Г. Жаворонков. «Тайна черной дороги»

Недалеко от Харькова (а теперь уже в его черте) стояли у дороги пять домиков, за что и нарекли это место «Пятихатки». А в 30-е годы вырос здесь Институт атомной физики, где Ландау и Капица решали проблемы расщепления ядра...

Всего в полутора километрах от Пятихаток вправо от Белгородского шоссе соскальзывала в лес вымощенная кирпичом дорога. Окрестить бы ее красной — по цвету, а народ назвал ее черной. Лесной массив, числившийся как «квадрат № 6», обнесли забором, опутали проволокой. Шли сюда крытые грузовики, обитые изнутри цинковым железом. Туда шли, тяжело переваливаясь и рыча, перегруженные, а оттуда налегке, с ветерком летели в Харьков. И выли по ночам за забором собаки, словно пытаясь рассказать людям о чем-то страшном. Понимали ли их? Понимали, видимо, иначе зачем же местным жителям обзывать эту дорогу черной.

Тогда, в тридцатые

Даже среди других, отнюдь не милосердных управлений Харьковское НКВД числилось у Ежова в списке особо усердных.

На жесточайшие команды сверху об увеличении количества приговоренных к высшей мере наказания — расстрелу — начальник УНКВД Харькова Рейхман отвечал своим встречным планом. Удваивал, а то и утраивал число расстрелянных.

Уходили из двора НКВД грузовики, разъезжались в разные стороны согласно путевым листам. Как утверждают живые свидетели того времени, каждому шоферу известен был лишь свой маршрут. Обо всех маршрутах знали только Рейхман да комендант УНКВД, человек с лирической фамилией Зеленый.

Прогрохочет по этой земле война, дважды будет переходить из рук в руки Харьков. Артиллерийские воронки, гусеницы наших и немецких танков да и само время, казалось бы, навсегда скроют от нас тайны этих страшных маршрутов. Как узнать нам, где Рейхман и Зеленый скрыли останки тысяч и тысяч убитых, лишенных даже минимального права на память — могил и крестов?

Но в начале этого года сотрудники Харьковского УКГБ вдруг обнаружили в своих неразобранных еще с окончания войны архивах переписку коменданта УНКВД Зеленого с директором еврейского кладбища Горбачевым. Завернутая в плащ-палатку во время эвакуации из Харькова, много лет сиротливо пролежала она на дальних стеллажах как не имеющая оперативного интереса, ожидая своего часа гласности.

«Город Харьков. 11 марта 1938 года.
Я, нижеподписавшийся, заведующий кладбищем Горбачев, сего числа на основании предписания коменданта УНКВД тов. Зеленого принял и предал земле 39 (тридцать девять) человеческих трупов в присутствии представителей НКВД по Харьковской области.

Зав. кладбищем Горбачев.
Присутствовали:
подпись неразборчива,
подпись неразборчива».

Менялись присутствующие при захоронениях, неизменен был только директор кладбища, с бухгалтерской точностью оформлявший текущие и уже привычные для него дела по сокрытию преступления. В период с 9 августа 1937 года по 11 марта 1938 года было здесь захоронено 6865 трупов. Вот хроника только второй половины 1937 года:

август — 348 человек,
сентябрь — 747,
октябрь — 1102,
ноябрь — 963,
декабрь — 1203...
всего — 4363 человека.

Почти ежедневно появлялся на еврейском кладбище новый холм, вроде бы означавший, что ушел из жизни еще один человек. Лукав был директор кладбища, далеко смотрел, понимая перспективу, догадываясь, что страшная машина НКВД может только ускорять, a не замедлять свой ход. Под скромным холмиком лежало от 30 до 100 человек, расстрелянных в подвалах НКВД. Но и при такой жесткой экономии площади к 1939 году кладбище оказалось перегруженным. И его оставили в «покое» до 60-х годов, пока лихие комсомольцы не решили снести его как не вписывающееся в ландшафт города и разбить на его месте молодежный парк. За дело взялись с огоньком, с песнями, с музыкой. Снесли быстро (ломать — не строить), а вот с парком дело что-то застопорилось. Засадили лишь один уголок, а на остальную часть бывшего кладбища зачастили МАЗы, открыв близкую и никем не запрещенную свалку. И лишь в апреле этого года харьковский «Мемориал» и сотрудники КГБ, узнав, кто покоится под городским мусором, расчистили эту площадь и установили временное надгробие.

От сороковых до семидесятых

Так был установлен один из кошмарных маршрутов, прочерченных Зеленым и Рейхманом.

Второй был обнаружен еще до войны, да как-то забыт, а скорее, забыть его было крепко кем-то приказано. Уже в 1940 году находили мальчишки в лесопарке, в который вела Черная дорога, причудливые монеты, бляхи от ремней с орлами, незнакомые ордена и знаки воинских различий. Откуда они здесь взялись, можно было только гадать, да только гадать было тогда непозволительно.

Во время войны забор вокруг Черной дороги местные жители разобрали на дрова, сторожевые собаки одичали и разбежались. И стал этот участок леса обычным массивом, ничем не отличающимся от себе подобных.

Только в 70-е годы тогдашний директор лесхоза Анатолий Омелич написал в КГБ тревожное письмо о том, что в квадрате № 6 после ливневых дождей, а еще чаще но весне и осени обнажает земля человечьи кости и черепа. И стоит здесь над лесом жутковатый смрад. На сигнал отреагировали быстро. Приехала техника, что-то бурили, что-то заливали в скважины — то ли хлорку, то ли кислоту, а потом опять обнесли забором и построили в квадрате № 6 дом отдыха и дачи КГБ. Что ж, все логично. Уже с конца 20-х годов эта земля числилась по этому ведомству.

Голос из прошлого

Из обнаруженных историками документов по расстрелу НКВД польских офицеров в 1940 году стали ясны трагические маршруты их гибели. И один из них — Харьков.

В разговоре со мной пожмет плечами зам. начальника УКГБ Харькова Александр Нессен: нет документов, нет свидетелей, слухи к протоколам не подошьешь. Да, уже есть доказательства, что квадрат № 6 — место массовых захоронений. В апреле этого года КГБ передало свои дачи на баланс города, и живут там теперь семьи, остро нуждающиеся в жилье. Дело о массовых захоронениях передано в прокуратуру: «Сегодняшние чекисты не желают, чтобы на них надевали мундиры Ежова и Берии. Судьбу расстрелянных поляков выясним».

Но важны не только документы, важны живые свидетели тех роковых лет. А они есть:

«Я, Иван Дворниченко, в 1938 году после демобилизации из армии вернулся в Харьков. Поступил на работу шофером по обслуживанию штаба Харьковского военного округа. Наш гараж был расположен на Пушкинской улице в доме № 41. Напротив был гараж НКВД. Я часто разговаривал с работающими там водителями. Особенно с одним, которого звали Олексий. Ему было всего тридцать лет, но он уже был абсолютно седой. Перед самой войной Олексий рассказывал мне, что возит трупы расстрелянных людей в лесопарк Пятихаток. Людей убивали в здании НКВД на улице Чернышевского, куда Олексий и загонял свою крытую полуторку. Трупы грузили навалом и покрывали брезентом. Среди расстрелянных было много военнослужащих поляков.

Сам я возил начальство на легковом автомобиле ГАЗ М-1. Приходилось ездить и на обкомовские дачи, которые были расположены по левую сторону от Белгородского шоссе. Мой напарник Василь как-то показал мне, где хоронят расстрелянных — чуть подальше от обкомовских дач и справа от шоссе. В этом участке леса все время дежурил трактор, чтобы в случае распутицы затаскивать машины вглубь».

Дворниченко не единственный свидетель преступления против польских офицеров в 1940 году. Жив сын шофера, некогда курсирующего по маршруту Харьков — Черная дорога. Несмотря на строжайшие запреты, не раз рассказывал он семье, какой черной работой занят он на Черной дороге. Часто плакал и никак не мог избавиться от жутких запахов, которые преследовали его и днем и ночью. Говорил и о судьбе польских офицеров. Не тайна это и для сегодняшних мальчишек занимающихся поиском польских монет и орденов.

Первый же попавшийся мне в Пятихатках мальчишка на вопрос о Черной дороге ответил, не задумываясь: «Поляков, что ли, ищете? Пошли на «пятак», сведу с теми, кто меном занимается».

К сожалению, тех, кто был мне нужен, в тот час на «пятаке» не оказалось. Но присутствующие ребята охотно поделились технологией своих археологических изысканий. За дачами КГБ — обрыв. Вот там-то по желанию можете найти всевозможную польскую атрибутику. Весной можно даже не копать, все наверху.

Страшное место для захоронений выбрал Зеленый. Лесное плато, на котором стоят дачи КГБ, сменяет урочище, куда вешние воды выносят по весне человеческие останки. Не нашли себе покоя эти люди даже после смерти. Не приняла их пятихатская земля, словно бы не желая стать соучастницей преступления. Бугрится в лесу почва, дыбится по весне и осенью в исступленных судорогах. И немо кричат из глубины люди, взывая к нам о помощи. А мы не слышим или все еще делаем вид, что не слышим.

Московские новости.1990. № 24