Спустя десятилетияПрошли годы. Расстрел военнопленных польских офицеров в подвалах УНКВД Харькова оставался государственной тайной особой важности очень долгое время. Кровавая трагедия, происшедшая в Харькове с 5 апреля по 12 мая 1940 года, стала составной частью трагедии польского и украинского народов и вошла в историю России, Украины и Польши как «Катынская трагедия» или «Катынское дело». Еще в апреле-мае 1940 года забили тревогу, в предчувствии страшной трагедии, родственники расстрелянных поляков, получая обратно свои отправленные в СССР письма с пометкой «Адресат выбыл». Обеспокоенные судьбой своих соотечественников, поляки обратились даже к «отцу всех народов» товарищу Сталину, с вопросом о дальнейшей судьбе 21857 военнопленных польских офицеров. На это товарищ Сталин не моргнув глазом ответил: «Они все бежали в Манчжурию». Большим шутником был Иосиф Виссарионович. Как гром среди ясного неба прозвучало сообщение немцев по радио, о том что 13 апреля 1943 года в катынском лесу близ Смоленска полевой полицией обнаружены массовые могилы 10 тысяч польских офицеров, расстрелянных «еврейскими комиссарами». 17 апреля 1940 года Британская радиовещательная корпорация «Би-Би-Си» передает коммюнике польского правительства в Англии с призывом к Международному Красному Кресту направить в Катынь экспертов. Узнав об этом Сталин был взбешен, опять эти строптивые поляки как они посмели. В качестве наказания советское правительство 26 апреля 1943 года разрывает дипломатические отношения с правительством Сикорского. 24 января 1944 года в советской печати публикуется сообщение «Специальной комиссии по установлению и расследованию расстрела немецко-фашистскими захватчиками польских офицеров. Руководил комиссией академик Бурденко Н.Н. Комиссия делает веское заключение по поводу происшедшего — военнопленные польские офицеры были расстреляны немцами осенью 1941 года, и что на Германию ложится вся ответственность за совершенное массовое убийство польских военнопленных. В июне 1946 года советская сторона представляет данный материал в Международный военный трибунал в Нюрнберге. Международный военный трибунал отклоняет его за недостатком улик. Представители СССР не стали настаивать. Расстрел 21 857 военнопленных польских офицеров оставался государственной тайной особой важности. Прошли годы... В начале марта 1959 года Председатель Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР товарищ Шеленин А. Знакомясь с ведомственными документами своих предшественников находит документы о массовых расстрелах военнопленных польских офицеров в Катыни, Калинине, Харькове. На языке Международного Нюрнбергского военного трибунала это означало просто и ясно — преступление против человечества. Встревоженный, что данные документы смогут в дальнейшем дискредитировать авторитет Советского Союза, Компартии и его родного ведомства Шелепин пишет собственноручно письмо Никите Хрущову. Имея огромное количество секретарей — машинисток, референтов и помощников, председатель КГБ собственноручно пишет письмо... Почему?... Чтобы не дай бог не просочилась информация о преступлениях против человечества, совершенные его предшественниками по «компетентному» ведомству. СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Вся операция по ликвидации указанных лиц проводилась на основании Постановления ЦК КПСС от 5 марта 1940 года...
С момента проведения названной операции, т.е. с 1940 года, никаких справок по этим делам никому не выдавалось и все дела в количестве 21857 хранятся в опечатанных помещениях.
Для советских органов все эти дела не представляют ни оперативного интереса, ни исторической ценности. Вряд ли они могут представлять действительный интерес для наших польских друзей. Наоборот, какая-либо непредвиденная случайность может привести к расконспирации проведенной операции, со всеми нежелательными для нашего государства последствиями. Тем более, что в отношении расстрелянных в Катынском лесу существует официальная версия, подтвержденная произведенным по инициативе советских органов власти в 1944 году расследованием комиссии именовавшейся: «Специальная комиссия по установлению и расследованию расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров».
...Выводы комиссии прочно укрепились в международном общественном мнении.
Исходя из изложенного, представляется целесообразным уничтожить все учетные дела лиц, расстрелянных в 1940 году по названной выше операции.
Для исполнения могущих быть запросов по линии ЦК КПСС или Советского правительства можно оставить протоколы заседаний тройки НКВД СССР, которая осудила указанных лиц к расстрелу, и акты о проведении в исполнение решений троек. По объему эти документы незначительны, и хранить их можно в особой папке...
3 марта 1959 года Надо отдать должное Никите Сергеевичу Хрущову, нужно иметь личное мужество «перешагнуть» через оставшееся сталинское окружение Молотова, Кагановича, Маленкова, выйти на трибуну XX съезда партии и разоблачить культ личности Сталина. Но опубликовать документы, свидетельствующее о массовых расстрелах военнопленных польских офицеров в Катыни, Калинине, Харькове, и рассказать о них всей Компартии и гражданам СССР у Никиты Сергеевича Хрущова личного мужества не хватило. Он понимал, что эти документы — бомба, равная атомной, она могла похоронить авторитет Советского Союза, КПСС на международной арене навсегда. Мог и возникнуть второй Международный военный трибунал в Нюрнберге, но уже с другими обвиняемыми на скамье подсудимых. Расстрел военнопленных польских офицеров Катыни, Калинине, Харькове по прежнему оставался особо важной государственной тайной. Шли годы... * * * В начале 70 годов польская и мировая общественность неоднократно проводила акции по увековечиванию памяти невинно убиенным поляков и требуя от руководства КПСС и Советского правительства ясного и честного ответа. На что руководство КПСС и правительство СССР ясно и честно ответили решением Политбюро от 5 апреля 1976 года «О мерах по противодействию западной пропаганде по так называемому «Катынскому делу». Дело Иосифа Виссарионовича и Лаврентия Павловича живет и побеждает. Действительно, время остановилось или повернуло вспять. Если внимательно вдуматься в смысл решения Политбюро ЦК, то оно было совсем в духе и 30-х, и 40-х, и 50-х и 60-х годов Прошли годы... * * * В середине 80-х годов в СССР подул ветер перестройки. Пришли сюда с «новыми политическими мыслями», свободные от догм Красного курса и постулатов застоя. Так думалось и хотелось большинству граждан СССР, все-таки, как казалось, не совсем.
Под упорным давлением польской и мировой общественности пришлось принять половинчатое решение от 5 мая 1988 года «О мерах по обустройству места захоронения польских офицеров в Катыни (Смоленская область) и расширению доступа граждан ПНР и других стран. Наконец-то! Признание произошло через долгожданные десятилетия, через долгих 48 лет! Но опять несколько «но». Кто давал санкцию на расстрел? Кто руководил массовыми расстрелами? Где и как происходила кровавая трагедия, унесшая жизнь 21857 военнопленных польских офицеров? Все эти вопросы оставались без ответов. Только через год, 31 марта 1989 года Политбюро ЦК КПСС рассматривает вопрос о Катыни и выносит решение: Поручить Прокуратуре СССР, Комитету государственной безопасности СССР, МВД СССР, Государственно-правовому, Международному и Идеологическому отделам ЦК КПСС в месячный срок представить на рассмотрение ЦК КПСС предложения по дальнейшей советской линии по «Катынскому делу». Отвечать по вопросу массовых расстрелов военнопленных польских офицеров руководство КПСС и Советского государства преднамеренно не желает. Прежде всего, выработать политическую линию. 2 апреля 1990 года на имя Горбачева заведующий международным отделом ЦК КПСС, кандидат в члены ЦК КПСС Фалин Валентин Михайлович подает докладную записку следующего содержания: Видимо, с наименьшими издержками сопряжен следующий вариант: сообщить В. Ярузельскому, что в результате тщательной проверки соответствующих архивохранилищ нами найдено прямых свидетельств (приказов, распоряжений и т.д.), позволяющих назвать точное время и конкретных виновников катынской трагедии. Вместе с тем в архивном наследии Главного Управления НКВД по делам военнопленных и интернированных, а также Управления конвойных войск НКВД за 1940 год обнаружены индиции, которые подвергают сомнению достоверность «доклада Н. Бурденко», на основании означенных индиций можно сделать вывод о том, что гибель польских офицеров в районе Катыни — дело рук НКВД и персонально Берии и Меркулова.
Встает вопрос, в какой форме и когда довести до сведения польской и советской общественности этот вывод...» Что же советует Горбачеву патриарх международной политики КПСС? Да все то же, как и было раньше несколько десятилетий назад, только в другой более завуалированной интерпретации. Сообщить Войцеху Ярузельскому об отсутствии в советских архивах данных о виновниках кровавой трагедии, времени совершения и всех обстоятельствах случившегося. Однако имеются некоторые документы в ведомстве НКВД. Другими словами виноват только Берия и его подручные. А ничего, по сути, удивительного, ведь Валентин Михайлович начинал работу в аппарате Министерства Иностранных дел СССР еще при Иосифе Виссарионовиче в 1952 году. * * * Заявление ТАСС 14 апреля 1990 года В самое последнее время советскими архивистами и историками обнаружены некоторые документы о польских военнослужащих, которые содержались в Козельскому Старобельском, Осташковском лагерях НКВД СССР. Из них вытекает, что в апреле — мае 1940 года из примерно 15 тысяч польских офицеров, содержавшихся в этих трех лагерях, 394 человека были переведены в Грязовецкий лагерь. Основная же часть «передана в распоряжение» управлении НКВД соответственно по Смоленской, Ворошиловградской и Калининской областям и нигде больше в статистических отчетах НКВД не упоминается. Выявленные архивные материалы в своей совокупности позволяют сделать вывод о непосредственной ответственности за злодеяния в катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных. Советская сторона, выражая глубокое сожаление в связи с катынской трагедией, заявляет, что она представляет одно из тяжких преступлений сталинизма. Копии найденных документов переданы польской стороне. Поиск архивных материалов продолжается. Все тонкости перипетии номенклатуры борьбы за документы о расстреле 21857 военнопленных польских офицеров наиболее точно отражено в воспоминаниях архитектора перестроечных процессов в СССР, бывшего члена Политбюро КПСС, академика Яковлева А.Н., опубликованных в предисловии к книге «Катынь пленники необъявленной войны» Документы, касающиеся расстрела 22 тысяч поляков в СССР, имеют уникальную судьбу. Они были глубочайшим образом спрятаны и архиве Политбюро ЦК КПСС, причем правом вскрытия «катынскою пакета» обладало только первое лицо в государстве. Эти документы имели особую опасность еще и потому, что советские власти на Нюрнбергском процессе стремились возложить ответственность за это преступление на гитлеровцев. Но, увы, проходит время, и любые события непременно находят собственное место в истории, принадлежащее только им. Так и на этот раз. Так получилось, что я причастен к поискам документов по Катыни. Польская сторона, особенно Войцех Ярузельский, не раз и не два ставила перед руководством СССР вопрос о Катыни. М. Горбачев, несмотря на хорошие личные отношения с В. Ярузельским, все время затягивал практическое решение проблемы. Только позднее я понял, почему это происходило. В конце концов под давлением польской стороны Политбюро пошло на создание Советско-польской комиссии по Катыни. Советскую часть возглавил Георгий Смирнов, директор Института марксизма-ленинизма. Я должен был курировать работу этой комиссии по линии Политбюро. Началась длительная поисковая «волынка». Польская часть объединенной комиссии нажимала на Г. Смирнова, он в свою очередь звонил мне и просил помочь в поиске документов. Каждый раз я обращался к Михаилу Сергеевичу, который отвечал на мои неоднократные просьбы одним словом: «Ищите!» Неоднократно спрашивал у заведующего общим отделом ЦК Валерия Болдина, хранителя архивов, где же могут быть хоть какие-то документы по Катыни, Он уверял, что таковых у него нет, но говорил это с легкой усмешкой. Иногда у меня появлялись сомнения в искренности ответов на мои просьбы, которые разделял и заведующий международным отделом ЦК Валентин Фалин. Но я гнал от себя эти сомнения, ибо не видел каких-либо понятных причин, почему надо скрывать правду. Так продолжалось достаточно долго. Но однажды вся эта невнятица была взорвана. Ко мне пришел Сергей Станкевич и сказал, что историк И.С. Лебедева, работая с документами конвойных войск, неожиданно обнаружила сведения о Катыни. — Как лучше им распорядится? — спросил Станкевич. Я попросил передать их мне. На другой или третий день ко мне пришел профессор А. О. Чубарьян и принес пачку документов. С большим волнением я начал их перелистывать. Старые, холодные листы повествовали о трагедии 12 тысяч, расстрелянных по приказу Джугашвили-Сталина. Уже тогда было ясно, что это только часть документов. Мы поговорили обо всем этом с Александром Огановичем и договорились, что эти документы должны увидеть свет. Я стал думать, как поступить с ними. Интуиция останавливала меня от того, чтобы направлять их сразу же в общий отдел ЦК и докладывать М. Горбачеву. Подумав, я решил размножить документы в пяти экземплярах и направить их в международный отдел, в КГБ, в МИД, куда еще — не помню. Когда пакеты с документами были отправлены, я позвонил В. Болдину и рассказал о находке. И вот тут я понял, что со мной хитрят. Ответ Валерия Ивановича был не только озабоченным по тону, но и каким-то растерянным, торопливым. Он сказал: — Это очень интересно, направь их мне немедленно. С курьером — добавил он. И снова мне пришлось подумать. Я отправил документы, но не с нарочным, а обычным путем — через канцелярию, рассчитывая на то, что на документах появятся, как и положено, красные печати и номера, что и сделало бы их «бюрократически защищенными». После этого я позвонил Михаилу Сергеевичу и рассказал о случившемся, подчеркнув, что теперь есть о чем говорить в советско-польской комиссии. Горбачев встретил информацию без эмоций. Я бы сказал, без особого интереса. Но, как я понимаю, он позвонил В. Ярузельскому. Об этом я узнал от самого Ярузельского, к которому всегда относился с огромным уважением. Лед тронулся, но половодья, как оказалось, не получилось. События неслись вскачь, и я отошел от катынской проблемы, полагая, что она решена. Но случилось так, что Михаил Горбачев и Борис Ельцину в декабре 1991 года пригласили меня присутствовать на их встрече, когда Михаил Сергеевич как бы передавал власть Борису Николаевичу. Беседа была достойной, взаимоуважительной и продолжалась более восьми часов. Один ничем не показывал, что он расстроен, другой не демонстрировал особой радости. И вот среди других особо важных бумаг М. Горбачев передал Б. Ельцину конверт с документами добавив, что необходимо посоветоваться, как с ними поступить дальше. — Боюсь, могут возникнуть международные осложнения. Впрочем, тебе решать, — заметил Горбачев. Б. Ельцин почитал и согласился, что об этом надо серьезно подумать. Я был потрясен. Это были сверхсекретные документы по Катыни, свидетельства преступления режима. Я был потрясен еще и потому, что Михаил Сергеевич передавал эти документы с поразительным спокойствием, как если бы я никогда не обращался к нему с просьбой дать поручение своему Архиву еще и еще раз поискать документы. В растерянности я смотрел на Горбачева, но не увидел какого-либо смущения. Такова жизнь. Впрочем, не могу не сказать о своем недоумении и в связи с тем, что переданные документы далеко не сразу получили огласку. Причины мне неизвестны. А еще более — непонятны. Как же все-таки трудно пробивается правда — и не только через бюрократические бастионы, но и через инерционную психологию политиков. Магические надписи на конвертах прошлого продолжают завораживать нас. Мудрая украинская народная пословица гласит: Брехня не встигне, так догоне. Враньем начинали товарищи Ленин и Сталин по отношению к Польше и польскому народу, враньем закончили их последователи. Кровью начинали, кровью и закончили. * * * Жители Украины и Харьковщины узнали о массовом расстреле польских офицеров 3 июня 1990 года из сообщения пресс-группы управления Комитета Государственной безопасности по Харьковской области, в котором сообщалось: Данное сообщение было опубликовано в Харьковской областной газете от 3 июня 1990 года. Впоследствии, 17 июня 1990 года в газете «Московские новости» была опубликована статья Жаворонкова Г. «Тайна черной дороги», в которой автор приводит показания свидетелей тех лет, прямо указывающие, что массовые расстрелы военнопленных польских офицеров проходили в подвалах управления НКВД по Харьковской области: Но важны не только документы, важны свидетели тех роковых лет. А они есть: Сам я возил начальство на легковом автомобиле ГАЗ М-1. Приходилось ездить и на обкомовские дачи, которые были расположены по левую сторону от Белгородского шоссе. Мой напарник Василь как-то показал мне, где хоронят расстрелянных — чуть подальше от обкомовских дач и справа от шоссе. В этом участке леса все время дежурил трактор, чтобы в случае распутицы затискивать машины вглубь.»
Дворниченко не единственный свидетель преступления против польских офицеров в 1940 году.
Жив сын шофера, некогда курсирующего по маршруту Харьков-Черная дорога. Несмотря на строжайшие запреты не раз рассказывал он семье, какой черной работой занят он на Черной дороге. Часто плакал и никак не мог избавиться от жутких запахов, которые преследовали его и днем, и ночью. Говорил и о судьбе польских офицеров. Не тайна это и для сегодняшних мальчишек, занимающихся поиском польских монет и орденов. * * * Конец 80-х годов в СССР. Рассвет так называемой перестройки М. Горбачева. На страницах газет, журналов, книг развенчивался культ личности Сталина, раскрывались неизвестные страницы сталинских репрессий. Не обошлось и без перегибов, в большинстве случаев начался процесс огульного примеривания мундиров Ежова и Берии на всех работников КГБ. Однако, еще в 1988 году начальник следственного отделения УКГБ по Харьковской области полковник Николай Николаевич Мурзин начал работу по розыску и реабилитации жертв сталинских репрессий в Харькове и Харьковской области. Огромная поисковая и исследовательская работа была проведена им по освещению неизвестных страниц истории расстреле польских военнопленных офицеров в Харькове в апреле-мае 1940 года. Николай Николаевич Мурзин много сделал для создания мемориального комплекса невинно убиенным гражданам Польши и Украины в 6-м квартале Лесопарка. Н.Н. Мурзин последние годы посвятил работе над книгой о расстреле военнопленных польских офицеров в Харькове в апреле-мае 1940 года. Эта книга стала для него заветной целью. К глубокому сожалению, смерть не дала закончить Мурзину Н.Н. свою книгу, остались неосвещенным еще много неизвестных страниц истории. * * * Значительный вклад в изучение неизвестных страниц внес руководитель следственной группы Военной прокуратуры Украины полковник юстиции Амонс Андрей Иванович, ныне начальник юридической службы Государственной межведомственной комиссии по делам увековечивания памяти жертв войны и политических репрессий, полковник юстиции в отставке.
В личной беседе автора с Андрей Ивановичем Амонсом было обсуждено огромное количество интересных фактов касающихся кровавой трагедии прошедшей в Харькове, в апреле-мае 1940г. Вот о чем рассказал Андрей Иванович: «22 марта 1990 года прокуратурой Харьковской области было возбуждено уголовное дело по факту массовых расстрелов граждан, захороненных в 6-м квартале лесопарковой зоны г. Харькова. В ходе предварительного следствия установлено, что в 6-м квадрате лесопарковой зоны города имеются массовые захоронения советских граждан периода сталинского режима 30-40-х годов XX столетия, среди которых находятся захоронения польских военнослужащих, расстрелянных весной 1940 года сотрудниками органов НКВД.
Из приобщенных к делу архивных документов, показаний ряда свидетелей, бывших работников Харьковского УНКВД установлено, что организаторами уничтожения польских военнопленных из Старобельского лагеря Луганской области являлись руководители органов НКВД СССР: Берия, Меркулов, начальник управления по делам военнопленных Сопруненко, начальник Старобельского лагеря Бережков и ряд других должностных лиц Харьковского УНКВД, которые расстреляли 3891 польского военнопленного. Учитывая изложенные обстоятельства, 20 августа 1990 года прокуратурой Харьковской области по материалам расследованного дела было возбуждено уголовное дело в отношении бывших работников НКВД СССР: Берии, Меркулова, Сопруненко, Бережкова и других, а также бывшего начальника УНКВД по Харьковской области Рейхмана и коменданта УН КВД Зеленого. В тот же день уголовное дело для дальнейшего расследования было направлено в военную прокуратуру Харьковского гарнизона, а в последующем — в военную прокуратуру КВО и главную военную прокуратуру СССР, где были расследованы все обстоятельства расстрела польских военнопленных из Осташковского, Козельского и Старобельского лагерей. Следствие по поводу расстрела 7305 бывших военнослужащих и некоторых гражданских лиц Польши, находившихся в тюрьмах НКВД на территории УССР и БССР, до настоящего времени не завершено и окончательный ответ на этот вопрос не дан ни работниками прокуратуры, ни историками ныне соседствующих самостоятельных государств. До настоящего времени на Украине не было своей публикации по трагическим событиям тех лет, когда после периода Великих репрессий 30-х годов над своим народом весной 1940 года советские руководители, вопреки международным законам, запланировали массовое уничтожение военнопленных польской армии и арестованных представителей государственных органов соседнего государства, томившихся в тюрьмах Украины и Белоруссии. Проведенным Главной военной прокуратурой СССР следствием установлено, что в тюрьмах НКВД на территории Западной Украины было расстреляно 3435 польских граждан, а на территории Белоруссии — 3870. Эти факты нашли свое подтверждение не только в архивных документах, но и в показаниях многочисленных свидетелей, среди которых были и показания бывшего председателя КГБ СССР А.И. Шелепина, который в докладной записке от 03.03.1959 г. Н.С. Хрущеву сообщал, что на основании Постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года по решению специальной тройки НКВД СССР расстреляно 21857 польских граждан: из Козельского лагеря военнопленных — 4421 человек, Осташковского лагеря — 6311 человек, Старобельского лагеря — 3820 человек, остальные 7305 арестованных — из тюрем Западной Украины и Белоруссии. В тюрьмах НКВД на территории УССР было расстреляно в тот же период 3435 человек. На протяжении последних лет в Польше и России вышло немало книг, рассказывающих о трагической судьбе уничтоженных весной 1940 года сталинским режимом польских офицеров и многочисленных представителей польской интеллигенции. Немалое внимание в этих публикациях было отведено описанию Харьковской трагедии, когда в апреле-мае 1940 года в подвалах этой тюрьмы непосредственными исполнителями указаний Великого вождя народов И.В. Сталина было расстреляно 4 302 человека (по данным раскопок польской археологической группы, работающей в Харькове с 1991 по 1996 годы). Отдельные архивные документы довоенных лет называют разное количество уничтоженных польских военнослужащих. По одним данным эта цифра составляет 3820 чел., по другим — 3896 чел. С учетом отправленных в другие лагеря наиболее вероятной является цифра 3811, но по учетным данным проходит цифра 3820. В материалах расследованного прокуратурой Харьковской области уголовного дела конкретно указывалось, что именно в 6-м квартале лесопарковой зоны г. Харькова в период сталинских репрессий 30-х г. г. проводились захоронения расстрелянных людей. Там же указывалось, что на территории бывшего староеврейского кладбища (ныне Комсомольский парк) с 9 августа 1937 года по 11 марта 1938 года захоронено 6 865 советских граждан, расстрелянных сотрудниками местного УНКВД. Помимо этого в апреле-мае 1940 года на территории 6-го квартала лесопарковой зоны дополнительно было захоронено 3820 польских военнопленных, доставленных в Харьковскую тюрьму из Старобельского лагеря. Расстрелы советских граждан и польских военнопленных проводились сотрудниками органов НКВД в подвалах внутренней тюрьмы. Этот факт нашел свое подтверждение в показаниях бывшего старшего надзирателя Харьковского НКВД Сыромятникова М.В., показавшего, что в мае 1940 года во внутреннюю тюрьму стали поступать пленные польские военнослужащие, которых размещали в тюремные камеры, а затем по указанию руководства НКВД доставлялись в подвал, где комендант УНКВД ст. л-т ГБ Куприй в ночное время их расстреливал. Он сам в числе других сотрудников Харьковского областного управления производил захоронение расстрелянных людей в 6-м квартале лесопарковой зоны в заранее приготовленных для этого глубоких ямах. Все погибшие офицеры были в военной форме с польскими государственными наградами и знаками различия. Материалами дела также доказано, что среди расстрелянных в Харькове офицеров было 8 генералов, 55 полковников, 136 подполковников, 516 майоров, 843 капитана, много младших офицеров, 9 ксендзов, 5 крупных государственных чиновников и других лиц общей численностью 3 820 человек. Среди военнопленных генералов, содержащихся в Старобельском лагере были Л. Боллевич, С. Халмер, А. Ковалевский, К. Луковський, Ф. Сикорский, П. Скуратович, некоторые из них были в отставке. Около 600 офицеров — летчики, более десятка — преподаватели высших учебных заведений, несколько сотен — мобилизованных в армию инженеров, немало учителей. Подавляющее количество этих людей были расстреляны работниками органов НКВД и захоронены на окраине Харькова весной 1940 года. Немало жителей пос. Пятихатки, расположенного рядом с территорией 6-го квартала лесопарковой зоны заявляли, что в подростковом возрасте часто происходили раскопки захоронений, где находили черепа с пулевыми отверстиями, различные воинские награды, монеты буржуазной Польши, металлические пуговицы с орлами. Позже находки у них были изъяты, а место захоронений ограждено с целью прекращения раскопок. Судьба уничтоженных польских военнопленных фактически была предрешена еще в записке Л. Берии, содержавшей проект Постановления Политбюро, который автоматически был превращен в соответствующее Постановление от 5 марта 1940 года. Рассмотрение дел и вынесение по ним решений возлагалось Постановлением ЦК ВКП(б) на специальную тройку в составе руководящих работников НКВД СССР — замнаркома СССР Меркулова В.Н., Кабулова Б.З. и начальника 1-го спецотдела Баштакова Л.Ф. Вся эта процедура была превращена фактически в чисто техническую операцию, поскольку в постановлении ЦК конкретно указывалось применение к содержавшимся во всех 3-х лагерях польским военнослужащим и другим арестованным на территории западных областей Украины и Белоруссии высшей меры наказания — расстрела. Это внеправовое решение придавало видимость законности содеянному в глазах исполнителей расстрелов, так как сама акция проводилась в строжайшей тайне и была чисто внутриведомственной. Уже в апреле—мае 1940 года на основании вышеназванного Постановления ЦК ВКП(б) начальником управления по делам военнопленных Сопруненко П.К. формировались команды по 90-260 человек из числа военнопленных и других граждан Польского государства, содержащихся в тюрьмах Западной Украины и Белоруссии. На этих людей оформлялись списки-предписания с присущей для лагерей и тюрем нумерацией. На основании таких предписаний и соответствующих приказов начальников лагерей военнопленные направлялись специальными эшелонами под охраной конвойных подразделений в распоряжение начальников указанных в предписаниях областных управлений НКВД для их расстрела. Именно так было и с харьковским этапом, расстрелянным в апреле-мае 1940 года, как уже упоминалось, в подвальных помещениях харьковской внутренней тюрьмы НКВД, что подтвердилось проведенными в 1991 году раскопками. Долгие годы не удавалось найти документальные подтверждения проведенной органами НКВД СССР акции по уничтожению польских военнослужащих. В конце мая — начале июня 1989 года наконец-то группой историков были найдены тщательно скрываемые списки уничтоженных польских военнопленных и документы по их транспортировке, о чем было сообщено Президенту СССР. 14 апреля 1990 года в сообщении ТАСС было указано на виновность Л. Берии и его ведомства в расстреле польских военнопленных весной 1940 года. Президентом СССР М. Горбачевым Польской стороне был передан по этому вопросу ряд архивных документов, включая именные списки расстрелянных. В сентябре того же года Главная военная прокуратура СССР возбудила уголовное дело по факту расстрела польских военнопленных. В ходе следствия удалось выяснить целый ряд архивных документов, в т.ч. и документов Управления по делам военнопленных НКВД СССР, Управления конвойных войск и других ведомств. Именно на этой основе проводились подготовительные работы по исследованию Харьковского захоронения с участием работников Главной военной прокуратуры и прокуратуры Киевского военного округа. Уже первые работы в 6-м квартале лесопарковой зоны Харькова, проводившиеся с 25 июля по 6 августа 1991 года, дали свои результаты. Было проведено 49 раскопов и 5 зондажей. В 2-х раскопах за № V/91 и XXII/91 выявлены останки 167 польских офицеров. Эксгумационные работы, которые проводились с участием польских специалистов и представителей Генеральной прокуратуры Польши и Министерства юстиции РП, подтвердили нахождение в этих захоронениях военнопленных из Старобельского лагеря. Путем исследования архивных документов установлена связь между списками-предписаниями на отправку военнопленных из Старобельского лагеря в УНКВД Харьковской области весной 1940 года. К концу 1990 года удалось найти решение ЦК ВКП(б), подписанное И.В. Сталиным в начале 1940 года, и доказать сокрытие этих исторических документов бывшим руководством СССР и КПСС в течение многих десятилетий. Благодаря этому представилась возможность вплотную подойти к завершению вопроса об уничтожении польских военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского лагерей и более тщательно заняться исследованием эпизодов уничтожения поляков в тюрьмах Западной Украины и Белоруссии. В октябре 1992 года представитель Президента России Б.Н. Ельцина передал Президенту Польши Л. Валенсе найденное в российских архивах Постановление ЦК ВКП(б) от 05.03.1940 года для успешного завершения работ по установлению всех исторических подробностей расстрела польских военнопленных. Однако, работы по установлению мест захоронения польских офицеров в г. Харькове продолжались и после 1991 года, они велись с перерывами до октября 1996 года. С 1994 года, в связи с расследованием уголовного дела о массовых захоронениях жертв политических репрессий в 30-х, — 40-х годах XX столетия у пос. Быковня в г. Киеве и других местах Украины, этим вопросом занималась военная прокуратура Центрального региона Украины, а затем Северного региона. От Российской стороны был получен целый ряд копий обнаруженных в российских архивах документов расследуемого периода с подтверждением фактов расстрела военнопленных офицеров Войска Польского не только на территории России, Белоруссии и Украины, но и в самих тюрьмах НКВД УССР и Белоруссии. Тем временем поисково-эксгумационные работы в 6-м квартале г. Харькова продолжались. Так, в течение летне-осеннего периода 1995-1996 годов среди обнаруженных захоронений 1937-1938 годов выявлено 13 захоронений польских офицеров. Характерно то, что в 15 польских захоронениях, раскопанных в 1991, 1995 и 1996 годах, обнаружено 4302 польских военнослужащих. Не следует забывать, что по архивным спискам Старобельского лагеря офицеров, которые отправлялись в распоряжение Харьковского УНКВД в апреле-мае 1940 года, значилось 3891 человек. Как выяснилось, позже 80 военнопленных офи- церов из этого списка по тем или иным причинам были в последний момент отправлены в иное место. Таким образом, в Харьковской тюрьме было расстреляно 3 811 военнопленных. Сравнивая цифры 4302 и 3811 вполне естественно напрашивается вопрос, откуда еще взялись 495 польских офицеров. Причем в одном из двух раскопов 1991 года нашли останки женщины, которая среди узников Старобельского лагеря не значилась, а также были опознаны по индивидуальным вещам останки польского прокурора Станислава Мальчевского из Львова, который также не числился среди узников названного лагеря. Его фамилия под № 1838 значилась в киевском списке из 3 435 человек — польских офицеров, пограничников, полицейских, жандармов и представителей государственных структур Польши, содержащихся в тюрьмах западных областей Украины. Обращает на себя внимание и тот факт, что среди узников Львовской тюрьмы НКВД и западных областей Украины на 10.12.1939г. значилось 570 арестованных польских офицеров и значительное количество работников правоохранительных органов. По своему составу и количеству львовская группа как раз соответствовала в определенной части Старобельскому контингенту польских военнопленных, расстрелянных на основании Постановления ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года. Не следует забывать, что в п. 2 данного Постановления говорилось о расстреле в весенний период 1940 года узников тюрем Западной Украины и Белоруссии. Наиболее вероятно, что собранная во Львове группа из 570 человек была этапирована в распоряжение Харьковского УНКВД и 495 человек из нее расстреляны в тех же подвальных помещениях. Сам факт обнаружения среди останков захороненных польских офицеров, польского прокурора и неизвестной женщины подтверждает этот вывод. Хотелось бы отметить, что в ходе раскопок 1996 года удалось обнаружить значительное количество документов, большое количество фрагментов польского обмундирования, знаков отличия, наград, индивидуальных жетонов, на основании чего установлены 284 фамилии расстрелянных и их место захоронения. Всего за время раскопок было вскрыто и обработано 75 захоронений, из которых 15 — захоронения польских военнопленных. В 60 захоронениях периода 1937-1939 годов оказались останки 2098 расстрелянных граждан СССР. После завершения археолого-эксгумационных работ на месте захоронения жертв политических репрессий 30-х годов и захоронения польских военнослужащих был установлен мемориальный комплекс, открытый в 2000 году Президентами Польши и Украины.
|
| © 2024 Библиотека. Исследователям Катынского дела. Публикация материалов со сноской на источник. | На главную | Карта сайта | Ссылки | Контакты |