны быть захоронены в отдельных могилах на специальном мемориальном кладбище, неподалеку от Варшавы. На этом кладбище необходимо построить храм Памяти польских жертв 1940 года.

Кое-кто считает, что такой мемориал может усилить неприязнь поляков к русскому народу. Не стоит оспаривать такие взгляды. Освенцимский мемориал не разжигает распри между поляками и немцами. Это памятник мученичеству и предостережение миру. Такова и предполагаемая роль в Польше катынского кладбища и катынской часовни.

Необходимо решительно отклонить возможную выплату СССР компенсаций семьям погибших. Нет той цены, которой можно расплатиться за кровь, пролитую в 1940 году в Катыни.

17 января 1973 года известный польский писатель и публицист, живущий в Италии, Густав Герлинг-Грудзинский посетил в Неаполе последнего, вероятно, из оставшихся еще в живых члена международной комиссии 1943 года, профессора Пальмери. Грудзинский старался войти с ним в контакт еще в 1955 году, но проф. Пальмери тогда категорически отказался поделиться своими воспоминаниями о работе комиссии в Катыни. На сей раз он реагировал иначе. В неаполитанской квартире Грудзинского встретил 80-летний старец, сохранивший гибкость и трезвость ума. Пальмери рассказал: «Не было никаких сомнений ни у кого из двенадцати членов нашей комиссии, не было ни одной оговорки. Все решило вскрытие одной черепной коробки, произведенное венгерским профессором Орсосом. На внутренней стенке черепа он нашел неосубстанцию, вещество, которое формируется через три года после смерти человека. Три года насчитывал также березовый лесок, покрывавший могилу. Мы редактировали медицинское заключение до трех часов утра, чтобы согласовать мельчайшие подробности и замечания всех членов комиссии. Заключение неопровержимо. Его охотно подписали и проф. Марков (София), и проф. Гаек (Прага). Не надо удивляться, что впоследствии они отказались от своих показаний. Может быть, и я бы поступил точно так же, если бы Неаполь был «освобожден» Советской Армией...

Нет, с немецкой стороны на нас не было оказано никакого давления. Нам помогал только один офицер связи, позднее, впрочем, расстрелянный. Кажется, о Катыни вышло много книг. Я их не читал. Могу сказать только то, что знаю...

Преступление — дело советских рук, тут не может быть двух мнений. Раньше или позже Советы должны будут сознаться в преступлении. А правда, что Хрущев предлагал это? Проще простого свалить всю вину на Сталина и попросить у поляков прощения. По сей день перед моими глазами — польские офицеры на коленях, со скрученными сзади руками, пинком ноги сваливаемые в могилу после выстрела в затылок...»

Если такие кошмары все еще преследуют опытного судебного эксперта, человека, по роду своей профессии привыкшего к самым жутким зрелищам, то что тогда говорить о простых поляках!